Тревожные сны царской свиты
ModernLib.Net / История / Попцов Олег / Тревожные сны царской свиты - Чтение
(стр. 1)
Автор:
|
Попцов Олег |
Жанр:
|
История |
-
Читать книгу полностью
(2,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(712 Кб)
- Скачать в формате doc
(722 Кб)
- Скачать в формате txt
(710 Кб)
- Скачать в формате html
(713 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60
|
|
Попцов Олег
Тревожные сны царской свиты
Попцов Олег Тревожные сны царской свиты Вопрос: Вы оптимист? Ответ: Я сомневающийся пессимист. В наше время это уже большая роскошь. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ АВТОРА История не бывает объективной, хотя творцы ее преследуют именно эту цель. Предвзятость истории всегда поименна. Человек грешен, но только человек творит: пишет, снимает на кино- и видеопленку все то, что очень часто, даже независимо от его желания становится историей. Эта книга не претендует на сверхзначимые исторические обобщения. И не потому, что автор боится быть непонятым... "Странным", непредсказуемым оказалось последнее десятилетие XX века для России. Нет прежней империи под названием СССР. Нет прежней правящей партии под названием КПСС. Сначала страна переболела тоталитаризмом, потом идеями развитого социализма, потом... Уже нет демократических мечтаний, романтизма, есть череда ошибок, совершенных демократами, вину за которые нельзя адресовать прошлому. За все в этой жизни надо платить. Уходит в историю эпоха Ельцина, как некогда время перевернуло страницу с эпохой Горбачева. И там, в приемной великой российской истории уже толпятся новые лица. А люди на улице взбудоражены, переспрашивают друг друга: кого в третьем тысячелетии коронуют на царствование? Осторожного, неспешного академика, разведчика, дипломата Евгения Примакова или неутомимого строителя "града Московского державного" рыночника Юрия Лужкова? А может, верх возьмет новый президентский фаворит, сотворенный и запущенный в серию Борисом Березовским, - Владимир Путин? Или не случится ни первого, ни второго, ни третьего, а грядет коммунистический реванш, дорогу которому проложит агония царской свиты? Нет и нет. Десять лет не прошли даром. Другая страна. У нас уже есть за спиной десять лет демократии. Раньше не было, а теперь есть. Мы не стали богатыми. Мы не стали благонамеренными и благополучными. Мы не стали спокойными. Нам не хватает уверенности. Все так! Но одно неоспоримо - мы стали свободными. Через муки, оскорбления, ошибки, заблуждения, предательства мы пробились к своей главной надежде - свободе. Кому-то она покажется несовершенной и несправедливой даже только потому, что равнодоступна честному и лжецу, законопослушному и преступающему закон. Возможно, общество не сразу поймет, что именно в силу этой нелогичности свобода неповторима. И только в ней гарантия необратимости демократического развития России, болезненного, драматического, но от этого не перестающего быть развитием, нашим мучительным движением вперед. ВУНДЕРКИНДЫ МЕНЯ ВСЕГДА НАСТОРАЖИВАЛИ Мы так устроены. Даже предполагая худшее, запугивая себя, изображая неисправимый пессимизм и недовольство, соревнуясь в мрачных прогнозах, мы все равно надеемся, что не правы, боимся сглазить, увлечь себя в общем-то естественным желанием лучшего исхода. Мы думаем, что, следуя суеверным страхам, обманываем беду. Ничего подобного! Единственное, чего мы добились, так это отогнали, оттеснили от себя радость, разучились говорить языком счастливой надежды. Сами того не подозревая, мы приучили себя проигрывать. Американцы... А впрочем, при чем здесь американцы? У нас самих запас ложного оптимизма, именуемого шапкозакидательством, очень велик. И все-таки американцы! На последних президентских выборах в Америке чаша весов колебалась. Трудно было поверить, что Буш, одержав молниеносную победу в Кувейте, буквально разгромивший Ирак, доказавший всесилие Америки, что для рядового американца почти