Показывает блюдо, на котором лежит горка камуфляжных орехов в золотых обертках.
      Х у д о й г о с т ь. Это что еще за поп с хвостом?
      Т о л с т ы й г о с т ь. Это Собака Берганца. Сочинения все того же Гофмана. Говорящий пес.
      Х у д о й г о с т ь. А! Говорящий поп? Ну, в этом нет еще большого чуда.
      Ф о р ш (продолжает). Господа и госпожи, дорогие гости! Перед вами орехи счастья. В каждом из них содержится предвозвещение вашей судьбы либо же указание на ваш характер. Ибо древние мудрецы говорили, что характер человека это и есть его судьба.
      Х у д о й г о с т ь (подойдя к Форшу). И что же с ними делать?
      Ф о р ш. Выберете орех, уважаемая Маска, и отдайте фройляйн Мари - я разумею принцессу. А там увидите сами.
      Х у д о й г о с т ь берет верхний орех, подает п р и н ц е с с е.
      П р и н ц е с с а (Форшу, с опаской). А он расколется, святой отец?
      Ф о р ш. Всенепременно расколется. Он очень хрупкий.
      П р и н ц е с с а вкладывает орех в зубы маски. Ф о р ш дергает рычаг. Маска клацает зубами, орех распадается на две части. В нем записка. Общий восторженный вскрик.
      П р и н ц е с с а (развернув записку, читает). Для Вас в теории Платона
      Целебный кроется елей:
      Хотя Вы пентюх неученый,
      Зато в душе мудры, как змей!
      Вокруг хохот.
      Х у д о й г о с т ь (смутившись). Глупые стишки! Хотя я, правда, Платона не читал, но не думаю, что стал от этого дураком.
      Т о л с т ы й г о с т ь. Там сказано, что в вас таится мудрость. (Берет орех.) Посмотрим, что выпадет мне из рук нашей прелестной Пифии!
      Ф о р ш. Посмотрим, любезнейшее Домино!
      Передает орех п р и н ц е с с е. Операция повторяется в прежнем виде.
      П р и н ц е с с а (читает). От Гиппократа наставленье Вы получить могли бы тут.
      Но поздно браться за леченье,
      Когда рога уже растут!
      Общий смех.
      Т о л с т ы й г о с т ь. А! старые штучки. Я все это видел еще в Риме. Кой чорт позарится на мою жену? Она добродетельна, как вязальная спица!
      Отходит к рампе вместе с х у д ы м.
      Х у д о й г о с т ь. Так всегда при наших дворах. Они мнят себя Версалем или, по меньшей мере, Дворцом дожей.
      Т о л с т ы й г о с т ь. Не расстраивайтесь, мой друг. Позвольте мне вас теперь угостить понюшкой.
      П р и н ц е с с а (Форшу, негромко). Кто писал стихи?
      Ф о р ш (гордо). Я.
      П р и н ц е с с а. Не слишком ли это грубо, святой отец? Как бы гости не обиделись.
      Ф о р ш. Один обидится - все посмеются. Смотрите, вот еще желающий.
      К ним подходит К о т М у р р.
      Хотите орех, котик? (Приглядывается к нему.)
      К о т М у р р кивает.
      Тогда бы я предложил вам вот этот.
      К о т М у р р кивает опять. Ф о р ш подает орех п р и н ц е с с е, все повторяется, как и прежде.
      П р и н ц е с с а (читает).
      По наблюденью Феофраста
      Скупой - что денежный мешок.
      Тебя избавит от балласта
      Тобою вскормленный дружок.
      Общее молчание.
      (Недоуменно.) Странное пророчество!
      Ф о р ш. Кого это вы пригрели на своей груди, герр Мурр?
      Внезапная дробь барабана. Все оглядываются. Из-за кулисы быстрым шагом идет М ы ш и н ы й К о р о л ь. Маска скрывает его лицо. Свет гаснет, он движется в кругу от софита. Толпа расступается перед ним. Щ е л к у н ч и к пытается выхватить шпагу, но не успевает. М ы ш и н ы й К о р о л ь взмахивает рукой и вонзает ему в грудь кинжал. Общий крик. Щ е л к у н ч и к валится на пол.
      П р и н ц е с с а. Боже мой! Это же кровь! (В ужасе.) Вильгельм! Вильгельм!
      Общий переполох. Маска Щелкунчика отлетает в сторону.
      (Изумленно и испуганно.) Лемке?!
      П р и н ц сдергивает с себя маску Кота Мурра. П р и н ц е с с а бросается к нему. Полная тишина.
