Андрей Посняков
      Шпага Софийского дома
      Новгородская сага - 1
      Все громче бряцает оружием московский князь Иван Третий, все чаще бросает алчные взгляды на свободную новгородскую землю. Интриги, предательство, битвы... В эпицентре этих событий - наш современник Олег Завойский, старший дознаватель РУВД, внезапно провалившийся в прошлое.
      Именно там, в пятнадцатом веке, находит он верных друзей и любимую женщину. А родина - это родина. Во все времена. И далекий потомок новгородских дружинников берется за оружие, чтобы защищать свою страну от могущественных врагов...
      Глава 1
      Санкт-Петербург - Тихвин - район...
      Полны чудес сказания давно минувших дней
      Про громкие деяния былых богатырей,
      Про их пиры, забавы, несчастие и горе
      И распри их кровавые услышите вы вскоре.
      "Песнь о Нибелунгах", Авентюра Первая
      - Прэ?
      - Пп... Прэ!
      - Не слышу! Прэ?
      - Прэ!!!
      - Алле!
      Маска на лицо. Салют.
      Атака!
      Черт... Достал-таки... Отводка...
      Ах, ты так! Отбив... Теперь ты? Отводка... Снова ты? Опять отбив...
      А теперь - моя очередь! Флэш-атака! Рраз... раз-раз... Лампочка! Есть укол!!! Ура! Еще укол!
      Все?!
      Последняя схватка. Рапиры отключены...
      Судьи?
      "Равное количество уколов"...
      "Завойский начал атаку первый..." "...был тактически прав..."
      "тактически прав"
      Победа!
      * * *
      ПОСТАНОВЛЕНИЕ
      Об отказе в возбуждении уголовного дела
      Г. С.-Петербург. 14.06. 200... г.
      Ст. дознаватель Н-ского РУВД г. С.-Петербурга майор милиции Завойский О. И., рассмотрев материал проверки КП № 1313 от 4.06.200... г.
      УСТАНОВИЛ:
      Что же такое установил-то?
      Старший дознаватель, майор милиции Олег Иваныч Завойский оторвался от экрана компьютера и задумчиво почесал затылок. Он почему-то туго соображал сегодня... Хм... Почему-то? Олег Иваныч поморщился и помянул пролетевшие выходные нехорошим словом. Собственно, выходной-то был один - 12 июня, какой-то там День. Тринадцатое число уже потом к выходному присовокупилось, само собою. Выйти на работу после празднования Дня представлялось решительно невозможным действием... Начали, как всегда, в кабинете, начальник отделения дознания речугу какую-то произнес, выпили... Потом к Кольке Вострикову на хату поехали, к соседу Олега Иваныча по кабинету, капитану. А чего бы не поехать, к Кольке-то, если супружница его напрочь отсутствовала, - третьего дня еще уехала навестить престарелых родителей. На дачу, в Кирпичное. Колька, конечно, с ней не поехал, сказал, что дежурит, - больно надо в такой День на огороде горбатиться. В этом вопросе Олег Иваныч был с ним полностью согласен, его первая жена тоже имела родственников с дачей, так что Олег хорошо понимал, какое это "удовольствие" - пахать на пяти сотках в выходные, как в праздники, так и в обычные скоромные дни.
      Вторая жена Олега Иваныча дачи, слава богу, не имела, ни с родственниками, ни без, однако сама собой являлась дамой с характером и претензиями. И терпеть неопределенное социальное положение трудоголика-мужа отказалась со временем наотрез, из принципиальных соображений. Ну что это, скажите за, на фиг, профессия такая - дознаватель? Ладно бы следователь прокуратуры... или, еще лучше, налоговой...
      Кто б туда только взял Олег Иваныча, с его среднетехническим образованием?
      Восемнадцать лет тому назад закончил Олег холодильный техникум, что на Бассейной, рядом с баней и кинотеатром "Зенит", - вот и все образование. С отличием окончил, на одни пятерки. Затесалась, правда, пара троек, не в них дело. Зато был чемпионом техникума по фехтованию на рапирах! Среди юниоров. Рядом еще одна секция была - мотокросс - туда Игорек Рощин ходил, дружбан, нынче старший участковый в области, он и Олега звал, да тот отказывался - не нравилось ему, как мотоциклы рычали, то ли дело - фехтование: все так чинно, красиво, по-старинному...
      * * *
      - Фехтование - есть искусство наносить удары, не получая их. Необходимость тронуть противника, избегая его ударов, делает искусство фехтования чрезвычайно сложным и трудным, ибо к глазу, который видит и предупреждает, к рассудку, который обсуждает и решает, к руке, которая выполняет, необходимо прибавить точность и быстроту, дабы дать надлежащую жизнь оружию! Поняли? Надлежащую жизнь оружию! А не то, что Завойский вчера проделывал с несчастным клинком. Мучил его, как... Тьфу... Иначе как онанизмом это назвать сложно... Чего смеетесь, это не я сказал, а Жан-Батист Мольер... Нет, не про онанизм... Про жизнь оружия... Ладно, посмеялись и будет... К бою... Прэ?
      - Прэ!!!
      - Олег, потом к штанге... Зачем-зачем... Силы копи, шпагу пробовать будем... Алле!
      Атака... Удар... Еще. Еще...
      Еще!
      Укол... Укол? Лампочка! Есть укол!
      Снова атака! Раз!!!
      Рраз! И чемпион!
      С такими-то успехами можно было и в Техноложку рвануть. А что? Запросто... Да только вот беда, ступил Олег Иваныч, как выражалась первая его супружница, "не на хороший путь". Поработал маленько по специальности, поделал мороженое, да и - как зарплату вовремя платить перестали - бросил все к чертям собачьим. Подался в милицию, благо там в те времена платили. Ну, не так много, конечно, как хотелось бы, но хоть не задерживали. Опером поначалу побегал, потом в дознание бросили - не очень-то спросив, между прочим... Олег не обижался - работа ему нравилась, было в ней что-то такое шебутное... Как в детской игре в прятки.
      Какая у опера работа?
      А как в сказке: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что... а потом, как в песне Макаревича: "Я нашел не то, что искал, а искал не то, что хотел"... В общем, нескучно было. Хлопотно, правда... "Кто не спрятался - я не виноват!"
      Бумаги, бумаги, бумаги, засада, бумаги, задержание, бумаги, бумаги, допрос, бумаги, бумаги, бумаги, бу... И так сутками!
      Первая супружница продержалась в этаком темпе три года. Потом сбежала. К родителям, у которых участок. Видимо, решила заняться сельским хозяйством. Хорошо, хоть детей не было... "Олег, давай сначала поживем для себя!" Пожили... Супруга номер два, которая с характером, не выдержала и года... Ну, вторую Олегу было не очень жаль... ну, не то чтобы не очень, но не так, как первую... Тот-то развод он сильно переживал. Даже попытался запить. С запоем не получилось - не мог Олег с таким упорством водку жрать, как его старшие товарищи, противно становилось, хоть и любил компанию. Попил-попил с недельку, потом случайно глянул на себя в зеркало - батюшки-святы, это что еще за небритая образина? А ведь был Олег Иваныч мужчиной видным: эдакий высокий светлоглазый блондин, на левой щеке родинка... нет, не во всю щеку, а маленькая, изящная... короче, женщинам господин майор нравился. Как, впрочем, и они ему. Вот только с семейной жизнью больше никак не складывалось... То ли девки такие попадались, то ли сам Олег на молоко дул... Ладно, может, найдется еще какая...
      - Аппчхи!!! - на весь кабинет чихнул Олег Иваныч, от души чихнул, аж бумаги на сейфе пошатнулись, некоторые - попадали...
      И где только простудился? Наверное, в кабинете - больше негде - вон, форточка-то открыта... Закрыть бы, да лень...
      Походил Олег Иваныч по кабинету, открыл баночку пива, выкинул в форточку. Бросил недовольный взгляд на валяющийся на подоконнике (прямо на горах бланков) недавно сорвавшийся со стены карниз со шторами. Повесить бы, да некогда все...
      Резко распахнулась дверь. Без стука, естественно... Начальник, черт его, принесла нелегкая...
      - А, господин майор! - нехорошо осклабился начальник. - Рад наконец видеть вас на рабочем месте, сэр! А где этот?
      Под словом "этот", видимо, подразумевался капитан Востриков.
      - Я ж тебе говорил, Иваныч, не надо с Колькой пить! - устало вздохнув, начальник уселся на стул и, недовольно покосившись на календарик с портретом группы "Кисе", прикнопленный старым меломаном майором Завойским прямо под текстом присяги сотрудников ОВД, вздохнул: - Тебе вон ничего, а он наверняка в запой ушел! А между прочим, конец квартала, ты в курсе, да?
      Олег Иваныч лениво кивнул.
      - Ну, а раз в курсе... Ты, слышь, с выходом дел уж постарайся, Иваныч, - просительно произнес начальник. - Только не заболей... А я тебе все что угодно... В разумных пределах, конечно... Ты, кажется, в отгулы хотел, куда-то там съездить... В этот, как его... Тихвин, да?
      Олег пожал плечами:
      - У нас дело по тихвинским лесорубам висит, черным... у Вострикова... Но там, считай, - конфетка. Колька говорил, чуть-чуть осталось...
      Услыхав про тихвинское лесное дело, начальник воспрянул духом. Дело сие находилось под личным контролем районного прокурора Чемоданова, все возможные сроки по нему вышли, но, по словам Вострикова, дознание вроде бы приближалось к концу...
      К концу-то к концу... Только Олег Иваныч лучше всякого другого - даже лучше начальника - знал, что это только так кажется. Сунешься опись составлять - то бумажки какой нет, то характеристики, то очная ставка не проведена, а если и проведена, то не с теми, с кем бы надо, короче - не говори гоп, пока не перепрыгнешь...
      - Да, если б мы это дело сбагрили, можно было б сколь угодно карточек в Информационный центр направить... - мечтательно произнес начальник (в отличие от дослуживавшего до пенсии Олега, он делал карьеру). - Валерик, (так он за глаза называл прокурора), - подписал бы, авансом... А уж мы б потом потихоньку разгреблись бы, в первый раз, что ли... Слушай, Иваныч! начальник неожиданно схватил Олега за рукав, словно боялся, что тот сейчас улетит из кабинета прямиком в открытую форточку. - Ты, если что, помоги Колянычу по лесорубам, а? А всякой своей мелочью потом займешься, не торопясь... Придет он, Колька-то, глянь свежим взглядом, че как... Лады? Да не чихай ты!
      Олег Иваныч хмыкнул. Идея начальника отвлечься от всякой надоевшей до печенок дряни и помочь коллеге, по зрелому размышлению, была не так уж и дурна, как казалось поначалу. Можно будет под это дело и в Тихвин скататься, к старому дружбану Рощину в гости, Рощин там старшим участковым пашет, в поселке каком-то... то ли Шугозеро... то ли в Пашозеро... Олег их все время путал, хоть и бывал в каждом по нескольку раз на рыбалке... В общем, в каком-то Озере...
      - Ладно, согласен, - кивнул головой Олег Иваныч. - Поможем, чем можем. Только это... тачка-то у меня того, второй месяц в ремонте.
      - А, после того столба, - понимающе ухмыльнулся начальник. - Так в Тихвин автобусы ходят, с Обводного... Или, вон, электрички... Если что, командировочные выпишем сразу, раз такое дело. Да, - уходя, начальник обернулся, неодобрительно окинув взглядом кабинет, - коли этот черт Востриков придет, вы хоть карниз повесьте, а то у оперов проверяющий из Главка - вдруг и к нам заглянет, неудобно. Да и злой он, как сто чертей... Пока шел, кто-то из наших ему прямо на башку банку пивную кинул. Снайперы, блин...
      - Ну, это опера, кто же еще-то... У них всегда из окон чего только не летит - то бутылки, то презервативы. А вообще... - Олег Иваныч поднял указательный палец. - Не хрен всяким там проверяющим под окнами шляться!
      Появившийся к вечеру Востриков - маленький, худой, взъерошенный, чем-то похожий на трудного подростка - бросив презрительный взгляд на карниз, предложил приклеить его к обоям скотчем. Что и сделали.
      А дело по лесу Олег Иваныч просмотрел за полчаса. Так, довольно бегло... Но уже и после этого было ясно, что ехать в Тихвин придется: нет допроса одного из свидетелей, сторожа леспромхоза, а его показания здесь будут в тему, других бы тоже передопросить не мешает, в свете новых, недавно открывшихся данных... ну и не хватает протокола осмотра орудия преступления - лесовоза "Урал" с фишкой. Всего их три, лесовоза. Два в деле имеются, а третьего - нет. Ни протокола осмотра, ни фото, ни, на худой конец, расписки. И главное, не замылить-то его никак - во всех допросах фигурирует. Делать нечего, придется ехать.
      Аапчхи!
      Прилепленный скотчем карниз с грохотом свалился на стол. Будьте здоровы, Олег Иваныч!
      Он приехал в Тихвин около девяти вечера.
      Выйдя из автобуса, вытащил из ушей наушники плеера и завращал головой, выискивая приятеля. Пассажиры на посадочной платформе - их было не так уж много - лениво ругали городские власти. Несколько поддатого вида парней вывалились из какого-то небольшого питейного заведения и, пошатываясь, поплелись вдоль по улице, в охотку - громко и весело - матерясь. Напротив питейного заведения росли несколько тополей - ветер играл белым невесомым пухом, нес его по площади, скатывая в мягкие шарики, швырял в лица прохожих. Под тополями, сидя на старых картофельных ящиках, лаялись, не поделив клиентов, торговки подсолнечными семечками...
      И ведь хорошо лаялись, собаки, не просто так, с выдумкой. Да с такой... ну, блин! Ну, молодцы, бабки, просто виртуозы устного народного творчества!
      Это ж надо!
      Олег Иваныч восхищенно присвистнул.
      Последний раз столь образную речь пришлось ему слышать лет пять назад, когда арестовывал Валеру Лошадь - знаменитого питерского ломщика, признанного Невским народным судом особо опасным рецидивистом еще в далеком семьдесят пятом году - завершающем году девятой пятилетки. Именно в этом году и привела мама юного Олега в фехтовальную секцию...
      * * *
      - Э, нет, сразу рапиру не хватай... Сегодня побегаем... Теперь - в первую позицию... Нога сюда... рука сюда... Да не этакой раскорякой... Вот! Уже на что-то похоже...
      - ...держать легко и нежно, как полевой цветок! Что ты ее так судорожно хватаешь, Олежа? Это же рапира, а не курица, не улетит. Рапира легка и стремительна, клинок быстр и неуловим, бой - ураган! Рапира - основа тактики, фундамент мастерства... вашего мастерства, ребята! Кто спросил о шпаге? Да, шпага повеселее. Бой - как игра! Блеск, красота! Однако шпага не рапира. Тяжелей и массивней. Первое время у вас от нее руки отвалятся... Лет с пятнадцати шпагой начнем... Если доживете... Шучу... Прэ?
      - Прэ!!!
      - Алле!!!
      На вокзальной площади вокруг торговок носились мелкие дети какого-то вполне бомжеватого вида. Дети клянчили семечки, попрошайничали и тоже ругались, не уступая в образности ни торговкам, ни, на взгляд Олег Иваныча, даже самому Валере. Лошади, а уж тот знал толк в матерщине.
      Оранжевое остывающее солнце медленно катилось вниз, к зеленовато-пепельной полосе далекого леса. Меж лесом и автостанцией сквозь заросли кустов и деревьев кое-где проблескивала серебристая лента реки.
      Из-за подъезжавшего к остановке автобуса выскочил, тарахтя, ярко-желтый ментовский мотоцикл. Промчался по улице, поднимая тучу пыли, и шумно затормозил напротив Олега. Усатый мотоциклист - Олег Иваныч сразу узнал Рощина - в темных противосолнечных очках и джинсах - приветливо махнул рукой и кивнул на коляску:
      - Здорово, Иваныч! Немного задержался, оперативка, мать ее... Ну садись, садись, поехали!
      Олег Иваныч хорошо себе представлял стиль езды бывшего мотокроссмена Рощина, а потому не торопился воспользоваться его любезным предложением. Лишь убедившись, что никакой другой милицейской техники поблизости не наблюдается, со вздохом полез в коляску.
      - Тут у меня коньяк с собой, - на всякий пожарный предупредил он, - так что ты не очень-то ковбойствуй - разобьется.
      Услыхав про коньяк, Рощин еще больше заулыбался, растопорщил по-гусарски усы и, не долго думая, предложил его тут же и выпить. А чтоб не расплескать! Пожав плечами, Олег отказался. Уж слишком хорошо он знал приятеля...
      - Не хочешь, как хочешь, - ничуть не обидевшись, повел плечом Рощин. Ну, тогда поехали!
      Взревев двигателем, мотоцикл (марки "Урал") рванулся вперед, словно застоявшийся без дела боевой конь. Олега Иваныча вдавило в спинку сиденья, словно космонавта на взлете.
      Поехали...
      Нет, это мирное слово вряд ли подходило к Игорю Рощину и его дикому мотоциклу!
      Поскакали, полетели, помчались, все быстрее и быстрее, не обращая особого внимания на желтые мигающие светофоры. Каждую маячившую впереди машину Рощин воспринимал как личное оскорбление... Но на городских улицах было еще ничего, терпимо. Хуже стало, когда выбрались за город. С треском прокатив по асфальту, Игорь крикнул: "Держись, сейчас малехо срежем!" - и резко - Олег, наученный горьким опытом, крепко держался за ручку - свернул с шоссе на какую-то лесную дорогу. Подпрыгивая на ухабах, мотоцикл понесся среди корявых сосен стремительным падающим "Челленджером". Дико трясло, особенно в коляске. Видимо, это было приятно Рощину, потому как скорости он не снизил, а наоборот - прибавил...
      Олег Иваныч даже не смог бы сказать, когда, в какой момент Рощин выехал на ровную дорогу, влетел в живописный поселок и, разочарованно заглушив двигатель, остановился напротив двухэтажного здания, выстроенного в колониальном стиле и облицованного облупившейся розовой штукатуркой, довольно пошлой, на взгляд старшего дознавателя. По обеим сторонам двухстворчатой двери висело несколько вывесок: "Райпотребкооперация", "Администрация волости" и "Отделение милиции"...
