Георгий Леонтьевич Попов
      За тридевять планет
      Повесть
      "За тридевять планет" - фантастическая повесть, рассказывающая о том, как молодой житель села Эдик Свистун отправляется в космическое путешествие и неожиданно для себя попадает на планету, где все так же, как у нас, на Земле. Даже люди те же, двойники землян. Там, на той планете, происходят неожиданные приключения, о которых сам герой рассказывает с доброй, простодушной улыбкой.
      Весь этот видимый мир вовсе не единственный в природе, и мы должны верить, что. в других областях пространства имеются другие земли с другими
      людьми и другими животными.
      Тит Лукреций Кар (99-55 гг. до н. з.)
      Насколько же замечательна и удивительна эта величественная
      бесконечность Вселенной! Сколько Солнц, сколько Земель...
      Христиан Гюйгенс (1629-1696 гг.)
      Недавно я получил посылку из родных мест. В ней оказались листы тонкой розоватой бумаги, исписанные неровными, сбегающими, точно падающими с откоса строчками. Я прочитал лист, другой, третий... Что такое? Я стал читать дальше и... уже не оторвался, пока не дочитал до конца.
      Это были первые главы записок Эдика Свистуна, удивительных записок, единственных в своем роде, которые можно было бы назвать фантастическими, не будь они столь безыскусственно правдивы и убедительны.
      Вот они, эти главы, от слова до слова. Я ничего не добавлял от себя, лишь кое-где внес поправки, главным образом стилистического характера, да расставил знаки препинания.
      Глава первая
      Я делаю решительный шаг
      I
      Сегодня утром [Как удалось установить, это было 17 июня 1975 года. ] ко мне подошел инженер Шишкин и сказал:
      - Ну как?
      Речь шла о другой планете, я сразу догадался и кивнул головой.
      - Вот и отлично,- обрадовался Шишкин.- Отлично, отлично! Ты не представляешь, как это здорово! Я не нахожу слов.
      Трактористы и комбайнеры стали трясти мне руку, хлопать по плечу, хотели даже качать, но я не дался.
      Один Семен, мой сосед и друг, когда мы остались с глазу на глаз, доверительно шепнул:
      - Разыгрывает!
      - Шишкин? Разыгрывает? - не поверил я.
      - А что? Ты подумай только, американцы на что уж башковиты, и те дальше Луны ни шагу. А он...
      - Не может быть! Шишкин и розыгрыш... Не может быть!
      - Смотри, тебе видней. Только я на твоем месте, прежде чем лететь, подумал бы хорошенько. Другая планета - это все-таки другая планета!
      - Ты так думаешь? - Я посмотрел на Семена снисходительно. Чудак человек, речь идет о планете, которая населена вполне разумными существами, может быть, такими же разумными, как и мы, грешные. Значит, другая планета она только с виду другая, а на самом деле, может быть, и не совсем другая.
      - А есть ли они, такие планеты? - стал в тупик Семен.
      - А ты сомневаешься?
      Мой вопрос окончательно сбил его с толку.
      - Не сомневаюсь, однако... Я каждый день слушаю радио, читаю газеты и не помню, чтобы об этом когда-нибудь говорилось или писалось...
      - А скажи честно, ты о Ефремове и Бредбери слыхал?
      - А кто они такие?
      - Темнота! - Я завел свой колесный трактор "Беларусь" (хорошая машина, кстати сказать) и подался на озеро Лебяжье. Мне надо было подкинуть на ферму пару стожков сена.
      Вернувшись обратно в РТМ (это было под вечер), я увидел, что трактористы и комбайнеры сидят около конторки и машут руками. Когда я остановил трактор и подошел к ним, все как по команде встали и крикнули:
      - Ура! Ура! Ура!
      Мне это понравилось, и я помахал кепкой.
      Так мы стояли и махали друг другу, они - руками, я - кепкой, пока не вышел Шишкин. При виде инженера все расступились и перестали махать. Наступила тишина, какая редко бывает, и в этой тишине раздался приятный голос Шишкина:
      - Теперь, Эдя, тренировки, тренировки и тренировки. Пробежки, барокамера и прочее.
