– Приехали. – Матвей потормошил задремавшего-таки Малехина. – Просыпайся…
      – А? – вздрогнул Малехин. – Вот ведь… Уснул. – Посмотрел из окна кабины на беспорядочные строений улицы Лесной. – Как искать-то будем?
      – Все найдено. – Сергей положил руки на (иранку, случайно коснувшись сигнала.
      – Людей разбудишь, – проворчал Матвей и ВНОВЬ повернулся к Малехину: – Пройдешь до того угла, – показал пальцем на конец забора в пяти шагах от машины, – и повернешь вправо. Третий сарай отсчитаешь и иди за него, там узенькая тропка, увидишь уборную, и левее, у дерева, будет жилище твоего зятя… Мы навели справки – классный сварщик. Так что постарайся, агитируй в нашу бригаду работать.
      – Может, вместе пойдем?.. – Малехин почувствовал, как ноги наливаются тяжестью. – Я ведь ни разу его не видел. Да и дочь меня, наверно, недобрым словом поминает – помнит пьяные скандалы, которые я устраивал… Да и заплутаю в этих лабиринтах.
      – Проводи человека, – сказал Сергей, зевая. – Тут и днем-то не разберешься – трущобы.
      – Пошли. – Матвей вывалился из машины. Малехин шел нагнув голову, а Матвей разглядывал Лесную, вернее, нагромождение строений, возведенных незаконным путем. Он и сам однажды хотел поселиться на этой улице, но так и не собрался – переехал в Красавку. А ведь, помнится, и материал заготовил.
      Принцип поселения на Лесной прост. Во-первых, надо запастись всем необходимым для строительства, причем учесть все, вплоть до последнего гвоздя, во-вторых, и это главное, иметь документы на имеющиеся материалы, а остальное дело техники. Приглашаются специалисты и друзья, назначается время. В течение ночи строится дом с печкой – и чтоб утром следующего дня в доме пищали ребятишки. В таком случае самострой не имеют право сносить – детей на улицу не выгонишь. Строятся на Лесной, как правило, молодые семьи, имеющие возможность получения государственного жилья в необозримом будущем, когда дети подрастут и станут потенциальными застройщиками улиц типа Лесной.
      – Вот и времянка. – Матвей подвел Малехина к небольшому домику, обшитому рубероидом.
      – Зять-то молодец! – Малехин осмотрел домик и сравнил его с другими, хлипкими, кособокими. – Крепко сделал.
      – За полета рублей снимает, – шепнул Матвей. – Дружок у меня тут недалеко живет. – Он показал рукой на времянку, похожую на большой скворечник из-за круглого окошка. – Многие, кто квартиры получили, умудряются продать времянки подставным лицам, а потом сдают… Твой зять еще мало платит. Есть и по сотне дерут.
      В окошке горел свет, и слышался приглушенный плач ребенка. Малехин тихо постучал в дверь.
      – Кто там? – буднично спросил женский голос.
      – Дочь, – прошептал Малехин, поворотившись к Матвею. Тот ободряюще кивнул и похлопал по плечу. – Лада, это я…
      Дверь отворилась, пахнуло теплом, в глаза ударил яркий электрический свет. Женщина в домашнем халате всплеснула руками:
      – Папа?! Откуда ты взялся? Мы думали, что ты уже…
      – Да вот, так получилось, – растерялся Малехин.
      – Да вы входите, входите. Только потихоньку, чтоб Генку не разбудить. – Лада отступила, пропуская мужчин.
      Вошли в комнату, так уставленную кроватями, что и не развернуться. На одной из них, раскинув руки, спал крепко сбитый мужчина. На кровати, что за печкой, женщина кормила из бутылочки годовалого ребенка. Увидев Малехина, женщина выронила бутылочку:
      – Вася?.. Господи. – Она перекрестилась.
      – А я вот тут, пацанам, – протянул сверток с игрушками. – А это тебе, вам с матерью, – неловко сунул дочери двадцатипятирублевку.
      – Господи… – Женщина так и сидела с вытаращенными глазами. – Вася? Вася?!
      – Генку разбудишь, – сердито прошипела Лада, посмотрев на зашевелившегося мужа.
      Геннадий открыл глаза. Встал. Нетвердой походкой прошел в отгороженный застиранной занавеской закуток. Громко попил. Подошел к гостям и, уставившись на Матвея, спросил:
      – Чего надо? – И перевел взгляд на Малехина.