      Слава те, Господи, приехали. Даже коньяк не разбили!
      На улице было хорошо - тепло, и не так жарко, как днем, - солнце только что село, и лишь только где-то за озером да за лесом проблескивали кое-где оранжевые лучи...
      В сквере напротив играли мальчишки. Может, в прятки, а может - во что-то военное. Стреляли из луков по мишеням. На ночь глядя. Куда только родители смотрят? Хотя, с другой стороны, лето все-таки, да не так уж и поздно - одиннадцати нет...
      Какой-то пацан - мелкий, светлоголовый, пробежал мимо, придерживая что-то под мышкой, кажется, лук со стрелами. Одну обронил на ходу, Робин Гуд, блин...
      Олег Иваныч поднял стрелу, так, от нечего делать. Хорошая стрела оказалась, совсем не похожая на детскую игрушку. Тяжелая, тщательно отполированная, со злым металлическим острием и иссиня-чернымм перьями. И кажется, сделана - будто вчера. По крайней мере, не так давно... Пожав плечами, Олег Иваныч выкинул стрелу в заросли лопухов и двинулся вслед за вышедшим из отделения Рощиным...
      Назавтра, передопросив как надо "злодеев" и свидетелей, Олег Иваныч провел пару очных ставок. Хорошо провел, без всяких там заморочек, еще раз передопросил сторожа и лесорубов, даже, на всякий случай, списал в дежурке кое-что с карточек учета правонарушений.
      Как раз подошел Рощин, посмотрел, усмехнулся в усы и, как бы между прочим, поинтересовался насчет рыбалки.
      Олег встрепенулся. На рыбалку, конечно, хотелось. И не столько из-за рыбы, - рыбу можно, в конце концов, и в магазине купить, - а из-за общения. Посидеть с Игорьком у костра, выпить водки, вспомнить молодость, холодильный техникум, а то ведь все время как-то и не до того было... Эх, хорошо бы! Да не получится - материалы дела надо срочно в Питер отправить, конец квартала, ёшкин кот...
      - Так и отправь! - хмыкнул Рощин. - У нас завтра ребята в ХОЗУ за формой едут. Завезут твои бумаги куда скажешь... Ну, жбанчик потом выкатишь... Шучу! И без жбана как надо сделают, в лучшем виде!
      Олег Иваныч, конечно, обрадовался, знамо дело, но виду не показал, кивнул нехотя Рощину, уговорил, мол, красноречивый, а на душе сделалось весело, светло и приятно, как всегда бывало с ним после тяжелой, качественно выполненной работы. Качественно выполненной...
      Нет, не может быть, чтобы все было вот так вот хорошо! Как говорится когда очень хорошо - это уже нехорошо. Как получилось-то? Приехал, увидел, допросил! Да еще и с делом обвиняемых ознакомил, в тот же день, хоть и нарушение. Прямо не дознаватель, а Юлий Цезарь пополам со Спинозой. Не верится что-то! Олег Иваныч давно уже научился относиться к себе критически и даже с юмором, иногда переходящим в сатиру. Вот и сейчас, позвонив в Питер Вострикову, чтоб встречал дело, уселся на стол, допил пиво, задумался... Ощущение было такое, будто что-то забыл, недоделал... Что же?
      За окном томился июньский полдень, солнечный, жаркий, с пронзительной синью неба и зеркальной гладью озера. С озера доносился радостный шум, визг и веселые ребячьи крики. Залетевший в распахнутую форточку теплый ветер сбросил со стола бумаги и принялся играть занавесками. В дежурке азартно стучали костяшками домино. Где-то в коридоре заливисто смеялся Рощин. Один Олег угрюмо сидел в кабинете и думал. Опять же - чихал иногда. Правда, уже реже... В основном - мыслил. Искал в бочке меда ложку дегтя...
      И нашел ведь!
      Лесовоз, мать его ети!
      Тот, третий. Который не осмотренный. И неизвестно куда исчезнувший.
      Конечно, для доказухи, скорее всего, и двух машин хватит. Может быть. Лесовоз... Процентов восемьдесят - и без него пойдет дело, даже девяносто... девяносто пять! Но... Но... Но... Короче, лесовоз нужно было искать. Причем, ясно дело, не самому Олегу - чего он тут найдет-то? - а местным. Которые, если на своем не настоять, с места не сдвинутся.
      - Да найдем мы твою "фишку", не переживай! - клятвенно заверил Рощин. В леспромхоз ребята уже поехали, да и Федор, гаишник, в курсе. Если что задержит. Короче, поехали собираться. Как куда? На рыбалку, конечно!
      Озеро оказалось небольшим, прозрачным, с холодной даже сейчас, в июне, водой, чистой, как горный хрусталь. Ничуть не затянутое ряской, оно вовсе не собиралось превращаться в болото, как десятки прочих лесных водоемов, слишком много ключей било на дне. Ветра не было целый день, в спокойной озерной воде отражались высокие, уходящие в небо сосны, темно-зеленые заросли ивы, палатка-двухместка и желтый "Урал", по уши, вернее, по руль, забрызганный грязью. Такие тут были дороги.
      - Тащи, тащи! Заснул, что ли?! - азартно зашептал Рощин, тихонько толкая в плечо задумавшегося приятеля. Тот вздрогнул, плавно потащил леску, наблюдая в воде тусклую черную тень. Щука!
      - Давай, давай... Потихоньку ее, потихоньку. Только не чихай, я тебя прошу! Эх! Сорвалась! Ушла, змея этакая...
      Да и черт с ней, в принципе, со щукой. Зато какая красота вокруг! И тишина... Эх, сюда б пару стоваттных колонок и - "Дип Перпл"! С песенкой типа "Спейс тракинг" - камоон! камоон! камооон!
      Да... Не мешало бы, а то уж больно тихо - только лишь где-то рядом чуть слышно пели цикады... Впрочем, откуда здесь цикады? Сверчки или эти, как их, кузнечики...
      - Фигечики! - усмехнулся Рощин. - Ты, Иваныч, таких кузнечиков вчера целое утро допрашивал. Лес пилят. Километрах в трех... Слышь - пила работает? Хорошая пила - "Йонсеред" или "Хуксварна", стоит как три моих "Урала"... То-то на дороге следы от мотика были. "Минск" или "Восход" - на них только и проедешь - до фига тут по деревням подобной техники, незарегистрированной, между прочим... Ночью можно посидеть, у дорожки. Посмотреть, кто там лиходейничает. Хотя лесопорубочный у них наверняка в порядке, судя по пилам. Ну, хоть попугать малехо, чтоб замандражировали. Ты как, Иваныч? Попугаем? Ну, и славненько.
      Вечером запалили костер, быстренько почистили рыбу, покромсали картошку, лук. Открыли водку, выпили по одной и блаженно растянулись прямо на земле - ждали ухи. В котелке аппетитно булькало. Рощин помешивал варево большой алюминиевой ложкой, пробовал, иногда добавлял чего-то: то соли, то перцу, а потом и водки влил, целую стопку. Олег Иваныч порезал хлеба, понаблюдал, исходя слюной, за манипуляциями приятеля, не выдержал, отошел к озеру. Посидел немного на камне, потом прошелся по бережку, хотел было искупаться, наклонился, потрогал рукой воду - раздумал, уж больно водичка студеная... Оба! А что это там блестит такое, в песочке?
      Протянул руку... Монета! Небольшая, не очень-то круглая, с выбитым изображением двух фигур в окружении каких-то точек или выпуклостей. Старинная... А блестит-то как, серебро, что ли? Олег Иваныч подбросил находку на руке - тяжелая, точно - серебряная - прочел на оборотной стороне - "НОВАГОРОД". Действительно - старинная... Только - полное впечатление, что не так уж и давно чеканенная. Вон как блестит-то! Новье! Чудны дела твои, Господи...
      - Тут много таких находят, - оценил монету Рощин. - Завтра пошаримся у берега, может, клад какой обнаружим, а, Олег? Представляешь, тысяч на сто баксов... А, блин! - Рощин сильно подул на дымящуюся ложку, осторожненько попробовал, состроил довольную морду. - Все, Иваныч, давай миски!
      Вдруг он приподнялся на локтях и предостерегающе поднял палец. Олег прислушался... Справа от озера, со стороны дороги - если ее можно, конечно, так обозвать - послышался приглушенный шум двигателя. Трактор?
      - Ага, трактор. Что ему тут делать-то? Лесовоз с фишкой! Доедай, да сходим, что ли, посмотрим.
      Оставив мотоцикл у палатки - идти-то метров тридцать, - коллеги быстрым шагом направились в сторону лесной дороги. Шагавший впереди Рощин отмахивался от надоедливых комаров сорванной с попавшейся по пути березы веткой. Шум двигателя приближался, становился натужным, воющим - дорожка была та еще, да и лесовоз явно шел не пустым. Вот, метрах в двадцати за деревьями мелькнула серовато-зеленая крыша кабины с башенкой погрузчика-фискарса, по-простому - "фишки". Еще несколько натужных двигательных вздохов, и на пригорок, где в ожидании стояли Олег Иваныч с Рощиным, медленно выполз тяжелый, под завязку груженный "паленым" лесом "Урал". Тот самый? А черт его знает - номер был залеплен грязью. Специально? Скорее всего, а впрочем, по такой-то дороге не очень-то и надо стараться. Грязи хватает.
      Бурая тупая морда "Урала" поравнялась с сотрудниками милиции. В кабине сидело двое. Незнакомые.
      Рощин вытащил из кармана ксиву - остановить, проверить - и помахал ею перед проплывающим ветровым стеклом. Сидевший за рулем детина - угрюмый, небритый, в надвинутой на самые глаза кепочке - бросил на участкового презрительный взгляд, зачем-то пожал плечами... И, прибавив скорость, преспокойно проехал мимо. Олег Иваныч еле успел отпрыгнуть в сторону.
      - Вот, козел! - проводив глазами быстро спускающийся с пригорка лесовоз, выругался Рощин. - Ладно, посчитаемся... Иваныч, бегом к мотоциклу!
      Приятели бросились к озеру. Олег чуть поотстал, оглянулся, уж очень хотелось ему рассмотреть номер. Тот лесовоз - не тот? А вдруг... Напрасно глаза таращил! Сзади номера вообще не было. То есть он, скорее всего, был, но на самом низу прицепа-роспуска - закрытый длинными, чуть ли не волочившимися по дороге вершинами сосен - хлыстами. Которые, по требованиям техники безопасности, все-таки полагалось отпиливать, чтобы не задеть кого на поворотах. Эти - не отпилили. Торопились, видно, сволочи... Ла-адно...
      Слева от дороги, вернее, между дорогой и озером, послышался треск мотоцикла. Туристы? Рыбаки? Подростки? Или это возвращались те, что пилили? Ладно, догоним - посмотрим. Где же, черт побери, Рощин? Что-то он непозволительно долго возится...
      Срезав путь через кусты орешника, Олег выбрался на поляну, к палатке. Здесь было заметно светлее, чем в лесу, хотя костер почти догорел, по крайней мере, его тлеющие головешки давали довольно мало света. Зато простор, озеро, луна, большая, непривычно серебряная...
      Рощин, чертыхаясь, возился с "Уралом".
      - Провода оторвали, козлы вонючие, - обернулся он. - Не видал там мотоцикла?
      - Нет... слышал только.
      - Вот и я... слышал. Ну, попадутся только, уроды, - участковый вытер пот со лба, оставив широкую маслянистую полосу. - Главное, эти-то стопудово местные, знали, где здесь обычно рыбачат... По тропке проехали, вон следы...
      Провозившись с мотоциклом минут двадцать, Рощин наконец завел двигатель, кивнул Олегу. Тот не заставил себя долго упрашивать, хотя, в принципе, участковый мог обойтись и без него. Они вовсе не собирались преследовать лесовоз - без оружия и формы, главное было - сообщить о его предполагаемом пути в отделение, а уж там встретят... Если успеют. Телефон в ближайшей деревне, сотовые тут отродясь не брали... Так что вся надежда на обычную связь да на дежурную смену. И еще хорошо бы, надеялся Олег Иваныч, чтоб лесовоз оказался тот. Тогда вообще все было бы замечательно. Поставили б "фишку" на штрафстоянку, оформили вещдоком, не торопясь осмотрели бы...
      Рощин нагнулся к коляске:
      - Держись, Иваныч, сейчас побыстрее поедем!
      Олег кивнул. Побыстрее так побыстрее... да и нужно было, вообще-то, побыстрее. Он здесь во всем с Рощиным соглашался. Это его земля, рощинская, он тут участковый, а стало быть - главный, за все ответственный. Да и опыта в сугубо местных делах Игорю не занимать. А Олег Иваныч кто? Гость. Хоть и по работе приехал, а тем не менее... Стыдно гостю обижать хозяина недоверием. Стыдно, да и для дела вредно. Потому и держался Олег на вторых ролях, Рощину поддакивая, понимал: округа - Игорька вотчина. Вперед него не лез, не выпендривался... Только, хорошо зная приятеля, сел в коляску - при рискованной манере рощинской езды с заднего-то сиденья враз улетишь в какую-нибудь канаву. И даже - вместе с сиденьем. В этом смысле в коляске было безопасней. Однако и выпрыгнуть, если что, трудновато. Ну, о плохом Олег Иваныч не думал - доверял Рощину, а тот и рад - мчался даже быстрей, чем всегда, хотя, казалось бы, куда уж быстрее...
      Выскочив на грунтовку, резко прибавили скорость, убористо вписываясь в поворот. Свет фары отразился от чего-то блестящего, оранжевого... Отражатели? Точно.
      Рощин тормознул. Подобрался осторожненько задним ходом...
      Велосипед!
      Валяется себе в кустах. Обычная "Десна", черт знает какого года выпуска, с черной рамой и блестящими крыльями. Спицы на колесах украшены узором из тонкой золотистой проволоки и тремя круглыми оранжевыми катафотами. Они-то и сверкали.
      - Подростки, - не слезая с седла, уверенно заявил Рощин. - Нас увидели - спрятались. Ладно, на обратном пути разберемся, если застанем.
      Олег удивился:
      - А чего им прятаться-то?
      - Так пьяные. Или трахались. А скорее всего - и то, и другое сразу. Сегодня ж пятница - в местном клубе танцы. Кстати, оттуда и позвоним. Поехали.
      Проскочив еще пару поворотов, выскочили на околицу, где в неровном свете желтого качающегося на ветру фонаря смутно угадывались очертания одноэтажного строения с большим крыльцом под покосившейся треугольной крышей и двумя деревянными колоннами, эдакий портик а-ля "архитектура демократических Афин". Судя по тусовавшейся на крыльце толпе подростков это и был местный очаг культуры. Сиречь - клуб. Странное, по нынешним временам, дело - работающий.
      - Мама, я полюбила бандита! - подпевал сидевший на перилах крыльца молодняк музыке, доносившейся из распахнутой двери клуба.
      - Во репертуар, а? - подмигнул участковый. - Нет чтоб "наша служба и опасна и трудна"! Ладно, пойду проверю этот вертеп, заодно позвоню. Ты подожди пока, Иваныч.
      Кивнув на ходу подросткам, старший участковый скрылся в призывно распахнутой двери вертепа...
      Подожди так подожди... Под пристальными взглядами тинейджеров Олег Иваныч неуклюже выбрался из коляски - а попробуйте "уклюже" после эдакой тряски! - и, держа в руке снятый шлем, подошел к крыльцу, поздоровался.
      - Здрасьте, - вразнобой отозвались подростки, вполне вежливо. Кто-то даже опасливо - "а чего этот мужик в ментовском мотике делает?!" - припрятал с глаз долой бутылочку пива. Олег Иваныч улыбнулся. Никакой вражды к тусующимся подросткам он не испытывал, скорее наоборот. Тинейджеры - тоже люди, только еще не очень взрослые - и у каждого в черепушке мозги, способные иногда кое-что запомнить, и пара глаз - кое-что замечающих.
      Вот и эти... Мордочки хитрые, самому старшему - или старшей, кто их тут разберет, - лет четырнадцать.
      - Курите, ребята.
      Положив на крыльцо шлем, Олег Иваныч щедрой рукой протянул подросткам прихваченную из коляски пачку рощинских "Мальборо". А и чьих же еще - сам-то не курил...
      Кое-кто взял, поблагодарил вежливо. Особо обнаглев, одна девчонка предложила пиво. Олег Иваныч не отказался, конечно, когда это он от пива отказывался. Тоже поблагодарил, присел на перила - дети подвинулись...
      - Вы, дяденька, наверное, следователь? - спросили.
      Олег Иваныч чуть пивом не подавился. Что, у него профессиональная принадлежность на лбу написана, причем - крупными буквами?
      - Просто следователи всегда сигаретами угощают, ну, в фильмах, пояснила девочка с выкрашенными в ядовито-голубой цвет волосами - Мальвина, блин... - Сейчас что-нибудь спрашивать начнете, нет?
      - Начну, - усмехнулся Олег. - Вот пиво ваше допью... - он с шумом высосал банку и, аккуратно поставив ее на ступеньку, осведомился насчет лесовоза.
      - Не, не проезжал, - хором заверили ребята. - Проехал бы - видели, вон дорога-то, рядом... Мотоцикл? Типа "Минска"? Не-а, тоже не было. Да не врем, честно. Они ведь могли и на повертку свернуть. Ой, может, Дрюня видел, он только что приехал, вон, чей мопед... Позвать, дяденька, Дрюню-то?
      - Видел лесовоз, - тут же закивал Дрюня, которого по просьбе Олега Иваныча быстренько вытащили из притона разврата. - Мотоцикла - не видел, врать не буду, а лесовоз видел. С фишкой и лесом.
      Вообще, это был очень колоритный тип, этот самый Дрюня. Олег Иваныч таких даже в Питере встречал не часто. На вид всего-то лет четырнадцать, самое большее - пятнадцать, зато весь в кольцах, словно какой-нибудь папуас. Блестящие такие кольца, небольшие, но, видно, тяжелые. В ушах минимум штук по пять, одно - в носу, по два - в бровях, и даже в животе поблескивало кольцо, продетое прямо через пупок. Дрюня, видно, потому и рубаху на животе узлом завязал повыше - хвастал. И не больно же было протыкать-то.
