При последних словах Ф р а у Ш у л ь ц в домашнем платье, в чепчике и в кухонном фартуке входит, неся на вытянутых руках дымящуюся кастрюльку с бульоном. Ставит ее на стол перед Г о ф м а н о м, берет поварешку и наливает бульон в стоящую рядом тарелку.
      Благодарю вас, дражайшая госпожа советница!
      Ф р а у Ш у л ь ц. Кушайте на здоровье. Бульон целебный. Горлу это крайне полезно. А что до Рима, то ваш Тик прав, если только, конечно, он имел в виду Святой Дух, который веет где хочет.
      Г о ф м а н. Возможно, он говорил о Нем.
      Ф р а у Ш у л ь ц. И очень жаль, господин Гофман, что вы по болезни не были вчера на службе в монастыре. Служил сам епископ - как всегда в Рождество.
      Г о ф м а н. А что делал Форш?
      Ф р а у Ш у л ь ц. Держал хоругвь.
      Г о ф м а н. Воображаю.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Все было очень торжественно. Их высочества горячо молились.
      Г о ф м а н (кивнув). Да, жаль. Но ничего: я отыграюсь сегодня на бале. (Ест.)
      Ф р а у Ш у л ь ц (отойдя от стола, после небольшой паузы). Скажу вам правду, господин Гофман, - ведь вы же знаете, как мы вас все любим. Мне даже грустно подумать, что вы уедете и дети будут обходиться без ваших сказок. Но эта затея с балом мне не по душе.
      Г о ф м а н (отложив ложку). Вот так новость! Вы же сами мне помогли с костюмами, фрау Шульц!
      Ф р а у Ш у л ь ц. Да, а теперь жалею. (Подходит к маске Щелкунчика). Этот наряд просто ужасен. (Дергает раз-другой за рычаг, маска клацает зубами.) Разве это Щелкунчик? Мне чудится в нем что-то жуткое. Все это не кончится добром. Да вы, мне кажется, добра и не хотите... Вы, верно, обижены на принца, господин Гофман?
      Г о ф м а н. Что вы, фрау Шульц! Ведь он мой меценат! Взгляните на мой гардероб: такому бы позавидовал любой князь или граф. А коллекция трубок? Жаль, что я не могу сейчас курить! Мне тепло, сытно, покойно. Если бы не принц, не знаю, как бы я тут жил со своим тощим карманом.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Нет, я вижу, что вы расстроены, господин Гофман! Я понимаю, вам вряд ли нужна вся та роскошь, которой вас окружили во дворце и которая все же не спасет вас от нужды. Но ведь принц ваш друг, а значит, рано или поздно все обернется к вашему благу.
      Г о ф м а н (задумчиво). Едва ли. Едва ли, милейшая фрау Шульц. (Продолжает есть.) И вы напрасно говорите, что я расстроен. Или, тем паче, зол. Я никогда не желал никому зла. Но однажды мой родственник - дядя, которого я любил, - умер, я даже видел его привидение. Меж тем другой, его брат, остался жить. Я был молод и, помню, тогда рассуждал так: почему же тот, в расцвете сил, всем нужный и почитаемый всеми человек, должен был умереть. А этот, одинокий, покинутый миром холостяк, до чьей жизни нет никому дела, который не трудится ни на каком поприще и так скучает с утра до той минуты, когда снова может лечь спать,- почему он жив? А ведь если бы он вдруг умер - что было бы только гуманно по отношению к его скуке, - я бы получил наследство и уже тогда, тогда, понимаете ли? мог осуществить мою мечту о деятельной, свободной жизни человека искусства! Так я думал тогда, но я был молод. Что же теперь? Я нуждаюсь, как и всегда нуждался, когда закладывал свой сюртук, чтобы поесть... Я и теперь ем редко так хорошо, как у вас в доме. Этот бульон отменный, фрау Шульц!.. Словом, если бы даже принц был решительней в своих благодеяниях, то теперь это уже все равно: поздно. Конечно, мне кажется, я бы больше достиг, дай он мне денег - о, я достиг бы рая, чего-то несбыточного, небывалого! Но - я либо достигну это и так, с пустым желудком, либо... (Замолкает, нахмурившись.)
      Ф р а у Ш у л ь ц (смягчась). Ну, может быть, мне и зря кое-что показалось. (Обернувшись к Щелкунчику.) Все-таки он очень страшный. И мой младшенький его боится... Однако как же вы поедете на бал, господин Гофман? Ведь вы больны.
