Однако даже при беглом ознакомлении с его добродушной, дышащей спокойствием физиономией становилось ясно, что он, как говорится, "мухи не обидит", видно было также, что он не очень-то в ладах с физкультурой: тело его слегка обрюзгло, хоть и не вышло из берегов, традиционно очерченных для его возраста и образа жизни, а бицепсы, ножные мускулы все еще были упруги, и он резвыми, энергичными шагами пересек каминную, прежде чем остановиться и усесться во второе кресло перед камином в своих блуджинсах "Ли", майке с надписью: "Ауэр тикет ту зэ стар" и овчинной жилетке производства Казанской меховой фабрики.
      - Итак, сегодня 20 августа 1984 года. Кто бы мог подумать? - вдруг сказал он и зачем-то повторил: - 1984.
      - Да, это ты совершенно точно заметил,- помолчав, иронически отозвался его собеседник. И, выдержав вторую паузу, осторожно спросил:- Спят?
      - Спят,- ответил молодой товарищ.
      - Обе спят? - тем же обеспокоенным тоном продолжал допытываться собеседник.
      - Обои! Как из пушки! - нарочито употребляя вульгаризмы, ответил молодой человек и, внезапно посерьезнев, вдруг тихо сказал: - Я думаю, Василий, что женщины сейчас стали пить гораздо больше мужчин, но никак не могу понять, с чем это связано.
      Тот, кого назвали Василием, медленно поднял от огня,свою красивую голову.
      - Это правильно, Евгений,- так же тихо согласился он.- Но не ищи в этом явлении социальных обусловленностей. Это асоциально, в том смысле слова, который я ему сейчас придаю.
      - Да я знаю,- угрюмо отозвался Евгений, и они надолго замолчали, по крайней мере один из них, Василий, который как повернул к камину свое волевое, резко вылепленное лицо, так больше и не поворачивался обратно.
      - Ты был на заседании приемной комиссии? - нарушил молчание Евгений.
      - Был, как не быть,- нехотя процедил Василий.
      - Ну и что? - в голосе спрашивающего слышалась искренняя заинтересованность.
      - Забодали Фурдадыкина,- улыбнулся его друг.
      - Это хорошо,- рассмеялся Евгений, и опять на долгое время установилась тишина.- Я довольно много поездил по Державе,- вдруг решительно начал Евгений,- и теперь многие ее города сливаются для меня в одно лицо, имеющее несколько туповатое выражение. Пойми меня правильно, ведь я не хочу, чтобы сказанное мною было истолковано превратно, ибо и сам воочию вижу те ростки новой прекрасности жизни, которые, произрастая в течение многих лет, образовали, наконец, райские кущи, где созрели, наконец, те сладкие неземные плоды. Я, скорее, именно об этой, как ты выразился, "асоциальной" сфере. Благоденствие в бетонных блочных домах и отдельных благоустроенных квартирах со всеми удобствами стало общим фоном, и я действительно, по-видимому, оторвался от народа, потому что никак не могу с выпуклой четкостью определить эту суть, вершащуюся за бетонными стенами, стеклами, на этих улицах и площадях, украшенных звонкими, певучими фонтанами. Не то, совсем не то было в молодости. Как приятно вспомнить свои юные путешествия по стране! Как живые стоят у меня перед глазами следующие населенные пункты: Тура, центр Эвенкийского национального округа, 1965, навсегда запомню лик этой маленькой северной столицы - туманные сопки с вертолета, где стволы лиственниц, как желтые фаберовские карандаши, и Нижняя Тунгуска величественно катит свои быстрые холодные воды среди нависающих скальных утесов и диких отмелей; или - Одесса, 1962, осень, Привоз, арбуз, скандал в шашлычной близ Оперного театра, немецкая шляпа, сизые щеки гражданина, в подтяжках высунувшегося, и классический диалог между этим мужчиной и его женщиной: "Жора, брось курить!" - "Я не в тебя курю, я в Дерибасовскую курю..."; или - Якутск, 1967, поле аэродрома, ветер задувает, свистят вертолетные лопасти, якут Николаев фотографирует меня аппаратом ФЭД, сверкая красивыми металлическими зубами; Алдан того же года, где и разыгрался тот тривиальный любовный многоугольник, о котором я давно хотел тебе рассказать.