      - Не, дяденька, не больно, если в хорошем салоне. Хотите, адресок дам?
      - Спасибо, обязательно запишу, - от всего сердца заверил Олег Иваныч. Только попозже. Лесовоз-то куда делся?
      - Да куда ему деться, - махнул рукой Дрюня. - На повертку, кажись, свернул. Ну да, точно. Номер? Ну, блин... Конечно, не заметил, на кой мне номера ихние. Да, "Урал", "Урал", точно! Что я, машин не знаю? Подробнее... А подробнее, может, Колька расскажет, брательник двоюродный. Я-то на мопеде ехал, а он сзади, на велике. Вот, должен бы уже подъехать...
      Брательник на велике. А, случайно, велик у него не "Десна" с синей рамой? Ах, да? И еще с блестящими крыльями... А он, вообще, в каком состоянии, брательник-то?
      - Да трезвый, - уверил Дрюня, сам подобного впечатления отнюдь не производивший. - Это я бутылку пива с утра выпил, с бабкой. Ну там, в обед бражки... И все... А у Кольки-то мать вчера приехала. Строгая. Даже в клуб его еле отпустила. Он ведь помладше меня будет.
      На крыльце появился Рощин. Вышел из вертепа, живой и невредимый. Только помятый малость да на шее губная помада.
      Заработал, затрещал двигатель, участковый махнул ребятам, и, быстро набрав скорость, мотоцикл скрылся из виду.
      У того поворота, с велосипедом, Рощин аккуратно притормозил, не глуша двигатель.
      Ну вот он, велик. Лежит и правда как-то неестественно. Словно слетел с дороги, отброшенный неведомой силой. Впрочем, такой ли уж неведомой? Олег напрягся. За свою жизнь он повидал немало подобных ситуаций. Особенно когда выпадало дежурство в составе следственно-оперативной группы. Ну да, вот и след шин. А удар наверняка был мощным. Тогда где же велосипедист? Ушел домой, испугался? Нет... Олег Иваныч с сомнением покачал головой. Нет, Игорек! Не ушел и не испугался. Слишком силен удар. Наверняка во-он в тех кустах... Ну-ка, сходим, проверим...
      Рощин развернул фару.
      Кювет... Глубокий, словно хороший овраг. Кусты - жимолость или вереск, а может, орешник, черт их знает - сейчас не видно... Олег Иваныч раздвинул ветки, испачкав пальцы в... Он приблизил руку к глазам... Вязкий, почти черный в призрачном свете фары сгусток... А вон еще там, на ветках. Кровь... Пополам с мозгами. Ага! Вот и тело! Вернее, труп.
      Он лежал на боку, нелепо подогнув руку. "Брательник Колька". Прилично одет - в джинсиках и светлой рубашке, разорванной на груди. Волосы светлые, растрепанные. Верхняя часть черепа, слева, была снесена начисто, открывая часть мозга. Левый глаз, вырванный из глазницы, висел на глазном нерве кровавым осклизлым шаром.
      Тьфу ты... А ведь мертвяк - мертвее не бывает. Ну, нашли себе работу.
      - Только жмурика нам и не хватало для полного счастья, - тяжело вздохнув, согласился Рощин. - Придется обратно в клуб ехать, звонить. Думаешь, эти его, лесовозники?
      - Тут и думать нечего, - невесело усмехнулся Олег. - Наверняка хлыстами, на повороте. Сходил, блин, на танцы пацан. Ну, коззлы... И смылись. Свидетелей тоже, как назло... Только косвенные. Спилят они хлысты, выкинут - все: ничего не докажем.
      - Посидишь, Иваныч? Я быстро...
      Олег Иваныч чихнул.
      Серебристая луна висела над черным лесом, освещая открытую на повороте кромку грунтовки. На кромке, свесив ноги в кювет, сидел старший дознаватель Олег Иванович Завойский, смотрел на еще теплый труп мальчика и думал. Не про судьбу-злодейку. Думал и не жалел парня... хотя, нет, жалел, конечно... но... Мысли старшего дознавателя имели гораздо более профессиональное направление...
      Свидетели...
      Этот Дрюня, брательник. Хорошо. Ребята в клубе, которым Дрюня про брата Кольку рассказывал, что едет, мол... Немного хуже, но ладно. Мы с Рощиным. Ну, это на худой конец. Косвенные все - ну что поделать. А что тут имеется? Следы шин. Не очень четкие, правда... да труп с раной. Полбашки снесло. Микрочастицы? А почему бы и нет? Можно и экспертизу назначить. Если б, конечно, хлысты было с чем сравнивать. Интересно, следак прокурорский приедет? Вряд ли. Убийство-то неумышленное. По неосторожности, в общем-то. Нет, скорее преступная небрежность. Тоже срок не хилый. Да еще неоказание помощи. Солидный букет. На таком фоне - самовольная порубка - детская забава. Конечно, если хороший адвокат. Но хороший адвокат и деньги хорошие затребует. Очень хорошие. Пожалуй, весь их сегодняшний лес на гонорар и уйдет, да как бы и не больше. Так что, если эти хмыри не дураки... если не дураки. Бросят они весь лес к черту да смоются. Про лесовоз заявят, что угнали неизвестные лица. Кавказской национальности, мда-а... А если жадные, то и бросать ничего не станут. Просто отпилят хлысты до установленного размера, и все. Кстати, насчет свидетелей.... Пильщики, те, что на мотоцикле. Ой, не зря они так шустро затихарились. Может, видели что?
      Приехал Рощин, оставил "Урал" в сторонке. Подошел, сел рядом, закурил. "Ну, как рыбалка?" - спросил. Шутит, зараза...
      Рощин перевел взгляд на труп. Помолчал. Подумал... И высказал те же опасения, что и Олег Иваныч. Насчет хлыстов.
      - Догнать бы да изъять с понятыми, тогда б не отвертелись!
      - Ха... С понятыми! Может, тебе еще и ключ от квартиры... или блюдечко с голубой каемочкой?
      В белесом небе, низко над деревьями, полыхали красно-синие зарницы. Они быстро приближались, становились ярче, насыщеннее. Замелькали за деревьями фары, и к месту происшествия, лихо тормознув, подкатила бело-голубая гаишная "пятерка".
      - Из отделения вызвал, - пояснил Рощин. - Поохраняют следы преступления до приезда группы. А что, нам, что ли, с тобой тут выходной портить? Мы лучше пока до повертки прокатимся, глянем... Ты как, Олег?
      Олег Иваныч кивнул. Конечно, глянем.
      Разогнавшись поначалу, Рощин резко сбросил скорость и притормозил у неприметного съезда с дороги. На песчаной полузаросшей колее, перед мостом через узкую речку, виднелись четкие отпечатки протектора. Олег Иваныч догадался, какого... И также догадался - почему Рощин тут тормознул.
      Параллельно речке по дороге медленно полз лесовоз!
      Ага! Попались, голубчики!
      Узревшим добычу коршуном милицейский "Урал" понесся вниз, подскакивая на ухабах. Лесовоз, словно почувствовав что-то неладное, прибавил скорость. Скорее всего, заметили, гады, фару. А как без нее-то? Даже Рощин не настолько упертый спортсмен, чтоб вслепую по лесистым холмам кататься.
      Ну, покатаемся.
      Темная, с потушенными огнями, громада лесовоза возникла неожиданно близко, прямо за поворотом. Рощин даже притормозил, чтоб не врезаться прямо в хлысты. Дорога была узкой, обогнать лесовоз не представлялось пока никакой возможности. Приходилось ждать. Так они и ехали со скоростью километров пятьдесят, лишь иногда, на спусках, лесовоз выжимал больше. А удобного случая все не представлялось - по обеим сторонам дороги, без всякой обочины, тянулись в ночное небо деревья. Черные, высокие, хищные, они размахивали на ветру корявыми ветками, словно некие ужасные враждебные существа. Пару раз каждого ощутимо припечатало по лбу. Хорошо Рощину - он хоть в каске. А Олег Иваныч свою, кажется, в клубе оставил, на крылечке, раззява.
      Интересно, долго так придется ехать? А если сломаемся? Или бензин закончится? Впрочем, должен же быть хоть какой-то просвет в этом диком лесу!
      Хлопнула дверь кабины. Кто-то из злодеев вылез к фискарсу? Они там что, каскадеры или самоубийцы? Или...
      Или допетрили про бревнышки, сволочи?! Пара сваленных на ходу лесин - и нет сзади мотоцикла!
      - Игорь! Тормоз!
      Рощин тормознул, конечно. Но, кажется, было уже поздно!
      Налетев на сброшенные на дорогу бревна, мотоцикл медленно - как казалось Олегу - и красиво взмыл в воздух, делая эффектное сальто-мортале.
      Рощин мягко спланировал в реку и очумело затряс головой.
      Олегу Иванычу повезло меньше.
      Выброшенный из коляски мощной силой инерции, он пролетел метров пять, словно пущенный из пращи камень, и, уже на излете, втемяшился башкой в попавшуюся на пути березу. Вот тут-то Олег и вспомнил про опрометчиво забытый шлем! Еще успел подумать об ухе, что оставалась там, в котелке, на озере. Вкусная была уха. Вот поймать бы злодеев, а потом...
      А потом он потерял сознание.
      Глава 2
      Шугозерье
      Пусть разразит меня на этом месте гром,
      Пусть прослыву везде первейшим подлецом,
      Коль дам себя смирить почтением иль страхом
      И сам не порешу всего единым махом!
      Жан-Батист Мольер, "Тартюф, или Обманщик"
      (комедия в пяти действиях)
      В березовых ветвях пересвистывались ночные птицы. Ночной ветерок шевелил листву, шуршал в кустах жимолости, гнал по белесому небу редкие облака. Где-то неподалеку в лесу ухал филин.
      Олег очнулся от холода. Его рубашка с короткими рукавами не очень-то грела сейчас, светлой июньской ночью, не такой уж и теплой в это время. Голова раскалывалась, словно с жуткого похмелья, чего с Олегом Иванычем не случалось уже лет десять, несмотря на все перипетии службы
      Слава Богу, хоть жив! А где, интересно, Рощин? Ну, лесные-то воры, понятно, - уехали, а мотоцикл-то где? Неужто в реку свалился, вместе с Игорем?
      Олег поднялся на колени и осмотрелся.
      А нету никого! И ничего. Ни Рощина, ни мотоцикла. Не имеется таковых, как на горизонте, так и в ближайших окрестностях! Тогда напрашивается вопрос - неужели Игорь разбился? Но тогда и "Урал" должен где-то быть, не утащили же его "злодеи" на лесовозе...
      Олег Иваныч помассировал голову - "были б мозги - было бы сотрясение" и еще раз осмотрелся, теперь уже более внимательно.
      Речка, лес, темные кусты, овраг. А вот и береза. Значит, где-то тут должна быть дорога. Однако надобно выбираться.
      Пошатываясь, он сделал несколько шагов в направлении дороги. Таковой почему-то не усматривалось! Но ведь должна же она где-то быть, не пролетел же он сотню метров, не птица все-таки. Обошел заросли - дорога упорно не желала находиться. Бросил взгляд на реку. В общем-то, неплохо, что она тут есть! По реке можно как раз к деревне выйти, не так уж далеко они и отъехали-то... вон, клуб на том берегу должен быть... Может, все-таки обождать до утра? Да нет, чего ждать, ночи-то светлые. Да и голова вроде бы уже меньше болит. Сотрясение, конечно, есть... но не такое уж и большое.
      Махнув рукой на поиски дороги, Олег Иваныч углубился в лес, стараясь идти на звук журчащей воды.
      Лес оказался густым, диким. Под ногами трещали какие-то корни, и скрюченные ветки деревьев маячили на светлом фоне неба черным колдовским кружевом. На мотоцикл даже и намека не было. Как и на Рощина.
      Олег вдруг замедлил шаг.
      Метрах в десяти впереди, за кустами, у реки, горел костер. Трое мужчин, переговариваясь, варили что-то в подвешенном над костром котелке.
      Рыбаки! Ох, блин... Уж эти-то наверняка что-то слышали.
      Ну, вот и спросим! Заодно - ухи похлебаем.
      Не особенно таясь, Олег Иваныч прибавил шагу. И чуть было не налетел на страшное рогатое существо, возникшее вдруг на пути его!
      Олег Иваныч вздрогнул и попятился. Однако странное существо оставалось неподвижным, не проявляя никаких попыток агрессии. Один из рогов существа был явно меньше другого... А шеи вовсе не было! Как и тела!
      Господи! Голова! Коровья голова, зачем-то насаженная на шест! Один рог отпилен... Кажется, не так давно был в дежурке разговор насчет пропавшей коровы. И как раз с обломанным рогом.
      Стараясь не шуметь, Олег нырнул в кусты, стараясь незаметно подобраться к рыбакам как можно ближе. Они оказались очень странными, эти рыбаки! Нигде не было заметно ни удочек, ни снастей, да и гнусный запах, исходящий от клокотавшего в котле варева, не напоминал запах ухи. Четверо сидевших у костра отрывисто переговаривались между собой. Собственно, сидело трое, третий лежал на спине в довольно-таки неудобной позе. Присмотревшись, Олег заметил и пятого. Одетый в какую-то темную хламиду, тот лежал чуть в стороне от костра, широко раскинув в стороны руки. Спит, что ли? Скорее всего - пьян в доску. А что - с рыбаками такое бывает. Зачем вот им только корова понадобилась? А может, корову и не они вовсе? Может, волки. Ну да - волки. А эти просто наткнулись на буренкины остатки. Тогда чего ж я тут лежу, как полный идиот? - задал сам себе вопрос Олег, поднимаясь на ноги. И тут же упал на землю!
      Ночную тишину прорезал крик ужаса и боли! Это кричал тот, что лежал у костра. Подросток, почти ребенок... Громадный мужик со спутанной бородой, подчерпнув половником горячее варево из котла, лил его на заголенную грудь мальчишки.
      - А ну, говори, шпынь, куды вы с Онисифором собирались?! - дождавшись, когда парень перестанет кричать, угрожающе произнес он. - Скажешь?
      - Да не знаю я ничего, вот те крест, не знаю! - жалобно простонал пацан. - Он ведь ничего мне не рек, ни словечечка...
      - Ах, ни словечечка? - мужик злобно пнул подростка в бок. - Сдохнешь, тварь! А нутко, Митря, ворочай яво на брюхо. От так. Остатний раз спрашиваю, паскуда, скажешь? Тады умрешь легко, как барашек. А не то засеку до смерти!
      - Да не знаю я.
      - Ах, ты так? Ну-ну!
      С этими словами мужик вытащил из-за пояса ременную плеть, примерился и со свистом рассек воздух. Полетели вокруг кровавые брызги...
      - Шильники! Хари! Шпыни проклятые! - в ужасе завопил мальчишка.
      "Шильники" лишь мерзко захохотали.
      - Давай, давай яво, Тямоха! - подбадривал амбала невысокий мужичок с редкой козлиной бороденкой, видимо Митря.
      А уж одеты... Ха! Бомжи! Господи, ну конечно. Доходяги. Один, тот, что с кнутом, здоровый, да и то...
      - А-апчхи!!! - Ну, чихнул так чихнул! Бомжары аж вздрогнули, особливо тот, что с бородой. Ну, не фиг теперь и сидеть, давно пора выбраться...
      - Так, это что ж у вас тут происходит, господа? - выйдя из-за кустов, громко осведомился Олег Иваныч, опираясь на прихваченную по пути палку. Он знал, как нужно разговаривать с подобной публикой. - Статья "сто шестнадцать в чистейшем виде" - побои. Хотя... Может быть, даже истязания. Чего пасть раззявил, борода многогрешная, пойдешь свидетелем - в лучшем для тебя случае!
      - Сзади, кормилец! - крикнул валявшийся у костра пацан.
      Олег Иваныч резко отпрыгнул в сторону. И вовремя! Просвистев в воздухе, небольшой топорик с закругленным лезвием воткнулся в росшую неподалеку сосну.
      - Ах вы так, сволочи? Алле!!!
      Резким ударом палкой по шее (Прэ!) Олег Иваныч избавился от самого опасного бомжа - амбалистого мужика с черной всклокоченной бородищей.
      Еще есть герои? А? Ах, есть... Ну-ну, иди-иди сюда, козлиная борода. Прэ? Что башкой качаешь? На, получи, фашист, гранату. Ага, не нравится! И враг бежит, бежит, бежит! Эм-то что еще за явление, месье? Ах, вы тоже хотите получить свою долю? Знаешь, мужик, надоело мне что-то палкой махать. Может быть, попробуем "загиб руки за спину", или нет... лучше "рычаг руки наружу". Полетай, парень.
      Ох, и низко же полетел... К дождю, видно.
      Использовав изученный во время служебной подготовки прием, Олег Иваныч легко отшвырнул от себя третьего бомжару - чернявого, чем-то похожего на цыгана, мужика с выбитым глазом. Глухо заскулив, тот быстро отполз в кусты.
      Так... Олег осмотрелся. Вроде бы здесь должен быть еще один, тот, что спит. Ага, вот он... Ну ни фига ж себе, комедия!
      Тот, что "спал" у кустов, вряд ли был опасен - он лежал на спине, устремив к небу широко открытые недвижные глаза, из груди его торчала стрела с черным глянцевитым оперением!
      - Ну и делишки тут у вас творятся, господа опустившиеся личности! озабоченно присвистнул Олег Иваныч, распутывая лежащему пацану руки. - Хоть стой, хоть падай!
      - Спасибо тебе, боярин! - улыбнулся тот. - Век буду Господа молить! В Софейском храме свечу поставлю... Ой, смотри, смотри, князь!
      Очнувшийся амбал - тот, кого называли Тимохой, - подбирался к Олегу с большим ножом в руке и нехорошо улыбался. Огромный, словно скала, уверенный в собственном превосходстве над этим бледным, вышедшим из лесу мужиком.
      - Ой, счас я тебя пощекочу, паря! - гнусаво захохотал он. - Ой, пощекочу, ох уж и посмеемся!
      Издав злобный вопль, амбал с грацией голодного волка бросился на соперника...
