В. руке Бориса мерцал большой прозрачный фиолетовый камень. Быстрая тревожная пульсация постепенно замедлилась, камень словно бы успокаивался, и вместе с ним успокаивался я. Камень гипнотизировал, подчинял себе, одурманивал. Некоторое время я стоял, покачиваясь, будто пьяный, затем плюхнулся в кресло, мои костяные руки со стуком упали на колени. Тревога оставила меня, а вместе с ней и воля. Я ни о чем не думал, ничего не хотел, только завороженно смотрел на камень. Вот он вспыхивает, посылая мне свой колдовской сигнал и затухает, говоря, спокойно, спокойно. Разгорается и гаснет, разгорается и гаснет... - Вот и хорошо, - сказал Голос. - Ты должен был пройти через это, чтобы не просто понять, а ПРОЧУВСТВОВАТЬ свое нынешнее положение. Сиди и слушай. После твоих похорон ночью тайно я переоборудовал могилу: превратил ее в склеп, чтобы ты мог поднять крышку гроба, которую я укрепил на петлях. То же самое я проделал с надгробием. В основании его я укрепил талисман, под воздействием которого мертвое тело разложилось без остатка за полтора месяца. Когда процесс закончился, я разбудил тебя. - Зачем? - Мы были друзьями... - Спасибо, - поблагодарил я безжизненным голосом. - Но не только поэтому. Есть дело, которое при всех моих знаниях я не могу выполнить один. Со временем ты узнаешь о нем. Если мой план удастся, мы будем жить вечно. Мы будем всемогущи, все наслажденья будут доступны нам. - Какие наслажденья доступны скелету? - горько сказал я. - Ты будешь иметь тело! Постоянное тело! А пока, чтобы обрести его, тебе необходима кровь. Действие той порции, что я дал тебе, закончилось, нужна новая. Всего-то... Борис замолчал. Камень продолжал мигать ровно и успокаивающе, как ночной светофор. - Почему же ты сразу не сказал? И не дал ее? - спросил я, глядя на Бориса с ненавистью. - Ты должен ионять свое нынешнее положение, чем ты обязан мне. Так у нас будет меньше недоразумений... В жизни ты был упрямым, поступал всегда так, как тебе заблагорассудится. Не думаю, чтобы после смерти твой характер изменился. Ты должен укротить свой нрав, направить свою энергию и разум в том направлении, которое укажу тебе я. - Я готов. Камень исчез и я очнулся. Подняв глаза на Бориса, долго молча смотрел на него. Багровая аура, прошитая черными извивающимися змеями, пылала вокруг его головы. Я обвел взглядом комнату. Она пугающе изменилась. Обои надувались белесыми пузырями, они лопались и из них выглядывали жуткие рожи. Разрывы быстро затягивались и вскоре пузыри начинали набухать в других, местах. Мебель шевелилась и меняла форму, как пластилиновая. У ножек вырастали когти, начинавшие скрести паркет или ковер, на дверцах появлялись похабные надписи, вырезанные ножом, а затем и те части человеческого тела, о которых в них говорилось. С потолка свешивались заросли шевелящихся крысиных хвостов, затянутых паутиной. На столе в хрустальной чаше рубиновой звездой горела кровь. Я схватил чашу и в три глотка осушил ее. Через минуту я вновь был человеком. Борис услужливо подал мне опять полную до краев чашу. - Тебе надо не меньше двух литров в день, - сказал он. - С кровью проблем не будет! - Он мерзко хохотнул. Увидев злые огоньки, зажегшиеся в моих глазах, он добавил: - Я сохранил для тебя Марину. Меня словно обожгло изнутри. - Марина... повторил я тихо. - Да, да, твоя обожаемая жена. Я погрузил ее в волшебный сон, стер воспоминания о твоей смерти. Вы сможете жить, как прежде, будто ничего не произошло. - У нас были дети? - Нет, но вы сможете иметь их. - Где она? - Рядом. Мои пальцы впились в подлокотники, я рванулся вперед. - Спокойней! - Борис со смехом замахал на меня рукой. Спокойней! Когда ты будешь готов к встрече, она произойдет. Сейчас тело твое слишком неустойчиво и в любой момент... - он сделал многозначительную паузу. Окрепни и тогда я отведу тебя к ней или приведу ее к тебе. Как пожелаешь. - Как