19 октября мы почувствовали, что наступательный порыв немецкой группировки на Яцкове иссяк. Надо было немедленно использовать этот момент. Вечером я доложил в штаб дивизии полковнику Кожушко: "Произвожу смену подразделений на острове". Под прикрытием темноты на Яцков был переправлен 3-й батальон. С ним переправился и я с группой офицеров штаба.
      Сначала мы планировали просто заменить свежими силами утомленные непрерывным боем подразделения. Ну, и если удастся, несколько улучшить свои позиции. Подготовили огневой налет по обороне противника, ждем. И как только роты 3-го батальона заняли исходные позиции, я подал сигнал. Ударила наша артиллерия, бойцы Кулемина с ходу атаковали фашистов, ошеломили их, прорвались к старому руслу Днепра. Этот успех ночной атаки мы немедленно развили, двинув вперед 1-й и 2-й батальоны. Противника охватила паника. Гитлеровцы метнулись к бродам, но попали под сильный огонь нашей артиллерии и минометов. Противник был полностью разгромлен. Час спустя я доложил Ивану Никитовичу Кожушко, что остров Яцков полностью в наших руках.
      Справедливости ради должен отметить одно обстоятельство, которое помогло нам в напряженной борьбе за остров на Днепре. Дело в том, что кроме Новолиповского плацдарма, созданного 69-й гвардейской стрелковой дивизией правее нас и выше по. течению Днепра, другой плацдарм (назывался он Крюковский) левее нас и ниже по течению захватили части 5-й гвардейской армии. Они начали активные действия как раз в те дни, когда мы дрались за Яцков, и принудили гитлеровское командование перебросить туда часть сил. Тогда, в сорок третьем, я мог это только предполагать на основе краткой информации штаба дивизии. Но после войны нашел тому документальное подтверждение.
      24 октября, сдав оборону соседям, полк переправился с острова на левый берег Днепра, в тыл. В деревне Власовка с торжественным воинским церемониалом мы похоронили погибших товарищей. Я побывал там после войны. Над братской могилой местные жители поставили памятник с именами павших воинов 1-го гвардейского воздушно-десантного полка. Здесь покоится прах лихого командира пешей разведки Владимира Васильевича Китаева, братьев Михеевых - сержанта Василия Ивановича и ефрейтора Валентина Ивановича, старшего лейтенанта Григория Родионовича Рязанцева и многих других наших однополчан, всего около 200 человек. У памятника всегда много цветов. Люди не забывают подвига, совершенного в 1943 году на днепровских берегах.
      Во Власовке мы приняли 800 человек пополнения, и распределили новобранцев по подразделениям. В связи с этим произошел характерный инцидент. Ко мне обратились несколько наших офицеров. Вид у них был очень возбужденный. Выяснилось, что штаб полка в лице помощника начальника штаба по учету капитана М. Е. Чернявского формально подошел к распределению людей. Не поговорив с ними, не узнав, кто с какой воинской специальностью лучше знаком, Чернявский распределил их по подразделениям.
      Начальник артиллерии капитан И. К. Мрыхин утверждал, что Чернявский "загнал" в пехоту артиллеристов, а вместо них направил в батареи людей, которые видели пушки только в кино. Старший врач полка И. А. Ващенко говорил о больших потерях среди санитаров в последних боях. Он жаловался на Чернявского, который вместо молодых и сильных бойцов прислал в медицинскую роту запасников старших возрастов.
      Конечно, каждый командир или начальник службы стремился в подобных случаях получить в свое распоряжение бойцов, которые и в профессиональном и во всех других отношениях хорошо подготовлены. Ясно также, что удовлетворить всех не было возможности, ибо пополнения военного времени состояли, как правило, из людей разных возрастов, некоторые из которых имели очень слабую военную подготовку. Вот тут-то и нужен был опытный кадровик, который мог распределить людей так, чтобы каждый принес максимальную пользу в том подразделении, куда его назначат. Ведь в конечном счете от этого зависит боеспособность и боевая готовность всей части. Пришлось мне очень серьезно поговорить с капитаном Чернявским, указать на это упущение начальнику штаба полка майору Аветисову и вместе с ними заново перераспределить людей.