      - Рано радуешься, козел, - на лету заломав Тимохе руку, улыбнулся в ответ Олег Иваныч. - Я ведь все-таки за команду ГУВД когда-то выступал. И не только по фехтованию, но и по самбо.
      С громкими воплями Тимоха схватился за руку и волчком завертелся на земле.
      - Вроде все, - взглянув на так и не пришедшего в себя Митрю, задумчиво произнес Олег Иваныч и обернулся к костру в поисках мальчишки: - Эй, парень, ты где?
      - А ну, стой!
      Резко развернувшись на месте, Олег увидел прямо перед собой того цыганистого, одноглазого... Одноглазый целился в него... из арбалета!
      - Ну ни фига ж себе, бомж позорный! - удивился Олег Иваныч. - Вот сукин кот... А ведь сейчас выстрелит, сволочь.
      "Сволочь" выстрелить не успела...
      Внезапно ойкнув, одноглазый схватился за шею и с хрипом рухнул прямо в костер. В шее его торчала рукоятка ножа...
      - Хороший ножик был у Тимохи, - неслышно вышедший из-за сосны мальчишка с силой вытащил нож из шеи убитого. - Теперь и мне послужит. Здорово ты их, боярин! - посмотрев на состояние Тимохи и Митри, уважительно произнес пацан. - Однако, время... Сейчас подчистим тут все.
      Поигрывая ножом, пацан подошел к лежащему Митре.
      Ну, дела-а-а, блин! Целые делища! Олег Иваныч не верил своим глазам. Даже был несколько шокирован! Даже весь чих пропал!
      Даже...
      Этот тщедушный белобрысый подросток только что, на его глазах, убил человека - пусть бандита, но все же - и теперь явно собирался перерезать горло еще одному, а то и двоим... Ну и дела.
      - Стой, стой, парень!
      Бросившись к пацану, Олег схватил его в охапку и отшвырнул прочь от Митри. Быстро вскочивший на ноги пацан удивленно зыркнул на него синими, враз ставшими злобными глазами.
      - Ты что же это, кормилец? - сжав губы, прошептал он и, сжав в руке нож, бросился на Олега.
      - Псих! - отбирая от мальчишки нож, убежденно произнес Олег Иваныч. Да и все они тут - психи. А ведь и правда психи!
      - Ну, ты... Не очень-то кулаками махай, а то враз руки пообрываю, чистильщик хренов! - усадив мальчишку на землю, Олег Иваныч сильно хлестнул его по щекам. Может, хоть так в чувство придет, а то налетает, словно раненый коршун.
      Ну вот, вроде успокоился.
      - Мир? - Олег Иваныч протянул мальчишке руку и улыбнулся.
      Тот исподлобья взглянул на него, недоверчиво хмыкнул... и тоже растянул губы в улыбке:
      - Мир, кормилец!
      - Брянский волк тебе кормилец, - сплюнул Олег Иваныч. - Насмотрятся на ночь всяких "Иванов Васильевичей", потом ходят, выпендриваются.
      Где-то внизу по реке послышались крики. Пацан вздрогнул и прислушался.
      - Уходить надо, боярин!
      - Ох, сказал бы я тебе... - обидевшись на "боярина" , покачал головой Олег. - Сейчас сюда люди придут. Очень может быть, участковый. А у нас, между прочим, труп... даже два, ежели считать и того, что со стрелой. Я, конечно, скажу...
      - Какие ж это люди, боярин? - перебив, грустно усмехнулся пацан. Шильники это! Воры! Шпыни ушкуйные!
      - Шильники какие-то... А может, лесорубы? Те самые, твари лесовозные? Тогда совсем плохо, тогда рвать надо, иначе дорого мне обойдутся эти трупешники. Свидетель-то совсем никакой - псих, одно слово. Хм... Шильники... - бормотал про себя Олег Иваныч. - И что за слово такое? Санитары, что ли? Ну, они-то как раз тебе и нужны, судя по всему. Ну, блин, попал! Ни Рощина, ни мотоцикла, сам чуть не убился. Сижу теперь тут, в компании трупов, раненых и сумасшедшего психа!
      - Уходим, боярин, ну же!
      Мальчишка схватил Олега за руку и потащил в лес. Махнув рукой, старший дознаватель последовал за ним, здраво рассудив, что лучше уж лес с психом, чем поляна с трупами.
      Олег Иваныч проснулся от ощущения резко навалившегося тепла. Открыв глаза, вздрогнул и никак не мог врубиться спросонья, что он вообще здесь делает - на траве, в зарослях орешника и рябины. Господи! Да ведь...
      - Здрав буди, боярин! - выбрался из кустов вчерашний пацан-псих. Светлоголовый, синеглазый, в странной длинной рубахе навыпуск, какого-то непонятного синевато-малинового цвета. На ногах парня красовались... не поймешь - что. Что-то похожее на лапти, только кожаные, с многочисленными ремешками. За пояс из узорчатой ткани с металлическими бляшками был небрежно засунут длинный нож с костяной рукоятью. Тот самый, которым...
      - Что главой качаешь, кормилец? - усмехнулся пацан.
      Олег Иваныч поморщился - опять эти дурацкие слова: боярин, кормилец... Да и на "ты". Нет, конечно, подростки все непосредственны, но не до такой же степени, чтобы тыкать абсолютно незнакомому взрослому.
      - Зови меня просто Олег Иваныч, - вздохнув, посоветовал Олег и, в свою очередь, поинтересовался именем неожиданного знакомца.
      Тот представился тоже как-то странно: "Вольный слуга софейский Григорий, Федосеев сын, Сафонов". Вот так-то. Не просто Гриша Сафонов, а Федосеев сын. Да еще какой-то "слуга софейский"! Нет, ну точно - псих! Интересно, а чего такого от него хотели вызнать?
      - И сам не знаю, бо... Олег, свет Иваныч, - пожал плечами Гришаня (так он разрешил себя называть), - догадываюсь только...
      Историю, в двух словах изложенную "софейским слугой" Гришаней, Олег Иваныч что-то не очень и понял. Какой-то "Онисифор-инок да Пимен, софейский ключник"... опять - софейский! Вот с этим Онисифором и прибыл сюда Гришаня, аж из Новгорода, зачем - то Онисифор знал да Пимен.
      - Он ведь мне ничего и не говорил, Онисифор-инок, - потянулся Гришаня, - так ведь и я не в сенях найденный, смекнул, что к чему. Злато-серебро Пимен-ключник с Онисифором, взалкав, ищут! А еще иноки... То злато, что вез с Заволочья софейский ушкуйник Олекса. Вез, да не довез, напали лихие люди, шильники, всех поубивали, а злата-серебра не нашли схоронил его где-то Олекса, как чувствовал. Онуфрий Ноздря из всех ушкуйников один упасся, возъявился в Новгороде, пришел в храм Святой Софии, ко владыке Ионе. Однако до Ионы так и не дошел - Пимен перехватил, ключник. Отправил Онуфрия восвояси, ко владыке бросился, рек: надобно, мол, побыстрее обонежские списки составить - сколько кто чего должен Софейскому Дому, в общем, послал Онисифора, со людьми софейскими, из коих всех Онисифор со списками в обрат отправил, одного меня с собой взял, потому как места мне тутошние знакомы, а на Спасском погосте Шугозерском - дядька мой живет своеземец Мефодий...
      Гришаня замолк вдруг, напряженно вслушиваясь в утреннюю тишину леса. В кустах пели жаворонки и еще какие-то птицы, рядом, под самым Гришаниным носом деловито жужжал шмель.
      - Когда отъезжали, слух по Новгороду прошел, будто Онуфрий Ноздря живота лишился, - отмахнувшись от шмеля, тихо промолвил отрок. - Утоп, грят, по пьяни в Волхове. А третьего дня эти появились, - Гришаня сплюнул, Окаянные - Тимоха Рысь у них за главного, да еще Митря Упадыш Козлиная Борода, да Ондрюха Цыганский Рот. Тот, кого я ножиком... Зря ты не дал остальных прирезать, боярин, ой, зря! Намучаемся еще с ними.
      Выслушав, Олег Иваныч с сожалением посмотрел на Гришу. Вот ведь как случается, вроде умный парень, а псих! Полный шизофреник. Хотя, может, в чем-то его рассказ и соответствовал истине, по крайней мере в том, что касалось "лихих людей шильников". С ними-то и сам Олег Иваныч столкнулся, не далее как вчерашним вечером. И весьма близко столкнулся...
      Внимательно посмотрев на задумавшегося Олега, Гришаня вдруг упал на спину и принялся громко хохотать, приложив к животу руки.
      - Обувка у тебя смешная, Олег Иваныч, - сквозь смех пояснил он. - Да и порты. А про рубаху уж и молчу!
      Олег Иваныч пожал плечами. Ни в своих кроссовках, ни в джинсах, ни тем более в рубашке "от Армани" он почему-то ничего смешного не находил... в отличие от юного психа.
      - "Дженова Джеанс"!
      Прочитав надпись на лейбле, Гришаня перестал хохотать и важно сообщил, что надпись "латынская", а Дженова - "фряжской земли град". Он еще что-то порывался сообщить по поводу одежды нового знакомца, однако вдруг замолчал и затаился в кустах, увлекая за собой Олега. Ему, видите ли, показалось, будто ветка в лесу хрустнула.
      А ведь не показалось!
      Ветка действительно хрустнула!
      Под ногами людей, коих Гришаня с Олегом Иванычем сначала услышали, а потом и увидели.
      Их было двое, бородатых мужиков в блестящих кольчугах! Один держал в руках меч! Другой - лук и стрелы.
      Мать моя женщина! - покачал головой Олег Иваныч.
      Маски-шоу продолжались.
      Выйдя на опушку леса, мужики остановились неподалеку от зарослей орешника, под которыми прятались Олег и Гришаня.
      - Послышалось те, Митяй, - сказал тот, что с мечом. - Грю, послышалось...
      Митяй пожал могучими плечами, пробормотал, что вроде как тут кто-то "хохотаху", потом махнул рукой, пошли, мол, и оба повернули обратно, сообща решив сказать какому-то "Тямохе", что никого не нашли... Тямохе... Какому-то? Хм... Интересно, как там у него с рукой?
      Олег Иваныч осторожно поднялся на ноги, разминая затекшие руки, и спросил у своего юного спутника, не знает ли тот и в самом деле, где клад "софейских ушкуйников". Просто так спросил, безо всякой задней мысли.
      Гришаня испуганно зыркнул на него синими своими глазами.
      - Что ты, кормилец? - убежденно возразил он. - Кабы знал, разве не сказал бы Тимохе? Тогда б они меня и не пытали. Сразу б живота лишили, как только б нашли.
      Олег Иваныч только покачал головой. У него давно уже созрела весьма здравая мысль поскорее покончить со всей этой бодягой и выбраться отсюда в более цивилизованное место, хотя бы в ближайшую деревню. "Юный псих" Гришаня эту идею поддержал со всей душою, только предупредил, что идти надо осторожно, опасаясь банды Тимохи. Ну, это Олег и без него знал.
      Спор вышел только относительно путей отхода. Олег Иваныч хотел выйти на грунтовку и там поймать какой-нибудь транспорт, а Гришаня звал спуститься к реке, мотивируя тем, что никакой дороги в здешних местах никогда и не было. Ну, что с больного взять! "Не было". Это тогда как же лесовоз ехал, по болоту, что ли?
      - Бросим медяху? - Гришаня повозился с поясом и вытащил оттуда мелкую, чуть больше ногтя, монету. - Хошь, сам кинь, Олег Иваныч!
      Олег удивленно осмотрел монету: с одной стороны - русалка с крыльями, с другой - надпись: "Пуло московское".
      - Ну, Гриша, выпадет русалка - идем к дороге транспортину ловить...
      - Кого ловить? И зачем?
      Кидать монеты Олег Иваныч умел. В отделе еще насобачился, в старые времена, в должности дежурного опера, каждое дежурство с ребятами тренировались, пока замполит, сука, не прикрыл, проигравшись.
      Конечно, выпала русалка.
      Они добросовестно шерстили местность часа три. Дороги не было! Овраг был, березы были, а дороги не было! Ни грунтовой, ни лесной даже. Да и в лесу-то - ни просеки, ни противопожарных рвов. Глушь, одним словом.
      - Ну что, к реке, кормилец? - издевательски подмигнул Гришаня. Дурная-то головушка ногам покоя не даст!
      Пробормотав себе под нос о том, что еще как сказать, у кого дурнее головушка, Олег Иваныч последовал вслед за юным психом.
      Они спустились к реке и сразу увидели лодку. Очень необычную лодку. Большую, вместительную, со сложенной мачтой, метров десять в длину - целый корабль, лодья. По нарощенным дощатым бортам висели круглые деревянные щиты, выкрашенные красным и обитые полосками блестящего на солнце металла. Люди... Наверняка какой-нибудь клуб исторических реконструкций, а эти наверняка викингов изображают, причем не очень удачно - кораблишко совсем не похож на норманнский драккар - слишком уж груб да приземист... Черт!
      Размашисто шагавший Олег Иваныч с ходу наткнулся на внезапно застывшего Гришаню.
      - Тсс! - приложив палец к губам, обернулся тот, кивая на лагерь, разбитый рядом с лодьей. У полупотухшего, но еще малость дымящегося костра, опуская прямо в котелок большие деревянные ложки, сидели Тимоха Рысь и козлобородый Митря. Правая рука Тимохи была заключена в березовые лубки и тщательно перевязана тряпками.
      - Ну? - Тимоха повернулся к вышедшим из леса парням в кольчугах, с мечами и луками.
      - Нетути нигде, - парни синхронно пожали плечами.
      - Да и пес с ими, - вытирая с бороды остатки холодной ухи, махнул рукой Митря. - Неужто в Новгороде они от нас упасутся? Там их и достанем, шпыней ненадобных!
      - Гришка-то все ж Софейского дома служка, архиепископа человек, Ионы, опасливо протянул Тимоха. - Непросто будет в Новгороде его прищучить.
      - Да что ты, Рысь! Иона стар уже, - гнусаво засмеялся Митря. - Да и неужто Ставр-то, боярин, боле нам не заступа?
      - Молчи про боярина, молчи! - замахал руками Тимоха, проливая уху на мелкий речной песок. - Давай, скликай всех, поплывем уж.
      - Боярин Ставр, - провожая взглядом отплывающую лодью, тихо прошептал Гришаня. - Ах вот оно что. Ну, Олег Иваныч, боюсь, втравил я тебя...
      - Не переживай, Гриша, - усмехнулся Олег. - Не из таких передряг выпрыгивали!
      - Нет, ты не понимаешь, боярин, - упрямо покачал головой отрок. Смерть грозит нам лютая, неминучая. Даже ежели доберемся до Новгорода, Господина Великого, и то с опасением жить придется. А до Новгорода ой как далече.
      - Ладно, хватит тебе причитать! Где там, говоришь, деревня-то? Вниз по реке?
      - Пахиткин погост, - кивнул Гриша. - Верст с десяток. Кабы эти шпыни ране не добрались, хоть его и не видно с реки, погост-то. Доберутся спалят. Ну, пошли, что ли? Ой...
      Схватившись за грудь, Гришаня глухо застонал и привалился к попавшейся на пути березе. Вчерашние пытки не прошли даром - кожа на груди парня покраснела, а кое-где пошла волдырями.
      - Вот только сейчас и почуял, - слабо улыбнулся Гриша. - Ты не думай, я враз оклемаюсь. А на погосте - медвежьим жиром...
      - В медпункт бы тебя! - хмыкнул Олег Иваныч. - "Медвежьим жиром"...
      Пахиткин погост действительно был не так уж и виден с реки. Только если хорошо присмотреться, виднелась меж сосновыми кронами крыша из серебристой дранки. К небольшим мосткам на левом берегу реки вела чуть заметная тропка. У мостков покачивалась лодка-долбленка, а чуть позади, в заводи, виднелись поплавки сетей. Судя по всему - бандиты Тимохи Рыси явно проплыли мимо.
      Олег Иваныч с Гришаней поднялись вверх по тропинке и, выйдя на залитую солнцем опушку, оказались прямо перед оградой из толстых бревен. Раскачивающиеся на ветру ворота были призывно распахнуты. Две избы, соединенные сенями, все под одной крышей, перпендикулярно к сеням пристроены хозяйственные постройки: хлев, овин, рига. В хлеву мычали коровы.
      Олег Иваныч открыл дверь и оказался в темных сенях, настолько темных, что еле смог найти ручку другой двери, ведущей в жилую избу.
      Лавки, длинный стол вдоль стены, высокая печь с небольшой печуркой. В печурку вмазан котел. В котле - еще теплое варево. Закопченные стены и потолок - печь явно топилась по-черному. Прялка в углу, тканые половики, деревянная посуда. Такое впечатление, что хозяева только что куда-то ушли, отлучились на минуту.
      - Ну вот, - осмотревшись, громко сказал Гришаня, - здесь мы и отдохнем, подождем хозяев... А не поспать ли пока?
      Гришаня улегся на лавку и потянул за собой Олега.
      - Кажется, мы попались, - тихо прошептал он. - На нас нападут прямо сейчас, может, только чуть-чуть позже. - Отрок снова повысил голос: - Ах, как славно выспаться!
      - Да, пожалуй, - так же громко согласился Олег Иваныч и тихо поинтересовался, с чего это Гришаня решил, что здесь их ожидает засада.
      - Да со всего, кормилец! - возбужденно зашептал отрок. - Собак не слыхать, скотина с утра не кормлена - вон, как мычит, - а варево до сих пор в печке... А тишина? Ты слышишь? Такой тиши тут и быть не может. Хозяева, скорее всего, убиты. Жаль, один нож у нас... Эх, боярин, что ж ты без оружья-то?
      - Сам не знаю, - усмехнулся Олег Иваныч. - Обычно без базуки из дому не вылажу, а тут вот, бес попутал. Может, выйдем наружу?
      - Уже не выйдем! Слышишь?
      Олег Иваныч явственно услышал чьи-то крадущиеся шаги снаружи, у двери, и пожалел, что не подсчитал точное количество бандитов - было б ясно, на что рассчитывать. А не подсчитал, потому как и предположить не мог, что еще раз с ними встретится, тем более при таких условиях. Как назло, и телефона-то в доме нет...
