Глава двенадцатая

В логове «Циклопа»

«Мидлсбро» подошел к берегам Гаити на рассвете. Указывая на сиреневую дымку у самого горизонта, Кирк сказал Энтони, вышедшему на шканцы:

— Я отдал приказ убрать паруса, ближе нам подходить опасно, мы легко можем нарваться на патрульное испанское судно.

— Эта, как ее, Мохнатая Глотка, где-то поблизости? — спросил Энтони.

— Если возьмем руля немного к ветру, то часа через два будем в виду внешнего форта Мохнатой Глотки. Ну и название, прости Господи.

Два следующих дня ушли на то, чтобы произвести необходимую разведку. Трое матросов, хорошо знающих испанский, переодевшись подходящим образом, высадились на берег милях в полутора от бухты дона Диего и, пройдя незамеченными в поселок, провели там полдня. Потолкались на пристани, среди торговцев и сухопутных моряков, посидели в припортовых тавернах. Выяснить удалось следующее: дочь сэра, судя по всему, действительно находится у дона Диего, как и утверждал Биллингхэм. Один из лазутчиков узнал на рынке Тилби, камеристку мисс Элен. Ни о чем расспросить девушку не удалось, она была под присмотром альгвазила, и подойти к ней незаметно не представлялось возможным. В гавани Царит довольно подавленная атмосфера, всех угнетает полуторамесячное, после налета на Бриджфорд, безделье. Два шлюпа «Мурена» и «Бадахос», решившие искать счастья и удачи на свой страх и риск, получили лишь по паре пробоин от сорокапушечного француза севернее Кубы, их бесславное возвращение еще более сгустило атмосферу в гавани.

Энтони выслушал рассказы лазутчиков с вниманием, но без особого волнения, нечто подобное он и ожидал услышать. Единственный факт, который потряс его и заставил смертельно побледнеть, был сообщен ему в самом конце. В гавани стоит «Тенерифе».

— Вы не ошиблись? — спросил он лазутчиков, играя желваками.

Они готовы были клясться на Библии, что нет, не ошиблись. Да и трудно было ошибиться: испанский корабль намозолил всем глаза за время пребывания в Карлайлской бухте.

Энтони растерялся. Выходит, дон Мануэль все же его обманул?! Умело разыграл комедию, а Элен была в это время у него на борту? Или ее захватил дон Диего, но тогда каким образом его племянник узнал об этом?

Помучив себя некоторое время такими и подобными размышлениями, Энтони решительно их все отринул. Как бы там ни было, какие бы причины ни стояли за этим странным раскладом в Мохнатой Глотке, надо действовать, надо спасать Элен. И он немедленно объявил об этом своим офицерам.

— Действовать нужно, но каким образом? — спросил Логан.

— Мы атакуем их! — заявил Энтони.

Логан вздохнул. Не успел молодой человек развязаться с ромом, спешит подставить голову под испанскую пулю.

— Гаити является владениями его величества короля Испании, — сказал Логан, — если мы открыто нападем на дона Диего, то неприятностей не миновать.

— Странно вы рассуждаете. Этот негодяй под флагом своего короля нападает на Ямайку, грабит ее, а мы под флагом нашего короля не можем отбить награбленное.

Логан еще больше помрачнел.

— Нам неизвестно, в качестве кого он напал на Ямайку, зато известно, что у себя в Испании он объявлен почти что вне закона, и уж во всяком случае он не состоит, как мы с вами, на королевской службе. По нам же за сто миль видно, что мы — корабль Ямайской эскадры.

— Но это же... черт знает что! — Энтони в ярости ударил кулаком по планширу.

— Я бы выразился еще крепче, сэр, но ничего тут уж не поделаешь.

— Я беру всю ответственность на себя! — заявил Энтони.

Логан покачал головой:

— Нет, сэр, что бы вы ни говорили, все равно вся ответственность лежит на вашем отце. Его уволят, и Ямайка достанется кому-нибудь из этих кровососов-плантаторов.

Молодой капитан исподлобья посмотрел на опытного, уверенного в своей правоте помощника.

— Так вы предлагаете мне плюнуть на то, что моя сестра находится всего в трех милях отсюда и спокойно отправляться в Порт-Ройял к отцу с известием, что я даже не попытался ее освободить?

