Глава 14

Заманчивая обстановка для соблазнения, отметил Гаррик, оглядывая уютную комнату, в которой горели свечи. Ксанта, привлеченная жаром пылающих поленьев, сидела у камина и смотрела на огонь.

Лавиния повесила мокрую шаль на резное деревянное кресло и расстегнула накидку. Она взглянула на него – она показалась ему очень юной и очень напуганной.

Он подошел к столу и положил на тарелку фрукты.

– Вот, – кивнул он, подавая ей тарелку. – Может, ты станешь смелее, если немного поешь? Я заметил, что ты мало ела за обедом.

– Ты смотрел на меня.

– Я считал часы до того момента, когда мы останемся наедине.

Она выбрала засахаренную сливу и уселась на дубовую скамью. Гаррик сел рядом со стаканом вина в руке. Он вытянул ноги – будущее казалось ему безоблачным.

Побуждаемый злобой, он вернулся в Англию, чтобы отомстить своему отцу. А через некоторое время он поцеловал черноволосую красавицу – безрассудный, импульсивный поступок, который изменил его жизнь. Его злость стала ему мешать, и постепенно он сосредоточил внимание на Лавинии, и лишь иногда – на лорде Эвердоне. Благодаря ей неприятный визит в Лэнгтри превратился в мирную идиллию, во время которой он, наконец, осознал, что хотел бы видеть в жене. Он не сожалел об отсрочке мести и о том, что шестьсот фунтов не будут вложены в игорный дом. Он знал, как добыть еще денег.

Часы на каминной полке пробили двенадцать раз. Лавиния вздрогнула.

– Я заснула?

Он нежно смахнул крупинки сахара с ее губ.

– Иди в постель, – предложил он. Он увидел, как изменилось выражение ее лица, и быстро добавил: – Не беспокойся и не бойся. В первый раз ты получишь больше удовольствия, чем боли...

– Сколько…сколько будет раз?

Он поцеловал синюю жилку на ее шее.

– Ни одного, если ты не готова.

– Я готова, – призналась она. – Я люблю тебя, и я знаю, что мы скоро поженимся.

Эти простые слова открыли ему ее невинность и глубину ее доверия – дары более драгоценные, чем он рассчитывал когда-нибудь получить. Он был ее первой любовью – и будет первым любовником. Разбитое сердце или разочарование не подавило и не ожесточило ее, не сделало более осторожной. Она была девственной в любом смысле слова, и он был благодарен ей за это.

Он приступил к приятному занятию – раздеванию своей будущей жены.

Он снял батистовую манишку и развязал поясок ее амазонки. Под ней он обнаружил белую сорочку и толстую шерстяную нижнюю юбку и остановился на этом – пока. Он не может продвигаться слишком быстро, и поэтому он получал удовольствие от предвкушения. Он вынул из ее волос гребни из слоновой кости и положил их на сундук. Она сама забралась в постель и стала наблюдать за тем, как он снимает с себя одежду. Этот любопытный взгляд ее серых глаз безумно возбуждал его. Чтобы скрыть наглядное доказательство своего желания, он не стал снимать рубашку.

– Я должна что-нибудь сделать? – спросила она, когда он лег рядом с ней.

– Поцелуй меня.

Она сделала это так робко, что он рассмеялся.

– Ты можешь сделать это получше.

И в самом деле, она смогла сделать это лучше. Она была щедра по натуре и так хотела ему угодить. Ее пытливые губы исследовали его лицо и шею, двигаясь по всей длине его плеча. Вскоре она стала отодвигать мешающую ей рубашку, обнажая его тело. Напряженный, теряющий голову от желания, он не мог больше сдерживаться. Теперь, когда он был уверен, что она одобрит это, он снял с нее сорочку.

