Новгородская сага (№4) - Час новгородской славы

Андрей Посняков

Час новгородской славы

Глава 1

Побережье между Кастилией и Андалузией. Апрель 1473 г.

Погода начинала портиться. Усилился ветер,

над морем повисла мгла. Волны с шумом разбивались

о нос «Атлантиса», захлестывая полубак пеной и брызгами.

Игорь Бунин «Пираты фюрера»

И воин грубый и жестокосердный,

Чья совесть все вмешает, словно ад,

Руке своей кровавой даст свободу.

Уильям Шекспир «ГенрихV»

Море стремительно становилось серым. Все выше вздымались волны, угрожающе ворчали, нагоняя одна другую. Самые наглые из них уже перекатывались через форштевень «Очей Валенсии», трехмачтовой каравеллы-латины.

Арагонский капитан Хорхе Родригес стоял на корме, широко расставив ноги в высоких сапогах из воловьей кожи и, хмурясь, смотрел на небо. Еще с утра чистое, сейчас, к полудню, оно полностью затянулось огромной лиловой тучей. Капитан, невысокий светловолосый крепыш, круглым лицом и курносостью больше походил на рязанского крестьянина, а никак не испанского идальго. И повадки у Хорхе Родригеса вполне простецкие – как вышли из Сеуты, так заперся в каюте и пил. Вот только в преддверии бури выбрался на палубу.

Матросы – сборище оборванцев – с озабоченным видом сновали по палубе. Непохоже, что все их передвижения имели хоть какой-то конкретный смысл. По крайней мере, у Олега Иваныча вместе с Гришей сложилось именно такое впечатление. Очень может быть, что и неверное. При появлении капитана хаотические передвижения матросов приняли более организованный характер. Кто-то задраивал трюм. Кто-то тщательно укутывал парусиной объемистые тюки, лежащие прямо под мачтами. А кое-кто с большим проворством вскарабкался по вантам – спускать паруса. Судно Родригеса – ну явно не дворянская фамилия, хоть убейте! – несло только косые, латинские, паруса на всех мачтах, что давало большую маневренность и было вполне оправдано в условиях каботажного плаванья. На дальние рейсы хорошо бы иметь и прямые паруса – для большей скорости. Но похоже, каравелла-латина ходила недалеко. Максимум: Валенсия – Сеута – Лиссабон и обратно. Корабль не производил впечатления надежного судна – весь какой-то мелкий, узкий, грязноватый. А нарисованные на носу глаза – «Очи Валенсии» – давно потекли краской и, казалось, плакали. Ну, какое ни есть – а все же судно. И до Лиссабона, если верить капитану, оставалось всего ничего. Вот только шторм совсем некстати.

– Спаси нас, Пресвятая Дева Мария! – громко произнес по-латыни еще один пассажир, монах-доминиканец. Уже немолод, лет пятидесяти на вид. Длинный, худой, горбоносый.

– Я же предупреждал этого мерзавца, – оглянувшись на капитана, монах понизил голос, – чтобы вышли в море хоть на день раньше, давно были бы в Севилье. И это, – он кивнул на тучу, – нас бы не коснулось. А он набрал всякого сброда и… Кстати, а вы кто будете?

Он смерил подозрительным взглядом Олега Иваныча и Гришу. Те имели довольно скромный вид – на что хватило денег, то и купили: потертые камзолы, не первой свежести башмаки, штопаные чулки из льняной ткани. Хорошо хоть на меч хватило – узкий, прямой – на местном испанском наречии называющийся эспадой. Шпагой, короче.

В принципе, подобного вида дворян, у которых всего и добра, что кляча да ржавая шпага, в испанских землях – от Кастилии до Арагона – водилось во множестве. Промышляли они себе на жизнь разбоем да войной. Еще не закончилась Реконкиста. Еще не все испанские земли отвоеваны у проклятых мавров. Еще существует на юге исламский эмират с центром в Гранаде, противный всякому нормальному христианину. Еще можно и нужно воевать, грабить мавров и получать награды от кастильских или арагонских монархов.

Пройдет совсем немного времени, каких-то шесть лет, и Кастилия объединится с Арагоном в католическую Испанию. А еще годков эдак через десяток под натиском испанцев падет последнее пиренейское государство мавров – Гранадский эмират. Реконкиста закончится славной победой – и десятки тысяч людей останутся без любимой работы. Целое поколение многочисленного дворянства. Алчного, чванливого, не знающего иного дела, кроме войны, да и знать не желавшее. Начнут промышлять кинжалом и шпагой. И даже окрестности крупнейших городов Испании станут непроходимыми для купцов и путников. И сами монархи, их католические величества, Фердинанд и Изабелла, схватятся за головы: а что с этими нищими идальго делать? И кто-то умный сообразит: надо их куда-нибудь услать! А что, войны-то никакой нет? Нет? Какая жалость. Война-то уже кончилась. Мавров выгнали, а локальными междусобойчиками эту ораву не занять.

И тут очень вовремя подвернется Колумб… И схлынут в Новый Свет идальго, и начнется Конкиста. Но это уже другая история. А пока… – Мы добрые католики-поляки, – наступая на ногу открывшему было рот Гришане, на плохой латыни ответил монаху Олег Иваныч.

Откуда ж взяться хорошей латыни у майора милиции, старшего дознавателя энского РОВД славного города Санкт-Петербурга, волею судьбы заброшенного в конец пятнадцатого века, время удивительное и дикое. Ну да Олег Иваныч обрел тут и верных друзей, и любимую женщину – новгородскую боярыню Софью. Так что время это вовсе не казалось ему диким. Скорее уж то, прежнее, петербургское, было диким.

Олег Иваныч улыбнулся своим мыслям. Порывы ветра трепали его светлую бороду и успевшую отрасти шевелюру. Рядом – Гриша, шестнадцатилетний новгородский вьюнош. Ученейший и прилежный, книжник и знаток языков, верный помощник Олега Иваныча, занимавшего немалую должность в аппарате исполнительной власти Господина Великого Новгорода. Интриги врагов бросили их в страшное турецкое рабство, откуда Бог дал выбраться. И теперь, простившись с постылым Магрибом, друзья добирались домой по более-менее приемлемому маршруту: Лиссабон – Лондон – Новгород. Более короткий путь, через Черное море, невозможен – турки.

– Ах, поляки… – монах скорчил гримасу, которую с равным успехом можно принять за выражение отвращения или, наоборот, особой приязни. – Меня зовут отец Томас.

– А я – пан Олег Завойский. Это – мой племянник, Григорий. Святая Дева Мария сподобила нас бежать из мавританской неволи… – Олег Иваныч хотел было перекреститься, да вовремя осекся – католики крестились не так, как православные. Как бы не перепутать.

– Сдается мне, этот пьяница капитан приведет всех нас прямо в пасть к дьяволу, – изрек отец Томас. – До Кадиса слишком далеко, мы не успеем. А идти в крепость мавров я бы никому не советовал.

– Да и мы вовсе не намереваемся спешить обратно в рабство… Но, я смотрю, капитан знает, что делать.

Монах саркастически хмыкнул.

По указанию капитана матросы подняли небольшой парус впереди, на бушприте. Только чтобы задать судну направление, ибо нет ничего хуже неуправляемого корабля.

«В шторм – бойся берегов». Вопреки этой пословице «Очи Валенсии» повернули к виднеющейся на горизонте темной линии берега. Корпус судна трещал по всем швам, сквозь щели хлестали потоки воды. Что ж, капитан Родригес выбрал не самый плохой вариант из всех худших. Судно явно не выдерживало напора стихии.

Прямо по курсу корабля показались черные скалы – острые, как зубы дракона. Капитан приказал готовить шлюпки. Матросы и пассажиры сноровисто столкнули с низкого борта две вместительные лодки, покидали в них какие-то мешки. Слава Богу, о запасе пресной воды и провизии думать не надо. Берег-то – вот он.

Капитан Родригес предпочел остаться на судне. Но от пассажиров возражений не слушал. Сказано в шлюпку, значит, в шлюпку. И нечего выпендриваться, не на суше!

Только-только Олег Иваныч спрыгнул с палубы вниз, и налетел шквалистый ветер. Он подхватил деревянную скорлупку обреченного корабля, поиграл ею немного и с размаху шваркнул о камни.

Жуткий треск. Кажется, судно элементарно рассыпалось.

Впрочем, та же судьба грозит и шлюпке со всеми, кто в ней.

Шлюпку…

– Греби сильней, левый борт!

Тоже…

– Поворачивай, поворачивай!

Несло…

– Да держи же крепче весло!

На…

– О, Пресвятая Дева! Камни!

И…

– Господи Иисусе!

Хряснуло!!!

Они выплыли все. Шлюпку перевернуло, но никто не погиб. Быть может, потому что мелко – по пояс. Да, корабль бы тут не прошел. Он и не прошел… Упокой, Господи, душу капитана Родригеса.

Все шестеро – Олег Иваныч с Гришей, отец Томас и трое матросов с «Очей Валенсии» кое-как укрылись под деревьями от дождя и ветра и теперь стучали зубами от холода.

– Ничего, до утра продержимся и так, а утром поищем селение.

А что еще остается, кроме как продержаться?! Попробуй сейчас поищи какое селение! Фиг найдешь. Ветер, дождь, грязища. Хорошо хоть не холодно – что значит юг!

…Утром засияло солнце. Над мокрой землей клубился туман, таял в расщелинах между холмами, покрытыми терновником и красноватыми папоротниками.

Решили разбиться на две группы – искать в разных направлениях. Затем встретиться здесь, у высокого приметного дуба. Олег Иваныч, Гриша и отец Томас пошли вдоль кромки воды на восток. Матросы направились к западу.

В сапогах Олега Иваныча хлюпало. В этом смысле монаху легче, он в сандалиях. Ну а Гриша, сбросив башмаки, шел босиком.

Они прошагали так несколько часов. Солнце уже успело накалить песок и камни. Поднявшись на вершину заросшего малиной холма, увидели внизу, у самого моря, большое селение. Домов двадцать – глинобитных, беленых, с плоскими крышами. Причал с рыбацкими лодками, развешанные для просушки сети. В центре селения – округлая площадь, рядом – аккуратная церковь с колокольней.

И тут округу прорезал вопль. Высокий, тягучий, звонкий – он бил по ушам даже на расстоянии. Его нельзя не узнать, этот вопль. Олег Иваныч достаточно наслышался подобного на чужбине – ив Магрибе, и в Турции. Призывный клич муэдзина!

Колокольня оказалась минаретом, а церковь – мечетью. А мирное селение, в котором усталые путники надеялись найти кров и пищу, превратилось в место повышенной опасности. Теперь следовало быть весьма осторожными – очень уж не хотелось в рабство.

– Гранада, – с ненавистью прошептал отец Томас. – Последний оплот мавров.

Гранадский эмират словно врезался в южное подбрюшье Кастилии. Границы его проходили не так уж и далеко от кастильских городов Севильи и Кордовы. И не так далеко от Кадиса. Потерпевшие кораблекрушение вполне могли оказаться на кастильской земле, но вот судьба решила иначе. М-да, матросам, ушедшим на запад, вероятно, повезло больше. Видно, Олегу Иванычу, Гришане и отцу Томасу тоже придется подаваться к западу.

Снова потянулись нескончаемые холмы, и жаркое солнце палило спины. Пару раз встречались отары с пастухами – собаки загодя предупреждали лаем. Путники прятались в ближайших кустарниках, и Олег Иваныч вытаскивал из ножен шпагу. Но пока Бог миловал, надобности в оружии не было.

