Лужков, конечно же, талантливый хозяйственник, управленец, которого ввергли в пучину политики. Что из этого получится покажет время. Отношение к столице - болезнь отнюдь не российская. Жируют, живут за счет провинции. Там власть, она жить бедно не любит. Нечто подобное вы услышите и во Франции, и в Японии, и в Аргентине - всюду. Столица выделяется, концентрирует денежные потоки, слепит глаза. И всякий столичный мэр - всегда претендент на общенациональный масштаб, естественно, если он личность деятельная и заметная. Заметным Лужкова сделала не индивидуальность политика, а индивидуальность управленца. Как и кто, помимо Лужкова, рискнет переплести эти состояния, чтобы политик не гасил незаурядного хозяйственника и управленца, не отвратил политизированный электорат?
      Скорее всего, появление Ястржембского в команде предопределено имиджевой операцией портрета Лужкова. МИДовская школа, возглавлял департамент печати и информации МИД, посол в Словакии, пресс-секретарь президента. Задача Ястржембского, приглашенного в московское правительство на должность вице-премьера по международным вопросам и связям с общественными организациями, очевидна - приучить Запад к образу Лужкова, интегрировать его в сферы западной высокой политики. Под силу ли это Ястржембскому? Вопрос, не имеющий четкого ответа. Для того чтобы менять, корректировать чей-то образ, надо иметь свой. А вот здесь у Сергея Ястржембского явный недокомплект. Ястржембский - человек с размытой индивидуальностью. Подтянутый, аккуратный, педантичный, спортивный. С внешностью карьерного чиновника, внимательно разглядывающего себя в зеркале. Как человек амбициозный, он готов за это взяться, но ему будет все время мешать интерес к собственному образу.
      И тем не менее. Проблема электората - ключевая для лужковского блока, как блока, только что стартовавшего. Предстоит уяснить, кто в Москве отдал свои голоса за Лужкова? Не глушить противника цифрами, а разбить на составляющие это многомиллионное "ЗА". Сколько врачей, пенсионеров, работников ВПК, интеллигенции. Сколько предпринимателей, учителей. Сколько молодежи. И без каких-либо изменений перенести эту кальку на федеральное пространство.
      У кого Лужков должен отобрать голоса? Прежде всего у Зюганова. Один из политиков, стоящих в оппозиции к Лужкову (кажется, это был Немцов), злорадно заметил: "Зал Лужкова в возрастном отношении мало чем отличается от зала Зюганова. Основная масса - это люди старше пятидесяти". Кстати, это не только минус, но и плюс.
      В целом, суждение хотя и упрощенное, но не лишенное здравости. Если Лужков должен потеснить электорат коммунистов, то сам Бог велел ему работать в массе этого электората. По этой причине похожесть зала.
      Различие зала Лужкова, если это зал учредительский, в неодиозности. Там масса знакомых лиц. В зале Лужкова впечатляешься хозяйственным, управленческим и творческим потенциалом.
      Вынужденно привлеченный к управлению демократами, так как сами демократы никогда не были властью и навык управления постигали у своих антиподов, Лужков и опасен для КПРФ тем, что он социально ориентирован. Не было случая, когда бы москвичам задержали выплату пенсий, политика же мэрских надбавок малоимущим и прозорлива, и понятна, и авторитетна. Снос пятиэтажек, переселение коренных москвичей в более благоустроенные новые дома - еще один козырь Лужкова в мире пожилых избирателей. Если Зюганов готов своим избирателям вернуть "вчера", то позиция Лужкова неизмеримо сильнее. Он уже показал, что может материализовать для стариков пусть убывающее, в силу их возраста, но все-таки "завтра".
      Второй очевидный козырь Лужкова - малый и средний предприниматель. Тот факт, что 50% налогов Москвы платит торговля и сословие среднего и малого бизнеса, значим настолько, что Лужков может внушительно поколебать надежды на это сословие со стороны правых младореформаторов и уж тем более коммунистов. Там - декларации и заверения, что ради них и производились реформы, и если не получилось и 17 августа разорило сословие, то в этом не их вина, а вина предшественников, которые, кстати, тоже числили себя демократами, и азиатского финансового кризиса. А рядом Лужков, который в политическом противостоянии отыграл судьбу челноков для Москвы. Федеральная власть беспомощна в защите малого бизнеса хотя бы уже потому, что всякий свой провал в бюджетной политике пытается залатать усилением налогового бремени. И в результате мы получаем два критических итога: либо предприниматель разоряется, либо уходит в теневой бизнес. И в том, и в другом случае казна теряет законопослушного налогоплательщика.