      П р и н ц (Гофману, запинаясь, со страхом). Это ты его... ради меня?!
      М и н и с т р встает. Лицо его в крови.
      М и н и с т р (хрипит). Лезвие... застряло. Не ушло в рукоять... Я ранен... (Валится к ногам Гофмана.)
      Ф р а у Ш у л ь ц истерически вскрикивает. Шульц, тоже уже без маски, и Ф о р ш подхватывают м и н и с т р а.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Врача! Врача! (Бросается за кулису.)
      Г о с т и теснятся вокруг раненого.
      П р и н ц (громко). Все прочь! Праздник кончен. Тут уголовное дело.
      С л у г и уносят на руках Л е м к е. Ф о р ш сопровождает их. Г о с т и и ф р е й л и н ы скрываются за кулисами.
      (Гофману, сухо.) Останься здесь.
      Быстро идет вслед за Л е м к е.
      Сцена седьмая
      На сцене Ш у л ь ц в трико с мышиным хвостом, с лицом, залитым слезами; п р и н ц е с с а без полумаски; Г о ф м а н в костюме Дроссельмейера. В руках у него вместо палочки нож.
      П р и н ц е с с а (сдавленно). Гофман! Как же вы могли!..
      Г о ф м а н (кланяясь). Я не пойму, как это случилось, ваше высочество! Этот театральный кинжал...
      Ш у л ь ц. Я сам его принес. И ударил... Боже мой, Боже мой! (Закрывает лицо руками.)
      Г о ф м а н. Он тупой. Но его заело... (Показывает.)
      П р и н ц е с с а. А если бы не заело? И вы нарочно подменили принца министром, чтобы я подумала... О! Вы негодяй!
      Г о ф м а н (подавлен). Я во всем виноват, ваше высочество!
      П р и н ц е с с а. Это я вижу сама. (С отвращением.) То, что сказал мой муж, - правда?
      Г о ф м а н. Что вы имеете в виду?
      П р и н ц е с с а. Вы что-то замышляли против старика?
      Г о ф м а н. Клянусь вам, нет, принцесса Лотта!
      П р и н ц е с с а. Тогда против принца? Против меня? (Всхлипывая.) Нет, я не хочу ничего знать. Вы низкий, бессовестный обманщик! Да снимите же этот дурацкий колпак! Я вас видеть не могу!
      Убегает.
      Г о ф м а н (полностью уничтожен). Ведь она права!
      Снимает колпак. Входит Ф о р ш.
      Ф о р ш. Ему лучше. Он неопасно ранен. Но много крови. Врач уже там.
      Ш у л ь ц (искренне). Слава тебе, Господи! (Складывает молитвенно руки.)
      Г о ф м а н. Он в сознании?
      Ф о р ш. Да. Принц говорил с ним и утешал его. Но скажите мне, господин Амадей, как это все случилось? Ведь это вы всё подстроили? Зачем?
      Г о ф м а н (медленно). Зачем? Так ли уж теперь это важно? Я хотел, чтобы принц увидел мертвого Лемке. Но я не думал причинить вред Лемке.
      Входит быстрым шагом п р и н ц.
      П р и н ц (на ходу). Шульц? Ко мне в кабинет.
      Скрывается за другой кулисой. Ш у л ь ц следует за ним.Появляется Ф р а у Ш у л ь ц.
      Г о ф м а н (ей). Вы тоже считаете меня кровопийцей?
      Ф р а у Ш у л ь ц (сбившись). Я... я ничего не понимаю... Я ждала чего угодно... Но это...
      Г о ф м а н. Вы можете не беспокоиться. Вашему мужу ничего не грозит. (Ядовито.) И даже на его карьере это отразится самым положительным образом.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Что это значит? Как вы можете так говорить?
      Г о ф м а н. Вы увидите.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Где он?
      Г о ф м а н. Шульц? У принца.
      Ф р а у Ш у л ь ц (обмякнув, растерянно). Да... Как все странно... (Форшу.) Святой отец, отстегните хвост.
      Ф о р ш хлопает себя по лбу, начинает отстегивать хвост. Входит Ш у л ь ц. На лице его крайнее изумление.
      Ш у л ь ц. Господин Теодор... Не знаю, как вам сказать... Принц в восторге. Лемке уволен на покой... по собственной просьбе. Вам предлагается занять его место.
      Г о ф м а н (раздельно). Его место?!
