Она ушла из жизни, и всем стало понятно, сколь значимым и заметным было место, которое она занимала на демократическом поле. Ее убили потому, что не могли, не умели остановить ее политического мужества. Академик Лихачев почувствовал это лучше, чем кто-либо. После ее смерти он сказал:
      - Я думаю, что теперь многие будут бояться говорить вслух то, о чем умалчивать недопустимо. Она не боялась.
      Академик прав. В демократических построениях рухнул один из опорных бастионов. Старовойтова была не просто демократом. В поименном исчислении она была основополагающей частью демократии в России. Той демократии, которую называют алогичной, эпигонствующей, искренней, романтической и драчливой одновременно. Она ушла из жизни и словоохотливые ее сподвижники в какой раз заговорили о необходимости объединения. Теперь уже в непримиримых тонах. "Мы должны, мы обязаны, мы не имеем права, ее смерть нас обязывает!!!" В самом деле, демократы, которых развели неудачи - Гайдар, Чубайс, Немцов, Кириенко и даже Черномырдин, предположительно называют и Явлинского (его реформаторские неудачи обошли как бы стороной, но все равно и Явлинский тоже), - подняли этот вопрос. Можно ли нарастить демократические силы за счет объединения, чтобы наконец понять - сколько их, этих сил по всей России и как велики их возможности? А может быть, они продукт словесных извержений и не более того? Последние четыре года лишили их всяческих надежд. И демократическая печать, и здраволиберальные граждане, сумевшие сквозь поволоку реформаторских неудач разглядеть и оценить обретенную свободу в полном соответствии с утверждением Энгельса как осознанную необходимость, желали объединения демократических сил, понимали, что их раскол - предвестник беды для общества, не уставали повторять недоуменный вопрос: чего они не поделили? Какой надо случиться беде, чтобы они объединились?
      При всей политической наивности это житейское недоумение по существу. Когда демократы были властью, им было что делить. Хотя их присутствие во власти было ближе к телефону, нежели к реальности. Быть частично во власти в федеральном центре, даже имея в союзниках президента, это лишь видимость власти а не сама власть. Тем более что региональные управленцы в своем подавляющем большинстве оставались оппозиционными к демократам. Иные сдержанно оппозиционны, иные непримиримо. При этом начиная с 91-го года в законодательной власти либерально-демократическое крыло оставалось в очевидном меньшинстве. Поэтому утверждение "демократическая власть в России" - утверждение, постоянно опережающее политическую реальность. Младореформаторы покинули правительственные кабинеты и уже без каких-либо скидок в полном составе оказались на оппозиционном поле. Резкость, с какой Гайдар заявил о невозможности и недопустимости со стороны его движения какой-либо поддержки правительства Примакова, говорит о раскладе сил достаточно красноречиво. Как помнится, правительству Черномырдина гайдаровский фронт пусть с оговорками, но поддержку оказывал. В правительстве оставалось достаточно монетаристов, они в целом контролировали экономический блок. Такая разновзглядная смесь в правительстве, конечно же в правительстве коалиционном, отражала управленческий стиль президента - тактику противовесов. Это помогало выстраивать любую интригу в коридорах власти, ибо в любом противовесном состоянии эффект торможения преобладает над эффектом ускорения. В этом случае именно торможение создает ложный эффект стабильности.
      Казалось бы, и фракция "Яблоко", вне зависимости от своей инициативы по выдвижению в качестве премьера Евгения Примакова, к самому правительству Примакова находится в оппозиции. Достаточно вспомнить демарш Явлинского и его публичные обвинения нынешнего правительства в коррупции. Не менее показательна в этом смысле реакция Маслюкова на всяческие обвинения в прокоммунистическом характере правительства. Давая оценку правительству, первый вице-премьер был категоричен:
      - Если не мы, то кто? Больше некому. Младореформаторы показали, на что они способны - экономика в сверхкризисном тупике. Что касается Явлинского, то это вообще хлестаковщина. Как говорится, выбор налицо. Других профессиональных и политических сил нет. Поэтому не торопитесь нас хоронить!
