— Сколько осталось? — Вадковский не спешил вскрывать «овощную смесь», подбрасывая цилиндрик на ладони.

— Пока в график укладываемся. Кушайте. Впрочем, ты как хочешь, а вот Славке необходимо съесть все до конца.

Лядов молча принялся за вторую порцию. Глаза его, почти прикрытые, сквозь узкие щелочки в веках смотрели на огонь. Он лежал наглухо застегнувшись, только откинул назад капюшон. Казалось, он совсем не чувствует жара костра. Всклокоченные волосы торчат во все стороны. Грязные разводы на лице, порванный комбинезон, забинтованная рука... Трайнис опустил голову. Творится что-то страшное. Так не должно быть. Ему показались несерьезными его земные развлечения на глайдере. Высший пилотаж это, конечно, хорошо, навыки пригодятся. Но десятки тестов на профпригодность, сотни погружений на симуляторе... Сколько можно выбирать? Даже Ромка, и тот уже твердо решил. Кстати, неожиданно для всех. Ведь думали, что он как всегда прикалывается. Все. Вернемся — иду в Школу пилотов. Нельзя, чтобы где-то кто-то так же, как мы сейчас, шел через чащу без надежды на помощь. Неужели у всей Земли нет сил спасти нас? Школа пилотов... Может быть, потом — СКАД? Посмотрим. На Камее у них явный просчет в работе. А у меня уже есть мысли по этому поводу.

— Воды сколько осталось? — спросил Вадковский. Поколебавшись, он вернул в контейнер пищевой концентрат, хотя есть очень хотелось. Трайнис посмотрел на него одобрительно.

— Три фляги. Предлагаю воду поберечь, а допить вино. Все равно до утра никуда отсюда не двинемся. Отдохнем, согреемся.

— Отлично! — Вадковский живо достал початую бутылку, подержал перед глазами на фоне пламени. Густо просвечивало зеленое стекло, колыхалась темная маслянистая жидкость. — Подождите несколько минут, будет очень вкусно.

Он поставил бутылку поближе к костру. Проверил ладонью — не горячо ли.

— Не лопнет? — поинтересовался Трайнис.

— Не должна. Я вспомнил один рецепт. Сюда бы лимончик, корицы.

— Хватит, хватит. Не береди душу.

Трайнис тоже не стал есть вторую порцию и сидел теперь, вытянув ноги к огню.

Лядов опустил руку с наполовину опустошенными «овощами», тихо попросил:

— Гинтас, забери.

— Слава, надо доесть.

— Уже не лезет.

Трайнис внимательно посмотрел на Лядова. Тот хмуро посмотрел в ответ и уставился в огонь. Тихо сказал:

— Дайте попить.

— Как раз готово. — Обернувшись, Вадковский протянул горячую бутылку. — Прошу.

— Ну-ка, — без выражения пробормотал Лядов. Закрыл глаза и сделал глоток. Лицо его дрогнуло. Трайнис и Вадковский смотрели на него. Лядов сделал большой глоток. Горячее вино сразу согревало и мгновенно кружило голову. Он сделал еще глоток. Открыл глаза. У него было такое выражение, словно он проснулся.

— Ой, извините. — Лядов вытер губы и передал бутылку Трайнису. — Спасибо, Рома. Очень вовремя.

Трайнис сдержанно хлебнул пару раз, прислушался к ощущениям, кивнул и передал бутылку Роману.

— За нас, — сказал Вадковский, приподняв над головой бутылку. Наполнил рот так, что раздулись щеки, и разом про глотил вино. Огонь побежал по пищеводу. Навернулись слезы.

— Ох... — Моргая, он вернул бутылку Лядову. — Ух...

— Заешь, — усмехнулся Лядов. Глаза его заблестели, лицо порозовело. — Старые рецепты, проверено временем.

Трайнис молча протянул Вадковскому недоеденные «овощи». Тот благодарно кивнул и откусил самую малость.

Через два круга бутылка опустела, а упаковка с овощным концентратом была опустошена.

