В истории России уже был один прецедент, когда министр внутренних дел стал премьером и реформатором России во времена драматические, когда Россия оказалась на перекрестке исторических дорог: капиталистического прорыва и накопления энергии социального взрыва на другом полюсе. Именно понимание этих несбалансированных процессов сделало главного жандарма России (ленинская стилистика) выдающимся реформатором. Да простит мне генерал Куликов такой экскурс в историю. Генерал армии Куликов - доктор экономических наук. Эта деталь существенна. Его дрейф в океане российской политики был не так очевиден, как кажется на первый взгляд. От идеи национализации крупнейших приватизированных предприятий, а равно и крупнейших коммерческих банков, что для чубайсовского крыла в правительстве сделало Куликова фигурой запредельной, до категорической и немедленной смены экономического курса. Однако спустя год тот же самый Куликов выдвигает идею создания некоего Государственного экономического совета из олигархов и банкиров. Проще говоря, разворачивается по отношению к тем же самым олигархам на 180°. Если к этому добавить, что, будучи вице-премьером, генерал Куликов был настроен и не единожды порывался курировать все силовые ведомства, что вряд ли могло остаться незамеченным для президента... В этом смысле отставка генерала Куликова была спровоцирована стратегией его поведения. Не претендуя на рискованные прозрения, замечу: внутренне генерал армии Куликов готовил себя на должность премьера. Я никогда не был в вице-премьерском кабинете Куликова, но как мне рассказывали его заместители, на самом почитаемом месте там висел портрет Петра Аркадьевича Столыпина. Для России, повторим, проходящей период первичного накопления капитала, что немыслимо без криминализации этого процесса, во много раз органичнее министр внутренних дел, ставший премьером, способный вершить реформаторство в современной России, нежели недолгий глава провинциального банка. Эта историческая параллель является знаковой, как и портрет Столыпина, который висел не в кабинете премьера, а в кабинете министра внутренних дел и вице-премьера российского правительства 1997 года.
      КОГДА ЗАКРОЕТСЯ ДВЕРЬ
      Камнем преткновения в разрешении назревающих проблем является не ответ на вопрос: что будет со страной после ухода Ельцина? А ответ на вопрос: что будет с Ельциным после ухода Ельцина? Такое смещение сущности хотя и нелепо, но отражает главную реальность нынешней политической жизни. И если внуки не могут представить дедушку вне власти, то что делать детям? В душах смятение, в глазах паника. Только наша варварская суть могла сделать пятистепенное по значению главенствующей причиной всей политической абсурдности нашего времени.
      13 августа 1998 года. Четверг.
      День начался с паники на бирже. В 11.40 торги на российской бирже были остановлены федеральной комиссией, заморозившей операции по ценным бумагам. Падение цен превысило установленную комиссией границу допустимого снижения курсов акций. Спрос на российские ценные бумаги практически прекратился. Доходность по государственным казначейским обязательствам по отдельным выпускам доходила до 300%, но даже по столь абсурдно низкой цене покупка ГКО была равна нулю.
      Последний раз потрясение такого масштаба для финансовой системы случилось в августе-сентябре 1995 года.
      Рухнуло все разом: акции и "Газпрома", и "Связьинвеста", и нефтяных компаний. Рынок начало лихорадить неделей раньше, а если быть точным, с момента смены правительства. Ельцин по поводу теперь уже "черного четверга" намерен сделать заявление. Чубайс отозван из отпуска. Кириенко в роли миниатюрного стоика с гримасой непроясненного волнения. И не поймешь, чего в ней больше: гипнотической паузы, онемения сознания или комсомольского бодрячества. Рассеянная улыбка, нервное потирание рук перед тем, как закрыть своим телом амбразуру. И апофеозная фраза: "Мы переживаем психологический кризис". Премьеру, даже если он технократ, следует знать, что психологический кризис - явление следственное, вытекающее. Ему предшествуют некие разнохарактерные потрясения, и в этом случае психический срыв - финальная стадия заболевания. В нашем случае подмена понятий - не более чем желание оптимизировать настроение, что в свою очередь есть факт житейской неопытности премьера. Психологический кризис намного серьезнее любого другого. Однако толкование этого кризиса молодым премьером нам представляется несколько упрощенным, так как Кириенко под психологическим кризисом понимает прежде всего кризис доверия к федеральной власти, а точнее, кризис управленческий. В то время как психологический кризис - это следствие кризиса нравственного, что и делает его не узковластным, а всеохватным для общества. Это особая тема, и молодой премьер толкует ее усеченно, в собственном преломлении. То, что биржа больше верит Соросу, нежели Кириенко, это понятно. Легендарный биржевой игрок своими прогнозами приговорил уже не одну компанию. Но то что страна больше верит Соросу, чем собственному премьеру, - это из категории крайних опасностей.