      Где-то Маслюков прав. Решись сейчас правительство Примакова в полном составе подать в отставку - страна одномоментно вступит в зону непредсказуемости. Одних не позовут, других не пропустят, третьи сами не захотят, а четвертых нет. И Явлинский, и весь спектр младореформаторов в жесточайшей оппозиции к возможности коммунистического реванша; непримиримы в отношении коррупции, преступному миру, рвущемуся к власти. Но и этого для объединения оказывается недостаточно. И не экономические разногласия тому виной или отношения к олигархам, московскому мэру, региональной политике, идеям федерализма или даже президенту разделяют их. Корень разногласия в другом. Когда уходил Гайдар или даже Черномырдин, младореформаторы ничего не сделали, чтобы пришел Явлинский. Как ни крути: что Гайдар с Чубайсом, что Явлинский с Задорновым - это два ствола из одного корня. Зачем пропускать вперед коммунистов, не лучше ли оказать давление на президента и добиться прихода в правительство еще одного либерального течения, которое возглавляет Григорий Явлинский? Оказалось - нет. Возвращаясь к житейской лексике - реформаторы остались в границах своей касты и делить власть с Явлинским не пожелали. А ведь такой шаг с приглашением Явлинского и его команды в правительство был бы равноценен объединению либеральных сил. Ссылки на нежелание президента, на его прохладное отношение к Явлинскому еще с горбачевских времен малозначимы. Пригласив Немцова в правительство, президент сделал как бы примирительный шаг - дескать, вот, посмотрите, выдвигаю сторонника Явлинского, значит, не чужд.
      Теперь ситуация изменилась и положение Явлинского неизмеримо более устойчиво и полновесно, чем положение всей гайдаровской плеяды политиков и управленцев с добавлением туда Немцова и Кириенко. Теперь, согласись он объединиться с демореформаторами, своим политическим капиталом придется делиться Явлинскому и движению "Яблоко". Вот как примерно мог бы выглядеть монолог Григория Явлинского на столь животрепещущую и нервную тему:
      - Объединиться для чего? Во имя памяти Галины Старовойтовой? Чтобы остановить рвущийся к власти криминальный мир? Чтобы вернуть утраченную макроэкономистами власть? Чтобы победить на президентских выборах? Зачем? Они говорят о едином кандидате в президенты. Кто он? Если имеется в виду кандидат от "Яблока" (то есть он - Явлинский), то милости прошу, пусть присоединяются. Но присоединяться и объединяться - это разные понятия. Движение "Яблоко", ни с кем не объединяясь, прошло 5%-й барьер в 95-м году и, как утверждают социологи, непременно минует его и на выборах 99-го года. А вот гайдаровцам после их провала в 95-м году это еще надо доказать. И, скорее всего, если им не удастся найти более сильного партнера, их замысел обречен на провал. Моим избирателям, которые, как и все общество, понесли невосполнимый урон от реформ, я обязан буду объяснить: почему я объединился с теми, кто привел страну к столь плачевным результатам? Не значит ли это, что отныне я буду придерживаться тех же взглядов на развитие страны, как и Егор Гайдар, Анатолий Чубайс? А так как мои избиратели уверены, что я своих взглядов менять не намерен, то они вправе предположить, что я объединяюсь с этими господами для того, чтобы помочь им вернуться в коридоры власти. А так как мои избиратели к этим господам относятся, скажем сдержанно, сверхпрохладно, то они вправе сказать: такой кандидат в президенты, которому безразлично наше мнение, нам не нужен, потому что после столь необъяснимого поступка мы ему и его движению не доверяем. И мне печально это признать, но в этом случае мои избиратели будут правы...
      Разумеется, этим монолог не кончится. Будет сказано и о Галине Старовойтовой, и о борьбе с коррупцией, и о противостоянии преступному миру. Тем более что коррупция - атакующее кредо Явлинского. И он вправе сказать:
      - Недуг настолько очевиден, и странно, что, породив коррупцию своей прошлой правительственной деятельностью, вы призываете объединяться против нее, когда сами лишились власти. Ну а Галина Старовойтова - достойный человек и лучшей памятью для нее было бы не объединение ради объединения, а верность демократическим принципам. И когда ты во власти, а не вне ее. Как показала практика, ни "Демократический выбор России", возглавляемый Гайдаром, ни "Наш дом Россия", возглавляемый Черномырдиным, этого святого правила не выдерживают...