      А дело в том, что да, я в те годы был отчаянно, безрассудно молод, юн, не имел прочных сердечных привязанностей и довольствовался короткими, скудными встречами, изредка дарованными мне судьбою. Я знал, что практикантка Таня Д., дочь таежного охотника-промысловика, студентка геологоразведочного техникума, работавшая у нас в качестве младшего техника, то бишь коллектора, была беззаветно влюблена в главного геолога экспедиции Манджиловского, коренного ленинградца, блестящего ученого с большой широкой бородой, умницу, эрудита, добряка, имевшего несколько нервную, экзальтированную супругу, которую он иногда бивал в пьяном безумном состоянии, но зато потом каждое утро плакал перед ее неприступными коленями, и если бы его слезы окаменели, то их можно было бы вставлять вместо алмазов в тысячерублевые золотые перстни, наделав этих перстней не меньше, чем на миллион рублей. Манджиловская преподавала в музыкальной школе, куда зажиточные жители поселка направляли учиться своих детей, чтобы те в дальнейшем были гораздо более образованны, чем их родители, имеющие очень много денег, но весьма далекие от того, что составляет тонус и стержень длительного пребывания человека на Земле, то есть от культуры. Был богат и отец Тани Д. Да и сама она, будучи типичной по Д. Лондону "дочерью снегов", являла собой удивительный пример гармонии человеческой особи с окружающей средой. Метиска с задубевшей красноватой кожей, она с детства привыкла к испытаниям условного Севера, каковым являлась ее родная местность, по условиям оплаты труда приравненная к Заполярью. Привыкла к ночевкам в палатках и на снегу, многокилометровым изнуряющим переходам по сопкам, крытым лишь жестким оленьим ягелем и плитчатыми каменными осколками, рвущими кеды и резиновые сапоги, стрельбе вдаль и влет из различных видов оружия, включая карабин, постановке силков, разделке туш, ощипыванию дичи на морозе, словом, ко всему тому, что диктуется окружающим социумом для выживания натурального человека на производстве и в личной жизни. Однако она непосредственно перед поступлением в геологоразведочный техникум тоже занималась в музыкальной школе и даже добилась определенных успехов в игре на баяне, класс которого и вела Манджиловская в этом учебном заведении.
      Сейчас, на протяжении уже стольких прошедших лет, я думаю, что не открою тебе, Василий, какого-либо секрета, если скажу, что экспедиция наша искала, как в фильме "Неотправленное письмо", пиропы, минералы группы гранатов густого кровавого цвета, являющиеся спутниками алмазов и при своем обильном нахождении в шурфах ли, пробитых сезонными рабочими-бичами, или просто в речных шлихах, образующихся от промывки соответствующей породы в деревянном старательском лотке, указывавшие на вероятную возможность залегания в непосредственной близости от места обнаружения алмазных трубок, столь необходимых Державе для последующей промышленной добычи этих неотшлифованных драгоценностей с целью приоритета страны на мировом рынке и дальнейшего облагодетельствования сограждан, последовательного и неуклонного повышения уровня их жизни. Манджиловский все еще был полон энергии, неудачи не обозлили его, не заставили опустить руки, а годы, проведенные в Ленинграде, лишь укрепили в нем веру в счастливую звезду и сладкое будущее всего человечества. Таким, целеустремленным, резким, всегда готовым принять самое правильное решение, но одновременно всегда готовым к дружеской шутке и к тому, чтобы спеть в кругу друзей, аккомпанируя себе на гитаре, я и запомнил его и теперь, на протяжении стольких канувших лет, отчетливо понимаю, что такая девушка, как Таня Д., девятнадцати лет, просто не могла в него не влюбиться, просто это было совершенно исключено, чтобы она, северная, не влюбилась в такого молодца.