      Рассуждения президента, какой он хотел бы передать страну своему преемнику, лишнее свидетельство несоответствия предполагаемого образа страны с образом реальным. Все слова относительно процветания, уверенности в себе, стабильности, социального мира и федеральной целостности похожи на рассуждения о внеземной цивилизации. Из сказанного можно сделать два вывода:
      - президент живет в виртуальном мире, так как два оставшиеся года не позволяют ему сделать страну соответствующей его собственным благородным, но нереальным декларациям;
      - либо он полагает, что время на претворение замысла у него еще есть, а, следовательно, это не два года.
      Впрочем, высказывания президента можно расценивать как эскиз желаний, обязательность которых малозначима. Тем более президент обещал не переизбираться на третий срок.
      В газете "Известия" за 14 августа 98-го года появилась знаковая статья. Миф о Гайдаре, как о великом реформаторе, должен быть разрушен ради реформ. Статья опубликована на дискуссионной полосе газеты, и все-таки... О чем-то неизвестном ранее автор нам не поведал, однако он очень точно подметил тактическую некорректность реформаторов. Они пользовались наработками собственных диссертаций, почерпнутых из переводных источников и материалов спецхранов (которые выдавались авторам дозировано и, как правило, для критики буржуазных теорий), так вот гайдаровская команда из этих самых материалов сочинила непогрешимый миф об экономическом прозрении отсталой и закоснелой России. Одна цитата из статьи Александра Потемкина крайне важна:
      "...наблюдая рыночные радения из стран, где рынок это суровый быт, я (автор статьи) подметил одну интересную черту российского политического процесса - романтики рынка терпеть не могли сухой дискуссии по сугубо рыночным вопросам, но чувствовали себя как рыба в воде в атмосфере так называемых антирыночных настроений. Они с блеском выявляли неграмотность и замшелость оппонентов..."
      Добавим от себя - не без блеска поражая их аргументами и сведениями из мира неизвестных величин фондового рынка или корпоративной этики. И далее...
      "В этих знаниях не было ни грамма практики, но уйма амбиций и честолюбия".
      Будем откровенны, безграмотность и неосведомленность политических оппонентов в вопросах несоциалистической экономики и создали миф о молодых пришельцах из светлого капиталистического завтра. Автор не просто прав, он прав удручающе.
      В 92-м у Ельцина не было выбора. Весь мыслительный актив либеральной интеллигенции был замкнут на Горбачева. При этом заметим, что конец 80-х начало 90-х это период разочарования и в Горбачеве, и в перестройке, которая пообещала, но не сотворила. Однако процесс разочарования - процесс не мгновенный. От разочарования до неприятия и разрыва с собственными надеждами должно пройти какое-то время. Этого времени у Ельцина не было. И он решил взять даже не следующих, не замов прежних начальников, которых всякий начальник (и неважно, кто он, либерал или коммунист) брал под себя, но чуть-чуть хуже. На этих ставить было нельзя. Ставку следовало делать на тщеславие недопущенных, которых либеральное научное ядро рассматривало как своих учеников, время которых еще, разумеется, не пришло.
      Ельцин использовал, как ему казалось, единственную возможность подвинуть время и в подъехавшую телегу времени погрузить команду - как теперь принято говорить - команду молодых реформаторов. Это была игра без запасных. В силу своей молодости у этих не могло быть ни завистников, ни учеников, а только узкий круг единомышленников. "Они обязаны мне всем. Они не будут со мной бороться. Кроме меня, во власти у них нет союзников". Такова тирада нелегких раздумий Ельцина. Началась долгая игра без запасной скамейки. Уже в 96-м было ясно - второго эшелона управленцев, способных двигать реформы, практически нет. Путешествие Анатолия Чубайса по всем мыслимым и немыслимым высокогосударственным постам, неубывающая задействованность Егора Гайдара, Евгения Ясина, как главных теоретиков нового курса, который так и не дал ощутимых результатов, говорит о немыслимой кадровой скудости. Кириенко, Христенко, Генералов - это все из сопутствия, люди, оказавшиеся на плаву в результате капиталистической инъекции и, образно говоря, миссионеры из мира посредников. Люди, получившие опыт практической работы под девизом монетаристов: деньги делают деньги. Они были опьянены этой поражающей воображение формулой. И отсутствие привычного практического производственного опыта, на котором выросло не одно поколение их предшественников, им уже не казалось изъяном. Зачем?