      В ночь на 28 октября 1-й полк, а за ним и другие части 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии переправились на Новолиповский плацдарм по понтонному мосту и к рассвету приняли от 69-й гвардейской стрелковой дивизии часть ее оборонительной полосы. Конфигурация плацдарма напоминала тупой клин, основанием своим опиравшийся на Днепр. В вершине клина и расположился наш полк. Левее, примыкая другим флангом к Днепру, встал 11-й гвардейский воздушно-десантный полк, а правым нашим соседом осталась 69-я гвардейская стрелковая дивизия.
      Прямо перед нами оборона противника проходила по высоким песчаным буграм. За ними - глубокая и широкая лощина, над ней круто вздымалась цепь высот. Там, ближе к гребню, чернели обгоревшие остовы домов и сараев села Колаборок, на которое нам предстояло наступать.
      Во второй половине дня 28 октября, после артподготовки, в которой помимо полковой артиллерии участвовали два гаубичных дивизиона, полк атаковал противника. Одновременно перешли в наступление и соседи. К концу дня мы продвинулись на 3-4 километра, овладели песчаными буграми, ворвались на северо-восточную окраину Колаборка. Однако выйти на гребень высоты нам не удалось - остановил шквальный артиллерийско-минометный огонь. Столь же незначительным было и продвижение соседей. Из штаба дивизии пришел приказ закрепиться на достигнутом рубеже.
      Хотя полку не удалось полностью овладеть селом Колаборок и оседлать господствующую высоту, однако и те позиции на ее скатах, которые мы захватили, позволяли просматривать вражескую оборону на значительную глубину и держать под артиллерийским огнем тыловые коммуникации гитлеровцев. Вполне вероятны были попытки фашистов восстановить положение. И действительно, вскоре, подтянув к Новолиповскому плацдарму танки, враг предпринял серию контратак. 1 ноября семь легких танков и до батальона автоматчиков атаковали нашу оборону, но были остановлены и с большими потерями отброшены за высоту.
      В ночь на 7 ноября командиры 1-го и 2-го батальонов докладывали мне, что противник ведет себя как-то неспокойно, неоднократно мелкими группами пытается провести разведку нашего переднего края.
      Мы ждали атаку на рассвете, однако часов до 9 было тихо. Потом налетели "юнкерсы" и "мессеры", машин 40, принялись бомбить и обстреливать боевые порядки полка. Ударила вражеская артиллерия. Ее шквальный огонь, как мы видели, обрушился на стык позиций 1-го и 2-го батальонов. Случайно? Нет! Ближайший же час показал, что направление это противник выбрал как главное. До полка пехоты 389-й немецкой пехотной дивизии при поддержке 17 танков атаковали стык флангов батальонов.
      Метрах в 300 от переднего края, прямо за стыком, на скате песчаного бугра, был оборудован мой наблюдательный пункт: блиндаж в два наката бревен и траншея, в правой стороне которой расположились артиллеристы, в левой радисты. Обзор местности довольно приличный, и я видел, как стремится противник прорваться к нам, в район песчаных бугров. Если ему это удастся, танки выйдут прямо в тылы 69-й дивизии и далее к понтонной переправе. Тогда удержать плацдарм будет очень трудно.
      Шесть танков, выскочив из лощины, устремились к левому флангу 1-го батальона, на роту старшего лейтенанта Свиридова. За танками двигались густые цепи пехотинцев. Рота Свиридова огнем отсекла пехоту от танков, заставив ее залечь. Подорвался на мине один танк, потом второй. Третий подбила "сорокапятка" сержанта Насонова. Но другие боевые машины, упорно шли вперед. Я видел, что у орудия остался один человек (после боя узнал, что это был наводчик младший сержант Василий Дмитриевич Ромашко)... Но он медлил, видимо, орудие было повреждено и наводчик пытался исправить повреждение. Наверное, нет для солдата испытания трудней, чем это: стальная махина, ведя пушечно-пулеметный огонь, неотвратимо надвигается. Вот она уже в 100, в 50, в 30 метрах, а ты никак не можешь исправить поломку. Ромашко был настоящим солдатом, он сделал все, чтобы пушка опять ожила, но рядом разорвался снаряд, и отважный артиллерист упал, сраженный осколком.
