Слава Богу, Президент на месте. Он совершил продуктивную поездку на Север. Перешедшая было в спокойный эндшпиль партия между Президентом и парламентом была вновь обострена по инициативе Президента. Находясь в Череповце, он заявил о своем неотступном желании провести референдум, дабы убрать с дороги деконструктивный съезд. Определиться по вопросам частной собственности на землю и новой конституции, раз и навсегда определить форму правления в России: парламентская республика или президентско-парламентская. Отвергая непродуктивный девиз: вся власть Советам, Президент понимает, что всякая чрезмерность вредит. Диктатура пролетариата, или диктатура Советов, или военная диктатура, в конечном счете разновидность властного монополизма. Многие недоумевают, почему после столь взвешенной и примиряющей всех речи, с которой Президент выступил в последний день съезда, буквально спустя четыре дня он предпринял подобный демарш. Я думаю, молчание на съезде было не только тактикой Президента, но и непростым испытанием для него. На встрече с коалицией в поддержку реформ Президент суммировал итоги съезда как ничью в пользу Президента. Рейтинг правительства вырос; в России всегда жалеют гонимых, рейтинг парламента и спикера упал. В России, натерпевшейся от власти хамов, болезненно реагируют на невоспитанность власти. Противостояние обнажилось до крайности. В своем выступлении на съезде Президент сказал одну принципиальную фразу, которая осталась незамеченной, но именно эта фраза есть ключ к пониманию последующих шагов Президента. Кстати, самой фразы не оказалось ни в одном из информационных отчетов, опубликованных в печати. Она осталась как бы на слуху. Суть её в следующем: съезд с достаточной остротой обнажил проблемы законодательной власти, и Президент намерен эту проблему решить. Все разговоры о якобы осторожном и компромиссном выступлении Президента на съезде - заблуждение. Разумеется, были силы, призывающие Президента занять ещё более жесткую позицию к съезду. Это была нестандартная тактика. Ее можно выразить несложной словесной формулой: Президент должен быть несговорчивым. Иначе говоря, если и компромисс, то на основе собственной жесткой позиции. Идеологом этой концепции достаточно длительное время был Сергей Шахрай. Президент произнес конструктивную, откровенную и сдержанную речь. Ну а спрессованная энергия неудовлетворенности съездом осталась невыплеснутой. А значит, следовало ждать её выброса. И этот выброс случился в Череповце.
      Анализируя события, происшедшие на съезде, важно задуматься над тремя отклоненными поправками.
      Первое: в названии вооруженных сил осталась их адресность - СССР. Второе: в названии общественных организаций и политических движений также сохранилась аббревиатура СССР. И наконец, третье - провал поправки о частной собственности на землю.
      Попытаемся сложить мозаику из этих действий консервативных сил, угадать их закономерность. Если учесть, что существует Указ Президента о запрещении деятельности КПСС как организации, совершившей акт противоправных действий против законно избранной власти, и если нет Союза, то наличие КПСС просто беспредметно, как партии, объединяющей членов, проживающих в разных государствах, и непонятно, чьи интересы отстаивает надгосударственная партия, ибо деятельность её членов в таком случае есть вмешательство в жизнь этих государств. Но вместе с тем уже существовало обращение в Конституционный суд о признании незаконности президентского Указа. Сохранение в Конституции понятия "СССР" в связи с общественными организациями придает этому обращению в суд некую конституционность, открывает возможность давления на суд. Оставляя понятие КПСС, как и армии СССР, консервативное крыло надеется на возрождение двух этих сил, которые по их замыслу должны стать оплотом нового реакционного взрыва. Что же касается блокирования земельной поправки, то это обычное желание призвать под свои знамена наиболее консервативный слой общества - не крестьян, нет. Крестьянство, как среда, как сословие, выкорчевано. Аграриев на съезде представляет прослойка чиновников: председатели колхозов, директора совхозов, управленцы разной масти. Таким образом консервативный съезд "завербовал" далекую провинцию, куда и долететь, и доскакать, и доехать труд немалый. Но она, эта провинция, пространственно велика. Заметим, что ориентация на эти три силы, завязанные на ностальгическую идею Союза, крайне характерна. И не потому, что, опираясь на них, в прежние времена держался идеологический монолит страны. Других опор тоже было в избытке. Однако эти три силы сохранили остаточный консерватизм в бушующем море демократических исканий. И если армия и КПСС ждали возвращения своей избранности, то провинция - привычного почитания властей, где четкое понимание, кому следует подчиняться, всегда имело громадное значение.
