И в каком образе, и в каком состоянии он вызывает уважение у сограждан. Если крут! Если строг! Значит, в самом соку. Придумав образ президента экстремальных ситуаций, средства массовой информации сумели убедить в этом и самого Ельцина. Президенту эта роль понравилась, и он стал играть ее с завидной последовательностью. Пауза - взрыв; пауза - следующий взрыв. Подобный стиль поведения требовал не только просчета длительности пауз, но и мощи самих извержений: одно большое, а затем серия из менее громких, но частых. После такого вот, имеющего повторяемость ельцинского извержения поле непредсказуемости сужалось, хотя сама среда ельцинской неадекватности сохранялась. Приятно оставаться загадочным. В случае с Родионовым тактика угадывания настроения президента проявилась в полной мере.
      Освобождение Родионова прямо на заседании Совета обороны было настроенческим экспромтом "Царя Бориса". Об этом совершенно очевидно говорили две бумаги, оставленные впопыхах вспотевшим аппаратом. Они касались начальника Генерального штаба генерала Самсонова. В одном варианте ему объявлялся выговор, в другом его отстраняли от должности. Это в зависимости от того, в какую сторону качнется каприз президента.
      Такой фокус уже был показан на одном из заседаний правительства, когда президент решил продемонстрировать свою неудовлетворенность ходом экономических реформ. Это было в начале апреля. Президент сам вел заседание правительства. Ясин - министр экономики - был болен, и с докладом о состоянии дел в экономике выступал его заместитель Яков Уринсон. Черномырдин, "отстреливаясь" от наседающего президента, уже готов был "сдать" на заклание Е.Ясина. Несколько раз на предыдущих заседаниях правительства премьер выплескивал свое неудовольствие деятельностью Министерства экономики - "всех запутали, нет никакой программы". Критическая ситуация мобилизовала Уринсона, и в своих ответах он сумел переиграть подготовившегося к заседанию президента: и что касается бюджета, и что касается невыплат, и что касается расширения налогооблагаемой базы, и целевых программ. Это был звездный час Уринсона. Вместо гневной речи президент заметил: "Знаете положение дел. Я был настроен вас снять. Но сейчас понимаю, что этого делать не стоит. Вы знаете свое дело и хорошо подготовились к заседанию правительства".
      Якову Уринсону ничего не оставалось, как в вечерней телепрограмме "Герой дня" рассыпаться в комплиментах в адрес президента. Уринсон, едва не захлебываясь, говорил о том, что был потрясен глубиной проникновения президента в суть экономических проблем. Именно в эти дни ссылки на нездоровье президента сделали модным тезис "Ельцин не владеет ситуацией в стране". Уринсон своим монологом о всевидящем и всезнающем президенте внес некоторый диссонанс в общепринятый хор о прогрессирующей немощи президента. Уринсон выиграл. В новом реформированном правительстве он не только спас свой пост, более того, усилиями Анатолия Чубайса был посажен в кресло вице-премьера. Реформаторы не дали в обиду и Ясина, которого считали в некотором роде патриархом экономических реформ. За Евгением Ясиным сохранили пост теневого министра - министра без портфеля. Эдакого экономического астролога.
      Итак, Уринсону повезло, а Родионову - нет. У Уринсона был тыл команда Чубайса, у Родионова тыла не оказалось. В момент назначения десять месяцев назад тылом Родионова был Александр Лебедь. Но это, как говорится, было в ином времени, в иной эпохе. А теперь "иных уж нет, а те далече".
      Я уже говорил, что есть все основания считать, что на заседании Совета обороны президент предполагал провести сеанс президентской терапии и этим ограничиться. То, что документ, забытый впопыхах на столе и подобранный после заседания Игорем Родионовым, касался только начальника Генерального штаба, есть подтверждение замысла - жертвой недовольства президента был обозначен генерал Самсонов.
      Однако Родионов повел себя на Совете обороны нестандартно, а точнее говоря, достойно. Что еще больше взвинтило настроенного на жесткий разговор президента. Генерал заметил в ответ на вступительную разносную речь президента, что если Совет обороны пойдет в том же духе, который был задан внезапным разносом президента, то он не решит поставленных задач. Президент раздраженно заметил: "Вам на доклад отведено 15 минут. Вы израсходовали уже пять. Остается десять".