долго она спит? - Я сделал это сразу после панихиды. Не было полной уверенности, что с тобой все пройдет гладко. За такой короткий срок. Я не знал, как долго она будет горевать по тебе. Зачем лишние проблемы. Я смотрел на него, сузив глаза. - Не злись, на правду жизни бессмысленно злиться. - А как с остальными людьми? - спросил я, игнорируя его нравоучения. Она пропала после моих похорон и появится через какое-то время вместе со мной. - Не беспокойся, как только мы осуществим задуманное, я все улажу при помощи магии. В наших руках будет такая сила. Ты вообразить не можешь, на что мы будем способны. - Покажи мне ее хотя бы спящей, - попросил я. - Нет, - Борис покачал головой. - Твое присутствие может нарушить чары и тогда... я не представляю, что может выйти. Потерпи день-другой. Я скрежетнул зубами. - Скажи тогда, что за дело предстоит нам. - В свое время, - тоном, не допускающим возражений, ответил он. Я внутренне сжался и похолодел от ярости, но внешне ничем не выдал себя. Он мог помыкать мной, как хотел. Я - раб! Моя жена - его заложница! Но я ему нужен, позарез нужен. Сколько с него запросить? Я не знал этого. Я должен был ждать, играть его игру, пока не смогу начать свою. Как мне хотелось вцепиться ему в глаза и вырвать их. Все эти ощущения и мысли стремительной волной прокатились внутри и я безжалостно сравнял их с землей, заморозил. Лед и стылая земля - вот все, что осталось от моей пламенной ярости. Когда я поднял глаза на Бориса, он ответил мне змеиной улыбочкой. Он прекрасно видел и понимал происходящее - посмеивался про себя, глядя, как я укрощаю себя, словно дикого гордого жеребца. Он наслаждался этим зрелищем, пил мои чувства. Это я тоже вписал в счет, который собирался предъявить в будущем. Мгновенье, и его взгляд смягчился. - Просто поверь, это было необходимо, - сказал он проникновенным голосом. Хорошо, я отведу тебя к ней, но будь благоразумен. Мы встали, и он повел меня прочь из гостиной в полумрак холла, в комнату, где латал мой пробитый пулей череп. Встав лицом клевой от двери стене, Борис по-паучьи зашевелил пальцами. Мое внутреннее зрение включилось вновь, позволяя видеть сеть из разноцветных светящихся паутинок, сплетенных в сложный узор, очерчивавший прямоугольник, по размеру и форме точь-в-точь напоминавший дверь. Затаив дыхание, я следил за его манипуляциями. Вскоре я понял, это действительно была дверь, и Борис снимал с нее заклятье. Узелки на паутине вспыхнули звездами, от них в разные стороны побежали по нитям маленькие огоньки и очертили дверь толстой светящейся полосой. Дверь распахнулась и за ней взгляду открылся, длинный коридор. В нем царил полумрак, но тем не менее я разглядел чудище, сторожившее проход. Оно было лохматым и косолапым, а верхние его конечности были вооружены длинными желтыми когтями. Чудище уставилось на нас красными, горящими как фонари, глазами и заворчало. Борис подошел к нему, потрепал по плечу и сунул что-то в пасть. Челюсти щелкнули, и зверюга довольно заворчала. Борис тихим голосом отдал приказ, она неспеша поднялась, почти касаясь макушкой высокого потолка. Шагнув вправо, чудище скрылось в стене. Борис поманил меня рукой и двинулся вперед. Проходя мимо того места, где исчезла охранявшая коридор тварь, я покосился вправо. Чудище никуда не исчезло, оно сидело в глубокой нише и таращилось на меня безумными рубиновыми глазами. Мы дошли до конца коридора, я прикинул, в нем было метров 20 30. По обе стороны шли двери, запечатанные, каждая особым заклятьем. Ни в одной обычной московской квартире, по моему разумению, не могло быть такого коридора, кроме как у власть предержащих. - Его и нет, - отозвался на мои мысли Борис. - Этот коридор и комнаты расположены в ином - магическом пространстве. Я растерянно заморгал - никак не мог привыкнуть к его бесцеремонному вторжению в мое сознание. - Все ли мои мысли он способен