В этом эксклюзивном разговоре должно было появиться третье лицо. И оно появилось. Им оказался глава администрации президента Валентин Юмашев. Юмашеву еще предстояло решить, какую роль он должен сыграть на этой встрече. Юмашев понимал - Лужков осознает, что он, Валентин Юмашев, не союзник мэра, тем более что вместе с Юмашевым в черномырдинский кабинет проскользнула как бы тень Бориса Абрамовича Березовского. Разуверять Лужкова в очевидных предчувствиях не имело смысла. Тогда зачем он пришел? Оказать давление на Лужкова? Если Лужков знает все, а он знает, усилия Юмашева вызовут прямо противоположную реакцию. Поэтому Юмашев, скорее всего, решил выступить в своем привычном амплуа. Он устроился чуть поодаль от собеседников, сосредоточенно слушал и молчал. Молчал и слушал. А потом, когда разговор зашел в тупик, а он не мог не зайти в тупик, передал Черномырдину некую бумагу. По задуманному сценарию, а правомерно предположить что сценарий этой встречи был продуман, Черномырдин продолжал убеждать Лужкова в необходимости совместных действий и несокрушимости союза, который мог сложиться между ними. Разговор пошел как бы по третьему кругу. Лужков не упрямился. Уже не в первый раз он повторил не лишенную почтительности фразу: "Извините, Виктор Степанович, не могу". Что означало - моя позиция остается неизменной. Развития реального сектора экономики нет. Это результат работы команды Черномырдина. И поддержи он Черномырдина вопреки своей заявленной не один раз позиции, это всеми будет воспринято как беспринципность мэра столицы.
      И тогда был использован последний ход. Бумагу, ранее оставленную Черномырдиным без внимания, потому как ее содержание Черномырдин знал, он подтолкнул Лужкову. Это было письмо президента в Думу. Президент в третий раз предлагал Думе рассмотреть кандидатуру Черномырдина.
      - Вот видишь, - сказал устало и.о. премьера, - а ты упираешься.
      Можно предположить доподлинно реакцию Лужкова. Он не опешил, хотя подобная реакция была вполне естественна.
      - Зачем вы это делаете? - спросил Лужков. - В стране жесточайший кризис. Дума не отступит. Значит - роспуск. Денег на внеочередные выборы нет. Инфляция доведет народ до безумия. Социальный взрыв неминуем. Зачем вам, уважаемому человеку, проклятье народа и раскол в обществе?
      Возможно, Черномырдин в ответ на возмущенный монолог не без злорадства спросил:
      - Хочешь стать премьером?
      Что ответил Лужков, уже не имело значения. Последний оплот рухнул. Черномырдин это понял. Пора было ехать к президенту.
      Лужков возвратился в мэрию. У входа его перехватил телерепортер НТВ. Последним вопросом, на который ответил Лужков - "Чью кандидатуру на третье последнее голосование президент предложит Думе?" - Лужков уже уходил от наседающих телевизионщиков, однако на какую-то секунду задержался и, подавляя усталое недоумение, слегка пожав плечами ответил: "Черномырдина, наверное". Чуть позже он скажет своим коллегам: "Я видел это письмо собственными глазами". Никакого президентского письма в этот вечер фельдъегерь в Думу не привез. Страна еще на один день погрузилась в стихию слухов. Доллар поднялся до отметки 20 рублей.
      Окружение Лужкова в эти дни вело себя неадекватно. Мнения разделились. Одни считали, что, если предложат, надо соглашаться. Другие - не соглашаться ни при каких обстоятельствах. Предчувствие возможного штурма Олимпа, штурма успешного, будоражило умы. Лужкову советовали позвонить президенту, позвонить дочери президента, напомнить о себе. Мэр оставался неумолим: если я нужен - позовут. Разумеется, это была смесь гордости с осторожностью человека, который лучше других представлял критичность экономической ситуации.
      Накануне этой поворотной встречи Валерий Шанцев, вице-мэр Москвы, выступая по телевидению, делает пробный выпад, разведку боем. На вопрос "Почему Лужков отказывается от премьерства?" - Шанцев отвечает:
      - Насколько мне известно, Юрию Михайловичу такого предложения никто не делал. И все разговоры об условиях, которые якобы выдвигает Лужков, вымысел. Юрий Михайлович - человек государственный, и, если речь идет о судьбе страны, единственная возможная позиция для него - действовать в интересах отечества.