      Родионов согласно достигнутой ранее договоренности должен был выступать в течение 30 минут. Такое же время отводилось и для доклада начальника Генерального штаба. Скорее всего, президент ознакомился с докладом Родионова заранее, отсюда и его недовольство. Президент наивно полагал, что реформы идут. Прежний министр Павел Грачев, не вдаваясь в суть, так и докладывал: "Работаем в этом направлении, Борис Николаевич!" Направление, в котором работали, оставалось непроясненным.
      Но работать в направлении реформ и заниматься реформами - это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Реформами в армии и при Грачеве и при Родионове никто толком не занимался. У Грачева на всякий пожарный случай была отговорка: "Чечня, не до реформ!" Еще можно было сослаться на скверное финансирование армии. Впрочем, здесь и таилась некая западня. Следовала незамедлительная реакция - затраты армии непомерны. Генералитет раздут. Необходимо решительное сокращение личного состава. Реорганизация структуры, перевод армии на профессиональную основу, по замыслу, должен дать более мобильную и менее затратную армию. Содержать махину, численностью в 2-2,5 миллиона государству не по карману.
      У Родионова такой внушительной ссылки, как Чечня, не было. Как министр обороны он был более грамотен, чем Грачев. Академия Генерального штаба, которую Родионов возглавлял до своего министерского поста, хороша она или плоха - это уже не столь важно. Академия остается академией. Однако Грачев, сосредоточенный в последние 5-6 лет на практической армейской работе, был ближе к рядовому, младшему и среднему офицерскому составу. Грачева недолюбливал генералитет. И тогда президент расширил генералитет новыми назначенцами, но уже с подачи Грачева. Армия консервативна в ранговых привычках. И послужной список в пределах положенной уставом длительности в армии ценится. В армии не любят, когда майора, минуя лестницу чинов, делают генералом, и всякое скорое продвижение по должностной лестнице в армии воспринимается как незаслуженное. Грачеву подфартило. Помог август 91-го года. Судьба свела Грачева с Ельциным.
      Родионова, напротив, везучим не назовешь. Он прошел все драматические военные конфликты: Афганистан, Азербайджан, Грузия. И никакой головокружительной взлетности у Родионова не было. В число заметных и даже ведущих военачальников Игорь Родионов попал при Горбачеве, но тут случились трагические события в Тбилиси в 1988 году. Войска Закавказского военного округа, которым он тогда командовал, жестоко расправились с демонстрантами на улицах столицы Грузии. Приказ на разгон демонстрации Родионов получил сверху, однако в процессе разразившегося политического скандала имени высшего лица не назвал и принял все общественное недовольство и титул "тбилисского палача" на себя. В любой другой цивилизованной стране подобные действия высокочинного военного (а Родионов был тогда генерал-полковником) кончились бы либо тюрьмой, либо разжалованием, или, в лучшем случае, отставкой.
      Молчание генерала, его мужественное поведение, а он вынужден был объясняться перед депутатским съездом, было оценено властью. Родионов остался на военной службе и возглавил Академию Генерального штаба. Решение по разгону политической демонстрации мог принять только политик. И нам остается только догадываться, кто был этим политиком: Горбачев, Лигачев?
      Так или иначе, назначение Родионова на пост министра обороны было принято в армии спокойно и скорее доброжелательно, нежели наоборот. Разумеется, полной лояльности к назначению помешала политическая окраска выдвижения. Впрочем, Родионов здесь ни при чем. Он был рекомендован на этот пост секретарем Совета безопасности Александром Лебедем. Лебедь тоже был нелюбим генералитетом и поэтому решил сыграть наверняка. Генералитет почитал Академию Генштаба. Протежирование со стороны Лебедя поставило Родионова в трудное положение. Особенно в его отношениях с командой молодых реформаторов.
      Всем назначенцам Лебедя после его ухода со своей должности грозило скорое забвение. Немедленно был вычищен из недр Совета безопасности Сергей Глазьев, и спустя 10 месяцев такая же участь, но при более сложных обстоятельствах постигла генерала Родионова. Помимо всего прочего, подобное отношение не к "своим", независимо от степени их профессионализма, весьма отрицательно характеризует лидера этой новой генерации управленцев Анатолия Чубайса. Не вдаваясь в частности, характеризующие Родионова как высококлассного военного, Чубайс склонен верить тем, кто говорит о Родионове плохо: "Его порекомендовал Лебедь, а Лебедь - наш политический противник".