      Добавим к этим предполагаемым рассуждениям несколько слов от себя. Объединяют не лозунги и не программы, а авторитет дела, факт результата.
      Политическая судьба всех без исключения лидеров демократического движения, а таковыми себя считают и Гайдар, Чубайс, Черномырдин, Собчак, Станкевич, Попов, как, впрочем, и сам Ельцин, подтверждает этот хотя и малоутешительный, но здравый вывод.
      Все они были многолюдны в момент принятия всевозможных деклараций, программ, когда их авторитет подпитывался энергией обещаний и недовольством их предшественников, и столь же удручающе немногочисленны и одиноки к моменту бесславных итогов, так непохожих на обещанный триумф. И, хотя не очень приятно это признавать, правота авторских сомнений оказалась вещей.
      Сенсационного объединения демократов, пусть на фоне трагедии (что делать, если ничто иное не может объединить), увы, не произошло. Привычные опережающие предсказания прессы оказались еще одним выкриком в пустоту. Правые объединились. Поначалу список в желаемом варианте выглядел так: Явлинский, Гайдар, Чубайс, Немцов, Кириенко, Черномырдин. Чубайс в интервью программе "Итоги" заявил достаточно жестко:
      - Чтобы остановить наступление коммунистов и бандитов, я готов объединиться. Мои разногласия с Григорием Явлинским - частность. Они не сопоставимы с уроном, который понесет демократия в случае коммунистического реванша.
      В эти дни чувствовалось, что Чубайс из двух вариантов своего возможного поведения: сдержанно-компромиссного (коммунисты настаивали на его отставке с поста главы РАО "ЕЭС", - это было их условие в обмен на поддержку законодательных инициатив правительства в парламенте) или откровенно атакующего - выбрал атаку. Чубайс понимал, что его отставка на этот раз будет отрицательным сигналом для западного бизнеса, но этот урон вряд ли удержит хитрого Примакова, тем более что присутствие Чубайса во главе РАО "ЕЭС" в настоящий момент не приблизило правительство к получению очередного транша кредита МВФ.
      Жесткая позиция Анатолия Чубайса в чисто политическом плане усиливает его лидирующие шансы в демократическом лагере. При всех изъянах даже в стане непримиримой оппозиции Чубайс - человек с высокой деловой репутацией. И числя его в своих политических противниках, оппозиция признает в нем сильного оппонента.
      Но вернемся к предположениям и реальностям. Акт некоего объединения состоялся. Союз правых в пофамильном исчислении выглядит так: Аяцков, Гайдар, Чубайс, Немцов, Кириенко. Опросный рейтинг, по словам Чубайса, выявил лидера нового союза правых. Им стал Сергей Кириенко. Спустя несколько часов после объявления в прессе о свершившемся единении свою фамилию снял губернатор Саратовской области Аяцков, пояснив, что с ним никто идей союза не обсуждал. В списке лидеров новоиспеченного союза правых сил фамилии Черномырдина, который накануне в своей манере обосновал необходимость объединения демократов ("хватит идти врастопырку"), не оказалось. И уж тем более в нем нет фамилии Григория Явлинского. По существу, объединились те, кто никогда не был разъединен.
      Вся суть интриги в смене лидера. Им стал Кириенко. Шаг и объяснимый и спорный. Как сказал Чубайс, у Кириенко, согласно опросам, самый высокий рейтинг. Какие опросы? Кто их проводил? Среди какой части населения? Среди неких политических сил, сохранивших свою лояльность младореформаторам? Почему же эти некие демократические силы отдали предпочтение Кириенко? Разве неясно, что опыт управления и у Чубайса, и у Гайдара, и у Немцова неизмеримо больше. Да и политический капитал за плечами более ранговый. Не спешите с ответом - дескать, Чубайс и Гайдар имена нарицательные. Первый отец малоудачных реформ, второй - олицетворение разорительной приватизации. С Немцовым проще. Был значимым в Нижнем Новгороде. По пришествии в Москву имел самый высокий рейтинг из возможных кандидатов в президенты. Но очень скоро растратил себя на драчливость, необязательные и безответственные откровения с прессой. Оказался избыточно провинциальным, непосредственным и легковесным в идеях и замыслах. Больше походил на азартного игрока, нежели на первого вице-премьера федерального правительства. И легко появляющаяся на лице азартная улыбка выдавала его с головой как человека, почитающего превыше всего кураж. Он и работал как бы играючи, оставшись в своих увлечениях моложе своего возраста. Может быть, поэтому, оценивая возможности правительства Примакова, он дал нестандартную характеристику человеку, работающему в современном правительстве: "Надо быть физически сильным и здоровым человеком, приходится работать по 18-20 часов. Такие нагрузки могут выдерживать только молодые люди".