Все раскраснелись от жары и вина. Переглядывались с довольным видом. О холоде и усталости было забыто. Осталась только неимоверно приятная истома. Лядов больше не напоминал пособие по апатии, он живо вертел головой по сторонам, улыбка растянулась до ушей. С лица Трайниса ушла обычная его каменность. Вадковский, улыбаясь и чуть раскачиваясь — вспомнилась вдруг одна веселая мелодия, — смотрел на друзей. Комбинезоны просохли не до конца, но уже не вызывали дискомфорта. Приходилось крутиться, подставляя бока, чтобы досушить.

Незаметно завели разговор на какие-то пустяшные, милые сердцу темы из прошлой земной жизни. Окончательно развеселились, перебивали друг друга, стараясь перекричать — «а вот я помню!..», «дайте мне рассказать!..»

Потом Лядов серьезно сказал:

— В первый момент лес Камеи напомнил мне брошенный в запустении храм, на крыше которого притаились химеры.

— Это верно, — преувеличенно глубоко кивнул Вадковский. — И вообще Камея какая-то химерическая планетка.

Последняя фраза вызвала дикое веселье.

Из крошечной оранжевой трепещущей точки посреди океана тьмы взлетал к чужим звездам отчаянный молодецкий хохот.

— Не рановато ли мы веселимся, — пробормотал Трайнис, вытирая глаза.

За пределами круга света, где-то в чаще, страшно треснуло. Показалось, над самым ухом. В ледяном воздухе звук распространяется мгновенно. Разговор как обрезало. Гулкое эхо раскатилось над лесом и растворилось в темноте.

С окружающего сдернули налет зыбкого покоя.

— По-моему, это деревья лопаются от мороза, — сказал Вадковский в гнетущей тишине. Он был совершенно спокоен, но пистолет как-то вдруг оказался у него в руке. Масленые глаза его забегали, осматривая пространство за пределами пещеры.

— Пожалуй, — сказал Трайнис. Покосился на обмотанную рукоятку лежащего рядом тесака и начал разминать кисти рук.

Лядов привстал, попытался разглядеть, что делается за стеной огня. Ничего не было видно.

— Слава, лежи, — тихо сказал Трайнис.

— Слушаюсь, — проворчал Лядов, лег на спину и стал смотреть на пляшущие пятна света на косом каменном потолке.

— Я сейчас, — сказал Вадковский. Поднявшись, он шагнул в сторону, боком выйдя из пещеры. Огонь лизнул штанину.

На обнаженную голову вылили ушат жидкого обжигающего мороза. Холодное щупальце нырнуло за воротник и поползло вдоль спины, расширяясь. Вадковский поежился. Не надевая капюшон, отвернулся от огня. Огромное фиолетовое пятно плавало перед ним. Он поморгал, потер глаза — не помогло. Тогда он сделал несколько крадущихся шагов вдоль скалы, отойдя в полную темноту, прижался спиной и стал слушать. От мороза трещала голова, звенело в ушах. Вадковский почувствовал, что все тело стремительно коченеет. Это даже хорошо, что мороз, — приближающегося выдаст треск льда и замерзшей травы.

Вадковский поднял слезящиеся глаза. Приходилось часто моргать.

Над головой ровно горели звезды. Он узнал свой Канделябр и подмигнул ему. Справа, на периферии зрения, метался оранжевый свет. Костер на таком расстоянии горел бесшумно, кора не стреляла, не лопалась. Оставшись один среди ледяной темноты, Вадковский понял, что три человека из ничего могут создать домашний уют, прогнав тьму, холод и мертвую тишину, а заодно и элементарное чувство опасности. Подкрадись кто к ним во время ужина — не услышали бы.

На посту вино не пьют, вот что. Никто из них об этом не вспомнил. Тренироваться надо чаще... красненьким.

Вадковский почувствовал, что совершенно протрезвел, и это его обрадовало.

Трудно сказать, сколько было ниже нуля. Может быть, минус тридцать. Может быть, ниже. Он половчее взялся за пистолет, по уже сформировавшейся привычке поднял его к правому плечу. Теперь оружие казалось очень ладным, в меру тяжелым, удобно устроившимся в руке — только страшно холодным. Вадковский чувствовал себя спокойнее, поглаживая спусковой крючок.