      А танки уже утюжили окопы свиридовской роты. Поднялась и снова пошла вперед гитлеровская пехота. Связь с комбатом-1 - капитаном Сиротиным (он заменил получившего повышение майора Мыльникова) - прервалась. Я направил ему на помощь свой резерв - роту бронебойщиков капитана Ильина. Прямо с бугров они ударили по танкам, подожгли еще один...
      Критическое положение сложилось на участке 2-го батальона. Здесь наступало 11 фашистских танков и масса пехоты. Гитлеровцы прорвались через наш передний край. Кругом все потонуло в тучах дыма и песчаной пыли. Вызвал комбата Коновалова. Телефонист докладывает:
      - Комбат тяжело ранен.
      - Кто принял командование батальоном?
      - Не знаю, - отвечает он. - Наблюдательный пункт окружили фашисты. Держим оборо...
      В трубке грохот, треск и - мертвая тишина. Подозвал начальника химической службы полка старшего лейтенанта Демиховского:
      - Евгений Сергеевич, иди во второй батальон, выручай Коновалова. Возьми взвод автоматчиков, передай Губину, пусть вытягивает к стыку флангов батарею...
      Демиховский стремительно выскакивает из траншеи. За ним, рассыпавшись в цепь, бегут автоматчики. Несмотря на потерю связи с батальонами (телефонисты поползли ее восстанавливать), я по разным признакам видел, что подразделения стоят крепко. Противник уже с полчаса как ворвался в нашу первую траншею, но продвинуться дальше никак не мог.
      Наконец телефон под рукой зазуммерил. Докладывал комбат-1 капитан Сиротин:
      - Контратакую. Помогите огнем гаубиц. Потом позвонил Демиховский:
      - Положение второго батальона восстановлено. Коновалов эвакуирован в тыл. Батарея Губина подбила три танка. Сам комбат Губин погиб. Командование принял лейтенант Голубенко.
      Так! Значит, не стало еще одного нашего ветерана - отважного, хладнокровного истребителя танков Ивана Васильевича Рубина.
      Из поступивших докладов стало ясно, что, вклинившись в нашу первую траншею и не сумев развить успех, гитлеровское командование спешно перегруппировывает силы. Я доложил обстановку комдиву полковнику Ф. Е. Иванову (на Днепре он сменил генерала В. И. Калинина, убывшего из дивизии по болезни).
      - Направил к тебе противотанковый дивизион, - сообщил комдив. - На тебя переключаю и весь шестой гвардейский артполк. Есть договоренность и с артиллеристами шестьдесят девятой дивизии. Тоже помогут. Так что сила у тебя большая, распорядись ею умело...
      Потом со мной говорил начальник штаба дивизии. Он сообщил, что, по сведениям авиаразведки, от Новогеоргиевска к Колаборку движется колонна вражеской пехоты - до двух батальонов.
      Примерно час спустя фашисты предприняли новую, еще более мощную атаку, и опять в стык флангов 1-го и 2-го батальонов. Два танка и рота автоматчиков прорвались к наблюдательному пункту командира 1-го батальона. Капитан Сиротин и четверо связистов приняли неравный бой. Иван Бочаров, Николай Соловьев, Андрей Попов вели ружейно-пулеметный огонь по пехоте, а комсомолец рядовой Николай Старостин пополз навстречу танкам. Он подорвал один танк гранатами, а четверть часа спустя отважный юноша бутылками с горючкой поджег и вторую боевую машину.