      В определенной степени упор на физическое здоровье правомерен, но и уязвим, так как раскрывает суть Немцова как управленца. Придуманный миф работы в новых условиях, когда отсутствие профессионализма подменяется круглосуточным бдением в правительственных кабинетах, нам знаком. Его ввел Сталин. Правительство не покидало своих кабинетов до глубокой ночи, ждали, когда закончит свой трудовой день вождь всех времен и народов. Будем считать, что Ельцин Немцова не слышал.
      Не кто-нибудь, а именно Борис Немцов насоветовал президенту выдвинуть Кириенко. Что из этого получилось, мы знаем, мы пережили.
      Нет, не избыточный профессионализм выделил Кириенко как лидера нового движения. Меньшая политическая амбициозность, незатертость, эффект нового и тем не менее узнаваемого лица. У Кириенко есть одно превосходство - срок его премьерства был до смешного мал, он не успел наделать больших ошибок. Ну а дефолт... Даже злейший враг понимает, что за дефолтом стоят и Черномырдин, Чубайс и Дубинин. Мало кому известно, но Гайдар полностью одобрил решение правительства от 17 августа, освятил научным перстом и уехал в отпуск.
      Кириенко как лидер устраивает более маститое окружение. Кириенко не имеет политического авторитета, веса - ни положительного, ни отрицательного. Он очень хотел стать премьером вне политики. Так и задумывалось, политику Ельцин предположительно брал на себя. Не взял. Здоровье и нарушения режима помешали. К значимой общегосударственной роли человека № 2 Кириенко был не готов. Как в 92-м не был готов Гайдар, чуть позже Чубайс и все без исключения молодые реформаторы. И тогда, в 92-м, Ельцин политику брал на себя. Но шесть-семь лет назад это был совсем другой Ельцин. Правда политической абсурдности в действиях президента хватало и тогда. Однако авторитет Ельцина как "низвергателя прежних устоев" был неоспорим.
      Итак, опросная операция, сохраненная младореформаторами в тайне, путем мягкого рейтингового голосования показала, что самый высокий рейтинг у Кириенко. Кириенко чувственно поблагодарил авторов рейтинговой процедуры и с присущим ему комсомольским задором заявил, что трудности его не остановят, как не остановят и неудачи. А потому - вперед.
      В чисто российском варианте демократическое движение, которое во всем мире считалось левым, переместилось на правый фланг и создало правую коалицию. Объединение десяти нищих не делает одного богатого. Стечение обстоятельств должно быть сверхблагополучным для лидеров правого дела, чтобы на выборах 99-го года четыре отставных управленческих генерала смогли собрать хоть сколько-нибудь значимое войско, которое в состоянии прорвать блокаду политических противников и ворваться в Думу. Неудивительно, что все вновь образованные партии претендуют на симпатии среднего сословия, мелкого и среднего предпринимателя. Почему? Во-первых, это как бы свидетельство их приверженности к экономическим переменам, рыночным отношениям и демократическим свободам, в числе которых примат частной собственности считается главенствующим. Во-вторых, они наслышаны, что средний класс есть опора любой власти западного образца, если она называется демократической. В-третьих, они наслышаны, и это сущая правда, процветание среднего класса есть гарант устойчивости экономики. Отсюда столь жесткие антимонопольные меры, принимаемые в любой из западных стран. Потому как средний класс и есть массовый и наиболее законопослушный налогоплательщик. И наконец, в-четвертых. И пожалуй, это основной довод. Все остальные социальные слои уже сложились. Их политические колебания очевидны. Наиболее активные из них - два. Государственные служащие и пенсионеры. И та, и другая группа находятся в прямой зависимости от государственного бюджета. Для них факт экономических свобод значим, но вторичен. Они получают либо зарплату, либо пенсию. Либо не получают. И тогда вектор их политических симпатий смещается. Пенсионеры постоянно говорят, что они все отдали этой стране и их нищенство не что иное, как предательство их интересов со стороны государства. Возразить им сложно - они правы. Коммунисты логически опираются на пенсионный электорат, потому как олицетворяют государство, которому пенсионеры отдали все. А предательство по отношению к пенсионерам совершила другая власть. Пенсионная политика в Советском Союзе, возможно, была и не совершенной, но сложившейся и достаточно надежной. Это укладывалось в догматический постулат, на котором выросло и состарилось несколько поколений. "Молодым везде у нас дорога, старикам всегда у нас почет". Факт неоспоримый - шахтер-пенсионер в прошлые годы был вполне обеспеченным человеком. Ныне он человек бедствующий.