Однако не было и селений. Нет, пару раз встречались обширные пожарища, обгорелые дома, пустоши, заросшие лопухами. Следы пиратских набегов. То ли кастильцев, то ли мавров – поди разбери тут. Один Бог знает, на чьей они сейчас территории. А отправившихся на разведку матросов что-то не видно. Забыли вернуться? Или просто бросили? А может, дело похуже? Попались на глаза маврам?

За дубовой рощицей забелели увитые виноградом стены. Деревня. Аккуратные, крытые красной черепицей домики, апельсиновые деревья, церковь. Да, на этот раз – церковь, не мечеть. Золотом сияет крест на шпиле!

Путники повеселели. Перекрестились на колокольню и по широкой тропе направились в селение. Оставив слева высокий холм, спустились в долину. Тропа свернула к морю. Оно неожиданно выплеснулось из-за холма – синее, блестящее, с пенными бурунами.

Над кромкой прибоя парили крикливые чайки. Блики от солнца тянулись к берегу узкой золотистой дорожкой, заканчивающейся у причала, сложенного из больших валунов. Суденышки – в основном, рыбачьи лодки. Впрочем…

С противоположной стороны причала виднелись высокие мачты, торчали надстройки – довольно низкие для каравеллы или иного торгового судна.

Галеры! Что делают военные корабли в мирном рыбачьем поселке? Зашли переждать шторм? Или пополнить запасы воды? Все может быть.

Гришаня, приложив ладонь ко лбу, настороженно рассматривал корабли.

– Что, галер давно не видал? – Олег Иваныч хлопнул отрока по плечу.

– Там, на бизани, флаг. По-моему, зеленый.

– Зеленый? Так ты полагаешь… Эй, отец Томас, не стоит так спешить! Прежде чем идти в деревню, хорошо бы рассмотреть вон те галеры поближе.

Монах пожал плечами. Вот – церковь, вон – крест. Чего еще надо-то? Какие пираты?

– Если тут и есть военные суда, то это наверняка часть флота кастильского адмирала Гуэрьеса. Адмирал периодически выходит из Кадиса, высматривая мусульманских собак, коих тут много. Впрочем, вы идите, смотрите. А я, пожалуй, отправлюсь в деревню да помолюсь Господу! Что и вам советую. – Отец Томас строго посмотрел на «поляков». – Что-то не слишком-то ревностно вы чтите молитвы!

– Да ну его к черту, со своими молитвами! – по-русски сказал Гриша в спину уходящему монаху. – Пойдем, Олег Иваныч, посмотрим. Ох, чует мое сердце…

Гришанино сердце не напрасно терзалось нехорошими предчувствиями. Старательно прячась за кустами – хотя людей, что странно, нигде видно не было – они обошли деревню и оказались по другую сторону гавани. Уж теперь-то галеры можно хорошо рассмотреть. Их было три. Две маленькие и одна большая, громоздкая. Изрядно потрепанные штормом, с обломанными мачтами и обвисшим такелажем. Две маленькие Олег Иваныч раньше не видел. А вот что касается большой, с зеленым знаменем пророка на мачте…

– Да это же… «Тимбан»!

Только его им и не хватало! А монах-то явно поспешил молиться!

На галерах стучали топоры – ремонт шел полным ходом. Ни на одном рыбацком судне людей видно не было. Пираты их перебили? Или заперли где-нибудь, вот в той же церкви.

– Что будем делать? – Гришаня взглянул на Олега Иваныча.

Тот лишь пожал плечами. Можно плюнуть на все – в том числе и на доминиканца – обойти деревню да пробираться вдоль моря к Кадису, где уж точно никаких мусульман нет. Дня через два вполне можно добраться. Вот только насчет пищи… Да и ту раздобыть можно. Чай, не в пустыне.

А с чего вдруг они так опасаются мусульман? Или те, все до одного, хотят их смерти? Нет, действительно, с чего вдруг?

С того, с того! Хотя бы потому, что Джафар… «Тимбан» ведь теперь его галера. Ничего хорошего от Джафара однозначно ждать не приходится. Что же касаемо других, то пес их знает. Не очень-то много знакомцев у Олега Иваныча на «Тимбане». Нет, его, конечно, там знали. Но не настолько, чтобы не выполнить приказ предводителя. А каков будет тот приказ, Олег Иваныч догадывался.

– Идем в Кадис! – решил он. – Нечего тут болтаться. Своих дел в Новгороде полно.

– Думаю, стоит пойти во-он по той тропке, – Гриша показал на узкую пастушью тропу, вьющуюся меж пологих холмов, – вряд ли мы там кого встретим.

Пожалуй…

Узкая тропа, выбравшись в долину, поросшую молодой травой, резко расширилась.

Слева плескалось море. Справа нежно-зеленым амфитеатром – холмы, поросшие оливами и дубовыми рощицами. А впереди, переливаясь всеми оттенками изумрудного и голубого, – почти до самого горизонта луга. В кустах жимолости пели птицы. Радовало глаз разноцветье – васильки, ромашки, анютины глазки, еще какие-то темно-оранжевые цветы, похожие на бабочек.

– Ох, красота-то какая! – восхищенно воскликнул Гришаня.

Олег Иваныч рассеянно кивнул, вглядываясь вперед. Очень не нравилась ему клубившаяся над тропой пыль. Главное, спрятаться-то некуда. Упасть в траву? Несерьезно – заметят. Да уже, поди, давно увидели, вон как прибавили скорость.

Олег Иваныч положил руку на эфес шпаги:

– Похоже, гости к нам. Ну, посмотрим, кто такие… Запомни, Гриша, мы с тобой – добрые католики-поляки. Молитвы латинские знаешь?

– Ну, ты спросил, Иваныч! Молитвы!.. Могу ученый диспут вести!

– Тогда готовься. Может, она и к лучшему, эта встреча.

– А если разбойники?

– А что с нас взять-то?

Всадники приближались. Уже стали хорошо различимы блестящие на солнце панцири, копья… чалмы! Да, на головах у всадников чалмы! Значит, не кастильцы. Местные, с Гранадского эмирата? Или охранный отряд с «Тимбана»…

Подъехав ближе, всадники выхватили сабли и понеслись на путников.

Однако! Ну дела! И как зовут, не спросили!

– Салам, славные воины Аллаха! – вложив в ножны шпагу, крикнул Олег Иваныч, вспомнив все слова, которые знал по-арабски. – Как поживает блистательный эмир Гранады?

Всадники остановились. Удивленно посмотрели на оборванцев – таких бы изрубить в куски за милую душу! Но… Откуда оборванцы знают арабский? На мусульман не весьма похожи…

– Мы не из Гранады! – ответил один из всадников, молодой парень с плоским, как блин, лицом.

Ах, не из Гранады? Тогда, ребята, ясно, кто вы.

– Салам воинам блистательного Джафара аль-Мулука, да продлит его годы Аллах, милосердный и милостивый! Где же сам Джафар?

Воины вложили сабли в ножны. Плосколицый спрыгнул с коня. На всякий случай поклонился.

– А кто вы, почтеннейшие?

– Мы попали в шторм… Осман-бей послал на помощь блистательному Джафару двадцать галер.

– Ва, Аллах! Двадцать галер. Теперь мы покажем этим проклятым гяурам!

– Они стоят в Малаге. А мы, говорю, попали в шторм, и вот…

– Будьте же гостями славного Джафара аль-Мулука, о… не знаем ваших имен.

– Меня называют Ялныз Эфе!

Имя возымело эффект. Тут же спешились остальные, низко поклонились.

– Я вспомнил тебя, славный Ялныз Эфе, вспомнил! – воскликнул плосколицый. – Ты плавал на «Йылдырыме», еще когда был жив покойный Селим-бей.

– Да, Селим-бей был моим другом.

Путь обратно в селение Олег Иваныч и Гриша проделали на лошадях, хозяева которых почтительно бежали рядом. Пока все неплохо. Пока…

Вот только приближающаяся встреча с Джафаром… Может, забрать у этих пиратов коней? Их, пиратов, всего-то пятеро. Или не стоит рисковать? В конце концов, кто такой этот Джафар? Всего лишь влиятельный слуга правителя Туниса Османа. Эх, знать бы получше арабский. Не на уровне общих фраз, а поглубже. Такую б интригу завернули против Джафара – поплыли б на «Тимбане» в Кадис. Да что там в Кадис – до самого Лиссабона!

Джафар… Давний недруг и завистник Олега Иваныча, убийца многих его друзей – еще там, в Магрибе, при дворе властителя Туниса, где некоторое время пришлось провести и Олегу Иванычу. Прозвище Ялныз Эфе, «одинокий храбрец», Олег Иваныч получил в Стамбуле, когда побил палкой негра Эфруза, лучшего палочного бойца и вместе с тем любовника Ыскиляра-каны, главного евнуха турецкого султана Мехмеда Фатиха. А когда Олег Иваныч еще и занялся любовью с султанской наложницей прямо в серале!.. О, слухи со скоростью летящей стрелы распространились по всем мусульманским странам, от Османской империи до Магриба.

Джафар, правда, тоже интриган не из последних…

Он встретил гостей достаточно радушно, даже медоточиво. Расспрашивал о здоровье, цокал языком, узнав, в какой страшный шторм попал намедни мифический флот Осман-бея. Улыбался, теребил усики. Но в глазах – змеиный холод. Не нужен Джафару никакой Ялныз Эфе, не зря он посылал к нему убийц еще в Тунисе. Но Ялныз Эфе был сейчас вроде как представитель эмира Туниса, второй флот которого стоял сейчас у братьев-мусульман в Малаге. Эх, не нужен бы этот флот. Вернее, конечно, нужен… Только без Ял-ныза Эфе!

– А кто там капитанами на галерах? – словно невзначай интересовался Джафар, угощая гостей шербетом.

Олег Иваныч перечислил всех, кого знал.

Джафар удовлетворенно кивнул. Большая половина из них давно уже подчинялась только ему, а вовсе не тунисскому бею. Так-так…

– Что ж, отдыхайте с дороги. Не буду вам мешать. А вечером устроим пир! Заодно казним гяуров, что заперты в их же молельном доме.

Джафар вышел во двор. Пока шел ремонт на «Тимбане», он занимал дом старосты деревни, алькальда. Подозвал плосколицего Керима.

– Возьми еще людей и не спускай с них глаз. И помни, если с Ялныз Эфе что-то случится… что ж, на все воля Аллаха. Да, ты не забыл, что я собираюсь назначить тебя капитаном?

Керим бросился целовать руки Джафара.

– Эй, Гриша, не спи!

– Да я и не…

– Выйди-ка во двор, осмотрись.

Вышел. Вернулся. Двор тщательно охраняется. Плосколицый парень и еще трое. На улицу не выпустили. Вполне вежливо, но непреклонно.

Понятно. Что ж, будем думать.

Впрочем, думать ему не дали. Тот самый плосколицый Керим.

– Как чувствует себя славный Осман-бей?

– Слава Аллаху, неплохо. – Олег Иваныч лихорадочно припоминал кого-нибудь из царедворцев Османа. Ага, одного вспомнил. – Недавно беседовали с беем в присутствии уважаемого Кятиба ибн-Гараби.

Керим вздрогнул:

– Не вспоминал ли уважаемый Кятиб обо мне, недостойном?

– Вспоминал, а как же! Надо, говорит, наградить молодого Керима за верную службу.