      А надо заметить, что холостая жизнь большого количества мужчин и женщин вне оседлого дома в значительной степени способствовала романтизации действительных отношений между обоими полами, и животворное облако густого, терпкого флирта окутывало таежные палатки в свободное от работы время. Якут Николаев ночью носил цветы за десять километров по распадку и складывал их у входа в жилое помещение одной дамы - "геофизички", страдавшей близорукостью. Он складывал цветы, улыбаясь, глядел, как ветер чуть-чуть прогибает упругие брезентовые стены палатки, где обитало его божество, и тут же возвращался обратно, чтобы утром, встав вместе со всеми, участвовать в напряженнейшей работе по освоению природных недр Восточной Сибири... Что-то слышал я и о драматической истории начальницы партии Валентины Ивановны Конь, влюбившейся в мальчишку, а две алданские подружки Валя и Тома просто-напросто не вернулись в техникум после окончания второй практики и остались жить в палатках, стирая портянки и варя кашу своим новым друзьям. Любимой присказкой Вали было: "Ну ты, падда-курица!" - а Тома была очень томная.
      Не избежал общей участи и я. И у нас с Таней Д. установились какие-то нельзя даже сказать, что романтические, но все же отношения частичной влюбленности, несмотря на то, что оба мы пользовались в обиходе нецензурными выражениями и не переступали того порога дозволенности, который мировая культура рекомендует в случае подобных, практически целомудренных отношений. Однажды мы, увлеченные сбором грибов, ягод, лекарственных растений, углубились в тайгу, и Таня Д. даже легла на спину, хохоча; но я, смеясь, лишь пощекотал придорожной былинкой ее блестящие влажные губы, открывавшие полоску ослепительно белых, чуть прокуренных зубов, и она тоже хрипло засмеялась в ответ, с возрастающим любопытством глядя на меня, ибо внешне я отнюдь не был похож на дурака либо импотента.
      А дело в том, что я конечно же знал о ее безнадежной любви к Манджиловскому, знал, что его супруга уже однажды избила ее и мужа в присутствии свидетелей, ни один из которых не отказался бы от своих показаний, если бы кто-то заинтересовался подробностями этой безобразной сцены, которая произошла непосредственно после демонстрации в поселковом Доме культуры фильма "Гранатовый браслет", снятого на киностудии "Мосфильм" по одноименному произведению А. И. Куприна. И, не будучи мелкой душонкой, отнюдь не опасаясь крепкого кулака главного геолога, все же считал себя не вправе вторгаться в чужую устоявшуюся жизнь, тем более что моя практика через две недели заканчивалась и я с замиранием сердца думал о том, как возвращусь в столицу с ее студенческой обстановкой дружбы, культуры и любопытного быта 60-х годов, когда гремели, зажигались и, разогревшись, сгорали ясным огнем многие славные имена, как буквы на пиру.
      К тому же в меня была влюблена плаксивая баскетбольная девица из Киева, к которой я однажды по пьянке приставал, а она мне, как пел покойный В. Высоцкий, "отпустила две короткие затрещины", хотя тут же компенсировала свое поведение исполнением похабнейших куплетов про пещеру, где лежала дрянь, которой "кто-то кинул и пошел бежать", аккомпанируя себе стучанием по верхней деке гитары, отчего у нас с тех пор уже установились какие-то отношения, и мой роман с Таней Д. она, подобно Манджиловскому, тоже могла рассматривать, как измену. Однако я совсем не любил ее. Рыхлая и пучеглазая, она мне совершенно не нравилась, и я практически злился, когда видел, что она постепенно вбивает себе в голову что-то касающееся наших отношений, ибо это тут же отражалось на ее продолговатом лице и телячьей улыбке.
      А в тот день, когда все случилось, я был на прииске "Искра", где выпил немного пива и спирту, сидя на деревянной бочке. А потом весело возвращался домой по лунной подмерзшей грейдерной дорожке, громко распевая студенческие песни конца 50-х - начала 60-х, о чем-то мечтая и абсолютно ничего не боясь. А уже стояла поздняя осень, и я забыл тебе сказать, что в палатке мы жили вчетвером. Девица из Киева, я забыл ее имя и фамилию, спала на раскладушке, а мы с Таней Д. в индивидуальных спальных мешках, на кошме, составляющей пол палатки. Якут Николаев в тот день куда-то уехал.