      Совершенно очевидно, что где-то около 60% электората коммунистов составляют пенсионеры. А если учесть, что сегодня они фактически составляют 40% всех голосующих, то многое из происходящего на выборах в различных регионах становится понятным. Однако этот электорат для всех без исключения партий и желателен, так как может обеспечить перелом в голосовании, и обременителен, так как его настроение - прямое следствие исполнения или неисполнения бюджета, что остается пока ахиллесовой пятой каждого нового правительства. Коммунисты понимают, что пока они в оппозиции, пенсионеры их опора. Но получи они власть и не сдержи обязательств по защите социальных прав пенсионеров, на чем они строили свои политические атаки на президента и его команду, их положение становится критическим. А выполнить эти обязательства в период кризиса будет непросто. Это сейчас регионы "красного пояса" вину за любой бюджетный провал в своих губерниях адресуют федеральному центру. Пока там, в федеральном центре, у руля были разновариантные демократы, такая тактика давала очевидный эффект. С правительством Примакова скрывать свои собственные грехи подобным образом стало труднее. Получалось, что красные губернаторы ведут огонь вроде как по "своим". И "свои" в федеральном правительстве могут их не понять.
      Естественно, новые партии, исповедующие как либерально-буржуазные, так и социал-демократические взгляды, пытаются укрепиться на новом укладном поле. Все они в один голос говорят о поддержке малого и среднего бизнеса. Таких партий и движений сегодня уже более сорока. Кому отдаст свои симпатии нарождающийся класс средних предпринимателей - этот вопрос остается открытым. Позиция коммунистов в этом отношении более индивидуальна. Ее можно охарактеризовать тремя словами: "Мы не говорим нет". На большее Геннадий Зюганов пойти не может. Нового класса еще нет, а два старых существуют. Союз серпа и молота на избирательных участках неизмеримо более многолюден, чем торгово-предпринимательский мир. Все сказанное позволяет сделать вывод. Событием ноября, претендующим на изменение конфигурации политической жизни страны, можно назвать только одно - создание блока "Отечество".
      В любом движении, партии магнитное поле создает лидер - в данном случае мэр Москвы. Лужков начал кампанию по присоединению, будучи сам фигурой устойчивой, доказавшей, что может добиваться впечатляющего результата на фоне развала, неумелости и политической риторики, в обществе, где вера в успешность преобразований утеряна. Лужков представляется одним как фигура необходимая, другим - как приемлемая. Для начала этого достаточно, так как исключает большие споры и столкновения.
      Есть ли проблемы у этого блока? Есть, и даже больше, чем предполагалось. Первая и самая значимая - что побудило его участников создать такую коалицию? Лужков не был инициатором. Это очевидно. Лужков дал свое согласие, потому как в союзе были заинтересованы присоединившиеся. Естествен вопрос - каков масштаб интереса соавторов идеи? Иначе говоря, каковы их претензии? И насколько велик их авторитет и возможности, чтобы соответствовать обозначенным претензиям.
      Проблема вторая. Центризм - это скорее философия приятия, нежели отторжения. Если истина, как правило, посередине, то движение претендует на большую истинность, скажем точнее, взвешенность. Взвешенность - это почти всегда торжество профессионализма. Вот главный козырь Лужкова. Лужкова мэра. Лужкова докоалиционной поры. Здесь следует сделать необходимое уточнение. Осторожность и взвешенность - состояния совершенно разные. Осторожный лучше переждет. Взвешенный выберет вариант, позволяющий двигаться вперед. Первым завоеванием "Отечества" можно считать участие в движении профсоюзов. Этот факт добавляет движению социальной надежности.