Где-то рядом послышался шорох, короткий и несерьезный. Может быть, камешек на склоне прокатился сквозь траву, но Вадковский вжался в скалу, на короткий промежуток потеряв ощущение времени. Он даже забыл о сведенных от холода щеках и пальцах. Пялился широко раскрытыми глазами во тьму, но не видел ничего. Вроде тихо. Повернул голову, шагнул от стены. Костер пылал далеко, шагах в двадцати. Подошва ботинка Трайниса все так же торчала из пещерки. Похоже, Гинтас не пошевелился с тех пор, как Вадковский вышел наружу. Роман хотел было ему крикнуть, но сдержался, и медленно, по стеночке, пошел назад. Шум, который он сейчас производил, осторожно наступая на заиндевелый щебень и иногда задевая задубевшим рукавом комбинезона по скале, казался недопустимо громким. Какая ерунда! Их костер сейчас как маяк в ночи. И опять ни одной мошки не вьется у огня. Правда, мошек мог загнать в их теплые щели свалившийся неизвестно откуда мороз.

— Как там обстановочка? — Трайнис посмотрел снизу и убрал ладонь с рукоятки тесака.

— Все тихо, — ответил Вадковский, поспешно глотая теплый воздух.

Только окунувшись в тепло костра, Роман понял, как все выстужено снаружи. Он присел на корточки, потер совершенно нечувствительные уши, протянул руки к огню. Что-то вроде холодного отчужденного анализа овладело им. Словно мороз настроил на серьезный ход мысли.

— Гинтас, надо решить, что делать дальше. Нельзя просто тупо идти вперед.

Трайнис молча сел рядом, подтянув к груди колени, положил подбородок на сцепленные пальцы.

— Урежем порции.

— Я не об этом. Впрочем, и об этом тоже. Я о ситуации вообще. Мне здесь не нравится.

Трайнис несколько секунд покачивался, обняв колени:

— Тип биосферы феноменально идентичен земному. К сожалению, походный анализатор сдох вместе со всем снаряжением, проверять местную флору и фауну на съедобность нечем. Но я надеюсь, мы сможем прокормиться охотой.

— Ты серьезно? Ты уверен, что то, с чем мы столкнулись днем, можно есть?

— Ну...

— Так-то.

— Кстати, ты видел вечером в луче света...

— Да. Похоже, насекомые здесь все же есть. Должна быть на планете с такими лесами пищевая пирамида. Я убежден. Надо искать. Мы обязательно найдем. Мы пока только шли, не глядя по сторонам. В том ручье могла быть рыба. Почему все вокруг спит или попряталось? Очень странно.

— Слабо сказано — «странно».

Помолчали.

Вадковский заговорил:

— Голод — не самое страшное. Пеший поход оказывается сложнее, чем мы рассчитывали. Мы обязаны признать присутствие неизвестного фактора. Рискну сказать, враждебного фактора. Мы должны учитывать его в своих действиях, иначе... иначе мы не дойдем. Я никогда не паникую, вы знаете. Но уже несколько раз мы едва не погибли. По-моему, пока нам просто везло.

Уткнувшись носом в сплетенные пальцы, Трайнис, как из-за бруствера, смотрел в огонь. Грязные разводы на его лбу были похожи на боевую раскраску индейца, вышедшего на тропу войны. Он устало потерся лбом о сцепленные ладони и разводы на лбу изменились.

— Рома, нельзя учитывать неизвестно что. Я признаю присутствие на планете активного фактора. Но что это? Ты можешь объяснить? Не можешь. Нет системы. Без системы все проявления этого фактора будут для нас постоянно неожиданны.

— Система есть, — твердо сказал Вадковский.

Трайнис промолчал.

— То есть я думаю над ней, — поправился Вадковский. — Не хватает маленького кусочка, фрагмента.

— Всегда кажется, что решение где-то рядом. В СКАДе умные люди сидят. Так вот, эти умные люди даже не дернулись, потеряв здесь свой спутник. Никаких ответных действий не предпринято. Твоя система это может объяснить? Действия СКАДа легко предсказуемы. Его императив — тактическая и стратегическая защита человечества. Поверь, отсутствие на Камее десантников и исследователей невероятнее сместившегося вектора гравитации.