      Фашистские автоматчики трижды пытались атаковать наблюдательный пункт, но Максим Иванович Сиротин и славная четверка связистов отбили все атаки. Они продержались до подхода подкрепления, которое привел комсорг батальона - очень храбрый и хорошо подготовленный старший лейтенант Николай Сергеевич Щеколкин. Контратака его группы увенчалась полным успехом. Фашисты отступили, оставив на поле боя более 40 убитых. Комсорг Щеколкин вскоре стал парторгом, а затем и замполитом 1-го батальона и за боевые отличия был удостоен нескольких правительственных наград.
      Рота старшего лейтенанта Свиридова заняла круговую оборону и стойко держалась, пока фронт батальона не был восстановлен контратакой полковых резервов. Хорошо помог роте пулеметчик Иван Федорович Нагорный, 17-летний доброволец с Полтавщины. Занявший выгодную позицию вражеский пулемет сильно досаждал роте. Нагорный пытался подавить его огнем своего пулемета - не удалось. Тогда, захватив гранаты, юноша пополз к фашистскому пулеметному гнезду и уничтожил вражеских пулеметчиков. Вернулся в свой окоп и дрался до тех пор, пока не получил два тяжелых ранения. В этом бою отважный орленок уничтожил до 50 гитлеровцев.
      После госпиталя Иван Нагорный вернулся в полк и вместе с однополчанами закончил войну, в Австрии. Ныне он работает в колхозе в родных местах, на Полтавщине...
      Прорвавшись в глубину обороны" 1-го батальона, гитлеровцы вышли к огневым позициям минометной роты старшего лейтенанта Анатолия Михайловича Ваганова. Часть бойцов тотчас же заняла круговую оборону, отбиваясь автоматным огнем и гранатами, а командиры и наводчики под руководством комбата продолжали стрелять из минометов.
      Так благодаря упорному сопротивлению наших подразделений прорыв противника на левом фланге
      1-го батальона не принес ему сколько-нибудь существенного успеха.
      Однако в ходе второй атаки, как, впрочем, и первой, главные свои усилия противник сосредоточил против
      2-го батальона. К 11 часам утра фашисты глубоко вклинились в его боевые порядки, расчленили на изолированные группы 4-ю роту, окружили взвод лейтенанта Яковлева. Четырежды яковлевцы сходились с фашистами в рукопашном бою и четырежды их отбрасывали. Ряды взвода редели, и час спустя Александр Яковлев, уже дважды раненный, остался один. Гранаты кончились, он отстреливался из пистолета. Гитлеровцы кричали: "Рус, сдавайся!" - "Врешь! отвечал лейтенант. - Русские не сдаются!" Коммунист Александр Тимофеевич Яковлев последний патрон оставил для себя.
      Старшину Александра Владимировича Белянина гитлеровцы окружили в траншее, где лежали тяжелораненые, за ними должна была прийти санитарная машина, но не успела. Собрав у раненых патроны и гранаты, старшина более часа в одиночку держал оборону. Сам был ранен, но спас жизнь четырнадцати бойцам и командирам.
      Около полудня накал боя достиг кульминационной точки. Немецкие каски замелькали уже за ближними буграми, в 100-150 шагах от моего наблюдательного пункта. Пришлось и нам взяться за оружие. Офицеры штаба, связисты, ординарцы вышли в траншею, открыли огонь по врагу. Полковой резерв - рота автоматчиков старшего лейтенанта Ололенко - стоял неподалеку. В течение дня я уже дважды вводил его в бой на разных участках. Пришлось ввести и третий раз. Автоматчики обошли атакующих фашистов, те было попятились, да поздно. Мы контратаковали с фронта, и гитлеровцы, попав между двух огней, были разгромлены.
      Продолжая наступать, автоматчики Ололенко вышли к песчаным буграм. Бой как-то стал затухать, видимо, противник не мог сразу восполнить потери и теперь старался закрепиться. Велик был соблазн немедленно бросить в бой второй эшелон полка - батальон Кулемина. Но я - который раз за сегодня! - сдержал себя. Да, чем глубже увязали фашисты в нашей обороне, тем явственнее вызревала мысль о внезапной и мощной контратаке. Кажется, такой момент наступил. Его нельзя упустить, но и слишком спешить тоже нельзя, ибо поспешность может привести к тому, что 3-й батальон лишь вытолкнет противника на исходные его позиции. А мы можем и должны добиться большего, то есть перелома в борьбе за Кола-борок.