— Не совсем так, сэр. Мы действительно отправимся в Порт-Ройял. Мы сообщим там все, что нам удалось узнать, и губернатор вместе с лордом Лэнгли решат, как в данной ситуации следует поступить. В конце концов, нас и посылали за тем, чтобы разыскать мисс Элен, — эту задачу мы выполнили.

К спорщикам подошли штурман Кирк и лейтенант Розуолл, молодой, горячий юноша, восхищавшийся Энтони и готовый идти за ним в огонь и в воду.

— О чем вы спорите, джентльмены? — спросил он бодро.

— О чем мы можем спорить? — невесело усмехнулся Логан. — О том, что нам делать дальше.

— Атаковать! — заявил Розуолл, но, натолкнувшись на слишком уж невосторженную реакцию Логана и Кирка, добавил: — Выставив предварительно ультиматум, конечно.

— Да, — неожиданно поддержал его штурман, — почему бы нам не вступить с доном Диего в переговоры?

— Какие могут быть переговоры с крокодилом? — воскликнул Энтони.

— Насколько я наслышан об этом разбойнике, — сказал Логан, — он человек, помешавшийся на ненависти к Англии и англичанам, но сохраняет при этом изрядную долю звериной хитрости. Если мы заявим ему, зачем прибыли, он мгновенно переправит мисс Элен в глубь острова и сделает вид, что ее никогда и не было в Мохнатой Глотке. Если вообще захочет с нами разговаривать. И потом, Розуолл, мы не можем идти на штурм: «Мидлсбро» хороший корабль, но одному против форта и двух судов в гавани... или вы надеетесь, сэр, что капитан «Тенерифе» и на этот раз будет сражаться на вашей стороне?

Энтони промолчал. В словах Логана было много правды, но перебороть себя и отдать приказ повернуть «Мидлсбро» в сторону Ямайки, у него не было сил.

— Но мы не можем просто так уйти! — заявил Розуолл, отвечая его чувствам.

— Поймите же, что мы рискуем и кораблем, и жизнью мисс Блад, оставаясь здесь. Разве не должны мы изо всех сил спешить в Порт-Ройял? Я не прав, сэр?

— Вы правы, Логан, но мы поступим по-другому. Мы не будем рисковать кораблем и отношениями между Англией и Испанией...

— Вы что-то придумали? — с надеждой спросил Розуолл.

Через два часа от борта «Мидлсбро» отчалила шлюпка, в которой находился Энтони Блад, лейтенант Розуолл и пятеро добровольцев. Они согласились сопровождать капитана в его нелегком и рискованном предприятии. Энтони исходил из того соображения, что испанцы чувствуют себя в безопасности, не ждут ниоткуда нападения, и в таких условиях точный удар может принести нужный результат.

Логан и Кирк отпустили капитана с тяжелым сердцем. Опыт им подсказывал, что такое дерзкое и неподготовленное предприятие скорей всего будет безуспешным. Но с другой стороны, они верили в звезду молодого Блада. Он, по их представлениям, был, конечно, человеком незаурядным, кроме того, на его стороне была справедливость.

— Что мы скажем старику, если Энтони не вернется? — спросил Логан, стоя у фальшборта и глядя на тающую в полутьме шлюпку.

— Я стараюсь об этом не думать.

Весь следующий день после разговора с лысым посланцем Лавинии Биверсток дон Диего провел в размышлениях, что, в принципе, было не очень свойственным для него занятием. «Итак, — говорил он себе, — зачем отпираться? Я — старый, битый-перебитый жизнью человек, джентльмен удачи, просто-напросто влюблен в белокурую девчонку, в этого заморского ангелочка с голубыми глазами и ртом, полным язвительных оскорблений». Действительно, об этом свидетельствует, об этом просто вопит каждый день в последние полтора месяца. Все началось с этих дурацких переодеваний к столу, продолжилось не менее дурацкой игрой в раздувание выкупа и ревностью к этому красавчику Мануэлю. Кончилось тем, что он упустил настоящий куш, хотя очень хорошо знал, как богата Лавиния Биверсток.

«Как я мог так раскиснуть? — удивлялся дон Диего. — Я уже чуть не потерял два своих корабля, я уже, кажется, потерял полмиллиона песо. Из этого положения должен быть выход, достойный испанского графа и старого моряка!»