      Ш у л ь ц. Да. (Быстро.) Я остаюсь секретарем и перехожу под ваше начало. Но - господин Гофман! Неужели... Неужели вы это примете?
      Г о ф м а н (медленно). А вы?
      Ш у л ь ц. Я? Нет! (С бешеной решимостью.) Я не хочу наживаться на чужих костях!
      Г о ф м а н. Что же вы предлагаете?
      Ш у л ь ц. То, что говорил Лемке.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Карл!..
      Ш у л ь ц. Жена! Есть вещи, через которые переступать нельзя.
      Г о ф м а н. Итак - революция?
      Ш у л ь ц. Революция, бунт, заговор - что угодно. Так жить немыслимо. Сегодня Лемке, а завтра...
      Г о ф м а н (усмехаясь). Так вы боитесь?
      Ш у л ь ц (горько). Я от ужаса потерял страх... Сейчас принц вызовет к себе вас. Он еще беседует с принцессой.
      Г о ф м а н. Она не допустит моего назначения.
      Ш у л ь ц. Он ей все объяснит.
      Г о ф м а н. И что мне делать?
      Ш у л ь ц. Что хотите. Но помните то, что я вам сказал. Я не отступлюсь от своих слов.
      Уходит вместе с ф р а у Ш у л ь ц.
      Г о ф м а н. Нам понадобится время... (Смотрит перед собой.) Я, кажется, спятил. Я словно сплю... Боже! как быть? Куда бы деться? (Оглядывается.)
      Ф о р ш (мягко). Вверх.
      Г о ф м а н (вздрогнув). Что вы сказали, святой отец?
      Ф о р ш. Вверх. Всего одна ступень. Лишь одна. (Показывает рукой.)
      Г о л о с п р и н ц а (за сценой). Эрнст?
      Г о ф м а н (возвысив голос). Сейчас! (Тихо.) Сейчас...
      Ф о р ш. Но вам нельзя на нее взобраться. Можно только взойти.
      Г о л о с п р и н ц а (за сценой). Эрнст!
      Г о ф м а н (тихо). Да. Да. Я иду.
      З а н а в е с
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      Сцена первая
      Кабинет п р и н ц а. П р и н ц и Ш у л ь ц за своими столами. Г о ф м а н за столом м и н и с т р а. Все трое погружены в работу. Ш у л ь ц торопливо строчит пером, п р и н ц читает, делая в тексте пометы, Г о ф м а н просто читает.
      П р и н ц (не подымая головы). Господин министр?
      Г о ф м а н (не подымая головы). Ваше высочество?
      Пауза.
      П р и н ц (рассеянно). Что... что пишет ваша супруга?
      Г о ф м а н. Госпожа Миш(? Ей лучше, но еще хворает.
      П р и н ц (так же). Хворает, но уже лучше... Та-ак... (Внезапно.) Шульц!
      Ш у л ь ц. Да, ваше высочество?
      П р и н ц. Шульц, это ты составлял последний отчет о доходах с сиротского дома?
      Ш у л ь ц. Я, ваше высочество.
      П р и н ц. Господин министр этот отчет видел?
      Ш у л ь ц (покосившись на Гофмана). Видел, ваше высочество.
      П р и н ц. Что он сказал?
      Ш у л ь ц. Что... что он не понимает ничего в бухгалтерии.
      П р и н ц. Однако за своим окладом следит прилежно...
      Г о ф м а н продолжает читать, не обращая внимания.
      Впрочем, сейчас речь не об этом. Речь о другом: баланс не сходится.
      Ш у л ь ц (испуган). Не сходится, ваше высочество?
      П р и н ц. Нет. И дело, как всегда, в нулях. Конечно, сущие копейки талеров триста, но или ты пересчитаешь, или придется удержать из твоей зарплаты.
      Ш у л ь ц (вскочив). Я пересчитаю... Позвольте, ваше высочество... (Хочет взять со стола лист.)
      Г о ф м а н (подняв голову). Принц, позволь, я хотел бы взглянуть на твои новогодние тезисы.
      П р и н ц. Взгляни, Эрнст. Они у Шульца. Шульц!
      Ш у л ь ц (сбившись). Да, господин министр! Сию минуту! (Бросается к своему столу, забыв про отчет.) Вот они! (Извлекает из пачки бумаг. Смущенно.) Только... только я не успел еще переписать их. А почерк его высочества...
      П р и н ц (Гофману). Ты читаешь мой почерк?
      Г о ф м а н. Случалось.
      П р и н ц. Так разберешь.