      Можно ли и нужно ли создавать партию власти? Ответ - можно, но не нужно. Партию власти не создают, ею становятся.
      Грубейшей ошибкой Черномырдина, политической близорукостью его советников был именно этот властный импульс. При встречах, которые у меня в ту пору случались с премьером, я не раз возвращался к этой теме. Реакция Черномырдина была очень естественной, доказывающей его чуждость политике, интригам, как таковым, по большому счету его неумудренность в этой сфере. Не минуя колорита образного и звучного мата, он мне ответил:
      - Я этим .......... говорил. На кой ........... это надо. Сегодня мы власть, а завтра ....... Что тогда делать? Но разве этих ........ переубедишь. Для них сплошное ............ одно и то же. Подай им партию власти! Теперь ты понимаешь, в каком ... я плаваю. А чуть что, Черномырдин, Черномырдин... Да не Черномырдин это, а сплошные .... и захребетники. Поэтому давай не будем...
      Но шар был пущен. И никакие разъяснения о том, что "Наш дом Россия" это движение сугубо общественное, а власть в нем присутствует не более как часть общества, никого убедить не могли. Партии чиновников на массовую общественную симпатию рассчитывать не приходится. Хотя бы уже потому, что результат деятельности чиновников был малоутешителен. Бесспорный козырь Лужкова: он не делает попытку создать партию власти, хотя участие восьми губернаторов в заседании оргкомитета - симптом тревожный. Понятно, что, пригласив губернаторов, Лужков дает понять, что он создает не столичное движение. А столичный синдром, он, к сожалению, есть и его преодоление одна из целей движения. И все же начальный опыт оргсъездов, на которых присутствовали одни губернаторы, мэры и вице-мэры, а в качестве рядовых граждан руководители департаментов и главы районных администраций (а на съездах НДР было именно так), есть предупреждение той самой реальности, к которой апеллирует столичный мэр.
      * * *
      Декабрь 1998 года.
      Две первые недели вполне показательны. Президент еще болеет и остается за кадром всех серьезных событий. Мысли президента озвучивает пресс-секретарь и, как мы теперь понимаем, не имея с ним личного общения. До поры о том, что думает по тому или иному поводу президент, пресс-секретарю сообщали либо глава администрации Валентин Юмашев, либо дочь президента Татьяна Дьяченко. Но это все было "до поры".
      И тем не менее о событиях двух декабрьских недель несколько подробнее.
      Сокрушительная победа коммунистов, случившаяся в ноябре на выборах краевого законодательного собрания в Краснодаре, и совершенно очевидный антисемитизм губернатора края Кондратенко, под лозунгами которого была одержана эта победа, не насторожили КПРФ, а наоборот, вдохновили руководство партии на шаги, вполне соответствующие минувшей краснодарской победе. Последствия этих шагов могут быть успешными в одном случае: если антисемитизм, захвативший юг России, как некая материализация пофамильной вины (во всем виноваты евреи) станет массовым настроением бедно живущих сограждан. Не идеологией, не философией - ибо то и другое срез образовательный, просвещенческий, - а именно настроением, как явлением быстро захватывающим и скоро вызревающим. Такая опасность в современной России есть, но именно юг России к шовинистическим взглядам предрасположен исторически. Там проходила черта оседлости, граница, за пределами которой проживание евреев в России было запрещено. И потому скопление людей еврейской национальности в тех территориях было наибольшим. Это правило не касалось только купцов первой гильдии и ремесленников. Это позорное национальное ограничение процарствовало с 1791 года по 1917-й. Оно было отменено после октябрьского переворота. Последнее замечание чрезвычайно важно. Угар антисемитизма, захвативший леворадикальное национал-патриотическое крыло КПРФ, явление для коммунистов по большому счету драматическое. Он мог способствовать смещению либерально-демократического правительства, но выиграть выборы, проповедуя подобную разрушительную для страны идеологию, в многонациональной России невозможно. Почти наверняка КПРФ начнет открещиваться от антиеврейских взглядов и настаивать на верности учению вождя революции. Все будет разжижаться интернациональной риторикой. Но открещиваться - значит признавать факт болезни. А это всегда плохо. Значимый успех в Краснодарском крае не только укрепил уверенность коммунистов в реальности своего реванша, но и породил синдром уже победивших и взявших власть в свои руки.