      Вообще определение - "современные условия" - достаточно лукавое. Отечественное производство находится в чахоточном состоянии. Разумеется, добывается газ и нефть, и даже плавится металл на металлургических комбинатах, но в целом отечественное производство стоит. Заполнение рынка отечественными товарами не превышает 8-10%. Это по всем мыслимым и немыслимым параметрам состояние краха. Досадно, но внедрение рыночных отношений в России произошло кособоко. Так называемая макроэкономическая модель была сосредоточена на укреплении финансовой системы как некой обособленной величины, не зависящей от производственного потенциала страны, а работающей в самообразующем режиме и способной воплотиться энергетикой, заимствованной извне. Как модель, макет, проект - да. Но как живородящий организм - нет. Кризис финансовой системы России, который разразился в летние месяцы 98-го года, подтвердил эту истину отчетливо. У макроэкономической модели хватило сил только на существование самой модели. Главные кровотоки, которые и могли сделать ее жизненной, отечественное товаропроизводство так и остались пересохшими, и государство рухнуло в финансовую пропасть, сметая на своем пути опоры и конструкции макроэкономической модели. Таков, если можно выразиться, материальный провал, но рядом с ним существовал и провал интеллектуальный.
      Бесспорно, прошедшие восемь лет обескровили интеллект и профессиональный навык нации. Наука, столкнувшаяся с невостребованностью в собственной стране, воспользовалась демократическими завоеваниями, давшими свободу передвижения, покинула страну самовлюбленных реформаторов, которые стали похожи на токующих глухарей, ничего не слышащих в момент своей глухариной песни. Президент, предрасположенный к фаворитизму, поднял шлагбаум и дал дорогу молодым реформаторам, клану, продуцирующему идеи управленческого нигилизма. Всякая возрастная солидарность явление хотя и естественное, но почти всегда опасное. И в этом смысле солидарность 70-летних так же опасна, как и солидарность 35-летних. Дряхлость одних уравновешивается отсутствием мудрости у других. Клановое торжество как первых, так и вторых - пагубно. В этом смысле одряхлевший советский Олимп был столь же опасен, как и синдром самоупоения у гайдаровско-чубайсовской волны, а чуть позже другой волны, но уже молодых технократов. Употребляя подобную терминологию, мы не очень вникаем в суть - что такое технократ? Хорошо это или плохо? Что в таком случае можно сказать о Черномырдине и его правительстве? Применительно к главе правительства понятие "технократ" предполагает не только инженерное образование, но и соответствующую биографию человека из нутра производства, легко ориентирующегося в новых технологиях, нацеленного на решение сугубо производственных проблем. Для страны, совершающей технологический прорыв, технократ во главе исполнительной власти очень кстати. К нам это не относится. Наш президент лишен какой-либо кадровой осмысленности. И в нашем случае появление людей во главе власти есть производное трех составляющих: паники, интриги и каприза.
      РЕКВИЕМ
      Сентябрь - октябрь 1998 года.
      Президент сыграл злую шутку с гражданами своей страны, заявив в пятницу, 15 августа, что девальвация невозможна, а спустя два дня эта невозможная девальвация была объявлена решением правительства. В этом спонтанном событии, оказавшемся началом всех драматических начал дождливого августа, просматривается практически прогрессирующий паралич власти.
      4 сентября. 15 часов.
