И сидит она теперь в монастырской темнице, надеясь на помощь дружка своего, Конхобара. Зря надеется. Конхобар больше о собственной шкуре думает. Спору нет, Магн девка красивая, да уж больно в монастыре Келл-Дара стены крепкие, а монахи… это ж богатыри, вроде Кухулина, а не монахи! Рыжие, откормленные, мордастые, кулаки – что кузнечные молоты. Ка-а-ак дадут по башке – второй раз в монастырь не полезешь! Даже финнгаллы-викинги, уж на что народ жадный до битвы, и те в Келл-Дару не суются. Правда, говорят, пробовали когда-то. Мало не показалось. Именно там и пробило пущенное копье легкое Сигурду ярлу, что искал в молодые годы удачи в Эйрине. Пока молод был, и не вспоминал Сигурд о ране, зажила, казалось… А вот как пришла старость, все чаще задыхаться стал ярл, все хуже себя чувствовал и даже начал подумывать о почетной смерти в бою. И нашел бы такую смерть, как не найти? Но удержал его сын, Хельги, младший и единственный. Четверо сыновей было когда-то у Сигурда, как на подбор красавцы: Ивар, Эйрик да Хаген с Хельги. Ивар погиб в Нортумбрии, в походе с Рагнаром Мохнатые Штаны, знаменитым конунгом, геройски умер, как и подобает викингу. Эрик с Хагеном сложили голову в земле франков, в жестокой схватке с воинами лысого короля Карла. Остался один Хельги. Младший. Два года уже как стал Хельги воином и видел уже четырнадцать зим. Ради него и задержался старый Сигурд на этом свете, как ни хотелось ему в Валгаллу! Так решил: вот изучит Хельги всю воинскую премудрость, покажет себя, станет настоящим вождем-хевдингом, тогда можно и о Валгалле подумать. Пойти с сыном в последний бой и умереть с честью, так, чтоб рассказывали потом скальды, как умер старый Сигурд и как сын его, молодой конунг Хельги Сигурдассон, устроил по этому случаю торжественную и пышную тризну, такую, что целую неделю не было трезвого человека во всей Норвегии, от Вика до Халогаланда!

Стоящий на носу корабля Сигурд украдкой оглянулся на сына. Светловолосый, синеглазый, он сильно напоминал мать, наложницу из Гардарики. Жаль, жаль, что она так рано умерла…

– Ты должен стать вождем младшей дружины! – подойдя ближе, громко сказал ярл. – Ты и только ты, сын мой! И тогда ты получишь от меня лучший драккар, и мы вместе отправимся в поход, где ты обретешь добычу и славу, а я – достойную смерть.

– Так будет, – кивнув, сквозь зубы отозвался Хельги.

– Не думай, что это просто, – усмехнулся Сигурд. – Не так-то легко стать первым среди множества молодых и сильных, которые сейчас проводят в воинских играх каждый день… Впрочем, и ты зря времени не теряешь. Как думаешь, кто будет твоим главным соперником в лагере Эгиля?

– Фриддлейв, – не колеблясь, ответил Хельги. – Фриддлейв, сын Свейна Копителя Коров.

– Да, Фриддлейв достойный соперник, – согласился ярл. – Он смел, отважен и честен. Однако помни, сын мой, средь остальных тоже найдутся желающие выдвинуться в вожди, и даже те, о которых мы с тобой никогда бы не подумали. Такие могут нанести удар исподтишка, как нидинги.

– Я не боюсь их, отец!

– Ты прав, бояться их не стоит, как не стоит бояться змей. Просто нужно всегда помнить про их ядовитые зубы.

– Отец, кажется, по левому борту лодка! – Хельги показал рукой на темную точку, маячившую средь темно-голубых, мерно вздымающихся волн на фоне далекого берега.

– Да, похоже, это карра Форгайла, – всмотревшись, кивнул Сигурд, седая борода его, намокшая от дождя и волн, смешно дернулась. – Не опоздал ирландец. Еще бы – пять его коров мычат под палубой «Толстой Утки», вернее, бывших его коров, а теперь наших. Правда, еще пришлось погрузить его кувшины. Большие такие, нелепые… Эй, там, на борту, кидайте канат!

