Узелок

      А следом из-за нижней укосины новые богатыри-карлики толкают перед собой присадистые плосконосые баржи. Вдруг - "Ракета". Развела гусиными своими лапами косматые белокурые усы, скользнула мимо водных грузовичков быстрокрылая красотка, припала на щеку, осела и, тяжело развернувшись, притерлась к дебаркадеру. Заторопились по сходням гномики. Кое у кого из гномиков ручная кладь, а большинство горбится под рюкзаками. Значит молодежь. Скорее всего нагрянхла в их благодатные края очередная дикая туристская дивизия. Хорошие, конечно, люди туристы, но и хулиганье среди них встречается. В прошлом году промысловики жаловались: забросили на свои зимовья провизию и припасы, а лиходеи все позорили. Остались некоторые охотники без заработка. А претензии - опять же милиции.
      Внимательнее стал глядеть Урвачев и заметил: не разбиваются на мелкие группки приезжие, а стабунилнсь общей компанией Стало быть, не дикари. Это уже легче .. Даже мимолетную теплоту к приезжим почувствовал Урвачев, а потом и окончательно потеплело у него на душе. Увидел: быстрым скользящим шагом подходит к милицейскому крыльцу среднею роста гражданин в военной форме и фуражке с зеленым верхом.
      Потому потеплело на душе у Урвачева, что гражданин этот и совсем был не гражданин, а Серега Емельянов, который в последнем письме, что пришло месяц назад, грозился приехать в отпуск. Вот он каким стал, пограничный собачий проводник, нынешний прапорщик.
      Первым движением Урвачева было поторопиться навстречу, но тут же он остепенил себя. У дверей находится дежурный, да и в коридоре людно. Сел за стол, быстренько обложился папками. Не потому, что хотел произвести впечатление, а только лишь из-за того, чтобы не подумал военнослужащий, будто у них в милиции не жизнь, а масленица. Только по этой причине и не сразу на звонок дежурною ответил.
      По зато уж когда Серега вошел и дверь за ним плотно закрылась, Урвачев не важничал. Какая к черту важность, если за истекшие четыре года они обменялись едва полдюжиной писем и, стало быть, новостей у них накопилось вагон плюс маленькая тележка.
      Когда они хорошо поздоровались, Урвачев сказал:
      - Представляешь, гадство, настроение с утра было хуже некуда. С женой поцапался, начальство облаяло.
      Тошпехонько. Так и думал, что весь день испорчен.
      - Не боись, старший лейтенант, к вечеру совсем захорошеет, - прапорщик волнистым движением поправил несуществующий чуб и легонько кашлянул.
      Потом они стали разговаривать о давних и нынешних новостях. В частности, Урвачев сообщил, что бабка Сосипатрова и дед Ермолай поженились. Эта новость Серегу, между прочим, ничуть не удивила. Сельские дедушки и бабушки не любят коротать старость в одиночестве и поздние гражданские браки между ними - явление ординарное.
      Со своей стороны Серега рассказал о жизни на границе, очень похвалил свою собаку Линду, которая все понимает, только что не разговаривает. О том клупниковском деле он ничего не спросил. То ли забыл его, то ли стало ему неинтересно.
      Вечером у Урвачева по поводу приезда давнего друга собрались гости О том, как отмечалась встреча, можно и рассказать, но лучше не стоит. Помните, четыре года назад скотник Матвеи Кожемякин уважительно отозвался о милицейской службе? Так вот, попадет ему па глаза наш рассказ и подумает он то, чего на самом деле и в завете не было. Так что лучше не возбуждать нездоровое любопытство, а обойтись испытанным сказочным утверждением: "И я там был, мед, пиво пил, по усам текло, а в рот не попало".
      Следующим утром Урвачев провожал Серегу домой в Клушшково. На шестичасовой рейсовый автобус они опоздали, милицейские машины были в разгоне. Урвачев предложил тряхнуть стариной и "оседлать тачку", но Серега наотрез отказался.
      - Я свой мундир не для того полдня драил, чтобы стать тебе заместо пылесоса. Ты ведь бетонку до Клунникова не обеспечил?
      С бетонкой, действительно, обстояло хуже некуда, и приятели двинулись к складам районной потребительской кооперации, откуда ежедневно во все райконцы отправлялись потребавтомобили.
      Урвачев был в штатском, но, в общем-то, это дела не меняло. Многие шоферы знали его в лицо, здоровались по ручке и спрашивали, куда он собрался. Урвачев отвечал не панибратски, но в го же время чувствовалось, что известность принимает как должно,е. Ни в Клунниково, ни в Чириково попуток не было.
      Коротая время, провожаемый и провожающий немного посидели около конторы, потом Серега посмотрел на часы и сказал:
      - Тебе, пожалуй, пора. У вас планерка ровно с девяти?
      - С девяти. Хотелось бы тебя отправить.
      - Да уж, поди, не откажут.
      - Отказать не откажут, а калым сдерут. Постой, я Никонову накажу...
      Никонов был старшим кладовщиком и находился в данный момент никому неизвестно где. И хотя каждый, кого Урвачев спрашивал, видел старшего кладовщика только что, точного его пребывания назвать никто не мог.
      - Не порядок, а черт знает что, - сердился Урвачев, переходя от машины к машине. Около одной он на мгновение замер, но у шофера, что увязывал поклажу, ничего не спросил. Только отойдя на несколько шагов, полуобернулся к Сереге и сквозь зубы бросил: - Тебе этот товарищ не знаком?
      - Какой? - Ссрега крутнул головой, но Урвачев предупредил:
      - Не оглядывайся. Тот, мимо которого прошли?