      Ну а сроки?! Весна, как проба сил. А вдруг удастся без улицы, за кремлевскими стенами, вознеся над головой старую конституцию, как Библию. Не удалось. Значит, осенью. Ранней или поздней, это не столь важно, как только выяснится, что саботаж земельной реформы дал результат и площади несеянных полей, однако зачисленных статистикой (последняя правдива лишь в миг смены власти, но никак не в часы, дни и годы её правления) как плодоносящие, а значит, в весенне-летних ожиданиях присутствуют как поля, колосящиеся и тучнеющие. Однако наступит осень и все обернется стороной черной, воображение сограждан нарисует безрадостную картину приближающегося голода. И все это будет сопровождаться правительственными заклинаниями, что реформа в движении дает результаты: цены сменили галоп на рысь и дно пропасти, в которую мы тем не менее продолжаем падать, уже различимо.
      В этот самый момент они должны, обязаны начать.
      21 мая на заседании правительства Гайдар объявил о втором этапе реформы. Цены на энергоносители были отпущены. Парламент одобрил вступление России в Международный валютный фонд, намечается коррекция налоговой системы, медленнее, чем ожидалось, идет приватизация. Однако желание конвертировать рубль остается. Импорт, получивший налоговую свободу, должен поменяться местами с экспортом, который, не выдержав налогового бремени, стал угрожающе сокращаться. Валютные поступления достигли критической точки, точнее говоря, они попросту прекратились.
      Весна дала вспышку социальных волнений. Однако огородно-дачные интересы взяли верх. Митинги, прокатившиеся по площадям городов, были, как всегда, злобными, но не многолюдными.
      Президент объявил, что на грядущей неделе реформирует состав правительства. Центр политического внимания переместился в зал Конституционного суда. 26 мая началось слушание протестационного заявления группы депутатов-коммунистов о незаконности Указа Президента России, запретившего деятельность КПСС. К этому времени Сергей Шахрай ещё раз подал в отставку. Геннадий Бурбулис лишился ключевого поста госсекретаря и первого вице-премьера, вице-президент сделал политическую паузу. Скорее всего, Президент отставку Шахрая не примет или, наоборот, примет, сохранив его доотставочный режим до конца суда. На Конституционном суде Шахрай будет привычно представлять интересы Президента. Скорее всего, консерваторы используют суд как промежуточный бой. Эти слова я пишу накануне суда 24 мая. Затея с судом - опасная затея. Указы Президента ставятся под сомнение не только противниками. На приеме в польском посольстве, буквально накануне суда, в приватной беседе, Александр Яковлев сомневался в успешности суда для Ельцина. Отто Лацис был также озабочен. И тот, и другой считали Указ Ельцина излишним, полагая, что после 19-21 августа партия уже не могла подняться и надо было дать ей спокойно умереть. Я не согласился с этим, как мне показалось, либо наивным, либо лукавым заявлением.
      - В лучшем случае, - сказал Яковлев, - шансы сторон в суде 50 на 50.
      - Шансы сторон, - заметил я, - будут прямо пропорциональны политической ситуации в момент окончания суда. Потому что это не конституционный, а ситуационный суд.
      Мы не то чтобы поспорили - обменялись колкостями.
      А ещё было сказано, что тогда между указами Президента и путчем прошло три месяца. Ельцин подписал свои указы в ноябре. Они появились не спонтанно. Указы можно считать реакцией на поведение партийного руководства в эти три месяца. РКП очень скоро отошла от шока, на всякий случай обвинила демократов в организации "охоты на ведьм", и, не очень смущаясь, предав Горбачева анафеме, стала спешно перестраивать ряды, бросив все силы на сокрытие средств и имущества партии.
      По существу, указами, запрещающими деятельность партии, должны были быть указы Горбачева, а не Ельцина. Это был последний шанс Горбачева вернуть себе хотя бы часть общественного авторитета. Но Горбачев остался верен себе. Его хватило лишь на самоотречение от партийного престола. Не исключено, что в череде политических комбинаций, изучаемых Горбачевым, был вариант с партийным указом, в мемуарах он скажет - "меня отговорили Яковлев, Фалин или кто-либо еще". Разумеется, если такие раздумья посещали экс-президента, то он, объясняя свое бездействие, непременно внушал окружающим, что подобный шаг с его стороны будет истолкован как политическая месть. Если бы он был Генеральным секретарем, то тогда...