      - Ровно полтора десятка, считая самого Тимоху, - отозвался Гриша. Однако надо выбираться, кормилец.
      Надо выбираться... Окна? Что за черт! Олег только сейчас обратил внимание на то, что окон, нормальных, с рамами и стеклами, окон, в доме не было. Были маленькие закопченные дыры, закрывающиеся узкими досками. Олег Иваныч на цыпочках подошел к дальнему окну, осторожно отодвинул доску. Н-да... Только кошка и пролезет. Ну, может, еще и собака, если хорошо постарается.
      Черт! Гришаня!
      Гришаня уже сбросил рубаху и выглянул наружу. Да, хорошо ему вчера досталось... Окно выходило на задний двор и, судя по довольной роже оглянувшегося Гришки, на заднем дворе никого не было.
      - Не думай, Олег Иваныч, я тя не брошу, - успокоил Гришаня, поцеловал висевший на груди серебристый крестик, размашисто перекрестился и с помощью Олега с трудом протиснулся наружу...
      - Держи-ко, боярин! - заглянув в избу, он протянул Олегу нож. - Я уж тут чем-нибудь разживусь...
      Входная дверь распахнулась от резкого удара ноги. На пороге возникли ушкуйники во главе с козлобородым Митрей. Их было трое, включая самого Митрю, все в кольчугах и с мечами. Увидев Олега, Митря опасливо попятился.
      - Вяжи яво, робяты!
      "Робяты", усмехнувшись, вложили мечи в ножны и молча, с этакой наигранной ленцой, направились к Олегу Иванычу. Усмехались они зря.
      Схватив ухват, Олег с ходу вырубил одного. Остальные выхватили мечи. Поздновато спохватились, парни! Ухват хоть и не шпага, но и вы фехтовальщики никакие! Ан гард? Эт ву прэ? Готовы к бою?
      Видно - не очень.
      Оставшиеся на ногах бандиты несколько обескураженно ретировалась в сени и принялась совещаться...
      Получив передышку, Олег Иваныч усмехнулся и быстренько связал валявшегося под столом ушкуйника его же разноцветным поясом. Однако эти психи весьма буйны. Что ж, придется поучить их уму-разуму, раз поблизости нет санитаров!
      Два меча и нож! Неплохо, хотя лучше б один ПМ.
      - Слышь, шпынь, а где дружок-то твой? - тряся козлиной бородкой, заглянул в горницу бомж Митря.
      Ничего не говоря, Олег Иваныч схватил с полки глиняную крынку со сметаной и запустил ее в ненавистную рожу. Жаль, не попал! Однако Митря в испуге убрался. Правда, вскоре заглянул снова.
      - Не серчай, батюшка, - льстиво проговорил он, - ты ведь-то нам и не нужон! Иди себе куда шел, а?
      Олег Иваныч схватил с полки другую крынку. Не очень-то он доверял всем этим сумасшедшим. Хотя, наверное, на переговоры пойти стоило. Потянуть время.
      - Эй, крэйзи пипл! Подь сюда!
      В приоткрывшейся двери вновь возникла физиономия Митри.
      - Ты не меня ль зовешь, батюшка?
      - Тебя, тебя! Значит, так: сейчас все отходите к воротам, к тем, что мне вон в то оконце видно. Я спокойно выхожу и иду "куда шел". Вам ведь это нужно, убогие?
      - Угу, угу, - фальшиво улыбаясь, закивал Митря. - Счас уходим, батюшка!
      - Тамбовский волк тебе батюшка, - пробормотал вдогонку Олег Иваныч.
      Однако надо было что-то решать. Было бы крайне неосторожно выходить на открытое пространство, подставляясь под возможные стрелы. Но другого способа покинуть не слишком гостеприимную избу Олег не видел. Что ж, остается ограда. Не такая уж она и высокая.
      Выскочив из избы, Олег Иваныч резко свернул в сторону и одним махом перевалил через двухметровые колья ограды, краем глаза увидев изумленные лица маячивших у ворот "шильников".
      Он приземлился не очень удачно, чуть было не подвернул ногу сказывалась кабинетная жизнь и отсутствие ежедневных тренировок. Присев, он осторожно ощупал голень. Болит, но особых проблем нет. Значит, так...
      - Сиди где сидишь! - раздался чуть в стороне грубый насмешливый голос, и в поваленный ствол дерева напротив Олега впилась стрела.
      Они оказались умнее, чем он думал, эти бомжы-психи. Выставили окружение по всему периметру усадьбы. Но как же прошел Гришаня? Повезло? А может, и не прошел, может, лежит, связанный, на днище большой лодки, куда сейчас вели Олега.
      Сидевший у костра Тимоха Рысь ощерил зубы - увидел пойманного, погладил сломанную руку и сделал повелительный жест ушкуйникам. Без лишних слов те подтащили пленника ближе к лодке и вопросительно уставились на своего предводителя.
      - Вяжи к дереву, - махнул рукой тот. - Опосля поговорим. Пока пообедаем.
      Высокая корявая береза с толстым стволом и кривыми, почерневшими от времени ветками росла у самой тропки. Сноровисто привязав Олега, ушкуйники отошли к костру, оставив сторожа - молодого парня с круглым, словно бы вечно удивленным лицом и рачьими, навыкат, глазами.
      - У, вражина! - сторож беззлобно пнул пленника ногой в живот и, найдя место посуше, уселся на траву.
      Олег Иваныч попытался пошевелить руками - куда там, вязали на совесть! Интересно, что им от него надо, если, конечно, отмести мотивы личной мести. Впрочем, и этого вполне хватало, чтобы отправиться на тот свет, и, вполне возможно, по частям. Подобная перспектива его устраивала не очень. Радовало лишь то, что Гришани нигде видно не было. Хотя с ним могли разделаться и раньше, да и что сможет сделать один подросток против полутора десятков вооруженных до зубов головорезов? Олег Иваныч вдруг поймал себя на мысли, что перестал рассматривать злодеев, как и Гришку, в качестве пациентов палаты номер шесть. Привык, что ли? Да и, если отбросить весь этот псевдосредневековый антураж, эти ребята не очень-то походили на сумасшедших, даже и на бомжей уже как-то не тянули. А вот на каких-нибудь братков на отдыхе - вполне. Вот только баб почему-то с ними не было. А может, и в самом деле есть клад? Не зря ведь Гришаня ему голову морочил всякими ключниками. Как там его? Онисифор, кажется... инок...
      В голове быстро созрел план, и когда, сытно отрыгивая после еды, к нему подошел Тимоха Рысь в сопровождении козлобородого Митри, Олег Иваныч уже был полностью готов к беседе.
      - Што, шпынь ненадобный, погутарим? - Тимоха вытащил из-за пояса нож. Сперва я тебе гляделки выколю, а уж опосля...
      Он придвинулся ближе, нагнулся, с ненавистью вглядываясь Олегу в лицо. Пленник ощутил смрадный запах, шедший изо рта бандита. Тимоха поднял нож, и торжествующая ухмылка исказила его лицо, ухмылка садиста и психопата!
      - А ты об иноке Онисифоре ничего не хочешь услышать, Тимоша? - как ни в чем не бывало поинтересовался коварный Олег Иваныч.
      Разбойник вздрогнул, подозрительно уставился на жертву, но нож не опустил, так и держал у лица пленника.
      - Так вот, о злате, - нарочито громко продолжал Олег, и Тимоха тут же зажал ему рот своей огромной ручищей.
      - Молчи, молчи, черт, - злобно прошептал он и обернулся к ушкуйникам, с любопытством обступившим березу с пленником.
      - Что столпилися, ангелы мои? - ласково произнес Тимоха и так зыркнул на своих людей, что те попятились. - А ну быстро готовить лодью, упыри чертовы! - выругался он. - Ишь, стоят тут, уши развесили... Пшли!
      Ушкуйники разбежались, остался лишь один Митря Козлиная Борода.
      - У меня от него секретов нетути, - кивнул Тимоха. - Ну, реки про Онисифора-то!
      - В общем, так, атаман, дело это серьезное и не всякому по силам, Олег Иваныч мысленно поаплодировал себе и чуть было не расхохотался, увидев до крайности заинтересованные рожи ушкуйников. - Короче, Онисифор не так просто искал, - еще тише зашептал он. - Был у него план, карта...
      - Я ж те грил, Тимоха, грил! - всплеснул руками Митря. - Карта! Чертеж Обонежский...
      - Берег он ее пуще зеницы ока, Онисифор-то, даже мне отксерить не дал, не говоря уж о Гришке-отроке, а как почуял нехорошее...
      - Спрятал!!! - эхом продолжили разбойники.
      - Молодцы, верно мыслите! - одобрительно кивнул Олег Иваныч. - Схоронил в тайном месте. Только без меня вам ее не найти, карту-то, уж больно место то дикое.
      - Покажешь - умрешь легко, не сумлевайся, - поощрительно улыбнулся Тимоха. - Ножичком по горлу и... - ушкуйник засмеялся.
      - Вы меня убивать-то не торопитесь, - поостерег разбойников Олег Иваныч. - Всегда успеете, ежели что. А я еще много всяких разных тайн знаю. Вот бы к вам в банду?
      - В какую еще банду? В ватагу, что ль? Ин ладно, - отряхивая с колен землю, решил Тимоха. - Покажешь, там видно будет. Может, и возьмем в ватагу-то. Дерешься-то ты хоть куды! - Он повернулся к копошащимся у лодьи ушкуйникам: - Эй, отвяжите его. Только покамест руки не ослобоняйте. Пока так походишь, милок, а дале... дале поглядим.
      "Ну вот, уже лучше", - подумал Олег Иваныч, шагая под пристальными взглядами конвоиров. Позади шли Тимоха и Митря.
      - Не верю я ему, ой не верю, - тихо шептал Митря. - Убить его надоть, как чертеж найдем, убить!
      - И я такожде мыслю, - согласно кивнул Тимоха и нехорошо усмехнулся.
      Ночью Олег Иваныч спал на лодье, под присмотром того самого круглолицего парня. Страж клевал носом и, просыпаясь, то и дело бормотал молитву. Светлое небо затянули низкие тяжелые тучи, запахло надвигающимся дождем. Где-то в лесу злобно выли волки. Потом вдруг стихло все, даже ветер, слышно стало, как рядом, в омуте, плеснула рыба. Олегу не спалось, во-первых, было жестко, а во-вторых, мысли его были озабочены предстоящим днем. Как долго удастся водить бандитов за нос пресловутым кладом? День, от силы три. А дальше его басням не поверят даже самые беспросветно тупые ублюдки, типа нынешнего караульного. И где, черт побери, Рощин? Раз мотоцикла нет, значит, скорее всего, он жив. Тогда - где его черти носят, когда на обслуживаемом участке такое творится?
      За бортом снова плеснула рыба. Ночной страж никак не реагировал, кемарил, привалившись к борту и смешно раскрыв рот. Рыбина плеснулась уже у самого борта. Видимо, большая, сом или лосось... Олег не успел дальше подумать, увидев, как после очередного всплеска за борта лодьи уцепились чьи-то руки, а затем показалась мокрая голова и плечи. Гришаня!
      Подмигнув Олегу, подросток скрылся за бортом. "Тут он!" - прошептал кому-то во тьму.
      И началось!
      Неведомо откуда полезли в разбойничью лодью бородатые вооруженные люди! Целый отряд, человек двадцать. Кто с топором, кто с ножом, кто с дрекольем. На одном блеснули серебром пластинчатые латы...
      Все кончилось почти сразу. Некому было сопротивляться. Кое-кто из ушкуйников был убит сразу, не успев ничего понять, кто-то пытался бежать в лес - и напарывался на сидящих в засаде. Спаслись лишь двое, Тимоха и Митря, они не ночевали в лодье, а спали вдали, на кострище. Как только засверкали ножи, неслышными тенями бросились они в омут и, вынырнув на другом берегу, исчезли, растворились в пелене начавшегося дождя... Ну, да пес с ними...
      Напавшие были людьми своеземца Мефодия, родного Гришаниного дядьки. Выпрыгнув в окно, Гришка поначалу кошкой ходил вдоль ограды, чуть было не столкнулся с ушкуйниками Рыси, затем, поняв, что ничего ему тут не светит, обежал остальные дома погоста - там никого не было, кроме еще не остывших трупов. Там-то и повстречался Гришаня с охотничьей ватагой Мефодия. Чего и следовало ожидать, ведь места вокруг были заселенные. Не одна ватага, так другая б встретилась, желающие, чай, нашлись бы помочь софейскому служке. Ну, дядька так дядька. Еще и лучше.
      Усадьба Мефодия располагалась в центре Спасского погоста, на Шугозерье, рядом с деревянной одноглавой церквушкой. Принадлежащий Мефодию шестистенный сруб из трех клетей - "теплая изба" с печкой, "светлая изба" без печки и просторные сени с крытым крыльцом, на взгляд Олега, стоили немалых денег. А во дворе были еще хозпостройки и баня, такая замечательная, в какой Олег в жизни никогда не парился, а теперь вот довелось...
      После баньки - вот где попарился-то наконец! - разомлев и переодевшись в чистую подаренную хозяином рубаху, Олег Иваныч с удовольствием растянулся на широкой, крытой звериными шкурами лавке в ожидании ужина. Сновали туда-сюда домочадцы хозяина, бросали украдкой любопытные взгляды. А среди местных девок попадались очень даже ничего, чернобровые дивчины... Пол в "светлой" горнице был устлан домоткаными циновками-половиками, как сказал Мефодий, по обычаю местной веси, лавки, скамейки, сундуки - все в типичном древнерусском стиле и тоже наверняка не дешевое. В красном углу - иконы старинного письма, выглядели они, впрочем, довольно ново. Олегу, правда, казалось, что не хватает в избе какой-то привычной детали... только вот какой... А вот какой - телевизора! И телефона не видно, и гаража во дворе почему-то нет, а ведь хозяин явно не нищий бюджетник, при таких-то хоромах не грех иметь и тачку, не обязательно новую, но вместительную, какой-нибудь "фольксваген-пассат".
      Олег Иваныч вышел на крыльцо, присел на высоких ступеньках. Погост располагался на вершине холма, и с усадьбы открывался замечательный вид на округу. Слева - Большое Шугозерское озеро, прямо - озеро поменьше, Среднее, загаженное местными очистными, чуть дальше еще одно, Маленькое, с чистейшей прозрачной водой...
      А где же школа?
      Черт побери!
      Где автостанция, кирпичные пятиэтажки, желтое здание местной администрации? Где, наконец, шоссе?
      Может, это и не Шугозеро вовсе?
      Олег Иваныч покачал головой. Да нет, Шугозеро. Местность уж слишком узнаваема, частенько бывал здесь. Но где же все? Олег похолодел, и тоска навалилась вдруг на его сердце. Стрелы, мечи, ушкуйники, старинные, словно только что напечатанные деньги... Олег Иваныч уже знал причину, но не хотел верить...
      На крыльцо вышел Гришаня с плетенным из березовой коры туесом, присел рядом.
      - Кваску, Олег Иваныч?
      Олег не отказался, хлебнул - чудесный квас, даже хмельной - поставил туес на ступеньку. Спросил, холодея:
      - Какой сейчас год, Гришаня?
      Гришаня аж квасом поперхнулся:
      - Да что ты, кормилец?
      - Ну, а все-таки?
      - Лето шесть тысяч девятьсот семьдесят восьмое кончается!
      - Какое, какое?!
      - От сотворения мира.
      Олег Иваныч охватил голову руками:
      - А... А - не от сотворения мира?
      - От рождества Христова - одна тысяча четыреста семидесятое.
      - Тысяча четыреста семидесятое... - машинально повторил Олег. - Боже! Пятнадцатый век!
      Глава 3
      Тихвинский (Пречистенский) погост. Июнь 1470г.
      ...я видел деву - милее нет: сияньем дланей она озаряла...
      "Старшая Элла"
      Горячий воск стекал по тонкой свече, горячими каплями застывая на руке Олега. Рядом, в полумраке церковного благолепия, горячо молился Гришаня, по щекам его текли слезы.
      - Пресвятая Богородица Тихвинская... - шептали губы подростка, глаза его благоговейно взирали на икону Божьей матери - Одигитрию Тихвинскую. Олег Иваныч тоже испытывал волнение, хоть никогда не считал себя слишком религиозным. Тем не менее... То, что он до сих пор жив, в значительной степени можно было объяснить только чудом...
      В Пречистенский Тихвинский погост Олег и Гришаня прибыли вместе с людьми своеземца Мефодия, тем нужно было на местный рынок. Мефодий крепко обнял обоих на прощанье и даже прослезился. Подарил Олегу новую пестротканую рубаху и ярко-голубой зипун немецкого сукна с медными пуговицами. Затем посмотрел на развалившиеся кроссовки бывшего майора и, подумав, вытащил из сундука пару коротких сапог лошадиной кожи с тисненым узором. Сапоги оказались впору - нигде не жали, не промокали и, несмотря на отсутствие каблуков, были вполне удобны.
      Почему Олег Иваныч решил последовать с Гришами, а не остался у Мефодия, он и сам толком ответить не мог. Ну, сидел бы у Мефодия, охотился бы. Может, набрел бы случайно на то самое место, где... где открывалась дыра во времени, что ли, если так можно выразиться. Но, вообще, не факт, что набрел бы. Он уж и забыл, где это. Только приблизительно помнил, и то не был уверен... А вдруг дыра эта уже больше и не открывается? А если и открывается, то, может, раз в сто лет? Значит, не стоит сидеть сиднем у черта на куличках, а попытаться добраться до того же Новгорода, а там... Что "там", Олег Иваныч пока представлял себе крайне приблизительно, вернее, почти вообще никак. Правда, еще со школы помнил о том, что средневековый Новгород был красивым и богатым городом, которому постоянно приходилось отражать нападения крестоносцев да разных прочих шведов. Вот, пожалуй, и все.
      Олег Иваныч отпустил небольшую бородку, перевязал отросшие волосы узким кожаным ремешком и, в дареном зипуне, сапогах и пестрой рубахе, ничем не отличался от местных жителей, правда, кроме джинсов, кои он, по здравому размышлению, оставил - уж больно прочными и удобными они были, к тому ж почти не отличались от местных портов, ежели не очень присматриваться...