— Фабрицио! — крикнул дон Диего.

Дворецкий появился мгновенно, после вчерашнего разговора он предпочитал не раздражать хозяина своим свободомыслием. Троглио прятался у него в покоях в ожидании подходящего судна, на котором можно было отправиться на Ямайку. Положению Троглио трудно было позавидовать, решительность и жестокость Лавинии вряд ли уступала жестокости хозяина Мохнатой Глотки.

— Фабрицио, — спросил дон Диего, — там уже набили перепелов для ужина?

— По-моему, нет, сеньор.

— Так пусть не спешат.

— Я понял вас, сеньор.

Дон Диего, находясь в дурном расположении, любил сам забивать скот и резать птицу для кухни. Одно время эта кровожадность казалась Фабрицио несколько искусственной, но однажды, когда этот черт у него на глазах своей рукой зарубил сарацинским акинаком припозднившегося посыльного, он излечился от снисходительного отношения к этой дикой привычке хозяина. И в те дни, когда на дона Диего находила подобная блажь, он старался быть исчерпывающе исполнительным.

Тяжело ступая и гремя серебряными побрякушками, которыми были густо увешаны его сапожищи, дон Диего направился прямо в сторону кухни. Там повара, тоже знакомые с манерами и капризами хозяина, уже приготовили клетки с дичью. Первым делом дон Диего обрушился на посуду: тазы, лохани и горшки, отчего поднялся жуткий грохот, залаяли собаки, заклекотали в недоумении птицы, потом он, открыв клетку, запустил туда руку и, выхватив перепелку, оторвал ей голову.

— Блюдо! — крикнул он.

Фабрицио тут же поставил справа от него большое блюдо.

Головы он бросал в угол, в пасти собак и в бледных, жалобно улыбающихся поварят, а убитых птиц — в поданную посуду.

Через минуту камзол испанского гранда оказался весь в крови и перьях.

— Соли! — потребовал он, и самый смелый поваренок тут же подал ему каменную кружку с солью.

Бросив на трепещущие тушки несколько горстей, дон Диего потребовал:

— Перцу!

Нашелся и перец, разумеется. Равно как и корица, и оливковое масло.

Отступив на шаг, дон Диего полюбовался своею работой.

— Украсьте зеленью — и можно подавать!

Сразу человек пять бросились выполнять его приказание.

— Фабрицио!

— Я здесь, сеньор.

— Передай этой англичанке, что я жду ее к ужину.

— Но ведь...

— Если понадобится, доставить силой!

Через несколько минут стол был накрыт. Двое лакеев под руки ввели в столовую слегка упирающуюся мисс Элен. Она была бледнее обычного и имела крайне растерянный вид.

Дон Диего, он не стал переодеваться, поднялся ей навстречу: во всем блеске своего зловещего туалета. Любезно улыбаясь и поправляя твердые от спекшейся крови усы, он сказал:

— Имею честь приветствовать вас, мисс.

— Что с вами, дон Диего?

— Со мной? — Он со смехом оглядел свой наряд. — Вот на эту тему я и хотел поговорить с вами.

— Какую тему? — тихо спросила Элен, усаживаемая руками слуг в кресло за противоположным концом стола, — она едва не потеряла сознание, увидев, что за угощения стоят перед нею.

— Так вот, мисс, я убежден, что за время вашего пребывания под моим гостеприимным кровом вам пришлось услышать пару-тройку историй о моей необыкновенной кровожадности. Ваша служанка могла узнать об этом на рынке в гавани.

— Да, до меня доходили слухи.

Хозяин Мохнатой Глотки смачно отхлебнул из своего высокого бокала — там было густое вино, которое вполне можно было принять за кровь.

— Мне кажется, вы думали, что это сказки: говорят, что дон Диего дикарь? Что вы! Это хорошо одетый благовоспитанный сеньор. Говорят, дон Диего вспыльчив и груб? Это выдумки, потому что он раз за разом сносит жестокие оскорбления, угрожая всего лишь какими-то дополнительными расходами папе.

— Я радовалась тому, что это всего лишь слухи.

— Радовались?! Вы радовались тому, что вам удалось приручить бешеного волка! Я знаю, почему вы избегали моего общества. Вы думали, что я у вас в руках. Как же! Никому не удавалось обуздать, а ей удалось!