      У Лужкова, пожалуй, пока у единственного кандидата есть весомые позиции в ВПК и крупной промышленности. У Зюганова они тоже есть, но там позиции идеологические, "воспоминательные" о временах непререкаемой привилегированности ВПК в мире хозяйственном и доктринном, и как итог обещание вернуть. Однако ответ на вопрос, что именно вернуть и как, коммунисты оставляют на послепобедную дискуссию.
      В разговоре с директорским корпусом у Лужкова есть, разумеется, не два, а много больше, но два уж точно непобиваемых козыря. Это ЗИЛ и АЗЛК. Два автомобильных завода-гиганта, которые федеральная власть распластала и зарыла - заводы остановились. После аннулирования итогов прежних приватизационных авантюр и передачи заводов в ведение Москвы с выкупом контрольных пакетов их акций Лужков не просто реанимировал производство, он дал ему импульс динамичного развития в окружении повсеместного кризиса. Это тем более важно, ибо всякая кооперация вокруг мощного производства - это протоптанная дорога в регионы, которые, как принято считать, недолюбливают столицу. Не исключено, что директорский корпус на выборах пойдет не за теорией, а за практикой. Впрочем, ориентация на директорский корпус, как продуктивный механизм воздействия на подчиненных и избирателей, себя не оправдала уже дважды. Первый раз на первых президентских выборах, когда директора присягнули на верность Николаю Ивановичу Рыжкову и он сокрушительно проиграл Борису Ельцину. Второй раз на парламентских выборах 1995 года, когда Черномырдин загнал в свое движение весь чиновничий аппарат страны и получил опять же заверения директорского корпуса в поддержке НДР. Получился конфуз. Движение Черномырдина добилось сверхскромного результата (9,4 % голосов) и значимо проиграло коммунистам. Возможно, как в первом, так и во втором случае большинство директоров проголосовало за Рыжкова, а впоследствии за Черномырдина. Но этого однозначно не сделали подчиненные им рабочие.
      Вопрос проникновения в толпу - вопрос кардинальный. Важна поддержка не директорского корпуса, а избирателей, работающих под его началом. Лужков как государственник, тяготеющий к патриотическим аттестациям, бесспорно, ослабил этот политический ресурс, сосредоточенный в закромах Лебедя и Зюганова. Антисемитский угар, который переживают необольшевики и, полагаю, который как катастрофу воспринимают Геннадий Зюганов, Алексей Подберезкин, Николай Рыжков, Анатолий Лукьянов, для Юрия Лужкова - подарок судьбы, который движение "Отечество" должно не промотать, как шальные деньги, и не превратить в пустолозунговый ажиотаж: "Ату их!" Это прекрасная возможность заявить свою концепцию национальной политики. Баркашов уже бросил запал в стан Лужкова, обвинив его в еврейском окружении.
      Одна из уязвимостей Лужкова - его открытость, обретающая окрас драчливости, готовности ввязаться в любую потасовку. Журналисты провоцируют Лужкова, заставляя его отвечать на вопросы, которые, как им кажется, претендуют на сенсационность, хотя на самом деле это мешает Лужкову держать паузу - чрезвычайно продуктивный прием в серьезной политике. Лужков высказывается по всем вопросам, порой не успевая осмысливать целесообразность своих ответов. В этом случае он раб выбранного им образа открытого, более того, неравнодушного к вниманию прессы, а значит, зависимого от нее политика.
      Разумеется, обилие знакомых лиц на всевозможных совещаниях, съездах, оргкомитетах, проводимых Лужковым, предмет особых раздумий. Меня не покидает чувство, что я это уже видел. Оно не обманчиво. Я это видел на съездах НДР. О чем идет речь? О паломничестве чиновников в лужковские залы. О внушительном количестве губернаторов и мэров. Разумеется, это подчеркивает основательные позиции мэра Москвы в Совете Федерации. Не исключено, что без особого желания самого Лужкова, объективно он составляет конкуренцию Егору Строеву, как главе российского сената. О Лужкова споткнулся бывший премьер Черномырдин. И хотя Лужкову в настоящей ситуации это не очень нужно, но он может усложнить жизнь Егору Строеву.