      Позвонил знакомый дипломат и сообщил, что Москву покидают семьи работников посольств. Газета "Коммерсант" не менее прозрачно намекает, что количество соотечественников, желающих выехать за рубеж и покинуть страну, возрастает. И вот если Запад в целом побеспокоился заранее и ужесточил правила въезда в страны для желающих обрести там постоянное местожительство, то вот Чехия отстает. И по прогнозу газеты именно она станет перевалочным пунктом для эмиграции четвертой волны. Похожим на правду все услышанное делает не факт отъезда, его может и не быть, а паника в магазинах. Скупают все: крупу, муку, соль, сахар, водку, масло растительное всех видов, стиральные порошки. В полном смысле этого слова опустевшие прилавки. Толпы штурмующих коммерческие банки, требующих возвращения своих вкладов. Каждодневные путаные объяснения и еще более нелепые решения Центробанка по поводу и без повода лишь свидетельствуют об удручающей растерянности тех, кто должен вселять уверенность в души сограждан. Паника и психоз одномоментно становятся образом мышления всей страны, а равно и всех ветвей власти. Привычные политологические прозрения типа "Кремль упустил инициативу" или "Оппозиция перешла к массированному наступлению" - риторика вчерашнего дня, из другой системы координат.
      Как прожить наступающую зиму? Как закончить ремонт квартиры, если ты начал его в системе одних цен, а теперь твоих сбережений не хватит даже на побелку потолка? Что делать, если голод? Как жить, если карточки? Куда бежать, если гражданская война? И во всех этих безответных вопросах нет места ни макроэкономическим моделям имени Егора Гайдара, экономической диктатуре имени Виктора Черномырдина, антиолигархическим демаршам имени Бориса Немцова потому, что народ так устроен - если президент вечером говорит одно, а наутро происходит прямо противоположное, он не склонен сочувствовать президенту, которого якобы подставили. Этот самый народ рассуждает очень прагматично, прозорливо и грамотно. "Мало того, что он не знает, что происходит в его стране, он не знает и как действует власть, ему подчиненная. А значит, власть, ему подчиненная, не считает нужным сообщать ему о своих действиях. Так может быть в двух случаях: либо сообщать ему что-либо бессмысленно, так как он ничего не понимает и ничего не решает. Либо власть, ему подчиненная, полагает, что ему некуда деться и, что бы она ни совершила, он все примет как должное. В этом случае первое равнозначно второму - он не нужен!" На Ельцина бесполезно давить - как часто с восторженным придыханием повторяла эти слова президентская свита, - Царь непредсказуем, Царь себе на уме. Президент уже слился с этим образом неприступной скалы и всячески поддерживает его в сознании сограждан своими неадекватными поступками. Однако особое усердие в формировании подобного образа и в приучении к нему нации проявляет достаточно узкий круг людей, открыто или скрыто вхожих к президенту и его семье. Вообще было грустно наблюдать, как Чубайс, Немцов и Кириенко едва ли не заходились от восторга по поводу президентской непредсказуемости. Уже будучи в отставке, Немцов произнесет знаковую угрозу: "Наш президент принимает либо правильные решения, либо такие, которые не обсуждаются". Это был финал протрезвления после льстивых игр вокруг президента, которыми Борис Ефимович грешил. Вспомним сцену, которую оставило в нашей памяти телевидение. Президент сообщает Черномырдину и Чубайсу, что решил назначить Немцова первым вице-премьером в правительстве Черномырдина. Премьер с гримасой обреченного согласия на лице. Чубайс, скороговорчиво повторяющий: "Очень верное и мудрое решение, Борис Николаевич, очень..." И Немцов, сидящий напротив с улыбкой нашкодившего хулигана-любимца. И сам президент, с удовольствием проглотивший чубайсовскую лесть, самодовольно посмеивается, отечески наставляя несмышленую власть:
      - Вот как надо действовать! Смело и решительно! - И жест президентской руки, словно подталкивающий новоиспеченного вице-премьера в тронное придворье.
      Да мало ли таких вот холопских приседаний да согбенных в послушном поклоне спин мы видели. Ельцин любит лесть и, если под рукой не оказывается смышленого на сей счет холопа, льстит себе сам.
      - Давайте выпьем за президента!
      И тотчас все спохватываются, казнят себя - оплошали, запамятовали, не скумекали, грешны, царь-батюшка, ох как грешны:
      - Разрешите, Борис Николаевич, за нашего выдающегося...