Сморозил, Олег Иваныч, сморозил! Хотел сделать парню приятное и посмотреть на реакцию. И неожиданно попал в точку! Неожиданно ли? Немного поварившись в тунисских интригах, так и действовал, в верном направлении. Хотя и не знал, что молодой Керим – с недавних пор правая рука Джафара – давно уже перевербован хитрым эмиром Осман-беем и ежедневно писал отчеты ушлому секретарю эмира Кятибу ибн-Гараби, которого Джафар имел неосторожность когда-то оскорбить.

– Джафар хочет убить тебя! – осмотревшись по сторонам, предупредил Керим. – Он давно неверен Осман-бею и хочет сам стать эмиром! А еще этот ифрит Джафар…

Керим высыпал целый сонм прегрешений Джафара. Начиная от любви к мальчикам и заканчивая связями с черными колдунами зинджей.

Олег Иваныч, конечно, не понимал большую часть речи Керима, но и того, что понял, хватало, чтобы красочно доложить Осман-бею и свалить Джафара. На что, по-видимому, и надеялся плосколицый.

– Ты будешь щедро награжден, о, верный Керим! – торжественно произнес Олег Иваныч.

Он угостил разомлевшего Керима шербетом и, в который раз досадуя, что не знает толком арабского, попытался, как мог, узнать о судьбе жителей деревни и о техническом состоянии пиратских судов. Простившись, обнял плосколицего и еще раз повторил о щедрой награде. Хуже не будет!

Сияющий, словно голый зад при луне, Керим с поклонами покинул дом.

Эх, Джафар, Джафар. Хитрый ты, хитрый, а какую змею проглядел! Так чаще всего и бывает. Тот, кто считает себя самым хитрым, ни во что не ставит хитрость других. И проигрывает.

Выйдя на двор, Керим еле смог скрыть торжествующую улыбку. Он сделал когда-то верный выбор, предпочтя Джафару старого, но опытного Осман-бея. И не прогадал. Еще недавно Джафар был силен, как никогда. Кто в Магрибе не завидовал славе удачливого пирата Джафара аль-Мулука?! Но вот удача прошла. Было двадцать галер – осталось три! Из которых, по милости Аллаха, удастся починить хотя бы одну. «Тимбан», похоже, зря ремонтировали – уж больно велики пробоины. Да и начался рейд неудачно: встреча с замаскированным под мирных купцов военным флотом Кастилии, где потеряли двенадцать кораблей, затем шторм – еще минус пять. Где она, удача? Полный крах. И очень хорошо, что он, Керим, не связал свою судьбу с неудачником! Очень хорошо.

В то самое время, когда Олег Иваныч с Гришаней, разгоряченные сообщением Керима, строили планы спасения, казавшиеся теперь вполне реальными, их жизни неожиданно появилась угроза. И вовсе не со стороны Джафара. Она пришла со стороны моря.

Маленькое рыбацкое судно, приплывшее из соседней Андалузии. Вернее, из мавританской Гранады. Никакие это были не рыбаки, хотя на суденышке имелись и сети и рыба. Контрабанда шелком и пряностями – вот то, что связывало мусульманского капитана ибн-Фардаби с добрым католиком, алькальдом деревни. И различия в вере вовсе не мешали их доходному бизнесу. Ждать пакостей приходилось лишь от кастильских и гранадских чиновников, одинаково падких на взятки. Правда, встреча с военным флотом – безразлично с каким – тоже не входила в планы контрабандистов. Потому, приметив у причала галеры, ибн-Фардаби собрался было повернуть обратно, да вот беда, ветер встречный – догонят галеры, им-то что этот ветер. Ибн-Фардаби решил не спешить. Обойдется. И не в таких переделках бывали. Тем более, над самой большой галерой гордо реяло зеленое знамя Пророка.

После полудня в дом снова заглянул Керим. Поинтересовался, не надо ли чего, и простился до вечера. Пришел какой-то корабль из Малаги, и Джафар велел разузнать подробней, зачем.

– Откуда, он сказал, корабль, Гриша?

– Из Малаги. А что?

– А где стоит наш выдуманный флот? Там же, в Малаге! Якобы… Вот сейчас наш любезнейший друг Керим и выяснит, что никакого флота там нет и никогда не было. Как думаешь, что он потом будет делать? И главное, что будет делать наш второй друг, Джафар?

– Ой-е!

– То-то и оно. Будем спешить. Я велел Кериму отправить наших сторожей за вином. Он поморщился, но отправил вроде. Выгляни-ка в окно, только осторожней. Ну?

– Один страж маячит.

– Хорошо. Значит, двух других некоторое время не будет. Ну-ка, кликни его…

Дверь распахнулась.

– Что угодно уважа…

Стоявший за дверью Олег Иваныч ударил стражника по затылку. Тот беззвучно упал на руки Грише. Быстро раздели, связали, бросили за тахту.

– Переодеваемся. Эх, маловат халат-то… Разматывай чалму. Рви. Ага. Крути теперь две.

Они выбежали на пустынную улицу – все мужчины деревни частью убиты, частью заперты в церкви, а женщины и дети опасливо сидели по домам, вознося молитвы. Полуденное солнце жарило просто невыносимо. Час сиесты. Даже на галерах не стучали топоры.

Добравшись до церкви, они увидели всадника на взмыленном коне, мчащегося во весь опор навстречу, и укрылись в ближайших кустах. Вовремя! Это был Керим! Страшный, с пылающими праведным гневом глазами, он яростно нахлестывал задыхавшегося коня плетью. Губы плосколицего изрыгали ругательства.

– Уже, похоже, знает про наш липовый флот… – усмехнулся Олег Иваныч. – Однако у нас слишком мало времени, Гриша… Кто там орет?

– Это в церкви. Видно, жарко…

– В церкви… А что, эти дурни даже не выставили часового? Нет, вот он. Ложись, Гриша… Ползи к паперти и отвлеки его. Только быстро. Ага…

Ловко нейтрализовав часового, Олег Иваныч и Гриша затащили его поглубже в кусты и камнем сбили замок на дверях. Управились быстро – замок оказался ржавым. Был бы тихвинской или немецкой работы, нипочем бы не открыли.

– Глянь-ка, Олег Иваныч, кто это там, на колокольне? А не наш ли монах? Ну, отец Томас? Вон, висит вверх ногами.

– Пожалуй, ему требуется помощь. Ну-ка, поднатужься.

Засов поддался со страшным скрипом. Лязгнула дверь.

– С нами Пресвятая Дева! Ха! И вы здесь, сеньор капитан! Рад, что не утонули. Гриша, развязывай их всех, а я на колокольню…

В несколько прыжков Олег Иваныч преодолел узкую лестницу и ударом шпаги перерубил толстую веревку, удерживающую почтенного патера в весьма непотребном виде. Еле успел подхватить упавшее тело.

– О, Дева Мария! О, святой Доминик! – открыл глаза монах. – Проклятые язычники! Поистине, они уготовили мне подвиг веры. Благодарю тебя за спасение, сеньор Олег. Зря я не послушал вас.

Вместе со спасенным монахом спустились вниз, где уже распоряжался похожий на крестьянина капитан Хорхе Родригес.

– Рад вас видеть в добром здравии, святой отец! – без особой приязни он поздоровался с монахом. С Олегом Иванычем обменялся крепким рукопожатием. – Мы вот тут решаем, что делать.

– Сражаться! – брякнул кто-то из освобожденных матросов.

– Ты, верно, хотел сказать – умереть? – съязвил капитан. – Нас тут всего пятнадцать, а проклятых мавров – три галеры!

– Так что, бежать? Оставить маврам детей и женщин?

– Ни то ни другое! – неожиданно заявил отец Томас. – Вернее – и то и другое.

– Ты как-то туманно выражаешься, падре! Разъясни-ка нам, неразумным.

– В Кадисе стоит флот адмирала Кастилии. Может, мы встретим его уже по пути. Моряки угонят галеру – спасший меня сеньор утверждает, что одна из них вполне пригодна для плавания. Местные же тайно уведут из деревни детей и женщин. Ну, кого смогут, конечно. Впрочем, они могут оставаться и в домах. Думаю, уже к вечеру христианнейший адмирал Гуэрьес будет здесь и разгромит мавров.

Пользуясь безлюдьем из-за полуденного зноя, Олег Иваныч, Гриша, отец Томас и капитан Родригес со своими матросами покинули деревню, никем не замеченные. Обойдя гавань, подобрались к галерам.

Боже, как же там много мавров! Ну да беглецам только бы пробиться во-он к тому дальнему судну. Гребцы, надо думать, примут их сторону.

– Сеньор Олег, ты умеешь командовать галерой?

– Вполне, сеньор капитан! Имеется кое-какой опыт.

– Тогда чего же мы ждем? И действительно, чего?

…Переодетых маврами Олега Иваныча и капитана Родригеса никто не окликнул. Тут много таких шаталось. Ремонт… Они подошли к самому причалу и, взяв пару ведер с разогретой смолой, опустили их в одну из лодок. После чего спокойно взялись за весла и, обогнув причал, направились к поджидавшим на берегу приятелям, пройдя мимо борта галеры. Весла были втащены внутрь, и подойти удалось довольно близко.

– С нами Святая Дева! – шепнул гребцам капитан. – Много ли на галере мавров?

– Капитан и еще человек двадцать, – по-испански откликнулся кто-то, звякнув цепями. – Кто вы?

– Ваши друзья. Уже недолго вам оставаться в рабстве. Будьте готовы уйти в Кадис.

Гребцы заволновались, зашептались, напряженно оглядываясь – не подкрадывается ли подкомит с плеткой.

Погрузившись в лодку, заговорщики-христиане быстро подошли к борту галеры.

Ах, черт! Надсмотрщик. И принесло же!

– Эй, парень, держи-ка! – Олег Иваныч протянул надсмотрщику тяжелое ведро со смолой.

Тот, брезгливо поморщась, взял… И тут же полетел в воду!

Капитан Родригес вспрыгнул на длинный помост-куршею, проходивший посередине галеры, и крикнул шиурме:

– Ребята, гребите! И – вон из гавани! С нами Пресвятая Дева!

– Раскуйте, раскуйте нас! – закричали в ответ гребцы. – Снимите цепи!

– Не время сейчас, – Родригес взмахнул саблей, и голова приблизившегося пирата кровавым арбузом покатилась вниз. – Главное, выйти в море!

На корме завязалась схватка. Олег Иваныч, проткнув шпагой очередного мавра, пробился вперед, к пушке. Небольшая кулеврина. Похоже, заряженная… Олег Иваныч снял казенник – точно, заряжена! Он забил клин.

– Гриша, быстро фитиль!

Черт, попробуй найди. А, вон там, на причале, костер. Греют смолу. Ну-ка…

Перепрыгнув через спины гребцов, Гришаня прорвался к костру, растолкав всех, схватил горящую головню, обжигая пальцы. Он не чувствовал боли. Главное, успеть вернуться.

Кромка воды между причалом и кораблем становилась все шире. Гриша прыгнул с разбега. Уцепился за весла левой рукой, правой держал головню. Пущенное ему в спину копье просвистело мимо, воткнулось в куршею. Схватившись за него, Гриша подтянулся, забросил ноги на помост, вскочил и бросился к корме.

Корма была уже в руках христиан, а вот на носу толпились пираты. Олег Иваныч разворачивал пушку.

– А, Гришаня! Пришли с огнем… Крикни Родригесу, пусть возвращается. Ах, ты ж…

К корме пристала пиратская шлюпка. И мавры, зажав в зубах сабли, полезли из нее на палубу.