      Последнее решение нижней палаты о газпромовских налогах, которые должно получать по месту производства, а не из центральной резиденции "Газпрома", усложняет финансовое состояние Москвы. Нижняя палата уже проголосовала за этот закон. Скорее всего, сенаторы, многих из которых раздражает успешность Лужкова, одобрят его.
      И все-таки о чиновничьей переизбыточности на съезде. Как говорится, хорошие чиновники - капитал весомый. Они управляют регионами, и это уже не мало. Лучше их иметь в союзниках, а не в противниках. Разумное откровение. Но именно обилие губернаторов и мэров позволяет пустить в пересуды расхожий логотип - партия власти. Именно эта констатация погубила на выборах 95-го года НДР. В происходящем есть некая алогичность. По своей внутренней сути Лужков - фигура самородковая и очень естественная, не отторгающая себя от общества, а буквально ныряющая в него. Достаточно вспомнить регулярные, как ход часов, субботние объезды города. Хозяин должен знать свое хозяйство в деталях, иначе он не хозяин.
      Заверения ряда губернаторов о своей поддержке не лишены лукавства. Каждый губернатор отыгрывает свой интерес. При приближении выборов эта самость будет усиливаться. Надо застраховать себя от ложного оптимизма. Надо прорваться в толпу. Весь вопрос в том, что эти же самые губернаторы могут оказаться главным препятствием этому прорыву. Не предполагать, не просчитывать такой возможности было бы верхом безрассудства. Что же касается знакомости лиц нашей интеллигенции и всевозможных политических лидеров, полулидеров, как, впрочем, и мистификаторов, то их разнополюсность и радует и настораживает. Я многих из них видел в качестве интеллектуального шлейфа Горбачева, затем упоенно поддерживающих Ельцина, не чуждых В.Черномырдину, Е.Гайдару и А.Лебедю. Теперь они в лужковской аудитории. Это не укор и не упрек. Если угодно, это разновидность преемственности. Иосиф Кобзон предложил в качестве девиза движения "Отечество" слова "Последний шанс". Лужков подумал и не согласился. Наверное, увидел в этих словах что-то отчаянное, предпохоронное. Но логотип Кобзона символичен. Он очень точно определяет усталость интеллигенции. Надоело обманываться в надеждах, страдать от своей доверчивости.
      Интеллигенция и власть - это особая тема. Творческая интеллигенция, да и всякая другая, свою значимость, свою необходимость обществу исчисляет отношением к ней власти. Что особенно очевидно сейчас. Лидеры политических движений и партий растаскивают интеллигенцию.
      В 92-м году в моменты наивысшего напряжения в отношениях между президентом и парламентом Хасбулатов, тогда Председатель Верховного Совета, собрал интеллигенцию. Пришли те, кого не пригласил Ельцин. Разумеется, среди тех, кто пришел, были и те, кто относился к Ельцину враждебно, кого события 91-го лишили если не всего, то очень многого. Других привела обида, боязнь оказаться незамеченным, пропущенным, и для них уже не важно, какая власть позовет - правая, левая. Важно главное - позвала власть. Популярность и значимость - понятия хотя и близкие, но достаточно отличные друг от друга. Скажем, популярность попсовых пророков велика, на их концерты ломится молодежь - "Голосуй, а то проиграешь!". Но они не значимы для общества, для развития страны, как Иннокентий Смоктуновский или Марк Захаров. Хотя бы потому, что это, скорее, товар, который легко покупается и продается. Это поток, лишенный отбора, селекции. Кого-то раскрутили, кого-то нет. И талант исполнителя, его образованность в этом случае даже не во-вторых или в-третьих, а в-двадцатых. Их язык скуден. Они подражательны по сути, даже будучи чрезвычайно индивидуальными, как, например, Гребенщиков. Но все равно, если быть честным - они вторичны, они эпигоны. Их не интересует отношение к ним власти. Они работают на инстинкты толпы, они погружают тысячные молодежные тусовки в транс во время своих концертов, в транс упрощенного постижения, не напрягающего, а расслабляющего мозг. И дело не в одурачивании толпы. Они, эти идолы, не обманывают, хотя многие их в этом упрекают. Они работают в поле своего навыка и своего интеллекта (а он скуден), они тоже не умеют мыслить. Они сами работают на уровне видимой добычи, уровне инстинктов. Они вне культуры, интеллигентности, они представители шоу-бизнеса. У них другой общественный позыв. Наиболее успешные и удачливые среди них хотели бы числиться в рядах интеллигенции, им нравится, когда власть оглядывается на них. Но это чуть позже, по прошествии шальной молодости. А пока им нужна власть, которая защищает не культуру, - Бог с ней, - а бизнес! Они не обременены политическими терзаниями: с кем, за кого?.. Все проще и прагматичнее. Мы тебе нужны? Нет проблем - гони бабки. Ельцин обернулся, Ельцин позвал их на выборах 96-го года, он сменил первых на вторых. Разоренная культура утратила свое влияние на общество. Президенту нужны были голоса, а не аттестация чистопородности и просвещенности монарха. Вторые могли развеселить. Помочь забыться. Они не беспокоили разума. В этом и было их главное превосходство над первыми.