      Г о ф м а н. Что делать! Я назначен распорядителем увеселений. Принц сам просил меня. Стало быть, будем веселиться.
      Ф р а у Ш у л ь ц (подойдя к креслу). Кстати, платье готово. (Берет его за плечики и вешает справа от зеркала. Любуясь им.) Боюсь только, принцесса Лотта найдет его слишком пестрым.
      Г о ф м а н. Ну, принцессу-то я уговорю. (Как бы про себя.) Лишь бы Лемке согласился: у него наряд и роль не такие выгодные.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Смотрите, какие пряжки, какие кружева, перевитые галуном, какая чудная живая материя! Она как огонь под рукой.
      Г о ф м а н. Принцесса в нем будет и правда принцессой, а не скромной крестницей сумасшедшего Дроссельмейера. Которого, к слову, играть буду я.
      Ф р а у Ш у л ь ц. А, вы решились?
      Г о ф м а н. Ну да. Форш для этого слишком умен. Пусть лучше держит свои хоругви. Мне же главное - не раскашляться. А дирижерская палочка всегда сойдет за волшебный жезл, разве не так?
      Входит, шатаясь, Ш у л ь ц.
      Ф р а у Ш у л ь ц (испуганно). Господи! что случилось?
      Ш у л ь ц (упав в кресло и закрыв ладонью лицо). Жена, мы погибли! Принц лишил меня места!
      Сцена вторая
      Ф р а у Ш у л ь ц. Что ты натворил, Карл?
      Ш у л ь ц. Я перепутал печати.
      Г о ф м а н. Какие еще печати?
      Ш у л ь ц. На двух указах. Один был праздничным воззванием к народу.
      Г о ф м а н. И что же? Этого нельзя исправить?
      Ш у л ь ц. Да нет, можно. Но принц накричал на меня. Он сказал, что я не ценю свою службу и делаю все кое-как.
      Г о ф м а н. Гм. Мне он тоже говорил это.
      Ш у л ь ц (подняв голову). Обо мне?
      Г о ф м а н. Да.
      Ш у л ь ц. Впрочем, раньше он уже меня предупреждал. Ему никогда не нравилось, как я работаю. А я сказал, что не потерплю, чтобы на меня кричали.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Нашел, с кем задираться!
      Г о ф м а н (с любопытством). А он?
      Ш у л ь ц. Он сказал, что с Нового года я могу искать себе новое место.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Хороший подарок к Рождеству.
      Ш у л ь ц. Да.
      Г о ф м а н. С Нового года! А до тех пор все остается в силе?
      Ш у л ь ц. Вероятно. Я не знаю. Ведь у него нет другого секретаря... (В отчаянии.) Что же делать? Нам не на что будет жить!
      Ф р а у Ш у л ь ц. Я тоже получаю оклад.
      Ш у л ь ц. Разве мы впятером можем на это прокормиться? Я и так все время занимаю. Если бы не отец Вальдемар и господин Теодор... (Вдруг, с отчаянной решимостью.) Что ж, вернусь в театр. В конце концов я еще на что-то годен. (Вскакивает, достает из-за пазухи короткий нож.) Вот, господин Гофман, то, что вы просили.
      Г о ф м а н (оживившись). А! Театральный кинжал!
      Ш у л ь ц. Он самый. Лезвие уходит в ручку. Вот, глядите. (Показывает. Потом с горькой улыбкой приставляет нож себе к горлу.)
      Г о ф м а н. Полно, Шульц. Я уверен, что вас никто не уволит.
      Ш у л ь ц. Но принц сказал...
      Г о ф м а н. Мало ли что сказал принц!
      Ф р а у Ш у л ь ц. Как вы смело рассуждаете!
      Г о ф м а н. Я рассуждаю здраво. Другого секретаря у принца действительно нет. Нет и кандидата на эту должность. Кроме, пожалуй, меня, но я откажусь, он это знает.
      Ш у л ь ц (с надеждой). А вы откажетесь?
      Ф р а у Ш у л ь ц. Не задавай глупых вопросов. Господину Теодору больше делать нечего, как только писать под диктовку его высочества.
      Г о ф м а н. Именно. Во-вторых, так не увольняют. Прогони он вас сразу, с шумом, я бы в это поверил. А сейчас впереди бал. Потом именины принца. Потом Новый год. Настроение его высочества переменится еще много раз. И, наконец, в-третьих: не забывайте, сегодня у вас особая роль. Ведь вы же не откажетесь участвовать в моем...