Однако начеку оказался монах, отец Томас. С криком: «Да поглотит вас ад!», схватил обломок весла и принялся лупить по головам лезущих на корму пиратов. Те градом посыпались в море.

– Зря ты это! – прокричал Олегу Иванычу вернувшийся с куршеи Родригес, кивая на кулеврину. – Снесешь мачту!

– Пустое! Дойдем и на веслах.

Олег Иваныч тщательно навел ствол кулеврины на нос судна. Приложил горящий фитиль к затравке. Чуть повернул ствол и…

Ага!

Ядро со свистом пронеслось над куршеей и ударило в мачту. Та повалилась со страшным треском прямо на головы пиратов, толпящихся на носу галеры.

На стоящем позади «Тимбане» почуяли наконец что-то неладное. Тоже наладили пушку…

– Гриша, заряжай! – крикнул Олег Иваныч. – Где дудка?

Вот дудка. То бишь свисток комита.

– Эй, шиурма! Постоим за святого Яго!

Олег Иваныч поднес свисток к губам. Пронзительная трель!

Он свистнул три раза. Послушно поднялись к небу весла.

– Ну, с Богом! Сеньор Родригес – на руль!

– Давно уже. И – раз!

Свисток – и вспенили воду весла. Галера дернулась и медленно пошла вперед, постепенно набирая скорость.

Раз… Два… Раз… Два…

Мерно опускались весла. Все дальше оставался причал.

Увидевшие такой поворот дела пираты прыгали с носовой палубы в воду.

Вослед галере раздался выстрел. Не причинив вреда, пущенное с «Тимбана» ядро упало в воду левее, подняв тучу брызг.

Раз… Два…

Джафар на «Тимбане» приказал идти следом.

– Но мы не догоним их, уважаемый! – вскричал плосколицый Керим. – Слишком велики пробоины!

– Нам вовсе не нужно их догонять, Керим. Уже к вечеру здесь будет кастильский флот из Кадиса. А мы спокойно дойдем до Малаги. Как ты, наверное, уже догадался, там нет никакого флота эмира Османа.

– А эти? – Керим кивнул на пиратов, оставшихся на берегу.

– «Тимбан» не выдержит всех. Ты же сам только что вопил о пробоинах.

– Вах, поистине безгранична твоя мудрость!

Кое-как, со скрипом, «Тимбан» выбрался в открытое море и повернул направо, к Малаге, оставив на растерзание испанцев остальных пиратов.

– Ну, Ялныз Эфе, ты опять жестоко обманул меня! – с ненавистью прошипел Джафар. – Впрочем, и ты уже не достанешь меня, на что, верно, надеешься… Да, пусть этот рейд и неудачный, волею Аллаха мы повторим его вскоре. Верно, Керим?

Керим согласно кивнул. Хотя насчет дальнейшей успешной карьеры Джафара у него имелись большие сомнения. Вполне оправданные.

«Астурия», флагман адмирала Гуэрьеса, и остальные корабли кастильского флота, числом около двух десятков, уже поднимали паруса, готовясь идти к побережью. В ту самую, захваченную маврами, деревню.

И отец Томас намеревался вернуться туда, как он выразился, «по делам веры». Он, приор монашеского ордена, основанного более двух столетий назад Домиником Гусманом в Тулузе во время похода французского рыцарства против ереси альбигойцев, не верил ни марранам, ни морискам.

Марраны, «свиньи», – так здесь называли крещеных евреев, по мнению отца Томаса, тайно исповедовали свою веру. Перешедших в католичество мавров так же презрительно именовали морисками.

Да и обычным-то «добрым католикам» отец Томас тоже не верил. Доминиканцы, с соизволения Папы Римского, подмяли под себя практически всю инквизицию – церковный розыск и суд. Потому, конечно, и не верили никому, включая папу. Профессиональная деформация личности. Олег Иваныч частенько сталкивался с такими людьми во время своей прошлой жизни, когда работал в одном из Петроградских РОВД в должности старшего дознавателя.

– А ты неплохо управляешься с саблей, сеньор Родригес, – отец Томас утер пот с тонзуры тонким батистовым платком. Прозвучало у него и как похвала, и как обвинение. Тем самым тоном, характерным для людей с профессиональной деформацией личности.

– Что есть, то есть, – буркнул капитан. В смысле, «только отвяжись».

– Да вы, вероятно, с не меньшей сноровкой, чем саблей, действуете и еще каким-нибудь оружием. Например, крестьянской косой.

Родригес невольно спрятал глаза, как и всякий иной при общении с людьми с профессиональной деформацией личности. Даже если ты ни в чем не виноват, чувствуешь – виноват.

– Славная, наверное, выдалась у тебя, Родригес, косьба в Каталонии, не так ли? В Барселоне, так?

– Да узнал я тебя, монах, узнал! – не выдержал Родригес. – Ты был в Барселоне, тогда, когда…

– Когда чернь во главе с неистовым Варнталятом пыталась расправиться с лучшими людьми города!

– Между прочим, в этом ей активно помогал его величество Хуан, добрый король Арагона. Он, кстати, даровал Варнталяту дворянство. Ну и мне… кое-что перепало.

Капитан Родригес подмигнул Олегу Иванычу:

– Ты не связывайся с ним. От этих монахов добра ждать не приходится.

– Ах, не приходится?! – взвился монах. – Как раз наоборот! – Он повернулся к Олегу Иванычу. – Я знаю, вы, сеньор Олег, собираетесь в Лиссабон. Вот вам рекомендательное письмо к моему другу, отцу Алонсо, в Кадис, адрес в письме указан. Он поможет вам добраться до Лиссабона.

Ну, спасибо. С паршивой овцы…

Уже вечером, когда ведомая счастливой свободной шиурмой галера входила в гавань Кадиса, Олег Иваныч развернул письмо. Ага, как водится, по-латыни:

«Добрый брат мой во Христе Алонсо. Податели письма – добрые католики-поляки, коим я очень обязан. Прошу тебя помочь им добраться до Лиссабона на попутном судне. С ними ты можешь заодно и отправить весточку в нашу миссию в Польше. Да пребудет со всеми нами благодать Божия.

Писано апреля 12 дня 1473 года от Рождества Христова.

Верный твой брат, Томас Торквемада».

Торквемада! Так вот он кто, оказывается, отец Томас!.. Томас Торквемада, приор и генерал ордена доминиканцев. Не пройдет и семи лет, как он возглавит святую инквизицию объединенной Испании, по всем городам которой – от Астурии до

Гранады и от Каталонии до Кастилии – запылают костры под вопли сжигаемых еретиков.

Может, зря его спас Олег Иваныч? Впрочем, не Торквемада, так другой на его месте возник бы. Свято место пусто не бывает.

В то самое время, когда Олег Иваныч и Гриша спускались по сходням на причал Кадиса, воды Гибралтарского пролива бороздила пропахшая рыбой фелюка. Владелец – некий тунисский господин по имени Юсеф Геленди. Посредник во всех нечистых делах Джафара, он решил теперь пытать счастья самостоятельно. Не так просто решил – наслушался сказок Касыма, слуги покойного Селим-бея. Сказок о несметных сокровищах, спрятанных старым корсаром на острове в холодном северном море. О тех же сокровищах, кстати, подумывал и Олег Иваныч. Вернее, не столько о сокровищах, сколько о том, как выполнить просьбу Селима – португальского дворянина Жуана душ Сантуша. Не всякая, конечно, просьба подлежит выполнению. Но та, что высказана на смертном одре… Да еще с учетом того, как закончил свои дни Селим, португальский дворянин Жуана душ Сантуша… Его сразила отравленная стрела, пущенная Маруфом. А Маруф действовал по наущению коварного Джафара.

Ну, звезда Джафара, допустим, клонится к закату. А вот Маруф…

Маруф. Или, как раньше, Матоня. Служилый человек московского князя Ивана, попавший, как и Олег Иваныч, в турецкое рабство, бежавший оттуда в Магриб и принявший ислам. Пришлось ему бежать и оттуда. Так сложилась судьба. Темной ночью в Бизерте – одном из портов Магриба – Маруф еле спасся от разъяренных жителей города, бросившись в бурное море. Он утонул бы, не случись поблизости корабля османского негоцианта Бен-Ухунджи. А Бен-Ухунджи вовсе не собирался ради спасенного отказываться от своих планов, куда-то там сворачивать, заходить… Да больно надо!

Так и оказался Маруф в Измире, а затем и в Стамбуле. Без гроша в кармане, без языка, без связей. Хоть бросайся в Босфор с высокой башни Румелихисары. Не бросился, конечно, нашел выход. Завербовался кашеваром в отряд Кяшифа Инзыглы, которого и предал в первой же стычке с мадьярами.

Голову Кяшифа Маруф привез с собой гайдукам. Те были рады новому бойцу – весьма неплохому. Поначалу Матоня-Маруф служил исправно, в бою не знал пощады. Приобрел в Трансильванских горах зловещую славу нового колосажателя – Цепеша. Впрочем, недолго он упивался славой. Однажды на пиру приглянулась ему одна девушка, Яношка Вереш, дочь трансильванского воеводы Иштвана. Возжелав Яношку, Маруф, улучив момент, вызвал ее из замка да, набросив на голову мешок, бросил через седло…

Лил дождь, яростно и неудержимо. Комья грязи летели из-под копыт. Маруф понукал и понукал коня.

В замке опомнились к ночи. Где Яношка? Не видали ли слуги?

Нет, не видали. Видели только, как гайдук по имени Маруф проскакал через мост с мешком через седло.

С мешком?! Маруф?!

Затрубили трубы, и все гости воеводы Иштвана пустились в погоню. Они поскакали на север, и никто не додумался повернуть на восток. Там, на востоке, татары – злейшие враги мадьяр, не лучше турок. Что ж делать там гайдуку? И ясно, куда тот направился – на север, в горы. Там есть где укрыться. А на востоке что? Пушта. Унылая степь без конца и без края.

Вот туда-то, на восток, и повернул Маруф. Надоело у гайдуков. Чужой он для них был, и они ему чужие. Давно уже хотел уйти, да все случая подходящего не было. И вот подвернулся случай, а заодно и девка. Целый день скакал Маруф по пуште, вдыхая горький запах полыни. Лишь к вечеру, завидев лес, остановился. Сбросил в мокрую траву мешок. Развязал. Яношка открыла глаза – изумрудные, словно весенние травы. Разметались по плечам черные волосы. На белой шее красноватый след – натерли веревки. Красавица…

Рыча по-звериному, Маруф бросился на нее, разорвал платье, обнажив грудь. Вцепился зубами, раскидывая вокруг остатки одежды. Зажал жертве рот, чтоб не кричала. Потом передумал – кричи… Кричи громче! Никто не услышит, а на сердце от того крика – радость. Осатанел Маруф-Матоня, не раз и не два насиловал несчастную, покуда не утомился к ночи. Недвижная, лежала в траве опозоренная Яношка.

Матоня развел костер, накалил на огне саблю. Приговаривал:

– Глаз, он шипить, когда его вымают.

Подошел, примерился. Поднял над головой кривую саблю. С хэканьем опустил ее вниз, отделяя голову от тела.

Утром пустился в путь. Скакал, радуясь неизвестно чему. В переметной суме билась о круп коня окровавленная голова мадьярской красавицы Яношки Вереш. Теперь поверят татары! Должны.

Татары не поверили. Но и убивать Маруфа не стали. Связали руки да погнали в Орду. Туда ему и дорога, душегубцу.