Он выпил еще вина, и в его глазах к блеску ярости добавилось пьяное безумие.

— Так вот, пришло время поставить все на свои места. — Дон Диего встал во весь свой громадный рост. — Вам не нравилось искусство моих поваров, так сегодня я сам приготовил вам перепелочек, вас коробили особые знаки внимания, которые я по глупости пытался вам оказывать как леди...

Дон Диего взял канделябр со стола и направился к Элен.

— ...Так сейчас я поступлю с вами так, как привык поступать с обычными женщинами.

— Вы обижаетесь на меня за то, что не вызывали у меня страха? — прошептала Элен окаменевшими губами. — Извольте, теперь я вас боюсь.

Испанец приближался медленно, слегка покачиваясь, как бушприт корабля, идущего на таран в бурном море.

— Вам нечего меня бояться, — осклабился он, — я сделаю с вами только то, что делают настоящие моряки с портовыми девками каждую ночь.

Чем ближе он подходил, тем омерзительнее становилась его улыбка. Подойдя вплотную, он поднял над сидящей огонь, как бы для того, чтобы лучше рассмотреть смятение жертвы. Капля воска упала девушке на ключицу, она очнулась от гипнотического состояния, в котором находилась, и, схватив с блюда вертел, в отчаянии ткнула наклоняющегося с поцелуем мерзавца в лицо. Он не сразу понял, что произошло. Отшатнулся, первым ощущением была странная полуслепота.

Фабрицио, услышав сдавленный возглас господина, вошел в столовую. Дон Диего стоял над Элен и глухо ревел. Фабрицио на цыпочках подбежал к нему и увидел, что из глаза у хозяина торчит какая-то железка. Дон Диего, продолжая реветь и покачиваться, повернулся к нему, и Фабрицио увидел, что второй конец торчит из виска. Задрожав, генуэзец отступил на несколько шагов.

— Фабрицио! — удивленно сказал дон Диего, рассмотрев его вторым глазом, потом переложил подсвечник из правой руки в левую, затем осторожно нащупал торчащую из глаза спицу. На мгновение все застыли, напряженно следя за ним. Вдруг дон Диего изо всех сил рванул металлическую занозу из своего глаза. На и без того окровавленный камзол хлынула новая порция крови. Дон Диего поднес к целому глазу извлеченную иглу — состояние шока все еще продолжалось, — рассмотрел ее и отбросил в угол. Попытался развернуться, чтобы увидеть виновницу произошедшего, но не смог. Грузно сел на пол, ударив подсвечником по камню. Этот звук будто послужил сигналом — Элен убежала к себе в комнату. Фабрицио бросился за подмогой.

— Тилби!

— Да, мисс.

Камеристка впервые видела свою госпожу в таком состоянии, она сразу поняла, что произошло что-то ужасное.

— Он напал на вас, мисс?

— Да, и я ранила его.

Некоторое время Элен металась по комнате. Тилби следила за ней, прижав к губам край платья, которое она только что примеряла. Элен неожиданно остановилась.

— Тилби! — позвала она.

— Да, мисс.

— Собирайся.

— О чем вы, мисс?

— Другого выхода нет. Ты сейчас немедленно пойдешь в гавань и разыщешь дона Мануэля.

— Хорошо, мисс.

— И скажешь ему, — Элен тяжело вздохнула и медленно, будто преодолевая внутреннее сопротивление, произнесла: — Я согласна отправиться вместе с ним.

— Но тогда вам лучше отправиться самой.

Элен молча указала ей в окно: у ворот усадьбы маячили двое вооруженных разбойников.

— Они меня не пропустят.

— Но дон Диего ранен...

— Он, может быть, даже убит, но в таком случае мы попадем в лапы этого генуэзца. Клянусь, он еще более отвратителен, чем его хозяин.

Элен говорила спокойно и рассудительно, и Тилби передалась уверенность госпожи.

— Иди, тебе скорей всего удастся проскользнуть, сейчас в доме суматоха.

— А вы...

— А я запрусь здесь, пусть дон Мануэль войдет через калитку на террасе.

Энтони немного задержала неудачная высадка. Шлюпка в темноте налетела на камни, и до берега пришлось добираться вброд.