— Может быть, СКАД не знает про спутник?

Трайнис посмотрел на Романа:

— Знает.

Вадковский задумчиво покивал.

— Тогда почему они не спасают нас? Не знают, что мы здесь?

Трайнис мучительно покряхтел и проворчал:

— Скорее всего, не знают. Ничем иным я не могу это объяснить.

— Значит, СКАД не ведет наблюдений за планетой.

Вадковский оглянулся на Лядова:

— Славка, что скажешь? Давай свою безумную идею. Ты у нас на это мастер. Это я в порядке комплимента.

Лядов молчал. Трайнис и Вадковский терпеливо ждали. Мнение Лядова показалось вдруг очень важным. Иррациональным образом увязывалось происходящее на Камее с первоначальной идеей побега. В конце концов, именно Лядов предложил лететь. Впрочем, Камею выбрали Трайнис с Вад-ковским.

Наконец Лядов оторвался от созерцания языков пламени и нехотя сказал:

— Это не враждебность. Это что-то другое.

И замолчал. Снова он был сам не свой. «Может быть, биопласт не справился с болью, — подумал Трайнис. — Вот Славка и терпит, даже с лица спал. Да нет, по всем косвенным признакам идет на поправку. Просто усталость».

Вадковский остекленело смотрел на Лядова.

— Рома, дыру протрешь, — проворчал тот.

— Верно, — воскликнул Вадковский, — это не враждебность. Есть цепь случайных маловероятных событий. Естественно, в память врезаются самые опасные. А сколько раз нам везло за эти сутки? Ведь везло, вспомните.

— Так-то оно так, — протянул Трайнис. — Но везениекакое-то нелепое. Сначала чуть не убило своим же глайдером, а через полдня вдруг — бревно через каньон. Отличный мост. Причем появился он недавно. Этому дереву, должно быть, лет двести, и ничто ему не мешало расти дальше.

— Как только мы перешли, пожар сразу сам прекратился, — напомнил Вадковский.

— А начался разве не сам?

— Стоп, — пробормотал Вадковский. — Кажется, понял.

— Ну?

— Не стоит целью нас уничтожить. Нам не дают долго задерживаться на одном месте. Мы все время должны двигаться. К кораблю. Кто-то хочет, чтобы мы улетели с Камеи! Сначала не пускали на планету, а теперь заставляют улететь. Пожар согнал нас с места, а бревно помогло преодолеть помеху в пути.

— Ишь ты, «кто-то хочет», — фыркнул Трайнис. — Позволь с тобой категорически не согласиться. Если бы это нечто хотело нашего скорейшего ухода с планеты, то не чинило бы препятствий. Зачем было нападать на Славу? Пройди коготь чуть левее и глубже — мы до сих пор шли бы по лесу с носилками. Извини, Славка.

— Возможно, стычка с обезьянам — чистая случайность. Мы их разбудили. Стоило нам обойти верхушку холма…

— Ладно, с животными пример неудачен. Но со скалы тебя, Рома, совершенно явным и пошлым образом хотели столкнуть... хотело... это нечто... Тьфу! О чем я говорю? Вот не думал, что докачусь до мистики. Но ведь было, все видели. Нет, я отказываюсь понимать. Если планета пуста, почему тут не работают ученые? Здесь же бездна интересного. Если здесь есть разум, почему СКАД не оградил планету от вмешательства? Но Камею забыли, как ненужный пустырь, Земле стало все равно, что здесь творится. — Трайнис схватился за подбородок. Сдвинул брови, лоб прорезала морщина. — Не понимаю.

Вадковский в глубокой задумчивости смотрел в огонь.

— Гинтас, я знаю, ты не любишь домыслы, но, похоже, нам действительно пытались помешать. Давайте вспомним все. На подлете к Камее — шальной метеорит, раз. На поверхности — отказал зонд, два. Отключилась энергоустановка глайдера, отключилось все технически сложное — три. На утро — взрыв в районе оставленного глайдера, обломки почему-то летят прямиком к нам.