      И можно не сомневаться, что с момента отставки Лебедя президенту на стол относительно Родионова, которому присущи человеческие слабости, ложились соответствующие бумаги. Родионов чувствовал это, старался исправиться, дистанцировался от ушедшей натуры, публично подверг критике стиль Лебедя как секретаря Совета безопасности, его упрямство и, как апофеоз разрыва, министр выступил с инициативой по сокращению и переподчинению десантных войск. Не помогло. Меченый. Его рекомендовал Лебедь, значит, "не наш". Таковы трудности Игоря Родионова, который, конечно же, был небезупречен и, как свидетельствовало его ближайшее окружение, не слишком вдавался в детали управления армией. Должность министра застала Игоря Родионова врасплох, когда он уже двигался с ярмарки. Мы можем недостатки Родионова подытожить одной фразой: злопамятность в политике обостряет память, но вредит зрению.
      В свое время Ельцин почувствовал настороженное отношение к себе прежнего генералитета, оставшегося в наследство от СССР, хотя, по логике вещей, высший генералитет горбачевской поры должен был именно Горбачева и не любить. Оснований для неприязни было сверхдостаточно (объединение Германии, распад Варшавского пакта). На его фоне Ельцин выглядел фигурой более жесткой, менее говорливой, нежели президент СССР, и военные должны были бы потянуться к российскому президенту. Однако этого не произошло. Распался Союз ССР. Бывшие Среднеазиатский, Закавказский, Прибалтийский и некоторые другие округа стали территориями независимых государств. Вывод войск из стран Варшавского пакта, а чуть позже из Германии без каких-либо договоренностей со странами НАТО, неустроенность этих частей на территории России. Трудности с жильем, критическая ситуация с денежным обеспечением армии - все это накалило ситуацию среди военных до крайности. Как непосредственно в частях, так и среди высшего офицерства и генералитета. Президент, постоянно оказывающийся в экстремальной ситуации, подчинил все силовые ведомства непосредственно себе, полагая, что тем самым намеренно усиливает позиции своего президентства. Не станем сейчас обсуждать, заблуждался ли на сей счет Ельцин или нет. В тот момент власть неизмеримо меньше думала об укреплении боевой мощи страны, нежели об удержании власти. Первозначным качеством любого министра (будь то оборона, ФСБ, пограничники, милиция) считался факт преданности самому президенту. Грачев этот навык освоил лучше, чем кто-либо. И упрекать его за это глупо. Он стал играть по тем правилам, которые установил и предложил Верховный главнокомандующий. Если министр обороны парится в бане вместе с президентом, трет ему спину, делит с ним застолье, играет на одном теннисном корте, это значит, что президент ценит Грачева отнюдь не за профессиональные качества министра обороны. Предан, понятен, хорошо смотрится в диапазоне "Ты меня уважаешь?". Этого президенту достаточно. А еще дисциплинирован. Понимает, что даже голый в бане президент все равно Верховный главнокомандующий. Павел Грачев и достойнее и умнее, он не заслужил такого отношения, но он с ним согласился. Генералитетом выдвижение Грачева рассматривалось как чисто фаворитское: приглянулся, понравился, годится для застолья. В этом случае человек, который понравился, как бы не виноват, не он выбирал - его выбрали. Чувствуя внутреннее сопротивление пересидевшей на своих должностях брежневско-горбачевской военной верхушки, Грачев предложил Ельцину беспроигрышный вариант. У президента должна быть своя генеральская рать. Амбициозные полковники, названные Грачевым, получали генеральские погоны как бы вне очереди, из рук президента. Эти наверняка будут преданны, решает президент, не очень отдавая себе отчет, что в недоукомплектованных личным составом войсках излишнее количество генералов не укрепляет армию, а, наоборот, бюрократизирует ее, усложняет управление и увеличивает затратность командной службы. Преданные генералы - еще не значит управляемая армия.