— Если мы вернемся, — сказал Энтони матросу, остававшемуся сторожить шлюпку, — то встретимся возле вон той скалы. Это самое укромное место.

— Слушаюсь, сэр.

Они двинулись вперед и оказались в густом тропическом лесу. Впереди шел один из лазутчиков, уже побывавших в Мохнатой Глотке. Его звали Стин. Даже он то и дело спотыкался о корни, натыкался на деревья, ругался, вытряхивая из рукава или вытаскивая из-за ворота какую-нибудь ядовитую гадину.

— Вы же говорили, Стин, что здесь есть тропа, — тихо, но сердито сказал Энтони.

— Мы на ней, сэр.

Оставалось только выругаться. Колючие кусты все время стаскивали шляпу с головы Розуолла, он тоже время от времени высказывал свое мнение по поводу этой «тропы».

— Да выбросьте вы свою шляпу, дружище, — посоветовал ему Энтони, — если нам удастся сохранить головы, мы уж шляпы где-нибудь раздобудем.

— Тихо! — скомандовал Стин.

Впереди мерцал огонек.

— Это хижина какого-нибудь мулата, нам лучше обойти ее стороной.

— Почему? Я вижу — вон блестит довольно утоптанная тропинка, по ней мы быстро пересечем эту фазенду, это сильно сократит наш путь, — сказал Розуолл.

— Не стоит рисковать, — настаивал лазутчик.

— Вы опасаетесь собак?

— Я опасаюсь свиней. Все здешние мулаты разводят чертову прорву этих тварей, они поднимут такой визг, что дон Диего объявит тревогу.

Обходили жилище свинопаса — маленькую глинобитную хижину, крытую пальмовыми листьями, — по осыпающемуся откосу, что в ботфортах или в матросских башмаках делать не слишком удобно. Хозяин хижины вышел наружу и остановился, то ли прислушиваясь, то ли справляя малую нужду. Хорошо были видны его белые бумажные штаны. Ничего подозрительного не заметив, он вернулся в дом.

Они вышли к поселку со стороны рыбного ряда, того места, где здешние рыбаки по утрам выгружают улов и раскидывают его по корзинам. Здесь пахло гнилой рыбой и бродили стаи бездомных собак, они проводили компанию в черных плащах глухим рычанием из-под перевернутых дырявых лодок, в изобилии валявшихся на берегу.

— Часовой! — прошептал Стин, указывая на высокую фигуру в медной каске и с длинным мушкетом, торчащую на выступе мола. Обойти его было никак нельзя, в этом месте вплотную подходили к морю террасы богатых домов, а еще дальше от берега громоздились, блестя в лунном свете, скалистые обрывы. На полдюжины мужчин, шляющихся в темноте, страж порядка обратит внимание обязательно.

— Я и не думал, что у дона Диего такой порядок в городе, — тихо сказал Энтони.

— Что ты говоришь, милочка?! — Дон Мануэль встал из-за стола, за которым ужинал, снял со спинки стула свой расшитый камзол и неторопливо облачился в него. — Неужели твоя госпожа передумала?

— Таковы обстоятельства, сэр! — торопливо и взволнованно говорила Тилби.

— Таковы обстоятельства или она изменила ко мне отношение?

— Как вам будет угодно, сэр, только умоляю, увезите мисс Элен отсюда, и поскорее.

— Это ее собственная просьба или твоя инициатива?

— Разумеется, ее просьба, сэр.

— А отчего спешка? В доме пожар?

— Хуже, сэр, дон Диего ранен. Если он придет в себя, он...

— Не надо мне говорить, что он тогда сделает, я и сам догадываюсь. А кто его ранил?

— Мисс Элен, сэр.

— Своей рукой? И куда, в сердце? — Он еще пробовал шутить, хотя игривое настроение с него уже слетело.

— В глаз, сэр!

— Не может быть! — Ситуация в изложении служанки представлялась совершенно нелепой, и если бы он был готов к действию хотя бы немногим меньше, он бы заколебался.

— Педро! — кликнул дон Мануэль.

В комнату вбежал человек в черной бумажной косынке с длинной шпагой на перевязи.

— Слушаю, сеньор.

— Немедленно свисти команду, мы сегодня выйдем в море.

— Случилось то, о чем вы предупреждали, сеньор?