У нее была самая мягкая кожа, которую можно было себе представить, гладкая и бледная, как полированный мрамор. И восхитительная точеная грудь – розовые соски набухли под его языком. Его ласкающие руки двинулись по изгибам ее бедер и нашли нежные пушистые завитки волос. Его пальцы углубились в ее лоно, и она охнула от удивления. Он остановился, лаская нежный бутон. С каждым ее вздохом его желание становилось сильнее.

Осторожно разведя ее ноги в стороны, он с наслаждением погрузил твердую плоть в то нежное место, которое подготовил своими ласками. Она напряглась, как он и ожидал. Не ослабляя давления, он заглушил ее крик поцелуем.

Восхитительное чувство полного единения было мучительно-сладким. Его сердце бешено билось, в голове гудело. Каждое движение подводило его все ближе и ближе к краю – он хотел упасть, и он хотел удержаться. Но теперь он потерялся в ней и стонал от облегчения. Блаженство накрыло его, и он стал спокоен.

Лавиния посмотрела на него, ее глаза широко раскрылись от удивления.

– Ты в порядке?

– Никогда не чувствовал себя лучше. А ты?

Ее ответом был поцелуй.

Медленно он вышел из нее.

– Тогда ты не будешь возражать, если когда-нибудь мы сделаем это снова?

– Ты смеешься надо мной – даже в постели. – Она улыбнулась ему.

– Это лучшее место для шуток, – объявил он. – Я принесу тебе вина.

Прежде чем наполнить стакан, он обернулся к постели. Лавиния уже сидела, ее темные волосы струились по телу длинной спутанной массой. Она никогда не была красивее, чем сейчас, после занятия любовью. Было видно, что она потрясена этим новым знанием о нем – и о ней.

Лавиния не могла вызвать в себе чувство стыда. Она испытывала огромную радость. Ее любовь к Гаррику бушевала яростнее, чем шторм, она была более чиста, чем самый чистый горный ручей. Он целовал и трогал ее; он открыл ее и излил себя в нее. Она держала его в своих руках и в глубине своего тела.

Она потянулась за стаканом, который он подал ей. Его золотистые волосы выскочили из узла на затылке, и несколько прядей свисали на лоб. Взъерошенный, полуодетый, сейчас он был гораздо привлекательнее, чем щеголеватый лорд, завсегдатай клубов и игорных домов Лондона.

– Должно быть, ты думаешь, что я преувеличил, говоря, что ты испытаешь удовольствие, – прошептал он. – Но ты все поймешь – очень скоро, надеюсь.

– Когда я узнаю, что у меня будет ребенок?

– Не раньше срока твоих следующих месячных. – Он взял у нее стакан и отхлебнул вина. – Еще никто не рожал от меня детей, – признался он смущенно.

Она не могла думать о том, что он держал в объятиях других женщин – от этих мыслей она почувствовала себя несчастной.

Его рука нашла ее руку.

– Наши дети, когда они будут у нас, будут носить имя Армитиджей. И все же я не Армитидж, как полагаешь ты и весь остальной мир. Только Эдвард – настоящий сын герцога Холфорда. Я незаконнорожденный, мой отец – английский барон, с которым моя мать познакомилась в Париже. Я бы сказал тебе об этом раньше, но это не та вещь, о которой можно мимоходом упомянуть в разговоре.

После короткого удивленного молчания Лавиния спросила:

– Это тебя беспокоит?

– Не сам факт. Некоторым образом мое происхождение было скорее благословением, чем проклятием, потому что я был вынужден рано стать самостоятельным. Герцог, зная, что моя мать наставила ему рога с лордом Эвердоном, терпел меня, но считал, что я не должен получить наследство. Большинство людей полагает, что я не был внесен в завещание, потому что навлек на себя его неодобрение, – и Франческа тоже. Она не знает, что мы на самом деле не двоюродные брат и сестра. Кроме тебя, только Эдвард и дядя Барди знают о том, что я незаконнорожденный, – и лорд Эвердон – мой настоящий отец. Он не хочет иметь со мной ничего общего.