читать? - подумал я. Ответа не было. Тогда я поставил возле этого вопроса галочку. Позднее я выясню это. Последняя из дверей распахнулась, когда Борис снял с нее заклятье. И мы вошли в спальню, обставленную как в обычной городской квартире. И это все, что я успел заметить. Мой взгляд устремился к лицу женщины, лежавшей ва постели, и я уже не мог оторвать его от этого лица. Оно было бледным и прекрасным, тени длинных ресниц залегли во впадинах под глазами, по подушке рассыпались русые волосы. Тонкие руки покоились поверх одеяла. Осторожно ступая, я приблизился к кровати. - Будь благоразумен! - прозвучал в моей голове Голос. Я стал рядом с постелью. Не могу описать, что творилось со мной в этот миг. И радость, и боль, и горечь утраты, и вновь обретенное счастье, и страх, и надежда - поочередно сменяли друг друга. Марина беспокойно заворочалась во сне. - Быстрее отсюда! - зашипел Борис и, схватив меня за рукав халата, потащил к двери. Я подчинился, но шел, как во сне, не отводя глаз от любимого лица. Затем я внаглую выхлебал остатки коньяка и отправился спать. Сквозь сонную тупость и пьяную дурь прежде, чем я провалился в забытье, прорвались две важные мысли. Около них тоже пришлось поставить галочки на потом из-за полной неспособности соображать.
      НАМ НЕ ВИДАТЬ СЧАСТЬЯ, ЕСЛИ Я НЕ ОДОЛЕЮ ЕГО. ЕСЛИ ОН ТАКОЙ КОЛДУН, ОН МОГ СДЕЛАТЬ С НЕЙ ВСЕ, ЧТО ХОТЕЛ, ПОКА Я ЛЕЖАЛ В МОГИЛЕ... Я был так пьян, что даже на ревность не хватило запала. Следующие два дня я наслаждался жизнью: ел, пил, набирался сил, смаковал ощущения своего вновь обретенного тела. На третий, когда я собрался уже всерьез подступить к Борису с требованием разбудить Марину, меня неожиданно охватила апатия, потом начал бить озноб. Я хлебнул из хрустальной чаши, которая теперь всегда напонненная до краев стояла в гостиной, но это почти не помогло. Дождавшись Бориса, ушедшего по делам в город, я кинулся к нему. Оя выслушал меня и сказал: - Ты созрел для свежатинки. Полчаса спустя о принес двух живых кур и зарезал их на кухне. Когда кровь перестала капать из перерубленный шей, он бросил мертвых птиц в ящик, похожий на большую стиральную машину, прикрутил к стенке прозрачный шланг и нажал на кнопку. Машина загудела, кровь толчками потекла по трубке прямо в чашу. Я попробовал свежатинки и едва не свалился в обморок это было подобно взрыву. Опаленный им изнутри, шатаясь, я наощупь нашел стену и прислонился к ней, закрыв глаза. Голова кружилась, сердце выбивало пулеметную дробь, тело сотрясала дрожь. Я застонал. - Борис! - крикнул я в испуге. - Обожди чуток. Первый раз всегда так. Я подчинился. Страх не отпускал меня до тех пор, пока я не почувствовал себя нормально. Протяжно вздохнув, я открыл глаза. Сила и сияющая радость переполняли меня. Я чувствовал себя, как только что заряженный аккумулятор. Переполнявшая меня энергия требовала выхода. Борис с ухмылкой наблюдал за мной. - Теперь мы можем пойти прогуляться. Этой порции тебе хватит по меньшей мере на сутки. Завтра у меня много дел. Я оставлю тебе деньги, пойдешь сам на птицефабрику, спросишь на проходной Володю-хромого, он сделает тебе курочек. Бери три пары, чтобы хватило на выходные. Мы их тут кое-чем подкормим, подзарядишься от каждой на сутки. А потом... - Он сделал многозначительную паузу. - На той неделе сможешь повидаться с женой. Но учти! Некоторое время я смогу прерывать магический сон только на вечер и ночь. Утром она вновь должна будет заснуть. Только так удастся пока заблокировать нежелательные воспоминания. Жизнь ваша будет идти как прежде, все неприятные события последних месяцев сотрутся из ее памяти, а в дневное время Марина будет проживать во сие свою дневную жизнь, не ведая о том, что это только сон. Когда мы осуществим задуманное мною, не нужны станут ни куры, ни этот неудобный обман. Борис замолчал и устремил на меня тяжелый пронизывающий взгляд. Он