      Когда я возвратился, обе дамы уже спали, но я принес бутылку водки, и киевлянка, открыв глаза, сказала, чтоб ей не мешали спать. А Таня Д., удивительно ладная и проворная, вылезла из спальника и, что-то на себя накинув, вздула огонь, захлопотала у железной печурки, принялась разогревать пельмени, подбрасывать в печурку дровишки, так что яркий свет на секунду озарил наши лица. Я умилился и увидел под ее глазом небольшой синяк, но из деликатности не стал спрашивать, откуда он, не ведая, что вечером она была в поселке, смотрела фильм "Гранатовый браслет" и стала невольной участницей грязного эпизода с женой Манджиловского. Да-да, я только сейчас вспомнил, что ни в тот день, ни раньше я еще не знал об этом эпизоде, узнал позже, а то, может, вел бы себя совсем по-другому, хотя надежды на это мало. Весело переговариваясь, мы с Таней Д. поужинали, выпили бутылку водки и легли спать.
      Сон в палатке - это особый сон. Было слышно, как шуршат таежные ветки, камни осыпаются в реку, отвратительно скрипя пружинами, ворочается на раскладушке моя киевская так называемая любовь. Внезапно я почувствовал на щеке легкое прикосновение пальцев и тут же передвинулся в спальном мешке поближе к Тане Д. Через секунду мы уже жарко целовались. Я запустил руку к ней в спальник и еле слышно спросил:
      - А почему ты бритая?
      - От вшей. Когда подолгу живешь в тайге, то могут завестись вошки,быстрым шепотом ответила она.
      Киевлянка заворочалась еще мощнее.
      - Давай я залезу к тебе,- тихо прошептал я в затылок Тане Д.
      - Я боюсь, что эта сука не спит и нас подслушивает,- прерывисто ответила она.
      - А мне уж так хочется,- признался я.
      - Да и мне не меньше,- шепнула она, и мы оба засмеялись, довольные друг другом, договорившись исполнить задуманное в более удобное для нас время и в более подходящей обстановке.
      Но более удобных времен не бывает никогда, равно как и обстановки. Я убедился в этом наутро, когда между нами троими вдруг возникла страшная неловкость. Киевлянка явно злилась и даже зачем-то подкашливала, как туберкулезница, глядя на нас с подлейшим укором. Через несколько лет, когда я уже жил в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, она вдруг явилась ко мне из Киева, пославши предварительно телеграмму, что будет проездом во Владивосток и желает "навестить старого товарища, надеясь на удачу". Но я ей дверь позорно не открыл и, затаив у двери дыхание, долго слушал ее назойливые звонки, удаляющийся вниз по лестнице тяжелый топот слоновьих ног...
      Однако Таня Д., несмотря на неловкость, выглядела спокойно. Она припудрила синяк, но, когда я попытался украдкой обнять ее, отвела мои руки и сказала, что ее переводят в другую партию. Да и моя практика уже заканчивалась. В тот же день мы все и разъехались. "Мотэ, мотэ!" - уныло кричали погонщики оленей. Звенели бубенцы. Лил серый дождь, смешанный со снегом, оседавший на навьюченные пожитки. И, лишь возвратившись в Москву, я узнал от знакомых геологов, что Таня Д. в тот же самый день застрелилась из карабина... Василий, да ты никак спишь?
      Василий действительно уже спал, разметавшись. Мало того, он спал уже в собственной постели, ибо Евгений, сильно увлеченный рассказом, как-то и не заметил, что его собеседник давным-давно перебрался от камина в постель и теперь даже немножко похрапывает, жуя во сне ус и что-то бормоча по-английски.