      Заявление депутата Харитонова, возглавляющего в Государственной Думе фракцию аграриев, с предложением вернуть на Лубянскую площадь памятник Феликсу Дзержинскому. Постановление Думы, принятое по этому вопросу, рекомендующее мэру Москвы незамедлительно совершить сие действо. А чуть позже заявление спикера Гос. Думы Геннадия Селезнева о желательности восстановления в России каторги уже без каких-либо оговорок почти мгновенно создали властный образ коммунистического правления. Разумеется, как первое, так и второе предложения оговариваются фактом преступного беспредела, захлестнувшего страну. А если говорить проще, признанием законодателей своего властного бессилия перед криминальной революцией. Железный Феликс в бронзовом воплощении не защитит страну и не очистит прокуратуру, МВД, ФСБ, таможню и сам депутатский корпус от криминалитета, который, по признаниям руководителей этих ведомств, давно внедрился во все структуры и чувствует себя там достаточно комфортно. И никакие реформы этих ведомств, декларированные царским указом, не помогут, так как в итоге их будут проводить люди, которых самих надо гнать из этих органов в первую очередь.
      Абсурдным и даже классово-дремучим выглядит предложение о возвращении памятника Дзержинскому, вложенное в уста одного из лидеров аграриев. Если депутат Харитонов до сих пор воспринимает Дзержинского не как председателя ЧК, провозгласившего и осуществлявшего кровавый террор, а как благостный персонаж "республики ШКИД", это его проблема. Депутату Харитонову следовало бы знать, что среди миллионов замученных, расстрелянных, высланных почти 40% составляли крестьяне. И это логично. Россия в 1917 году была страной преимущественно крестьянской, и львиная доля муки досталась именно им. Крестьянство было изничтожено, выкорчевано. В крестьянстве Ленин видел заразу частнособственнических взглядов. Под революционный нож легли и кулак, и середняк. Тут следует вспомнить и подавление Тамбовского мятежа, и других крестьянских восстаний, кошмар продразверстки. Вот почему, депутат Харитонов, уничтожив хозяина на земле, народив колхозных иждивенцев в подавляющем большинстве, создав планово-убыточное сельское хозяйство, большевики так и не смогли, властвуя на 1/6 части суши, накормить собственный народ. Нельзя крестьянину забывать историю крестьянства.
      Вожделенное желание вернуть каторгу (в этом случае есть необходимость процитировать Геннадия Селезнева): "Труд там, на каторге, был столь изнурителен и жесток, что узник каждый день молил Бога ниспослать ему смерть как избавление". Двумя фразами ранее в этом же интервью спикер заметил: "Возможно, вводить смертную казнь не нужно, но..." И далее, а может, перед этим о киллерах, которые убивают, о криминале, который заказывает эти убийства, и ничего об ответственности законодателей.
      Что это, случайные совпадения? Нет. Все гораздо проще и очевиднее. Партия, желающая стать властью, зондирует общество по поводу принципов своего правления страной. И в каждом из этих фрагментов в качестве главенствующей присутствует энергетика расправы с оппонентами, расправы с инородцами. О преступниках и убийцах говорится тоже, но это как бы в-третьих и в-четвертых. Нет, коммунисты неисправимы: и мысли, и лексика те же -политических и уголовников на одни нары.
      Понедельник. 7 декабря.
      Еще не выздоровевший президент внезапно десантировался в Кремле. Пробыл там в течение трех часов. Объявил об отставке руководящего ядра президентской администрации: Юмашева, Ярова, Севастьянова и Комиссара. Выразил свое неудовлетворение работой ближайших подчиненных. Назначил нового главу президентского аппарата. Увлек под свое начало Минюст и налоговую полицию, после чего отбыл на место прежней диспозиции в больничные президентские апартаменты. Выход президента на сцену был динамичен, подтвердил улучшение физического самочувствия, и, по свидетельству премьера, в телефонном разговоре с ним президент засыпал последнего цифрами, произносимыми на память, что говорило о интенсивной мозговой деятельности главы государства. Президент выздоравливает и готов политической элите преподносить новые сюрпризы.
      Зачем президент сделал шаг, который сделал?