      Потом он зачитал приказ по РТМ. Привожу главные пункты:
      "1. Строительство корабля "Красный партизан" предполагается начать 15 июля с. г.
      6 2. Как нам сообщили, за основу взят проект, разработанный Н-ским отделением Академии наук, по общему мнению, наиболее простой, а значит и наиболее экономичный.
      3. По согласованию с вышестоящими инстанциями командиром корабля назначить Эдуарда Петровича Свистуна".
      У меня даже пятки похолодели.
      Еще вчера ты был как все, а назначили - и точно приподняли тебя над всеми. Та же земля, те же люди и комбинезон на тебе тот же - барахло, в сущности, комбинезон,- но сам ты уже не тот. Теперь ты будешь ходить и воображать черт знает что, и сны тебе будут сниться такие, что сказать стыдно, и, наконец, (чем черт не шутит) окончательно потеряешь голову.
      И все только потому, что тебя назначили.
      - Эдя,- шепчет чей-то ласковый голос,- будь скромным, помни: все великие...
      - Что за вопрос! - перебиваю я непрошеного советчика, а сам чувствую, как земля уходит из-под ног и за плечами вырастают крылья.
      - Эдя, Эдя...
      Бог мой, это же Семен, скептик и маловер. Нужны мне его советы, у меня и своя голова... А впрочем, почему бы и не послушать - так, для приличия,- а сделать все-таки по-своему? А?.. Отличная идея!
      - Ну что? - спрашиваю, а самого возносит и возносит, и ничего-то с этим нельзя поделать, как ни старайся.- Ну что? Что еще надумал?
      Но ласковый советчик не успевает я слова сказать, как на мою голову обрушивается лавина поздравлений.
      - Поздравляю, Эдя, поздравляю!
      - Ну молодец! Просто орел! Завидую!
      - Эдя, петушка! Я всегда верил в тебя, Эдя!
      И - руки, руки... Они тянутся, тычутся, норовят похлопать, потрепать, пожать, ущипнуть, пощупать, словом, выразить свой восторг.
      Только Шишкин - великий Шишкин - спокоен, как скала, под которую не успели заложить динамит.
      Кончив читать, он аккуратно свернул бумагу вчетверо, не спеша "засунул ее в карман штанов и со словами:
      - Я очень рад за тебя, Эдя... Дай я тебя поцелую, черт! - облапил меня обеими руками.
      II
      Чтобы отмести всякие подозрения, какие только могут возникнуть при чтении этих записок, я заранее должен сказать, что здесь нет ни слова вымысла. У меня и колебаний особых не возникало. Правда, на другой или третий день, прежде чем приступить к тренировкам, я глянул в окно (я люблю по утрам смотреть в окно)и сказал:
      - А страшновато все-таки, как подумаешь!
      Тетка Соня, хозяйка дома, у которой я снимаю комнату, разогнула спину и строго заметила: - Не лети. Дома, что ли, плохо?
      Я сказал что-то в том роде, что дело это тонкое, деликатное и не всякому дано его понять. Тетка Соня усмотрела в моих словах обидный намек, буркнула:
      - Где уж нам! - и вышла из боковушки.
      Я остался один. Ходил из угла в угол и, отметая всякие колебания, размышлял вслух: - Космос... Что такое, в сущности, космос? Пространство, забитое всякими обитаемыми и необитаемыми планетами... Значит, если даже лететь прямо и прямо, никуда не сворачивая, рано или поздно попадешь на обитаемую. "Здравствуйте!" - "Здорово живешь!" - "Как тут? Порядок?" - "А ты думал?!" В это время опять вошла тетка Соня. Она даже и не глянула на меня, как будто меня не было и быть не могло в этой комнате-боковушке... Вошла с ведром и кружкой и стала поливать цветы на подоконнике.
      А мне вдруг захотелось подурачиться, позубоскалить со старухой. Вообще-то я человек серьезный, десять классов кончил и хочу поступать в институт, скорее всего - на заочное отделение, но и на меня иногда находит. Я легонько тронул тетку Соню за плечо и продолжал: - Представляешь, тетя Соня, прилетает Эдька Свистун (это меня зовут Эдька Свистун) на другую планету, а там уже полный коммунизм. Хочешь - ешь, хочешь - спишь, хочешь за девками ухаживаешь...