Плескались волны, качая на своих зеленоватых спинах небольшое испанское судно, шедшее курсом Кадис – Лиссабон. В кормовой каюте спали на рундуках два пассажира, Олег Иваныч и Гриша. Не обманул Торквемада – его приятель, доминиканский приор отец Алонсо все-таки устроил новгородцев на попутное судно. И на том спасибо.

Луна отражалась в море. Ее серебристый свет проникал сквозь щели палубы в трюм судна. Судна Юсефа Геленди.

В трюме томился новгородец Олексаха, явившийся в далекий Магриб с выкупом за друзей, но сам так глупо попавшийся. Нашел, блин, перевозчиков. Двух прохиндеев, Юсефа с Касымом. Хорошо, те не убили его сразу, имели насчет новгородца свои планы. Какие? Естественно, денежные. Продать с выгодой – лучше по возвращению, в Магрибе, ну, или в Гранаде, тоже на обратном пути. А пока пусть посидит в трюме. Раз в день бросят ему рыбинку – тем и сыт. Ну и затхлой водицы попить давали, чтоб не умер от жажды. Красота, ежели разобраться, везут бесплатно, на халяву поят-кормят. Сиди себе, Олексаха, посиживай!

В Новгороде, в храме Святого Михаила, что на улице Прусской, истово молилась боярыня Софья. В золотисто-карих глазах ее стояли слезы.

– Боже! Всемилостивый Господь наш Иисус, помоги же суженому моему и друзьям в далекой турецкой неволе. Верю, живы они. Верю!

Последнее слово прокричала боярыня, повысив голос. Да так громко, что спускавшийся с колокольни пономарь Меркуш с испугу свалился с лестницы. Хорошо, лоб не расшиб!

Боярыня, в возок возвращаясь, протянула ему монетку.

– Верю, что жив. Верю!

Глава 2

Португалия. Апрель – май 1473 г.

– Нам нужен капитал.

– Большие деньги, да?

– Для того, кто ничего не имеет, даже маленькая сумма – большие деньги.

Жозе Ж. Вейга «Тени бородатых королей»

На семи холмах, поросших благородным лавром и миртой, раскинул свои узкие улочки продуваемый океанскими ветрами город. Лишбоа – Лиссабон, город белых стен, уютных двориков и красных черепичных крыш. В далекие времена Римской империи это город, называвшийся тогда Олисипа, был центром провинции Лузитании, названной так по названию гордых племен лузов.

С течением времени исчезли римляне, появились арабы, давшие Лузитании ирригацию и изящные архитектурные формы. На севере, в горах, началась Реконкиста. Освобожденные от арабского владычества земли вошли в состав королевства Леон. Король Леона Альфонс, стремясь к укреплению западных границ королевства, создал из части древних земель Лузитании графство, которое и пожаловал своему зятю Генриху Бургундскому.

Генриху очень понравилась новая резиденция – город Портус-Кале, по названию которого он и стал именоваться графом Португальским. А через несколько десятков лет его сын Афонсу Энрикеш провозгласил себя королем. И появилось на карте Европы независимое королевство Португалия, столицей которого с тринадцатого века стал прекрасный город в устье Тежу Лиссабон, на местном наречии – Лишбоа.

Узкие, лестницами спускающие с холмов улочки сбегались к низине, разделяющей город на две примерно равные части. Чем дальше от реки, тем более холмистой становилась местность. А улицы так запутывались, что добраться в нужное место человеку, плохо знакомому с городом, было весьма проблематично. Выручали церкви. Их остроконечные, украшенные крестами шпили видны издали. Оставалось только не перепутать…

Вот этот, например, шпиль – затейливый, с флюгером. Сразу ясно – колокольня монастыря кармелиток. А тот, похожий на тупое копье, – церковь Святого Фомы. Если пойти прямо к ней, то сразу через квартал будет поворот налево, а уж там рукой подать до улицы Медников, где постоялый двор сеньора Мануэля Гонсалвиша.

Туда-то и направлялся сейчас Олег Иваныч. Поглядел на шпиль церкви Святого Фомы, прошел квартал. Где-то тут и должен быть поворот налево… Да вот только где же? Ведь был поворот-то! Еще утром был! И куда ж, интересно, делся? А, выходит, это вовсе не церкви Святого Фомы шпиль. Ну да, это церковь Святой Марии Бургундской. А церковь Фомы там, чуть к северу… Вроде… Блин. Чего-то не видно. А, черт! Спросить у прохожих?

– Эй, уважаемый… Да куда ж ты, не съем ведь. Ушел. Сеньор, будьте любезны, улица Медников. Ах, совсем в другой стороне. Ну, благодарствуйте.

Сдвинув на затылок щегольскую шляпу, черную с зеленым пером, Олег Иваныч поправил внушительных размеров шпагу на кожаном поясе. Очередное посещение порта, что находился ниже по течению Тежу, в поисках попутного судна, грозило затянуться надолго. Или снова спуститься вниз, к реке, и уже оттуда двигаться сразу в нужном направлении?

Тяжелый город Лиссабон, запутанный. Правда, красивый. Уж этого не отнимешь. Пожалуй, красивей нет во всей Эстремадуре. Да что там Эс-тремадура – во всей Португалии. Хотя, говорят, прежняя столица, Коимбра, тоже ничуть не хуже. И славится ученостью жителей, недаром туда перевели университет. Ну, неизвестно, как насчет Коимбры, Олег Иваныч там не бывал, а Лиссабон ему нравился. Нравились чистые, ухоженные дома, узкие улочки, продуваемые океанским ветром. Нравилась река Тежу, нравился порт в устье, у самого океана, полный многочисленных кораблей всех видов, от каравелл до галер и коггов.

Стамбул или, к примеру, Измир, может, даже и красивее. Но Лиссабон ему нравился больше. Чем? Тем, что здесь не было рабства? Или тем, что именно здесь поселился счастливый дух удачи, дух дальних странствий и морских скитаний?

Начиная с принца Энрике, прозванного Мореплавателем, и даже еще раньше, со времен почти столетней давности войны с Леоном, самая почетная профессия в Португалии – моряк, а самое прибыльное дело – организация морской экспедиции. Отвоевав у арабов Сеуту, разрушив Танжер, португальцы двинулись вдоль западного побережья Африки, основывая крепости и вывозя золото, слоновую кость и черных рабов. Золотой Берег, Невольничий Берег, Берег Слоновой Кости – названия красноречиво говорили сами за себя. Африка сулила барыши и приключения. Африка манила, Африка звала всех, кто после завершения войн с маврами не мог найти применение своей буйной силе и удали. Африка давала такую возможность. С африканским побережьем связывала Португалия свои надежды, пока не зная, что далеко на Западе, за океаном, есть и другой материк. Но пока – Африка… Волшебное, манящее слово. Слово, в котором слились звон шпаг и глухой рокот тамтамов, сияние золота и блеск воинской славы, чувственные пляски африканок и океанский ветер в белых парусах каравелл. Все это давала Африка. Недаром нынешний король Афонсу был прозван Африканским.

Спустившись к реке, Олег Иваныч полюбовался рыбачьими лодками, возвращающимися с уловом, отмахнулся от кучи галдящих ребятишек. Вздохнув, направился вверх по узенькой улочке, вымощенной аккуратным серым булыжником.

На сей раз направление – на шпиль церкви Святого Фомы – выбрано верно. Сегодняшний вояж в порт опять оказался не очень удачным. Ни одно судно не отправлялось в ближайшие дни в Англию или Фландрию, пережидали шторма, бушующие в Бискайском заливе. Плохо. Не потому, что нетерпение давно жгло сердца Олега Иваныча и Гришани – хотя и это было, – а по причинам сугубо материального характера. Немного денег, которые пожертвовали Олегу еще в Бизерте люди «пламенного революционера пустыни» Абу-Факра, давно закончились. Едва хватило на путь от Сеуты до Лиссабона. Впрочем, и то было очень хорошо.

В Лиссабоне начались трудности. Хозяин постоялого двора Гонсалвиш – хороший знакомый капитана каравеллы, на которой и прибыли в Португалию Олег Иваныч и Гриша, – хоть и приютил на первое время «молодых новгородских дворян», отсрочив платежи на несколько дней, но эти дни пролетели быстро. А попутное судно до Англии все не находилось. Да и на дальнейшую дорогу, как и для уплаты долга Гонсалвишу, нужны деньги. А их нет.

Вот задача! Как заработать деньги в чужой стране, практически не зная языка и не обладая никаким полезным ремеслом? Хоть выходи на большую дорогу или… – Олега Иваныча вдруг осенило! – …или открывай фехтовальную школу! Неплохая идея. И как она раньше в голову не приходила?

Впрочем, раньше не до того было – суета сует и всяческая суета. Каждый день они с Гришей – в порт да по портовым притонам, попутный корабль искать. Хватит, пора прерваться, так и ноги протянуть можно! Да, что касается просьбы покойного магрибского пирата Селим-бея, на поверку оказавшегося португальским дворянином доном Жуаном Марейрой, то и ее пока исполнить не удавалось. Не знал здесь никто никакого Жоакина Марейру. Словно и не было никогда такого в Лиссабоне! Ни капитан не знал, ни сеньор Гонсалвиш, ни ближайшие соседи. Ну, а дальних пока и не расспрашивали, не было случая.

А насчет фехтовальной школы – вроде бы неплохая идея!

Олег Иваныч толкнул резную дверь постоялого двора. Довольно неплохое местечко, совсем не такое, какие приходят на ум при словах «постоялый двор». Трехэтажный дом с харчевней внизу. Внутренний дворик, усаженный апельсиновыми деревьями и миртом. Служанки вежливые, улыбчивые, красивые… Нет, Олег Иваныч к ним не приставал, блюл имидж.

– Кружку вина, сеньор Олвеш? – благодушно предложил расположившийся у очага хозяин сеньор Мануэль Гонсалвиш – красивый черноволосый мужчина с тщательно подстриженной бородкой, чуть тронутой проседью.

Гм! Вино сейчас не помешает. Хоть и теплынь кругом, а ветерок в порту тот еще! Простудиться – раз плюнуть.

«Олвеш» – так здесь переиначили его имя. А вот Гриша так и остался Гришьей. Олег Иваныч, естественно, не говорил по-португальски, но многие слова понимал. Особенно когда говорили четко и медленно. Язык был здорово похож на латынь, только больше шипящих, а уж латынь Олег Иваныч в Новгороде еще изучил, спасибо Софье.

Софья… Уже не так и много осталось до встречи. И, кажется, все неплохо складывается! Вырвались из мрачного османского рабства, ушли от пиратов Магриба… Теперь бы только денег. И не сглазить бы удачу.

Служанка – племянница хозяина, смешливая толстушка Мария – принесла на оловянном подносе два высоких бокала тонкого венецианского стекла, гордость хозяина. В бокалах терпкий рубиновый напиток – нектар, а не вино. Вынув из бокала теплую серебряную палочку, подогретую на специальной жаровне для придания вину теплоты, Олег Иваныч выпил за здоровье хозяина. Поинтересовался, не вернулся ли Гриша.

Нет. Пока нет.

Гриша тоже с самого утра направился в ближайший мужской монастырь, вроде францисканский. Чего ему там делать? Вчера Олег Иваныч и не поинтересовался. Шибко спать хотелось. Ну не в монахи же отрок решил податься!

Гришаня явился к ночи. Олег Иваныч уже поужинал в компании с хозяином печеной рыбой и поднялся наверх, спать.