      Власти провели ротацию идолов. Ельцину надоела интеллигенция, которая вечно что-то просит, на чем-то настаивает и досаждает своими приставаниями и плачем о бедственном положении культуры и науки. Эти умники, претендующие на роль пророков, раздражали царя. И окружение Ельцина решило сделать подмену культуры. Именно тогда Ельцин произносит свои знаменитые слова о народном телевидении, как напутствие новому председателю российского телевидения Эдуарду Сагалаеву. И известный представитель шоу-бизнеса соглашается с трактовкой президента. "Хватит о мрачном. Надо, чтобы у экранов народ отдыхал, а не возвращался мыслями к невзгодам жизни". Разумеется, расшифровка этого напутствия - не пересказ слов президента, а слепок того, во что превратилось государственное телевидение после подобных президентских волеизъявлений. Нация стала играть, смеяться, сопереживать боевикам, сексуальным маньякам на экране. Нация переместилась в виртуальный мир.
      Мощный десант шоу-звезд на предвыборную площадку в 96-м году под девизом "Голосуй, а то проиграешь!" вроде как взбудоражил молодежь. Не просветил, а именно взбудоражил, перевел из одного кайфа в другой, но сколько молодых после этих шоу-инъекций оказалось на избирательных участках? Этот вопрос остается безответным. Ни одно социологическое исследование не дало убедительных доказательств эффективности этой психотерапии. Когда бы из 20 опрошенных хотя бы двое заявили, что пошли голосовать за Ельцина после концерта Лады Дэнс, Татьяны Овсиенко или Аллегровой...
      Президент и его команда сделали ставку на другую культуру. Это горькое признание воспринималось интеллигенцией болезненно. Хотя многие из ее числа голосовали в 96-м году за Ельцина, голосовали вынужденно. Есть ли ответы на эти вопросы? И так ли они важны нынче? Идея участия звезд шоу-бизнеса в избирательной кампании принадлежит Александру Коржакову, а затем ее по инерции использовал Анатолий Чубайс, поддержала Татьяна Дьяченко. Власть выбирает ту культуру, которую она понимает. Теперь, по прошествии времени все чувствуют себя одураченными: и интеллигенция, и шоу-звезды, и культура, и молодежь.
      Это небольшое отступление в недавнее прошлое необходимо, чтобы понять закономерность мелькания одних и тех же лиц. Истолкуем это как преемственность, точнее, как обратную сторону преемственности. Интеллигенция в силу своей наибольшей, по сравнению с другими слоями общества, образованности, предрасположена к сомнениям, разочарованиям. Для любого лидера интеллектуальное окружение - фактор, определяющий долголетие его лидерства. В этом случае, заполняя залы приемов людьми известными и достойными, власть берет взаймы их популярность, создавая некую иллюзию в сознании сограждан, что все эти уважаемые талантливые персоны, конечно же, поддерживают эту власть, что следует делать и их многочисленным поклонникам.
      В этом месте нестыковка звеньев. Популярность и интеллект - понятия никак не тождественные. Популярность вне интеллекта встречается гораздо чаще, чем по причине такового. Мы уже говорили об историческом самообмане русской, а позднее советской интеллигенции, которая свою общественную значимость исчисляла по шкале своей нужности власти. И если власть проявляет к ней безразличие, интеллигенция всегда впадает в истерику: "Страна забыла нас". Ничего предосудительного в таком поведении нет. Если поверить в тезис, что власть избирается народом и тот же самый народ власть нанимает, доверяя избранным ее сформировать, в этом случае, опять же теоретически, власть отражает интересы общества, когда втягивает интеллигенцию в процесс управления государством. На самом деле все выглядит не так схематично и просто. Меня не позвали, значит, меня нет.