был таким властным, требующим покорности и полной откровенности, что в первый момент я спасовал, но в следующий мою слабость сменила вспышка гнева и возмущения и я вернул ему точно такой же взгляд. Борис хмыкнул и отвел глаза. - Быстро осваиваешься, - бросил он и вышел. - Собирайся! - донесся из коридора его голос. Некоторое время я стоял в задумчивости, размышляя над первой его фразой. В чем я осваиваюсь быстро?.. И понял: ОН ХОТЕЛ ПРОЧЕСТЬ МОИ МЫСЛИ И НЕ СМОГ!!! Таков был ответ и такова была причина недовольства Бориса. Надо научиться скрывать свои мысли, не давать ему руководить мною, как марионеткой. - Долго мне тебя ждать! Его окрик заставил меня испуганно вздрогнуть. Я шагнул к двери, но тут же повернул назад к столу. Схватив тушку курицы, я припал к перерубленной шее и с преувеличенной жадностью стал сосать из нее кровь. Вошел Борис. Я бросил на него отсутствующий взгляд и схватил вторую курицу. - Но, но! Не переусердствуй! Борис небольно шлепнул меня по руке. - Надо меру знать. Ты получил достаточно. А будешь излишествовать, станешь алкоголиком. Принимая во внимание то, к какому напитку ты питаешь пристрастие, это доставит нам массу хлопот. Мы сидели на скамье в парке. Хотя солнце уже опустилось за верхушки деревьев, воздух, земля, доски скамьи источали пропитавшее их за день тепло. Было пустынно. Неторопливо прохаживались по аллеям парочки пенсионеров да на противоположной стороне пруда, возле которого расположились мы, материлась компания с пивом. - Красота, - тихо сказал Борис, глядя, как легкая волна баюкает отражающийся в ней мир. - Жизнь стоит того, чтобы цепляться за нее зубами и когтями. - Слишком назойливо ты втолковываешь мне это, с раздражением подумал я. - Это было сказано не для тебя, - мысленно отозвался Борис. - Я сказал это самому себе. Я криво ухмыльнулся и приступил к задуманному. Отгородившись от своего благодетеля глухой стеной, позволил себе представить очень простые вещи, которые, однако, должны были задеть его самолюбие. Прошли минуты. - Представляю, как остро и жадно чувствуешь ты развоплотившийся и воплотившийся вновь, сказал Борис. - В мире много незабываемых ощущений, которые тебе неведомы и которые испытал я. Но то, что пережил ты, ПОКА недоступно мне. - Юрий, надо обсудить одну деликатную проблему, сказал он безо всякого перехода. - Пошел ты! - отозвался я, поставив мысленный блок. Мне нужно было наверняка знать, насколько велики его способности проникать в мое сознание. Борис никак не отреагировал на мой мат. Это одновременно обнадежило и вселило подозрение в меня. Не притворяется ли он? Моя игра так примитивна, что стоит ему переиграть меня? Чтобы узнать наверняка правду, мне нужно сделать нечто такое... Да! Направленное против него. Такое... что он не сможет не отреагировать. Может быть все это плохо кончится, но мне не нравится роль подопытного кролика. Мне не нравится роль пса, который по первому же приказу фас должен, не задумываясь, бросаться на кого-то, кто не сделал ему ничего плохого. Мне не нравится быть послушным орудием в руках человека, использующего любую возможность, чтобы показать, насколько я зависим от него. И я, и моя жена... - Ты - первый, над кем я провел этот эксперимент. Не знаю, до конца ли он удался. Иногда колдовство вытворяет с нами странные вещи. Я тебе рассказывал немного об этом. - К чему ты клонишь? - К тому..., Борис сделал многозначительную паузу. - Оставь эти дешевые штучки. Прежде, чем я разбужу Марину, ты должен убедиться в своей полноценности. - Что?! - Насколько ты мужчина. Я расхохотался. Во мне играла такая сила. - Пусть это тебя не тревожит. - Это встревожит тебя в самый неподходящий момент. Ты слишком возомнил о себе. Не забывай, ты не обыкновенный человек. Ты нестабилен. И если у тебя сейчас штаны трещат, вовсе не значит, что ты гигант секса. На женщин уходит уйма энергии, а твоя