      Это мне напомнило бытовавшие в различные советские годы комсомольские призывы в органы КГБ, милиции. Ничего нового, тот же подход. Тогда ценилась преданность идеологии партии, ныне - преданность президенту. Резко снижался профессиональный уровень этих служб, начинались массовые провалы агентуры за рубежом. В милиции шли те же самые процессы. Прибавлялось ретивости и воровства, убавлялось навыка. Забавно, что эти самые президентские генералы стали тормозом в реформировании армии. Разумеется, не только они. Но эти новоиспеченные - особенно. Если о тех, прежних, справедливо было сказать: "Хватит, накомандовались!", да и возраст подходил к предельной черте, то у нового поколения только прорезался вкус к внутриармейской власти. И они ее терять так быстро не желали. Вот откуда реплика Родионова в одном из разговоров с президентом. На требование президента навести порядок в высших офицерских кругах, Родионов обидчиво ответил: "Да они не слушают меня. Прежнее руководство ведомства их достаточно распустило".
      Характерно, что на Совете обороны президент с возмущенным недоумением процитировал эти слова министра обороны. А ведь в словах Родионова был скрытый смысл. Тот самый генералитет, который создал Грачев, если не в штыки, то без любви принял Родионова и с минуты его назначения был к нему в скрытой оппозиции. Нелюбовь Грачева к Лебедю, как ответная неприязнь второго к первому, а ведь когда-то они были друзьями, сделала еще более уязвимым Игоря Родионова. Его деловой партнер и протекционер, секретарь Совета безопасности генерал Лебедь, со скандалом покинул президентскую команду и очень скоро оказался на фланге непримиримой оппозиции. И хотя уже загодя Родионов, предчувствуя подобную развязку конфликта Александра Лебедя с Анатолием Чубайсом, поспешно дистанцировался от строптивого генерала, изменить ситуацию к лучшему он не смог.
      А если учесть, что окружение президента в кремлевских коридорах преуспевало не в навыках управления, а по большей части в интригах, то непросвещенный в этой сфере Игорь Родионов, как и Александр Лебедь, был обречен. Употребим сочувственную фразу Галины Старовойтовой, обращенную к генералу Лебедю: "Вам бы не поскользнуться на кремлевских паркетах, генерал". Чубайс еще раз продемонстрировал истину, что он цепкий оппонент и не отпускает отступающего противника вплоть до момента, пока поезд противника не сойдет с рельс.
      Интересен ответ Игоря Родионова в одном из своих отставочных интервью.
      "...Вопрос: Сколько времени Вам и генералу Самсонову понадобилось, чтобы освоиться с ситуацией после назначения и войти в курс дела?
      Ответ: Девять месяцев..."
      По истечении десяти месяцев Игорь Родионов был отстранен от должности!
      Накануне заседания Совета обороны Родионов разговаривал с президентом по телефону - договаривался о деталях заседания. Ничто не предвещало бурю.
      Бесспорно, главный оппонент генерала Родионова - секретарь Совета безопасности Юрий Батурин - сыграл-таки роль Яго. В окружении Ельцина преуспевает тот, кто хорошо изучил и постиг привычки президента. Правда, это имеет и свою обратную сторону. Как только Ельцин чувствует, что рядом стоящий слишком много о нем узнал и для него президент перестает быть непредсказуемым, Ельцин убирает познавшего его сподвижника. Уходили не по причине непонимания; а как раз наоборот, в силу понимания происходящего. Загадки власти рождают страх. Нет загадки - нет страха. Нет страха - есть распущенность, работа на свой интерес. Логика незамысловатая, но не лишенная житейской рациональности.
      Не более двух месяцев назад (а отставка Родионова случилась в мае) по настоянию президента оба оппонента провели совместную пресс-конференцию. И Батурин, и Родионов публично как бы пожали друг другу руки, признав, что их расхождения в толковании армейской реформы не являются непреодолимыми. Однако после пресс-конференции каждый, вернувшись в круг своих единомышленников, был обвинен в сдаче позиций и вынужден был вновь обрушить критику на голову оппонента. Родионов это делал с армейской прямолинейностью уже потому, что за его плечами была разутая, неукомплектованная, не оснащенная, живущая впроголодь, убого профинансированная армия. Напомним лишь несколько цифр, которые справедливо назвать удручающими: от утвержденного законом бюджета в 1996 году армия была профинансирована в денежном довольствии (то есть заработной плате) на 42,3 %, продовольствии - менее чем на 20 %, вещевом обеспечении - 1,3 %, в ремонте боевой техники - менее 6 %, медицине - на 5 %, связь и транспорт еще более убого. Грачев, не желая терять расположения и дружбы президента, на чем и держалась его должностная устойчивость, говорил об этих проблемах вполголоса. Не молчал, нет, однако не обострял в президентском присутствии этот разговор до точки кипения.