      Указ Ельцина не только правомерен, он был единственно верным политическим шагом. Уже не в первый раз он вычищал "авгиевы конюшни" Горбачева.
      Неожиданно Конституционный суд сделал паузу, посчитав претензии сторон равными. Если возможно говорить о неконституционности Указа Президента, то тогда правомерен вопрос, а была ли конституционна сама партия? У демократов есть безотказный козырь - архивы. Еще задолго до суда, скорее всего под впечатлением акта передачи атрибутов президентской власти (в тот день Ельцин провел наедине с Горбачевым более 8 часов), один прощался с недолгим президентством, другой - опасливо оглядывал кремлевский кабинет, в котором отныне ему пребывать, входил в роль. Процедура передачи дел была утомительной не по причине обилия этих самых дел, а в силу нелюбви персоналий друг к другу. И хотя Ельцин это старательно скрывал, его не оставляло чувство злорадного торжества. Уходил с исторической арены его главный соперник, унижавший его, не принимавший его всерьез, человек, которого он, Ельцин, в августовские дни если и не спас, то уберег от исторического позора (допустим, что Горбачев знал о путче и был по плану путчистов фигурой в засаде, которую они, спустя короткое время, извлекут на свет Божий). Среди прочих должностных обязанностей была папка со сверхсекретными документами, несколько папок, точнее, томов - страшное свидетельство жестокости тоталитарной власти. Они, эти тома, переходили как зловещее наследство. От Сталина к Хрущеву, от Хрущева к Брежневу, Андропову, Черненко, Горбачеву и вот теперь к Ельцину. Как рассказывал сам Ельцин, не страх он испытывал перед открывшейся кошмарной тайной брезгливость, удушье. Буквально на второй или третий день он публично заявил о необходимости рассекречивания партийных архивов и своем желании непременно это сделать. Тогда и родилась идея комиссии по рассекречиванию архивов.
      Ортодоксы типа Слободкина, дезавуируя Указ Ельцина, находились в плену политической ненависти к нему. Их неотступно преследовала цифра 18 млн. Такова была численность КПСС где-то в 1987-1988 годах. Конечно, в 1991 году, на день принятия президентского Указа, ничего подобного не было. Массовый выход из КПСС уже случился, но ортодоксы продолжали жить вселяющими оптимизм воспоминаниями. И от имени этих воспоминаний - во всесилии, вседозволенности, недоступности партии - они обращались в Конституционный суд. Шаг, сделанный группой Румянцева, - встречный иск о законности партии, как таковой, - практически превращает суд, хотим мы того или не хотим, в суд над партией, её тоталитарной идеологией. В этой ситуации рассекреченный архив становится ахиллесовой пятой партии и дело демократического обвинения превращает в беспроигрышное.
      Коммунисты, даже если бы они очень этого хотели, не могли воспользоваться партийным архивом. Архив был оружием их противников. Коммунисты в этом случае могли желать лишь одного - уничтожения архивов. Мысленно они проклинали свое прежнее руководство, которое сохранило этот многоподвальный компромат. А как не сохранить - архив он во все времена архив. Без него нет истории. И тем не менее обнажение этих пластов сегодня могло превратить заседания Конституционного суда во второй Нюрнбергский процесс. Не имея очевидных экономических сдвигов, Ельцин вынужден выискивать ходы, которые разорвут фронт, оппозиционный его курсу. Конституционный суд, на котором будут, без сомнения, оглашены страшные документы, может оказаться той картечью, что значительно проредит ряды наступающих. Суд отсекает коммунистов как силу, претендующую на возвращение в коридоры власти. И нельзя завопить в ответ: ложь! Документы пронумерованы, подшиты, систематизированы. Еще одна немаловажная деталь во главе комиссии поставлен Михаил Полторанин - вице-премьер, министр печати, человек из ближайшего окружения Президента. В силу своей профессии (журналист) и натуры (предрасположенность к сбору материалов против своих оппонентов) он лучше, чем кто-либо, мог оценить значение документария в политической борьбе с КПСС.