Увидев, как заходили желваки на его щеках, Лавиния поняла, что он страдает.

– И тебя вовсе не заботит, что ты не Армитидж?

– Меня гораздо больше заботило то, что мои родственники постоянно знакомили меня с богатыми наследницами. Когда я понял, что моя помолвка с Сереной Холси была ошибкой, я сделал то, что считал порядочным, – я ее расторг. Я никогда не избавлюсь от скандальной репутации. Но я бы не беспокоился об этом, если бы не ты.

– Ты не должен из-за меня беспокоиться, – вздохнула она. Его откровенность не могла изменить ее чувств к нему, и она давно знала о его запятнанной репутации.

Она много месяцев хранила свои секреты и теперь жаждала поделиться ими с Гарриком. Он имел право знать, что его деньги пойдут на уплату долгов ее отца, и ей нужно было заручиться его поддержкой. И все же она не могла заставить себя разрушить их близость своими трудными признаниями.

Он улыбнулся ей уголком рта.

– Я открыл тебе свою душу, теперь твоя очередь. Начинай, – произнес он. – Расскажи мне что-нибудь шокирующее о себе.

Запнувшись на секунду, она улыбнулась:

– Я не девственница.

Тихо рассмеявшись, он поднес ее пальцы к губам. Поцеловав каждый пальчик, он повернул ее руку и прижал губы к ее ладони.

– Щекотно.

– Но тебе это нравится. – Он притянул ее ближе.

Это казалось таким правильным, таким совершенным – лежать рядом с ним. У нее кружилась голова – от их занятий любовью и выпитого вина. Ее глаза начали закрываться. Последнее, что она почувствовала, была его рука, гладившая ее по волосам.

Проснувшись, Лавиния обнаружила, что лежит одна в постели, завернутая в одеяло. Ксанта дремала в кресле у камина. Оглядевшись, Лавиния увидела худощавый силуэт Гаррика, стоящего у окна. Он был без рубашки.

– Снег все еще идет? – спросила она сонно.

– К несчастью, да.

Завернувшись в одеяло, она подошла к окну. Снаружи кружились большие снежинки, их подбрасывал ветер; те, которые ударялись о раму, прилипали к ней.

– Уже пробило два, – сказал он. – Нам нужно приехать к шести часам. За это время буран прекратится.

Огонь горел сейчас слабее, но света было достаточно, чтобы видеть его руки, грудь и ноги, покрытые золотистыми волосками. Тонкая линия волос спускалась по плоскому животу, образуя плотные заросли рядом с той частью тела, которая была такой новой и приятной для нее.

Она обняла его за талию и задрожала от прикосновения – воздух охладил его кожу.

– Ты простудишься, если не вернешься в постель.

Он повернулся к ней:

– Ты уже стала настоящей женушкой. – Его пальцы на мгновение скользнули по ее шее, прежде чем остановиться на ключице. – И более желанной, чем ты можешь себе представить.

Его ласки стали смелее, вызывая в ее теле восхитительные ощущения. Его рот захватил верхушку ее груди. Язык ласкал нежный сосок. Каждый дюйм ее тела был возбужден; и даже когда одеяло упало на пол, ей было жарко. Его рука нежно ласкала ее между бедер. Его большой палец скользнул по ее плоти – ее ноги подогнулись, голова закружилась, как бывает перед обмороком. Она покраснела и задышала прерывисто.

– Что ты делаешь со мной? – прошептала она.

– Заставляю тебя захотеть меня снова.

Они вернулись в кровать и легли рядом. Его напряженная плоть прижалась к ней. Когда пальцы Лавинии обхватили ее, он что-то прошептал неразборчиво. Она понимала, что он испытывает, потому что он уже научил ее, как распознавать мужское желание. Жажда, страсть – это боль и наслаждение, соединенные вместе.