      Он перекрестился на Тихвинскую Одигитрию - может, поможет?
      Народу здесь, в церкви Успения Богородицы, толпилось много и всякого. Начиная от зажиточных своеземцев и купцов и заканчивая откровенными оборванцами крайне подозрительно вида, встречаться с которыми в темных безлюдных местах даже Олегу, несмотря на все фехтовальные приемы да самбо, не хотелось бы. Хряпнут кистенем по башке - никакое самбо не поможет! Вообще, времечко вокруг стояло лихое - без оружия народ на улицу выходить не рисковал, нож или узкий кинжал завсегда к поясам пристегивал, а больше всего - кистень. Вот и Олег Иваныч с подачи Гришани обзавелся таковым сразу же по приезде - таскал повсюду при себе в калите, на поясе, рядом с двумя серебряными новгородскими деньгами и горстью медной мелочи. Монеты представляли собой трофеи, добытые от ушкуйников Тимохи Рыси и честно поделенные между всеми сражавшимися, включая Олега Иваныча с Гришаней.
      Сняв шапки, люди истово молились, Олег Иваныч, на всякий случай придерживая на поясе кошель-калиту, украдкой рассматривал молящихся, не очень-то желая увидеть среди них угрюмую рожу Тимохи или козлиную бородку Митри. Нет, покуда таковых видно не было.
      Внимание его привлекла молодая женщина, поставившая аж две свечки на помин души. В длинном черном покрывале, в черных же, ниспадающих до самой земли одеждах, с бледным красивым лицом и большими золотисто-карими глазами, она казалась словно сошедшей с иконы. Он смотрел на нее не отрываясь, уже не украдкой, и женщина вдруг что-то почувствовала, обернулась, встретившись взглядом с Олегом. Тот вздрогнул - в красивых золотистых глазах ее стояло целое море печали и застывшей неизбывной боли...
      Он молчал всю дорогу до двора отца Филофея - настоятеля Успенской церкви, где они с Гришаней остановились, потом уже, вечером, когда сели ужинать, спросил, словно бы невзначай, кто такая.
      - Нет, не знаю, - покачал головой Гришаня. - Но, кажется, видал в Новгороде. Давай у отца Филофея спросим.
      - Новгородская боярыня Софья, - тихо ответил отец Филофей, - вдова боярина Григория Заволоцкого. Несчастная женщина - мужа московиты в стычке убили да двоих деток лихоманка спалила. Вот ведь судьба... Каждый год сюда приезжает помолиться Тихвинской. Щедро на приход жертвует. Однако пора и почивать, - батюшка широко зевнул, перекрестил рот и поинтересовался, каким путем "братие" собирается ехать в Новгород - на лодье али по суху.
      - Да нам, в принципе, все едино, - встретившись взглядом с Гришаней, махнул рукой Олег Иваныч. - Лишь бы побыстрее.
      - Побыстрее, говорите... - отец Филофей помолчал, раздумывая, а после посоветовал завтра пошариться по торговым рядам, зайти в корчму, в общем, поспрошать, кто из купцов когда в Новгород едет. Многолюдный Тихвинский погост стоял на пересечении целых пяти торговых дорог - Московской, Новгородской, Ладожской, Устюжской и Зарубежской, - так что найти подходящий купеческий караван особых проблем не составляло. А по суху он отправляется иль по воде - дело десятое. Олег Иваныч даже поначалу предлагал одним добираться, отец Филофей с Гришаней аж сбитнем захлебнулись, услыхав такое. Да он и сам понял, что сморозил явную глупость. На дорогах "шалили", так что ехать вдвоем-втроем - верная смерть. Ограбят и живота лишат - к бабке не ходи! Путешественники, купцы да богомольцы сбивались в ватаги. Так и безопасней, и веселее.
      На следующий день Олег Иваныч с Гришаней разделились. Гришаня работал в первую половину дня - шатался по торговым рядам да по богомольям, а вечером настала очередь Олега. Сменив щегольской голубой зипун на затрапезный кафтанишко, старший дознаватель Н-ского РУВД, майор милиции Олег Иванович Завойский, сунув за пазуху кистень, отправился в корчму Кривого Спиридона самое известное злачное место погоста.
      Вызвездило, и серебристый месяц повис в бледно-синем небе, зацепившись рогами за набежавшее облако. Грязные улицы погоста лежали под ногами Олега Иваныча, и тот удивлялся: куда-то подевались нарядные торговцы, исчезли степенные богомольцы и женщины. Впрочем, нет... Относительно последних...
      Две отделившиеся от ветхого забора фигуры внезапно заступили ему путь. Олег Иваныч вытащил кистень...
      - Не торопись, князь! - насмешливо протянул хриплый женский голос. Две женщины неопределенного возраста, одетые в отрепья, стояли перед майором. Возьми меня, князь, не пожалеешь! - вцепилась одна в его руку, тряся давно не мытыми волосами и обдавая стойким запахом перегара. Олег брезгливо отпрянул. Вторая, такая же пьяная, усмехнувшись, распахнула одежды, обнажив бледное немощное тело. Потасканные груди ее висели, чуть покачивались, словно две перезрелые груши...
      "Гулящие жёнки", - Олег Иваныч вспомнил, как называл подобных женщин Гришаня, предупреждая, чтоб берег кошель. Вздрогнув, он резко хлопнул себя по поясу, ощутив неожиданно звонкий шлепок. Одна из "гетер", ойкнув, отдернула руку. Посыпалась мелочь. Слава богу, серебро Олег Иваныч предусмотрительно оставил у Гришани.
      Сразу потеряв весь любвеобильный пыл, потаскушки бросились на траву, схватили друг дружку за волосы и, рыча, принялись делить медяки.
      Олег в сердцах плюнул. Узнать, как добраться до корчмы Кривого Спиридона, у данных личностей не представлялось возможным... Выскочивший было из закоулка низкорослый мужичонка в заячьем армяке, устрашась, тут же ретировался.
      - Эдак можно всех людишек распугать, - справедливо рассудил Олег Иваныч и решил в дальнейшем проявлять большую толерантность. Одинокая девичья фигура, попавшаяся ему навстречу, способствовала его намерениям как нельзя лучше. Просвещенный ушлым Гришаней, Олег Иваныч точно знал, что ни одна приличная женщина в ночное время на улицу посада не выйдет. Значит, и эта была тоже из падших.
      - Эй, гражданочка, не подскажете, как пройти в библиотеку? - пошутил он. "Гражданочка" с готовностью обернулась... Она оказалась не такая потасканная, как прежние, довольно молода, на вид лет пятнадцати, и недурна собою.
      - Спрашивал чего, боярин? - сверкнули серые глазищи из-под светлой челки.
      - Спрашивал... До Спиридоновой корчмы далеко ль будет?
      - А рядом, - девчонка махнула рукой. - Хошь, провожу?
      - Ну, проводи, коль охота, - согласно кивнул майор, и девчонка тут же подхватил его под руку. Они не успели пройти и пяти шагов, как Олег Иваныч почувствовал, что кто-то осторожно потрепал его за локоть. Он напряженно обернулся. Снова тот же небольшой мужичок в заячьем армяке.
      - Хозяин, за девчонку заплатить бы надо, - просительно сказал мужичок. - Три пула.
      Ясно - сутенер. Но три пула - это он загнул.
      - Хватит и одного медяка, друг любезный, - вспомнив указания Гришани, быстро сторговался Олег. Мужичок кивнул, получил плату, обернулся и громко свистнул. Маячившие шагах в двадцати сзади трое амбалов с внушительного вида дубинами свернули в узкий переулок меж двумя заборами. Где-то истошно залаяли собаки.
      Повеселевшая девчонка настойчиво потащила майора вперед.
      Корчма Кривого Спиридона располагалась на самой окраине погоста, на берегу речки Тихвинки, рядом с грузовой пристанью. Напротив корчмы была устроена коновязь, огороженная покосившимся частоколом, за частоколом скособочилось наспех сбитое из неструганых досок строение, по виду кузница - обычный дом-шестистенок, как и у Мефодия, только малость пошире да поприземистее, сруб словно врос в землю, а на крытой дерном крыше росли небольшие березки. В корчме гуляли: сквозь открытые волоковые оконца разносились похабная ругань и несвязные обрывки песен...
      Взойдя на крыльцо, Олег Иваныч едва успел отпрянуть: из распахнувшейся от хорошего удара двери вылетело расхристанное тело и, приземлившись у коновязи, заливисто захрапело. М-да, однако, нравы...
      - Ну, чего встал, боярин? - подмигнула девица. - Идем, что ли?
      Внутри оказалось неожиданно просторно, но дымно. Оставшийся от топки печи дым еще не успел выветриться и ел глаза, стелясь под потолком сизым туманом. Почти всю середину помещения занимал грубо сколоченный стол, а вдоль стен тянулись длинные широкие лавки, ничем не покрытые, но отполированные почти до зеркального блеска задницами гостей. Судя по количеству сидевшего за столом народа, заведение, несомненно, пользовалось популярностью, что, в общем-то, было понятно. Погост-то располагался на перекрестке пяти дорог, и это еще не считая речных путей. Хозяин, высоченный мужик, одноглазый, с кривовато подстриженной бородой, был одет в просторную рубаху яркого василькового цвета и вообще выглядел довольно преуспевающе, чего никак нельзя было сказать о его неказистых служках-приказчиках, сновавших туда-сюда с большими глиняными кувшинами в руках. Олег Иваныч и юная жрица любви уселись в угол и сделали заказ. Вернее, заказывала Олегова спутница, сам-то он пока не очень хорошо разбирался в местных напитках. Служка быстро принес жбан твореного вина и деревянное блюдо с солеными огурцами, с поклоном поставил на край стола. Огурцы Олегу Иванычу понравились, а вот вино не очень. По вкусу это пойло напоминало плохую паленую водку, чем, в сущности, и являлось. Майор с неудовольствием отставил в сторону деревянную стопку и настоятельно рекомендовал своей даме заказать что-нибудь другое. Служка принес туес пьяной березовицы - забродившего березового сока - тоже не бог весь что, но на безрыбье и хлорка - творог. Олег Иваныч сильно сомневался, чтоб в этом вертепе имелось приличное вино...
      Неспешно прихлебывая березовицу, Олег сумел свети знакомство с сидевшим рядом торговым человеком Иваном Костромичом. Уже изрядно навеселе, Иван угостил нового знакомца "вареной" медовухой и поведал, то гулеванит здесь последнюю ночь, потому как вскорости отправляется в Новгород на двух стругах с воском. Воск Костромич надеялся выгодно продать.
      - Ни черта у тебя не выйдет с воском, ганзейцы давно уж с Новгородом не торгуют, - усмехнулся Олег Иваныч, показывая хорошее знакомство с предметом разговора, почерпнутое в беседах с Гришаней.
      Иван оторвался от жбана и уважительно посмотрел на собутыльника.
      - Ты, я вижу, в торговле толк знаешь, - он с размаху хлопнул майора по плечу. - Только я не переживаю насчет воску, не купят ганзейцы, купит Орден али свей. Так что проживем. Лишь бы по пути людишки лихие не напали, тати!
      - Да, кстати, о татях, - оживился слегка захмелевший дознаватель. - Я тоже в Новгород добираюсь, вместе с приятелем. Нельзя ль с вами?
      В ответ Костромич радостно засмеялся и заверил, что таким хорошим людям, как его новый знакомец Олег, завсегда готов услужить и даже тому чрезвычайно рад будет...
      - Много за провоз не возьму, деньгу московскую кинете - и все дела! обняв Олега за шею, пьяно кричал Иван. - Поутру приходи на пристань, сговоримся.
      Занятый весьма продуктивным разговором, Олег не обращал внимания ни на свою спутницу, ни на гулеванивших в корчме людей. Последних насчитывалось человек тридцать, а то и больше. Все они постоянно приходили-выходили, орали песни, ругались, целовались с размалеванными женщинами и временами били друг другу морды. В общем, бражничали.
      Довольный собою, Олег Иваныч наконец решил, что пора и честь знать. Вставая, он вдруг вспомнил о своей даме, хотя, честно говоря, не очень-то и нужна была ему эта юная потаскушка. Он обернулся, так, больше по инерции, женщина все-таки, и никого рядом не обнаружил.
      - Ну и черт с тобой, - махнул рукой. - Баба с возу, кобыле легче...
      Он бросил взгляд на противоположный край стола и медленно опустился на лавку. На широкой скамье, покрытой волчьей шкурой, распустив золотистые волосы по плечам и сжимая в руках большую глиняную кружку, сидела его неверная спутница и громко смеялась. Но вовсе не она привлекла внимание Олега. Рядом, на той же скамье, обняв смеющуюся девчонку за талию, сидел кровавый ушкуйник Тимоха Рысь. Почтительно подошедший к столу хозяин самолично наливал разбойнику пиво.
      - Ну, дела, - покачал головой Олег Иваныч. Нет, он не боялся, что Тимоха его узнает. В корчме было достаточно темно, да и вид майор имел соответствующий: вряд ли кто из его прежних знакомых признал бы сейчас в этом бородатом мужике в потрепанном армячишке и рубахе-пестряди старшего дознавателя одного из питерских РУВД.
      Тем не менее Олег Иваныч не был настолько пьян, чтобы полностью игнорировать возможную опасность. Сердечно простившись с Костромичом, он быстро прошел мимо Тимохи и, сбежав по крыльцу, оказался на улице... Светало. На востоке, за церковью, алела утренняя зорька. Над рекой струился редкий туман.
      - Однако в какую же сторону идти? - спросил он сам себя и вдруг услыхал позади чью-то легкую торопливую поступь. Обернулся...
      - Куда ж ты пропал, кормилец?
      Перед ним стояла недавняя спутница, юная "гулящая жёнка", и улыбалась. Улыбка у нее была ничего себе, приятной.
      Ни слова не говоря, девчонка подошла ближе, встала на цыпочки и жарко поцеловала старшего дознавателя в губы.
      - Пойдем в овсы, пойдем, ну? - целуя, шептала она, увлекая за собою Олега. И тот не нашел сил сопротивляться.
      У нее оказалось удивительно красивое тело, молодое, упругое, с набухшими колокольцами грудей.
      А в искусстве любви девчонка оказалась столь искусной, что Олег Иваныч на время забыл, где находится.
      Потом, лежа посреди овсяного поля, он смотрел в быстро светлеющее небо и ни о чем не думал. Просто наслаждался тишиной, покоем, пением жаворонка и юной красавицей, доверчиво прижавшейся к нему нагим жарким телом.
      - Приходи еще, - поцеловав Олега в грудь, тихо попросила она. - За реку, на Фишовицу. Там усадьба. Спросишь Тоньку-Заразу. Это я и есть. Придешь?
      - Не обещаю, - честно ответил Олег. - Кстати, а что это за крутой мен так настойчиво лапал тебя сегодня за столиком?
      - Какой еще... Ах... - Тонька прикусила язык и прижалась теснее. - Это страшный человек, - прошептала она, - Тимоха Рысь, ушкуйник из Новгорода. Выспрашивал про богомольцев, кто там есть побогаче да куда путь держат.
      - Ах, он смерд, холопья рожа! - выругался дознаватель. - Чаю, недоброе затеял, пес! А ну-ка, Тоня, с этого момента поподробнее...
      - Боюсь я, боярин, - помолчав, призналась Тонь-ка. - Тимоха сказал, ежели что - враз язык отрежет! Да ничего и не ведаю я боле. Иди лучше сюда, князь мой...
      И вновь, уже в который раз, почувствовал Олег Иваныч еще не растраченный жар молодого Тонькиного тела.
      - Еще... Еще, боярин... Еще... - изгибаясь, страстно стонала девчонка.
      А над овсяным полем вставало желтое летнее солнце. Солнце одна тысяча четыреста семидесятого года.
      Поутру отправились на пристань, толковать с Иваном Костромичом. Груженые струги купца тяжело покачивались в темных водах реки, словно жирные беломорские нерпы. Люди купца сновали взад и вперед по перекинутым на берег узким дощатым мостикам, что-то таскали, приколачивали, смолили. Видно, готовились к отплытию...
      Иван встретил гостей приветливо, налил по чарке твореного вина, угостил пирогом с рыбой. Столковались, как и просил купец, за одну московскую деньгу, что соответствовало половине новгородской или псковской, но при этом до самого Новгорода - на купецких харчах. Иван поскреб затылок, повздыхал притворно и широко улыбнулся - ударили по рукам...
      Солнце немилосердно жарило плечи, когда Олег и Гришаня надумали возвращаться на двор отца Филофея. Струги отправлялись завтра, и нужно было успеть подкрепиться, выспаться да помолиться за добрый путь в церкви Успения. Иван Костромич проводил гостей до берега, похлопал Олега Иваныча по спине, наказав не проспать - отплывать намечалось поутру рано...
      Уходя, майор кинул случайный взгляд на скопление людей у корчмы Кривого Спиридона. Кто-то что-то кричал, кто-то ругался вполголоса, кто - плакал. Олег стукнул себя по лбу, вспомнив, что так и не предупредил боярыню Софью. Это ведь о ней выспрашивал вчера ушкуйник Тимоха Рысь, больше не о ком. Кто тут еще из богатых богомольцев имелся-то?
      Прибавив шагу, Олег Иваныч с Гришаней быстро зашагали по узкой дороге, тянувшейся меж заборами из покосившихся кольев, мимо корчмы с коновязью с привязанными к ней лошадьми в сбруе. Судя по более чем приличному виду коней, днем вертеп Спиридона Кривого посещали и вполне достойные люди. Видно, функции вертепа корчма начинала выполнять ближе к ночи. Совсем как некоторые заведения во времена Олеговой юности: вечером - ресторан, днем рабочая столовая.
      Вокруг примыкавшей к коновязи ограде толпились чем-то возбужденные люди. Кто-то из приказчиков что-то выспрашивал у толстого рыжебородого дядьки в поношенном зипуне.
      - Да от поутру выхожу с корчмы, гляжу - лежит... Прибитая, спаси Господи...