      Десантные войска, в отличие от других родов войск, чувствовали себя вольготнее, зная, что министр - выходец из их среды. Такое впечатление, что Павел Грачев отчитывался перед президентом преданностью десантных войск, а проблемы более отсталой армии отодвигал как бы на второй план. Ожидать от Грачева реформирования армии было нелепо. Не потому, что Грачев был плох или хорош. На его плечи легло оформление, структуризация российской армии, как некоего продолжения армии Советского Союза. На его плечи лег вывод войск и реорганизация военных округов на совершенно иных территориях. На его министерское правление выпал вывод Западной группы войск с территории Германии на неустроенные поля России. И, наконец, он явился ключевой фигурой в чеченских событиях, которые и убедили нас в выводе малоутешительном: боеспособность российской армии под большим вопросом.
      В этих условиях возможно было заниматься популизмом, декларировать реформы, но никоим образом их не проводить.
      Родионов этих деструктивных и политических коллизий в момент своего вступления в должность не имел. Он имел армию, которую эти коллизии привели в состояние жесточайшего финансового кризиса, а затем кризиса структурного и технологического. Ему предстояло сказать президенту то, о чем Грачев не говорил.
      Информация о неблагополучности в армии не была секретом. Коржаков не любил Грачева и потому не упускал случая усилить отрицательный эффект.
      Президент воспринимал подобные сведения неадекватно, как политическую интригу аппарата против наиболее преданного ему человека, каковым он числил Павла Грачева. Грачев относился к президентскому окружению чуть свысока, полагая, что его близость к президенту дает достаточные защитные дивиденды.
      Против Грачева с неотступным упорством боролся Коржаков. Боролся осторожно, с оглядкой, зная упрямую привязанность Ельцина к министру обороны.
      У Родионова столь серьезного оппонента в кремлевских коридорах, как Александр Коржаков, не было. И если Коржаков с Грачевым не хотели делить свою приближенность к президенту, то Родионову в этом смысле делить было нечего. Для президента он считался фигурой из другого армейского мира.
      С Родионовым в баню не пойдешь. Для реформирования армии человек, до этого возглавлявший Академию Генерального штаба, которая, по сути, питает кровью мозг армии, был наилучшей кандидатурой, однако...
      Не подошел, вытолкали за дверь. Все потому же - позволяет себе. Родионов признался в одном из разговоров: "Я не дипломат!" Тут он совершенно прав. Только "не дипломат" может накануне приезда китайского премьера в Россию заявить в своем публичном докладе, что согласно военной доктрине Россия рассматривает Китай как вероятного стратегического противника. Только "не дипломат", спустя два месяца, оказавшись в Японии и находясь в полутора часах лета от Пекина, мог предложить создать военную ось Вашингтон-Москва-Токио, как некий гарант международной безопасности. Только "не дипломат", встречаясь с ветеранами по поводу Дня Победы, мог сделать бескомпромиссное заявление о полном развале армии и потере ее боеспособности, как если бы он не осознавал, что за состояние армии отвечает прежде всего министр обороны. Понятно, что к этому времени он находился в должности 9 месяцев и развал вроде как не дело его рук. Тут генерал, конечно, не прав - ответственность начинается не год спустя, а в час назначения, но что сказано, то сказано.
      Мы гадаем о причинах отставки Родионова. Но перечисленные ляпы, допущенные Игорем Родионовым в далекие прошлые времена, могли стоить не только должности, но и погон. А вдруг именно они побудили президента к столь жесткой оценке деятельности министра обороны и реформы здесь ни при чем? Да нет же, нет. Наш президент тоже не дипломат.
      Объяснять свои неадекватные заявления желанием помочь президенту (который к тому же конституционно является главнокомандующим вооруженными силами) на торгах с НАТО, конечно же, не наивность, непозволительная не только для "не дипломата", но и для облачившегося в гражданский костюм министра обороны. Тут нечто большее. Только министр, лишенный политического чутья, мог разрешить начальнику Генерального штаба сопровождать группу депутатов, исповедующих взгляды непримиримой оппозиции, решивших посетить воинскую часть Московского военного округа.