Он скользнул в нее, его жар соединился с ее жаром. Его тело двигалось, поднимаясь и падая. И каждый раз она выгибалась ему навстречу. Она отважилась открыть глаза и увидела, что в его глазах отражается ее чудесное предвкушение. Что бы ни ждало их за линией горизонта, она хотела испытать это снова.

Сильным, точно рассчитанным движением он поверг ее в море огня и льда. Она горела – она дрожала. Она схватилась за него, ее пальцы впились в его тело, скользкое от пота, пока она распадалась на множество огоньков и льдинок.

Он закричал, содрогнулся и замер.

– Наверное, это неприлично – получать от этого удовольствие?

Гаррик перекатился на бок, чтобы видеть ее лицо.

– К черту приличия. Жизнь гораздо интереснее без них.

Он замолчал надолго – но как только она решила, что он заснул, он взял ее руку и прижал к своему сердцу. Она ощущала его биение и смотрела, как вздымается его грудь, когда он втягивает в себя воздух.

– Гаррик, это всегда будет так приятно?

– Еще приятнее, – пообещал он. – Вот увидишь. А сейчас постарайся заснуть.

Она покорно закрыла глаза и погрузилась в царство сновидений.

Глава 15

– Где мы будем спать сегодня ночью? – спросила Лавиния, пока они одевались.

– В гостинице у Большой северной дороги, – ответил он, изучая заснеженный пейзаж в окне. – При идеальной погоде путешествие до границы занимает почти неделю. – Он взбил кружева на манжетах. – Твое путешествие со мной только начинается, дорогая. Как только мы поженимся, я увезу тебя в Венецию. Если повезет, то на быстроходном корабле мы успеем к карнавалу.

Ее лицо стало печальным.

– Как мы можем уехать за границу, если идет война?

– К черту войну! Я хочу отвезти тебя в мое палаццо. Я прокачу тебя в моей гондоле и покажу тебе все чудеса этого города. Мы даже можем вернуться в Англию к первым скачкам в Ньюмаркете, посмотреть, как бегут мои лошади. Если хоть одна из них выиграет, приза хватит на мой игорный дом. Все богатые и знатные игроки королевства потянутся к нам. Ты только представь – мы будем расхаживать в итальянских шелках и атласах, приветствовать гостей... и зарабатывать состояние.

Она сомневалась в этом.

Он заговорил, прежде чем она успела ответить:

– Может, у меня нет пяти тысяч фунтов в год – пока нет, – но я смогу тебя содержать. Фараон – последний крик моды, и...

Стук в дверь прервал его монолог.

– Извините, милорд, – раздался из коридора приглушенный голос Карло.

– Я должен узнать, какие приготовления он сделал для нашего путешествия. – Гаррик оставил Лавинию заканчивать свой туалет и вышел из спальни.

Страдальческий вид его слуги не вызывал оптимизма.

– В каком состоянии дороги?

– Ужасно, милорд. Человек на конюшне говорит, что вам нужно бы подождать или ехать в карете.

– Как долго ждать?

Итальянец пожал плечами:

– Еще один день, не больше.

Гаррик пришел в ярость и разразился потоком проклятий.

Оставаться в «Отдыхе кучера» было слишком рискованно. Если об их свидании узнают, репутация Лавинии будет такой же скандальной, как и у него самого. Хозяин гостиницы и его жена были надежными людьми, но «Отдых кучера» располагался слишком близко от Лэнгтри.

– Прикажи конюху седлать Ласточку, чтобы я мог отвезти леди домой, пока ее не хватились.

Он вернулся к Лавинии, которая уже была готова к отъезду. Когда она услышала о внезапной перемене в их плане, ее радость сменилась тревогой. Он поспешил ее успокоить:

– Если путь к границе закрыт, мы поженимся в другом месте. Думаю, мне стоит отправиться к дяде Барди в Суффолк, узнать, не поможет ли он нам. Будет более прилично обвенчаться в Монквуд-Холле, чем в неизвестной церкви в городе.