      Просмотрев очередные архивные завалы, страдая от пылевого клеща, он чихал, кашлял не переставая - и тем не менее глаза его обретали нервный блеск, и настроение его в эти моменты было схоже с настроением удачливого охотника или рыбака, возвращающегося с внушительной добычей. Суд мог превратиться в грандиозный триумф, но не превратился. Этого страшились сам суд, его председатель. Где-то в душе этого страшились и участники. Лавина, сорвавшаяся с гор, всеохватна. Она не разбирается в политических пристрастиях. Она способна похоронить всех.
      Глава XII
      ЕСЛИ НЕ КОММУНИСТЫ,
      ТО КТО?
      СПРОСИТЕ ДЕДУШКУ
      В этой книге нет хроникальной точности. События столь стремительны, что их мгновенное отражение под силу только телевидению и газетам. Наша задача в ином. Запомнить, осмыслить, как запоминают урок, десятки, сотни уроков, чтобы потом возможно было сказать, так уже случалось на первом витке демократии: чего-то мы недоучли или, наоборот, поступили единственно верно.
      В политизированном обществе деление на силы противоборствующие всегда контрастно. Правые - приверженцы большевистской идеи - и левые, либеральные интеллектуалы, откликнувшиеся на призывы Горбачева. Интеллигенты, для которых свобода личности, по существу, единственный капитал любых перемен. Интеллигенция оказалась недолгим попутчиком Горбачева. Именно она и была атмосферой перестройки. Именно интеллигенция придумала бога перестройки и назвала его Горбачевым. И Горбачев не без успеха использовал эту влюбленность в себя. Либералы приходили не с пустыми руками, они несли идеи реформ. И тут начиналось самое мучительное. Ни одна из реформ не умещалась в "прокрустово ложе" социалистической действительности. Вообще-то все реформы были заимствованы. Так и говорилось: "Не надо изобретать велосипед". Опыт Швеции, Западной Германии, Японии, наконец, Америки. Это было естественное желание - в качестве прообраза видеть цивилизованные страны из первой пятерки. Сверхдержава ищет аналог себе среди государств державного масштаба.
      Увы, но математическая модель, построенная в координатах звезд первой величины, применительно к нам нелепа. Даже в годы "великой депрессии" Америка оставалась передовой страной, вступившей в полосу депрессии. И дело не в модели реформ. Явлинский предлагал одно, Петраков другое, Абалкин третье, Гайдар четвертое, принципиально совершенно иное. Реформы в России в короткий срок проведены быть не могут. "Свой путь", на котором настаивают патриоты, не более чем горделивый лозунг. Своего пути для одной страны не было и быть не могло, ибо любая страна живет в сообществе государств. И главная ошибка, если иметь в виду власть, в сознательном обмане: ещё год, и будет лучше, ещё полгода... и т. д. У нас не было частной собственности, а все государства, прошедшие путь экономических реформ, имели один и тот же частнособственнический уклад. Переворот в сознании - процедура неизмеримо более длительная, нежели, скажем, государственный переворот. Новое мышление - лозунг Горбачева, обновленный образ союзного лидера за рубежом, готового не только наступать, но и отдавать. Опережающее понимание, что проблемы внутри страны значительнее собственных возможностей, которыми располагает власть, подтолкнуло Горбачева к идее с молотка продавать политические догмы: "Берлинская стена", Афганистан, Ангола, Куба... Войти в доверие - на это тоже надо время, поэтому он форсировал процесс. Он успел завоевать доверие политиков, но его не хватило на доверие банкиров. Новое мышление внутри страны ростков практически не дало, но это совсем не значит, что перестройка захлебнулась, что её не было. Энергии перестройки хватило ровно на столько, на сколько могло хватить - начать. Демонтаж тоталитарного режима уподоблен охоте на медведя: самца выгнали из берлоги, но совладать с ним не смогли, он ушел. И здесь Говорухин прав: "Свободы раздавили нас".
      Весь груз внутренних проблем в непочатом виде Горбачев оставил Ельцину. Шесть лет разговоров о реформах, с 1985 по 1991 год, исчерпали лимит терпения. И это тоже была плата за перемены. Обещание результата в достижимом будущем - для политического лидера состояние оправданное и более нормальное, нежели обещание результатов реформ после смерти поколения, на плечи которого реформатор опирается. И вот тут встает главный вопрос. Если не смогли коммунисты, если не смогли демократы, то кто материализует результат, какая сила?