      То, что произошло на заседании памятного Совета обороны, значимо не в силу скандальности. Суть в другом: со всей очевидностью обнаружилась искусственность управления силовыми ведомствами со стороны президента. Сам факт, что ни министр обороны, ни руководитель ФСБ, ни министр МВД, ни руководитель Федеральной пограничной службы практически не подчинены премьеру, а являются личной креатурой президента, делает управление этими ведомствам спазматическим. И даже Куликов, облеченный должностью вице-премьера, чувствует себя не членом правительства, а оком президента в правительстве. Разовые встречи главы ведомства с президентом - не более чем явление формальное, демонстрация президентской лояльности либо президентской "строгости". Потому и Совет обороны, и Совет безопасности структуры, к управлению не приспособленные, структуры надстроечные и неэффективные. Они не более чем шумная имитация работоспособности президента, случающаяся спонтанно.
      И родионовская ремарка: "За десять месяцев работы министром обороны я так и не понял, кто же управляет страной" - повисает в воздухе. Хотя не исключено, что министр обороны у нас был не сообразительный.
      Министра Игоря Родионова сменил министр Игорь Сергеев. В отличие от Родионова, который не мог попасть к президенту месяцами, Игорь Сергеев принимается Ельциным уже второй раз в течение полумесяца. Что это? Обостренный интерес к армии? Желание сгладить тяжелые впечатление от скандального Совета обороны? Убедить себя в правоте своего решения? Добавим, что за это время президент встречался и с первым замом министра обороны Андреем Кокошиным, командующим пограничными войсками Андреем Николаевым. Всякий раз под телевизионные камеры президент задает один и тот же вопрос: "Как воспринято решение, принятое на заседании Совета обороны?" Президент не может задать вопрос так, как ему хотелось бы: "Я правильно поступил, отстранив Родионова от должности? Или нет?" Приглашенные для отчета не отвечают на президентский вопрос и не рассказывают о реакции на столь внезапный гнев президента, обрушившийся на голову Игоря Родионова. Они избирают свою тактику. И Сергеев, и Кокошин, и Николаев повторяют одну и ту же уставную фразу - "Все ваши указания выполняются!".
      Настырный вопрос президента выдает его беспокойство. Он понимает, что пережал, поступил даже не жестоко по отношению к бесспорно высокому армейскому профессионалу - поступил необдуманно, практически нарисовав новому министру его судьбу. И никакого порыва вдохновения, без чего реформирование попросту механическое занятие, не породил. Подавленность, которую скрывают военные, - вот что вынесли они с этого заседания Совета обороны.
      Коридоры в Минобороны гудят, предчувствуя разгон команды Игоря Родионова, команды, которая собиралась в течение последних пяти-шести месяцев. Все случившееся убеждает нас в справедливости вывода - президент во власти подозрительности. Он почти уверен, что под крышей Минобороны созрело антипрезидентское ядро. А потому - разогнать. Вот почему и.о. начальника Генерального штаба Квашнин (как заметила газета "Известия", выдвиженец Грачева) встречается с бывшим патроном в бане в предчувствии реванша за недавнее изгнание из коридоров отечественного "Пентагона". Птенцы гнезда Грачева - генералы Валерий Лапшов, Вячеслав Жеребцов и Сергей Здориков - после долгого отсутствия замечены вновь в главном военном офисе. Вообще отставка генерала Игоря Родионова, при всей внешней грубости, менее драматична, чем рапорт об отставке Павла Грачева, едва ли не приросшего к президенту, в 1996 году. У меня двойственные ощущения. Тогда мне казалось, что президент, сообщая Грачеву о своем решении назначить Лебедя секретарем Совета безопасности, делал это через силу, понимая, что сдает Грачева; но была болезнь, была усталость, и еще впереди был второй тур голосования. Возможно, он даже хотел сказать: "Павел Сергеевич, перетерпи. Лебедь долго не продержится, переругается со всеми, с кем положено и не положено. Я должен сделать этот шаг. Иначе и тебе, и мне, и всем остальным, проиграй мы на выборах, придется неизмеримо горше, чем это назначение твоего обидчика".
      Даже если бы Ельцин все это сказал, он не мог не понимать, что первым требованием Лебедя будет требование отставки военного министра. Более того, это было условием Лебедя при заключении союза. И так же бесспорно Ельцин принял это условие. При этом в ослабленном мозгу президента промелькнула мысль - отставку Грачева демократы воспримут положительно.