– Но мне будет так неуютно без тебя в Лэнгтри, – запротестовала она, схватив его за руку. – Гаррик, нельзя ли сказать герцогу и твоей кузине о том, что мы хотим пожениться?

Он покачал головой:

– От этого будет больше вреда, чем пользы. Эдвард начнет читать нотации, Франческа будет переживать. Они ждут, что я женюсь на воспитаннице Рэдстока, а ты должна стать маркизой Ньюболд.

Он поцеловал ее в лоб.

– Я не могу представить себе, что твои родственники обрадуются больше, чем мои.

– Они будут удивлены, уверена, но не рассержены, – произнесла она тихо. – Они будут особенно рады, когда узнают, что ты дал мне денег.

– Денег? – повторил он тупо. Затем он вспомнил: триста фунтов, чтобы заплатить пошлину за товары ее отца.

Она не умеет обращаться с деньгами, подумал он, снисходительно улыбаясь. Он должен научить ее, как управлять своими средствами, какими бы они ни были. Он не знал размеров ее содержания, не знал, какое у нее приданое. Граф владеет фабрикой, значит, суммы могут быть значительными – от этой мысли ему стало неприятно. Люди подумают, что у него те же мотивы, что и три года назад. Он предпочел бы бедную невесту – слишком много у него было богатых наследниц.

Он подошел к своему багажу и стал искать кожаный кошелек с деньгами.

– Ты можешь получить триста фунтов прямо сейчас – и свадебный подарок тоже. Он протянул ей сложенный кусок венецианской парчи, скрепленный его булавкой.

– Не может быть! – вскричала она, когда заглянула внутрь. – Это те самые бриллиантовые сережки, которые ты подарил миссис Брюс?

– И украл у нее. Они должны принадлежать тебе – в конце концов, они свели нас вместе. – Он завернул драгоценности и банкноты в ткань и засунул сверток в корзину Ксанты. Он постучал по ее бархатистому розовому носу: – Охраняй их хорошо, моя киска.

Борясь с сильным холодным ветром, они скакали на Ласточке, длинноногой пегой лошади, по заснеженному полю. Лавиния, сидевшая впереди Гаррика, держала на коленях корзинку с Ксантой. Когда они проезжали через рощу, он указал на дерево с вырезанными на нем инициалами.

Гаррик подвез ее так близко к дому, как только осмелился, и отвязал саквояж с ее вещами.

– Возвращайся через ту дверь, из которой мы вышли, – посоветовал он. – Когда мы уезжали, я не ожидал такого – я рассчитывал на целую жизнь ночей, вроде той, что была у нас вчера. – Ее бледное лицо, скрытое под темной шалью, повернулось к нему. Он поцеловал ее замерзший нос.

– Возьми меня с собой, не покидай меня, – умоляла она его.

– Ты видела дорогу на Рединг, а другие, возможно, еще хуже. Лавиния, из-за тебя я сначала думаю, а потом делаю. Так что иди в дом, – убеждал ее он, – пока я не потерял рассудок.

– Будь осторожен, – попросила она.

Он засмеялся:

– Слишком поздно, моя женушка.

Когда она увидит его снова? Она смотрела, как он скачет прочь, и размышляла о том, сколько ей придется ждать, прежде чем она станет его женой. Отсрочка свадьбы вынуждает ее обманывать снова, и теперь она сожалела о том, что не рассказала Гаррику о своем отце-должнике, о развалившемся доме, о несуществующем приданом.

Она вернулась в комнату, которую уже не ожидала увидеть. Она выпустила Ксанту из корзины и села на кровать, держа в руках ценный сверток. Она смотрела на сверкающие камни и свернутые банкноты, и вспоминала пословицу из своего детства.

– «Лучше быть бедной и честной, чем богатой и лживой», – прошептала она.