— Похоже, что да. У тебя есть два-три человека, из тех, что не очень трусливы?

— Найдутся.

— А ты, милочка, — дон Мануэль обернулся к Тилби, — останешься здесь.

Она попыталась возражать, но быстро поняла, что это бесполезно.

Уже несколько минут трое вооруженных людей поднимались по улице, ведущей наверх, к усадьбе дона Диего. Поселок тонул во мраке. Лишь кое-где мерцал в окне огонек. Дон Мануэль был очень сосредоточен, рука лежала на эфесе шпаги.

Подходя к белой стене, столь ему знакомой по вчерашнему посещению, дон Мануэль пробормотал про себя:

— Я об этом только мечтал, но я боюсь, что судьба одаривает меня слишком торопливо.

— Что вы говорите, сеньор? — спросил один из телохранителей.

— Я сказал, чтобы вы приготовили пистолеты, сейчас я открою эту калитку.

Энтони, притворившись пьяным, качаясь подошел к караульному. Несмотря на то что у молодого человека был опыт опьянения, наметанный глаз разбойника сразу же заподозрил уловку.

— Эй, стой, ты кто такой? — крикнул испанец.

— Спросишь у апостола Петра, — негромко сказал Энтони.

— Что-что! — Испанец схватился за мушкет и попытался отступить на шаг, но Энтони, мгновенно «отрезвев», догнал его расчетливым ударом в шею. Страж порядка упал, не издав ни единого звука. Путь был свободен.

Тилби, конечно, не усидела в комнате дона Мануэля и побежала следом. Ей показалось, что испанец хочет разлучить ее с госпожой, а она не могла оставить мисс Элен без поддержки в такой ситуации.

Ей было страшно, она понимала, что это серьезное дело и никто с нею шутить не будет. Тилби плакала на ходу, но все бежала и бежала.

Она подошла к дому со стороны кухни. Внутри горел свет, повара лакомились мясом из хозяйской кладовой и запивали вином из хозяйского погреба. То, что дон Диего был при смерти, добавляло им смелости.

Тилби постучалась в запертую дверь. Голоса внутри стихли, самый смелый поваренок подбежал на цыпочках и спросил:

— Кто там?

— Я, я, я, — зашептала Тилби.

Мальчишка ошалел.

— Ты?! — Он был, как и все в доме, убежден, что выбраться ночью за пределы усадьбы без разрешения дона Диего или хотя бы Фабрицио нельзя.

— Открывай скорее!

Но мальчик медлил. Еще более подозрительным, чем факт нахождения этой английской служанки за пределами дома, было то, что она хочет вернуться внутрь. Мальчишка подозвал остальных, и они стали обсуждать, что им делать. Отпирать дверь им было строго-настрого запрещено, звать стражу на помощь было опасно — обнаружилось бы то, чем они тут занимаются.

— Скорее, скорее! — умоляла Тилби.

На взгляд Фабрицио, дон Диего был безнадежен: глаз вытек, повреждена височная кость, потеряна уйма крови. Правда, лекарь сделал все нужные примочки и заявил, что кровопускание больному не повредило — кровь вымыла из раны всю заразу, которую мог занести вертел. Фабрицио выслушал его внимательно и даже похвалил за усердие, но остался при своем убеждении, что хозяину долго не протянуть.

Оставив врача дежурить у тела (какая, право, преданность), Фабрицио поспешил к мисс Элен. Дон Диего что-то хрипел в горячке, Фабрицио ухмыльнулся в ответ.

Дверь в покои пленницы была заперта, и генуэзец улыбнулся опять — у него имелись ключи от всех помещений в доме. Ах вот оно что, тут не только заперто на ключ! Изнутри придвинуты какие-то стулья. Даже сил тщедушного Фабрицио хватило, чтобы опрокинуть эту баррикаду. Он вошел в комнату, поправил отвороты манжет и иронически поклонился.

— Не кажется ли вам, мисс, что пришло время нам поговорить?

— С вами мне говорить не о чем, — холодно сверкая голубыми глазами, сказала Элен.

— Не спешите. Вы неумно себя ведете. Надо учиться на собственном опыте. Ведь тактика непрерывных оскорблений и препирательств не принесла вам пользы, согласитесь.

— Мне не надо от вас ни пользы, ни помощи.

