Глава семнадцатая

Платок и отставка

Энтони догадался, каким образом этой блондинке удается ускользнуть, когда снотворные пары поступают в камеру. «Все дело в платке, — думал он. — Всякий раз, когда она подносит его к лицу, сон валит меня на подушку. Наверняка он пропитан составом, нейтрализующим действие снотворного».

Ну что ж, решил молодой человек, если это так просто, то этим можно воспользоваться. У него появилась блестящая идея. Суть заключалась в том, что ни одно снотворное не действует мгновенно. Нужно успеть завладеть платком и закрыть себе нос. А там, если хозяйка действительно заснет вместо него, то станет видно, что делать. Скорей всего, после того как узник засыпает, открывается какая-нибудь потайная дверь. Вот этим путем и решил воспользоваться Энтони. Ему казалось, что он все продумал. Есть, конечно, вероятность того, что он ошибается, но никакого другого пути пока не было. Главное — неожиданность и стремительность в маневре. Сумеет ли он отнять платок? Это не вопрос. Трудно представить, чтобы хрупкая девушка могла сколько-нибудь сопротивляться натиску морского офицера.

Когда Энтони в очередной раз проснулся, хозяйка уже была в своем кресле. Они обменялись приветствиями. Энтони подумал, что неожиданные появления и исчезновения этой девицы в его узилище уже потеряли всякую романтичность.

— Что произошло? — спросила она.

Энтони удивленно вскинул брови.

— Такое впечатление, — продолжала она, — что с тобой что-то случилось, что-то важное. Ты сегодня не такой, как всегда.

«Не проговорился ли я во сне о своем плане», — подумал молодой человек и осторожно ответил:

— Это все мои сны, я почти никогда не видел их на воле, а здесь они преследуют меня.

— На воле? Ты по-прежнему считаешь, что здесь ты в плену?

— Мой плен — не только эти стены.

— Ты опять о своем? — воскликнула она в раздражении.

Энтони решил перехватить инициативу:

— Я тоже вижу в тебе перемены.

Но она быстро взяла себя в руки:

— Ничего особенного.

— Может быть, мои похитители подобрались слишком близко к моему убежищу? — Энтони не скрывал иронии.

— Ты даже не представляешь себе, насколько ты проницателен, — сказала девушка с усмешкой.

— Тебе удалось направить их по ложному следу?

— Да.

Энтони накинул халат и прошелся по камере, привычно постукивая ладонью по стенкам.

— Я вижу, ты не можешь смириться.

— Согласись, что для человека естественно любить свободу и ненавидеть тюрьму.

— А мне встречались люди как раз влюбленные в свою несвободу. К тому же свобода и любовь вообще, если вдуматься, несовместимы. Мы не вольны любить иль не любить.

Девушка достала платок. Энтони, ни на секунду не забывая о своем плане, мгновенно оказался рядом и схватил смуглую тонкую кисть. Рука оказалась сильной и гибкой, он не ожидал этого. Завязалась борьба, они повалились на кровать и некоторое время катались по ней, пока наконец не затихли в объятиях друг друга.

Пробуждение на этот раз оказалось странным. Сначала, будто со стороны, Энтони увидел у себя в объятиях нежную блондинку, а потом уже почувствовал, что вся она — воплощенные гибкость и нежность — льнет к нему, оплетает и манит. Когда-то в своих фантазиях он обнимал Элен, но наяву не мог к ней даже прикоснуться и стыдливо отводил глаза, стесняясь своих грешных помыслов, теперь же эти ласковые руки нетерпеливо сжимали его, а губы искали. Энтони понял, что не может более противиться своему желанию, которое обрушилось на него, — удушливое и жгучее, как жажда.

Хозяйка тоже очнулась в смятении. Что это: снова сладкий сон или она на пороге настоящего блаженства, о котором мечтала в тишине девичьей спальни отцовского дома? Неужели он? Она чувствовала, что собственные руки уже не слушаются ее, а живут своей жизнью, наслаждаются радостью обладания, что вся она истекает нежностью и истомой, что в бедрах ее огонь, а губы — мед! Да, наконец-то... он... о!

И тут, словно из другого мира, раздался шепот:

— Как тебя зовут?

Это на мгновение вернуло ее в круг земных забот, и она ответила так, как задумала когда-то, потому что хотела навсегда подчинить себе его память, оставить его навеки в себе, пусть даже она будет под чужим именем:

— Я твоя Элен!

Энтони вскрикнул как от боли, имя любимой озарило мир ослепительным светом, и тут все сразу стало ясно. Стыд опалил его. Он вскочил на ноги и стряхнул с себя это гадкое существо, как сколопендру или тарантула, потому что у самого сердца почувствовал ядовитые зубы.