– Как это – он уехал?

– Так говорится в его письме – он послал его из «Королевского герба» в Мейденхеде. Он едет в Монквуд-Холл погостить у своего дяди. – Фрэнсис отрезала шерстяную нитку от клубка, который держала Лавиния. – Неучтивость Гарри просто поразительна! Он заполняет дом до самой крыши своими друзьями, даже не спросив позволения! И мы остаемся со всеми этими людьми...

И в этот момент в комнату вошла Дженни Парфитт. Заполняя неловкую паузу, Фрэнсис произнесла:

– Гарри покинул нас, он уехал к сэру Бардольфу Хайду. Лавиния, теперь мне нужна синяя пряжа, если она у тебя есть. – Она потянулась за ножницами. – Почему бы не попросить Ньюболда составить тебе компанию вместо Гарри? – предложила она герцогу.

– Я так и сделаю. – Он церемонно кивнул каждой из трех леди и вышел из гостиной.

Дженни, явно выглядевшая нездоровой, упала на софу.

– Сегодня все наши джентльмены не в духе? Оливер ворчит на меня не переставая.

– Кажется, Ньюболд в хорошем настроении, – пожала плечами Фрэнсис. – Он кружит вокруг нас, как сокол вокруг добычи.

– Хватайте его, леди, и побыстрее. – Дженни Парфитт посмотрела на Лавинию и проговорила кисло: – Надеюсь, маркиз будет щедрым мужем – куда более щедрым, чем мой.

Лавиния не стала обращать внимания на эту реплику и ответила:

– Мистер Парфитт безумно любит вас, мэм.

– Только на людях. Если бы вы слышали, какие ужасные вещи он говорит мне, когда мы наедине! Только сегодня утром он заявил, что я не могу заказать новое платье для маскарада в Бранденбург-Хаусе. Он говорит, что еще несколько месяцев я буду «пухнуть». Он почти такой же грубый, как и лорд Эвердон.

Настоящий отец Гаррика. Лавиния невольно опустила руки, но после протеста Фрэнсис снова подняла пряжу.

– Почему вы не любите его? – спросила она Дженни.

– Потому что он – чудовище! Я знаю о нем все, он опекун моего сына. Раньше он был самым известным распутником в Европе.

– И легендарным игроком, – добавила Фрэнсис. – Мне не хочется ехать на маскарад без спутника, и я надеюсь, что Гарри не задержится в Монквуде.

Ей придется обойтись без него, подумала Лавиния, ведь к тому времени он будет уже женат и захочет провести медовый месяц в Венеции, если все выйдет так, как он задумал.

Думая о Гаррике, она сияла от счастья. Неужели никто не видит в ней перемены? Неужели они не слепнут от ее улыбок? Она спала очень мало, и все же была полна жизни, любви и надежды. У нее были триста фунтов, и скоро ее отец будет свободен. Она была обручена с авантюристом и искателем приключений. Именно с ним познала сладость удовлетворенной страсти.

Фрэнсис посмотрела на нее поверх очков.

– Ты должна одеться итальянкой – ведь твои волосы такие черные, – героиней Шекспира. Джульеттой или Беатриче. Мой кузен подарил мне чудесные маски, такие носят на карнавале венецианцы.

– Зато меня сразу все узнают, – проговорила Дженни. – Если Оливер не позволит мне купить новый костюм, я оденусь пастушкой. Снова. – На этой унылой ноте она вышла из комнаты.

– С каждым днем она становится все капризней, – вздохнула Фрэнсис, продевая нитку в иголку. – Да, нашим гостям пора разъезжаться. Мы должны подготовить платья для вечеринки у Энспаков. Ньюболд не может дождаться дня, когда займет свое место в палате лордов. Интересно, смогу ли я уговорить его сопровождать нас на маскарад?