      Лицо Евгения исказилось, и он обвел воспаленными глазами весь изящный интерьер дома, отметив про себя, что в широкое остекленное окно тычется лапа ели, над камином висит окропленная кровью натурального испанского быка натуральная мулета, в углу мерцает экран потухшего телевизора, и камин тоже потух, как потухла под утро печка в его взволнованном рассказе о несостоявшейся любви.
      - Спят, спят, все вокруг спят, как "спящие" из моего старого произведения, написанного в 1969 году и до сих пор не опубликованного под надуманными предлогами, что я, дескать, такой и сякой,- заворчал он и вздохнул, продолжая: - Якут Николаев потом утверждал, что Таня Д., как наш русский дореволюционный солдат, сняла сапог, размотала портянку, вставила дуло карабина в рот и большим пальцем правой ноги нажала курок, отчего кровавые ошметки мозга, кожи, волос размазались по брезенту палатки. Да врет, наверное, якут Николаев! Начитался, поди, того же Куприна, пьянь эдакая, прости господи! Ведь рассказывал же он, как, закончив институт, поехал к себе домой, в селение Вартуй, а по дороге, в Якутске, его друг детства украл у него фотоаппарат ФЭД, которым он меня когда-то снимал. С горя напился и обнаружил утром, что старейшины селения связали его ремнями, а сами укоризненно цокают языками, пьют чай, собравшись в кружок и дожидаясь его пробуждения, потому что он в день возвращения на родину с дипломом и обмывания значка о высшем образовании в стакане со спиртом к вечеру перебил камнями окна местной милиции, начальником которой был другой друг его детства, но честный. После он работал инженером взрывного отряда и оторвал направленным взрывом ухо бурому медведю, который повадился драть оленей, являющихся государственной собственностью и находящихся у якута Николаева на подотчете. Про якута Николаева тоже нужно написать. Он был очень культурный, любил Кафку и А. Вознесенского, но стоило ему выпить хотя бы пять граммов водки, как он тут же на глазах дичал и начинал крушить все вокруг, чаще всего просыпаясь по утрам связанным, с синяками и кровоподтеками,- бормотал Евгений, тоже засыпая.
      После чего окончательно затих писательский поселок Алая Пахра, расположенный на 101-м километре Каширского шоссе, потому что Евгений был единственным, кто не спал в этом поселке в столь позднее время, за исключением будущего лауреата Фурдадыкина, но это уже, как говорится, другая история.
      ГЛАВА 1971
      Нечистый дух
      Что за нечистый дух кружит вечно литератора Утробина? Вот судите сами. Выступал он по телевизору на этические темы и выступал, прямо нужно сказать, замечательно. Речь его лилася, как из душа, бороденка распушилась. Он очень тихо, безо всякой там ложной парадности или официоза нашел те самые главные, простые и единственные слова, которые всякого за душу берут. Берут и ведут. Ведут, ведут, ведут - никуда не отпускают.
      Ну и разве предполагал он, что будет дальше? Разве знал, что в двенадцатом часу ночи некий мужик с фамилией, как потом выяснится, Илёсин, будет танцевать на автобусной остановке без всякого музыкального сопровождения неизвестный танец, состоящий из прыжков, притопов и прихлопов? Нет, он этого не знал. Но он шел мимо, спеша в теплую квартиру, где красавица-жена Людмила, шел мимо и невольно помедлил шаг, залюбовавшись Илёсиным.
      Ибо щеки танцора заросли до глаз седоватой щетиной, на ногах имелись валенки с галошами, на голове - промасленная шапка, на теле - ватный пиджак с брюками. И это несмотря на то, что во дворе, то бишь на улице, процветал пускай и совсем небольшой, но все же январский и сибирский морозец. Публика с неодобрением глядела на такого экзотического дядю.
      "Ах, и что же это за славный все-таки у нас народ,- сказал сам себе Утробин.- Вот ведь чертушка! И мороз ему нипочем! Пляшет, чертушка! Правильно я говорю - сохранилась еще в русском человеке эта... удаль, что ли? И ведь бич, бродяга, подонок общества. А заговори с ним - целая энциклопедия".