      Ш у л ь ц. ...в вашем заговоре?
      Г о ф м а н (раздельно). В моем р о з ы г р ы ш е.
      Ш у л ь ц. Разумеется, нет.
      Г о ф м а н. Ну вот. А это тоже, вероятно, многое изменит. Так что нынешний случай, дорогой мой Шульц, следует расценивать лишь как воспитательный трюк со стороны его высочества.
      Ш у л ь ц (воспрянув духом). Да, на него это похоже.
      Г о ф м а н. А раз так, вы сами понимаете, вам просто не из чего волноваться.
      Ш у л ь ц. Теперь, когда вы это говорите, я вижу, что я и впрямь излишне близко принял это к сердцу.
      Г о ф м а н. Беда в том, что вы вообще очень мрачно глядите на мир. И принимаете всерьез и торжественно то, что часто есть не более как усмешка судьбы. А ведь вы актер.
      Ш у л ь ц. Да, господин Теодор, вы правы. Моя трагедия в моей бездарности. Но я бездарен не на сцене, нет, я бездарен в жизни. А принц, напротив, возможно смутился бы, выйдя на подмостки. Но в жизни, в повседневной игре он непревзойденный мастер.
      Г о ф м а н. Это глубокая мысль, господин Шульц.
      Ш у л ь ц. Главное, так оно и есть в самом деле. Я иногда мечтаю о том, чтобы переиграть его. Но всякий раз ловлю себя после на простом подыгрывании ему: это роль статиста. Я жалкий безвольный человек. И порой мне кажется - странно сказать, господин Теодор, - кажется, что принц мстит мне за это. За мое ничтожество. Мстит, а в то же время меня любит. Ведь вы знаете, господин Гофман? он меня искренно любит. И любит за это же самое: за мое ничтожество. Не знаю, как это все может ужиться в одной душе. Но я чувствую, что вырвись я из-под его гнета - он будет доволен мной, хотя, конечно, тотчас растопчет, расколет, как орех. (Подбегает к Щелкунчику и дергает ручку. Кукла клацает зубами.) Вот так.
      Г о ф м а н. Другими словами, дорогой Шульц, вы были бы непротив сразиться с принцем?
      Ш у л ь ц. Сразиться? Но как? Он неуязвим.
      Г о ф м а н. Что ж, об этом можно было бы помечтать на досуге.
      Ш у л ь ц. Что вы, господин Теодор? Вы всерьез? Ведь он ваш друг.
      Г о ф м а н. Он и вам не враг.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Карл, господин Гофман просто шутит. (В сторону.) Правда, опасно шутит.
      Ш у л ь ц (возбужден). Сказать ли? (Склонившись к Гофману.) Эта месть принца и эта любовь... Иногда мне кажется, господин Теодор, что Господь Бог любит и казнит нас так же!
      Г о ф м а н (изумленно). Эге-ге, милейший господин Шульц! Далеко же вы хватили! Да ведь это ересь; отец Вальдемар вас живо отправил бы на костер.
      Ш у л ь ц. Отец Вальдемар! Он сам болтун, каких мало, уж он-то настоящий еретик.
      Входит Ф о р ш. В руках у него собачий хвост.
      Ф о р ш. Мир дому сему!
      Г о ф м а н. А, святой отец! Вы как раз вовремя.
      Сцена третья
      Ф р а у Ш у л ь ц. Хотите бульону, ваше преподобие? Он еще горячий. (Шульцу, тихо.) Тебе тоже не повредит поесть, Карл.
      Ф о р ш. Э... бульон?... э... нет. Я сыт. (Широко улыбаясь.) Благодарю вас, любезнейшая госпожа советница.
      Ш у л ь ц (садится к столу, наливает себе, ест). Вы слыхали, святой отец? Его высочество отказал мне от места.
      Ф о р ш. Кто же у него будет секретарем?
      Г о ф м а н. Я вот тоже полюбопытствовал.
      Ф о р ш (рассеянно). Не думаю, чтобы это было возможно. Я только что видел принца...
      Подходит к Щелкунчику, потом к платью, рассматривает их, вертя при этом в руках собачий хвост.
      Г о ф м а н. Это часть вашего карнавального костюма?
      Ф о р ш (обернувшись). Да, господин Амадей.
      Г о ф м а н. Кого же вы намерены изображать?
      Ф о р ш. Пса Дон Кихота.