      Ш у л ь ц отдает лист Г о ф м а н у, п р и н ц передает отчет Ш у л ь ц у, Ш у л ь ц садится на свое место, все вновь погружены в работу. Пауза.
      Г о ф м а н. Гм-м...
      П р и н ц. В чем дело, Эрнст?
      Г о ф м а н. Вот тут одно место...
      П р и н ц. Оно тебе не нравится?
      Г о ф м а н. Вот это. (Читает.) "Упиться и еще раз упиться! Это, конечно, не цель, но тот способ, которым мы приблизим себя хотя бы к пониманию истинной цели".
      Ш у л ь ц. Глубокая мысль.
      П р и н ц (Шульцу, с ненавистью). К а к а я мысль?
      Ш у л ь ц (смешавшись). Ну - ведь это новогодние тезисы...
      П р и н ц (Гофману, холодно). Тут написано "учиться". А не "упиться". "Учиться".
      Г о ф м а н (невозмутимо). Ах вот как! Прости. У тебя действительно плохой почерк.
      П р и н ц. Так перепиши сам. Да не малюй моих рож на полях - это не способствует ведению дел.
      Г о ф м а н (глядя в тезисы). А причем здесь учеба?
      П р и н ц. Это сочинил Форш.
      Г о ф м а н. А ты писал под его диктовку? да?
      П р и н ц не отвечает. Пауза.
      П р и н ц. Шульц!
      Ш у л ь ц. Да, ваше высочество.
      П р и н ц. Сходи, проверь, готов ли кофе.
      Ш у л ь ц выходит.
      Последнее время я все как-то хочу спать перед обедом. (Зевает, потягивается.) К чему бы это?
      Г о ф м а н молчит.
      (Сменив тон, внезапно.) Итак, Эрнст, лезвие застряло случайно.
      Г о ф м а н (устало, подняв взгляд). Я тебе объяснял это уже много раз, Вильгельм.
      П р и н ц. Но ведь я же должен быть уверен, что ты получил свой пост зря!
      Г о ф м а н. Ты можешь быть уверен. Я получил его зря.
      П р и н ц (покладисто). Хорошо, Эрнст. Однако тебе нравится самому распоряжаться моими деньгами?
      Г о ф м а н (осторожно). Пожалуй. Я чувствую себя свободней.
      П р и н ц. Вот видишь! На что ты, кстати, их тратишь?
      Г о ф м а н. Хочешь, я представлю отчет?
      П р и н ц (замахав руками). Ни боже мой! Ты меня не так понял. Мне все равно. Не вводи только Шульца в расходы. Это было бы несправедливо.
      Г о ф м а н. С чего ты взял, что я ввожу его в расход?
      П р и н ц. Ну, ты рассеян, а он тактичен, между тем ты у него живешь. Ему не должно быть это обременительно: справедливость прежде всего.
      Г о ф м а н. Ты бы повысил ему оклад, чем толковать о справедливости.
      П р и н ц. Ни в коем случае. Если ты помнишь, мы уже как-то обсуждали с тобой суть добра.
      Г о ф м а н. Я помню. Лемке это едва не стоило жизни.
      П р и н ц. А почему? Все потому, что ты пустился в романтические бредни, хотел меня разжалобить... Кажется, так?
      Г о ф м а н (вздохнув). Хорошо, если бы это понимала принцесса.
      П р и н ц. Да, она тебя теперь не любит... (Задумчиво.) Это опасно попасть в немилость к моей жене.
      Г о ф м а н. У тебя замечательная жена. И потому это особенно скверно.
      П р и н ц. Наоборот. Ведь справедливость - заметь себе, это уже мои мысли, не Форша,- справедливость есть лучшее качество дураков. Добро, когда оно логично, как раз и приводит к справедливости. Тебе как юристу это хорошо должно быть известно.
      Г о ф м а н. К чему ты клонишь?