Фабрицио притворно вздохнул:

— Вы не понимаете, что сами усиленно расшатываете мост, по которому могли бы спокойно перейти бездну.

— Я не слушаю вас!

— И тем не менее я скажу, что я именно тот человек, который вам нужен, и вам лучше всего иметь дело со мной, чем с кем бы то ни было еще.

— Почему? — не удержалась Элен.

— Потому что я принесу вам наименьший вред. Мне не нужна ваша жизнь, мне не нужна ваша любовь, мне нужны лишь деньги. Я помогу вам выбраться отсюда, и вы...

— Насчет любви я вас поняла, но вы что-то говорили насчет жизни. Кому нужна моя жизнь?

— Вы опять мне не верите. — Фабрицио достал из кармана письмо Лавинии и протянул Элен. — Я сейчас объясню вам, в чем тут дело.

Но он не успел договорить, распахнулась дверь на террасу. В дверях стоял дон Мануэль с обнаженной шпагой. Лицо Фабрицио посерело от ужаса.

— Что вы хотели сказать этой беззащитной девушке, сеньор, чего вы хотели от нее добиться?

Генуэзец отступил к стене и прижался к ней спиной, затравленно глядя на человека со шпагой.

В это время в глубине дома раздался какой-то грохот, и почти сразу вслед за этим раздался звериный рев дона Диего. Он, очевидно, встал с постели. Фабрицио вытащил шпагу и, воспрянув духом, решил продержаться до прихода хозяина.

— Сюда, дон Диего, сюда! — завопил он, но больше ничего сказать не успел, дон Мануэль одним элегантным движением пригвоздил его к стене. Вслед за этим он схватил Элен за руку.

— Идемте, у нас ни одной лишней секунды.

— Да, да, — согласилась она, — только вот это. — Она подбежала к упавшему Фабрицио и вырвала письмо Лавинии у него из руки.

— Что это? — спросил дон Мануэль.

— Кажется, какая-то важная бумага.

И они стремительно покинули комнату, а вслед за этим и усадьбу.

Оказывается, во время переговоров, которые вела с поварами Тилби, к дверям кухни тихонько подкрался Энтони со своими людьми. Они затаились в темноте, и даже камеристка не чувствовала, что они стоят рядом.

Стоило одному из мальчишек отодвинуть обе задвижки, запиравших тяжелую, обитую железом дверь, как вслед за Тилби внутрь влетело шестеро вооруженных англичан. Естественно, в спешке они произвели такой грохот, что он мог разбудить даже мертвого. Дон Диего, во всяком случае, поднялся. Обнаружив, что в его доме происходит черт знает что, старый разбойник, забыв о выбитом глазе, стал созывать людей, которых в доме было предостаточно. И через какую-то минуту Энтони со своими людьми вынужден был отступить в столовую под натиском превосходящих сил.

Там, отражая удары сразу двоих или троих испанцев, Энтони крикнул Тилби:

— Где Элен?

Камеристка, еще каким-то чудом сохранявшая присутствие духа, показала знаком, чтобы он шел за ней. И англичане стали отходить в указанном направлении.

Дон Диего сразу понял, что имеется в виду, взревел от ярости, — и натиск его людей еще больше усилился.

Энтони и его людям удалось забаррикадироваться в комнате Элен, образовалась пауза в несколько секунд, и лейтенант, не обнаруживший в комнате той, которую искал, снова спросил у служанки:

— Где Элен?!

Подручные дона Диего стали высаживать дверь.

Чихая от набившегося в нос порохового дыма, Тилби крикнула:

— Она была здесь.

— Но где она?

Второй удар почти сорвал дверь с петель.

— Ее, наверное, увел дон Мануэль.

— Дон Мануэль? — ошарашенно спросил Энтони. — И она... — У Энтони перехватило дыхание. — Она сама, она согласилась?

И тут Тилби сказала правду, о чем сожалела потом очень и очень долго:

— Да, мисс Элен сама меня послала за ним.

Лейтенант остолбенел.

— Сама?! Что ты говоришь?! Поклянись!

— Клянусь, но тут вот в чем дело...

Третьим ударом вынесло дверь, в комнату со страшным ревом вломилась целая толпа вооруженных испанцев, и объяснения камеристки канули в нахлынувшем грохоте.