пропуск в рай, проиграет молодому Клинтону. Американцы запрограммированы на оптимизм. Оптимизм - это жизнь. Стоило Бушу, человеку немолодому, упасть в обморок в Японии, как настроенная на жизнеутверждающий темп Америка сначала сделала паузу, а затем попятилась от немолодого президента. Победу в Кувейте одержал не президент, а генералы. И вообще... Он излишне консервативен. И если он останется у власти, у нас будет свой застойный режим. Америка проголосовала за перемены. Вряд ли Клинтона можно назвать суперзвездой на политическом небосклоне. Вряд ли традиционно демократов можно назвать гарантами экономической стабильности в Америке. И тем не менее американцы рассудили жизнеутверждающе: этот молод, он даже в силу возраста не может стоять на месте. А для Америки главное двигаться. Уже зная результаты, из которых следовало, что Буш уступит Клинтону, на вопрос корреспондентов: "Кто же победит на выборах?" - Буш, сопроводив свой ответ белозубой улыбкой, сказал: "Разумеется, я, и только я". Барбара Буш - жена президента, оказавшаяся рядом с ним на снимке, улыбалась откровенно и счастливо. А через пять часов уже все знавший Буш поздравлял соперника с победой. Такова Америка. Такова фабула американского оптимизма. Апрель девяносто пятого. Внезапная и не весенняя жара. Предвыборные прогнозы. Партии вновь созданные и вновь упраздненные. Политическая палитра многоцветна до истеричности: от Промпартии до "Партии любви", "Партии любителей пива", "Партии здравого рассудка". Россия коллекционирует политические цвета в силу демократической непросвещенности. Она, как неопытный дилетант-филателист, подбирает каждую марку, попадающуюся на глаза. Президент еще не сказал своего окончательного "да" или "нет". Ему надо присмотреться, что там грядет на парламентских выборах. Он уже предупредил: каким бы ни оказался закон о выборах в Федеральное Собрание, сколь бы ни выглядели спорными нормы представительства и другие депутатские проекты, он не воспользуется правом президентского вето и подпишет закон. Дело остается за малым: договоренностью двух палат, верхней и нижней. Дума хотела оставить принципы формирования нижней палаты неизменными: пятьдесят на пятьдесят. Половина по партийным спискам, половина по мажоритарной системе одномандатных округов. Сенат (верхняя палата) возражал: две трети избираются по округам, одна треть - по партийным спискам. "Куда они денутся, - оценил ситуацию спикер сената Владимир Шумейко, - мы не пропустим идею половины. Кого там только нет в партийных списках! Практически Дума становится столичным клубом. Сорок девять процентов депутатов в настоящее время из Москвы". Можно понять негодование административно-хозяйственного сената, состоящего на восемьдесят процентов из глав областных и краевых администраций. А если к этому добавить, что, в отличие от назначенных указами президента губернаторов, мэр Москвы Юрий Лужков - мэр избранный, к тому же публично отказавшийся избираться в сенат за ненадобностью, то проявление антимосковского синдрома становится почти навязчивым состоянием. Впрочем, дело не в законах о выборах Думы, Совета Федерации, президента. Иная причина волнений, и волнений невыдуманных. А есть ли шансы победить на выборах? А если этих шансов нет, как удержать власть?! Столь ненавязчивое откровение власти - а власть не намерена на сей счет отмалчиваться - вызывает даже не удивление, нет. Всякая власть сосредоточена на идее самосохранения. Но мы-то думали, просчитывали, изобретали другую власть. И что же? 24 апреля, Майами, штат Флорида. Мы летим на Барбадос. Там состоится всемирная конференция ведущих телерадиокомпаний. Где-то на ходу, не вдумываясь, что такое Барбадос, я дал господину Шарфу, президенту EBU (Европейский вещательный союз), согласие выступить с докладом. И вот теперь, повязанный этим своим "да", лечу, проклиная все на свете. Полет изнурительный, с двумя промежуточными посадками. Сначала