Хозяйка оказалась на полу, чары исчезли, она выглядела уже не очаровательной блондинкой, а камышовой кошкой — так гнев и ярость исказили ее черты.

Молодой человек отшатнулся и задыхаясь крикнул:

— Лавиния Биверсток! Вас зовут Лавиния Биверсток! — Он привел наскоро в порядок свою одежду и учтиво поклонился. — Меня зовут Энтони Блад, я к вашим услугам.

Лавиния тоже привела себя в порядок, снова заняла свое кресло и, с трудом сдерживая досаду, ответила ему в тон:

— Искренне рада за вас. Но не чувствуйте себя победителем. Вам рано ликовать, я приготовила для вас еще много сюрпризов.

Она сделала неуловимое движение рукой — и от потолка отделилась одна из квадратных плит и стала медленно опускаться на четырех удерживающих ее цепях. Не дожидаясь, когда она достигнет пола, Лавиния вспрыгнула на нее и уже через несколько секунд никого в подземелье не было.

После обыска в бриджфордском особняке сэр Блад не мог найти себе места. В самом деле, не за книгами же он туда ездил! И поведение Лавинии, и сонные слуги, и вся атмосфера, царившая в усадьбе, говорили о том, что там скрывается какая-то тайна. Сэр Блад был уверен, что это связано с Энтони. Мысль о том, что сын был тогда совсем рядом с ним, может быть, нуждался в помощи, может быть, истекал кровью, неотступно терзала его. Она не оставляла его ни на секунду — занимался ли он делами или беседовал с кем-нибудь.

Сидя у себя в кабинете и выслушивая бесконечные соображения лорда Лэнгли и мистера Фортескью относительно стратегической роли Ямайки в Новом Свете, сэр Блад думал о другом. У него было предчувствие, что его жизнь подходит к концу и все, кроме Энтони и Элен, казалось ему бессмысленным и ничтожным, в том числе международные отношения.

Мистер Фортескью, получив свой пост, изо всех сил старался показать, что занимает его не зря. Он не мог не воспользоваться присутствием на острове высокого чиновника и старался произвести на него наиболее благоприятное впечатление. Он видел, что положение сэра Блада, всегда казавшееся незыблемым, несколько пошатнулось, его авторитет в глазах правительства перестал быть чем-то непререкаемым и еще один-два необдуманных шага — вполне может статься, что ему начнут подыскивать замену. А господам в центре всегда нравится, когда подходящая фигура уже имеется на месте. А тогда, став губернатором, чем черт не шутит, можно будет попытаться оставить позади, в смысле богатства, и самих Биверстоков.

Лорд Лэнгли был человеком чванливым, желчным, с целым набором предрассудков и старческих недомоганий, но при этом по-своему неглупым, и он неплохо разбирался в деле, которое на него возложили. Он отлично видел, куда направлены старания вице-губернатора. Его очень огорчало, что сэр Блад, человек идеально подходящий для своей должности, слишком погружен в семейные обстоятельства. Вот если бы к его уму и профессиональному опыту добавить энтузиазм тщеславного болвана Фортескью, мог бы получиться идеальный губернатор.

Вошедший Бенджамен доложил, что один голландец, капитан брига «Витесс», желает видеть господина губернатора.

— Что ему нужно?

— Он говорит, милорд, что дело важное и что вы в этом деле заинтересованы.

Сэр Блад весь напрягся. Что ж, если судьбе угодно послать ему на помощь голландского капитана, он будет этому только рад.

— Пригласи его.

Голландец оказался краснощеким сорокалетним гигантом, он почтительно поздоровался и спросил, кто из присутствующих господ является сэром Бладом.

— Рик ван дер Стеррен, с вашего позволения, — отрекомендовался он.

— Я слушаю вас, — отозвался сэр Блад.

Голландец откашлялся.

— У меня вот к вам какое дело, — начал он. У него был сильный акцент.

— Я слушаю вас самым внимательным образом.

— Вчера утром я пришвартовался. Двенадцать тысяч фунтов ванили и перцу, но не это главное, на борту я имел одна девчонка.

— Элен? — воскликнули в один голос лорд Лэнгли и мистер Фортескью.

— Нет, ее имя Тилби. Я подобрал ее в Мохнатой Глотке. Она, джентльмены, обратила на себя внимание несколькими словечками. Мне приходилось слышать их на севере, я плавал туда раньше.

— Прошу вас, ближе к делу, — попросил сэр Блад.