      Ш у л ь ц (удивлен). Разве у Дон Кихота был пес?
      Г о ф м а н. Я всегда считал, что эту роль исполнял Санчо.
      Ф о р ш. А как же собака Берганца? Вы, господин Амадей, похитили ее у Испании. И я бы хотел этим нарядом им ее вернуть... А так как действительным автором Берганцы был не кто иной, как божественный Сервантес, то слишком ли смело предположить, что говорящий пес некогда сопровождал хитроумного идальго? Кроме того, хвост подходит к рясе. (Демонстрирует.)
      Г о ф м а н (смеясь). Кот Мурр и Мышиный Король у нас уже есть, а теперь будет и Берганца.
      Ф о р ш. А кто играет кота и короля?
      Г о ф м а н. Шульц и Лемке.
      Ф о р ш. Господин первый министр согласен участвовать в маскараде?
      Г о ф м а н. Предстоит его уговорить.
      Ф о р ш. Ведь он стар.
      Ф р а у Ш у л ь ц (ворчит). Он достаточно бодр, когда дело касается количества факелов или блюд на столе...
      Г о ф м а н. Может быть, ему будет приятно побыть в короне, хоть и с мышиным хвостом.
      Ф о р ш. Большинство людей неравнодушно к костюмам.
      Г о ф м а н. Я слыхал, святой отец, что вы предлагали принцу нарядить всех его подданных поголовно в мундиры. Это правда?
      Ф о р ш. Смотря по тому, что считать правдой, господин Амадей. Большинство и так ходит в мундирах всю жизнь, хотя этого не подозревает. Я только мечтал навести порядок в их платье.
      Г о ф м а н. Занятные мечты.
      Ф о р ш. Но только мечты, герр капельмейстер, никак не больше. Я даже не стремлюсь придать им видимость реальных фигур, как это, опять-таки, делают многие. (Обводит кругом рукой.)
      Г о ф м а н. А кстати, святой отец, я все хотел спросить вас: почему? Ведь вы тоже писатель, сочинитель. Так о вас мне, по крайней мере, говорили. Откуда же такое смирение?
      Ф о р ш. Этого требует мой сан. Вы знаете, господин Амадей, я верю, искренне верю, что у Господа есть такой большой молоток (разводит руками, показывая.) Им Он усмиряет упорное, упрямое животное - заносчивость. Он делает это, чтобы разбитый на куски человек отчаялся в своих силах, своей справедливости и своих делах. Тогда у него еще есть шанс. Этот покров (указывает на рясу) - знак полученного удара. Он пришелся впору и вовремя.
      Г о ф м а н. Вот как! А что же делать человеку со своими кусками? Он может прийти в отчаяние.
      Ф о р ш. Он не должен приходить в отчаяние. Он должен не давать им воли. Мудро править ими - как сюзерен своими вассалами. А для удобства что ж, хорошо бы обрядить их в мундиры, чтобы знать, где кто. Я это уже говорил.
      Г о ф м а н. Так-так. Но принц, мне кажется, отнесся к этим мечтам иначе.
      Ф о р ш. Принц - другое дело. Он прежде всего августейшее лицо.
      Г о ф м а н. Надо думать, святой отец, вы не включаете коронованных особ в круг человечества, не так ли?
      Ф о р ш (мягко). Нет. Я лишь отрицаю их принадлежность как граждан к тому государству, во главе которого они стоят.
      Г о ф м а н. Боюсь, этот разговор может нас далеко завести, и все же: может быть, вы не откажетесь, ваше преподобие, изложить мне основные пункты ваших воззрений?
      Ф р а у Ш у л ь ц. Вы полагаете, господин Гофман, что это сейчас будет кстати? Уже половина седьмого.
      Г о ф м а н. Мы все равно должны дождаться Лемке.
      Ф о р ш. Что ж, если кратко, то... э... э... мою теорию можно назвать философией трона.
      Г о ф м а н. Вот как?
      Ф о р ш. Ибо трон есть вершина возможностей смертного и одновременно символ власти иной, высшей. (Одушевившись.) Монархия оттого и истинная система, что сопряжена с абсолютным центром - человеком, который хотя и принадлежит человечеству, но стоит по праву крови над ним. Каждый хочет управлять судьбой, такова суть человека. Он никогда не согласится на меньшее. Это - поэма его души, самых темных и тайных ее глубин. Потому всем суждено стать достойными трона. Такова цель, и король - средство воспитания людей для нее.