«Толстая Утка» – так назывался кнорр Сигурда, большой торговый корабль с выгнутой по-лебединому грудью и палубным настилом на носу и корме. Чтобы управлять кнорром, требовалось не меньшее искусство, чем при управлении боевыми ладьями – драккарами и снекьями, – а, пожалуй, даже и большее: ладьи имели и паруса и весла, а кнорр – только парус, – весла на носу и корме использовались лишь иногда, при подходе к пристани. Как Хельги ни упрашивал отца еще по весне взять драккар – был у Сигурда и такой, назывался «Транин Ланги» – «Длинный Журавль», – не захотел Сигурд. Не в морской поход собрался, а навестить старого своего дружка-приятеля Эрика, что давно осел в Ирландии и должен был Сигурду полтора десятка коров. Отдал наконец, да еще этот друид Форгайл в попутчики напросился, не за так, правда. Доволен был ярл: и коров забрали почти целое стадо, и рыбу, всю, что привезли, выгодно продали, хоть у жителей Эйрина и своей рыбы навалом, да вот только не умеют ее так коптить, как в усадьбе Сигурда ярла! С выгодой сходил в Ирландию Сигурд. Под стать хозяину и люди его – радовались, веселые песни горланя. Только один Хельги не веселился, дул губы, куксился – ни одного-то боя не было, вот ведь напасть! Того не понимал глупый, что для настоящего викинга выгодная торговая сделка ничуть не хуже с блеском выигранной битвы. Ничего, пройдет учение, умней станет.

Карра – обшитая коровьими шкурами плетеная лодка – наконец подгребла к левому борту, встав с подветренной стороны. Хельги с любопытством смотрел, как перебираются на кнорр четверо – двое друидов и двое детей, мальчик и девочка, видно, родственники.

– Погрузили ли вы кувшины, уважаемый ярл? – первым делом осведомился старший друид, Форгайл. Тощий, угрюмый, с непропорционально большой головой. Нос крючком, глаза черные, недобрые, по сторонам так и зыркают. Неприятный тип. На месте отца Хельги его выкинул бы в море. Правда, нельзя – не по чести так поступать. На языке викингов друид говорил хорошо, словно полжизни прожил в Норвегии, хотя, может быть, так оно и было.

Буркнув, что ничего с кувшинами не сделается, Сигурд отвернулся, с надеждой всматриваясь в небо – на западе явно светлело.

– Боги дадут нам легкий путь, – усмехнулся кормщик, Эгиль Спокойный на Веслах, высокий жилистый викинг, возрастом чуть младше Сигурда. Эгиль давно плавал с Сигурдом и знал все корабли ярла. Именно Эгилю тинг поручил этой зимою обучение молодых воинов.

Ветер усилился, разгоняя разноцветные тучи, и вот уже золотом заиграли на спинах волн первые лучи солнца. Подняли парус – шерстяной, полосатый, – и кнорр ходко пошел на север. В трюме, у мачты, тревожно мычали коровы, а за кормой «Толстой Утки» взметнулась на волнах брошенная, никому больше не нужная, карра.

Было 1 августа, праздник Лугназад, в честь бога Луга, когда-то сильно почитаемого по всей Ирландии. Когда-то… Друид Форгайл Коэл презрительно сплюнул за борт. Давно позабыли ирландцы своих древних богов, может, потому-то их и треплют повсеместно жестокие финнгаллы – жители северных фьордов? Слишком давно впитала Ирландия веру в распятого бога. И слишком выгодна оказалась эта вера для знати, с завистью зарившейся на богатства и власть друидов. Нет, никогда уже не воспримет Зеленый Остров своих древних богов, никогда! Форгайл, как никто другой, хорошо понимал это – довелось немало общаться со знатью, включая самого владетельного Эохайда, риага Улада. Одна надежда – на новый молодой народ да на дающий волшебную Силу камень Лиа Фаль, так, кстати, и не выкраденный из Тары.

– Так что там с Магн Дуль Бресал, Конхобар? – подойдя к узколицему жрецу, тихо поинтересовался Форгайл.

– Говорят, ее схватили люди епископа Тары, о мой друид!.. – так же тихо ответил Конхобар. —Думаю, держат в монастырской темнице, если, правда, ее не разрушили финнгаллы.