— Да, да, — нетерпеливо сказал Трайнис. — А если бы командирский пульт не сдох, мы бы давно уже были на Земле. Ну, где здесь система? Или ты предложишь вариант наличия двух противоборствующих... э-э... систем? Одна выгоняет, другая устраивает мелкие пакости?

Повисла тишина и взоры обратились к контейнеру. Трайнис пожал плечами, откинул крышку, достал командирский пульт.

Всем на миг представились огни спускающейся из ночного неба «Артемиды». От тепла костра пахнуло уютом кают-компании.

Трайнис поднес черный параллелепипед к губам и, завороженно глядя в ночь, сказал несколько стандартных фраз телеуправления. Пульт молчал.

Трайнис опустил руку. Моргая, посмотрел сквозь пламя вверх, на звезды. Жар костра быстро высушил навернувшиеся слезы. Никто их не заметил. Он почувствовал себя оскорбленным собственным техническим бессилием. «Хорошо быть десантником. Ты экипирован до зубов, все снаряжение работает исправно, рядом десяток таких же, как ты, — сильных и уверенных. Глайдер может выдержать прямое попадание молнии, на орбите висит базовый корабль, способный садится в озеро кипящей лавы, система безопасности скафандра чутко смотрит вокруг и транслирует на экранчик забрала любую движущуюся цель, которую ты не заметил. Так любой сможет. А вы попробуйте как мы сейчас. Мы попробовали. И что? Хорошо, что Славка не задумал сымитировать каменный век. Ей-богу, остались бы мы в чаще в одних набедренных повязках и с пустыми руками. Нет, не с пустыми — у каждого имелось бы каменное рубило, неуклюжее, — тяжеленное и тупое. И тут мы встречаем обезьян или с неба падает мороз».

— Конечно, две системы псевдоноогепных феноменов на одной планете — это перебор, — медленно согласился Вадковский, наблюдая, как Трайнис с убитым видом возвращает пульт в контейнер.

— Поговорили, — резюмировал Лядов. — От чего ушли, к тому вернулись.

Интонация его была совершенно непонятна. Явно недоволен. Но чем? Усталым можно сейчас быть, испуганным. Но недовольным? Чем-то это напоминало детскую обиду на весь мир.

— Слава, как самочувствие? — Трайнис, понурившись, сидел над раскрытым контейнером, тщетно рассчитывая обнаружить там что-то новое.

— Ребята, с плечом все нормально, не беспокойтесь. Мне вдруг стало очень тошно.

Трайнис поднял голову:

— Может быть, неизвестный яд на когтях.

Он потрогал Лядову лоб.

— Да нет же. — Лядов отмахнулся. — Не то, Гинтас. Я словно отдалился от решения поставленной задачи. Как будто мы никуда не улетали. Снова то же самое растущее напряжение от бездействия, что и несколько дней назад на Земле.

— Мало приключений? — изумился Вадковский. — Слава, запомни этот миг — ты меня поразил. Неужели в твоем любимом веке не было тихих спокойных мест, где можно отдохнуть, выспаться... хм, поесть, помыться. Давай для разнообразия повторим и эту сторону жизни прошлого.

Лядов упрямо сказал:

— Видимо, мы делаем не то, что следует делать.

— Как это — следует? — спросил Вадковский.

— Не придирайся. Это фигура речи.

— Не понимаю я, Славка, — вздохнул Вадковский.

— Я тоже, — сказал Лядов. — Это и бесит.

— Не прощу, если корабль погиб, — тихо произнес Трайнис.

Никто не стал уточнять, кому именно не будет прощено. Может быть, Трайнис имел в виду себя. Да и что толку говорить о корабле? Вызвать его все равно нельзя. Главное — дойти. А там видно будет.

— Взрыва или столба дыма в направлении места посадки не замечено, — сказал Вадковский.

Он хотел успокоить Трайниса, но получилось наоборот — все сразу подумали о надежнейшем глайдере, который дважды едва их не угробил. И опять развивать тему «что делать, если корабль вышел из строя или уничтожен» никто не стал. Какой в этом толк? На самом деле страшно было даже представить, что оборвана единственная ниточка к Земле.