Отдельных комнат на постоялых дворах нет. Не те еще времена. Были анфилады, разгороженные циновками или коврами. Одну из них, угловую, с большой кроватью, и заняли новгородцы. Олег Иваныч как старший по возрасту и по должности спал на кровати. Гришаня – в углу, на ковре. Олег Иваныч, правда, расщедрился, бросил в угол одеяло, так что спать отроку было мягко. По крайней мере, лучше, чем на кошме в оазисе или на палубе галеры.

От вернувшегося Гришы довольно явственно попахивало винцом. Он довольно бесцеремонно зажег светильник, снял куртку… Не обычный свой наряд, купленный в Бизерте, – простую матросскую куртку грубого сукна, а нечто куда более изящное: сиреневого бархата приталенную котту с широкими, по бургундской моде, плечами и завязками из толстого золоченого шнура. Под курткой, правда, ничего не было, кроме успевшего загореть тощего Гришаниного тела. Ну да рубахи у него и раньше не было, а вот куртка…

– Никак монастырь ограбил, паршивец! – оценил Олег Иваныч. – И как только у тебя рука поднялась, богохульник?! Хоть и католики они, а все ж, как мы, христиане.

– Что ты, Олег Иваныч! Нешто я на такое способен?

– Тогда колись, откуда куртка? Отрок хмыкнул. Поведал…

Еще позавчера встретил здесь же, в харчевне Гонсалвиша, одного аббата – настоятеля монастыря францисканцев в Кабу-Руйву – это не далеко, но и не очень близко. Аббат нес под мышкой увесястый том Вергилия. Конечно, книжник Гришаня такого не мог пропустить. Разговорились. Святой отец оказался не только знатоком латыни – что и понятно, профессия обязывает – но и большим поклонником старых римских поэтов. Вергилий, Петроний, Лукреций. В общем, они, Гриша и аббат, отец Карлуш, друг другу понравились. В ходе взаимоинтересной беседы о жизни и творчестве древнеримских поэтов отец Карлуш обмолвился о своем непутевом племяннике. Собственно, его-то он и поджидал здесь, «дабы не позорить светлые своды святой обители видом сего недостойного отпрыска когда-то славного ученостью рода». Именно такими словами аббат охарактеризовал родственничка, кстати, студента университета Коимбры. Правда, студентом тот был никудышным. Больше о девках думал да грезил всякими военными подвигами.

– Дальше можешь не рассказывать! – махнул рукой Олег Иваныч. – Конечно же, ты написал нерадивому студиозу курсовик. В обмен на куртку.

– Трактат «О небесных сферах»! – Гришаня гордо поднялся в своем углу, закутавшись в одеяло, как римский патриций в тогу. – И не только за куртку… Вот!

Отрок подбросил на ладони два увесистых золотых кружочка:

– Эшкудо!

– А хорошо тут идут курсовики! – присвистнул Олег Иваныч. – Ты, надеюсь, сговорился с тем славным студиозом еще на пару-тройку рефератов?

– Да сговорился бы. Коли б он завтра с утра не уезжал. В эту, как ее… В Коимбру. На сессию.

– И надолго уезжает?

– На три недели.

– Да-а… Ладно. Как говорится, на безрыбье и хлорка творог. Молодец, Гриша! Начальный капитал у нас теперь есть.

– Это как?

– Завтра открываем фехтовальную школу. Твоих денег нам все равно не хватит – даже до Фландрии.

– Школа так школа, – покладисто согласился Гришаня. – Ну, тогда спим.

– Спокойной ночки. Винищем-то тебя тоже студент угощал?

– Он. Хороший парень. Только вот учиться не хочет.

Тонкий серп месяца заглядывал в распахнутые ставни, пахло цветущим миндалем и миртой. Северный ветер приносил прохладу.

В устье Тежу вошла фелюка. Приткнулась к причалу – маленькому, захудалому, неприметному. Матросы бросили швартовы. Капитан – смуглый и невзрачный – что-то хмуро сказал выбравшемуся на палубу пассажиру – высокому старику, чем-то похожему на вяленую воблу. Оба смотрели вдаль, где в вечерней тающей дымке смутно угадывались красные крыши Лиссабона.

Поутру Олег Иваныч и Гриша направились в монастырь францисканцев. Не то чтоб они всерьез заинтересовались католичеством, а в сугубо меркантильных целях – раздобыть бумагу и краску.

Настоятель, новоявленный Гришанин друг отец Карлуш, в разговоре с отроком упоминал про группу художников-итальянцев, подновляющих в монастыре фрески. Обитель находилась хоть рядом, да за городскими стенами. Разглядев с одной из площадей воротные башни, приятели спустились с холма по узкой кривоватой улочке, кое-где поросшей оливами, молодым вереском и еще какими-то кустарниками, произраставшими прямо между домами.

На улицах было довольно людно. Народ здесь вставал рано. Спускались к реке рыбаки в коричневых куртках. Направо, в сторону городского рынка, свернули девчонки-зеленщицы – с луком, чесноком и лавандой в больших дерюжных мешках. На тех улицах, что пошире и побогаче, открывали свои лавки купцы, клацали ножницами брадобреи, оружейники раздували меха, златокузнецы-ювелиры звенели своими изящными инструментами.

Чем дальше от центра, тем больше попадалось встречного люда. Мелкие торговцы, разносчики, прислуга – все спешили на рынок. Попадались и местные арабы-мавры в белых тюрбанах, и менялы-евреи в высоких квадратных шапках. В отличие от соседней Испании (Кастилии и Леона), здесь никто их особо не притеснял. И мавры, и евреи старались селиться рядом друг с другом, образуя Целые кварталы.

Каждый из густеющей толпы торопился рассказать попутчикам последние новости. Причем во весь голос. А как же! Вдруг не услышат. Если бы Олег Иваныч и Гриша владели португальским чуть лучше, они узнали бы немало интересного о городских жителях.

Например, что торговка рыбой Эштелла с Кар-нейры родила вчера двойню, и явно не от мужа. Рыжих. Муж Эштеллы, хромой Антониш, – смуглый, как мавр, зато сосед, суконщик Эгнасио, – рыжий, с веснушками.

Еще судачили о старике Энрикеше, что жил на самой окраине, у площади Гимарайнш, и по вечерам – соседи видели – смотрел на звезды сквозь какую-то длинную трубку. Не иначе, колдун этот Энрикеш! Недаром борода у него пегая, что, как известно, является очень нехорошей приметой. Хорошо бы сообщить об Энрикеше и его трубе верным слугам святой матери церкви, хоть тому же епископу Кастельоншу. Что ж это такое! Колдун налицо, сатанинская труба тоже имеется. А святая инквизиция – ни ухом ни рылом! Непорядок!

Посудачив о старике, перекинулись мыть косточки красавцу Диогу Пезаньо – популярному исполнителю народно-романтических песен-фаду. Одни говорили, что Диогу спутался с графиней из Коимбры, и та бросила ради него своего мужа, старого графа. Нет, поправляли другие, вовсе не с графиней Диогу сошелся, а с герцогиней, и не из Коимбры она, а из Лагуша. И не она ради Диогу бросила своего мужа, а Диогу ради нее порвал со своей возлюбленной, прекрасной Луизой Орландуш.

Моряки – а это именно они со знанием дела судачили о Диогу – чуть было не перессорились. Даже, может, и подрались бы, если б не грузчики, вернее, их староста Вашко Сикейрош – здоровенный, под два метра, мужик, которого все в порту уважали. Вашко и утихомирил по пути матросов, посмеиваясь в усы. Уж кто-кто, а он-то точно знал, кто ходит в любовницах у молодого певца фаду. Какая там к черту герцогиня! Обычная девчонка, златошвейка Инеш, дочка садовника. Правда, красавица! Не оторвать взгляд, куда там герцогиням!

Впрочем, черт с ними, с моряками, златошвейками и певцами фаду! И Гришу, и Олега Иваныча они как-то интересовали мало. Их больше занимал монастырь братьев святого Франциска Ассизского, расположенный в Кабу-Руйву. Туда вела пыльная, хорошо утрамбованная дорога через холмы между маквисами – почти непроходимыми зарослями, достигавшими в высоту двух метров. Фисташковые деревья, лавр, мирта, вереск, олеандр и ладанник сплетались в такие дебри – нарочно так не запутаешь. И не поймешь сразу, где тут лавр, а где олеандр. Один ладанник хорошо узнаваем – блестящие беловато-зеленые листья, большие, похожие на розы, цветы – ярко-белые, красные, пурпурные.

По пути, как раз у ладанников, встретилась группа монахов, которых интересовали вовсе не прекрасные цветы, а смола – источник ладана, которого боится даже сам нечистый.

Пройдя по натоптанной тропке сквозь заросли можжевельника и пробкового дуба, Олег Иваныч и Гриша обогнули холм. Оказались перед воротами монастыря францисканцев. Спросив у привратника отца настоятеля, они уселись на траву прямо у монастырских стен – потрескавшихся, замшелых, помнящих еще древних лузов и вестготов.

Насчет бумаги и краски с отцом Карлушем сговорились быстро. Могли бы и быстрее, да аббат пошел показывать гостям монастырскую библиотеку. Действительно, там было чем гордиться! Рукописные Евангелия! Римские поэты! Данте! Даже какой-то тяжеленный «Flos duellatorum», трактат о владении мечом и науке рыцарской, какого-то «маэстро Фьоре деи Либери» – с иллюстрациями, в переплете бычьей кожи, окованный железными полосами. Олег Иваныч его полистал с интересом. Хотел было попросить почитать, да лень нести. Уж больно тяжел – килограммов двадцать! Такой книжицей и убить можно.

Аббат и Гришаня бойко общались на латыни в течение часа. Болтали бы и больше, кабы несколько утомленный беседой Олег Иваныч не наступил Грише на ногу.

Гриша ойкнул, укорил Олега Иваныча взглядом и напомнил отцу Карлушу про краски.

– Да, и вот еще что, святой отец… – чем черт не шутит, подумалось Олегу Иванычу. – Не знал ли ты лиссабонского дворянина Жуана Марейру? И если знал, то не в курсе ли, где сейчас находится сын Жуана Марейры Жоакин?

– Нет, не знал. А он точно из Лиссабона, этот Марейра? Не из Коимбры? Не из Браги? Не из Эшторила?

– Вроде из Лиссабона, – пожал плечами Олег Иваныч. – Только уехал отсюда давно. Лет тридцать – сорок назад.

Аббат задумался, затем позвонил в серебряный колокольчик. Шепнул что-то подошедшему послушнику, отослал.

Тот вернулся, но не один, а со старым седобородым монахом, морщинистым, словно высохшая слива. Брат Рауль. Если кто тут и знает про этого Марейру, так только он. Больше никого из таких стариков не осталось.

Марейра? Да, знавал брат Рауль когда-то такого. Жуан Марейра… Да, их два брата были. Жуан и Диогу. Только они не жили в Лиссабоне.

– То есть? Как это – не жили?

– Их замок стоял рядом, в местечке под названием Сетубал. Теперь-то уж он давно развалился. Хозяева умерли, родственники – то ли есть, то ли нет, непонятно.

– А сын? Был у этого Жуана сын?

Бог весть. Если и был, да умер, можно узнать в церкви. Там отец Хрисанф священником.

Это мысль! Не напишет ли святой отец, почтенный Карлуш, святому отцу, почтенному Хрисанфу?

Отчего ж не написать. Подождете?

Конечно, святой отец!

До города их подбросили на монастырской повозке. Монахи везли на рынок остатки прошлогоднего меда, а на обратный путь намеревались затариться рыбой со свежего, утреннего улова.