Форгайл Коэл с усмешкой покачал головой, и огонь недоверия вспыхнул на миг в недобрых глазах его. За шесть дней до праздника Лугназад гадал он на бараньей лопатке и коровьих внутренностях: жива Магн, и не в плену у епископа. Правда, и в Ирландии ее нет, видно, успела сбежать. В ту же Каледонию или Бретань. Если так – трудновато ее найти будет, а найти нужно обязательно: сильно подозревал Форгайл – похитила все-таки Магн волшебный камень. Хоть и не поведали о том боги, да самолично слыхал Форгайл, как третьего дня судачили о пропаже странствующие монахи в заезжем доме. Что пропало – прямо не говорили, да и сами были не из Тары, из Манстера, мимо Тары проходили только, там и услыхали о краже от местной братии. Епископ, похоже, не сильно опечалился пропажей – ну ее к черту, эту языческую реликвию, пропала и пропала. Меньше будут вспоминать старых нечестивых богов.

Присев рядом за стол, прислушался друид к беседе монахов и сделал выводы… Боги, конечно, знали, где и у кого находится камень, да вот не сказали, и Форгайл догадывался почему. Ждали настоящей жертвы. Потому-то и прихватил друид жертвенные кувшины, усыпанные по днищам желтой пыльцой омелы. И детей взял поэтому. Теперь ждал, когда покажутся на горизонте туманные норвежские фьорды.

…Очень красив был Бильрест-фьорд. Длинный узкий залив – синий, переливающийся изумрудными волнами – со всех сторон обступали высокие берега, густо поросшие соснами. В хорошую погоду, когда воды фьорда делались словно зеркало, казалось, что сосны растут и на дне, а меж их ветвями плавают серебристые рыбы. В конце залива, слева, с высокой, похожей на перевернутую ладью кручи в воду сверкающим водопадом падал ручей, брызги его – разноцветные, яркие – были похожи на драгоценные камни, а когда светило солнце, переливались самой настоящей радугой. Потому и прозвали это место Бильрест-фьорд – Радужный залив. Хорошее место. А сколько дичи водится в лесу! Белки, куницы, рыси, даже лоси и кабаны встречаются.

Усадьба Сигурда ярла располагалась на небольшом холме, в самом конце залива, рядом с водопадом. Длинный, обложенный серыми валунами дом, где жили все родственники ярла – человек сорок, не считая слуг и рабов. Напротив – амбары и летний хлев (зимой скотину держали в доме). Ближе к заливу – приземистый корабельный сарай, похожий на выброшенного волнами кашалота, зимой в сарае хранился «Транин Ланги», боевая ладья Сигурда. Сейчас «Транин» горделиво покачивался у причала, рядом с «Толстой Уткой». Меж домом и сараем тянулись огороды с низкими каменными оградками, за ними – сарай для дров, а уж дальше начинался лес – темно-зеленые угрюмые ели до самых гор.

Если встать лицом к морю, то на левом берегу фьорда окажется луг (луг принадлежал Сигурду), за лугом – пастбище, а дальше, за горами и лесом, – Снольди-Хольм – хутор Торкеля бонда, зажиточного крестьянина, владевшего, кроме коров и хутора, еще и пятью лодками.

На противоположном берегу залива виднелась большая богатая усадьба братьев Альвсенов, известных задавак, мнивших себя ровней Сигурду ярлу, сразу за их усадьбой блестела голубоватая гладь озеpa, а за озером, в лесу, что напротив пастбища, стоял хутор Свейна Копителя Коров, от которого вела через лес тропка к старой дороге.

Оранжевое вечернее солнце зависло над морской гладью, прочертив по воде яркую переливающуюся дорожку, тянувшуюся до скалистого берега. Кончился шедший целый день дождь, и розовато-палевые облака, снизу подсвеченные солнцем, разбежались по голубым краям неба – словно пасущиеся коровы, съев всю траву, направились к сладким кустам на окраинах луга.