      Толстяк размашисто перекрестился на маячившую вдалеке главу церкви Успения. Приказчик что-то тихо уточнил... Вообще, это сильно напомнило Олегу Иванычу процедуру первичного опроса свидетелей.
      Он с любопытством обернулся... и замер, пораженный: на покосившихся кольях ограды, лицом к реке, было распято обнаженное тело Тоньки-Заразы! Мертвые глаза девчонки, казалось, смотрели прямо на Олега, вокруг рта, стекая на шею и грудь, запеклась черная кровь. Прямо над головою Тоньки огромным ржавым гвоздем был прибит сизый человеческий язык, видимо Тонькин. По языку ползали жирные темно-зеленые мухи...
      - "Тимоха Рысь обещал язык отрезать...", - справившись с порывами тошноты, вспомнил Олег Иваныч и решительно направился к приказчику, отвел в сторону...
      Узнав Гришаню, тот благосклонно выслушал Олега, заявив, что Спиридон Кривой уже ждет пыток в порубе, а что касаемо Тимохи Рыси, то - не пойман, не вор... К тому же Тонька-Зараза оказалось беглой холопкой, прижившейся у фишовского смерда Емельки Плюгавого, известного тихвинского сутенера. Так что предстояло еще выяснить ее хозяина да выспроить, что он хочет за порчу своей вещи - холопки Тоньки. А пока хозяин не найден, вскорости и Спиридона придется выпустить, предварительно для порядку пытав, а за что его держать в порубе, даже если он и признается в чем, - терпильца-то нет!
      Даа... законы... Впрочем, как и там, дома. Попробуй-ка без терпилы-то.
      Олег Иваныч покачал головой и поклялся сделать все, чтобы наказать убийцу. В том, что подобную гнусность сотворил именно Тимоха Рысь, он не сомневался.
      Вечер выдался тихим, благостным. По бархатно-золотистому небу медленно плыли прозрачные невесомые облака, подсвеченные снизу оранжевым заходящим солнцем, в вересковых кустах у ограды двора отца Филофея заливисто свистел соловей.
      - Эк, как выводит, собака! Казалось бы - совсем неприметная птаха, а вот, поди ж ты... - сидевший у подоконника Гришаня аж прослезился от удовольствия.
      - Поистине, райская услада, - согласно кивнул вошедший в горницу отец Филофей и протянул смурно сидевшему на лавке Олегу кусок бересты с костяным стержнем.
      - Вот те писало, как просил.
      Кивком головы поблагодарив хозяина, майор быстро набросал на специально выделанной берестяной коре пару строк крупными печатными буквами. Тщательно свернул кору в трубочку, перевязав крепкой вощеной нитью, позвал Гришаню:
      - Знаешь, где богомольцев двор?
      Тот кивнул.
      - Летаху! Не в службу, а в дружбу... Передашь боярыне Софье!
      В светелке жарко горели свечи, их трепещущее желтое пламя отражалось в окладах икон, пахло благовониями и топленым жиром. Упав на колени перед иконой, истово молилась боярыня Софья. Черные одежды ее распластались по выскобленному дощатому полу, словно крылья раненой птицы. Вот уже второй год не было у нее ни убитого москвитянами мужа, ни деток, унесенных лихоманкой. Второй год боярыня собиралась принять монашеский постриг, лишь желание закончить дела сдерживали ее - мечтала поставить часовню на перекрестке дорог, и отец Филофей обещал помочь ей в этом богоугодном деле. Чуть слышно скрипнула дверь...
      - Матушка!
      - Чего тебе, Никодим?
      - Послание тобе малец принес.
      - Что за малец?
      - Убег уже.
      Дрожащими руками боярыня развернула бересту...
      "Любезная госпожа Софья! Опасайся разбойника Тимохи Рыся и его банды. Когда отправишься в путь, усиль охрану, и пусть тебе будет удача. Друг".
      Любезная госпожа... Давно ее так никто не называл. Кроме разве что отвергнутого любовника боярина Ставра. Но это не Ставр, нет, да и откуда ему здесь взяться? Записка написана как-то странно, не совсем по-русски, видно, писал иностранец, свей или немец... а "банда" - вообще фряжское слово. Фрязин? Миланец, генуэзец или венецианский гость? А может быть, он из Кафы? Да, скорее всего, из Кафы, прибыл с московскими купцами.
      - Никодим!
      Верный слуга бросился в горницу.
      - Пойдешь в ряды, узнаешь, нет ли средь купцов фрязина или немца. Да смотри у меня, как в прошлый раз, не упейся, а то живо батогов отведаешь!
      - Как можно, матушка! В точности все исполню.
      Софья подошла к окну, провожая бегущего слугу задумчивым взглядом. Жаль, что этот неведомый друг фрязин или немец. Был бы лучше новгородец... красивый, высокий, с русой кудрявой бородкой, с глазами цвета свейской стали, как у того, что был тогда в церкви. О, Боже, что за грешные мысли.
      Упав на пол, боярыня вновь принялась молиться.
      Красива была боярыня Софья. Красива, умна, образованна, да еще и богата. Только вот счастья у нее не было.
      Хороши были струги костромского купца Ивана, крепкие, вместительные, на веслах и под парусом ходкие. Вез Иван в Новгород воск да рыбу соленую осетров волжских, что царь-рыбой прозваны. Окромя этого были на стругах и бочки с медом, большие, пузатые, какие называют беременными, и мед в них был сладок, вязок и душист. Солидную прибыль сулили Ивану товары его. Хоть и не торговал сейчас Новгород с ганзейцами, однако сведущие люди сказывали, на воск да мед купец всегда найдется, не ганзейцы, так свей иль орденские немцы, да еще про голландцев с англичанами слухи ходили... Правда, Иван этим слухам не очень-то верил - уж больно сильна Ганза, вендские купцы ни за что голландцев к Новгороду не пустят... хотя, может, какой шальной кораблишко и прорвется через Зундский пролив.
      - Чего с ганзейцами-то не поделили? - возлежа на небольшой площадке на корме, интересовался Иван у Гришани. - Ни им не выгодно, ни нам, ни самим новгородцам...
      Гришаня в который раз пояснял, что ганзейские гости уж слишком оборзели. И сукна у них короткие, в тюке гораздо меньше, чем сказано, и селедка в бочках крупная пополам с мелкой черт-те как положена, да и воск они "колупают", а что отколупано - то их. В общем, никакого сладу. А когда купцы новгородские "заморские" возмутились, ганзейцы обиделись, совсем перестали в Новгород товары возить. Ну, то Ливонскому магистру на руку, флот орденский ничуть не хуже ганзейского, а пожалуй, и лучше.
      - Но, Иван свет Федотыч, ганзейцы или Ливонский Орден - не твоя забота! Тебе ж товар все равно новагородским купцам сдавать, оптом, так ведь? Гришаня пытливо взглянул на купца. Тот усмехнулся, отворачиваясь, так что даже лежащий рядом Олег догадался - не очень-то хочется костромичу новгородцам товар сдавать, куда как выгодней было бы напрямик иноземцу какому... выгоднее, но и опасней - новгородские купцы людишки ушлые, обид себе не прощают. Потому и отвернулся купец от Гришани, замолк, не хотел продолжать неприятную тему.
      На ночь пристали к берегу. Может быть, безопаснее бы было встать на середине реки, но речка Тихвинка не столь широка, чтобы этот маневр послужил достаточной защитой от разбойников, коими данные берега кишмя кишели. Вся надежда была на воев-охранников да на многолюдство - кроме Ивана Костромича с караваном плыли еще несколько купцов из разных мест, всего насчитывалось восемнадцать стругов, да народу боле трех сотен душ, все в кольчугах да панцирях, с топорами да самострелами, а на "Сивке" - главном костромском струге даже имелась пара небольших пушечек-бомбарделл. Попробуй-ка напади, супостат-шильник!
      Жгли костры, ужинали, все темнее становились ночи, пока еще теплые. Выставили сторожей, Олег Иваныч тоже вызвался, засиделся без дела, заскучал - чего ж не поразмяться малость, не послушать бывалых людей байки...
      Они сидели в дозоре вдвоем, укрывшись за кустами малины, - Олег и Силантий Ржа - здоровенный мужик, профессиональный воин, нанятый Иваном Костромичом в качестве начальника охраны. Силантий тоже решил поразмять кости, лично проверить стражей.
      - Так и побили нас татары, еле убег! - шепотом рассказывал Силантий. Но мы с ними еще посчитаемся, придет время. Вот на обратном пути на Москву подамся, к Великому князю Московскому Ивану Васильевичу, говорят, он воев землицей испомещает за верную службу. Это б неплохо, землицу-то, с парой деревенек, с холопами. Ну, можно и одну деревеньку, бог с ней. Чу!
      Силантий замолк, настороженно вслушиваясь.
      - Блазнится - скачет кто-то, - обернувшись, прошептал он, и Олег крепче сжал шестопер, выданный купцом Иваном вместе с короткой кольчугой, вязанной из плоских колец, и кривоватым засапожным ножом в зеленых сафьяновых ножнах. Осторожно поднявшись, Силантий махнул рукой: - Пойдем-ка, посмотрим, Олег.
      Слева от них чуть слышно плескала река, справа тянулся низкий поросший смешанным лесом берег. Двумя бесшумными тенями воины скользили между стволами деревьев, лишь угадывающимися в плотном тумане. Идущий впереди Силантий вдруг замер, предостерегающе поднял руку. Олег остановился, пристально вглядываясь вперед. Там, за ивовыми зарослями, угадывалась небольшая группа спешившихся всадников в темных одеждах. Негромко переговариваясь, всадники старательно оборачивали копыта коней тряпками.
      - Тати! - уверенно шепнул Силантий. - Но не по нашу душу, уж больно их мало.
      Олег Иваныч насчитал с добрый десяток ночных рыцарей наживы. Все, как на подбор, крепкие мужики, вооруженные короткими мечами и палицами. Кой у кого за спиной были приторочены колчаны со стрелами.
      - Шильники, - презрительно сплюнул Силантий. - Ни оружья путнего, ни броней. Думаю, на богомольцев собрались поохотиться.
      Олег вздрогнул. На богомольцев? Знавал он одну богомолицу, весьма зажиточную, чтобы быть привлекательной добычей для разбойников... боярыню Софью. Но ведь ее ж предупреждали. А может, они вовсе и не по Софьину душу.
      - Вот бы шугануть тварей! - неожиданно предложил он.
      - Вдвоем не управимся, - озабоченно усмехнулся Силантий. - А вот сейчас вернемся, покличем охотных. Двух копий, думаю, хватит.
      Олег Иваныч хотел было возразить, что мало, но прикусил язык, вовремя вспомнив, что копье означает не только вид оружия, но и боевую единицу, типа нашего взвода.
      Одинокая усадьба притулилась на поросшем редколесьем холме, у впадения Тихвинки-реки в Сясь, что на языке издавна проживавшей в здешних местах веси означало - комариная. Да уж, чего-чего, а комарья здесь хватало - не спасал даже дым, стлавшийся под крышей синеватой дымкой. Ограда в два человеческих роста, сложенная из крепких бревен, окружала двор по всему периметру, служа хорошей защитой от зверья и лихих людишек - мелкие шайки "шильников" не очень-то рисковали напасть на хорошо укрепленную усадьбу.
      Новгородская боярыня Софья молилась в светелке, освещенной лишь лампадой под иконой Матери Божьей. Тусклый свет пламени дрожал под задувающим сквозь открытое оконце ветром, рисовал на стенах прыгающие угловатые тени. На сундуке, большом и широком, были постелены волчьи шкуры постель проезжей боярыне, вместе со своими людьми попросившей ночлега у хозяина усадьбы Фрола, софейского служилого человека.
      Окончив молитву, Софья присела на лавке у окна, слушая, как поет где-то в кустах чаровник соловей. Не спалось нынче ночью боярыне, то ли слишком переутомилась в пути, то ли ложе было недостаточно мягким, а скорее всего, нахлынула на Софью тоска-кручина, частая, да, по правде сказать, и единственная подруга. Так и сидела боярыня, опершись на локоть, и не замечала, как по белому лицу ее текут соленые слезы. Где-то на дворе залаял пес... Женщина вздрогнула, но лай тут же оборвался, столь же внезапно. И снова наступила тишина, нарушаемая лишь трелью соловья за окном да гундосьим комариным ноем.
      Огромный, черный с подпалинами пес, уже мертвый, валялся в луже собственной крови. С надвратной башни свисал головой вниз ночной страж - в груди его торчала стрела. Человек в темном кафтане обтер об убитую собаку окровавленный меч, прислушался к чему-то и, подойдя к стене, снял с нее ременный аркан, с помощью которого и проник на двор минутой раньше. Оглядываясь, он осторожно направился к воротам...
      Эх, Фрол, Фрол, софейский служка! Зря понадеялся ты на крепость стен да на зоркость стражи, давно уже не нападали на усадьбу разбойничьи шайки, последний раз тому лет пять будет. Ну, и вот снова беда пришла...
      С криками, шумом и руганью повалила в распахнутые ворота ночная ватага! Закричали истошно женщины, навзрыд заплакали дети.
      - Беда, матушка! - ворвался в покои боярыни верный слуга Никодим. Бежать надо!
      - Где же хозяин, воины? - быстро собираясь, спросила боярыня.
      Никодим в ответ лишь махнул рукой.
      Вслед за слугою Софья выскользнула из светелки. Горела подожженная напавшими рига. Поднявшийся ветер раздувал пламя, разносил по двору черный смолистый дым, в клубах которого бегали сражающиеся люди. Богомольцы в длинных развевающихся одеждах, слуги хозяина Фрола, люди Софьи, разбойники в блестящих кольчугах, с мечами и копьями. Часть "шильников", преодолев нестройное сопротивление богомольцев, прорвалась к хозяйскому дому и пыталась проникнуть внутрь. Однако не тут-то было! Софейский человек Фрол успел забаррикадировать дверь и успешно обстреливал нападавших из лука сквозь узкое волоковое оконце. Парочка разбойничьих трупов уже валялась рядом с избой, торчащие из них стрелы свидетельствовали о меткости и решительности хозяина и его людей. Поскучневшие "шильники" скопились за крыльцом и принялись совещаться.
      - А ну, робяты, ташшы огня! - выкрикнул кто-то, и несколько человек побежало к горевшей риге за головнями.
      - Пожжем, пожжем его! - радостно галдели нападавшие, и только их предводитель - сурового вида мужик с черной всклокоченной бородой озабоченно хмурил брови.
      - Где же боярыня? - оглянувшись на своего соратника с редкой козлиной бородкой, прошептал он. - Где ее сундуки, каменья узорчатые? Где злато-серебро?
      - Ну, это тебе виднее, Тимоша, - угрюмо пожал плечами козлобородый. Ты ведь о ней разузнал... А нут-ко!
      Он вдруг запнулся на полуслове, показав пальцем в противоположный угол усадьбы. Там к овину метнулись двое...
      - Они! - обрадовался вожак. -Пошли-ко, Митря, тут и без нас управятся.
      Спрятавшиеся в овине люди не успели ничего предринять - распахнутая ногой дверь лишь жалобно крипнула, слетая с петель.
      Возникший на входе Тимоха Рысь сбил с ног бросившегося на него Никодима, кивнул Митре, займись, мол. Сам же направился в угол, улыбаясь и млея от предвкушаемого удовольствия, на ходу поигрывая тяжелой татарской плетью.
      - Что тебе надобно от новгородской боярыни, шпынь? - уперев руки в бока, гордо осведомилась Софья. Она совсем перестала бояться - бежать все равно было некуда. В черном, с серебряными нитями, летнике, в такого же цвета покрывале, высокая, разрумянившаяся от гнева, боярыня Софья была настолько обворожительно красива, что разбойник на миг растерялся. Обернулся к Митре, сказал, чтоб тот утащил Никодима на двор. Проводив Митрю глазами, резко повернулся, впился взглядом в Софью...
      - У меня нет здесь ни злата, ни серебра, - надменно молвила та. - Если ты хочешь выкупа, ты его получишь. Но позже. И отпусти моего слугу.
      - Нет, боярыня, - покачал головой Тимоха. Подойдя ближе, он схватил Софью за руку. - Не злато мне нужно.
      С этими словами разбойник сорвал с головы боярыни покрывало и впился губами в ее червленые губы.
      - Уйди, уйди, смерд! - отпрянула Софья, волосы ее водопадом рассыпались по плечам, золотисто-карие глаза сверкали.
      Тимоха лишь гнусно ухмыльнулся и протянул к боярыне свои корявые лапы.
      Не долго думая, Софья выхватила из-за пояса разбойника плеть и, ударив его по лицу, выбежала наружу.
      Там, за оградой, была воля! Были леса, поля, перелески, река. Было где спрятаться-укрыться, было у кого просить помощи... Так скорей же! Пусть волосы развеваются за спиной, словно у продажной девки, этот стыд можно и пережить, пусть неудобно бежать... А это кто еще? Оказавшийся на пути боярыни разбойник горько пожалел об этом: Софья с разбега ударила его ногой в пах и, схватив за волосы, несколько раз приложила коленом. Меч разбойника со звоном упал на деревянные плашки двора. Занятые штурмом хозяйской избы, нападавшие не обратили на произошедшее никакого внимания. Сквозь распахнутые настежь ворота была видна блестящая лента реки.
      - Еще немного, - подбадривая себя, прошептала боярыня, - немного... и Никодима жалко...
      Она почти успела добежать до ворот, когда Митря метнул ей вослед окованную железом палицу. Не успев даже вскрикнуть, пораженная в голову новгородская боярыня Софья упала навзничь в горящие угли догорающей риги...
      Глава 4
      Южное Приладожье. Июнь 1470 г.
      Тот рыцарь был достойный человек,
      С тех пор как в первый свой ушел набег,
      Не посрамил он рыцарского рода;
      Джефри Чосер, "Кентерберийские рассказы"
      Густой дым поднимался за лесом, с той стороны, где стояла усадьба Фрола. Черные, разносимые ветром клубы стлались почти над самой землею, цеплялись за корявые вершины сосен, медленно поднимались в высокое блекло-синее небо. По небу бежали редкие облака, не облака даже, а так, облачка, почти не дававшие тени. День - видно по всему - ожидался жаркий, уже и сейчас поднявшееся над лесом солнце заметно припекало в спину.