      Здорово, а?
      - Уж куда здоровей! - отвела плечо тетка Соня.
      - Нет, ты представь, тетя Соня... Представь, спускаюсь я на корабле-самолете, выхожу чин чином, а публика уже дрожит, волнуется: "Эдуард Петрович!.. Эдуард Петрович!.." - и все в этом роде.
      - Это какая же публика? - наконец заинтересовалась, как бы снизошла тетка Соня.
      - Тамошняя,- говорю.- "Эдуард Петрович! Эдуард Петрович!" А девчата ну так и вешаются на шею, отбоя нет.
      Тетка Соня чуть не прыснула:
      - Откуда же тамошней публике знать, что ты Эдуард Петрович? Она и знать тебя не знает.
      Я объяснил глупой старухе, что там, на другой планете, цивилизация. И не просто цивилизация, как у нас, например, а высшая цивилизация. Высшая из высших, какую можно себе представить. Не успею я спуститься, как там все будут знать. И как зовут, и кто ты родом, и какое у тебя образование.
      - Хватит болтать-то, космонавт! Иди завтракай.
      Я посмотрел на часы, занимавшие почти весь простенок, и вспомнил, что сейчас будут передавать важное сообщение. Ребята еще вчера говорили: "В восемь ноль-ноль включай репродуктор и слушай!" Часы показывали ровно восемь. Тютелька в тютельку... Я усадил тетку Соню: "Сиди и не дыши!" -подошел к репродуктору и усилил звук. Минута прошла в напряженном ожидании. Казалось, репродуктор хотел и не в силах был произнести первое слово. Потом в нем что-то зашуршало - как будто тараканы завозились,- и раздался голос диктора:
      - Внимание, внимание! Передаем интервью с инженером Шишкиным.
      - А я что говорил? - подмигнул я тетке Соне.
      - Георгий Валентиныч,- продолжал репродуктор, не обращая на нас никакого внимания,- разрешите задать вопрос. Как, по-вашему, ежели, скажем, послать человека подальше, то он как, воротится обратно или не воротится?
      - Сейчас Шишкин... Шишкин...
      И правда, не успел я предупредить тетку Соню (она могла ведь и прослушать), как заговорил Шишкин.
      - Это зависит от того, как послать,- сказал он, заметно волнуясь и покашливая.- Ведь в деле космических полетов главное что? Главное - развить сверхсветовую скорость. Я не выдам секрета, если скажу, что этого еще никому не удавалось сделать. Только ракета, сконструированная Н-ской Академией наук (он так и сказал - Н-ской Академией наук) и построенная нашими дорогими и, можно сказать, уважаемыми...
      И вдруг... Что за ерунда? Шум, треск и никакого впечатления. Я постучал по репродуктору, но тот молчал, как убитый. Перевел взгляд на тетку Соню и ахнул. Старуха стояла бледная, губы у нее тряслись.
      - Ракету сделали... Это ж надо!
      - Наши да не сделают! - заговорил я каким-то не своим, бодреньким голосом.- Дай им побольше денег, так они самого черта сделают. Вот только страшновато, тетя Соня. Вдруг что откажет в полете? А?.. Или, скажем, прилетишь, а этой... атмосферы кот наплакал?
      - Ой, да как же без атмосферы-то? - еще пуще побледнела тетка Соня.
      - Вот и я думаю: лететь или не лететь? С одной стороны, конечно, слава, почет и прочее. А с другой... Впрочем, что я... Тебе этого все равно не понять, образование мелковато!.. Чай готов? Вот и отлично, тетя Соня. Сейчас мы попьем чайку и займемся тренировками. Пять туда, пять обратно...
      - Ох, Эдя, Эдя...- тяжело вздохнула тетка Соня и пошла готовить завтрак.