возобновляется только за счет крови. Ты можешь развоплотиться в самый неподходящий момент. Мне трудно будет заставить Марину забыть еще и ЭТО. Когда она увидит, что лежит в объятиях скелета. - Сволочь! - сказал я, словно выплюнул. - Выкладывай, что ты задумал. - Я дам тебе адресок одной дамы, чтобы ты не рыскал по панели и не подвергал себя опасности подцепить дурную болезнь. После смерти это совершенно ни к чему. Борис заржал самовлюбленно. Я холодно и брезгливо глядел на него. Отсмеявшись, приятель посмотрел на меня. Выражение моего лица ничуть не испортило ему настроения. Самоуверенность и чувство превосходства его были так велики, что я не скажи или не сделай, это никак не повлияло бы на него. - Запоминай, - сказал он, облизывая мокрые губы.
      Из динамика домофона ответил приятный молодой голос. Я назвался и замок щелкнул, открывая мне дорогу к удовольствиям. Надо признаться, я немного нервничал. Очень мило. Переживать о том, сколько раз подряд сможешь трахнуть бабу спустя два месяца после смерти, попытался пошутить я. Но мне было не смешно. Этот вопрос действительно волновал меня. Я сел в низкое кресло и закурил, невзирая на предупреждение Минздрава. Мертвецу рак не страшен. Рука моя нервно потянулась к карману, где лежали деньги, данные Борисом. Я прислушался: шумела вода, играла музыка. - Эй! Мне долго еще ждать? Шум воды прекратился и после паузы на пороге гостиной появилась высокая стройвая блондинка с распущенными по плечам волосами. У нее были серые глаза и вызывающе торчащая грудь. - Здравствуйте, - она подошла ко мне и протянула тонкие пальцы. Я сжал их. - Я здесь уже давно сижу. - Я была в ванной... - женщина попыталась высвободить руку, но я не отпускал. - Какой вы сильный. Я притянул ее к себе и обнял за талию, - О, ты деловой! Боря сказал, ты на всю ночь? - Она выжидающе замолчала и, положив руки мне на грудь, попыталась оттолкнуть меня. Я усмехнулся и достал деньги. Хозяйка пересчитала их и удовлетворенно кивнула. - Подождите, пока я переоденусь. - Это ни к чему. Тем более, что ты нс сможешь сделать этого, на тебе ничего нет. - Обещаю, вам понравится. - Нет! - я покачал годовой. - Ну тогда может быть хотите вначале выпить? - Лучше потом. - Она коротко рассмеялась. - Какой нетерпеливый. - Если бы ты знала, какой я нетерпеливый на самом деле. - Я сейчас это узнаю. - Она подала мне руку и повела за собой. Надо признать, спальня у нее была шикарная - настоящий будуар жрицы любви. Я подошел к туалетному столику, заставленвому косметикой, взял первый попавшийся флакон, понюхал. - Давно знаешь Борю? Я поставил флакон на место и посмотрел на проститутку. Она стояла, прислонившись к платяному .шкафу. Чуть сдвинув брови, она ответила: - Это к делу не относится. - Относится. Ты ответишь мне на все вопросы, какие я задам. А что относится к делу или не относится, решать буду я. Я шагнул к ней. Она попыталась улизнуть, но я ловко схватил ее одной рукой за плечо, другой за запястье. - Садись-ка со мной рядом. Поговорим. Проститутка попыталась вырваться, но силы были явно неравными. - Как ты смеешь! - в бешенстве закричала проститутка. - Сука рваная! - Ты сама напросилась. У меня всего-то пара невинных вопросиков, а ты взбесилась, как дикая кошка. - Отпусти! - Она попыталась ударить меня по лицу, но я перехватил ее руку. - Ну вот, еще и драться? - укоризненяе воскликнул я. Я же сильнее и к тому же совершенно бессовестный тип. У тебе безнадежное положение. - Мне больно! Отпусти немедленно, не то я закричу. - Может быть это научит тебя не устраивать глупых сцен. Кричать? Начинай. Кто-нибудь услышит, если заорать как следует. Я схватил ее за запястья и толкнул так, что она упала на спину поперек кровати. Навалившись сверху, стал тискать - грубо и больно - горячее упругое тело. Это ей было знакомо и привычно, она сразу успокоилась. - Кричи, сказал я, кусая ее сосок. Пока