      Залюбовался. Ну и полюбовался бы, пофилософствовал да и дуй себе дальше, протирая очечки. Ан нет. Дух! Утробин взял да и обратился неожиданно к мужичку:
      - А чтой-то мы шибко легко одетые, паря?
      Мужик немедленно приостановил быстрое течение танца, поморгал опухшими глазками и кротко сказал:
      - Извиняюсь! Мне надо на вокзал.
      - Да ты не бойся меня, земляк. Я - такой же человек, как и ты.
      Мужик приободрился.
      - Обычный человек...- рассеянно бормотал Илларион Степанович.- А ты смотри - добичуешься! Похолодание скоро обещали, замерзнешь, и душа отлетит.
      - Эт-то что? - вдруг завопил мужик.- Эт-то кто "добичуешься"? Эт-то кто ж бич, когда я с семьей пять рыл и все - рабочая косточка, Канский район, деревня Козюрино. Трое - механизаторы, Валька - уборщица, но может и завклубом. А Леночка в пятый класс ходит. Бессовестная твоя рожа! Тьфу!
      Плюнул и отвернулся. Иллариону Степановичу стало очень стыдно.
      Он осторожно дотронулся перчаточным пальцем до ватной одежды говорившего:
      - Простите меня... Простите. Я понимаю, что невольно оскорбил вас. Простите! Правда простите! Я не иронизирую. Я вам помогу добраться до вокзала. Я не хочу, чтобы вы держали на меня зло в сердце...
      - Пошел ты на...- сказал мужик.
      Утробин горько улыбнулся.
      - Пошел! Ишь, зараза! - разорялся мужик. Но при этом сильно пошатнулся, уцепившись за грудь и сумочку вальяжной дамы в меховом пальто.
      - Вы!.. - взвизгнула дама.
      Тут, к счастью, и автобус подошел. Все в него и погрузились.
      - А ну, кто еще билет не приобрел? Кому еще штрафной-рублевый! страшно вскрикнула кондукторша.
      - Два билета,- сказал Утробин.- Я вам уже взял,- сообщил он засыпающему и покачивающемуся мужику.
      Тот широко раскрыл глаза.
      - Вас это удивляет? Но что же тут удивительного? Все мы - люди. Все мы должны помогать друг другу. Сегодня я вам, завтра вы мне.
      - Нет, я сегодня тебе,- сказал мужик.
      - Почему сегодня?
      - А вот почему.- Мужик выпрямился и стал даже как бы и совсем трезв.Вот я тебе щас, ах же ты, козел, что придумал!..
      И он принялся произносить столько много специфических слов красивого русского языка, что какой-то человек из военных в конце концов не выдержал:
      - Послушайте. Там. Здесь в конце концов женщины, дети.
      - Совершенно охамели,- поддержала давешняя дама.
      - Вон ты что придумал! - ревел мужик.
      А его уже тем временем крепко взяли под локоточки.
      - Пустите меня! - кричал мужик.
      - Пустите его! - кричал Утробин.- Ему на вокзал нужно!
      - Вот ты его туда и проводишь,- сказали поднявшиеся волной люди и на ближайшей остановке выкинули их обоих из автобуса вон.
      И лишь как влетел опять Утробин башкой в присыпанный мелким снежком тротуарчик, то до того ему мерзко и тоскливо сделалось, что он и собрался было совсем уйти вон, к чертовой бабушке и жене Людмиле. Но - увы! Мужик уже крутил ему руки, приговаривая:
      - Не... Не на того напал. Видали мы таких архангелов!
      Больно, когда крутят руки. И Утробин был вынужден размахнуться и сильно двинуть мужика в глаз. Мужик присел и взвыл.
      Тут же, как из-под земли, вырос милиционер.
      - Прекратить,- деловито сказал он.
      - Ох ти-ти! Убили! - выл мужик.
      Утробин брезгливо разминал пальцы.
      - Заберите его. Пьян как стелька, понимаешь... Совсем человеческий облик потеряли...