      И покатилось. Уже остановить невозможно. Степени только превосходные. Я сам угодил однажды в эту льстивую западню. Это случилось на одной из встреч с президентом, по мнению моих коллег, встречи для меня роковой. Президент пригласил руководителей СМИ в одну из своих загородных резиденций, в недавнем прошлом резиденцию главы председателя КГБ Крючкова. Встреча была непростой. Президент был агрессивен. Пресс-секретарь Ельцина Вячеслав Костиков меня предупредил: "Главный заряд президент выпустит по тебе. Наши нашептали. Держись!"
      Так и случилось. Президент атаковал. Я защищался и, как мне казалось, сумел переиграть ситуацию в свою пользу. Выслушав мое ответное выступление, президент покачал головой, не то соглашаясь, не то отрицая мою правоту и вдруг сказал: "Мне нечего вам возразить". Потом был обед. Я устроился с края обширного стола. Неожиданно ко мне подошел руководитель службы протокола и сказал:
      - Президент просил вас сесть рядом с ним и вести разговор, координировать застольную полемику.
      Я пожал плечами, пересел. И в самый разгар этого раскованного разговора Ельцин вдруг меня оглоушил:
      - Почему вы не поднимаете тост за президента?
      Существует такая самоуничижительная кремлевская логика - президенту нельзя возражать, с президентом не спорят. Почему? Потому что он президент. Депутаты живут на другом континенте в своей резервации - им можно. От них ничего не зависит - пусть возражают. Логика вообще-то холопская, но логика. На ней держится философия непредсказуемости Бориса Ельцина. О президенте можно сказать: неуправляем, но подвержен скрытому влиянию. Но скрытым это влияние представляется самому президенту.
      Сегодня мы оказались свидетелями удручающей закономерности. Накануне события Березовский озвучивает ту или иную идею, которую назавтра объявляет президент. Березовского распирает свалившаяся на него едва ли не с небес собственная закулисная значимость. Он не может сдержаться, чтобы не заявить об этом вслух.
      - Не надо меня демонизировать, - говорит Березовский. - Я не виноват, что мои прогнозы сбываются.
      Сбываются прогнозы, которые Березовский готовит и покупает сам. Неугасающее восхищение Березовским всех без исключения СМИ, даже если это восхищенная ненависть, делает из него человека всевластного, всепроникающего, всеобволакивающего. Наглость и негодяйство человека, выходящие за пределы его собственной натуры, человека богатого, умного и задыхающегося от восторга, что семья президента у него в руках. Да и сам скоротечно состарившийся президент...
      Почему 23 марта появился именно Кириенко, а 14 сентября Черномырдин? Как ни странно, не события в стране и не состояние экономики явились главной причиной этих решений, хотя и первое и второе, в силу своей неблагополучности подталкивали президента к какому-либо заметному действию.
      Мог быть заменен Черномырдин, но на смену ему не должен был приходить Кириенко. Спустя неполных пять месяцев рухнул рубль. Мог быть отставлен Кириенко, но на смену ему не должен был возвращаться Черномырдин. Президент ухитрился сделать три кадровых ошибки подряд. Провал кандидатуры Черномырдина в Думе - следствие поверхностного политического анализа, сделанного президентской командой, и сил, довлеющих над этой командой. Был ли у интриги другой, более благоприятный рисунок?
      Если бы согласно закону "О правительстве" исполняющим обязанности премьера до сформирования нового состава власти был оставлен, скажем, Борис Немцов или Борис Федоров и кандидатура одного из них была бы внесена на рассмотрение Думы, которая немедленно отклонила бы ее, выдвижение в качестве претендента на премьерский пост Черномырдина могло быть воспринято большинством Думы как благо. Психологически это был бы выигрышный ход. Немцов мог не согласиться на такое жертвоприношение, но Федоров, тщеславие которого общеизвестно, игру бы принял.
      Этот ход или ему подобный команда президента просмотрела. Помешала неприязнь Березовского и к Немцову, и к Чубайсу. Борис Абрамович консультировал кадровый экспромт. Сейчас президенту впору сказать:
      - Что же ты мне насоветовал, сукин сын?
      Можно ли продавить Черномырдина? Второе отрицательное голосование сделало этот вопрос лишенным смысла. Назначение Черномырдина не стоило роспуска Думы. Да и зачем? А дело не в отсутствии законодательного противовеса авторитарным замашкам президента. Авторитет Думы непозволительно низок. Как показала житейская повседневность, любовь и уважение к власти, если они есть, именно в России объединить эту власть, пропитанную подозрительностью, не могут. Начинается спор, кого любят меньше.