      С этого момента Ельцин вступает в совершенно иную эру. Он окружает себя людьми, которые не могли стать ему близкими в силу разницы лет, разноукладности прошлой жизни. Речь не идет в этом случае об Александре Лебеде. В день назначения Лебедя я уже писал: "Они слишком похожи, чтобы содействовать и сосуществовать. Не станем предрекать неудачу, но будем готовы к тому, что этот союз недолговечен".
      Освободив Игоря Родионова, президент как бы уравновесил свою душу. Теперь возвращение Павла Сергеевича (отпуск которого так затянулся) на ту или иную должность вполне реально. Сейчас, наблюдая Ельцина со стороны, когда я не живу обременяющим предчувствием должностных встреч с ним, мне кажется, что в его поведении неизмеримо больше хитрости и расчетливости, нежели обезоруживающей непосредственности и простоты.
      Изначальный Ельцин, лидер без команды, провинциал, оказавшийся в середине 80-х в Москве, всегда нуждался в двух-трех очень близких людях, которым доверял, к которым привык, которым были близки его естественность, натуральность, что бы это ни было - охота, баня, застолье. Хотя сам Ельцин никогда не допускал, чтобы его сотоварищи в моменты этой естественности забывали, что он, Ельцин, президент, а тот другой - его подчиненный, хотя и любимый им, но под-чи-нен-ный. Сейчас вокруг Ельцина таких людей нет. Да и проявление такой естественности чрезвычайно ограничилось. И обусловлены эти ограничения перенесенной операцией. Нет тенниса, а значит, нет и бани после тенниса. И многого другого нет. Болезнь приблизила Ельцина к семье, сделала гораздо в большей мере семью его окружением, и даже окружением политическим. Отсюда появление дочери в числе его ближайших советников. Я уже говорил, Ельцин - личность объективно одинокая, когда одиночество создается дистанцией, отделяющей высокую власть от сущностного мира. Наличие Татьяны Дьяченко рядом с отцом в повседневной политике, при всех против (а их сверхдостаточно: Россия не любит очевидной родственности власть предержащих; естественная для любой женщины переменчивость настроений, более обостренное восприятие симпатий и антипатий; предрасположенность к сверстникам, как более близким, более понятным, а значит, меньшее понимание людей других возрастных групп), адаптирует новое поколение политиков к президенту, а президента к этим говорливым, амбициозным молодым людям, которые своим выдвижением обязаны только ему.
      Впрочем, вопрос остается открытым. Примет ли президент эту новую среду своего окружения, как неизменную, или по мере нарастающей активности, а этого отрицать нельзя, захочет почувствовать себя прежним? Где-то в начале июня я услышал фразу человека, который внимательно вглядывался в телевизионный экран, рассматривая президента на улицах Санкт-Петербурга: "Не хочешь, а поверишь - врачи сотворили чудо. Ему возвратили даже темперамент".
      Навязчивая необходимость в том или ином человеке формирует в самом человеке чувство незаменимости. А это всегда опасно. Дочь в отставку не отправишь. Не сама дочь, а уже окружение дочери может вызвать качественные изменения в отношениях дочери и отца. Дочь президента естественный союзник поколения сорокалетних. Это амбициозный возраст, раздражающий традиционный российский консерватизм. У них есть один коридор в историю - успех реформ. Но желание удержать власть сильнее осознания исторической закономерности. Именно здесь таится главная опасность. Беспощадно отметая рядом стоящих возрастных предшественников, им кажется, что они берут реванш за неверие в их силы. Но самое удивительное, что их сил может хватить на прорыв, но никак не достанет, чтобы поднять страну. И всякое отсечение интеллектуальной энергии, что происходит на наших глазах, убийственно для развития России, и в том числе для этого поколения власти.
      Таково объективное толкование событий, но есть и субъективное, замышленное задолго до этих событий конца зимы и весны 97-го года.
      ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ
      У каждого месяца своя событийность. Первого июня 1997 года стало известно, что президент подписал указ о назначении своей младшей дочери советником президента. Уже давно нетайное стало явным. Круг обязанностей достаточно эксклюзивный - имидж президента. Галстук, речь, манеры, "папа, не сутулься".