Было тепло, градусов двадцать. Дул южный, пахнущий цветущими апельсинами, ветер. Вообще-то он тут вел себя довольно странно, этот ветер. Утром дул с суши – что удобно для рыбаков. В полдень, вот как раз сейчас, менял направление на южное. Вечером дул с гор Серра-ди-Гральейра. Так и крутился весь день, что чрезвычайно благоприятно сказывалось на климате. Не сухо, не мокро, не жарко, не холодно. Олег Иваныч раньше думал – снег будет сниться, морозец… А вот фиг! Ничего подобного! Новгород снился, храмы новгородские, Софья. А снег – не снился. Чего в нем хорошего, в снеге-то? Да и в зиме – ну ее к ляду, сопли только морозить! Вот было бы в Новгороде, как в Лиссабоне! Эх, Господи, все мечты пустые.

В замок семейства Марейры решили поехать послезавтра. А завтра… На завтра назначено торжественное открытие фехтовальной школы. На большом белом листе Гриша яркими красками, художественно изобразил афишу-вывеску.

«Обучение бою на мечах и саблях научным методом. Недорого. Знаменитый мастер сеньор Олвеш. Только для лиц благородных сословий. Оплата по результатам. Третьим сыновьям в семье – скидка».

«Научный метод» Олега Иваныча состоял в том, что он тщательно разлиновал палкой усыпанный желтым песком внутренний дворик Гонсалвиша, который последний любезно предоставил в качестве места для тренировок за небольшую арендную плату. Плату, правда, потребовал вперед. Пришлось раскошелиться.

Проведя несколько параллельных линий, Олег Иваныч доверил Гришане рисование квадратов. Сам же уселся на скамеечке под агавой и, то и дело прикладываясь к кувшинчику розового вина, с удовольствием рассматривал двор. Получилось что-то вроде разметки, какие делают за фасадом школы учителя ОБЖ – в целях обучения нерадивых питомцев строевому шагу. Все эти линии и квадраты Олег Иваныч подсмотрел вчера в монастыре в старинном фехтовальном трактате. Мало ли! Попадется кто из учеников образованный… Пусть видит – не зря в аннотации заявлен «научный метод»!

По здравому размышлению, Олег Иваныч решил не ставить фехтование так, как это было принято в XX веке. Узкий меч – не рапира. Даже не шпага. Хотя похож, спору нет. Особенно эфес. Однако клинок гораздо массивнее, хоть и с ложбинкой посередине. Ложбинка та вовсе не для стока крови, как думают некоторые, а для облегчения веса. Биться тут принято грудь в грудь, безо всяких «правая нога вперед, левая под углом» и прочих боковых стоек. Если б Олег Иваныч стал их показывать – сочли бы за шарлатана. Потому приходилось действовать исключительно в русле местных фехтовальных традиций… В Португалии, в соседних Кастилии и Леоне, как и на Руси, – сплав запада и востока. Только в русских землях роль востока играли татары, а здесь – арабы. А так – почти то же самое. Излюбленные верхние удары сочетались с резкими выпадами и чисто маховыми приемами.

В первый день явилось всего двое. И то ближе к вечеру. Юные оболтусы, третьи сыновья обедневших родителей. Обшитые потертой тканью нагрудные латы-«бригантина», помятый шлем-салад, заржавленный меч – вот и все их богатство.

Ничего! В морских походах они добудут все, слава его величеству королю Афонсу! Ну, в походах, так в походах. Они и пришли-то сюда чуть подучиться.

Олег Иваныч отработал честно: поставил удар, поучил хоть чуть-чуть двигаться, ставить защиту.

Загонял дворянчиков до седьмого пота, но, чувствовалось, те остались довольны. После занятия поклонились, угостили мастера вином. Попрощались до завтра.

А назавтра их явилось шестеро. В том числе и два депутата кортесов от Эстремадуры.

Потом пришли еще двое.

Через три дня «школа боя» насчитывала пятнадцать человек! Было бы и больше – да Олег Иваныч не брал, не хотел откровенно халтурить. И так-то еле управлялся! Некогда даже выбраться за город, к замку Жуана Марейры. Через неделю только и получилось.

Замок… Если это замок, то «запорожец» – джип, а ржавая ЛЭПовская опора – Останкинская телебашня!

Более убогого сооружения Олегу Иванычу видеть давно уже не приходилось. Даже вертеп одноглазой старухи Хаспы в Тунисе – хоромы! По сравнению с этим замком… Разрушенные, вернее, разобранные ушлыми местными жителями, стены. Покосившаяся, подлатанная местами башня – Олег Иваныч не рискнул бы в такой жить, а Гришаня так даже и подойти не решился.

Как тут же выяснилось, за замком присматривал староста ближайшей деревни – алькадуш. То ли по поручению канувших в лету хозяев, то ли по собственной инициативе – черт его знает! Он не признавался. Только грозился королевской карой за неуважение к чужой собственности. А что сделали-то? Забрались в эту страхолюдину-башню? Да себе дороже – грохнется еще, после костей не соберешь. А что походили рядом – так это да, походили. Нет, не искали, чего бы украсть. Мы что, на воров похожи, пес? Это мы-то, благородные кабальерош?! Известные на весь Лиссабон?! Да что там Лиссабон! На всю Эстремадуру!

После такого наезда староста – узколицый и тощий мужик с отвислым носом и реденькой бороденкой – несколько поутих и продолжал беседу вполне вежливо. Поинтересовался, чем это известны во всей Эстремадуре благородные сеньоры? Неужели они участники боя быков – торады? Или знаменитые певцы фаду? Или…

– Мы – известнейшие мастера меча! Я – владелец фехтовальной школы, а это – мой помощник.

Да уж, скромность – лучший путь к неизвестности, да уж.

Староста захлопал глазами. Терзаемые любопытством, подошли здоровенные деревенские парни, до того прятавшиеся в маквисах. Остановились в нескольких шагах, картинно опершись на дубинки. Сыновья? Или просто местные?.. То-то староста был поначалу так смел! Серебряная монета, опущенная в карман старосты, окончательно растопила лед недоверия.

А еще Олег Иваныч предложил выпить вина. Ну, за знакомство. Чего ж не выпить с хорошим человеком? А староста – сразу видно, человек хороший. Да что мы все – староста, староста! Как звать-то тебя, любезный? Педру? И то! Мало ли в Лишбоа Педру! И не сосчитаешь!

Педру и подсказал, у кого в деревне можно купить самое лучшее вино. Вино действительно оказалось хорошим – терпким, пахучим, крепким.

Но гораздо лучшим было то, что после третьей кружки у старосты развязался язык. Сначала он начал что-то рассказывать про тораду, про бой быков. Но эта тема ему быстро надоела. В деревне о тораде судачили с утра до вечера – о чем тут еще говорить-то? О видах на урожай? Так эти речи прискучили еще больше. А перемывать косточки соседям… Гости их все равно не знают.

Сидели у старосты, во дворе дома. Справный домик – двухэтажный, крепкий, видно, недавно побеленный. И не только побеленный, но и заново покрытый черепицей. Во дворе росло несколько апельсиновых деревьев, оливы и два олеандра. За домом, в сараях, мычали быки, выращиваемые специально для торады.

Остальные крестьянские дома выглядели гораздо хуже. Довольно убогие хижины, крытые прелой соломой. С такими крестьянами и немудрено, что местный сеньор разорился. И, судя по замку, очень давно. Ведь не зря же Жуан Марейра – а именно он и был здесь сеньором – подался в пираты, да еще и принял ислам.

А спросить про него? Вроде староста уже дошел до нужной кондиции. Костерил местный парламент, кортесы. Порывался петь песни, фаду.

– Дон Жуан Марейра? – Педру поперхнулся вином. – К-ха-а-а! Да, именно так звали хозяина замка. А что? Вы про него что-нибудь слышали?

– Нет-нет. Просто так интересуемся, из чистого любопытства. Больно уж замок понравился. А где сейчас сын этого дона Жуана? У нас для него есть кое-что.

Педру прищурил левый глаз и протянул руку:

– Давайте!

– Э… Что?

– Ну, что у вас есть для Жоакина, то и давайте. Не бойтесь, передам прямо в руки. Думаете, я зря на вас бросился? Ну, когда вы у старого замка шарились? Не-ет!.. Лично дон Жоакин, сын старого сеньора, просил меня присматривать за развалинами… тьфу… за замком. Да! И, если повезет, – найти покупателя. Вы, кстати, не купите? Кладка хорошая, крепкая. Сто лет еще продержится, если землетрясений не будет. Всего-то триста эш-кудо. Ну, двести… Ну…

– Спасибо, нет, – Олег Иваныч с достоинством отклонил навязываемую сделку. – Продай кому-нибудь другому. Да хоть соседнему сеньору.

– Это старому-то скряге Сикейрошу? – староста воздел руки к небу. – Он и пяти эшкудо за него не даст!

– Так на вес продай! – усмехнулся Олег Иваныч. – Как стройматериал! У меня знакомые и в королевской канцелярии, и в кортесах. С документами посодействую. Чего ж не помочь хорошему человеку?

Староста вдруг замолчал, обдумывая совет. Подобная мысль ему как-то в голову еще не приходила. Прикидывая в уме, он шевелил губами, загибая на руке пальцы. Подсчитывал возможную выгоду.

Гриша порывался спросить еще что-то, но Олег Иваныч весомо наступил ему на ногу.

Наконец, закончив подсчеты, Педру просветлел лицом. Кликнул:

– Марта!

Какая еще Марта? А, ну да. Жена, надо полагать. Да, так и есть. С кем бы еще Педру был столь бесцеремонен!

– Эй, Марта! А ну, беги в подвал, принеси дорогим гостям лучшего вина! Да окорок, смотри, не забудь. – Педру снова перевел взгляд на Олега Иваныча: – А что, любезнейший сеньор, и вправду можете помочь с бумагами?

– Запросто. Даром, что ли, у меня два депутата кортесов тренируются! Поможем тебе, Педру, в самое ближайшее время. Спросишь в Лиссабоне, где найти фехтовальную школу сеньора Олвеша, – тебе каждый покажет. А пока же – прощай, что ли. Дела… Да! Как же мне все-таки навестить моего друга Жоакина Марейру?

Педру замялся. Потом махнул рукой:

– Разве что ради нашей будущей дружбы! На севере, в устье Дуэро, есть одна верфь. Рядом с Портус-Кале, или, как его там называют, Порто. Там и ищите Жоакина. Только, прошу, не выдавайте, что это я вам сказал, где искать. Будет спрашивать, говорите: сами, мол, случайно наткнулись. Договорились?

– Честное благородное слово! Да поразит нас гром во веки веков, аминь!

– Аминь! – торжественно поддакнул староста.

Он велел слуге запрягать повозку – для доставки дорогих гостей в Лиссабон со всем мыслимым комфортом. Заодно заедут потом в мавританский квартал, к Амиру бен-Ходже, отвезут мирт с пустынником – Амир их скупал – хоть небольшие, а все деньги.

– Да, чуть не забыл! – Педру вдруг подхватил под уздцы лошадь. – Вашего друга теперь зовут душ Сантуш. Жоакин душ Сантуш. По фамилии приемных родителей.

Они добрались в Порто морем, на каботажном судне, направляющемся туда с грузом сукна и оливок. Второй по величине, после Лиссабона, город – он считался столицей Северной Португалии. Сиреневые горные хребты, широкое устье реки Дору, берущей начало в Испании.