      Естественно, эти слова Шанцева были истолкованы по-разному. Многие считали, что они не могли быть сказаны без согласия Лужкова. Другие, наоборот, рассуждали о их выгодности для самого Шанцева в случае утверждения Лужкова премьером страны. Тогда вице-мэр Шанцев, согласно закону, сначала исполняет обязанности мэра, а затем имеет наилучшие возможности, как вице-мэр, стать градоначальником столицы. Именно поэтому внезапный вызов Лужкова в Белый дом буквально на следующий день был истолкован его окружением как ответная реакция на выступление вице-мэра. Разговор с Черномырдиным опроверг подобные предположения.
      Борис Березовский, который консультировал и программировал все действия Валентина Юмашева, не уставал повторять, что Лужков в качестве премьера есть начало кровавого передела собственности в России. И вряд ли кому из значительных собственников удастся остаться в стороне. В воронку этого передела будет затянута и собственность Юмашева и собственность семьи президента.
      Еще одна немаловажная деталь. Сразу после встречи с Черномырдиным был подготовлен текст заявления мэра столицы. Идея заявления принадлежала сторонникам назначения мэра на пост премьера страны. Заявление было очень немногословным. Сначала мэр благодарил всех за гипотетическое доверие, высказанное ему лично согражданами, депутатами, сенаторами, желающими его видеть на посту премьера России. Далее он говорил, что все это нагнетание страстей не имеет под собой почвы. Ему никто ничего не предлагал. Ключевым в заявлении был последний абзац, в котором мэр подтверждал, что, в случае такого предложения, он готов отнестись к нему ответственно и сделать все, чтобы переломить ситуацию и вывести страну из кризиса.
      Как я уже сказал, в ближайшем окружении Лужкова сосуществовали два взгляда на ситуацию: Березовский стоит насмерть, чтобы не позволить Ельцину сделать подобное предложение Лужкову. И предполагаемый третий выход с кандидатурой Черномырдина - это весьма красноречивый жест, указывающий Лужкову на дверь. А значит, надо переломить ситуацию, воспользоваться давлением общественного мнения и вынудить президента сделать такое предложение мэру.
      И вторая точка зрения, более осторожная и более взвешенная. Не надо суетиться. Брать на себя такую ответственность преждевременно. За полтора года, оставшихся до президентских выборов, чуда не произойдет и коренных перемен, ради которых и будет призван Лужков, сделать не удастся. А значит, авторитет умеющего, не отступающего от своей цели хозяина окажется отчасти утраченным, и шансы на возможную победу на любых выборах значимо ухудшатся.
      Нет ничего неестественного и предосудительного в этих двух прямо противоположных позициях. Помимо политических, финансовых, экономических интересов, которые непременно присутствуют при воплощении любой кадровой интриги, существует чисто личная заинтересованность. Переход Лужкова в федеральное правительство делает уязвимым положение многих старых кадров лужковской команды. Они были его плотью, и им (кому-то из них) не найдется места в федеральном аппарате или правительстве, скорее всего, придется уйти. Тот, кто придет на смену Лужкову в Москве, скорее всего, будет исповедовать иную кадровую философию. Их оппоненты упирали все на тот же государственный интерес. В этой полемике слова "судьба отечества", "социальный взрыв", "подумать о народе" употреблялись довольно часто. Свой личный интерес просчитывался и дерзко и масштабно, овладение ключевыми политическими, хозяйственными и финансовыми высотами, закрепившись на которых несложно обеспечить безопасное и более динамичное движение в Кремль. Все они были уверены, что в случае лужковского премьерства они войдут в Белый дом, как отряд сопровождения.
      Когда текст заявления лег на стол мэра, было 19.20. Я оказался невольным участником этой сцены. Лужков внимательно прочел текст. Провел рукой по затылку. Он так делает довольно часто, когда что-то обдумывает. Затем сложил руки на груди и какое-то время сидел молча, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Его не смущало присутствие посторонних. Наоборот, в его привычке было принимать решения на виду. В комнате стало очень тихо. Неожиданно он вовлек меня в разговор, назвал по имени, попросил прочесть текст. Текст был коротким. Я прочел его внимательно. Затем посмотрел на Лужкова, определяя для себя, надо ли мне что-либо говорить. Поза мэра оставалась выжидающей.