Лавинии было все равно, куда пойдет или не пойдет маркиз. Ее интересы были в другом месте – с ее любовником, который пробирался по заснеженным дорогам в своем одиноком путешествии в Суффолк.

– Я надеялся, что мое письмо побудит тебя приехать в Монквуд. – Сэр Бардольф Хайд радостно приветствовал Гаррика. Невысокий и коренастый, он предпочитал одежду сельского жителя, которая соответствовала его занятиям. – Я жду, когда ты поведаешь мне о весенних скачках в Ньюмаркете.

– Моя пятилетняя лошадь поскачет за приз в сто гиней, – ответил Гаррик. – И мы также собираемся поспорить за Золотой кубок.

– Как Каттермол расценивает твои шансы?

– Я еще не видел его. Сначала приехал к вам.

Баронет громко рассмеялся.

– Я не мог бы просить большего доказательства твоей преданности! Пойдем, мой мальчик, я покажу тебе, где посеял озимую пшеницу.

Ученик мистера Коука из Норфолка, он завел несколько современных сельскохозяйственных новшеств и жаждал обратить в свою веру Гаррика; тот вежливо прослушал поучительную лекцию. В то же время он думал, что его девушка с холмов Мэна подумает об этих плоских полях и аккуратных огороженных пастбищах. Ветряная мельница вдали откачивала воды с низин; дома были старомодными, оштукатуренными, покрытыми соломой. Лес, в честь которого было названо поместье, был достаточно велик, чтобы держать лесника.

Прадед Гаррика, придворный времен Реставрации, приобрел в свое владение поместье Монквуд. Его дед – кузен и наперсник королевы Анны – стал богачом, продав свою долю акций Компании Южных морей, прежде чем этот пузырь лопнул. После воцарения Ганноверской династии Хайды удалились от двора и посвятили себя сельскому хозяйству и разведению лошадей.

– И я последовал этой традиции, – добавил баронет, показывая на недавно отстроенную конюшню.

– Армитиджи стали заядлыми якобинцами, – заметил Гаррик. – Приверженность проигранному делу – фамильная черта. Эдвард всерьез полагает, что когда-нибудь миссис Фаулер станет его женой.

– Мужчины рода Армитиджей всегда были несчастливы в любви.

– Кровь Эвердонов тоже проклята. – В нескольких резких фразах он описал свои встречи с бароном.

– Он приказал выгнать тебя из твоего же клуба? Какая наглость! Гарри, если бы ты сказал мне о том, что хочешь с ним встретиться, я бы тебя разубедил.

– Ты не смог бы, – честно ответил Гаррик. – Я сам захотел познакомиться с человеком, погубившим жизнь моей матери.

– Мой дорогой мальчик, это сделал герцог Холфорд. Он ввел ее в свой мир, но не научил ее, что нужно сделать, чтобы в нем выжить. – Баронет глубоко вздохнул. – Мы должны подумать о настоящем – и о твоем будущем. Потому что, если ты не переменишься, ты станешь таким же пресытившимся и ожесточенным занудой, как лорд Эвердон.

Гаррик выдержал укоризненный взгляд дяди.

– Я женюсь, – выпалил он неожиданно.

Баронет пораженно посмотрел на него.

– На ком? – со страхом проговорил он.

– На леди Лавинии Кэшин, дочери графа Баллакрейна с острова Мэн. Я влюбился в нее с первого взгляда.

Баронет чуть не лишился дара речи, но теперь от радости.

– Мой дорогой мальчик, это прекрасные новости! Когда же свадьба?

Гаррик вздохнул:

– Если бы я знал. Это все так утомительно. Франческа вовсю занимается сватовством. Она рассчитывает выдать Лавинию за богатого маркиза, а меня женить на воспитаннице Рэдстока. Чтобы избежать возражений семьи, мы решили сбежать. Но нам помешала снежная буря.

– Зачем поступать так опрометчиво? В этом нет необходимости. Добудь себе особую брачную лицензию и женись здесь.