      На этом мои колебания и кончились. Стоило мне подзаправиться как следует и поразмять руки, ноги и спину, стоило подумать, что там (я кивнул вверх) пропасть планет, может быть, не менее обжитых, чем старуха Земля, как на душе стало легко и необыкновенно весело. Помню, мне особенно понравилось выражение "старуха Земля". Выйдя во двор, я топнул раз, топнул другой, так что куры брызнули врассыпную, сказал:
      - Ну что, старуха Земля? - и засмеялся.
      И, помню, еще подумал, что только мы, космонавты, можем быть запанибрата с собственной планетой, с этой старухой Землей, на которой живем и по которой ходим каждый день, но которую в общем-то не очень и жалуем.
      - Ну что, старуха Земля? - сказал я и притопнул, и мне опять стало необыкновенно хорошо и весело.
      III
      Но читатель, возможно, захочет узнать, в чем заключались тренировки.
      Прежде всего Шишкин установил строгий режим.
      При этом он сказал, что режиму современная наука придает главное значение. С помощью режима можно похудеть и пополнеть, избавиться от всяких болезней, сделать карьеру, разогнать грусть-тоску, добиться благорасположения женщины и т. д.
      Между прочим, говорят, где-то за границей лечат рак... И знаете чем? Режимом!
      Так вот, режим, режим и еще раз режим. В семь подъем, в одиннадцать отбой. Спать на правом боку, врачи утверждают, что это самая здоровая поза.
      Можно, конечно, и на животе, но лучше все-таки на правом боку. И ни в коем разе на левом или на спине.
      Почему? Сейчас объясню.
      Когда человек спит на левом боку, то поневоле давит на сердце, а это плохо. Очень плохо. Спросите любого мало-мальски смыслящего в своем деле врача, и он вам скажет, как это плохо!.. Что касается спины, то ее вообще надо беречь и лелеять, дабы она не потеряла эластичности. Потеря эластичности, то есть способности сгибаться и разгибаться,- я не знаю, что в жизни может быть хуже этого.
      Ездить на машине, на лошади, на ишаке надо как можно реже - лучше ходить или бегать. Кто-то из ученых, мудрая голова (об этом даже газеты писали), двинул теорию, будто в недалеком будущем все более или менее сознательные граждане вообще откажутся от транспорта на близкие расстояния. Представляете, какая милая картинка! Стоят автобусы, троллейбусы, пригородные поезда, стоят такси и эскалаторы (вместо тротуаров скоро будут делать одни эскалаторы), а люди идут или бегут - кому как хочется - и радуются, что они могут бежать.
      Госплану надо это иметь в виду и заблаговременно предусмотреть сокращение всех видов транспорта.
      Сокращают же ракеты. Почему бы не сократить и машины?
      Впрочем, к нам, деревенским, это не относится.
      Мы и сейчас больше ходим, чем ездим, значит, проблема транспорта вряд ли станет для нас слишком острой.
      Правда, на бригадные станы приходится все же ездить... Знаете, как это бывает? Рано утром подкатываешь к конторе, забираешь людей на прицеп, везешь - и душа радуется: шутки, смех, песни... Однако в будущем, я полагаю, и на бригадные станы будут ходить или бегать. Впереди, само собой, бригадир, за ним - рядовые колхозники. Если учесть, что расстояние порядочное, то пробежка окажется весьма, весьма полезной.
      Сужу по себе. Каждое утро, как и предписал Шишкин, я совершал своего рода променаж. Выходил из дому и направлялся не прямиком, а в обход деревни.
      Сперва шел не спеша, потом ускорял шаг, потом переходил на легкую рысь, на галоп... Через какое-то время (засекать было некогда) я прибегал в РТМ и, отдохнув немного, приступал к работе.
      Иногда тренировался и в ходе трудовой деятельности. Не доезжал, скажем, до бригадного стана километра три-четыре, останавливал трактор и, приглушив мотор, пускался дальше на своих на двоих, как говорится. Пройдя километра два-три, возвращался обратно и дальше ехал обычным манером.
      Госплану (или кому другому, не знаю, кто этим занимается) следует подумать и над тем, как бы сделать технику самоуправляемой.