не поздно. - Заткнись! - Раздвинув ноги, она прижала меня к себе. - Садист недоделанный. Она сама даже не подозревала, насколько была права насчет недоделанного. И еще - она зря надеялась, что секс отобьет у меня окоту задавать вопросы. По воле или против воли ей все равно придется ответить на них. - Неплохо бы чего-нибудь пожевать, а? сказал я, приподнимаясь иа локте. Сквозь открытое окно лился свежий прохладный воздух и чистый лунный свет. - Четыре раза, - с удовлетворением подвел я итоги. Прислушался к своим ощущениям и не обнаружил ничего угрожающего. - Потерпишь, - лениво ответила Лена. Я только что узнал ее имя. Она закурила, огонек зажигалки осветил сосок и я тут же накрыл его ладонью. Поглаживая ее грудь, я насчитал тринадцать жадных затяжек и Лена расправилась с сигаретой. Видимо так она обычно расслаблялась после работы. Она была хороша в постели, я был доволен собой, все было хорошо и поэтому мне не хотелось сейчас думать об отношениях, связывающих ее с Борисом. Чуть позже, сказал я себе и встал. Взяв со стула рубашку, накинул ее на плечи. - Ради бога, сними ее! Не думала, что ты такой стыдливый, Лена рассмеялась, вскочила и вышла из комнаты. Немного погодя она вернулась с подносом. Я придирчиво осмотрел его содержимое и остался доволен. - На, дьявольское отродье, лопай! - Лена присела на край постели. - Дьявольское?.. повторил я, насторожившись. Что ты имеешь в виду? Я налил себе виски. - Ты меня трахал, как врага народа. Если ты, подкрепившись, пристанешь снова, я потребую дополнительную плату. Ты меня эксплуатируешь. - Ничего, ты выдержишь. Я знаю. - Но за отдельную плату. - Хорошо, - согласился я. Нужно было определить предел моих возможностей, именно за этим я сюда пришел. А за-то, что она могла увидеть в конце, не грех было и заплатить. К счастью ничего не произошло. Я лишь возгордился своими мужскими способностями. Враг народа была мокрой от пота, когда я оставил ее в покое. Когда Лена заснула, я тихонько встал и вышел из спальни. Желания мои в основном были удовлетворены, разве что хотелось еще немного выпить. Ее бар не уступал богатой кооперативной палатке, предлагая широкий выбор импортных напитков. Я положил руку на приглянувшуюся мне бутылку, да так и застыл. В углу, притиснутый толпой искрящихся бутылок с разноцветным содержимым, стоял старинный подсвечник с черной наполовину обгоревшей свечой. Такие я видел у Бориса. Вот почему она так бурно реагировала на мои вопросы о нем. Лена - не обыкновенная проститутка, она его приспешница. Что ж, придется оставить свои вопросы при себе. Борис встретил меня похабной улыбочкой. - Ну как, отдуплился? Сколько? Я изобразил итальянский жест, ударив ребром ладони по сгибу руки и показав ему кулак. - Понятно. По самый локоть. Как чувствуешь себя? - Вполне. Давай на этом закончим диспансеризацию. Все ясно. Когда я смогу увидеть Марину? - Так не терпится? - Пауза, сопровождаемая гаденькой улыбочкой. - Так не терпится. Когда? Борис пожал плечами. - Когда пожелаешь. - Сегодня. - Хорошо. Вечером. До этого мне придется потрудиться перекроить магическое пространство. Спальня - точная копия вашей. Теперь нужно создать всю остальную квартиру. - И она ничего не заметит? - Ничего. Гарантирую. - И как я явлюсь? - Ты придешь с работы. Сядешь на кровать, наклонишься и поцелуешь ее. Она проснется и спросит: Который час? Ты ответить. Она сладко потянется и скажет: Что-то я разленилась. Легла после обеда вздремнуть на полчасика и вот... Затем обовьет твою шею руками и притянет к себе... - Достаточно! Ты собрался расписать нашу встречу, как пьесу? - Ни в коем разе! - Борис картинно замахал на меня руками. - Я только объясняю тебе, как вести себя, и что будет казаться ей. - Твои возможности так велики, что мне трудно будет избавиться от мысли, не подглядываешь ли ты все время за нами. Борис сжал губы ниточкой. - У тебя есть выбор. Откажись. У меня закаменело лицо, но я стерпел. Как собака на коротком поводке, я рванулся, вообразив, что свободен, но ошейник тут же удавкой перехватил горло. Ладно, твоя взяла, колдун. ПОКА. - Нет, - сказал я. - В котором часу? - В семь ровно. - Когда подзарядка? - За час до свидания. - Благодарю тебя за все. Сейчас я хотел бы отдохнуть. - Конечно, конечно!