      Свои соображения я доложил командиру дивизии, он - командиру корпуса. План был одобрен, наши действия увязаны с действиями 69-й гвардейской стрелковой дивизии. Удар с целью овладеть селом и с ходу выйти на гребень господствующей высоты настоятельно диктовался всей обстановкой. По сведениям разведки, к Новолиповскому плацдарму выдвигались главные силы еще одной вражеской дивизии - 320-й пехотной. Значит, чем скорее мы выйдем на высоту, тем больше шансов упредить противника в захвате выгодного рубежа.
      Все эти переговоры, увязка взаимодействия с 11-м полком нашей дивизии и 69-й дивизией были закончены очень быстро. В 13.00 вся полковая и дивизионная артиллерия обеих наших дивизий провела короткий, но мощный артналет. Вслед за этим батальоны ринулись вперед, в атаку, с ходу овладели позициями на песчаных буграх, преодолели лощину и быстро двинулись вверх по скатам высоты. Я с радистом и телефонистами поспешил за наступающими цепями. 1-й и 2-й батальоны атаковали Колаборок, 3-й батальон обошел село с юга. Вот кулеминские роты приблизились к гребню высоты, вот и скрылись за ним. "Занял деревню Ветрово, доложил Кулемин. - Пересекаю дорогу от Колаборка на Новогеоргиевск".
      Почти одновременно два других наших батальона полностью очистили от противника Колаборок и тоже вышли на гребень. Это уже был большой успех. С высоты я хорошо видел группы вражеских солдат, бегущих к роще, что западнее села. Туда же устремились их бронетранспортеры и тягачи с пушками на прицепе. Но роща уже была занята стрелковой ротой старшего лейтенанта Александра Ивановича Санникова. Бойцы встретили фашистов дружным огнем, они в панике рассыпались по северо-западным скатам высоты, побежали вниз - прямо навстречу наступающим подразделениям 69-й стрелковой дивизии.
      Комбаты один за другим докладывали бодрыми голосами о трофеях и пленных, об особо отличившихся гвардейцах.
      До вечера противник, подтянув свежие силы, трижды переходил в атаку на Колаборок. Взаимодействуя с 11-м полком и частями 69-й дивизии, мы отразили все атаки и еще более улучшили свои позиции. Так закончился для нас этот напряженный боевой день 7 ноября 1943 года. 26-ю годовщину Великого Октября воины полка отметили большим боевым успехом. Теперь, вспоминая многодневные бои за Колаборок и господствующую высоту, а также предшествующие бои на острове Яцков, я нахожу в них общее прежде всего в том, что в обоих случаях перелом в нашу пользу был достигнут мощной и неожиданной для противника контратакой. Сложность тут заключалась в правильном выборе момента для контратаки, чтобы, несмотря на жесточайшую нужду в подкреплении своей обороны, не израсходовать необходимый для решительных действий резерв прежде времени. После захвата Колаборка на Новолиповском плацдарме наступило относительное затишье.
      Так прошло 20 дней, а в ночь на 28 ноября 5-я гвардейская воздушно-десантная дивизия сдала свой боевой участок 69-й гвардейской стрелковой дивизии и через понтонную переправу перешла с Новолиповского плацдарма на наш берег Днепра. Совершив марш к Кременчугу, в ночь на 1 декабря дивизия снова была готова к переправе на правый берег, на этот раз на Крюковский плацдарм. Боевая задача нашего соединения состояла в том, чтобы, переправившись, с ходу наступать на город Новогеоргиевск с юга, через крупные населенные пункты Табурище и Ревовку.
      Те двое суток, которые даны были нам на подготовку, штаб полка постарался использовать наилучшим образом. На противоположном берегу на рекогносцировке местности побывал весь офицерский состав и часть сержантов. С ними до деталей были отработаны не только чисто боевые задачи, но и такой, например, вопрос, как вывод подразделений на исходные позиции. Делать это нам предстояло ночью, за три-четыре часа до начала наступления, поэтому командиры должны были отлично ориентироваться на местности, чтобы без задержек провести батальоны и роты прямо с понтонной переправы на передовую, в траншеи.