      Есть же автопилоты. Почему не быть автоводителям, автотрактористам, автокомбайнерам? Пустил трактор или комбайн своим ходом, а сам вылезай и труси рысцой рядом. Скорость можно увеличивать или уменьшать, в зависимости от желания. Можно даже приотстать немного - пусть думают, будто машина сильнее,- а потом и нагнать, потом и доказать превосходство живого человека над мертвой техникой.
      Здорово, а? Летчики лопнут от зависти. Ведь они, даже при наличии автопилотов, не отважатся выскочить и бежать следом за самолетом.
      Второй момент тренировок - двухпудовая гиря. Вообще-то, сначала двухпудовая гиря, а потом пробежки.
      Но можно и наоборот. От этого ничто не изменится.
      Так вот, проснувшись в семь утра, вы перво-наперво проделываете несколько легких упражнений (разминка), потом берете гирю и начинаете пестовать ее правой (тренировка правой руки) и левой (тренировка левой руки) до тех пор, пока не надоест.
      Пальцы рекомендуется растопыривать и делать ими движения, как бы давить на клавиши. Этим в руках вырабатывается ловкость, цепкость, широта захвата.
      Правда, последнее больше подходит руководящему составу, но и нам, рядовым, не повредит. По словам Шишкина, человек всегда должен быть способен на большее, чем ему положено.
      - Сегодня ты кто? Тракторист, правильно. А завтра? Завтра студент. Выходит, послезавтра ты можешь стать инженером, главным инженером, начальником, министром!
      Наконец барокамера... Но едва речь заходит о барокамере, я пас, даже не то чтобы совсем пас, а не знаю, что и сказать. Уж лучше, кажется, пройти через районный вытрезвитель, чем сидеть в барокамере. Где-нибудь в Звездном городке - оно, может, и ничего... А у нас, в колхозе "Красный партизан", все самодельно, примитивно - ну ни вздохнуть, ни охнуть... Сидишь ночь напролет и думаешь, каких страданий стоит человечеству каждый шаг в космосе. Не только материальных затрат, но еще и страданий!
      Разрешается спать. Но, бог мой, какой тут сон!
      Представьте, что вас согнули в три погибели - голова ниже колен, а пятки упираются в затылок... Хотел бы я посмотреть, как вы станете спать в такой трипогибельной позе!.. Однако человек ко всему привыкает, это доказано многочисленными опытами... Привык и я.
      После второго или третьего сеанса (Шишкин это называет сеансами) я и в барокамере засыпал как убитый, и даже всякие сны видел. Один сон произвел на меня особенно сильное впечатление. Будто бы я в старом лесу. Подходит ко мне Фрося, сестра капитана Соколова, летчика, и этак соблазнительно машет ручкой. Я делаю шаг, полный всяких надежд, и вдруг замечаю, что это вовсе и не Фрося, а Софи Лорен, и бедрами туда-сюда, ну точь-в-точь как Софи Лорен. "Эге,- думаю,- да это совсем недурственно!" - и делаю еще шаг, может быть, самый решительный в своей жизни... И что же?
      Наша Фрося, сестра капитана Соколова, которая вдруг обернулась Софи Лорен, нисколько не возражает. Наоборот! Ну, а если она наоборот, то и я наоборот, и то, что мы оба наоборот, знаете ли, чертовски здорово.
      Глава вторая
      "Адье"-значит "будь здорова"
      Увы, не все шло гладко, как может показаться.
      Бывало, тренировки и прерывались. Как-то раз, во время одного такого перерыва, я хотел кое-что разузнать у капитана Соколова о тех - других планетах,тщетно!
      В то утро я проснулся в семь ноль-ноль. Быстренько вскочил с кровати, поразмялся и, выйдя во двор, стал возиться с двухпудовой гирей. Было тихо. Пахло укропом, полынью и еще чем-то терпким, чему и названия, кажется, не придумали. Во дворе копались куры. Одна из них - рябенькая, с хохолком на макушке - раза два спросила у своего кавалера: "Ты куда? Ты куда?" - и, не дождавшись ответа, умолкла. На заборе в самых живописных позах сидели огольцы, наблюдая, как я работаю.
      Удивительная публика, эти огольцы! Казалось бы, что в том, что человек рано утром выходит из избы в трусах и майке и начинает тренировать свои бицепсы?