      Олег Иваныч поежился, повел плечами под кольчугой и, оглянувшись на идущих позади воинов, прибавил шагу, догоняя Силантия Ржу. Тот выглядел основательно, как и положено настоящему кондотьеру, продающему свой меч, но не продающемуся, по крайней мере за мелкие деньги. Щегольской, красный с золотом, плащ, поверх кольчуги - черненый панцирь, стальные, такого же цвета, поножи, на золоченом поясе - меч в зеленых сафьяновых ножнах, рядом кинжал. В правой руке Силантий сжимал устрашающих размеров секиру. Щиты воины оставили в лодьях, хоть и были защищены лишь легкими бронями, да не те люди шпыни болотные, коих шугануть собирались, чтоб ради них в полный бранный комплект облачаться. И так разбегутся, коли жизнь мила.
      К "рэнглеровскому" ремню Олега тоже был приторочен меч. Тяжел, зараза, куда там шпаге. Намаешься отмахиваться! Долго не повертишь - рука устанет, потому и движения должны быть резкие, точные, экономные, словно у плотника-профессионала, забивающего одним ударом пятинные гвозди. Новгородской работы кольчуга была красива и удобна, закрывала руки до локтей и ноги до половины бедра и, казалось, практически ничего не весила, настолько качественно были подогнаны кольца, кое-где переходящие внахлест. И нигде ничего не терло и не звякало, хотя, конечно, было жарковато - под кольчугу Олег Иваныч - как и прочие - надел специальную поддеву из тонкого войлока.
      Ветер приносил запах гари. Силантий остановился, повернулся к воинам, предостерегающе подняв руку. Впрочем, и без того все и так поняли - скоро. Их было немного - всего полтора десятка - воинов, нанятых Иваном Костромичом. Сам купец, в пластинчатых латах и закрытом шлеме, важно шагал сзади. По тому, как ловко передвигался купец, как обращался с оружием, Олег Иваныч сделал для себя вывод о том, что Иван вряд ли уступит в бою тому же Силантию, хотя купец, а не воин. Рядом с Иваном, прикрывая его, шли два приказчика-служки, тоже в кольчугах, хотя и не столь богатых, как у Силантия, с рогатинами и самострелом. О возможностях последнего Олег Иваныч уже имел представление и наказал себе как можно быстрее научиться владеть им, для начала хотя бы на уровне Гришани. Отрока с собой не взяли, хоть тот и просился. Силантий сказал - "Не фиг!", а Иван Костромич одобрительно кивнул. И правильно, как посчитал Олег Иваныч, не фиг! Навоюется еще, успеет. Сам-то он чувствовал в крови давно забытый азарт... и нельзя сказать, чтобы это было плохое чувство!
      Усадьба открылась неожиданно, как только дружина Силантия Ржи выбралась из вересковых кустов на пригорок. Чуть выше, на холме, за деревьями, виднелась бревенчатая ограда, частокол и распахнутые настежь ворота. По двору бегали подозрительные типы с рогатинами и дубинами, кто-то кричал, кто-то отчаянно ругался, доносился истошный женский визг, прерываемый озлобленным звяканьем железа.
      - Ну, вперед, други! - улыбнувшись, кивнул дружинникам Силантий и, подбросив в руке секиру, быстро зашагал вперед.
      - Вы четверо, - он на ходу обернулся, - зайдете сзади, там, где покос.
      Четверо воинов сноровисто свернули на еле заметную стежку.
      - А вы... - Силантий посмотрел на Костромича с приказчиками, - со стороны речки.
      Купец одобрительно кивнул, словно придирчивый учитель, довольный ответом ученика.
      Ровным шагом, прикрывая друг друга, воины Силантия Ржи вошли во двор горящей усадьбы. Их появление поначалу произвело шок, но "шильники" быстро опомнились и, с ходу потеряв несколько человек, заняли круговую оборону, медленно отступая к овину.
      Окровавленная секира мелькала над сверкающим шлемом Силантия с методичностью парового молота.
      Олег Иваныч старался не отставать от него, по мере сил орудуя мечом, пока получалось не очень. Привык к рапире... Один из разбойников даже чуть было не поразил его дубиной - еле успел увернуться и совсем забыл про меч. Зато вспомнил самбо: сразу же нанес противнику удар ногой в пах. Удар был силен - согнувшийся пополам разбойник, выронив дубину, тяжело повалился на землю, однако и Олег Иваныч хорошо отбил себе ногу об его кольчугу. Хромая, обернулся, услыхав предупреждающий крик Силантия. С разбега налетели двое.
      Отбив мечом брошенную рогатину, Олег Иваныч нанес удар по незащищенной руке одного из бандитов. Кровавым веером полетели на землю отрубленные пальцы, усадьбу пронзил дикий вопль боли. Олег отшвырнул подальше упавший меч. Можно было, правда, попытаться сражаться двумя мечами, но пока это выглядело бы чистой воды пижонством - Олег Иваныч и с одним-то мечом еще не наловчился хорошо управляться... хотя - привыкал помаленьку и орудовал клинком все ловчее, как когда-то рапирой, а потом - шпагой...
      Зажимая пораненную кисть, разбойник отбежал в сторону, тут же получил палицей по кумполу и распластался на земле, раскинув в стороны руки.
      - Готов, - констатировал факт Олег Иваныч. - Однако где же второй?
      А второй был уже рядом! Мерзко ухмыляясь, он ловко метнул длинный тяжелый нож. Олег усмехнулся, уж эти-то штучки были ему известны. Учили. Увернулся - нож вонзился в воротный столб. Воткнувшись, задрожал, зазвенел злобно. Вытащив нож из столба, Олег Иваныч тут же метнул его обратно, хотя за результат уверен не был - не метал он раньше ножиков, не приходилось как-то... Нож попал прямо в левый глаз изумленному супостату. Тот повалился навзничь, даже не успев застонать. Олег Иваныч перевел дух и осмотрелся. Судя по всему, дело подходило к концу. Шайка разбойников не могла долго противостоять профессионалам, а в том, что все дружинники Силантия Ржи таковыми являлись, Олег имел наглядную возможность убедиться.
      Часть шильников уже сдалась в плен и понуро стояла около ограды со связанными за спиной руками. Уцелевшие жители усадьбы прохаживались рядом, ругались и плевали разбойникам в морды.
      Несколько бандитов решили спастись бегством, спустившись к реке. Судя по появившимся оттуда Ивану Костромичу и его приказчикам, вытирающим мечи от крови пучками травы, эта затея им не очень-то удалась. Как и тем их сотоварищам, кои пытались удрать через покос.
      Сражение подходило к концу.
      Тыльной стороной кисти Олег Иваныч вытер пот со лба и огляделся. На заднем дворе, у овина, воины Силантия ловко скручивали еще двоих. Отошедшие от испуга служки принялись тушить хозяйскую избу, споро таская из реки воду большими деревянными кадками. Злобно шипели догоравшие угли, и сбитое пламя нехотя отползало внутрь дома, откуда при первой же возможности выскочили наружу своеземец Фрол и его оружные люди. Радостно приветствуя неожиданных спасителей, они плевали в сторону пленных ватажников и бросали на них не сулящие ничего хорошего взгляды. Обгоревшая борода Фрола победно топорщилась, словно выцветший татарский бунчук.
      Двое служек в очередной раз выплеснули воду из кадок, развернулись под шипение углей, навострились обратно, к реке... неприметные, чуть ссутулившиеся, в дешевых пестрядинных рубахах. А вот рядом с ними... нет, за ними... а вот уже и впереди них, прямо за воротами, блеснула серебром кольчужная бронь... Вражина!
      Выхватив меч, Олег Иваныч бросился в погоню - он сразу узнал в пытающемся скрыться разбойнике своего личного врага Тимоху по прозвищу Рысь.
      - Стой, гад!
      В три прыжка догнав "шильника", он с ходу нанес сокрушительный удар. Тимоха ловко отбил меч огромной секирой и, узнав догнавшего, ухмыльнулся:
      - Ну, собачий сын, посчитаемся!
      Он обрушил на Олега целый каскад ударов, так что тому пришлось бы худо, ежели б не врожденная ловкость и кое-какие специфические навыки. Казалось, в Тимоху вселился дьявол - с такой силой он орудовал своим страшным орудием. Лезвие секиры описывало в воздухе блестящие дуги, сравнимые разве что с работающим самолетным винтом, дикие глаза разбойника сверкали, словно глаза мартовского кота, рожу наискосок пересекал свежий кровавый шрам - след удара Софьи.
      - Ххэк! - выдохнул шильник, Олег Иваныч в который раз еле-еле успел увернуться. Тяжелое лезвие лишь на излете скользнуло по шлему, однако звон, образовавшийся в его голове, по своему качеству был ничуть не хуже колокольного.
      - Ххэк!
      Секира снова просвистел а мимо уха. Вообще-то, Олегу Иванычу это стало уже надоедать. Фехтовальщик он или нет? Черт с ним, с мечом, обломится так обломится. А ну-ка... Ан гард! К бою! Алле!
      Выставив вперед правую ногу, Олег Иваныч контратаковал злодея, нанеся ему ряд нестрашных, но весьма болезненных уколов в правую руку. Эх, если б не кольчуга... Ладно, черт с ней. Сделав обманный финт влево, Олег Иваныч уклонился от промелькнувшей секиры и сделал вид, что хочет поразить противника в правый глаз. По крайней мере, острие меча в последующем выпаде было направлено именно туда. Тимоха вынужден был перейти к обороне. А вот теперь - снова атака! Выпад, отбив, обманный финт... От столкновения клинка с лезвием секиры только искры летели! Даст бог, меч не сломается, выдержит! Выпад... Удар! Эх, черт, он же в кольчуге... Запыхавшийся разбойник не ожидал такого. Заоглядывался, уходя в защиту... Ага, не нравится, сучья вошь!
      Правильно... Теперь главное - вызвать с помощью обманных финтов ряд атакующих действий, которые можно будет легко отразить, поскольку именно они и ожидались... А потом - резкий переход в ответную атаку - рипост. Основа французской школы.
      Ну, что, собачий сын, ты там заснул никак?
      А ну-ка - к бою! Ан гард! Алле... Атака... Выпад... Ложный финт вправо... Вот сейчас он должен открыться... Ага, так и есть. Открывается... Ну, теперь - снизу в шею... Алле!
      Олег Иваныч ринулся вперед... и вдруг завалился навзничь, словно куль с мукой! Незаметно подобравшийся сзади Митря Козлиная Борода ударил его ниже колен оглоблей. Ах ты ж, сволочь... Олег Иваныч выронил меч.
      - Посмотри водоносов, - приказал Тимоха Митре, и тот, понятливо кивнув, кинулся вниз, к реке, на ходу доставая из сапога длинный узкий ножик.
      Злорадно прищурясь, разбойничий вожак, перебрасывая из руки в руку секиру, медленно подошел к поверженной жертве. Он тяжело дышал, измотанный атаками Олега Иваныча, зверское выражение лица не сулило последнему ничего хорошего. Олег лежал на земле, у самых ворот, распахнутых и жалобно скрипящих под дуновением ветра. Надежды на помощь не было - воины Силантия были заняты в усадьбе. Судя по сдавленным крикам, служки-водоносы тоже уже больше не представляли никакой угрозы для Тимохи и Митри. Жалобно скрипели ворота, фигура разбойника угрожающе маячила на светло-голубом фоне неба. Олег Иваныч краем глаза увидел вдруг растущие рядом с ним колокольчики и нежно-желтые соцветия кашки. Темная тень ворот на миг заслонила солнце.
      Тимоха примерился и, злобно зарычав, высоко поднял секиру. Угрожающе склонив вперед голову, примерился для последнего удара...
      Захватив обеими руками створку ворот, Олег Иваныч резко толкнул ее прямо на шильника.
      Получи, фашист, гранату!
      Тяжелая, обитая ржавым железом створка впечаталась разбойнику прямо в лоб!
      И поделом, не фиг башку вперед выставлять.
      Глухо застонав, Тимоха опрокинулся навзничь, словно кукла-неваляшка, правда, в отличие от нее, не встал, а быстро метнулся в сторону - с усадьбы на помощь Олегу уже бежал Силантий Ржа.
      Ни Тимохи, ни Митри они так и не нашли.
      Да, собственно, никто их не искал особо: ну, прошлись Олег Иваныч с Силантием вдоль реки, на этом и закончили. Пес с ними, с уродами этими, чай и поважнее дела есть...
      Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к золотистым вершинам дальнего леса, мимо разоренной усадьбы Фрола прошли богомольцы. Молодые и старые, пожилые и почти совсем дети, в справных кафтанах и в рубищах - все они возвращались от Богоматери Тихвинской, у которой искали спасения, совета и веры. Вместе с богомольцами двигались груженые телеги купцов, охраняемые вооруженной стражей. И тех, и других было довольно много, кавалькада растянулась на пару верст и представляла собою весьма внушительное зрелище. С этим же караваном продолжила свой путь и новгородская боярыня Софья. Бледная, с полотняной повязкой на лбу, она лежала в возке, охраняемая верным слугой Никодимом, и возносила молитвы. За чудесное свое спасение молилась боярыня, за то, что дал Бог избежать позора, за убиенных разбойниками слуг, за воинов, что так вовремя пришли на помощь. Кажется, среди них был и тот, светлоглазый... из Тихвинской Успенской церкви. Не он ли и предупреждал запиской о шильниках? Правда, не особо-то Софья вняла сему предупреждению на слуг понадеялась, на охрану да на имя свое, не последнее в Новгороде, Господине Великом!
      Вот и поплатилась. А ведь могло быть и хуже!
      Боярыня покачала головой и, выглянув из возка, подозвала шагавшего рядом слугу:
      - Чьи вои нам столь славно помогли, Никодим?
      - Костромского купца Ивана, госпожа Софья.
      - Костромского купца. - Боярыня задумчиво улыбнулась. - И что же, они тоже едут с нами?
      - Плывут, госпожа. У них несколько стругов. Скорее, даже раньше нас будут.
      - Вот как... Что ж, обязательно поглядим по приезду костромские товары.
      Серые, похожие на огромные валуны волны терзали низкие берега Ладоги, лизали их холодными шершавыми языками, яростно вспениваясь прибоем; с волнами сливалось низкое свинцовое небо. Погода быстро портилась - сгинуло неизвестно куда солнце, подул, завыл, забуранил низовой ветер все сильнее и сильнее, затрещали высокие сосны по берегам, затащились по течению реки ивы.
      Струги Ивана Костромича, вытащенные носами на берег, укрывались в устье Сяси - комариной реки, не спеша вырываться на буйные ладожские просторы. И правда - куда спешить? Разве только диаволу в пасть. В такую-то погоду плыть - не приведи господь! Хоть и велико Нево-озеро, а все ж не море хрястнет корабль о берег - мало не покажется: и лодью в куски разнесет, и товары выкинет на радость местным шпыням. Шалили шпыни-то, не смотрели на Ладожскую крепость, хоть и близко та стояла, но и места были, где укрыться-спрятаться: хочешь - в леса, тропками-стежками неведомыми, хочешь в болота, гатями тайными, а в случае чего - в само Нево-озеро, а там и Валаам-остров и много чего еще.
      Знали о разбойниках купцы, потому и опасались, не спали. Жгли кострища, поглядывали да выставили дозоры оружные. А ветер плевался дождем, смурным и холодным, словно и не лето сейчас, и не светило третьего дня ласковое солнышко, не парило, не припекало, не грело. Словно всю жизнь тут так было серо, муторно, холодно.
      Олег Иваныч поежился, отворачиваясь от дождя, затем махнул рукой - один черт промок уже - и, поправив на поясе меч, прибавил шагу, догоняя ушедшего вперед Силантия. Оба, майор и старшой дружины, шатались на ночь глядя не просто так - проверяли караулы, заставы тайные, что окружали купеческий лагерь. Без сторожи - никак, погода-то в самый раз для дел лихих, нехороших, так что стерегись, купец, пасись вора-разбойника, молись да надейся. На Господа Бога да на охрану дружинную.
      Пройдя вдоль реки, они вышли к берегу озера. Озеро... Как хорошее море! Олег Иваныч порадовался - хорошо, что их лодьи сейчас в реке, можно сказать, в относительно тихой заводи, а не там, в бурных водах...
      - Вовремя мы укрылись, - словно отвечая на его мысли, произнес Силантий и улыбнулся: - Иван свое дело знает.
      Он подошел ближе к разбушевавшемуся не на шутку озеру и с минуту вглядывался в серую промозглую хмарь. Лицо его, обветренное и мокрое от дождя, вдруг нахмурилось.
      - Нут-ко, Иваныч, глянь...
      Силантий указал в самую середину бушующих волн. Олег присмотрелся - но так ничего и не увидал и вопросительно оглянулся.
      - Блазнится, корабль, - встревоженно пояснил воин. - А наших что-то не видно! Уснули, что ли, заразы?
      - Сам ты зараза, дядюшка Силантий, - раздался из кустов обиженный голос Гришани. Парень сегодня напросился-таки в дозор вместе с парой дружинников, вернее, они его напросили - уж больно веселым малым тот оказался - такие байки травил - любо-дорого послушать, уши в трубочку сворачивались. И веселые - о купце Тите Титыче, и страшные - о воеводе валашском Владе, и срамные - о греческом звере Китоврасе. Последние больше всего дружинникам да купцам нравились.
      По этой причине не хотел его в дозор посылать опытный Силантий, да уж больно Гришаня просился, тем более - в таком деле пара зорких глаз совсем не помеха.
      - Корабль, говорите? - Гришаня озабоченно завертел головой. - Нет, не вижу.
      Выбравшиеся из кустов дозорные тоже ничего не подтвердили. Надо сказать, устроились они на славу - так замаскировались, что Силантий с Олегом Иванычем, хоть и в двух шагах стояли, а не обнаружили бы, коли Гришаня не выскочил.
      - Молодцы, робята, - скупо похвалил Силантий. - Дозорьте дальше, поутру сменим.
      - Стой-ка, дядюшка! - Гришаня схватил начальника стражи за руку. - Вон, сосенка подходящая. Забраться?