      П р и н ц. Вот к чему: я должен быть справедлив со своим народом. Это то, что они от меня требуют в силу присущей им от рождения дураковатости. (Вскакивает, ходит по кабинету.) Все остальное они мне простят: налоги - лишь бы поровну со всех; обманы - лишь бы все обманулись; даже подлость - лишь бы все могли почувствовать себя морально выше меня. Лемке был моим министром; он здорово нажился на мой счет. Справедливость требовала, чтобы я его наказал. Но тут вмешался ты. Разумеется, ты сделал ставку на совесть: лучший Лемке это мертвый Лемке, но ведь Лемке тоже человек, ну и вся эта чушь. И, конечно, выиграл я. Если бы я был мистик, я бы сказал, что мир держится на справедливости. Клинок заело. Я тебе верю. Но суди сам: ведь это был перст судьбы. И мне осталось лишь чуть-чуть ей помочь: ну там чтобы он пролежал в кровати месяц, а не неделю - он столько и пролежит; и чтобы ты сел в его кресло. Последнее тоже справедливо. Вот так. А несправедливо то, что ты разонравился Лотхен. Ведь ты действовал, как романтик, как рыцарь, - просто не сработал кинжал! Да, это несправедливо - тебя осуждать. И это хорошо. Ни ты, ни Лотта не можете пожаловаться на недостаток мозгов. Между тем логика наука недоумков, как и мораль - прибежище ничтожеств. А тут пахнет настоящей жизнью - что ж, мои поздравления, Эрнст!
      Г о ф м а н. Обидная тирада.
      П р и н ц. Может быть. Но необходимая. Сейчас придет Шульц, и ты поймешь почему.
      Входит Ш у л ь ц с кофейным подносом. Ставит чашки перед п р и н ц е м и Г о ф м а н о м. Потом садится за стол.
      (продолжает.) Как раз перед твоим приездом я ввел оплату за доносы. Не помню, говорил ли я тебе это или нет.
      Г о ф м а н. Нет.
      П р и н ц. Как бы там ни было, я платил аккуратно. И не зря. (Подходит к столу, достает пакет, вынимает оттуда вчетверо сложенный лист.) Читайте. (Дает Шульцу.)
      Ш у л ь ц (читает, покрываясь попутно потом). "Сим довожу до Вашего сведения, что Ваш статс-секретарь при поддержке своей супруги, советницы фрау Шульц, замышляет лишить Вас имущественных прав путем учреждения над Вами опеки." Подпись: "Благонамеренный"...
      П р и н ц (Шульцу). Ты не знаешь, кто это?
      Ш у л ь ц (дрогнувшим голосом). Н-нет... нет.
      П р и н ц (Гофману). Ну вот! Что ты на это скажешь?
      Г о ф м а н (пожимает плечами). Обычная ябеда. А что?
      П р и н ц. Все не так просто. "Благонамеренный", гм. Я, признаться, давно слежу за этим человеком - разумеется, не за ним самим, а за тем, что он пишет. Он очень чуток к ситуации, к перемене политических сил. У него острый ум. Он понимает, когда и чем можно меня тронуть... или задеть. Мы, немцы, очень ранимый народ - по крайней мере, в ряде случаев. Вот и теперь: какой же заговор, когда при дворе Гофман? (Шульцу.) Вообрази: ведь это останется в вечности. Будут судачить: "т о т с а м ы й Шульц"; или еще того хуже: "И ты, Шульц!.."
      Ш у л ь ц. Я не пойму, о чем вы, ваше высочество!...
      П р и н ц. Я о справедливости. Ведь это будет несправедливо - как ты считаешь? - если после всего, чем мы друг другу обязаны, ты замахнешься на меня? Справедливый человек так поступить не может.
      Ш у л ь ц (запинаясь). Но... ваше высочество... У меня и в мыслях нет... чего-либо такого...
      П р и н ц (вдруг угас). Хорошо. (Смотрит на чашку.) Что-то и кофе не хочется... Ладно. Время обедать. До вечера, господа!
      Встает, быстро выходит Сцена вторая
      Г о ф м а н (как бы про себя). Ну да. А я-то, конечно, человек несправедливый.
      Ш у л ь ц (зло). Интересно, какая сволочь написала вот это? (Указывает на донос.)
      Г о ф м а н (рассеянно). Одно могу сказать, Шульц: не я.
      Ш у л ь ц. Я понимаю, господин Теодор, что не вы. (Рассматривает донос.) Почерк какой-то знакомый...
      Г о ф м а н (тоже взглянув на лист). Почерк, конечно, изменен. Он подражал прописям.
      Ш у л ь ц. Не приложил ли тут руку наш милый святоша?
      Г о ф м а н. Нет, на него это не похоже никак. Да он и не вмешивается всерьез в мирские дела: целибат, Шульц, есть целибат.
      Ш у л ь ц. Ну, может быть, и не он. Как бы там ни было, принц теперь настороже. Нам надо действовать быстрее, иначе...
      Г о ф м а н (со скукой). А какая разница, Шульц? Ведь все равно принц должен сам подписать свое отречение. И учредить опекунский совет. Пускай себе приготовляется к мысли...