      Так нет же, им обязательно надо сбиться в кучу, залезть на забор и, скаля зубы, следить за каждым движением этого человека. И не просто следить, а еще и отпускать всякие замечания.
      - Двадцать-то раз поднимет, а тридцать, я думаю, кишка тонка.
      - А вот и не тонка! Вот и не тонка!
      И начинают считать:
      - Десять... пятнадцать... двадцать... двадцать пять... тридцать... У-ух, здорово!
      Ну, думаешь, все, теперь-то, убедившись, что кишка не тонка, они оставят тебя в покое. Как бы не так!
      - А сорок два раза ни за что не поднимет!
      - Сегодня не поднимет, а завтра, может, и поднимет.
      - Почему завтра, а не сегодня?
      - Все зависит от тренировок. Чем больше человек тренируется, тем он, выходит, сильнее.
      Ну, не огольцы, а кандидаты наук!
      Повозившись с гирей, сколько надо было, я почистил зубы, умылся с мылом, обтерся до пояса мокрым полотенцем (чтобы закалить нервную систему) и сел завтракать. Тетка Соня, помню, поджарила толстый кусок сала, предварительно разрезав его на ломтики, и вдобавок разбила в сковородку три яйца. Когда она разбивала яйца, поднялось такое шипение - хоть уши затыкай. Потом шипение мало-помалу приутихло и сковородка торжественно перекочевала из печки на стол.
      - Ну-с, продолжим тренировки,- сказал я и придвинул сковородку поближе к себе.
      Тут я должен поделиться с читателем одним важным наблюдением, а именно: пища для человека - что горючее для машины, без нее ни туды и ни сюды, как поется в популярной песне. Поэтому заправляться надо регулярно, желательно три раза в день, и по возможности сытно, плотно, основательно.
      Мне лично тетка Соня делала яичницу из трех яиц на свином сале. Сала в зависимости от аппетита, но не слишком много. Граммов триста-четыреста, ну от силы пятьсот... Потом я выпивал кринку простокваши, а если простокваши не оказывалось, то полкринки обыкновенного молока, иногда - парного, и не спеша вылезал из-за стола.
      В субботу и воскресенье к яичнице прибавлялись пресные блины - тонкие, как папиросная бумага, покрытые яичным желтком, точно глазурью, лоснящиеся от свежего, только что истопленного сливочного масла, и пирожки с творогом, маком, печенкой, рыбой, морковью и прочими дарами старухи Земли.
      Вообще-то, замечу, наши женщины не обучены всяким кулинарным тонкостям и хитростям, все у них просто и ясно, зато ведь и питательно, дай бог! Возьмите те же блины, только что соскочившие со сковородки.
      Их ведь едят не просто так - взял и в рот... Нет! Сперва на этот блин подуешь, чтоб он остыл немного, затем свернешь его вчетверо, как салфетку, окунешь в блюдце с топленым маслом и, выждав момент, когда масло перестанет стекать ручьем, суешь куда следует.
      А пироги с рыбой! Казалось бы, что тут такого?
      Очистил доброго - с рукавицу величиной - карася или, что тоже сойдет, порядочную щуку, разрезал на куски, ну посолил и поперчил, и заворачивай в тесто, как в ватное одеяло, а потом на противень да в печь.
      Так нет! Хорошая хозяйка (а тетка Соня хозяйка, каких поискать) нашпигует это ватное одеяло еще и свиным салом, так что тесто, будучи в жаркой атмосфере, пропитывается и жиром, и рыбьим соком, и начинает распространять такие запахи, что у самого бесчувственного и то слюнки потекут.
      Десятка полтора-два таких пирожков - и все, можешь отваливать от стола.
      На завтрак у меня ушло минут двадцать, не больше. Разделавшись с яичницей и выпив кринку холодной, только что из погреба простокваши, я сказал: - Спасибо, тетя Соня,- и вернул ей пустую кринку.
      - А что ж ты, а? Может, еще чего поел бы? - заохала тетка Соня, хотя, кроме яичницы и простокваши, у нее, кажется, больше ничего и не было. Середина недели - самое скучное время в этом смысле.