      – Это мой отец, – прошептала Лада.
      – Заткнись! – оборвал Геннадий и выругался. – Чего пришли?
      – Приехал… Проведать решил. – Малехин говорил неуверенно, чувствуя явную агрессивность зятя, и поглядывал на Матвея, как бы ища поддержки. – Говорят, ты – классный сварщик.
      – Вспомнил, значит, тестюшка… Внучков проведать, гостинчик привез, – схватил цепкими пальцами сверток с подарками и кинул в мусорное ведро около двери.
      – Поедем в Красавку, Гена, – как можно спокойнее и дружелюбнее произнес Малехин. – Зачем пропивать свое счастье? Поверь, я тоже пил и…
      Договорить Малехин не успел. Мощный удар в челюсть свалил с ног. Падая, ударился затылком о косяк входной двери.
      Матвей невозмутимо смотрел на происходящее, не решаясь вмешиваться в «диалог» родственников. «Вот он, представитель моего обворованного поколения, – подумал он, глядя на брызжущего слюной Геннадия, и вспомнил себя до приезда в Красавку. – Чем я был лучше его?»
      Геннадий пнул распластавшегося по полу Малехина и сказал:
      – Учить задумал… Тестюшка. – И, посмотрев на Матвея: – Забирай эту падаль и вали отсюда!
      Молчал Матвей, только зубы сжал: «Ведь наш, русский человек… Кто подскажет: что делать в таких ситуациях?»
      – Оглох? – с пьяной настырностью спросил Геннадий и шагнул к Матвею. – Может, и тебе рыло к спине развернуть?
      Молчал Матвей, наблюдая, как Лада, покорно сжав плечи, вытирала чистой тряпицей окровавленное лицо своего отца.
      Матвей резко уклонился, и кулак Геннадия врезался в ветхий косяк. Матвею не хотелось пускать в ход силу, но так получилось – чисто механически сунул Геннадию кулаком в лицо. Тяжела рука человека, знакомого с работой каменщика не понаслышке, но Геннадий устоял. Разбитыми губами приложился к кровоточащей ране на тыльной стороне ладони, по-звериному лизнул сочащуюся кровь и… улыбнулся невероятно детской улыбкой:
      – Могешь! – Взял из рук жены мокрую тряпицу и начал вытирать лицо. Странно, но кровь из его разбитых губ не текла. – Мам! – Повернулся к женщине, спокойно продолжавшей кормить ребятенка: – Собери на стол, встретим гостей по-людски.
      – Тише ты ори, – взвизгнула Лада, отвесив Геннадию звонкую затрещину. – Расхозяйничался! Помог бы встать человеку.
      – Тестюхе-то? Это враз! – Он легко поднял Малехина и посадил на кровать.
      Жена Малехина положила ребенка и взялась сооружать стол – положила между стоящими рядом кроватями деревянный щит, накрыла его чистой скатертью.
      Матвей удивлялся странной безучастности, с которой женщина наблюдала сцену встречи и с которой хлопотала, расставляя на импровизированном столе тарелку с холодной картошкой, сало, огурцы. Иногда женщина поглядывала на побитого супруга и опускала глаза.
      – Прошу, – широким жестом пригласил Геннадий, продолжая по-детски улыбаться.
      Уселись.
      – Мам? – Геннадий постучал ногтем по пустому стакану. – Для встречи-то? Чай, не каждый день своего тестюшку вижу!
      Женщина покорно сходила в закуток, чем-то звякнула.
      – Вот это другое дело. – Геннадий разлил принесенную женщиной жидкость по стаканам. – Я же знаю, у тебя всегда про запас имеется.
      Матвей смотрел на молчащую женщину и думал: «Может, с этого „про запас" и началась забулдыжная жизнь Малехина. Хотя в глотку ему никто не наливал – сам пил».
      – Я завязал. – Малехин отодвинул свой стакан к середине импровизированного стола.
      – С каких пор? – усмехнулся зять. – Мне Ладка рассказывала про твои подвиги.
      – Подшился. – Малехин посмотрел на жену, пригубившую из своего стакана и теперь жующую картофелину.
      – Слабак! Тряпка! Мужик должен себя в руках держать. А ты? – повернулся к Матвею, поднявшему стакан.
      – Больно вонючий, – скривился тот, словно откусил от кислого яблока.
      – Слыхал я про вашу Красавку, – прикрывая губы ладонью, усмехнулся Геннадий. – Свадьбы безалкогольные, сухой закон. Так ты не обессудь, чем богаты. Соков не держим.