      И все-таки должно же быть какое-то объяснение президентскому шагу, сделанному весной? Оно есть.
      Тогда, в марте, президент сделал ставку на молодых в расчете на себя самого образца не 1998, а 1991 года. Он повторил ту же самую комбинацию, как и с правительством Гайдара. Поначалу даже оставил за собой и руководство правительством, все как в 92-м, но...
      Страна другая. Другой президент. Принимая это мартовское решение, президент внутренне подготовил себя к третьему президентскому сроку. И в этом смысле ему было нужно молодое динамичное правительство, которое всем обязано ему - Борису Ельцину. О Черномырдине этого не скажешь. По жизненной шкале они с президентом равновеликие величины. Тогда, в марте, президент посчитал, что его даже убывающего политического авторитета хватит и на президента и на правительство. Оказалось, нет. Ткани осталось только на латание собственного сюртука. И получился конфуз. Правительство Кириенко оказалось политически голым. В этом был главный просчет президента. А иного и не могло быть. Возможно, способные молодые люди. Возможно, даже одаренные. Однако их век был столь недолгим, что с ними не научились даже здороваться. Возвращение Черномырдина есть очевидное свидетельство поведением Ельцина руководил не разум, а инстинкт самосохранения. Речь идет уже не о третьем сроке, а по возможности благоприятном завершении второго. Блуждания вокруг возможных премьерских кандидатур будут продолжаться.
      Березовский, взахлеб поддерживавший Черномырдина, после повторного обвала в Думе от него, конечно же, откажется. Самому ЧВС ничего не останется, как добровольно сойти с дистанции. Психологический нокаут, который он получил - больше чем несостоявшееся повторное премьерство. Формально Черномырдин может остаться и лидером движения "Наш дом Россия", и даже избраться депутатом, но о претензиях на будущее президентство он может забыть. У Черномырдина как политической фигуры в эти дни все поставлено на карту, как, кстати, и у его движения, еще по привычке именуемого партией власти. Развал движения после столь очевидной неудачи лидера произойдет немедленно. Кто-то подхватит знамя из слабеющих рук знаменосца. Тот же Аяцков? Тогда движению жить. Но это будет уже совсем другое движение, с другой социально-политической фабулой.
      Итак, свершилось. В четверг 10 сентября после повторного провального голосования по кандидатуре Черномырдина президент сделал двухдневную паузу, пребывая как бы в раздумье, а затем предложил Думе новую кандидатуру Евгения Примакова. А в среду, именно в среду, Черномырдин сделал последнюю попытку устоять. Это был ключевой в этой затянувшейся интриге день. Черномырдин в Белом доме встретился с Лужковым. Изнурительная гонка прогнозов приближалась к своему драматическому финишу. Президент молчал. Дума впала в состояние тихой истерии. Коммунисты еще по инерции называли Маслюкова, хотя не очень верили в этот вариант. А хор за сценой скандировал: Лужков, Лужков, Лужков... При всех раскладах осознанного предпочтения и столь же осознанной нетерпимости к градоначальнику Москвы, Лужков был наиболее очевидной и реальной фигурой, способной переломить ситуацию, прежде всего в ее хозяйственно-экономическом аспекте.
      Почему в среду 9 сентября и зачем Черномырдин, в то время еще исполняющий обязанности, пригласил Юрия Лужкова? Черномырдин прежде всего ориентировался на возрастающие шансы Лужкова. Складывались как бы два противодействующих поля. С одной стороны, упрямство Думы, настойчивое давление левого большинства Думы. Среди предполагаемых кандидатур на пост премьера коммунисты все чаще ставили именно Лужкова на первое место, устраивающий их Строев уже дважды отказывался. Заметим, что Строев и Лужков всегда подчеркивали свою максимальную лояльность к президенту. И в этом смысле коммунисты, как им представлялось, предлагали вполне приемлемые для президента компромиссные фигуры, но... Чем чаще говорили коммунисты о приемлемости кандидатуры Юрия Лужкова на пост премьера, тем сильнее обострялся антилужковский и антикоммунистический синдром президента. Более того, он обретал адресность. С этой минуты информация, поступающая президенту, имела выверенную направленность: коммунисты "за", коммунисты настаивают, коммунисты требуют. В интерпретации Березовского, а точнее, Валентина Юмашева Лужков преподносился не иначе, как крайняя опасность. Логика рассуждений обретала очевидную открытость, никаких полунамеков, истина преподносилась как бы в чистом виде: Лужков - ставленник коммунистов, он опасен, не случайно накануне голосования по Черномырдину Зюганов встречался именно с Лужковым.