      - Нет, спасибо, сыт и нос в табаке.
      Я посидел ровно столько, сколько требуется, чтобы выкурить папиросу, и подался в РТМ. Обычно меня сопровождали огольцы - привяжутся, ну хоть ты что с ними делай! В этот раз огольцов что-то не было видно.
      Наверное, и им надоело издеваться над человеком. Довольный, что никто не свистит вдогонку и не улюлюкает, я вышел за ворота, повернул не направо (если сразу в РТМ, то надо направо), а налево, прошел шагом до проулка, свернул в тот проулок и скоро очутился на задах, то есть за огородами. Здесь людей бывает мало, я чувствую себя свободнее и постепенно увеличиваю скорость.
      II
      Я обогнул деревню и стал пересекать площадь, чтобы сразу после этого выйти на финишную прямую, как вдруг, слышу, кто-то окликает:
      - Эдя, привет! Что ж ты, узнавать перестал?
      Гляжу, у колонки стоят Фрося и капитан Соколов - он как раз был в отпуске - и машут руками.
      Впрочем, махал один капитан. Фрося делала вид, будто ничего не замечает, хотя, я-то знал это, буквально пожирала меня глазами.
      - Привет! - Я подошел, поздоровался с капитаном. Тот ответил крепким рукопожатием.
      Фрося улыбнулась, даже повела плечами, что она делает всякий раз, когда хочет привлечь к себе внимание, но я и глазом не моргнул. Меня интересовал капитан, летчик-истребитель, причастный к высшим сферам, как говорится. Кто-кто, а он-то должен знать, что там, в тех сферах, то есть на других планетах.
      - Ты работай, братик, работай! - Фрося кивнула на пустые ведра.
      - А что? Думаешь, слабо?
      - Не слабо, а отвык небось. Это тебе не самолеты гонять!
      Капитан принялся качать воду (у нас теперь воду качают), поглядывая то на небо, то на деревню, то на осколок озера, видневшийся в просвете меж соснами.
      - Какая красота, правда? Сегодня встал чуть свет, вышел в березник, хожу, брожу... Даже дух захватило, а отчего - и сам не знаю.
      - Да ты что, чокнутый? - засмеялась Фрося.
      - А что? Заметно? - Капитан сделал испуганное лицо и засмеялся, так что морщинки побежали во все стороны.
      - Ой, не могу! Все-то вы, мужики, чокнутые. Эдя на что уж был человек, и тот с шариков съехал. В космос летит, это ж надо!
      - И правильно делает... Земля, конечно, колыбель человечества, но не вечно же бедному человечеству оставаться в колыбели... Хватит или еще?
      - Хватит...- Фрося отставила полное ведро и протянула коромысло.
      Капитан коромысло взял, но идти не спешил. Опять глянул на небо, на сосновый бор, скользнул взглядом по избам с серыми крышами и зелеными палисадниками, отчего-то вздохнул. Можно было подумать, что это не я, Эдька Свистун, а он, капитан Соколов, летит в космос.
      - Тренировки замучили,- сказал я, умеряя дыхание.
      - Еще бы! - посочувствовал капитан.
      Он был невысок, гораздо ниже меня, но широк в плечах, кряжист, как у нас говорят.
      - Понимаешь, пять туда, пять обратно. И - двухпудовая гиря. Тридцать правой, тридцать левой...Я засучил рукава, напряг бицепсы.- Пощупай!
      Капитан пощупал.
      - Ничего. Я бы сказал - здорово,- похвалил он.
      - Ой, Эдик, дай-ка и я пощупаю,- потянулась и Фрося.
      - Ну, ну! Иди кур щупай! - Я отступил на шаг.
      Фрося обиделась.
      - Еще не полетел, а уже воображает! Пойдем, братик!
      Но капитану, я чувствовал, не хотелось уходить.
      Мы, люди, суем свой нос всюду, независимо от того, просят нас или не просят. И охотнее всего именно туда, куда нас не просят. Капитан не составлял исключения. Хотя Фрося не только сказала: "Пойдем, братик!" - но и дернула братика за рукав гимнастерки, тот не стронулся с места.