      Г о ф м а н. Иными словами, наша жизнь - только лишь подготовка? Так сказать, репетиция перед главной ролью?
      Ф о р ш. Если вам угодно выражаться так.
      Г о ф м а н. Но из чего вы заключили, святой отец, что трон - это удел всех?
      Ф о р ш. Человек - отпрыск изначального рода королей. Но мало еще носящих на себе печать своего происхождения, равно как и след образа Божьего, который тоже ведь запечатлен в каждой душе.
      Г о ф м а н. Я, напротив, полагал всегда, что природа, мать всего живого, не селит своих избранников во дворцах.
      Ш у л ь ц согласно кивает.
      Ф о р ш. Мы не так уж расходимся в мыслях, господин Амадей. Трон шанс достичь высшей ступени, но многие упускают этот шанс, не видят истинного его назначения.
      Г о ф м а н. Ах вот как! А что же есть высшая ступень?
      Ф о р ш. Высшая ступень? (Тихо, словно сообщает секрет, и без того, впрочем, очевидный.) Ну как же: создать свой мир. Стать Творцом. Это и есть цель поэмы. В конце будет Бог.
      Ш у л ь ц (в сторону). Я ж говорил, что он еретик!
      Г о ф м а н (вскочив). Браво! Я этого от вас и ждал, дорогой отец Вальдемар! Что за удивительная страна! Тут даже батюшки говорят, как профессора философии!
      Ф о р ш. Я даже полагаю, господин Гофман, что это-то и есть рай. Бог - тот Бог, которому мы молимся здесь, - только лишь первый среди равных.
      Г о ф м а н (хохоча). Изумительно! Но вот я - поэт и склонен думать, что давно уже заслужил преизрядную мызу в том мире фантазии, которого стану в конце концов творцом. Однако ж я не на троне. Король, вы говорите, не гражданин. А гражданин ли поэт?
      Ф о р ш. На это я отвечать не стану. Но намекну. Ступень завершает лестницу. Лестница уходит в тьму. Эта тьма - время, тьма веков. И вот вы у верха. Остается одна ступень. Кто-то - возможно ваш друг - опередил вас. На шаг. А возможно отстал. Кто знает? Вокруг темно. Не подать ли ему руку?
      Г о ф м а н. Вы говорите загадками, святой отец.
      Ф о р ш. И еще. Кеплер считал не без оснований небесные тела способными к доброй воле - ведь они не бросают своих орбит. Но, писал он, вблизи двойных звезд планеты сходят с ума.
      М и н и с т р (входя). А мне кажется, я сойду с ума от этого мороза! (Скидывает с плеч плащ и трет уши.) Господа, почему вы все еще здесь? В замке суета, ждут гостей. Через час начнется праздник. Принц в волнении, господа!
      Сцена четвертая
      Ф о р ш (хлопает себя по лбу). Ведь я за этим и шел! Да увлекся беседой.
      М и н и с т р (неодобрительно). А между тем о вас тоже справлялись.
      Ф о р ш. Иду! Бегу!
      Направляется к двери.
      Ф р а у Ш у л ь ц (ему вслед). Не забудьте свой хвост!
      Ф о р ш. Да... Да...
      Сует хвост под мышку, скрывается.
      М и н и с т р (брюзгливо). Хвост!! Это плохо вяжется с его саном.
      Г о ф м а н. Нет, он ему очень идет.
      М и н и с т р. Так он что ж: тоже замешан в этой затее?
      Г о ф м а н. Ни в коем случае, ваша милость. Он неподходящий для этого человек.
      М и н и с т р (ворчит). Положим, я тоже неподходящий для этого человек. Я старый человек... (Видит костюм Щелкунчика.) А! это и есть ваш автомат, герр Гофман?
      Г о ф м а н (подхватывает). ...который я решился создать на пользу и радость всем толковым людям, которые будут нынче на балу.
      М и н и с т р. Ну, пользы особенной я тут покамест не вижу. (Дергает рычаг. Маска клацает.) Уф! Как паралитик. И вы желаете, чтобы я в него влез? Внутрь?
      Г о ф м а н. Точно так, ваша милость.
      М и н и с т р. Нет, увольте. Мне даже странно, как вы это могли мне предложить - в мои-то лета! Вы и сами уже не молодой человек, разрешите вам это заметить, герр Гофман. Откуда же такое легкомыслие?
      Г о ф м а н (невинно). Просто я сказочник, герр Лемке.