      Я вспоминаю два прощания, которые привели в свое время высшую власть в смятение. Это похороны Василия Шукшина и Владимира Высоцкого. Как в первом, так и во втором случае власть никак не могла понять, что такое сверхнеординарное произошло и по какой причине собрались эти километровые и многотысячные толпы людей. Они допускали: Высоцкий был хулиган, народу это нравилось и вот они пришли. Но чтобы такое количество, способное парализовать движение в городе? Это вне здравого понимания. Это придуманная слава и придуманный ажиотаж - рассуждала власть. "А Шукшин, - сопел мне в ухо высокий чиновник Александр Камшалов, - ну что такое Шукшин? Один из числа - только и всего. И не самый, самый. Это ведь не Шолохов, не Толстой. Просто его знают многие как киноактера... Из-за любопытства пришли".
      Тягостное откровение власти - процесс взаимообратный. Теперь уже власть в своем многотысячном чиновничьем исчислении полагает: раз она не приглашала, не замечала, не награждала - значит, этих неприглашаемых и незамечаемых попросту нет. Как же похожи рассуждения начальственной интеллигенции и рассуждения власти, измеряющей значимость интеллигента фактом своего властного внимания к нему. И неминуемый сердечный приступ не обласканного, узнавшего, что на его столе нет приглашения на торжественный прием. И раздирающий вопль подраненной души: "Обо мне забыли, меня нет!"
      Почему же те же самые лица? В 87-м на приеме у Горбачева. В 92-м на приеме у Ельцина, в 1997 году на съезде НДР. В 98-м на съезде "Отечества".
      Ответ прост. Надежды живут дольше, чем властвуют президенты и премьеры, надежды желают быть исполненными, они ищут своего бога. Геннадия Хазанова устраивал Горбачев, он дружил с Коржаковым и просил театр у Лужкова. Хотя общеизвестно, что Ельцин терпеть не может Горбачева, а тот ответно сверхотрицательно относится к Ельцину. Коржаков самозабвенно поносит Лужкова. Что стоит за этим - беспринципность эстрадного кумира, а может быть, одинаковость вкусов власти? Как версия допускается любое суждение.
      Если же говорить серьезно, это бесспорный прогресс и свидетельство демократических глубинных перемен в философии власти. Власти интересны не только Геннадий Хазанов или Игорь Крутой, хотя она с удовольствием смеется над сатирическими монологами первого и не возражает, чтобы ее дети боготворили второго. Главное в другом - власть интересует зал: зрители, слушатели. Ей они понадобятся в момент выборов. Власть интересует народ. Она хочет его использовать. Демократический прагматизм - так это называется.
      * * *
      Последние дни уходящего 1998 года.
      "Еще одна неординарная неделя".
      Событие № 1. Примаков добился утверждения бюджета на 1999-й год в первом чтении.
      Событие № 2. Встреча президента с руководителями трех общефедеральных телевизионных каналов.
      Событие № 3. Отклонение земельного кодекса парламентом. Для развития экономики страны это ощутимый удар. Федеральная власть теряет один из самых мощных рычагов управления страной - земельные отношения. Еще одно подтверждение истины - России управление в форме парламентской республики противопоказано.
      Любопытно, что в разряд событий попала сверхординарная встреча президента с руководителями трех телеканалов. Формально тому причиной был финансовый скандал вокруг ОРТ, когда судебные приставы стали описывать имущество компании, включая мебель в счет погашения долгов. Заговорили о банкротстве ОРТ. Скандал истолковывали по-разному. Началось вытеснение Бориса Березовского. Примаков раз и навсегда решил пресечь вызывающую оппозиционность на ОРТ по отношению к правительству. Компания защищалась как могла. План защиты был прост. Долги есть следствие срыва финансирования телекомпании со стороны государства. Следовательно, это не долги компании, а долги государства самому себе. Попытка взнуздать Бориса Березовского как самого крупного частного акционера ОРТ и таким образом получить деньги успеха не имела. Откровение Березовского было мрачным: "Наш канал всегда работал с убытками. Долгое время его финансировал только частный капитал. Он брал на себя ответственность, понимая все значение ОРТ, пока была возможность кредитовать его за счет других прибыльных направлений бизнеса. Теперь косвенных источников финансирования не существует, а попытки взять кредит банки встречают вопросом: почему бы вам, как государственной компании, не взять кредит у государства?"