      Всякий разговор о появлении третьей силы, которая якобы ждет своего часа, в достаточной мере разговор надуманный. Почему именно сейчас коммунисты объединяются с самыми различными движениями, партиями не демократической ориентации? Здесь несколько причин. С одной стороны, естественное желание раствориться в толпе. Уйти, чтобы остаться. Употребляя деньги и средства на развитие коммерческих начал, освоившись в банковском деле, проторив дорогу в совместные предприятия, они уже сейчас становятся владельцами рыночной инфраструктуры. Они рассчитывают на многопартийность. Та третья сила, по их сценарию, должна быть порождена ими. Тридцатилетние партократы, у которых так называемые демократы сорвали банк и лишили не только власти, но и партии, им просто необходима черная волна ненависти, идущая впереди. Ей, этой волне, предназначено обрушиться на демократов и смыть их с политической арены. Конечно, мрачный шлейф прошлого у коммунистов намного значительнее, чем у демократов, но, как ни странно, выпестовать демократам третью силу неизмеримо труднее, чем коммунистам.
      ДЕМОКРАТЫ - ЖЕРТВА КОММУНИСТОВ
      Возвращаясь к событиям 19-21 августа, надо признать, что именно в эти дни власть упала к ногам демократов. Ее непомерный объем рухнул с небес и придавил неокрепшее тело демократического управления. Вся концепция Ельцина, рассчитанная на вязкую борьбу с центральной властью, постоянное оттеснение её из зоны прав на управление Россией, перестала существовать в одночасье. Конечно, это была бы изнурительная борьба, но она, по замыслу команды Ельцина, давала свои неоспоримые преимущества. Во-первых, в достаточной мере понять себя, отладить образ демократической власти, сохранить выгодный во всех случаях потенциал оппозиционности, возможность обвинить в неудачном экономическом реформаторстве центральную власть. Но, и это самое важное, - формирование принципиально иного аппарата управления, противостоящего, с одной стороны, центральным бюрократическим структурам, и здесь выстраивалась приемлемо гибкая модель взаимоотношений с патриотическими течениями, которые, конечно же, поддерживали идеи суверенитета, самостоятельности России, что, конечно же, было вопреки желанию центральной власти. Никак нельзя было не заметить ещё одной особенности момента. На образ демократии, принципы её управления работала и возрастающая реакционность КПСС и РКП. Стратегия Ельцина предполагала победу.
      Оглядываясь на события в странах Восточной Европы, шли поиски разрешения конфликта с КПСС. Появление на политической арене РКП, якобы вопреки желанию Горбачева, следует понимать как своеобразную политическую уловку бывшего Генерального секретаря, сопряженную с риском для себя, но, как казалось Горбачеву, неизмеримо меньшим по сравнению с опасностью, которую будет представлять РКП для Ельцина. Горбачев увидел в РКП озлобленный противовес Ельцину на территории России. Не все оказалось просчитанным в этой комбинации. Она задумывалась и осуществлялась с крайней поспешностью. По этой причине и спонтанные наскоки реакционного актива российской партии на самого Горбачева. Когда очень спешишь, договоренности соблюдаются неряшливо. Вот почему Горбачев дал согласие на Полозкова. Человек с отрицательной внешностью - уже не конкурент. Потому и подсаживал его на трон Председателя Верховного Совета России на I съезде. Собственноручно создавал реальную угрозу для Ельцина, открывая у него в тылу второй фронт.