      - Последний абзац, - сказал я, - мне кажется, он не нужен.
      Скорее всего, тем, кто подготовил текст заявления, мои слова не понравились. Я их понимал - всегда неприятно вмешательство посторонних.
      - В последнем абзаце - суть. Ради этой фразы и подготовлено заявление, - разъяснили мне. - Если его нет, незачем делать заявление.
      Они бы могли этого не говорить. Последняя фраза была наиболее амбициозной, а значит, уязвимой. Я ничего не ответил. Объяснять свою точку зрения я посчитал некорректным. Потом, в случае продолжения нашего разговора с Лужковым, можно будет развить эту тему, но не сейчас.
      - Нет, - сказал раздумчиво Лужков, - я этого заявления подписывать не буду.
      - Значит, не делаем?
      - Нет.
      Мы остались вдвоем.
      * * *
      Как выяснилось чуть позже, встречу Черномырдина с Лужковым в среду 9 сентября можно назвать переломным политическим событием в нервозной череде несуразицы августовско-сентябрьских дней. Черномырдин вернулся в резиденцию президента и пересказал ему безрадостный итог своей встречи с Лужковым. Президент не ожидал другого результата, хотя смутная надежда - "а вдруг" все-таки была. Черномырдин понимал, что ко всему прочему президент недоволен и им тоже. Он попросил Ельцина отозвать его кандидатуру. На встрече присутствовали трое: и.о. премьера Черномырдин, министр иностранных дел Е.М.Примаков и президент. Ровно через час фельдъегерь доставил письмо президента в Думу. Президент предлагал для третьего голосования кандидатуру Евгения Максимовича Примакова, теперь уже бывшего министра иностранных дел России, а в предваряющем прошлом - главу внешней разведки России. Компромисс, предложенный в злосчастный понедельник повторного поругания Виктора Черномырдина Григорием Явлинским, а именно он выдвинул кандидатуру Евгения Примакова, был материализован. Примаков всех, или почти всех (ЛДПР голосовала против), примирил.
      Так была перевернута еще одна страница бытия российской власти. Уже вечером в среду поверженный Черномырдин выступил по телевидению. Он сказал, что попросил президента отозвать свою кандидатуру, и предупредил сограждан об опасности коммунистического реванша.
      На пленуме КПРФ, который собирался по поводу выдвижения Черномырдина на пост главы правительства, прорезалась основополагающая причина неприятия Черномырдина коммунистами. Черномырдин - очевидный кандидат в президенты. Более того, Ельцин обозначил его как своего преемника. Следовательно, вся государственная машина будет работать на его избрание. Тот факт, что за спиной Черномырдина стоит Березовский, является лучшим свидетельством, что возникает опасная связка Черномырдин-Лебедь. Тот же Б.А.Березовский не скрывает своих финансовых и политических симпатий к генералу. Объединенный фронт Лебедя и Черномырдина на президентских выборах с опорой на СМИ, контролируемые ведущими олигархами страны, без сомнения переиграет кандидата левой оппозиции, которым намерен стать Геннадий Андреевич Зюганов. Вот основная причина коммунистического неприятия Виктора Черномырдина. А вся риторика лидеров КПРФ, что Черномырдин за предыдущие пять лет показал свою неспособность кардинально изменить экономическую ситуацию и вопли относительно черномырдинской несамостоятельности, его полной подвластности президенту - все это от лукавого. Именно коммунистов устраивала черномырдинская несамостоятельность, позволяющая коммунистам оказывать давление на Черномырдина. Самое удивительное, что и неспособность, и несамостоятельность, и компромиссность, обслуживающая собственный интерес, все это вполне очевидные черты Черномырдина как политика, но именно эти черты на протяжении последних пяти лет устраивали коммунистов. И в 92-м, при избрании Черномырдина на съезде главой правительства, а он был избран прежде всего голосами левого прокоммунистического большинства, коммунисты избирали своего знакомого, сверхсоветского, в чем они, кстати, заблуждались, но это стало ясно чуть позже. А на момент его избрания (хотя он и уступил по количеству голосов Юрию Скокову), Черномырдин был своим. Не случайно, что всякий раз во все последующие годы, как только назревал вотум недоверия правительству, именно коммунисты устами Зюганова не переставали повторять: "Мы не против Черномырдина, мы против команды младореформаторов в правительстве". Черномырдин устраивал и вдруг... Шок, который пережил Черномырдин в связи со своим провалом, был искренним. Именно так. Черномырдин внутренне ориентировался на всегдашнюю лояльность к нему левого думского большинства, пусть с оговорками, но он находил с левыми общий язык.