      Подобный метод действий, когда новые части вводятся на тот или иной плацдарм за считанные часы до начала атаки, обеспечивал скрытность подготовки и часто давал хорошие результаты. Чтобы не раскрыть своих планов и усыпить бдительность противника, нам категорически запретили проводить разведывательные поиски. Правда, особой нужды в этом и не было, так как в предыдущих боях фашистская оборона была вскрыта довольно подробно. Она имела две линии сплошных траншей, густо прикрытых проволочными заграждениями и минными полями. Высоты в глубине обороны (на них стоял и Новогеоргиевск) позволяли контролировать огнем значительную часть Крюковского плацдарма.
      Наступил вечер 30 ноября. Батальоны двинулись к переправе. Слегка морозило. Над темной рекой, над понтонным мостом, над молчаливыми колоннами идущих на противоположный берег людей загорелись далекие белые звезды. Тихо плескалась вода между понтонами, урчали моторы грузовиков. Глухие звуки переправы растворялись в туманной мгле.
      Проводив на тот берег последний батальон, знакомой дорогой - через Кременчуг и Кривуши - я вернулся во Власовку, на совещание в штаб 4-й гвардейской армии. В хате, за дубовым столом, сидели члены Военного совета во главе с командармом генералом И. В. Галаниным. Знаменитый фронтовой светильник - сплющенная под широкий фитиль гильза "сорокапятки" - бросал скупой свет на расстеленную на столе карту. Углы хаты тонули в полумраке. Народу набилось много, человек 30-40: командиры дивизий и полков, офицеры штабов, артиллеристы, инженеры, связисты, танкисты.
      Открыл совещание Иван Васильевич Галанин. Командарм объяснил общую задачу: одновременно ударом с двух плацдармов - северного, Новолиповского, и южного, Крюковского, овладеть Новогеоргиевском и разгромить гитлеровскую группировку, все еще удерживающую правый берег Днепра между этими плацдармами. Особое внимание командарм уделил организации завтрашнего боя в первые его часы. Сложность для нашей дивизии, например, состояла в том, что она, не сменяя находящуюся на переднем крае 299-ю стрелковую дивизию, пойдет в наступление через ее боевые порядки.
      Командарм, называя по фамилиям некоторых командиров дивизий и полков, задал им несколько вопросов. Среди других услышал я и знакомую фамилию Карпунин. В полутьме было плохо видно, но голос докладывавшего я узнал. Конечно, это он, Виктор Михайлович Карпунин, мой первый командир и учитель. Он был тогда начальником полковой школы, "превосходным методистом. Его приемы и методы воспитания и обучения младших командиров я крепко усвоил и потом применял в своей практике.
      Время почти не наложило своей печати на внешность Виктора Михайловича Карпунина, ныне подполковника, командира полка. Он был отличным спортсменом и строевиком, таким, по-видимому, и остался. Подтянут, бодр, энергичен. Сжал меня в сильных объятиях, смотрит тепло в глаза, улыбается.
      - Повзрослел, - говорит. - И в чинах меня догнал. Семь лет не виделись. Срок, а? Как твоя Александра Павловна?
      Я рассказал, что жена с детьми в эвакуации. Оказалось, что и его супруга, Янина Станиславовна, тоже жила на востоке страны. Обменялись мы адресами, договорились встретиться после взятия Новогеоргиевска, да не пришлось. Лишь 15 лет спустя на большой военной игре, где я выполнял обязанности командира корпуса, моим посредником оказался старший преподаватель академии связи полковник Виктор Михайлович Карпунин. С той поры мы друг друга из вида не теряем.
      После совещания в штабе армии я тотчас же вернулся в Кременчуг, переправился на Крюковский плацдарм и догнал полк. Батальоны уже вошли в боевые порядки 299-й стрелковой дивизии и готовились в ее траншеях к атаке. В первом эшелоне полка
      2-й и 3-й батальоны.