      Я тихо вошел и сел на край постели. Я намеревался некоторое время полюбоваться ею спящей, освоиться, чувствуя себя несколько неуверенно. Мне казалось, хоть я и знал, что только казалось - она может заметить во мне какую-нибудь противоестественность. Испугаться, отвергнуть меня. А я не мог позвоаить себе такую роскошь, кровь жертвы отсчитывала время в моих жилах. Золушке было несравненно легче, чем мне. Она точно знала, когда нужно убегать, чтобы не превратиться на глазах принца из прекрасной незнакомки в замарашку. Я же знал отпущенное мне время очень приблиэительно. И кроме всего прочего, я совершенлио не доверял Борису. Ждал него какой угодно каверэы, какого угодно сюрприза. Хотя я был тих и осторожен, Марина сразу проснулась, как только я вошел в спальню. Приподнялась на локтях, одеяло сползло с ее груди, тонкую ткань ночной рубашки натянули полные груди с большими острыми сосками. В моем воображении вспыхнула картина: я увидел эти груди обнаженными, целовал упругие соски, голова Марины была запрокинута, длинная прекрасная шея казалась еще длинней, волосы размегадись по великолепным плечам. Она прерывисто дышала. Я рывком откинул одеяло. Ее ночнушка сбилась до самого живота. Ноги были полусогнуты и раздвинуты. Между полных белых бедер темнел треугольник волос, переходящий в полоску, скрывавшую то, о чем я мечтал и ради чего готов был на любые преступления. Марина инстинктивно сдвинула ноги и прикрылась рукой. Но рубашку одергивать не стала. Моя женщина, моя ЖЕНЩИНА, моя единственная радость. Как ты чудесна в такой позе: приподнявшаяся на локтях с полураздвинутыми ногами, волосами, упавшими на гибкую спину. Как прекрасны и нежны твои бедра, как упруги трепетны груди. Ты мое сокровище, моя страсть, моя любовь, моя собственность? Марина села и обвила руками мою шею, как в сценарии Бориса. - Надо будет сходить с проверкой к тебе в офис, промурлыкала она мне на ухо. - Раньше ты не приходил таким возбужденным. Не слишком ли много стало у тебя молодых длинноногих секретарш и сотрудниц? Я не ответил ей и опрокинул на спину. - Ну-у! - притворно-протестующим тоном воскликнула Марина и замолчала. Потом судорожно вздохнула. Я поцеловал ее между ног, сначала нежно, а дальше, вкладывая всю накопившуюся во мае страсть. Минуту, другую она наслаждалась моими ласками, потом сказала слабым голосом: - Переоденься, прими душ, я подожду тебя. Я исполнил ее просьбу, чтобы не нарушать естественного хода событии. Час назад я обрел тело, полчаса назад вышел из ванной, десять минут назад надел этот костюм. Но для Марины я целый день был в делах и в бегах, пропотел и пропах сигаретным дымом. Когда я вошел в спальню, Марина лежала на левом боку лицом к двери, укрытая одеялом. Встретив мой взгляд, она быстро опустила глаза, убедившись в том, в чем хотела убедиться, и с улыбкой протянула мне навстречу руки. Я лег рядом и, откинув одеяло, прижался к ней. Теплая и прекрасная, твердая и мягкая, робкая и бесстыдная, мучительно желанная, она послушно прильнула ко мне. Я перевернул Марину на спину и лег сверху, крепко вжавшись между плотно сжатых напряженных бедер. В треугольную впадинку между лобком и бедрами я уложил свои бубенчики, а самое главное, большое и горячее - на ее атласный прохладный живот. Я переплел свои пальцы с ее пальцами и вытянул руки вверх, глядя, как поднимаются следом груди, как натягивается на них кожа, как встают острия сосков. Глаза Марины были закрыты, ресницы трепетали, из приоткрытых сладких губ вырывалось