      Нельзя сказать, что в тот момент Ельцин разгадал замысел Горбачева. Просто он действовал в единственно возможном для себя режиме - он наступал на Горбачева, и неважно, что в тот момент олицетворяет Горбачев: партию или Центр. Сейчас трудно сказать, что дал бы период длительного противостояния с Центром, не случись августовских событий, но одно неоспоримо: временная длительность давала, как я уже заметил, возможность сформировать более отлаженный и близкий демократическим убеждениям управленческий аппарат. Этого не произошло. У партии не выдержали нервы, и она решилась на путч. Почему именно август? Рейтинг Горбачева упал ниже допустимых пределов. Это позволяло сделать вывод, что перестройка захлебнулась. Кстати, именно этот тезис был главенствующим во всех воззваниях ГКЧП. И вот тут чрезвычайно важно понять, не пропустить одну особенность. По-прежнему на площадях буйствуют в полуобморочном состоянии Анпилов, Макашов, обвиняя в продажности, предательстве национальных интересов, в жидомасонстве Президента и правительство. И толпы пенсионно-люмпенизированной ориентации скандируют: "Долой! В отставку!" Почему именно пенсионеры, люди преклонного возраста столь непримиримы к реформаторам? Проще всего сказать - это самая социально незащищенная возрастная группа. На первых порах, подчеркнем, на первых, уровень пенсионного обеспечения был несопоставим со скоростью инфляционных процессов. Все это так. И тем не менее главной причиной их озлобленности является совсем иное. В нашем благословенном обществе старость живет не поступлениями от вложенного капитала, а сбережениями. Именно этих людей реформы ударили наотмашь, в одночасье превратив их денежные накопления, которые они так старательно скрывали, стыдясь показаться богатыми в обществе, где бедность являлась принципом классовой чистоты, - в пыль. Эпитет "богатый" в этом случае звучит достаточно смехотворно. Это ж надо себе представить, у него 20 тысяч рублей на книжке! Богатый человек! Он может купить сразу две автомашины!.. И вдруг некто Гайдар мгновенным инфляционным маневром лишил их всего. И никакие 40 процентов индексации вкладов уже ничего спасти не могут.
      Казалось бы, размер пенсии внушительно меняется, а неприятие демократической власти не ослабевает. Вернуть симпатии пенсионеров возможно, лишь восстановив значительность их сбережений, а по сути, признав ненапрасность их нелегкой жизни. Что же касается идеологических догм, разрушение которых противно их слуху, то это питательная среда гнева пенсионного меньшинства, наиболее идеологизированной в прошлом, привилегированной партийной номенклатуры, из числа тех самых кадров, которые решают все. Они не приемлют никаких реформ. При любом раскладе это угасание коммунистической идеи. Сложилась ситуация, когда в подавляющем большинстве пенсионеры - постоянный актив правых сил. Для коммунистов, которые в данный момент не выбирают сотоварищей по блоку, а объединяются с теми, кто готов принять их союз (в данный момент они особенно дружны с национал-патриотами), эта разбуженная масса крайне политизированных и действительно обедневших, озлобленных людей, как бы она ни называлась: "Трудовая Россия", "Единство", - ведомая вперед осатаневшими Анпиловым, Макашовым, Скурлатовым, удобна. На их фоне партократические бизнесмены, вчерашняя кадровая надежда КПСС и РКП, будут выглядеть вполне пристойными либералами социалистического толка. Что особенно беспокоило КПСС стремительный рост популярности Ельцина и возможный союз между Горбачевым и Ельциным во имя разгрома КПСС.
      Но был и второй вариант поведения Горбачева. Он объединяет свои силы с КПСС во имя превосходства над Ельциным. КПСС тоже устала бороться на два фронта: и против Горбачева, и против Ельцина. Путч подводил черту под Горбачевым, его политической и государственной карьерой, независимо от того, знал Горбачев о путче или не знал. Путч имел и другой резон. Он поднимал РКП и всю оппозицию внутри России против Ельцина, он объединял прокоммунистические национал-патриотические силы. Идея великой империи как бы возвращалась в старое обрамление: "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь". Лучше ближе к Сталину, чем к Горбачеву и Ельцину.
      Мы вернулись к разговору о путче не для того, чтобы вспомнить подробности августа, а чтобы точно очертить главную, итоговую мысль власть, её масштабы оказались неизмеримо больше возможностей демократических сил России. Назвав себя преемницей Союза, а не назвать было нельзя, России ничего не оставалось, как незамедлительно натянуть на себя все властозначимые одежды, и неоперившейся демократической власти было уже не до тактических и стратегических вариаций. Надо править громадной страной. Должен ходить транспорт, продаваться хлеб, работать водопровод, зажигаться свет в квартирах. Должны звонить телефоны, выдаваться пенсии. Жизнь продолжалась. И все это как бы помимо и вне реформ. А это невозможно вне громадного чиновного аппарата. Таким образом, о чистоте помыслов пришлось забыть уже в августе. И весь союзный и, отчасти, партийный аппарат, боровшийся против демократов, ненавидящий их, был вовлечен в процесс исполнения. Сознательно, собственными руками демократы ввели силы, боровшиеся против них, в коридоры власти. Вот почему так мучительно идут реформы.