      - Я и внимания не обратил.
      - Ладно.
      Прошли еще дальше, обогнули автолавку, зашагали обратно. Когда поравнялись с той машиной, Урвачев похлопал себя по карманам, вытащил пачку сигарет. Обратился к шоферу, который продолжал увязывать груз:
      - Удели огоньку.
      Шофер, не оборачиваясь, досадливо дернул плечом, а руки его продолжали привычное дело - вот конец узла подходит под затяжку, вот перехлестывается струна шнура...
      - Помочь, может?
      Шофер, продолжая свое дело, отмахнулся:
      - Чего там, осталась одна вязка.
      Шофер повел плечами, обернулся. На широком круглом лице - круглые веселые глаза.
      - Восемь лет уже не курю.
      - То-то и здоров. Никонова не видел случаем? А сам не из Чирикова?
      - С утра видал, топтался он тут... В Николаевку я...
      - Не подходит. Пойдем дальше...
      Урвачеву шофер был незнаком, а Серега, который все время порывался что-то сказать, едва дождался, когда они отойдут на приличное расстояние. И тут же возбужденно зашептал:
      - Послушай, тот самый, которого я в Николаевке встречал. Я его круглые шары ни с чьими не спутаю.
      Кум этого, как его...
      - Косых?
      - Ну. Когда я к ним приехал, он все время рядом крутился. Так ты о том деле, выходит, не забыл? А сейчас чего вспомнил?
      - Уж больно знакомые узелки вяжет.
      - Неужели - он?
      - Он не он, а проверить надо.
      - Вот бы мне тогда его на узелке подловить. Знать бы...
      - То-то и оно.
      И нераскрытое четырехлетней давности дело об ограблении магазина промышленных товаров № 2 райпотребсоюза в селе Клунникове перекочевало с архивной полки на стол следователя Павловского.
      * * *
      О том, как дело кончилось, пожалуй, лучше всего расскажет письмо Урвачева Ссреге Емельянову, который после отпуска на свою заставу уже не вернулся, а поехал учиться в военную школу с каким-то мудреным названием. Всего письма мы, конечно, воспроизводить не будем, а только те его места, которые нам интересны.
      "...Насчет учебы - это ты придумал правильно. Я бы на твоем месте, правда, подался бы в школу милицейскую - все к гражданке ближе, но, с другой стороны,- солдат, всегда солдат! В общем, на мой взгляд, в мирное время у нас поинтересней. Но это - сугубо личное мнение и я его никому не навязываю.
      Ты просил написать, чем кончилось то дело. Концом и кончилось. Размотал его Павловский. Все точно: Колемип с приятелями. Его дружки еще по городу. Вместе в речном пароходстве работали. Усатый уже привлекался по 74-й. А третий случайно ввязался. Вместе выпивали и он, дурак, по пьянке жизнь себе испортил. Впрочем, что значит "по пьянке". Наши мужики вдвое против них позволяют и никого на грабеж не тянет. Жена его выручать приезжала. Такими справками запаслась, что мы с Павловским сами так и не могли решить, на что этот тип больше тянет: на тюрьму или на медаль. По справкам судить, он столько для государства сделал, что оно у пего в пожизненном долгу. Три года ему дали, теперь пускай сам разбирается, кто кому должен.
      Все, в общем-то, просто раскрутилось. Потерял мужик бдительноегь. Думал: воды много утекло, теперь можно и торгануть. Точно говорю: три с половиной года Колсмин выжидал. Потом вначале "Славу" и "Восток"
      продал. Кончил парой мужских костюмов. На этих вещдоках мы его и поймали. И ведь продал не кому-то на сторону, а родне. Не ведаю, какие там у них счеты, только шуряк его, узнав, что милиция ходит, расспрашивает, сам костюм притащил. И про часы сказал, кому их его родственничек сбагрил. А Колемпн - ни в какую. Не было, мол, у меня ни часов, ни костюмов, это Ленька по злобе наговаривает. У меня хозяйство сдавна справное, а у него только к зажиточности, что семеро по лавкам. К тому же и тот, которому он второй костюм продал, вдруг вилять стал. Мать, дескать, покупала, а у кого - не знаю в точности. Говорила, вроде, у Колемина, а может, и не у него. С матери же чего взять, если она три месяца как преставилась.
      Знаешь, что все на свои места поставило? Шнур капроновый. Был он у Колемина натянут от сараюшки к телеантенне, на него белье вешали. А у того шнура, каким деда вязали, помнишь, название было "бельевой"?
      Спрашивает Павловский у жены Колемина: "Ваша веревка?" Отвечает: "Наша". - "Давно она у вас?" - "Лет сто". - "Проверим". Экспертиза все по науке доказала: от того самого шнура кусок отрезан.
      После того Колемин и сознался. Вначале нервничал шибко, потом ничего, успокоился. Даже спорить начал.
      Брехня, говорит, что каждое преступление можно раскрыть. Хоть это возьмите: случайность. Не натолкнись вы на меня, когда я машину утягивал, так бы все и кануло. Я с ним соглашаюсь: случайность. А потом спрашиваю: "Вы произведение А. С. Пушкина читали, "Выстрел" называется?" Отвечает: "Не читал". - "Так вот, есть там любопытный отрывок про шутника. По физии дает - шутит, шапку человеку тоже шутя простреливает. И у нас точь-в-точь. У него - сплошь шутки, у нас - сплошь случайности. По следу находим случайно, по отпечаткам - тоже, а уж по узелку - тем более. Только если правду хотите, то этот самый узелок мне несколько ночей спать не давал. Я его, родного, как таблицу умножения запомнил. А так, вообще-то, конечно, случайность..."