      Полку, как я уже говорил, предстояло наступать на Новогеоргиевск, на северо-запад, параллельно Днепру и тому самому острову Яцков, за который мы дрались в октябре. Местность в общем благоприятна для наступающих - нет ни крупных лесных массивов, ни болот, ни значительных водных рубежей. Лишь западнее села Табурище небольшая возвышенность да у Новогеоргиевска гряда высот и мелкая речка Цыбульник, впадающая в Днепр.
      Наш план состоял в следующем: 2-й батальон капитана А. А. Новика (замполит был назначен комбатом после ранения И. В. Коновалова) наступает вдоль дороги на Табурище, Ревовку, Новогеоргиевск; 3-й батальон капитана В. П. Кулемина обходит Табурище слева и овладевает возвышенностью; 2-я рота автоматчиков старшего лейтенанта И. И. Ололенко, прикрывая правый фланг полка, продвигается по берегу Днепра до впадения в него Цыбульника. Выйдя к Новогеоргиевску, подразделения совместно атакуют этот мощный опорный пункт. Тогда же мы рассчитывали ввести в бой наш второй эшелон - 1-й батальон капитана М. И. Сиротина.
      Обсуждая детали плана с командирами подразделений, я настоятельно потребовал от них избегать лобовых атак, искать и находить в каждой ситуации возможности для маневра, удара во фланг и тыл противника, тем более что он ныне стал весьма чувствителен к такого рода угрозам.
      И вот наступил рассвет 1 декабря. С наблюдательного пункта мне открылся вид на слегка всхолмленную, изрезанную траншеями местность. Холодное красное солнце осветило бурые, почти без снега, поля, промерзшую ленту дороги, уходящей в Табурище, голые редкие рощицы...
      Ударила наша артиллерия. Мощный 10-минутный огневой налет - и батальоны поднялись в атаку. Левее нас наступал 16-й гвардейский воздушно-десантный полк. Бой начался успешно, подразделения ворвались в первую траншею, быстро продвинулись к Табурищу. Я шел за боевыми порядками 2-го батальона и видел, что гитлеровцы с окраины села открыли сильный огонь. Ударили минометы, пулеметы и орудия, выставленные на прямую наводку. Стрелковые роты были вынуждены залечь.
      Связался по радио с 3-м батальоном. Кулемин доложил, что уже обошел Табурище с северо-запада, перерезал дорогу на Новогеоргиевск и атакует возвышенность, по которой тянется эта дорога. Понимая, что там решается сейчас успех боя полка, я поспешил к Кулемину. Застал его на высотке, в траншее. Глазам открылась такая картина. Внизу вьется полевая дорога. Ее перебегают бойцы 9-й роты и приближаются к другой высоте, что в 300-400 метрах от нашей. Она густо оплетена колючей проволокой, оттуда частят фашистские пулеметы.
      Рядом с Кулеминым - офицер-артиллерист, корректирующий огонь гаубичной батареи. Он быстро переносит огонь гаубиц на высоту. Снаряды крушат колья колючей проволоки, словно косой выкашивая в ней проходы. Полетели в воздух обломки досок и бревна блиндажей. Через проходы, проделанные артиллерийским огнем в колючей проволоке, 9-я рота ворвалась во вражеские траншеи на восточных скатах высоты. Вскоре высота была взята.
      С большим удовлетворением наблюдал я в этот день за боевой работой комбата-3 Кулемина и его подчиненных. Неузнаваемо изменился комбат за последние три месяца, с сентября, когда после ранения Грязнова принял батальон. Начинал, прямо скажем, робко. Но когда вышли на Днепр, Василий Петрович уже перестал, выражаясь образно, "оглядываться по сторонам". Бой за остров Яцков решила стремительная и мощная атака его батальона. На Новолиповском плацдарме он опять-таки действовал превосходно. И вот сейчас доложил мне решение, которое способен принять зрелый, уверенный в себе и своих людях командир.