      Был ли выбор? Возможность маневра существовала до августа 1991 года, и силаевское правительство правомерно считать правительством коалиционным, но, будем справедливы, начать реформы это правительство не смогло. И не заставившие себя ждать отставки Явлинского и Федорова лишь подтвердили неестественность союза реформаторов и староаппаратных кадров в пределах одного правительственного кабинета. Но именно тогда бытовала формула о невыгодности взятия власти, одним из её авторов был Гавриил Попов. Идея, кстати, была не так наивна - окрепнуть в оппозиции, нарастить её ряды уже не в уличном варианте, а присутствуя значительно в депутатском корпусе, сформировать образцовый теневой кабинет и т. д. Правда, в этой ситуации не очень вырисовывался образ самой власти: судьба Ельцина, за которого боролись в момент избрания его Председателем Верховного Совета. Победа Ельцина на президентских выборах дала возможность с опережением заявить о демократическом правлении в России, хотя, по существу, его не было. Появление нескольких заметных политических фигур демократического вероисповедания есть признак демократии, но не её победа. Не брать власть было нельзя. Ельцин возглавил борьбу против ГКЧП, путч провалился. Значит, восторжествовали силы, победившие путч. Непримиримо против путча боролись прежде всего демократы. Их состояние было первично. Отсутствовал опыт власти, как, впрочем, и опыт демократии, культуры отношений. Демократы оказались заложниками своей победы. Всегда лучше немного какой-то власти, чем очень много никакой. Демократам пришлось работать именно по второму, неблагодарному сценарию. Такова плата за вынужденность победы. Когда мы, бичуя нынешнюю власть, говорим о чванстве, коррупции, невыполнении законов, указов, решений правительства, мы должны знать, что все эти беды хрестоматийны, они - плата за поспешность свершившегося. У демократии в России, в силу её кратковременности, не выработался иммунитет к профессиональным порокам власти. Своего навыка не родили, не выпестовали. Воспользовались уже сложившимся, противным по сущности, но умеющим исполнять, согласовывать, отказывать, ставить на учет. Иначе говоря, переваривать громадную массу людей, которые и есть народ, аттестующийся всевозможными справками, доверенностями, документами, записывающийся на прием, стоящий в очереди. У ворот власти непременно кто-то должен сидеть. Таких ворот миллион. Он, сидящий у ворот, ещё не сама власть. Он её атрибут, персонаж, и он сверхзначим потому, что именно он закрывает ворота в 19 часов и открывает их в 8 утра. Он может не пропустить, задержать. Вот эти самые, стоящие у врат, и есть главное зло, олицетворение губительного образа аппарата. Коммунисты понимали и не понимали, что, лишаясь власти чисто внешне (речь идет о персоналиях, проигравших на выборах, отстраненных в силу одиозности), они в целом, в скрытном варианте эту власть удерживают в руках. Они дважды выиграли. Власть называется демократической, и, находясь в её нутре пусть не на самых главных ступенях, их люди имеют неоспоримую возможность парализовать действия этой власти, а значит, дискредитировать её демократическую суть в глазах общества. Еще раз повторюсь - никакого демократического правления в России не было. Избранный всенародно Президент-демократ, бесспорно, с точки зрения либеральных принципов победил основательно, но условия, в каких он избран, и все, что случилось потом, лишь подтверждает вывод: у демократов был выбор оставаться в оппозиции и обеспечить себе сочувственное существование - либо подобрать власть, рухнувшую к ногам. Не возьми они её, а как было сказано, в спорах эта идея возникала не раз, и тотчас вырисовывается образ народа, который не простит. Ох уж этот народ, не прощающий, лишенный чувства благодарности. Горбачев и по сей день обижен на народ, который не оценил его. Увы, таков удел всех реформаторов: от слепого обожания к слепой ненависти. Пообещать легко - воплотить трудно. Не всегда один реформатор успевает сделать и то, и другое при жизни. Этот разрыв особенно характерен для России.
      ЧТО ПОДСКАЗЫВАЮТ ЗВЕЗДЫ?
      Для всякого политолога интересны не персоналии, а процессы. Однако процессы, лишенные значимых героев, безлики.
      Пока я пишу эту книгу, а пишу я её, сопутствуя событиям, три года в структурах политической власти России идет свой скрытый процесс, сходят с круга одни и берут старт другие политические фигуры.