      М и н и с т р. Ну да. Сказочник. Для детишек. (Обернувшись.) Ваши дети в восторге, герр Шульц?
      Ш у л ь ц. Да, господин министр. Жить с господином Гофманом под одной крышей большая радость.
      М и н и с т р. Вот видите! А вы не хотели. Что я вам говорил! Мы, старики, всё, всё знаем...
      Ф р а у Ш у л ь ц. Я одного не пойму: зачем герру Лемке лезть в маску Щелкунчика? Ведь это костюм принца?
      Г о ф м а н и Ш у л ь ц значительно переглядываются.
      Г о ф м а н. В этом и состоит заговор, милейшая фрау Шульц.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Заговор?
      Г о ф м а н. Я хотел сказать - розыгрыш.
      Ф р а у Ш у л ь ц. А принц будет кто же: Мышиный Король?
      Ш у л ь ц. Нет, Мышиный Король буду я.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Но вы же говорили Форшу...
      Г о ф м а н. Мы это нарочно ему сказали. Он не должен ничего знать. Принц будет Кот Мурр.
      Ф р а у Ш у л ь ц (недовольно). Он не похож на кота. И разве он согласится?
      Г о ф м а н. Положитесь на меня.
      Ф р а у Ш у л ь ц (так же). В чем смысл всех этих переодеваний?
      Г о ф м а н и Ш у л ь ц вновь переглядываются.
      М и н и с т р. А ни в чем. Я не согласен оживлять это чудище.
      Г о ф м а н. Я знал, что вы станете торговаться. И вот, чтобы вас смягчить... (Снимает со стены маску Щелкунчика и поворачивает другой стороной.) ... мы всё изнутри выложили нежнейшей ватой. Примерьте: она вам будет как раз впору.
      М и н и с т р (действительно смягчен). Но почему именно я?
      Г о ф м а н (вкрадчиво). А кто же? Шульц слишком худ. Форш высок, я дирижирую за пультом. Остаетесь вы.
      М и н и с т р. Неужели меня не узн(ют? Ведь я прихрамываю. И потом голос...
      Г о ф м а н. Вам почти не придется ходить. И вовсе не нужно говорить. Тем паче, что вата заглушит все звуки.
      Ф р а у Ш у л ь ц. А принцесса?
      Г о ф м а н. Ничего не знает. Она будет честно играть крестницу Дроссельмейера, милую Мари, в ожидании, когда Щелкунчик станет ее принцем.
      Ш у л ь ц. А он им никогда не станет, потому что... (Прикусывает язык.)
      Ф р а у Ш у л ь ц (подозрительно). Почему? Что вы там такое еще напридумывали?
      Ш у л ь ц. Ничего особенного.
      М и н и с т р (ворчливо). Ладно, ладно. Покажите ваш нож, Шульц. Все равно ведь это я подставлю под него грудь.
      Ш у л ь ц подает ему театральный кинжал. М и н и с т р дергает туда-сюда лезвие.
      Он все же немного острый...
      Г о ф м а н (решившись). Милейшая Фрау Шульц! Поверьте мне, ничего страшного не готовится. Мы разыгрываем небольшую пьеску под названием "Ловушка для принца" или "Мышеловка". Пьеска старая, безопасная, из классического репертуара. Вся ее сила в неожиданности, во внезапной развязке.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Нет, господин Гофман, не нравится это мне. И откуда внезапность, раз принц во все посвящен?
      Г о ф м а н (терпеливо). Он посвящен не во все.
      Ф р а у Ш у л ь ц (качая головой). Бедная принцесса Лотта! Уж ей-то будет совсем страшно.
      Г о ф м а н. Всего один миг. И это очищающий страх: греки называли его "катарсис".
      М и н и с т р. Собственно, герр Гофман прав: их высочествам ничего не грозит. (Улыбается, показывает на свою грудь.) Только мне. Это меня ударят.
      Г о ф м а н (оживившись). А! Так вы тоже считаете принца неуязвимым?
      М и н и с т р (подозрительно). В каком смысле? Покушаться на него глупо, никто этого делать, конечно, не станет. Наследный принц - не мишень для убийцы. Все, что у него есть, - его титул. Совсем другое дело...
      Г о ф м а н (быстро). Что?
      М и н и с т р. Деньги. (Как бы нехотя.) Деньги - его слабое место. Если он богат. А наш принц богат.
      Г о ф м а н. Но у него нельзя же их похитить... Или отобрать?