— Слушайте, — страшным шепотом произнес Вадковский, — я все понял. Мы забыли, это же псевдоноогенные феномены. Активные проявления лишь похожи на плоды действия разума, но в своей массе являются абсолютной случайностью и никакой системе не подвластны.

— И как же это нам может помочь? — поинтересовался Трайнис. Шевеля губами, он пересчитывал фляги и упаковки пищевых концентратов.

— Не знаю, — сказал Вадковский. — Но эта фраза в отчете с глубоким подтекстом.

— А как же твое убеждение в существовании все объясняющей системы? — Трайнис досчитал и теперь что-то прикидывал в уме. Лицо его помрачнело.

— Эта нелогичность и является системой. Вернее, следствием. Суть системы скрыта, поэтому проявление ее активности кажется абсурдом. Или мы не те события увязываем вместе. Слыхал о параллельной причинности?

Трайнис покачал головой:

— Извини, Рома, слишком заумно. Так любое фантастическое предположение можно объяснить допущением неограниченной сложности.

— Нет-нет, именно так! — оживился Лядов. — Мне тоже показалось, видим мы достаточно, но выводы делаем не те. Почему мы...

Трайнис вдруг поднял палец и застыл. Вадковский почувствовал изменение обстановки, но еще не успел оценить в чем оно заключается. Трайнис негромко сказал:

— Экипаж, внимание.

Сразу стало тихо. Только костер шептался со звездами.

Вадковский пробежал глазами по двум провалам черноты, пронизанным оранжевым светом и пляшущими искорками — справа и слева от костра, — и понял, на что отозвался его внутренний сторож. В окружающей холм чаще, в черноте у подножия стволов неровной цепью горели слабые многочисленные огоньки холодного цвета — то ли голубые, то ли зеленоватые.

Толкнулось в груди сердце, и застучало часто-часто. В пещерке сразу стало тесно. Время бросилось вперед.

Короткий шорох, и вот уже Трайнис держит тесак, пригнувшись, стоя на одном колене, у Вадковского в руках пистолет. Роман вскочил на корточки, судорожно нахлопывая по карманам запасную обойму, а Лядов зачем-то схватил пустую бутылку за горлышко и примеривается ударить донышком о камень.

— Слава, прижмись к стене.

Лядов проворно откатился, со звоном разлетелась бутылка.

— Тихо! — страшным шепотом приказал Трайнис, обернувшись.

У Лядова в руке сверкала неровными стеклянными зубцами опасная на вид... розочка, — пришел на ум неожиданный эпитет.

— Это оружие, — прошептал Лядов.

— У тебя нож есть.

— Им карандаши хорошо точить.

— Быстро! Поджигаем кору, раскидываем веером! — крикнул Вадковский.

— Делаем! — напряженным высоким голосом отозвался Трайнис.

Аккуратно сложенная поленница была в миг разорена.

Костер заволновался, заметались в оранжевом подсвеченном дымном воздухе тени великанов.

Огненные клочья полетели из пещеры во все стороны. Падая на склон, они отскакивали и словно взрывались, разбрасывая искры. На склоне посветлело. Затрещала в огне оттаявшая трава.

Цепочка огней среди стволов перегруппировалась.

Что там такое? Вадковский замер, всматриваясь изо всех сил. Но огоньки строго держались черты леса, не выходя на открытый склон. Иногда они медленно двигались, гасли, неожиданно появлялись в другом месте.

Трайнис принялся лихорадочно скручивать что-то трубчатое из целого куска коры. Скрутив, сунул конец полученной трубки в огонь.

— Правильно, — сказал Лядов, схватился за ближайший кусок — и выпустил из рук, закусив губу.

Вадковский отстранил его, подобрал неровное коричневое полотнище, посмотрел вопросительно.

— Факелы, — пробормотал Лядов, моршась и оглаживая плечо.

Трайнис поднялся, упираясь макушкой в потолок пещеры, сказал: «Осторожно», все пригнулись, замахнулся горящей палкой и швырнул взревевший сноп огня вверх, к звездному небу.

Перелетев склон, факел в облаке искр упал рядом с крайним деревом. Темный, льдисто блестящий ствол осветился дрожащим светом.

— Лес не подожги!