      - Одну минутку,- придержал его милиционер.- Надо разобраться.
      - Что тут разбираться? Пьян как стелька, понимаешь. А я еще принял в нем участие.
      - Видел я, как вы в нем приняли участие,- сказал милиционер.
      - Он меня обшманать хотел,- запел вдруг мужик, держась за глаз.- Ох ти-ти! Я кабанчика продал, а этот меня с самого рынку пас. Он меня обшманать хотел.
      Утробин обомлел.
      - Ваши документы,- сказал милиционер.
      - Илёсин я, Илёсин,- вскричал мужик, выхватывая из-за пазухи нечто, завернутое в мятую газету.
      - Ваши документы,- сказал милиционер Утробину.
      - Да какие к черту документы! - рассердился Утробин.- Я с телевидения иду. Я литератор. Понимаете?
      - Я продал,- бормотал мужик.- А ты меня шмонать? У, сука, потрох сучий!
      И рванулся было к Утробину, но был остановлен все той же властной рукой.
      - Придется пройти,- сказал милиционер.
      Утробин нервно засмеялся. Это был нехороший смех. В двенадцатом часу ночи - витиеватый, кашляющий, злобный смех.
      - Может, наручники на меня наденете? - спросил он.
      - Пока в этом необходимости нет, гражданин,- вежливо ответил милиционер.
      Милиционер... Простой сибирский парень, с простым, но вместе с тем где-то как-то по большому счету даже и волнительно-одухотворенным лицом.
      На этом снимке агентства ЮПИ - губернатор штата Калифорния Рональд Риган с женой и детьми наряжает рождественскую елку. Детей ждут подарки. Сам же Риган, пишет американская газета "Дейли уорлд", "подарок" получил еще до наступления праздника - это изображенная за решеткой в верхнем углу снимка негритянка, коммунистка Анджела Дэвис, которую 22 декабря власти штата Нью-Йорк выдали губернатору и тайно переправили на самолете в Калифорнию для судебной расправы по сфабрикованному обвинению. Лишить Ригана этого "подарка", снять с Анджелы Дэвис ложные обвинения и выпустить ее на свободу - этого требует сейчас прогрессивная общественность всего мира.
      ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО А. СОЛЖЕНИЦЫНУ
      Автор письма А. Солженицыну Дин Рид - известный американский певец. В его песнях, которые знают в разных странах, говорится о ненависти к американским агрессорам, о стремлении всех честных людей к миру на земле, о любви, о счастье, за которые надо бороться. Дин Рид неоднократно подвергался преследованиям со стороны властей и вынужден был покинуть США. Сейчас он живет в Италии. Советские зрители полюбили этого талантливого артиста, когда он выступал на гастролях в Советском Союзе.
      КРАХ "БИТЛОВ"
      В канун Нового года - 31 декабря - Верховный суд Англии начал слушание дела "битлов". Истец, Поль Маккартни, один из этого некогда всемирно известного квартета, призвал к ответу своих друзей. Последние три года "жуки" (так переводится на русский язык название ансамбля) занимались не столько творческой деятельностью, в свое время принесшей им баснословные доходы, сколько выяснением конфликтов и разногласий между собой. И вот результат - Маккартни намерен выйти из "Битлз и Ко" и требует "раздела имущества".
      Корреспондент газеты "Ньюс оф уорлд" рассказывает о том, как развеялся очередной миф буржуазного авангардистского искусства - еще один пример того, как гибнут таланты в мире чистогана.
      Вадим КОЖЕВНИКОВ
      ВО ИМЯ ЧЕЛОВЕКА
      Уверен, что в газетные строчки, которые скупым, но очень убедительным языком цифр рассказывают об итогах завершающего года пятилетки, уже несколько дней пристально вчитываются повсюду.
      Цифры, цифры... Национальный доход страны вырос на 8,5 процента, капитальные вложения - на 9 процентов, прибыль (в сопоставимых ценах) - на 16 процентов, фонд заработной платы в народном хозяйстве - на 7 процентов, реальные доходы трудящихся в расчете на душу населения - на 5,2 процента...