      - Так этого мало, должно быть? - продолжал он.
      Я понял, о чем идет речь.
      - Тренировок-то? Конечно! Но кроме пробежек и гири есть еще барокамера.
      - А это что за зверь?
      Капитан сказал и сам засмеялся. Я тоже не мог сдержаться, как ни старался. Так мы стояли и смеялись, и дружески похлопывали друг друга.
      - И не говори, капитан! - наконец сказал я, переставая смеяться.Сидишь и сидишь, как дурак. Час сидишь, два сидишь... И - ни закурить, ни слова сказать. Главное, курить нельзя. Вот тут, под ложечкой, сосет, сосет, а - нельзя.
      - Бросать надо. Коли задумал лететь, то бросать надо. Кстати, куда же ты летишь?
      - А никуда он не полетит. Струсит.
      Фрося сказала это, чтобы задеть, унизить меня - женщины, они мстительны,- но я пропустил ее реплику мимо ушей. Пусть себе язвит, меня не убудет, - подумал я. Да и не до того было, чтобы отвечать на всякие шпильки. Я вдруг почувствовал, что сейчас-то, с этого вопроса, и начинается настоящий мужской разговор.
      - Куда! На другую планету, куда же еще! - сказал я.
      Капитана это страшно заинтересовало.
      - На какую именно? - Он оперся на коромысло, давая понять, что готов слушать меня без конца.
      - На какую попаду,- сказал я и, понизив голос до шепота, продолжал: Слушай, капитан, а правда, будто там (я кивнул вверх) черт-те сколько планет, как наша Земля? И вода, и воздух, понимаешь... И вообще, все точь-в-точь!
      Капитан даже опешил от неожиданности.
      - Что значит точь-в-точь? - спросил он и нервно переступил с ноги на ногу.
      - У него шарики за ролики заехали. Пойдем, братик, а то он и тебе голову задурит,- встряла Фрося.
      - Погоди, это интересно. Так как же, а?
      - Ну вот, допустим, деревня,- стал объяснять я как можно популярнее.Она и здесь, на нашей Земле, и там, на той... А значит, и все остальное... Значит, и я тоже - здесь и там... И я, и ты, и все...
      - А я? - прыснула Фрося.
      Но ее вопрос я оставил без внимания.
      - Все-все,- продолжал я, обращаясь к одному капитану.- Вот, допустим, бежит собака... И там бежит. Или, скажем, вот мы с тобой... Стоим и разговариваем, как приличные, культурные люди...
      - И там?
      - И там...
      - Как приличные и культурные?
      - Само собой.
      - Уди-ви-тель-но! - Капитан опять переступил с ноги на ногу и уставился на меня своими круглыми глазами.
      - Шишкин говорит, что главное, как повезет. Если, говорит, попадешь на планету, где все как у нас, тогда, говорит, тебе сам черт не страшен.
      - Эдик, а трудодни там начисляют?
      Это опять Фрося... Тут такое дело, а она - трудодни!
      - Женщина, что с нее взять,- вздохнул капитан.
      Я сказал, что в наше время и женщины должны кумекать, и продолжал:
      - Одного я боюсь, капитан,- вдруг горючего не хватит!
      - Не хватит, тогда обратно. Зачем рисковать! - Он подхватил полные ведра на коромысло, не расплескав ни капли, и наконец собрался идти.- Что ж, желаю удачи! С удовольствием полетел бы за компанию, да жаль, дела мешают... Дела, дела!
      - Ну, на другую планету - это не так-то просто! - сказал я и побежал дальше. Но вынужденная остановка сбила меня с ритма, и остаток пути я бежал как-то вяло, без особого воодушевления. Да и мысли всякие мешали... "Красота! Красота!.. И что он нашел здесь такого?" - думал я про капитана. И Фрося...
      Тоже мне, хочет, чтобы и там, на другой планете, ей трудодни начисляли!.. Не жирно ли будет?..
      III
      Кстати, с Фросей у нас были трудные отношения.
      Когда-то я увлекся ею, раза два проводил до дому, даже поцеловал,знаете, как это бывает... А она вбила себе в голову невесть что, стыдно сказать.