      Борис Березовский стоял насмерть. Появление Лужкова в ранге премьера превращалось в его личную катастрофу. Он всячески внушал и Татьяне Дьяченко и Валентину Юмашеву, что говорит от имени большого бизнеса. Кстати, в президентском окружении подобные акценты в утверждениях Березовского не ставились под сомнение. А напрасно. Кем и когда было установлено, что все, что говорит Березовский, так оно и есть? И употребленный мной глагол "внушал", а не "убеждал" или "настаивал", не случаен. Березовскому свойственен этот дар довлеющего внушения. Он действует безотказно в общении с натурами зависимыми. Отсюда и стиль Березовского: сначала сотворение зависимости, а лишь затем внушение. Березовский много, быстро и долго говорит. Это уже методология. Как математик и системник он вполне логичен и производит сильное впечатление на людей неосведомленных.
      Борис Березовский отдавал себе отчет - появись Лужков в ранге премьера, в течение двух месяцев большой бизнес повернется в его сторону, как он это сделал в Москве. А пока этого не случилось, президента можно держать в состоянии страха перед повальной национализацией, пересмотром программ приватизации, кровавого передела собственности - весь устрашающий набор, который Березовский приписывает Лужкову и в этом фанатичном бреде даже ссылается на своих заклятых оппонентов - Чубайса, Гайдара, Немцова, которые тоже предупреждают: "Храни Бог, только не Лужков".
      А потому попробуем предположить частности этой поспешной встречи и.о.премьера Виктора Черномырдина и мэра столицы Юрия Лужкова.
      Итак, 9 сентября, среда, 15 часов, Белый дом, кабинет премьера России. Степень достоверности предположений - абсолютная. Впереди пятница. Третье голосование в Думе по кандидатуре премьера. А в среду нервное напряжение в депутатской среде достигает высшей точки. Письма от президента с предложением очередной кандидатуры нет. Рубль рушится, паника в обществе нарастает. Эти детали крайне важны. Именно они диктуют атмосферу самой встречи. Как станет ясно позже, она оказалась ключевой во всех последующих событиях. Было ясно, что сам факт такой встречи инициирован президентом. Он предупредил Черномырдина: "Договоритесь с Лужковым. Пусть он вас поддержит. Еще лучше, если выступит в Думе перед голосованием". Когда журналисты донимали Лужкова расспросами, почему он никак не реагирует на факт своего выдвижения, он искренне отвечал: "Мне никто подобного предложения не делал. Что же касается симпатий, высказанных в мой адрес частью сенаторов и депутатов, я им за это признателен". Накануне этой встречи в очередном интервью Геннадий Зюганов назвал Лужкова левым центристом. Можно с уверенностью сказать, что пролог этой встречи данным суждением Зюганова был предопределен. Так и случилось. Черномырдин начал разговор именно с этой зюгановской цитаты:
      - Юрий Михайлович, говорят, что ты теперь левый центрист.
      А потом он должен был предложить Лужкову объединить усилия во благо спасения страны. Пафос тут тоже не помешает. И что он, Лужков, обязан поддержать Черномырдина и это не только желание Черномырдина, этого шага ждет от Лужкова Ельцин. Примерно такая тирада была произнесена.
      Что мог ответить Лужков? И вообще, в чем сущность его позиции? Она и проста и принципиальна. Ее Лужков изложил на заседании Совета Федерации: президент просил их со Строевым не ссориться с Черномырдиным, не противостоять ему. "Мы так и поступили, - сказал Лужков, - не делали ни того ни другого". На этой встрече Лужков, судя по всему, остался верен себе - поддерживать не буду, потому что считал и считаю провальным экономический курс последних пяти лет; своего мнения никогда не скрывал, говорил об этом вслух; мешать не буду - я дал слово президенту не противодействовать, я его сдержу.