Стокгольм, затем Шеннон, далее Майами - восемь с половиной часов полета. Здесь, в Майами, сидим в шезлонгах у бровки бассейна и рассуждаем об истоках национального оптимизма. Разговор завязался еще в самолете. "Благополучный образ жизни предрасполагает к оптимистическому взгляду на окружающий мир", - замечает мой собеседник. Я соглашаюсь. Вчера нашего попутчика (в прошлом выпускника "бауманского", а ныне бизнесмена) со смешанным интересом встречала в Майами стая русских, точнее сказать, "новых русских". Сам же наш попутчик пристрастился к строительному бизнесу, нашел затею удачной, оказался в Балашихе под Москвой, строит и продает, продает и строит. А в данный жарко-весенний момент он летит во Флориду, где по договоренности со своим другом, директором Курского ликеро-водочного завода, намерен пристроить солидную партию курской водки с лихим уточнением: "Курская особая" - наследие тоталитарного прошлого". Лет десять назад это было повальное увлечение местных партийных властей - освоить и пустить в дело свой высокоградусный питейный продукт. И появилось этих разномастных, разнофигурных бутылей "с винтом и без винта" на любой вкус: "Ставропольская горькая", "Зубровская", "Курская особая", "Пензенская тминная", "Вологодский кристалл", "Архангельская малиновая". Это был первый импульс суверенитета, позволяемого и вдохновляемого высшей партийной властью. И как голос из прошлого - этот симпатичный русский бизнесмен с водочными каталогами, географической картой распространения продукта, с трогательным уточнением: "Мы с директором кореша. Он мне говорит: ты, Гена, смотри, особо не дешевись в Майами. У нас есть покупатель, Гена. Нас, "Курскую особую", мир знает. Вот на той неделе у меня были товарищи из Исландии - закупили приличную партию. Австралийцы посетили нас... (Гена уточняет, - австрийцы, но какая разница, все равно немцы.) Так вот, разыскали нас по карте и приехали. Так что мы без этой самой Флориды, Гена, проживем. Проси, Гена, хорошую цену. Образцы я тебе дал, Гена, угощай американских товарищей". И Гена вот летит с нами в салоне первого класса и предлагает нам задержаться в Майами дня на два-три. Он взял напрокат яхту. И хотел бы прошвырнуться вдоль побережья. А соотечественникам он всегда рад. "Так что считайте, - говорит Гена, - что приглашаю. Добро пожаловать в Майами". Гену встретила шумная компания из четырех человек. Во Флориде они уже два месяца. Чем занимаются, понять трудно. Один из них, как представил нам Гена, владеет тремя гектарами земли в центре Москвы и потому человек сказочно богатый. Английского языка никто не знает, включая приветливого Гену. Молоденькие девушки на правах как бы переводчиц, со знанием английского в пределах курса средней школы, а может быть, и меньше. Пока шли к машине, они все время выясняли у одного из своих коллег, что им ответили полицейские. Молодой человек пожал плечами. А затем спросил: "Way - это что, дорога?" "Дорога", - подтвердила девушка. "Значит, он хотел показать тебе, куда нам следует ехать, дура". - "Если будешь хамить, я возьму и уеду. Что вы будете делать без меня?" Вопрос был по существу. Компания, настроенная на веселый вечер (Гена приехал!!!), не опустилась до выяснения отношений. Владелец трех московских гектаров, лоснящийся от пота, отреагировал на стычку чисто по-одесски: "Не делай мне больно, Светка. Приехали приличные люди. Что они про нас подумают". Света нас, естественно, повезла в другую сторону, пришлось вернуться снова в аэропорт, и там мы распрощались. Таксисту не надо было ничего объяснять: назвали отель и поехали. В Москве было семь утра, во Флориде чуть больше одиннадцати вечера. В Москве уже давно завтра. Во Флориде заканчивается вчера. Мы помахали "новым русским". Владелец трех гектаров разразился речью: "А зачем нам английский, Света, через год половина Майами будет говорить по-русски, и улицы здесь будут иметь сдвоенные названия - по-майамски и по-русски. А