      Еще до моего появления в батальоне, когда бой за возвышенность стал затягиваться, Кулемин направил к Новогеоргиевску, в обход опорных пунктов противника в Скобиевке и Черноморке, 7-ю стрелковую роту. Ее командиру поставил задачу форсировать речку Цыбульник и "прощупать" оборону врага на подступах к Новогеоргиевску. Трезво оценив все плюсы и минусы боевой обстановки, Кулемин не побоялся рискнуть и бросить часть сил далеко вперед.
      Сейчас смелое решение уже принесло должные плоды. 7-я рота, углубившись почти на 7 километров в оборону противника, вышла к Цыбульнику и вместе с подошедшей 8-й ротой переправилась через речку. А к 10 часам утра уже весь 3-й батальон был на противоположной стороне. До Новогеоргиевска оставались считанные километры.
      Мы быстро продвигались к Ревовке, находящейся рядом с Новогеоргиевском, когда поступило весьма обнадеживающее донесение с правого фланга, от Ололенко. Его рота автоматчиков очистила от гитлеровцев берег Днепра, обогнала главные силы полка и уже выскочила на дорогу между Ревовкой и Новогеоргиевском.
      Надо было немедленно развить успех. Я ввел в бой второй эшелон - батальон капитана Сиротина. После форсированного марша батальон ворвался в юго-восточную часть города. Батальон Кулемина завязал бой на южной окраине. Левый сосед - 16-й полк - обходил Новогеоргиевск с юго-запада. В целом обстановка вполне благоприятная, если бы не задержка 2-го батальона под селом Табурище, которое оказалось в данный момент уже в глубоком нашем тылу.
      Табурище было сильно укреплено. Развитая сеть траншей и ходов сообщения, колючая проволока, минные поля, хорошо спланированная система огня, - все это сделало оборону противника труднопреодолимой. Поддержкой тяжелой артиллерии мы не располагали, поэтому батальону Новика пришлось буквально вгрызаться в этот опорный пункт.
      Инициативно действовал взвод лейтенанта А. А. Пи-гина. Встретив сильное огневое сопротивление на окраине Табурища, Пигин приказал одному отделению отвлечь на себя внимание фашистов, а сам с остальными бойцами скрытно, дворами и огородами, пробрался к центральной площади. На ней и на прилегающих улицах стояло множество машин и артиллерийских тягачей. Взвод Пигина атаковал фашистов. Бойцы подорвали и сожгли несколько машин с боеприпасами, солдаты тыловых подразделений противника в панике метались по селу. Услышав сильный бой в центре села, стала отходить с передовой и гитлеровская пехота. В огневой системе опорного пункта образовались провалы, взаимодействие разладилось. Этим немедленно воспользовался комбат капитан Новик. Роты ворвались в село и вскоре овладели им. Так инициатива лейтенанта Пигина оказала решающее влияние на борьбу за Табурище.
      Поскольку 2-й батальон, штурмуя Табурище, сильно отстал от главных сил полка, я вывел его во второй эшелон. Между тем бой за Новогеоргиевск становился все напряженнее.
      Город стоял на горе, но юго-восточная его часть спускалась -вниз по склону. Спуск крутой, издали казалось, что домики окраинных улочек громоздятся один на другой. Там дрались 1-й и 3-й батальоны. Оба комбата докладывали, что противник контратакует. 15 танков и пехота фашистов стремились зажать батальоны в клещи и сбросить вниз, в лощину.
      Надо было увидеть все своими глазами. На первой попавшейся повозке, доставившей боеприпасы, вместе с офицерами штаба капитаном Вдовиным и старшим лейтенантом Бобриковым мы съехали под гору, потом - вверх по улице.
      - Фашисты! - крикнул Бобриков, вскидывая автомат.
      И верно: там, в конце улицы, замелькали фигуры гитлеровцев. Поставили повозку в ближайший двор, из которого группа бойцов 1-го батальона вела огонь по противнику. Вдовин и Бобриков присоединились к ним, радист отыскал в эфире Сиротина и Кулемина.