      Какой созидательный труд, какие дела кроются за этими цифрами! И встает перед глазами образ нашего современника - Человека с большой буквы! Он трудится везде - и в глубоком рудничном забое, умело и ловко командуя умнейшей машиной - подземным комбайном; и у пульта управления изумившего весь мир лунохода, спокойно и уверенно посылая команды через триста с лишним тысяч километров; и в лаборатории - я вижу его в момент очередного открытия; и за письменным столом, обдумывая главы новой книги. Он велик, наш современник, и труд его - не абстрактное понятие, труд его конкретен и конкретно определен этими цифрами, за которыми скрываются ритмичное биение пульса жизни, напряженная работа мозга, работа золотых трудолюбивых рук.
      - Г-н Салливен, почему для высадки экипажа лунного модуля "Аполлона-14" был избран район кратера Фра Мауро?
      В последнее время на Западе часто произносится имя кинорежиссера Романа Поланского, уехавшего несколько лет назад из Польши на Запад. Там он быстро вошел в моду, несмотря на то, что не создал ничего оригинального.
      ДОКУМЕНТ ОГРОМНОГО ЗНАЧЕНИЯ
      С огромным интересом воспринят польской общественностью проект Директив XXIV съезда КПСС. Для всех очевидно, что отправной точкой программы, намеченной на девятую пятилетку, послужили успехи, достигнутые в 1966-1970 годах. Польские газеты подчеркивают прежде всего те характерные черты, которые отражают основную тенденцию в советской экономике: ускоренные темпы развития отраслей производства, гарантирующих технический прогресс,- энергетики, машиностроения, химии, нефтехимии - и постоянное увеличение предметов широкого потребления.
      Наша печать отметила, что в дальнейшем будет уделяться еще больше внимания повышению материального и культурного уровня общества. Программа, представленная партией на широкое обсуждение, гарантирует это следующими мерами: высокими темпами развития промышленности, значительным повышением производительности труда и форсированием научно-технического прогресса.
      Ежи КРАШЕВСКИЙ, польский публицист
      ПОЗДРАВЛЯЕМ ЮБИЛЯРОВ
      Многие писатели союзных республик хорошо знают этого энергичного, веселого и приветливого человека. Приезжая в Москву, в свой большой штаб Союз писателей СССР, в первую очередь мы идем к Михаилу Васильевичу Горбачеву, заместителю секретаря правления по литературам народов СССР. В его кабинете - как бы диспетчерский пункт всех связей братских литератур.
      И. ШАМЯКИН
      УСЕРДИЕ НЕ ПО РАЗУМУ
      В албанской газете "Зери и популлит" опубликована статья, посвященная итогам XXIV съезда КПСС. Авторы ее всячески стремятся очернить съезд советских коммунистов, принизить его историческую роль, оклеветать строительство коммунизма в нашей стране.
      ...За последние годы в органах внутренних дел проведена большая работа с целью недопущения должностными лицами нарушений социалистической законности, и таких нарушений становится все меньше и меньше. Виновные строго наказываются, вплоть до привлечения к уголовной ответственности. Из факта, о котором шла речь в газете, сделаны необходимые выводы. Управлением внутренних дел Калужского облисполкома разработаны дополнительные мероприятия, направленные на повышение уровня работы.
      Н. ЩЕЛОКОВ, министр внутренних дел СССР
      Основные противники, столкнувшиеся ныне в напряженном идеологическом поединке,- это силы гуманизма и прогресса, с одной стороны, и силы антигуманизма и реакции - с другой. Полем идейных столкновений становятся все сферы общественного сознания. Антигуманистические исходные позиции в мировоззрении неразрывно связаны с реакционными политическими взглядами. Не случайно фанатичные противники коммунистической идеологии в наши дни открыто ищут обоснования и подтверждения своим политическим теориям в самых различных реакционных, философских и естественнонаучных учениях прошлого и современности, привлекают для "углубления" своей аргументации новейшие научные открытия и ветхозаветные религиозные догмы.