частое дыхание. Она была готова к безумию. Сначала я поцеловал ее - ВСЮ. От лба и мочек ушей до пяток. Потом попросил встать. Не отзывая глаз, как сомнамбула, Марина поднялась. Недаром на Востоке сравнивают женщину с трепетной ланью. В них обеих - божественное проявление красоты, гармония, которую нельзя измерить и описать, которой можно только поклоняться. Женщина - это морские волны, взлеты и паденья, крутые изгибы и плавные впадинки. Волна волос, скольженье шеи, взлет грудей, покой живота, изгиб спины, упругие холмики ягодиц, плеск накатившейся на берег, теряющей силу ласковой изнемогающей волны - длинных прекрасных ног. Она стояла предо мною с закрытыми глазами, откинутой головой в ожиданьи. Я положил левую руку на живот, правую - на поясницу и стал медленно нежно гладить ее, опускаясь ниже и ниже. Марина раздвинула ноги и мои руки сомкнулись, ощутив жар ее лона. Волосы на нем были шелковистыми, но гораздо грубее ее нежной прохладной кожи. Это так возбуждало. Они предупреждали, мы охраняем тайну тайн, сад радостей земных, будь страстен, но нежен. Мои пальцы скользнули в желанный сад, он был бархатист и влажен. Я взял Марину за бедра и повернул к себе спиной. Мои горячие ладони легли на ее ягодицы. Я раздвинул их и приник губами к началу ложбинки. Короткий поцелуй и долгое движенье языка. Укус, другой в левую половинку, в правую. Она тонко вскрикивала от моей ласки. - Нагнись! Марина нагнулась. Ее ягодицы разошлись, и я двинулся сверху вниз, ие оставляя ни одного сантиметра, где бы не побывай мой язык. Я добрался до ануса, она судорожно задышала и сжала ягодицы. - Не надо, - выдохнула она прерывистым полушепотом. - Надо, я люблю тебя всю! И она подчинилась, позволяя мне делать все, что взбредет в мою безумную голову. - Я не могу больше, - охрипшим голосом произнес я чуть погодя. Ее руки, крепко сжимавшие мою голову, отпустили меня. - Как ты хочешь? - Вот как, - сказал я, опрокидывая ее на спину. Марина раздвинула ноги... О, как описать то, что изведали все, но что необыкновенно и сокровенно для каждого?! Я вошел в нее яростно и глубоко. Ее груди запрыгали от моих неистовых толчков. Я пронзал ее тело своей необузданной страстью, и оно подчинялось ее грубой покоряющей силе. Я обожал овладевать ею в такой позе. Она была вся раскрыта, вся видна мне. Ее раздвинутые ноги означали не только желание, но и покорность. Я был ее хозяином. Она была дикой лошадью, которую я объезжал, каждый раз доказывая, кто ее господин. - Я долго не продержусь, выдохнул я, чувствуя, как быстро накатывается сладкая волна оргазма. - Давай! Давай! Не жди меня, я успею вместе с тобой! И я не стал ждать. Я больше не был ласков, я был груб - крутил соски, насиловал яростно. Конец никогда не походит на начало и все, что я делал, было именно тем, чего желала Марина. - Я уже больше не могу. Сейчас! Сейчас! Я наполню тебя, наполню тебя! шептал я ей на ухо. Марина задышала часто-часто, стала извиваться подо мной. Лицо ее исказилось и она закричала. И тогда я наполнил ее. Потом мы лежали - она на спине, я на боку. Расслабленные и удовлетворенные. - Погладь попку, - попросила она, и я исполнил ее просьбу. Она подставляла мне свои разгоряченные влажные ягодицы, изгибаясь, как кошка. Я перевернул кошку на спину. Она раскинула руки, груди торчали, дразня, полусогнутые раздвинутые ноги словно приглашали: загляни, узнай, что там. Там было очень мокро и гораздо больше места, чем 20 минут назад. - Западные колдуны говорят, что в тебя надо обмакнуть два листочка. Потом, когда они высохнут, зашить в шелк. Получатся могучие талисманы, которые будут хранить нас от всяких бед. - Ты хочешь ободрать мои цветы? - со смехом спросила Марина. - Когда вокруг будут деревья, тогда мы это и сделаем. Надеюсь, мы делаем это не в последний раз? - Не в последний, - ответил я и взял ее снова. В эту ночь я был чемпионом по сексу.