полицейскому, Света, который ответил так невнятно такой "очаровашке", мы покажем, Света! И будем судить его нашим, не знающим пощады к капиталистам, демократическим, российским судом. Рот фронт, товарищи!" Он скульптурно поприветствовал на прощание. Хотелось спать, а надо было смеяться. Мы расстались. Этот эпизод интересен не курьезностью. Новая краска жизни. Лет шесть-семь назад такая ситуация могла присниться лишь в страшном сне. "Обнаженная свобода" - вот как это называется. Пять странных русских чувствуют себя в Майами как дома. Их не страшит американская полиция, столь превосходно показанная в американских сериалах, их не беспокоит око налоговой инспекции, их не страшат зубодробительные эмиграционные законы великой Америки. Они так и говорят: "Когда "американы" станут нас доставать, мы уедем". - Куда? - спрашиваю я. - Назад в Россию. У нас там дела. - И вдруг, неожиданно: - Выборы приближаются. Мы избиратели. Нам нужны гарантии. Вот такого поворота я никак не ожидал. Их интересуют выборы?! - А почему нет! - слышу я резонное возмущение. - Это их страна. Они нарождаются. Они вызревают. Для них важно, чтобы среда в их стране осталась для них благоприятной. Они понимают - правила могут измениться, но не настолько, чтобы... Отчасти они - пена. Но ведь пена не пропадает, не испаряется. Она оседает, выпускает воздух, превращается в то самое вещество, из которого образовалась. Она следствие ускоренной диффузии или излишнего сжатия, факта внешнего выброса энергии. Пена, господа, не мусор. Она субстанция изменяющаяся. Так называемые "новые русские", и этот факт надо осознать отчетливо, не поселенцы нового мира, не российский десант в заморские Америки или Аргентины. Нет, они непременные "возвращенцы". Они понимают, что Эльдорадо не в Америке, Эльдорадо в России, если... В этом "если" весь вопрос. Нас раздражает социальное расслоение. Больше всех об этом кричит бывшая номенклатурная знать, лишившаяся власти. В свое время эта знать прочно и без сожаления отслоилась от демоса и как бы не заметила этого, с ленинской точки зрения, "классового ренегатства". Интересно, что та ее часть, которая во власти пребывает и поныне, в силу специфических обстоятельств российского реформирования скособоченно, половинчато о расслоении говорит больше в силу обязанности... Надо отречься от партийного прошлого, предать анафеме уклад жизни, установленный вечной КПСС, заявить о негодности прошлых управленческих структур. Все это прекрасно и даже справедливо, если у критикующих есть в арсенале навык управления, кадровый ресурс, помимо заманчивой идеи реформ. Если вглядеться в портрет "новых русских" - у многих из них неплохое большевистское прошлое. Это во-первых. А во-вторых, те, кто вошел в коридоры власти, особенно в провинции, это никакие не демократические всходы, а в подавляющем большинстве бывшие партийные работники. Бывшего первого секретаря заменил бывший предисполкома или секретарь райкома из более молодых и более шустрых, научившийся быстрее других выговаривать: "Назад пути нет!" Как мы видим, демократические претензии к идеологическим переменам не так уж велики. Ты даже не за "завтра". Ты против "вчера". И этого достаточно для появления ростков демократии. Они сами появились на свет не при помощи непорочного зачатия. И в коммерческих структурах у них корни основательные, возможно, они быстрее других поняли, что племя бессребреников быстротечно вымерло, как реликтовая остаточность, а значит, "новые русские" им еще понадобятся. А если быть более точным - для них важно не переусердствовать в поругании, в наклеивании ярлыков, запугивании ужасами: мафия, воры в законе, короли черного бизнеса... А вдруг... Но вернемся к главной теме дня - выборы. 