Меж мокрых кустов и сосен по старой дороге, подскакивая на ухабах, быстро ехала повозка, запряженная каурой лошадью. Правил лошадью узколицый друид Конхобар. Дорога шла лесом, то и дело ныряя в урочища, и Конхобар еле успевал отворачивать лицо от мокрых веток. Жутко трясло, вскрикивали сидевшие в повозке дети, мальчик и девочка, а располагавшийся позади них тощий Форгайл Коэл лишь нехорошо усмехался, придерживая накрытую рогожей поклажу. Бочки с засоленной рыбой, как пояснил Форгайл узколицему, громко, чтоб слышали дети. Нужно было отвезти их к соседнему фьорду, к Рекину ярлу, – Рекин отправлялся на юг, в Скирингсаль, где у детей жили дальние родственники. Для того чтобы попасть к Рекину, и попросили повозку друиды. Сигурд себя плохо чувствовал – давали знать старые раны, – а вот старшая жена его, Гудрун, высокая, надменная, красивая – правда, старовата уже, – разрешила взять повозку. Уж больно умильно смотрел на нее узколицый друид Конхобар, как смотрел когда-то, в старые времена, тот, другой… А как похож! Казалось – снова возродился предводитель фениев, такой же молодой, красивый… как тогда, ночью… А ведь с ним тогда был и мальчик, сын. Так вот этот! И он, кажется, не против быть принятым в род. И Гудрун будет не против… Жена Сигурда облизала тонкие губы.

Конхобар почтительно опустил глаза и незаметно для других улыбнулся. Он тоже вспомнил Гудрун. С той ночи, когда, слыша любовные стоны, представлял себя на месте отца… Да, Гудрун почти не изменилась – такая же высокая, красивая, сильная. Правда, лицо чуть высохло, стало более жестким, властным, надменным.

Форгайл меланхолично отвел от лица ветку – в повозку упали крупные капли – и задумчиво уставился на дорогу. Высокие деревянные ободья колес то и дело ныряли в глубокие лужи, разбрызгивая по сторонам коричневатую глинистую жижу. Отфыркиваясь, прядала ушами лошадь, ругался вполголоса Конхобар, радостно кричали на ухабах развеселившиеся ни с того ни с сего дети. Погруженный в свои мысли, друид Форгайл Коэл не слышал их. Он думал о Магн Дуль Бресал. Ведь это она выкрала-таки камень Лиа Фаль в Таре и скрыла, не принесла друидам. Зачем, спрашивается? Не иначе как затаила зло за то, что надругался когда-то над ней Форгайл. Завлек Магн – темноволосую, синеглазую, тогда еще совсем юную – в священную рощу (вернее, в бывшую священную рощу) богини Бригиты, учил заклинаниям, затем дал выпить напитка, специально приготовленного, дурманящего, отнимающего разум. А потом, как поплыла Магн, зарычал друид Форгайл волком, срывая одежду с молодого девичьего тела. Не раз и не два тешился с Магн друид, а затем впал в раздумье – убить ли ее или приобщить к священному делу друидов? Решил убить – уже потянулся к ножу, да уж больно красива была Магн, и совсем не плохо было бы заиметь такую, на все готовую, жрицу. Только вот родители Магн не очень-то согласились бы с предложением Форгайла. Тогда договорился с одним совсем еще молодым ярлом – Хастейном. В одну из дождливых ночей напали на их жилище злобные собаки финнгаллы, убили всех, кроме Магн. Ту оставили, привязав к дереву. Пылал подожженный финнгаллами дом, в лужах темной крови лежали отец с матерью и братья, еще совсем юные. Крупные слезы катились из темно-синих глаз Магн, вдруг побелевших от горя. В этот момент и появился Форгайл, утешил, как мог, несчастную, увез в тайный храм, что сохранился тогда средь горных кряжей Коннахта, воспитал жрицей. Поначалу частенько угощал напитком, а потом, как поумнела Магн да совсем взрослой стала, перестал помогать и напиток. Не отдавалась больше Магн Форгайлу, как ни скрипел тот зубами, да и заклинаний друидов знала уже немало – сама могла свободно какую-нибудь пакость устроить учителю. В общем, не так, как задумывал жрец, получилось с Магн. Слишком уж своенравной та оказалась, непокорной, правда, ничего не скажешь, в учении успешной. К добру это или к худу, размышлял теперь Форгайл. Если камень Лиа Фаль у Магн – та вполне может узнать о том, кто на самом деле виноват в смерти всех ее родичей.

Вздохнул Форгайл, осмотрелся, вскрикнул. Ну, Конхобар, чтоб его разорвали Фир Болг, куда гнал-то? Чуть не просмотрел старую дорогу, что поворачивала к Снольди-Хольму.