      Ш у л ь ц (горько). Разве вы не знаете принца, господин Теодор? Неужели вы думаете, что он будет сидеть сложа руки? Я удивляюсь, как это мы еще на свободе.
      Г о ф м а н. Вы хотите сказать: как это мы еще не уволены, Шульц?
      Ш у л ь ц. Ну да, я это и имел в виду.
      Г о ф м а н (вздохнув). А я бы не отказался быть уволенным, говоря откровенно.
      Ш у л ь ц (испуганно). То есть как? Вы отказываетесь?
      Г о ф м а н (со смехом). Да от чего отказываться-то? Ведь ничего же не происходит.
      Ш у л ь ц. Как это не происходит? (Вдруг становится на цыпочки, неслышно подбегает к кулисе, шепотом.) Жена!
      С заговорщическим видом входит ф р а у Ш у л ь ц. В руках у нее корзинка с кастрюльками.
      Ф р а у Ш у л ь ц (быстро оглядываясь). Он ушел?
      Щ у л ь ц. Да. Что это у тебя?
      Ф р а у Ш у л ь ц. Обед.
      Ш у л ь ц. Зачем?
      Ф р а у Ш у л ь ц. Не можете же вы сидеть голодными! А в гостиной вам лучше не появляться.
      Г о ф м а н. Что за вздор! Почему?
      Ф р а у Ш у л ь ц. Как будто вы не понимаете, господин Гофман! (Начинает расставлять кастрюльки на столе.) У нас же здесь сейчас будет заседание комитета.
      Г о ф м а н (закатив глаза). Боже правый! Какого еще комитета? Что вы напридумывали?
      Ш у л ь ц. Комитета оппозиции.
      Г о ф м а н. И кто в него входит?
      Ш у л ь ц. Вы. И мы.
      Г о ф м а н. Тьфу! Для чего такая конспирация? Мы могли бы все обсудить дома.
      Ш у л ь ц. Сейчас поймете. (Открывает портфель, достает свернутый в трубку лист.) Вот.
      Г о ф м а н. Что это?
      Ш у л ь ц. "Отречение".
      Г о ф м а н. Это вы писали?
      Ш у л ь ц. Да. Чистовик. Не хватает только подписи принца и печати. Прочтите, господин Теодор: может быть, нужно что-нибудь изменить. Тогда я перепишу все заново.
      Усаживается за стол п р и н ц а, придвигает к себе кастрюльку. Ест. Г о ф - м а н читает.
      Г о ф м а н. И вы собираетесь предъявить это принцу?
      Ш у л ь ц. Да. Сегодня.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Мы с Карлом думали, что предъявите вы.
      Ш у л ь ц (поспешно). Но если вы не хотите...
      Г о ф м а н. Нет, отчего ж. (Читает.) Да, тут все ясно. Получается, что управлять страной буду я.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Именно так и получается, господин Гофман.
      Ш у л ь ц. Мы, разумеется, вам поможем... А также и Лемке, когда будет в состоянии... Я полагаю, он не откажется. Герцог Микаэль, а с ним и фон Альтман прислушаются к его словам. Он был человек влиятельный.
      Г о ф м а н. Да, был. А что же Форш?
      Ш у л ь ц. Причем здесь Форш? Я ему многим обязан, но - в таком деле он лишний.
      Г о ф м а н. В таком деле было бы очень недурно заручиться поддержкой церкви. И Форш...
      Входит Ф о р ш.
      Ф р а у Ш у л ь ц (в сторону). Ну вот, накликали. (Громко.) Здравствуйте, святой отец!
      Ф о р ш. Слава Иисусу Христу!
      Сцена третья
      Ш у л ь ц. Вы, отец Вальдемар, как всегда кстати. (Прячет "Отречение".)
      Г о ф м а н. Не откажетесь ли присесть, ваше преподобие? Я хотел спросить у вас совета.
      Ш у л ь ц и ф р а у Ш у л ь ц испуганно переглядываются.
      Ф о р ш. Возможно... э... я для того и пришел. (Садится в кресло.)
      Г о ф м а н. Я не буду темнить, святой отец, а также начинать издали. Мы здесь готовим дворцовый переворот.
      Ф о р ш. Я так и решил - по вашему виду.
      Ш у л ь ц. У нас разве какой-то особенный вид?
      Ф о р ш. Есть отчасти, господин Шульц. И потом эта походная кухня... (Указывает на кастрюльки.)
      Ф р а у Ш у л ь ц. У Карла больной желудок. Я всегда ношу ему обед...