Трайнис, покачивая следующим зажженным факелом, взглянул на Романа.

— А может, так оно лучше будет. Что мы теряем?

Вадковский не нашелся что ответить. С одной стороны, конечно, хорошо, если огонь погонит зверей прочь. С другой — затевать лесной пожар рядом с местом стоянки, да еще ночью, когда темнота скрыла пути отхода. «Впрочем, я же днем проводил рекогносцировку с Обезьяньего холма. Совсем забыл — словно это было неделю назад. Путь есть». Вадковский оглянулся и посмотрел вверх, мысленно проникая сквозь скальную толщу.

Коротко рявкнуло над ухом пламя. Чертя во тьме огненную синусоиду, волнообразно шурша, полетел по дуге второй сноп огня. Трайнис направил его на другую часть склона. Удар, развесистый куст искр. Прогоревшая часть факела разлетелась на куски, россыпь язычков пламени мерцающим пятном усеяла подножие горы.

Вадковский застыл, не доделав факел. Разглядывал хаотично разбросанные очаги огня на склоне — те спокойно горели, освещая траву и камни вокруг. Склон был пуст, никто не подкрадывался к пещере, пользуясь темнотой. Они же не парные, вдруг дошло до Романа. Как светлячки.

— Что стал, Рома? — бросил Трайнис. — Давай еще!

— Стойте. Это не глаза.

— Глаза?

— Это не звери. Ты видишь парные огни?

— Но это не насекомые. Почему они не летят на огонь?

— Пусть хоть призраки, лишь бы не обезьяны.

— У обезьян, мне кажется, отсвет глазного дна должен быть красным, — сказал Лядов. Но вспомнив про зеленовато-черную кровь кошмарных тварей, быстро добавил: — В любом случае отсвет должен быть парным.

Движения Трайниса замедлились. Он посмотрел на голубоватые огоньки.

— Пожалуй, вы правы.

Руки его медленно, механически докручивали очередной факел.

Огоньки как ни в чем не бывало светились в чаще, неровной искрящейся полосой опоясывая подножие холма. Висели неподвижно, подмигивали, плавно двигались, исчезали, появлялись. Расшвыривание горящей коры никакого влияния на их поведение не оказало.

Движение рук Трайниса вдруг ускорилось и он сунул готовый факел в костер.

— Тогда почему все они висят примерно на одном расстоянии от земли? Как раз на уровне морды прямоходящего.

Вадковский сказал:

— Гинтас, планета чужая. Может быть, это местные огни Эльма, крошечные шаровые молнии, светобоящиеся светлячки... что угодно.

— Эльфы, — угрюмо кивнул Лядов. — Местные.

— Я знаю, что это, — твердо сказал Вадковский.

— Что же? — с подозрением спросил Трайнис.

— Это типичный псевдоноогенный феномен.

— Не вижу в нем ничего разумного. Вот если бы огни сложились в транспарант: «Привет вам, братья по разуму».

— «Привет тебе, Рома», — сказал Лядов.

— Ага. Привет тебе, Рома, от светлячков.

— Дети, — вздохнул Вадковский. — Сущие дети.

Трайнис вытащил занявшийся факел из огня, замахнулся — Лядов и Вадковский прижались к стене.

Внезапно огоньки засуетились все разом и стали исчезать один за другим.

В крошечной пещерке повисла недоуменная тишина. Трещал и чадил замерший в воздухе факел. Огоньки в лесу гасли быстро, как от цепной реакции.

— Как будто услышали, — прошептал Лядов.

— Бред, — сказал Трайнис, во все глаза смотря на склон. Но ни чья-то фигура, ни тень не потревожили разбросанные по склону, уже начинавшие гаснуть многочисленные язычки пламени. Если что и находилось среди деревьев вокруг холма, то теперь оно быстро удалялось прочь, в глубь чащи. Трайнис неуверенно бросил факел в начавший утихать костер.

Еще с час сидели, прислушивались, выжидали, готовые ко всему. Непонятное происшествие подействовало не слабее, чем дневная стычка на Обезьяньем холме. Сложность системы — все уже не сговариваясь использовали этот термин Вад-ковского — происходящего на Камее незаметно превзошла некий порог, за которым простые объяснения казались дилетантством.