      – Свадьбы у нас алкогольные, – сказал Матвей, – и сухого закона нет.
      – Так в газете же писали, – с вызовом возразил Геннадий.
      – Врут в газете. Поехали? – Матвей выпил самогон одним духом. Взял картофелину, кусочек сала.
      – И тебе не мешало бы подшиться. – Малехин тяжелым взглядом посмотрел на зятя. – Ты ведь, как говорят, классный сварщик… Засосало тебя.
      – Меня? – Геннадий поставил стакан на стол: – Я могу в любой момент бросить. Только стоит ли?
      – В Красавку поедем. Жить там будем.
      – А мне и здесь неплохо. Правда, тесновато, но годиков через пятнадцать хату получу. И сухого закона нет.
      – Слушай, кончай трепаться, – не выдержал Матвей, видя, как хмурится Малехин. – По полста рублей за собачью конуру платишь! Тебе дело говорят, а ты ломаешься как красная девка!
      Геннадий совершенно трезвым голосом рявкнул:
      – А ты не командуй здесь! Второй раз не промахнусь… Учителя хреновы!
      Лада положила недоеденный огурец на стол и вновь отвесила Геннадию хорошую затрещину:
      – Не ори!.. Ребенка напугаешь. – И хотела отвесить еще одну затрещину, но Геннадий увернулся. – Чего орать-то? В Красавке, слыхать, всем дома сразу дают?
      Несколько минут Геннадий ковырялся вилкой в тарелке с огурцами и молчал. Наконец подцепил один – и целиком в рот.
      Матвей прожевал сало и попросил у Лады, ждущей ответа, воды. Она принесла кувшин с холодным чаем. Попил.
      – Только специалистам жилье строим, – сказал он, подмигнув Геннадию, безучастно жующему огурец.
      – Так мой муж что хочешь может. Мы на большой дом материалов припасли. Собираемся на следующий год строиться. Уже и место углядели.
      – Сам-то ты кем работаешь? – спросил Геннадий, прожевав огурец.
      – Бригадиром.
      – Авторитетный представитель, значит… Так ты серьезно меня пригласить хочешь?
      – Нам хороший сварщик нужен, – сказал Малехин.
      – А если я пить буду?
      – Я же сказал: нам хороший сварщик нужен, а не алкоголик, – усмехнулся Матвей, чувствуя, как хмелеет. Откуда-то и злость появилась. – Нам пить некогда. Детский сад надо пацанам построить, школу… А тут мужики затеялись собственный телецентр в деревне сообразить, чтоб программы со спутника брать. Уже нашли тех, кто аппаратуру обещал продать, но требуют взамен пять тонн свинины или доллары. Где мы валюту найдем?.. Вот и решили фермой обзавестись… Так что собирайся.
      – Что?.. Прямо сейчас? – удивился Геннадий.
      – Лада, собери ему бельишко на первый случай, – сказал Малехин. – Нас машина ждет.
      – Мне собираться – только подпоясаться. – Геннадий кивнул жене: – Попробуем. Где наша не пропадала. – Повернулся к Матвею: – У меня во дворе метров пятьдесят сварочного провода есть. Пригодится в Красавке?
      – Это ты брось, Гена. Мы стараемся закон не нарушать.
      – Так я ж его со свалки притащил, отремонтировал…
      Малехин положил руку на плечо подсевшей к нему жены. Та придвинулась поближе, уткнулась лицом в мужнино плечо и зашлась тихим плачем.
      – Ну что ты, – шепнул Малехин. – Заживем с тобой. Семья у нас… Внучата.
      – Внук, – поправила жена, продолжая плакать.
      – Теперь все хорошо будет. – Малехин погладил жену по голове, как ребенка малого.
      – А мне сказали, что ты помер, – прошептала жена. – Мы ведь с Ладкой покойником тебя считали.
      – Может, и был покойником, но сейчас… В Красавке покойникам жилье не дают, дают только специалистам. Мне хоть завтра в коттедж можно вселяться, если семьей обзаведусь. А у меня теперь жена, дочь, внук и зять… Крепкий зять. – Малехин потрогал пальцами шишку на затылке. – Молодец Ладка, хорошего мужика себе нашла.
      – Боюсь, подведет он тебя – за воротник закладывает.
      – В Красавке некогда пить. Там работы много.
      – Дай-то Бог, – прошептала она, прижимаясь к мужу.