      Эту иллюзию в его сознании поддерживало его собственное окружение. Мы часто были свидетелями удручающих просчетов Черномырдина именно как политика. Удивляла примитивность всех служб НДР, занимающихся политическим анализом. Да и сама фракция НДР в парламенте и ее лидеры - Александр Шохин и Владимир Рыжков были малоинтересны и малоубедительны. Они избрали самую уязвимую позицию полуоппонентов власти. Вывод очевиден - невозможно быть немножко беременной. Они все вместе репетировали один и тот же вариант "Черномырдин не может не пройти". Мгновенно изменившаяся ситуация была налицо. В это никто не хотел верить. В условиях 1999-2000 годов появление Черномырдина во главе правительства для непримиримых было вдвойне невыгодно. На выборах в Думу это вероятная концентрация средств в руках главного конкурента по парламенту, а таким конкурентом в этом случае оказывался НДР. Совершенно очевидно, что в парламенте появится фракция, ориентированная на Александра Лебедя, и тогда вопрос о коммунистическом большинстве становится в предстоящей Думе проблематичным. А затем президентские выборы. И опять перспектива того же самого альянса. И коммунисты решили сыграть на этом непроясненном заблуждении, атакуя президента и, теперь уже рухнувшего, наследника Виктора Черномырдина.
      Вхождение Примакова в фарватер внутренней политики теперь уже в качестве премьера было относительно спокойным. Легкость, с которой он прошел голосование в Думе, не была обманчивой. Не ангажированный политическими партиями, не претендующий на пост президента человек в силу своего должностного исполнения - министр иностранных дел, стоящий где-то над и поодаль от политических страстей внутренней жизни, он устраивал всех или почти всех в Государственной Думе, но...
      Коммунисты, еще раз изучив досконально послужной список Примакова, оценили его в большей степени "своим" - как полулиберала-государственника с партийным билетом, а не как беспартийного профессионала. Примаков на посту министра иностранных дел был типичным "антикозыревцем", изменившим курс внешней политики в сторону державной значимости России на международной арене. Эта патриотическая линия Примакова нашла отклик у полулибералов сверстников горбачевской поры, таких, как Николай Рыжков, Юрий Маслюков, Олег Богомолов, Леонид Абалкин, казавшихся коммунистическим ортодоксам той поры буржуазными приспешниками, как и сам Горбачев. Так вот, теперь все они почти апостолы народно-патриотических принципов в экономике, социальной политике, потому как еще более справа сверхбуржуазными, "продавшимися капиталу" оказались их ученики, отторгнувшие привычки социалистической стихии и вошедшие в современную историю под кодовым символом "Молодые реформаторы": Гайдар, Чубайс, Немцов, Кириенко, Нечаев. Удлинение правого фланга пространственно сделало примаковских сверстников как бы центристами, но уже слева.
      * * *
      Лужков заявил о своей поддержке Примакова. Более того, как бесспорно положительный факт он посчитал появление Маслюкова в правительстве на посту первого вице-премьера. Лужков повторил это не один раз, что позволило теперь уже демократам обвинить его в прокоммунистических взглядах. Хотя, как известно, Маслюкова в правительство пригласил технократ Кириенко, экономическую программу которого от "А" до "Я" консультировал институт Егора Гайдара.
      Казалось бы, все обстоятельства за это - и встречи Зюганова с Лужковым накануне безутешных попыток Черномырдина преодолеть думский редут. И заявление опять же самого Зюганова о предпочтительности фигуры Лужкова на посту премьера, как и вхождение николаевского движения в коалицию левых. Казалось бы, все логично - спелись. Ан нет...