На правом берегу реки, на холмах, амфитеатром располагался город, построенный еще во времена Древнего Рима. Именно римляне дали ему такое название – Портус-Кале, сокращенное местными жителями в Порто.

Это название почему-то сильно напоминало Олегу Иванычу молодость и раннюю юность. Он даже вздохнул, припомнив портвейн из горла. В песочнице. В компании таких же пятнадцатилетних оболтусов – вот, как Гриша сейчас. Гитара, песни…

Иволга поет над родником,

Иволга в малиннике тоскует.

Почему родился босяком?

Кто и как мне это растолкует?

– Ты чего, Иваныч? Песни поешь? – поинтересовался Гришаня, по обыкновению случившийся рядом.

Перед самой поездкой Гришаня прикупил себе ослепительно белую рубаху и ярко-голубой берет с длинными зелеными перьями. Рубаху надел под котту, выпустив из рукавов пышные манжеты, а берет гордо сдвинул набекрень. И теперь, приложив руку козырьком к глазам, деловито рассматривал город. Холмы, поросшие сосной и дубом, гранитные здания, облицованные вспыхивающей на солнце разноцветной плиткой.

– Да так, Гришаня, накатило… Певец, блин!

Шкипер, оказавшийся уроженцем Порто, посоветовал обязательно сходить на состязание певцов фаду, которое будет проходить здесь уже в ближайшие дни.

– Обязательно сходим! Гм! А где тут верфь?

– Хотите заказать судно? Тут нужен надежный человек. Могу посоветовать Хорхе ду Брагу. Хоть он и жуликоват малость, зато у него самые крупные верфи. И строит быстро.

– В Лиссабоне нам рекомендовали душ Сантуш… – подпустил Олег Иваныч.

– Жоакина? Да, мастер он неплохой. Только, честно сказать, дела у него на верфи идут неважно. Он одно время собирался распродавать все имущество. Не знаю даже, застанете ли вы его. Вон, видите – пара недостроенных каравелл, там, слева? Это она и есть. Верфь душ Сантуша.

– А как насчет причалить?

– Можно было бы… Если б вы чуть пораньше сказали. А то вон – прямо перед нами мель. Если только спустить лодку…

– Мы заплатим.

– Хорошо. Эй, Фернанду, Мигуэль, Жуан! Спускайте шлюпку! Да быстро слетайте на левый берег, высадите гостей. Приятно было с вами познакомиться, сеньоры!

– Взаимно.

Верфь, представшая глазам, и впрямь не производила впечатления процветающего производства. Пара недостроенных суденышек размерами чуть больше обычной рыбачьей лодки. Покосившиеся сараи. Дом с огороженным каменной оградой двором. Рядом – обширная черная проплешина, пахнущая гарью, – след недавнего пожара.

У суденышек копошились плотники с топорами и прочими инструментами.

– Хозяин? А во-он, дом, видите? Вот туда и идите. Не знаем, правда, примет ли он ваш заказ, сеньоры. Но все же попытайтесь.

– Да, я Жоакин. Жоакин душ Сантуш.

Светлобородый мужчина лет тридцати. В узких штанах, заправленных в высокие сапоги желтой кожи. В добротной короткой куртке из черного бархата с белым отложным воротником. На лишенном каких-либо украшений поясе – узкий нож в зеленых сафьяновых ножнах. Хозяин верфи производил скорее приятное впечатление. Мужественный, резко очерченный рот. Нос чуть грубоватый. Падающая на лоб прядь волос, уже седеющих, несмотря на молодость. Внимательные желтовато-серые глаза с чуть припухшими веками.

На столе перед Жоакином был развернут чертеж какого-то большого трехмачтового судна.

– Боюс ь вас разочаровать, сеньоры, но…

– Нет, мы вовсе не собираемся заказывать судно. Вы знаете латынь?

– Да.

– Тогда давайте перейдем на латынь. Португальский для нас слишком сложен.

– Давайте. Чего же вы…

– У нас к вам дело. От некоего… ныне покойного… сеньора. По имени… по имени Жуан Марейра.

В глазах сеньора душ Сантуша на миг вспыхнул огонь. Сразу, впрочем, угасший:

– Я не имею ничего общего с упомянутым вами человеком. И хотел бы просить вас…

– Выслушайте нас, и мы уйдем, – Олег Иваныч предостерегающе поднял руку. – Тем более, что доставленное нами известие, вполне возможно, поправит ваши пошатнувшиеся финансовые дела.

– Какое вам дело, любезнейший, до моих финансовых дел? – Рука Жоакина душ Сантуша скользнула на рукоять кинжала.

– Не советую пользоваться режущими предметами, дон Жоакин, – мягко предупредил Олег Иваныч. – Поверьте, я это делаю намного лучше. Так будете слушать?

– Говорите. Но потом обещайте сразу же…

– Да-да. Сразу же удалимся и больше никогда с вами не встретимся. Так вот… Некоторое время назад мы с моим другом не по своей воле оказались в Тунисе…

– Что ж. История занимательная. Без сомнения. Но чего же хотят от Жоакина душ Сантуша уважаемые иностранцы? Денег? Так?

– Да, денег, – бесхитростно подтвердил Олег Иваныч. – О-о, малую толику из оставленного Селим-беем для потомка. Только ту сумму, которой нам хватит, чтобы добраться до Новгорода. Признаться, осточертело мотаться по чужедальним землям.

– И много там… э-э… оставленных для потомка денег?

– Селим-бей… прошу прощения, дон Жуан Марейра говорил, что очень много. Часть он просил передать церкви, остальное – вам, уважаемый Жоакин. Золото, изумруды, сапфиры.

– Они меня нисколько не интересуют, – спокойно сказал Жоакин. – Вернее, не интересуют сами по себе – эти холодные пустые камни, каждый из которых, я уверен, окрашен кровью! Однако их можно продать. И на вырученные деньги восстановить верфь. И даже построить корабль просто так, без заказа! Если, конечно, ваши слова – истина…

– Вы считаете нас лжецами, сеньор?

– Упаси Боже! Так, значит, уже успели побывать на развалинах замка? И я догадываюсь, от кого вы узнали, где меня разыскать. Молчите, молчите! Я сам виноват – доверился лицу подлого сословия. Впрочем, тогда там никого и не было, кроме алчного скряги Сикейроша… Что ж, прошу быть гостями!

Ну вот, давно бы так!

История Жоакина Марейры оказалась, в общем-то, весьма незатейливой. Ни роковых тайн, ни головокружительных приключений. Одни только глупые сословные предрассудки, коими обожало себя тешить нищее португальское дворянство, особенно в провинции.

Отец Жоакина, будущий пират дон Жуан Марейра, по молодости впал в долги и вынужден был оставить семью, предложив свой меч венецианскому дожу. С тех пор и не было о нем ни слуху ни духу. Ветшал замок, сбежали слуги, в нищете умерла мать – донья Рамира.

Юного Жоакина принял в свою семью старший брат его кормилицы, Эмиль душ Сантуш, корабельный мастер из Порто. Старик душ Сантущ был одиноким человеком и замечательным мастером – хоть и жил скромно, но в деньгах не нуждался. Все свои знания, весь свой талант он передал наследнику – Жоакину.

Жоакин душ Сантуш рос юношей любознательным и сложную науку строительства кораблей постигал быстро. Однако не забывал и о своем благородном происхождении. Благородному кабальерош не к лицу заниматься работой – эту истину Жоакин усвоил еще с раннего детства. Лучше уж продать свой меч какому-нибудь уважаемому сеньору или пойти разбойничать в горы. Жить шпагой – честь, трудом – бесчестие. Позор для кабальерош!

Потому-то и поменял фамилию Жоакин. Мог бы ведь зваться – дон Марейра душ Сантуш. Если бы был разбойником или наемным сольдадос. Но Жоакин был строителем кораблей. Мало того, это дело ему нравилось настолько, что он не представлял, что можно заниматься чем-то другим. Уже в двадцать лет молодой душ Сантуш стал признанным мастером. А после смерти старика Эмиля унаследовал его состояние.

Денег оказалось немного, но вполне достаточно для того, чтобы основать собственную верфь в устье Дору. Небольшую, но быстро ставшую популярной. До того момента, как конкурент, сеньор Хорхе ду Брагу, пользуясь своими связями, не стал перебивать клиентов. У Хорхе большая верфь – он мог немного сбросить цены, в отличие от Жоакина, который себе такого позволить просто не в состоянии – мигом вылетел бы в трубу. Ведь он-то, Жоакин, гнался вовсе не за количеством!

– Он ставит борта внакрой, Олвеш! – разговорился-разгорячился Жоакин за кувшином красного. – Понимаешь, Олвеш?! Внакрой, а не встык! И называет получившиеся корабли каравеллами! Как язык-то поворачивается?! А из какого дерева он строит суда, вы бы только знали! Их же в море матросы стягивают канатами, чтобы не рассыпались! Представляете себе? Самая натуральная халтура! Не должно стягивать корабль канатами! Корпус и без этого должен быть надежен! А паруса?! Считается, что каравелла должна нести только косые паруса, как доу у мавров. Да, спору нет, с косым парусом можно ходить как угодно, даже зигзагами против ветра. Но если ветер попутный или дует под небольшим углом, такой корабль сильно проиграет в скорости тому, у которого прямые паруса. И очень сильно проиграет, очень! Значит, нужно оставить косой парус лишь на бизани – этого вполне хватит, чтобы ловить ветер и маневрировать. А на остальные мачты ставить прямые.

– Да, – поддакнул Олег Иваныч, – как на немецких коггах.

Лучше б он этого не говорил! Поставив на стол недопитый бокал, Жоакин презрительно рассмеялся:

– Когги? Видел я один такой в Порто. Редкостный уродец! Толстый, неповоротливый, тихоходный! Каравелла по сравнению с ним птица небесная! Такому только вдоль берегов и ходить! Что же касается океана-моря, то тут… – Жоакин взял с полки какой-то небольшой бочкообразный предмет, взглянул.

Олег Иваныч мельком углядел циферблат и стрелку. Часы! Механические часы! Причем карманные!

– Идемте-ка! – захмелевший сеньор душ Сан-туш подмигнул гостям и потянул за собой к выходу.

Ну-ну. Никак лед тронулся?

Выйдя во двор, они прошли между приморскими соснами-пиниями, свернули к верфи. Не доходя до нее, уперлись в длинный сарай.

– Мы делаем не только корабли! – Жоакин распахнул дверь. – Смотрите!

Человек десять работников прилежно стучали деревянными молотками. Некоторые что-то строгали на длинных верстаках из крепкого дуба – нечто похожее на большие деревянные кресты.

– Посох святого Иакова! Служит для измерения высоты светил! С его помощью шкипер в открытом море всегда узнает, где находится корабль, пользуясь измерением звезд, солнца – с помощью вот такой астролябии – и с помощью астрономических таблиц-эфемерид, в которых указаны точные места Солнца и всех главных звезд на небе, начиная со следующего, 1474 года и заканчивая аж 1506-м! Составил хранимый Богом астроном и математик Иоганн Мюллер Региомонтан Кенигсбергский и, по моей нижайшей просьбе, переслал мне с оказией. Слышали про такого?

– Конечно, слышали! – не моргнув глазом, соврал Олег Иваныч. – Как, говоришь, его фамилия? Кенигсбергский? Ну вот, почти земляк!

– Сам папа… – Жоакин многозначительно поднял указательный палец к небу, – …хочет пригласить достопочтеннейшего сеньора Региомонтана в Рим! Для исправления календаря! В общем, рее готово для океанских плаваний. Загвоздка только в одном…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.