22 апреля Сергей Филатов (глава президентской администрации) собрал узкое совещание. Приглашено было человек десять. Тема разговора предстоящие выборы. Поговорили о тактике, подумали о стратегии. В основном - аналитики либерального окружения президента, а проще говоря, аппарат. Плюс мой коллега Сергей Благоволин. Он возглавляет ОРТ "общественное телевидение", нареченное так господином Березовским, вожаком банковского пула, согласившегося откупить 50% несуществующих акций, а точнее говоря, погасить все долги прежнего "Останкино" перед государством, которое должно было финансировать "Останкино" и не делало этого. Экономический абсурд, а в результате перевод государственной, обременительной для государства собственности в необременительную, частно-банковскую. Для отвлекающей важности эксперимент был назван "общественное телевидение" (добавим от себя, на частной основе). "Мы пойдем другим путем" - неизлечимая болезнь России. Назвать можно как угодно, но феодализм остается феодализмом, а крепостное право - крепостным. Среди остальных был и я. Как уточнил Слава Волков (заместитель Филатова), когда я недисциплинированно подверг критике заявленный стратегический эскиз предвыборной баталии: "Ты просто не в курсе. Мы уже собираемся не в первый раз. Я тебе расскажу". Это было любопытное уточнение. Они уже собирались, и не один раз. Ну, собирались. Ну, думали. Ну, спорили. Кто с нами, а кто против нас? Господи, напыщенные полупримитивы! Взвешивали, надо ли приглашать Попцова. Откуда Филатов набрал этих имитаторов? Пошелестели аналитическими записками, занялись арифметикой - сложили, вычли, перемножили, разделили. Получилось негусто. Борцы за либерализм в подвешенном состоянии, и прежде всего сам Филатов. Там, за Кремлевской стеной, атмосфера удушливая, липкая. И специалисты по перекрытию кислорода никак не в опале. Александр Васильевич Коржаков с вкрадчивым заместителем Рогозиным и плюс к ним "хранитель Кремля" Барсуков грядут. Рогозин, особая статья, - нечто мистическое, экстрасенсорное человек с голосом ласковым и негромким. И взглядом туманно-сосредоточенным. Этакий толкователь восточной медицины и восточной философии. И подозрение для Рогозина - вовсе не подозрение, а форма профессионального любопытства. Он никому не признается, но это так. Рогозин человек увлекающийся и умный. Его сосредоточенность на субъекте может быть истолкована как мстительность, а может - как мистифицированная увлеченность. А посему он опасен вдвойне: и для тех, кто "над", и для тех, кто "под". И, уж подавно, для тех, кто "напротив". Третьим в команде следует считать Барсукова. Исполнителен до угрожающих степеней, не чужд Русской Идее. Таков он - микроальянс, противостоящий либералам в кремлевских коридорах. И приглашение Попцова на "тайную вечерю" было обусловлено раздумьем. Коржаков и его команда, мало сказать, недолюбливали Попцова. А раз так - на данном этапе Попцов наш союзник. Нас команда Коржакова тоже терпеть не может, впрочем, как и мы их. А поэтому Попцова надо пригласить. Примерно так рассуждали мои якобы единомышленники. Не станем вдаваться в подробности. Тема не новая - противоборство в окружении президента. Это в стиле Ельцина - превращать свое окружение в многослойный пирог. Президент подчеркивает свою лояльность к разновариантности и даже разнополюсности. Он не вмешивается в схватки такого рода. Внезапной переменчивостью своего отношения к заглавным фигурам той или иной группировки Ельцин дает понять о своих монарших симпатиях. Чем подтверждает молву о возросшем влиянии на президента этих самых фигурантов. Вчера это мог быть Егор Гайдар, позавчера Александр Яковлев, незадолго до того Полторанин или Бурбулис. Затем на какой-то момент Черномырдин, а теперь вот Коржаков А.В., Сосковец О.Н. Этих людей нельзя назвать фаворитами. Век президентской привязанности недолог. Меняется сам президент. Есть такое правило, такой принцип в президентском окружении: человек команды значим до того момента, пока не начинает работать на себя. Авторство этого правила приписывают Коржакову. Норма отношений изнурительная, построенная на постоянном подозрении. Суть незатухающего конфликта в ответе на вопрос: кто выставляет оценки: работает он на себя или не работает? Таким человеком не может быть президент, он занимается страной, а не командой. В таком случае - лицо, облеченное его всеохватным доверием? А кто выставляет оценки этому лицу? Скорее всего, президент. ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО Опрос фонда "Общественное мнение" 7 мая 1995 года. Вопрос: "Кто сегодня наиболее влиятелен, чье слово в принятых решениях наиболее значимо?" Оценка давалась по десятибалльной системе. Результаты следующие: на первом месте Виктор Черномырдин с рейтингом 9,81. На втором Александр Коржаков - 8,91. На третьем, с достаточным отрывом, Анатолий Чубайс - 6,33. На десятом - глава президентской администрации Сергей Филатов (1,6). Президент как субъект исследования не рассматривался. Такие исследования и опросы проводятся постоянно, но именно этот крайне принципиален. Фактически мы являемся свидетелями начала предвыборного наступления власти. Где-то в середине апреля мы договорились о встрече с Сергеем Шахраем. Разговор вышел за рамки повседневных забот радио и телевидения (по распределению обязанностей между вице-премьерами Шахрай курирует средства массовой информации). Мы сделали перекрестный анализ политической ситуации. Шахрай привычно пребывал в состоянии сдержанной меланхолии, пожаловался на затянувшуюся непроясненность своего положения в правительстве, сказал, что ему надоело переживать по этому поводу. Однако выборы приближаются - надо думать. Он подготовил свои соображения о предвыборной стратегии и направил их президенту. Он мог бы высказать привычную неуверенность в том, что их постигнет судьба идей предшествующих, которые он постоянно высказывал и направлял как президенту, так и премьеру. Однако на этот раз он не сомневается. Им отмахнуться не удастся. Я поинтересовался, в чем причина такого сегодняшнего оптимизма. "У них нет выхода, - резюмировал своим негромким голосом Шахрай, - и нет идей". Сущность концепции Шахрая - создание двух блоков: право-центристского и левоцентристского (социал-демократической ориентации). Первый должен был предположительно возглавить Черномырдин, второй - Рыбкин. Шахрай нарисовал генетическую схему взаимодействия блоков на политическом пространстве. Цель замысла проста и очевидна - удержать власть. Сергей Шахрай - сторонник прагматической демократии, однако в кабинетах современной власти он все время чужой. Почему? Я задумался: как определить образ власти, в руках которой, по замыслу самой власти, должны остаться рычаги управления государством? Демократическая? Вряд ли. Президент после чеченского экспромта оборвал пуповину, что накрепко связывала его с демократами. Да и сама власть в исполнительном варианте морщится, когда ее называют демократической. Сегодня правительству более других досаждают именно демократы, которые еще недавно, особенно в предвыборном противостоянии 95-го года, считались главной опорой президента, а значит, и кабинета министров, сформированного его рукой. Нельзя эту власть назвать и ортодоксальной, прокоммунистической. Проще было бы считать ее властью профессионалов. Определение, устраивающее всех, но не соответствующее данности. Естественно, что каждый член кабинета имеет профессиональное прошлое: значимое, менее значимое. И для упреков нет оснований. Всегда можно сказать, что прошлая эпоха не слишком выделяла талантливых, а следовательно, скромная значимость в прошлом не означает автоматически малоценность в настоящем. Так думать и рассуждать удобно. Некая правота на все времена. Но делать этого не следует. Следует заметить, нынешняя власть - по сути, власть смешанная и эклектичная, хотя и была зачата на демократическом романтизме. И вот что любопытно. Определение "демократическая", в большей степени предназначенное для Запада, а не для внутреннего пользования, сократило кадровый потенциал до предела. Управленцев-демократов