      Ф о р ш. Гм. А мне казалось, принц частенько звал вас к своему столу. Впрочем, в этом ли дело?
      Г о ф м а н. Да, святой отец. Дело не в этом.
      Ф о р ш. Но чем не угодил вам принц, позвольте спросить?
      Ш у л ь ц (криво усмехнувшись). Своим характером.
      Г о ф м а н. Вы же сами говорили, отец Вальдемар, что характер человека это его судьба. Помните? На празднике.
      Ф о р ш. Да, помню. Характер у него действительно скверный. И что же: вы хотите его убить?
      Ш у л ь ц (сложив руки). Господи избави! Ведь мы не французы! Узурпаторов среди нас нет.
      Ф р а у Ш у л ь ц. И они нам не нужны.
      Ф о р ш. А тогда что?
      Г о ф м а н. Ну - речь об опекунском совете.
      Ф о р ш. А, понимаю: вы хотите опекать принца. Так сказать, заботиться о нем.
      Г о ф м а н. Вроде того. Чтобы ему было тепло, сытно, уютно. Он же всегда заботился о нас.
      Ш у л ь ц. Да уж.
      Ф о р ш. Это хорошо. Но согласится ли принц?
      Ш у л ь ц. А кто его будет спрашивать?
      Ф о р ш. Как же так? Ведь он-то вас спрашивал!
      Ш у л ь ц. О чем?
      Ф о р ш. О том, хотите вы его забот или нет.
      Ш у л ь ц. Конечно, спрашивал. Коли не нравится - убирайся. Вот у меня сейчас испытательный срок. Я испытываю: хочу ли я его ласк или предпочту сдохнуть с голоду.
      Ф о р ш. Но ведь раньше вы как-то жили без него? Уж господин Амадей точно. Да и при нем не видно, чтоб вы голодали. А в своем театре вы бы уже давно спились, господин Шульц, - извините за откровенность.
      Ш у л ь ц. Да, спился бы. Но сам. А тут - каждодневные унижения. Он-то, конечно, мне не даст спиться.
      Г о ф м а н. Шульц прав. Принц действительно благодетель. Он многим сделал добро. И многих оскорбил. Это у него хорошо продумано.
      Ф о р ш. А каковы ваши претензии?
      Г о ф м а н (без большого азарта). Что ж, я присоединяюсь к Шульцу. Принц жесток. Он расчетлив, скуп и циничен. Он беспринципен - извините за дурной каламбур. Он подрывает основы человеческой жизни, смешивая высокое с грязью, опрокидывая веру в те вещи, без которых сама жизнь оказывается насмешкой. Он самодур. В истории бывают эпохи тишины - это, может быть, лучшие часы человечества. Он и такие, как он, отравляют именно их. Они гении будней - злые гении, надо сказать. Этого довольно?
      Ф о р ш. Довольно. Поговорим лучше о любви. Ведь вы любите принца, господин Амадей?
      Г о ф м а н. Да - вопреки.
      Ф о р ш (мягко). Не обманывайте себя, такой любви не бывает. Вы на ложном пути, сын мой.
      Г о ф м а н (улыбаясь). Хотя вы и священник, то есть отец, но я все-таки старше вас, господин Форш.
      Ф о р ш. Ничуть. Старше тот, кто ближе к смерти. А ваша любовь, как и любая любовь, исходит из тайных законов соответствия. Не так уж трудно найти, что у вас общего с принцем. Недаром вы метите на его место. А он, возможно, завидует вам. Но важно не это. Важно то, что он действительно ваш друг, и к тому же навсегда ваш друг. Этого изменить нельзя, вы знаете сами. Позвольте, я прочту вам один отрывок по памяти - ведь собственно память, в более высоком смысле, заключается, я полагаю, в очень живой, подвижной фантазии, которая получив толчок, может словно бы силой волшебства оживить целую картину прошлого со всеми присущими ей красками и всеми ее случайными особенностями.
      Г о ф м а н (продолжая улыбаться). Какой отрывок, мой дорогой Форш?
      Ф о р ш. Отрывок вот какой. Он будет здесь к месту... (Вдруг странно изменив голос.) "Бра-тец, хи... хи!.. Ты меня узнал? Пойдем-ка со мной, со мной, да заберемся на крышу, под самый флюгер. Он сейчас наигрывает веселую свадебную песнь. Ведь филин-то женится! Давай-ка поборемся там с тобой, и тот, кто столкнет другого вниз, выйдет в короли и вдоволь напьется крови".