– Стой, стой, Конхобар! – замахал руками друид. – Поворачивай.

Узколицый удивленно обернулся: вроде к усадьбе Рекина все прямо и прямо?

– Это ближняя дорога, – лживо пояснил Форгайл. – Был я в здешних местах лет двадцать назад, знаю.

Ну, ближняя так ближняя. Друиду видней. Пожав плечами, Конхобар поворотил коня, и повозка, переваливаясь на кочках, въехала в густой лес, темный, колючий и даже на вид страшный. Не бегали звери в этом лесу и не пели птицы, даже ветер, казалось, не дул, и непоколебимо застывшие ели возвышались вокруг вечными молчаливыми стражами. Тишина стояла – мертвая.

Когда уже порядочно отъехали от дороги, Форгайл велел остановиться. Отвел в сторону Конхобара, кивнув на детей, незаметно протянул веревки…

– Так вот зачем ему понадобились жертвенные кувшины! – с ужасом догадался наконец узколицый.

Форгайл накинулся на детей, словно почуявший добычу волк. Схватил, связав за спиной руки. С помощью опешившего от страха помощника вытащил под старую ель спрятанные под рогожей кувшины – пузатые, с нелепо широким горлом.

– О, Кром Кройх! – подняв голову к небу, возопил Форгайл, возвышаясь над несчастными детьми с широким ножом в руках. – Прими же наконец настоящую жертву.

Мелькнувшее красное солнце отразилось в разящей стали друида. Взмах ножа – и полетели в кувшины головы, журча, полилась кровь…

Довольный, друид вытащил из складок плаща желтоватую ветку омелы. Опустил в кровь, провел жирную черту на лице узколицего Конхобара. Тот стоял на коленях, с тщательно скрываемым страхом следя за действиями главного жреца.

– О, Кром Кройх! – произнес Форгайл, теперь уже тихо. – Напейся же свежей крови и скажи мне, как достичь власти? И где? В Гардарике? Или лучше это сделать здесь? Сомнения гложут меня, о Кром. Скажи же, как поступить? Дай знак!

С минуту друид прислушивался. Все вокруг было по-прежнему: мертвая тишь да черные суровые деревья. Лишь стояли под старой елью два нелепых кувшина, окрашенных жертвенной кровью.

Конхобар недоверчиво посмотрел на главного жреца – ну и где же старые боги?

И в этот момент гнетущую тишину разорвал мощный звук грома! Откуда ни возьмись, появились в небе темные тучи, и яростная вспышка молнии заставила узколицего быстро прикрыть глаза рукой. Загрохотала гроза, вспыхнули у самого края дороги подожженные молнией деревья. Хлынул ливень.

Конхобар поспешно спрятался под телегу.

А Форгайл все стоял у кувшинов, подставив дождевым каплям крючконосое злое лицо. Черные глаза друида были закрыты, лишь иногда он чуть шевелил губами, словно бы разговаривал с кем-то. Он говорил с Кромом, кровавым богом кельтов.

Взять власть здесь? Нет, невозможно – северные боги слишком сильны, лучше объединиться с ними. Гардарика – другое дело. Там много племен, и у каждого племени – свои боги, с ними можно расправиться поодиночке. Да, Гардарика – это очень хорошо, можно попробовать. Местные боги согласны помочь – Хель, богиня смерти, и хитрый бог Локи. Их тоже нужно задобрить. Камень Лиа Фаль? Он выпал в другой мир вместе с той, что владела им. Куда выпал? Он здесь же, в этой стране, но в далеком будущем. Достать его оттуда сложно. Хотя можно попробовать сделать так, чтобы владелица камня сама захотела вернуться. Сломать ее тамошнюю жизнь…

– Магн. Все-таки Магн… – чуть слышно прошептал Форгайл и вслушался в шум грозы.

Местные боги. Не надо говорить с главными, достаточно других. Да, вот Хель говорит, что узнала кое-что у Норн, слепых дев судьбы. Есть в Норвегии человек, который станет великим конунгом в Гардарике. Это Хельги, сын Сигурда ярла.

– Хельги, сын Сигурда ярла, – эхом повторил Форгайл. – Я возьму его тело и сделаю его своим. Что же касается души сына ярла… – Друид расхохотался, и жуткий каркающий смех его растворился в грохоте грома.