неоткуда взять. Все заканчивается блужданием в гайдаро-чубайсовском редколесье. И эти не вызрели в полной мере, а других либо нет, либо... Младореформаторы становятся кастой. И неважно, какая это каста: неприкасаемых или гонимых. Каста - это всегда плохо. Итак, Черномырдин посетил президента. Президент одобрил идею. Злые языки на этот счет высказались мгновенно. Барин повелел создать две партии. Крепостные зашевелились. Упреки насчет создания партии власти в достаточной степени правомерны. В России всегда все наоборот либо через колено. Сначала прошли демократические выборы в парламент вне партий, еще в 1990 году. Та единственная, по имени КПСС, переживала свой жесточайший кризис, бегство из партии превратилось в эпидемию. В партии оставались озлобленно-одержимые: власть была потеряна, однако надежда на реванш хотя и была маловероятной, но все же была. И плюс к ним пожилые сограждане, которым поздно было что-то менять, откуда-то выходить, куда-то вступать. Других партий, по сути, еще не существовало. Каждый кандидат, а их было более десяти тысяч, представлял только сам себя или партию в одном лице. Так создавался первый постоянно работающий парламент России. В истории мировой цивилизации это были самые свободные, самые демократические выборы. Каждый кандидат выдвигал свою программу, рожденную лишь собственными умениями или фантазией. Естественно, без каких-либо характеристик и механизмов претворения ее в жизнь. Вы можете себе представить съезд, на котором присутствует тысяча двести депутатов, давших избирателям клятвенные обещания выполнить тысячу двести самых невероятных программ, причем каждая из этих программ, конечно же, должна сделать сограждан счастливыми и процветающими. "Сумасшествие", - скажете вы. "Никак нет, - отвечу я, - реальность по имени "демократический романтизм", а по существу - хаос". Только после структурной диффузии внутри парламента (образования фракций) начался алогичный процесс. Парламентские фракции уже под себя, в качестве хоть какого-то социального ядра стали собирать новые, как правило, самодеятельные, игрушечные партии. Отсюда термин - "партии в пределах Садового кольца". Все новоиспеченные лидеры ринулись в регионы. Этого требовала классическая формула: партия вне масс не партия. Курьез еще заключался в том, что все ринулись создавать не просто партии, а партии парламентского типа. А что это такое на самом деле, мало кто себе представлял. Ведь в школе, институте мы все изучали только план построения партии "нового типа", как показала история - типа диктаторского и тоталитарного. Закон о политических партиях и движениях запрещал создавать политические ячейки и первичные партийные организации на предприятиях и по месту жительства. Иначе говоря, привычные методы создания и существования партий, опробованные на КПСС, были признаны недопустимыми, а других дрожжей, на которых замешивалось тесто парламентской демократии, никто не видел. Процесс партийного строительства обрел хаотичный характер, хотя и подталкивался сверху, инициировался властью, неважно какой: президентской, правительственной или законодательной. Это были партии вне идеологии, осознанных программ, скорее, расширенные клубы по интересам, ориентированные на узнаваемую личность лидера, своеобразные фан-клубы. Кредо вступившего, примкнувшего, зачисленного, сделавшего свой выбор укладывалось в три слова: "Лидер мне нравится" или "Я его видел". Первый опыт создания партии демократической власти был опробован в 1993 году. Сделано это было суетно и помпезно. Об этом заявила плеяда управленцев новой волны (Гайдар, Шумейко, Чубайс, Полторанин, Федоров, Филатов). Первые двое, оставаясь в ранге вице-премьеров, возглавили что-то наподобие оргбюро нового движения, получившего название "Демократический выбор России". Со стороны это смотрелось как проправительственная коалиция, замешанная на демократических воззрениях. На самом деле