      Генерал Николаев победил на выборах в Государственную Думу благодаря поддержке Лужкова. По черновому замыслу мэра, Николаев мог заложить фундамент промосковской коалиции в парламенте. И вся эта успешность возможного союза новых сил, который не отрицал и Лужков, поднимавшаяся в конце сентября и начале октября буквально как на дрожжах, вдруг стала оседать. Что было тому причиной: колебание Николаева, замутивший его разум дух бонапартизма, заявление Лужкова, сделанное 30 сентября, что при определенных условиях - когда за президентский пост будут бороться люди, не способные или навязанные обществу ангажированными СМИ, он, Лужков, вынужден будет участвовать в президентских выборах - трудно сказать. Характерно, что на той же пресс-конференции Лужков уточнил, что при наличии достойного кандидата, он, конечно, его поддержит и никаких президентских амбиций в этом случае проявлять не собирается. Однако этого сверхосторожного заявления Лужкова оказалось достаточно, чтобы ряд СМИ начали атаку даже на предположительную, оговоренную рядом "если" позицию Лужкова.
      Критика Лужковым Черномырдина и критика коммунистов в адрес экс-премьера это разные критики. Выводы политологов, окружения президента, провоцируемые Борисом Березовским о якобы союзе Лужкова с коммунистами или (для усиления подозрительной ярости) о сговоре между ними, не только поверхностные, но и запрограммированно ложные. В чем же здесь дело?
      Ответ прост. Просчеты, ошибки, отсутствие обещанных результатов - все это характеризовало период либеральных реформ. Очевидные просчеты - причина очевидной критики. Тут ловушка для политических дилетантов, уравнивающих критику непримиримой и конструктивной оппозиции. Ориентируясь на не остывающую подозрительность Ельцина по отношению к Лужкову, президенту преподносят схожесть критики в адрес правительства как единство взглядов критикующих, как союз лужковского "Отечества" с КПРФ. Ельцину хочется в это верить, и он верит.
      В античерномырдинских действиях коммунистов все не столь прямолинейно. Размышления о том, что, поддержи коммунисты его кандидатуру на пост премьера, они собственными руками сотворят себе главного конкурента на президентских выборах, плюс к тому собственноручно усилят его, вполне правомерны. Формально такая опасность существует, но, рассуждая здраво, не меньшую опасность для коммунистов представлял и Юрий Лужков. Коммунисты были готовы поддержать Лужкова, так, по крайней мере, они выстраивали свою агитационную линию. С одним уточнением - с определенными оговорками, под определенные гарантии со стороны Лужкова. В этом случае при голосовании в Государственной Думе коммунисты выскажутся "за". Не все, конечно, крайне левые (Илюхин и К°) никогда. Но здоровое большинство - поддержит. Согласитесь, в этих рассуждениях есть что-то непроясненно-странное. Лужков - один из основных претендентов на пост президента, и окажись он во главе правительства, он непременно сосредоточит в своих руках финансовые и организационные возможности для президентских выборов. И сделает это жестче и лучше Черномырдина. Почему же если Черномырдин - это опасно, а если Лужков - нет?
      Чем прежде всего устроил коммунистов Примаков? Фактом отсутствия претензий на президентский пост. Они столь часто повторяли этот тезис, что вынудили Примакова на одной из пресс-конференций это подтвердить. Но коммунисты ранее Примакова не называли. Они присоединились к этой идее. Коммунисты называли Строева, Лужкова, Маслюкова. Однако бульшую ставку под давлением низов делали на Лужкова. В чем же тут дело?
      Разве Зюганов не намерен выдвигаться в президенты? Наоборот, он рассчитывает, надеется, жаждет, чтобы левая оппозиция объявила его единым кандидатом. А если так, то Лужков будет его бесспорным и значимым конкурентом. Разумно ли его усиливать? Следуя формальной логике - ни в коем случае. Значит, существуют иные соображения и иной анализ. Попробуем их распознать.
      Начнем с более очевидного. Лужков при всевозможных оговорках, как полагали коммунисты, остается верным президенту. Зная характер Лужкова, его упрямство в верности своим друзьям, обязанностям и привязанностям, коммунисты понимали, что заставить его отступить от своих принципов едва ли возможно. И в этом смысле он должен устраивать Ельцина как гарант будущей безопасности президента и его семьи. Даже в большей степени, чем Черномырдин, плененный олигархами и в силу этого менее самостоятельный. Воспротивился приходу Лужкова не Ельцин, а Березовский, Юмашев, Татьяна Дьяченко, Роман Абрамович. Ельцин этому противлению не мешал. Либо не мог, либо не хотел. Поддерживая Лужкова, коммунисты тем самым отрывали его от Ельцина, у которого сверхотрицательная реакция на любые шаги и симпатии коммунистов. Ельцин, считали коммунисты, под воздействием Березовского поверит в любые слухи о союзе Зюганова и Лужкова, а значит, никогда не допустит его усиления.