Факелы, разбросанные по склону, догорели.

Невероятно слипались глаза. Трайнис клевал носом перед костром, то и дело роняя на грудь голову. Скоро будут сутки, как они в пути. Сутки?.. Кажется, прошла уже неделя. Как-то начинаешь понимать людей, могущих спать стоя с открытыми глазами. В конце концов Трайнис яростно потер ладонями лицо, открыл контейнер и дал каждому выпить по глотку воды из аварийного запаса.

— Слава, поспи, — не оборачиваясь, чтобы скрыть зевок, сказал Трайнис.

— Уже спит, — ответил Вадковский.

Трайнис обернулся.

Лядов лежал на остатках поленницы с медленно кренящейся флягой в руке. Приоткрытые сухие губы, на усталом лице умиротворение, как после честно выполненного дела.

— Ты тоже ложись, Ромка. Разбужу. — Трайнис осторожно забрал флягу из безвольных Славиных пальцев.

— Потерпим, — весело сказал Вадковский. Оторвав кусок подкладки комбинезона, он принялся протирать пистолет, поглядывая наружу. — Враг, понимаешь, не дремлет.

Трайнис посмотрел на Вадковского: покрасневшие глаза, осунувшееся лицо. Прежний веселый Роман слабо угадывался сквозь грязь и усталость. Ушла беззаботность, появилась холодная деловитость. «А ведь ему нравится», — с удивлением подумал Трайнис. Похоже, человек занимается своим делом. И где? Не на комфортной Земле, а на мало кому известной планете — в грязи, холоде и опасности.

На Трайниса опять накатило ощущение неуместности, невозможности происходящего. «Я старше обоих на два года. Мы, конечно, уже не дети, но, ей-богу, то, что сейчас происходит, недопустимо. Нельзя тыкать человека в оборотную сторону жизни. Почему нельзя? А чтобы не повторил он то, что давно перемелено и поглощено историей. Ни к чему это. Поэтому, наверное, и закрыта генетическая память — зря стараются ее взломать экзистенциалисты. Человеческая история замешана на боли и крови. Доброе надо помнить, а главное — не помнить зла. Не сможет сделать ничего толкового человек, отягощенный кровавой памятью предков. Не выдержит. Да и свой предельный опыт не всегда на пользу — тоже можно сломаться, причем незаметно, однажды приняв трусость за житейский опыт, слабость — за мудрое недеяние. А мы сейчас настырно лезем именно в эту приотворенную Лядовым дверь прошлого. Ведь с ерунды все началось. Не знаю, что былсу Славки на уме, но мы с Романом просто решили развлечься по-новому, прошвырнуться на звездолете, устроить пикник в незнакомом месте. Прошвырнулись. Устроили. И увязли». Трайнис вспомнил, как неожиданно легко входило лезвие тесака в шею обезьяны-рептилии. Желудок мгновенно подпрыгнул к горлу. Трайнис сплюнул в костер горькую слюну и совершенно ясно увидел, что он был прав, сделав самый первый заход на симулятор, когда он получил полное медицинское подтверждение пригодности к работе пилотом дальнего космоса. Так ведь недоволен остался, прошел еще десять тестов на смежные профессии. Все искал себя. Даже напросился по знакомству — через дядю Кирилла — в настоящий, правда совершенно неопасный, плановый рейд в связке десантников. Но теперь тот рейд можно с чистым сердцем не считать. Так, прогулка с друзьями по лужайке среди кроликов. Даже нет — просмотр фильма в мягком кресле и домашних тапочках это был. Десантником надо быть везде, а не только за броней штурмового глайдера. Похоже, я слишком люблю надежность и совершенство во всем. Надежные друзья, надежная техника, надежный мир. Надежная Земля. С десантом не сложится, это ясно. Он прислушался к этой мысли. Легкое огорчение трепыхалось где-то на задворках. Ничего, потерпишь. Своим делом надо заниматься. Затерянный на чужой планете, перед одиноким костром, оставив за спиной не одно смертельно опасное мгновение, человек получает способность мыслить быстро и конкретно, испытывать только сильные, безусловно искренние чувства.