      Березовский не скрывает, что у государства есть только два выхода: либо дать деньги, либо передать часть государственного пакета другому собственнику, а проще говоря, в частные руки. Но это, считает Березовский, не будет решением проблемы. Когда ОРТ в очередной раз окажется в финансовой яме, ему потребуется новый кредит, а значит, операция по изысканию средств будет иметь зеркальное повторение: либо - либо.
      Государство в лице госимущества отреагировало незамедлительно: при организации ОРТ государство уже внесло сверхвнушительный пай. Его не надо было проедать.
      Сейчас президенту придется расплачиваться за все те глупости, которые навязаны ему Борисом Березовским и стреноженным им окружением Ельцина. Ельцин является главой попечительского совета ОРТ. Факт достаточно бредовый, но он остается фактом. Это льстивое аппаратное решение, придуманное тем же самым Березовским, для авторов акционирования ОРТ имело одну цель - получить право безнаказанно грешить.
      Но политическим событием эту встречу сделал не финансовый кризис телекомпании и не агрессивные наскоки коммунистов с требованием замены руководства ВГТРК, введения наблюдательных советов во всех без исключения телерадиокомпаниях. Ничего подобного. Событием встречу сделали рассуждения президента о предвыборной кампании и о тех кандидатах, которые излишне спешат, и, как сказал президент, "рвутся впереди паровоза", и еще до официального объявления избирательной кампании уже ее ведут.
      "... Я лично думаю, что это его ошибка. А с другой стороны, это хорошо, что люди его лучше узнают, они его раскусят". Президент не сказал "их", не употребил множественное число. Президент сказал "его", сказал нацеленно в адрес одного человека. С точки зрения большой политики это еще один просчет президента, оказавшегося в плену своей подозрительности, всячески нагнетаемой и семьей, и окружением президента. Президент никак не закамуфлировал эти свои слова, а сказал их в лоб, чем выдал собственное авторство. Вряд ли сказанное можно расценить иначе, чем слова-предостережения, слова-угрозы. И тотчас же пресса взорвалась вопросом: кого имел в виду Борис Ельцин?
      Естественно, в поле зрения оказался Юрий Лужков. Он неделей раньше провел учредительный съезд своего движения. Провел внушительно, с четким обозначением своей позиции, которая вызвала неадекватную реакцию Кремля. Самое досадное, самое удивительное, что президент, обвиняя кого-либо в преждевременном старте, забывает, что глава его собственной администрации той же самой неделей ранее собирает совещание представителей президента в регионах. На обсуждение присутствующих предлагается два вопроса: подготовка к выборам в Думу в 99-м году и к выборам президента в 2000 году. Из чего следует, что Николай Бордюжа боится опоздать. И правильно боится. Так как понимает, что 19 декабря заканчивается регистрация партий и движений, имеющих право принять участие в выборах. И это самое завершение регистрации и есть негласный старт. До выборов остается год. Глава администрации президента это здраво подтвердил. В данном случае весь мини-монолог президента состоит из двусмысленных фраз, хотя и вполне очевидных. Прочтем их более внимательно: "...с другой стороны, это хорошо, что люди его лучше узнают, они его раскусят".
      Вывод первый. Враждебность президента к этому "некто" очевидна. Понятие "раскусят" носит разоблачающий смысл. Наш президент говорит мало и скупо. Это создает некий дефицит смысла. Его пытаются достать, извлечь. Если не получается ни первое, ни второе, его стараются придумать. Радость президента по поводу того, что "люди его узнают... и раскусят", не скрывается. Так как и то, и другое итожится в самом начале словами "...с другой стороны, это хорошо...". Иначе говоря - что хорошо президенту, плохо кандидату. И наоборот, что хорошо и удачно для кандидата, не нравится президенту.
      Во всякой главенствующей речи, не лишенной смысла, есть три составляющие: кем она произносится, когда и в какой аудитории? Характер аудитории отвечает на вопрос: какие процессы инициирует всевышняя речь? Аудитория была малочисленной, но значимой. Президент разрешил, дал команду "фас!". Можно кусать, рвать на части этого "некто".
      Президент, как ему кажется, начинает главную интригу завершающей стадии своего правления. А если это так, то угадывается иной смысл ротации президентской администрации, как и вовлечения в круг прямого президентского управления еще двух ведомств: налоговой полиции и Министерства юстиции. Вряд ли президент верит, что переподчинение налоговой полиции прольет долларовый дождь в бюджетную корзину. Не потому и не для того столь неожиданная рокировка. Президент верен своей тактике противовесов. Если налоговая служба под премьером, то налоговая полиция под президентом.