      Для коммунистов это бесспорный плюс. Неадекватность поведения президента по отношению к Лужкову должна заставить мэра столицы если и не отказаться от поддержки Ельцина, то, без сомнения, ответно к нему охладеть. В критических обстоятельствах 98-го года, жесточайшего финансового кризиса в преддверии необеспеченной зимы, наивысшего накала социального недовольства, которое в любой момент перерастет в повсеместные беспорядки, утраты расположения ведущих западных лидеров (ушел в отставку Коль, японский премьер Хасимото), утраты поддержки большинства губернаторов, которые если и не высказывают своего несогласия вслух в Москве, то не скупятся на отрицательные оценки деятельности федеральной власти по месту своего губернаторства. Так вот, оказавшийся в такой ситуации президент, утративший поддержку мэра столицы, практически оказывается в одном шаге от своего политического краха. Вот причина столь крикливых и незатейливых симпатий коммунистов к Лужкову. Мы не говорим здесь о симпатиях рядовых граждан. Они вполне искренни. Им нравится Лужков, его открытость, его социальная целеустремленность, чего бы она ни касалась: строительства жилья, школ, организации торговли, отдыха, дорожного строительства. Во всех своих действиях мэр очевиден и, что самое удручающее для его оппонентов, результативен. И если три, два года назад Лужков в своем несогласии с деятельностью правительства опирался на понимание президента и президент, в ту пору менее зависимый, эту поддержку ему оказывал, то теперь эти две значимые политические величины поменялись местами. Лояльное поведение Лужкова по отношению к президенту в достаточной мере удерживает немалую часть оппонентов от антипрезидентского бунта.
      Коварство президентского окружения по отношению к мэру, в конце концов, взорвет Лужкова. На это очень рассчитывают коммунисты. И это есть первая причина их поспешных симпатий. Второй мотив, благодаря которому Лужков оказался в поле зрения коммунистов, - это его очевидная социальность. Кстати, вполне реальное состояние и для губернаторов и для мэров, отвечающих за повседневность бытия своих сограждан. Дороги, транспорт, школы, магазины, выплата пенсий и зарплаты, строительство, безопасность людей - за все это спрос с городского головы. Все перечисленные проблемы сугубо социальны. Поэтому и действия мэра, его философия опираются на конкретику проблем, стоящих перед обществом. Именно здесь таится уловка КПРФ и ее думской фракции. Весь популизм коммунистов покоится на социальной риторике. Так было всегда. И когда брали власть, и когда ее теряли. Маевки, демонстрации, баррикады. Нет безработице. Защита (подчеркнем) не прав человека, а прав трудящихся. Пенсию - пенсионерам! Школы - детям! И еще с десяток обостренно социальных звукопотрясений. Похожесть требований не тождественна схожести результатов. Но именно эта социальная похожесть была важна коммунистам, она создавала иллюзию идеологической близости между коммунистами и Лужковым. Цели могут быть схожими. Но идеология - в методах достижения целей. И видимо, не случайно три политических недели октября прошли под знаком Лужкова. Политические противники мэра решили не упускать шанса и стали трактовать осторожное заявление Лужкова как начало его президентской кампании, а значит, и начала своего идеологического наступления на мэра.
      Но замысел коммунистов был неполным. Они рассчитывали на непременный конфликт, который возникнет между сверхсамостоятельным Лужковым, в какой бы роли он ни выступал, и президентом. Президента дожмут, и он отправит зарвавшегося премьера в отставку. Рейтинг Лужкова после этого изгнания возрастет, но он будет оторван от финансовых потоков, а значит, станет намного слабее.
      Лужкову не дают прохода. У Лужкова берут интервью по любому поводу. Эмоциональный мэр, уступая своему напористому, а иногда и драчливому характеру, делает несколько просчетов. На встрече с губернаторами он заявляет о необходимости регионального укрупнения России. Повторяет уже не в первый раз, что России необходимы десять - пятнадцать крупных территориальных образований губернского характера, а не 89 регионов, как есть сейчас. "Территориальное сверхмерное дробление России - путь к неуправляемости страной", - примерно так итожит Лужков свои соображения. Естественно, это заявление не вдохновляет амбициозных губернаторов и не прибавляет любви к столичному мэру. Уязвлены прежде всего те, кто в случае укрупнения уже никогда не станет губернатором.