      М и н и с т р. То есть на законных основаниях? Почему же, можно.
      Г о ф м а н. А как?
      М и н и с т р. Например, в случае его сумасшествия. Назначается опекунский совет...
      Г о ф м а н. Разве в этом случае собственность не перейдет к наследникам?
      М и н и с т р. Разумеется, может перейти. (Задумывается.) Гм-м... Ну, вот, скажем, в случае тяжкой болезни - тут, правда, требуется, наоборот, его здравая память - принц мог бы назначить опекунов своего имущества. И, насколько я знаю закон, ему было бы потом не так-то просто обжаловать это свое решение. Особенно, если составить все правильно... Тут бы вмешались вышестоящие власти. При нынешней политике они бы не упустили шанс. Конечно, кое-что бы он сохранил; но мануфактуры, здания, мосты... Впрочем, вы сами юрист, герр Гофман.
      Г о ф м а н (задумчиво). Это было бы нечто вроде регентства...
      М и н и с т р. Ну, не совсем. Однако наша маленькая абсолютная монархия сделалась бы монархией конституционной. Был бы совет... Парламент... Впрочем, о чем это мы? Уже поздно.
      Оглядываются на Ш у л ь ц е в. Те слушают, затаив дыхание.
      Да и к чему весь этот разговор! Пора во дворец. Держите, герр секретарь. (Отдает Шульцу нож.) А где остальное? Все эти тряпки?
      Ф р а у Ш у л ь ц, вздыхая, выносит из-за кулис костюмы и маски Кота Мурра, Мышиного Короля, Дроссельмейера, какие-то плащи и черные полумаски. Все разбирают их без всякого порядка. Г о ф м а н снимает со стены наряд Щелкунчика, ф р а у Ш у л ь ц - платье для принцессы.
      Ф р а у Ш у л ь ц. Переоденетесь здесь?
      М и н и с т р. Нет уж, доедем до дворца. А то, пожалуй, лошади понесут, нас увидев.
      Ш у л ь ц примеряет у зеркала кошачий и мышиный хвосты.
      Ш у л ь ц. Этот лучше. (Показывает кошачий.)
      Г о ф м а н. Вот и уступим его принцу.
      М и н и с т р (прислушиваясь). Ого! В монастыре уже звонят к вечерне. Скорей!
      Г о ф м а н. Ну так во дворец?
      Ш у л ь ц (решительно). Во дворец!
      Свет гаснет.
      Сцена пятая
      Сцена некоторое время темна. Слышны звуки настраиваемого оркестра. Скрипка задает тон, его подхватывает группа струнных, затем оркестр звучит tutti и замирает. Медленно, вереницей, из-за левой кулисы выходят ф р е й л и н ы со свечами в руках. Сцена озаряется живым огнем. Посреди сцены огромная елка с приставленными к ней со всех сторон лесенками. Ф р е й л и н ы подымаются по ступеням и оставляют свечи на ветвях. Начинают украшать елку. Выходит Г о ф - м а н в костюме Дроссельмейера: высокий колпак, разрисованный звездами, и такой же плащ. В руках дирижерская палочка. Останавливается у края сцены, слушает разговор ф р е й л и н. Они не замечают его.
      1-я ф р е й л и н а. Гости уже съезжаются.
      2-я ф р е й л и н а. Что это за гости! Ни герцог Микаэль, ни даже фон Альтман не захотели приехать к нам.
      3-я ф р е й л и н а. Конечно! У них у самих бал.
      1-я ф р е й л и н а. Наш бал лучше.
      2-я ф р е й л и н а. Но у них богаче.
      1-я ф р е й л и н а. Зато у нас распорядитель - капельмейстер Гофман.
      4-я ф р е й л и н а. Это большая честь! Только сам-то он уже стар и женат.
      3-я ф р е й л и н а. Много ты понимаешь. Он однажды так на меня посмотрел - не хуже принца.
      1-я ф р е й л и н а (вздыхает). Ах, принц.
      2-я ф р е й л и н а. Да, принц...
      3-я ф р е й л и н а. Интересно, знает ли Лотта?
      4-я ф р е й л и н а. Что? Что мы...
      3-я ф р е й л и н а. Эльза, фи!
      1-я ф р е й л и н а. Я думаю, что не знает.
      2-я ф р е й л и н а. Я тоже.
      4-я ф р е й л и н а. А как же могло быть иначе? Конечно, он ей не сообщал.