— Так я вам про дело и толкую. Иду я по рынку, смотрю — девчонка, служаночка по виду, торгуется с мулаткой и такое говорит... извините, джентльмены, но ни в английском, ни в голландском языке таких слов нет. Услышать такую ругань на здешних широтах — истинное чудо.

Джентльмены улыбнулись, догадавшись, о чем идет речь. На взгляд сэра Блада, ничего не было удивительного в том, что Элен сохранила в своей детской памяти несколько соленых выражений, бытовавших среди моряков ее народа. А поскольку они с Тилби росли вместе, кое-что могла позаимствовать и служанка. Тилби, вероятно, давала госпоже повод вспомнить крепкие слова родного языка. Но внешне губернатор остался спокоен.

— Да, да. Так вот я с этой девчонкой разговорился. Она сначала не слишком мне верила, а потом, напротив, доверилась. Видимо, никакого у нее не было выхода. Ну и, думаю я себе, отвезу-ка я ее к вам, раз все равно по пути. Да и понравилась она мне, если все начистоту говорить.

— Да где же она? — потеряв терпение, в один голос воскликнули джентльмены.

— А это я у вас хотел спросить, она сразу же на берег бросилась, говорила, что к вечеру вернется. Второй вечер на дворе, а ее нет как нет.

— Как же вы отпустили ее одну? — укоризненно прорычал сэр Блад.

— Она сама так хотела, говорила, мол, город не чужой. Да и потом, я видел, на набережной к ней подошел мужчина, и они вместе пошли вверх по улице. Видимо, к вам.

— Как он выглядел?

— Он выглядел, — утвердительно ответил голландец.

— Как? Не было ли у него особых примет?

— Нет, особых не было, только разве что лыс совершенно. У него парик ветром сдуло.

— Троглио! — догадался губернатор. — И когда это было?

— Вчера утром.

— Троглио? Это управляющий мисс Биверсток, — сказал мистер Фортескью, — мы можем послать за ним, и он доставит к нам Тилби.

Сэр Блад даже не стал отвечать своему заместителю.

— Вы расстроены из-за этого лысого? — участливо спросил ван дер Стеррен.

Губернатор посмотрел на него совершенно больными глазами:

— У Тилби были для меня чрезвычайно важные известия, боюсь, что теперь я их уже не узнаю.

— Почему? — удивился голландец. — Вы можете узнать их прямо от меня. Тилби мне все рассказала, как раз на тот случай, если с ней что-нибудь случится. Видимо, я ей тоже понравился. И я, джентльмены, скажу вам честно, по отношению к этой девушке...

— Так что же вы молчите! — громовым голосом воскликнул сэр Блад.

— Она сказала, что вашу дочь дон Мануэль де Амонтильядо увез в Санта-Каталану.

Губернатор медленно стащил со своей головы парик и утер им вспотевшее лицо.

— Бенджамен, — тихо позвал он.

— Да, милорд.

— Передай Уэсли приказ: взять два десятка драгун, скакать в Бриджфорд и доставить сюда Лавинию Биверсток. А дежурному... Кто там у нас?

— Лейтенант Уэддок.

— Пусть отправит наряд в дом Биверстоков в Порт-Ройяле. Нужно срочно арестовать управляющего Троглио.

— Слушаюсь, милорд.

В это время в гавани Бриджфорда заканчивалась погрузка на большой сорокапушечный корабль «Агасфер», названный так его хозяйкой мисс Лавинией не в честь известного библейского персонажа, но в память о первом из Биверстоков, появившемся в этих краях. Агасфер Лионелл Биверсток — авантюрист, сорвиголова, человек, не умевший подчиняться, но умевший подчинять, которому всегда поклонялась Лавиния, с тех пор как начал проявляться ее характер.

Корабль был куплен с месяц назад на Тортуге, там же хорошо отремонтирован и великолепно снаряжен для дальнего и длительного плавания. Будучи существом страстным и порывистым, Лавиния не была лишена и известной предусмотрительности. Заметив слежку за своим домом и за своими передвижениями, она поняла, что сэр Блад подозревает ее. Он был единственным человеком на острове, к уму которого она относилась с уважением и кого, стало быть, всерьез опасалась. Она понимала, что рано или поздно наступит момент, когда ее не смогут защитить ни богатство, ни хитроумные уловки и придется отвечать. Отвечать она, естественно, не желала, поэтому и позаботилась о путях к отступлению. Разумеется, ее бегство произведет плохое впечатление на общественное мнение Порт-Ройяла. Но ей на него всегда было плевать, а теперь и подавно. Конечно, сэр Блад захочет наложить арест на имущество Биверстоков ввиду подозрений о причастности его владелицы к преступным деяниям, но вряд ли он решится на это до формального завершения дела и приговора по нему. Слишком уж известна фамилия Биверстоков, ее связи при сент-джеймском дворе вполне могут оказаться более весомыми, чем ретивость провинциального губернатора. Через полгода, в течение которого будет длиться плавание «Агасфера», положение дел вообще может измениться, и сэр Блад, возможно, и не удержится на своем посту. В других частях Нового Света у Биверстоков тоже была собственность, и немалая. Например, на другом конце Антильского архипелага, на Тринидаде. Можно некоторое время пожить и там.