это было воплощение длительно обсуждаемой идеи "президентской партии". Разумеется, движение еще не партия, но некий организационный остов был создан. Выразительная эмблема с ликом Великого Петра, непонятно каким образом связанного с демократией, - все это вызывало ощущение какого-то грандиозного розыгрыша. В зале - банкиры вперемешку с творческой и научной интеллигенцией, с остаточными вкраплениями зачинателей демократического брожения в России. Кстати, одним из доводов в пользу своего неминуемого создания новое движение "Демократический выбор России" использовало тезис о том, что "Демроссия", ведомая Львом Пономаревым, со своей задачей не справилась, осталась в своей основе толпой обезумевших от митингов. Прародителей бесцеремонно выдворили за дверь и стали планомерно выдавливать из демократического политического пространства. Раскол никогда не давал положительных результатов. И этот шаг размежевания был ошибочным, с первых минут ослабляющим еще не оформившееся, но уже заявившее о своей политической экспансии движение. Очень скоро выявилась личностная неоднородность и неспособность демократов сплотиться в единую предвыборную команду. Никто не захотел быть вторым. И Гайдар, и Б.Федоров, и С.Шахрай, и Г.Явлинский, и В.Шумейко и А.Чубайс были внутренне убеждены, что каждый из них уже состоявшийся лидер любого демократического движения, в том числе и вновь созданного. Гайдар, названный номером один, скорее по должности (все-таки первый вице-премьер), оказался для многих сотоварищей по демократическому фронту фигурой неподходящей. Они готовы были принимать его правительственное главенство, так как назначение президентом не обсуждается, но принимать его капитаном в политическом плавании они не хотели. Шахрай откалывается первым, создает и возглавляет свою партию - ПРЕС. Группа обиженных Явлинский-Болдырев-Лукин рождают объединение "Яблоко". Шумейко - он-то вообще вровень с Гайдаром в своем вице-премьерстве - уходит в одиночное предвыборное плавание. Да и правительство раскололось на тех, кто пришел себя окунуть в политику, и тех, кто по тем или иным причинам сохранял верность монастырско-правительственной замкнутости. Дескать, нам политическими игрушками заниматься некогда, надо страной управлять, воз тянуть. Интересно, что президент негласно более симпатизировал именно этим, не зараженным политическими амбициями, и прежде всего Черномырдину и Сосковцу. Хотя и тем, другим, порожденным его реформаторским капризом, таким, как Гайдар или Чубайс, не препятствовал. Ельцин еще раз доверился своему чутью. В последний момент, почувствовав зыбкость и непрочность блока, отодвинулся от него и не позволил назвать себя лидером нового движения. В конце концов, он расплатился за долги с каждым из капризных и несговорчивых демократических лидеров. Он, Ельцин, вывел их на политическую орбиту, извлек из небытия. Да, в период референдума они были его оплотом, как, впрочем, и он для них. Теперь он не может рисковать. Итогов реформ, значимых, способных переломить настроения в обществе, пока нет. Главы региональных администраций скорее союзники Черномырдина, а не Гайдара. Следовательно, организационного оплота на местах это движение не найдет. Да еще и внутренний раздор. Слишком много капризности, скандальности. Если они победят на выборах, то останутся его приверженцами. Им некуда деваться. А если проиграют, это будет их поражение, а не президента. Он останется над схваткой. вторая попытка Когда до выборов-95 остаются считанные месяцы, говорить подробно о выборах 93-го года не имеет смысла. Нас подтолкнула к этому разговору вторая попытка создания партии власти. Теперь этот эксперимент называется "Наш дом Россия". Тогда, в пору новых политических модификаций, "Демократический выбор России" претендовал на корону президентской партии, но Ельцин засомневался и в обиход вошло "партия власти"
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60
|
|