      Примаков принимает вызов и делает ответный ход - усиливает управленческую масштабность налоговиков. Теперь это не инспекция, а Министерство по налогам и сборам. Но это все частности. Скрытая причина переподчинения никакого отношения к якобы переаттестации этих ведомств в силовые структуры не имеет. Президент не первый раз самочинно нарушает Конституцию. В нашем случае это сделано буквально походя. И не когда-нибудь, а в преддверии выборов. И уже нет сомнения, что оба ведомства - и налоговая полиция, и Министерство юстиции будут использоваться президентом во время предвыборных баталий как некие регуляторы, усиливающие политическое и компрометирующее давление на ту или иную фигуру, участвующую прежде всего в предвыборном президентском марафоне.
      Ельцин ревнив. Лужков слишком популярен, считает президент. Лужкова надо осадить. Осадить Зюганова Ельцин не может. Зюганов - непримиримая оппозиция. А Лужков другое дело. Лужков, в понимании нашего президента, человек из его свиты, позволивший себе выскочить вперед. И на шаг, а то и на два опережающий с трудом передвигающегося одряхлевшего царя.
      Почему же происходит то, что происходит? Скрытое неприятие окружением президента Юрия Лужкова имеет давнишние корни. Было бы неверным считать, что президент, чувствуя это неприятие, своими поступками и решениями осложнял жизнь мэра столицы. Этого не было. Считалось, что президент единственный среди настоящей власти понимает и отдает себе отчет, что такое Москва в условиях непростого демократического развития страны. Политическое прошлое Ельцина было связано с Москвой. И именно Ельцин, будучи первым секретарем горкома партии, ввел Лужкова в акваторию московской политики.
      Лужков, Москва, политическая стабильность в столице, устойчивое экономическое состояние десяти миллионов горожан - все это едва ли не самые весомые гаранты президентского правления в стране. Ельцин никогда не испытывал сверхсимпатии к Лужкову. В этом нет сенсационного открытия. Естественное состояние ревности высшей власти. Ельцин ценил Лужкова, отдавал должное его управленческому таланту и способствовал его управленческой самостоятельности. Положение резко изменилось с началом осени, когда Лужков отказался внять уговорам президента и поддержать повторное выдвижение Виктора Черномырдина на пост премьера. Ельцин этого не забыл.
      Разумеется, трения начались намного раньше, с момента появления в ближайшем окружении президентской семьи Бориса Березовского. Но и до этого атмосфера лужковско-ельцинских отношений не была идеальной. Резко и остро интриговал против Лужкова Коржаков, подсаживал под Лужкова своего человека из ФСБ после отстранения Севастьянова. Боролся против Лужкова и Сосковец. По властным коридорам бродил небезосновательный слух, что Сосковец метит на место Лужкова, но есть одна небольшая закавыка - как убрать Лужкова? Уже тогда в спешном и всеобъемлющем масштабе эти порочные в своей основе силы собирали на Лужкова компромат, который должен был оказаться настолько значимым, что можно было бы отстранить мэра до истечения срока его полномочий или, на худой конец, до конца расследования, а после ввести в Москве прямое президентское правление и поручить это дело первому вице-премьеру правительства.
      Сейчас все настроены искать ответ на вопрос: какую и когда сделал ошибку Лужков? Разумно ли было столь категорично отказывать в поддержке Черномырдину? Надо ли было отвечать на провокационные вопросы относительно очередной болезни Ельцина? Какая была необходимость столь категорично и регулярно муссировать идею пересмотра итогов приватизации "по Чубайсу"?
      Можно пойти еще дальше - заговорить о небезгрешности лужковского окружения. Дескать, если собственный тыл неидеален, тогда зачем? Действительно, зачем? Все шаги Лужкова чрезвычайно свойственны его характеру. И ответ на поставленные вопросы - почему Лужков поступал именно так, а не иначе? - мне представляется вполне очевидным и даже простым.
      Чтобы идти дальше, прорвать заслон перманентных кризисов.
      Кто-то скажет: это ответ не политика. Он слишком очевиден и незащищен. Возможно. Лужков всегда и везде, во-первых, хозяин (а настоящий мэр иным быть не имеет права), а во-вторых, по вынужденности политик.