      5-я ф р е й л и н а. Девочки, поскорее. А то сейчас начнется.
      2-я ф р е й л и н а. Да чему ж начинаться? Гостей-то нет.
      1-я ф р е й л и н а. Какой-то долговязый в маске уже внизу. И еще один, кажется, хромой.
      2-я ф р е й л и н а. Вот с ним и натанцуешься вдоволь.
      3-я ф р е й л и н а. Они все будут в масках. И в домино. Как узнать, где кто?
      2-я ф р е й л и н а. Хромого-то найдешь сразу.
      1-я ф р е й л и н а. А кто знает, как будет одет принц?
      Г о ф м а н ( выступая из тьмы). Я знаю.
      1-я ф р е й л и н а. Ай!
      2-я ф р е й л и н а. Ох, я чуть не упала!
      5-я ф р е й л и н а. Герр Гофман, мы уже заканчиваем.
      Г о ф м а н. Я не Гофман, я Дроссельмейер. А мой племянник - заколдованный принц. Королева Мышей обратила его в Щелкунчика, и только та девушка, которая полюбит его безобразным, вернет ему прежний облик и власть. (1-й фрейлине.) Это будете вы, фройляйн?
      2-я ф р е й л и н а. Конечно, она.
      1-я ф р е й л и н а (кокетничая). Я еще не выбрала между дядюшкой и племянником!
      3-я ф р е й л и н а. А когда начнется бал?
      Г о ф м а н. Он почти начался. Миг - и я объявлю его.
      4-я ф р е й л и н а. А где же гости?
      Г о ф м а н. Милые девушки, зачем вам гости? Елка украшена, свечи горят. Спускайтесь - вот вам вальс.
      Взмахивает палочкой, обернувшись к залу. Звучит вальс. Ф р е й л и н ы сбегают с лестниц. Вальсируют в одиночестве. С л у г и неслышно уносят лестницы прочь.
      (вскинув обе руки, громко.) Бал!!!
      Вспыхивает свет. По краям сцены крутятся фейерверки. С разных сторон гурьбой выходят г о с т и. Все в домино и разноцветных масках. Среди них К о т М у р р - маска скрывает все лицо - и Ф о р ш в сутане, с собачьим хвостом и собачьей мордой, надетой на лоб; его лицо открыто. Г о с т и подхватывают ф р е- й л и н, все танцуют. Г о ф м а н дирижирует, взглядывая по временам через плечо на сцену. Наконец вальс смолкает. Фейерверки гаснут. Толпа, разбившись на две половины, обступает ёлку, из-за которой выходят Щ е л к у н ч и к и п р и н ц е с- с а в красном бархатном платье. На глазах у ней полумаска. Г о ф м а н покидает рампу и вмешивается в толпу.
      Сцена шестая
      П р и н ц е с с а. Здравствуйте, господа! Спасибо вам за то, что вы пришли навестить нас в час наших испытаний. Минул год с тех пор, как злые чары Королевы Мышей поразили этого славного юношу (указывает на Щелкунчика), превратив его в бездушную куклу. Однако как раз сегодня, ровно в полночь, а возможно и раньше, кукла оживет и сразится с наследником Королевы, страшным Мышиным Королем, за право жить и быть разумным созданием. (Притрагивается к его шпаге.) Этот клинок способен рассеять вражескую ворожбу...
      Ропот, общие разговоры, отдельные хлопки.
      Х у д о й г о с т ь в п о л у м а с к е (в сторону). Ну и ахинея.
      Т о л с т ы й г о с т ь в д о м и н о. Чего вы хотите? Принц угощает всех своим другом, как тортом. Он для того его и позвал.
      Х у д о й г о с т ь. Как дирижер друг неплох. Но как сказочник - никуда не годится.
      Т о л с т ы й г о с т ь. Зато слава у него громкая. Принц нуждается в громких именах. Ведь его государство величиной с табакерку.
      Х у д о й г о с т ь. А кстати! Желаете табачку?
      Т о л с т ы й г о с т ь. Благодарю вас. (Берет понюшку.)
      П р и н ц е с с а (продолжает). Однако прежде чем чудо совершится, будут танцы, угощения, прохладительные и согревающие напитки...
      Ф о р ш (внезапно выходит из толпы, подхватывает). ...а также испытание Щелкунчика. Ведь этот автомат специально создан для разумного увеселения собравшихся, прямая же его цель, как понятно всем, колоть орехи.