      Оказавшись второй раз в Лондоне на протяжении двух недель, Лужков попадает в плотное окружение журналистов.
      - Чем вызваны столь частые визиты в Англию?
      - Погода в Лондоне похожа на московскую, - отвечает мэр.
      В Лондоне обсуждался вопрос, крайне значимый для Москвы. Проблема инвестиций. Заявление мэра претендует на сенсацию: "Независимо от прежних заявлений российского правительства, сделанных 17 августа, о моратории на выплату долгов, - сказал мэр, - Москва выполнит все свои долговые обязательства". Этим заявлением мэр еще раз подчеркнул очевидную самостоятельность экономической политики столицы.
      Там же, в Лондоне, Лужков сделает и еще одно, крайне неудачное заявление: "Мы должны работать по-капиталистически, а распределять по-социалистически!" Чем вызваны столь спонтанные высказывания, сделанные именно в Англии, понять нетрудно. Оказавшись тремя неделями ранее на съезде лейбористов, которые после длительного перерыва наконец пришли к власти в Великобритании, Лужков, отстаивающий идеалы социал-демократизма, был приятно удивлен совпадением лейбористских взглядов со своими собственными. И теперь, уже оказавшись на встрече с английскими предпринимателями и инвесторами, он решил еще глубже продвинуться, как ему представлялось, в социал-демократический коридор. Получилось не очень удачно. Дело в том, что социализм нельзя упрекнуть в неумелости налаживания производства. Это доказали и 30-е годы, и материализация лозунга "Догнать и перегнать!". И Великая Отечественная, и послевоенное восстановление, и прорыв в космос. Ахиллесовой пятой социализма всегда являлся не факт индустриальной неумелости, с этим все было как раз наоборот, а порочность системы распределения. Ложно истолкованное социальное равенство, которое немедленно переросло в примитивное уравнивание талантливых и бездарных, бездельников и работящих, что в конечном итоге разрушило трудовую нравственность, как стержень профессионального навыка. Именно этот развал трудовой философии, социальное иждивенчество, помноженное на закоснелый бюрократизм демократического централизма, привели социализм к экономической катастрофе. Не желая того, Лужков, возможно, и приблизился к британским лейбористам, но, что совершенно несомненно, отдалился от какой-то части своих сограждан, своих потенциальных избирателей.
      Не раз и не два сказано: ключевой проблемой любой власти является ее окружение. Есть такая проблема и у тех, кто власть, и у тех, кто стремится ею стать. Проблема окружения возникает, как правило, "до того", а не после. Так случилось у Ельцина, еще до его президентства. Проблема окружения актуальна для каждого кандидата в президенты. Есть она и у Юрия Лужкова. Дело в том, что его окружение, его команда уже сложилась и складывалась многолетне, начиная с конца 80-х - начала 90-х годов как окружение мэра Москвы. Предполагаемая президентская команда, случись это событие, нечто иное. И претендентов на членство в ней окажется достаточно. В этом месте нервный узел возможных лужковских проблем. Как соединить ядро движения "Отечество" с профессиональной московской командой, без которой Лужков в любом качестве - это треть Лужкова. А эти два сообщества на сегодняшний день - сообщества не стыкуемые. И весомость претензий несовместимая. У одних за плечами Москва и задел значимых деяний. У других - политическая риторика на федеральном уровне. Потому как многие из них не успели прийти, как настало время уходить. А другим и приходить не случилось, а желание остаться осталось.
      Подводя итог заигрыванию коммунистов с Лужковым, выскажу ряд соображений, никак не совпадающих с общепринятым анализом, но, на мой взгляд, более близких к истинному замыслу как лидеров КПРФ, так и их союзников по народно-патриотическому фронту. Игра в поддержку Лужкова была игрой продуманной. Коммунисты, желая выманить Лужкова на думскую трибуну в качестве кандидата в премьеры страны, имели, по сути, два сценария. Первый. При голосовании в думе Лужков не набирает нужного числа голосов, лишь половина коммунистов голосует "за", хотя вся предварительная ажитация шла под девизом "Мы поддержим Лужкова при определенных гарантиях с его стороны". Впрочем, этот сценарий имел варианты. Лужков проходит на грани фола и набирает, к примеру, 230 голосов. Это равносильно провалу, так как премьер оказывается в подвешенном состоянии.