      Г о ф м а н (опустив голову). Я был молод, когда это сочинил. Мне самому очень нравился этот филин. И флюгер. А принц был совсем мальчишка и из всех сил старался, чтобы я с ним дружил.
      Ф о р ш (обычным голосом). Вот видите, господин Амадей. Каждый из вас был занят полезным делом. Но принц и сейчас не мешает вам сочинять все так, как вам хочется, разве нет?
      Г о ф м а н. Пожалуй.
      Ф о р ш. Ну да. А во всех этих бунтах, переворотах, путчах кроется за всей шумихой огромная скука. Разве вы сами не знаете?
      Ш у л ь ц (холодно). Не могу с вами согласиться, святой отец. Торжество справедливости не может быть скучным.
      Ф о р ш. Справедливости? да. Но ведь тут никакого торжества не будет. Будет разве что игра в него, за которой прячется обычная... дележка.
      Ш у л ь ц. Дележка чего?
      Ф о р ш. Денег, конечно. И это скучно.
      Г о ф м а н. Беда в том, отец Вальдемар, что вам тоже нечего предложить. Становиться Творцом? Управлять мирами? Играть в человечков? Тоже скука, когда представишь.
      Ф о р ш. Но ведь вы, господин Амадей, играли в свои фантазии? И любили их?
      Г о ф м а н. Любил. Играл - двадцать лет. Но даже уже теперь чувствую усталость. А вы хотите продлить мне игру навсегда? Нет уж. Предпочитаю забвенье.
      Ф р а у Ш у л ь ц (Шульцу, тихо). О чем это они?
      Ш у л ь ц (пожимает плечом). Не знаю.
      Ф о р ш. Мы о литературе. И раз уж об этом зашла речь, то я, господин Амадей, позволю себе еще одну цитату - даром что уже отстегнул свой собачий хвост, а вы не бранитесь, как бывало, на портвейн и не хвалите бифштекс по-даллахски.
      Г о ф м а н. У вас завидная память, святой отец!
      Ф о р ш. Ну, в этот раз я буду следовать оригиналу лишь отчасти. Итак, что же вам предложить, господин Амадей? Кровь, что течет у вас в жилах, слишком горяча. Ваша фантазия из одного озорства часто рвет магический круг жизни и бросает вас, неподготовленного, без оружия и защиты, в некое царство волшебного принца, где враждебные духи могут однажды уничтожить вас. Вы сами знаете это - так пейте меньше вина, а дабы примириться с большинством ваших знакомых, считающих вас по праву дураком, повесьте у себя над рабочим столом - или где бы вы ни были - золотое правило отца-францисканца, то есть меня. Согласно ему, надо предоставить вещам в мире идти так, как они идут, то есть своим ходом, а об отце-настоятеле не говорить ничего, кроме хорошего! (Встает, кланяется.) Мне пора, господа. Вы не стесняйтесь, продолжайте ваши дела, я же хотел еще нанести визит старику Лемке: он, говорят, чувствует себя много лучше. Всего доброго, господин Амадей! Кстати, у принца сегодня именины. Вы помните?
      Выходит.
      Ш у л ь ц. Что ж, от церкви, как видно, проку мало.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Не было бы вреда.
      Сцена четвертая
      Ш у л ь ц. Ну, господин Теодор, что будем делать с "Отречением"?
      Г о ф м а н (стараясь сосредоточиться). Как вы себе это представляете?
      Ш у л ь ц. Я себе это представляю так. Сейчас... (Ищет глазами часы.) ...сейчас половина четвертого. К четырем придет принц. Мы вдвоем или вы один - как вы сами решите - вручим ему эту бумагу. После этого он...
      Г о ф м а н (перебивает). ... после этого он кликнет слуг и нас спустят с лестницы.
      Ш у л ь ц (таинственно улыбаясь). Э, с слугами не все так просто. (Обернувшись к фрау Шульц.) Клара!
      Ф р а у Ш у л ь ц. Сейчас, сейчас. (Идет к кулисе. Громким шепотом.) Девочки! Де-во-чки!
      Строем входят одетые в мундиры ф р е й л и н ы. Останавливаются, развернувшись в цепь.
      1-я ф р е й л и н а. Мы здесь, госпожа советница!
      Ф р а у Ш у л ь ц. Молодцы! (Гофману.) Как видите, двор с нами.
      Г о ф м а н. А слуги?
      Ф р а у Ш у л ь ц. На них тоже можно положиться.
      Ш у л ь ц (не без гордости). Мы предусмотрели все.