Примерно такими размышлениями была занята голова Лавинии, когда она, стоя у фальшборта, смотрела на панораму Бриджфорда и на приближающуюся к борту «Агасфера» последнюю шлюпку. Ей было отлично видно, как на набережную вылетели несколько кавалеристов и остановились там, паля в воздух из пистолетов и поднимая лошадей на дыбы.

— Вы, как всегда, оказались правы, миледи, — сказал Троглио, появившись за спиной хозяйки, — эти люди хотели вас арестовать.

Лавиния ничего не ответила. Ей вдруг стало грустно, ей показалось, что она покидает Ямайку навсегда. Она в принципе не была расположена к сантиментам и легко подавила в себе это неуместное чувство.

— Миледи, я думаю, что нам не надо тянуть с отплытием, губернатор мог выслать за нами не только драгун, — сказал капитан Фокс, тоже подошедший к борту.

Лавиния повернулась к нему: весь ее облик выражал решимость, она была собрана и спокойна.

— А мы разве еще не плывем?

Посылая людей на поиски Лавинии, сэр Блад был в глубине души уверен, что сегодня ее поймать не удастся. Если до сих пор она проявляла невероятную хитрость и изворотливость, почему она должна была отказать ей именно на этот раз? Когда Уэсли извиняющимся тоном сообщил, что видел только корму корабля, на котором бежала прекрасная плантаторша, губернатор только кивнул.

Лорд Лэнгли и мистер Фортескью, оставшиеся в кабинете губернатора в ожидании результатов погони, молчали, покуривая свои трубки и выжидательно глядя на его высокопревосходительство.

— Господа, — сказал он, — сейчас будет гонг к обеду, давайте пройдем в столовую и там обсудим наши дальнейшие действия.

Так и поступили; лакей разлил по тарелкам графиолевый суп, некоторое время все молча ели. Подняв стакан с золотистым хересом и промокнув губы салфеткой, сэр Блад сказал:

— Я рад, господа, что последние события произошли у вас на глазах и я избавлен от необходимости пускаться в какие бы то ни было объяснения.

— Насколько я вас понимаю, у нас здесь нечто вроде военного совета? — спросил лорд Лэнгли.

— Если угодно.

— И главный вопрос, который предстоит обсудить, — до какой степени вы можете использовать свое официальное положение для решения семейных проблем?

— Я не смог бы выразиться точнее.

Мистер Фортескью тихо вздохнул — он понял, что сейчас наступает момент, когда может сбыться его заветная мечта.

— Вы знаете, лорд Лэнгли, что последние пятнадцать лет я верой и правдой служил его величеству и Англии и нареканий на меня поступало значительно меньше, чем это обычно бывает при отправлении должности типа моей. Вы видели, что в последние месяцы, когда мне трудно было не воспользоваться своим положением, я сумел воздержаться от этого.

Королевский инспектор кивал в ответ на каждую его фразу.

— Но теперь вы не можете не признать: настал такой момент, когда мне уже невозможно оставаться при должности. С одной стороны, служебный долг, с другой — обязанности главы семьи. Это нельзя совмещать.

Лорд Лэнгли понимал, что рано или поздно этот разговор возникнет, и отдавал должное сэру Бладу в том, что он хорошо держался до самого конца.

— Что касается семьи, то я не вправе давать вам советы... — начал было лорд Лэнгли, но сэр Блад не дал ему договорить.

— Однако, если я попытаюсь вывести в море Ямайскую эскадру, вы будете против?

Инспектор кивнул.

— Я понимаю, — продолжал сэр Блад, — что это будет началом войны с Испанией и потянет за собой события в самой Англии. Виги получат отличную возможность нанести удар тори. Католики обрушатся на протестантов. Вильгельм Оранский попытается высадиться на островах...

— И поэтому вы не выведите Ямайскую эскадру в море, — мягко сказал лорд Лэнгли.

Сэр Блад допил свой херес и негромко позвал:

— Бенджамен.