А как обстояло все на самом деле?

Разумеется, я не осведомлен о том, кто и какие задания давал Эймсу (и давал ли вообще) перед тем, как он «вышел на связь» со мной, придя вместе с Алексом на ланч в ресторан.

Знаю лишь, как он на самом деле вел себя во время наших встреч и о чем мы с ним беседовали.

Надо отметить, что в общем все беседы дипломатических сотрудников советского посольства с американцами проходили примерно по одному и тому же сценарию.

Каждый разъяснял и защищал позицию своего правительства по нескольким важным проблемам, которые являлись ключевыми в пропагандистских баталиях между Москвой и Вашингтоном.

К тому времени — в ноябре 1984 года Рональд Рейган был избран на второй срок и продолжал осуществлять свой курс на уничтожение «империи зла».

Нормальные контакты почти во всех областях взаимодействия двух стран были свернуты; женевские переговоры о контроле над вооружениями зашли в тупик.

Белый дом откровенно делал ставку на достижение военного превосходства, наращивая ракетно-ядерный потенциал и грозя Москве «звездными войнами».

В соответствии с линией, предписанной советской дипломатии еще при Юрии Андропове, нашим дипломатам надлежало демонстрировать ответную твердость СССР по принципиально важным для нас вопросам, прежде всего — относительно сохранения паритета в области ракетно-ядерной мощи.

В то же время мы настаивали на принципе недопустимости военного конфликта и стремились найти компромиссные решения по проблеме ограничения и сокращения ядерных вооружений двух «сверхдержав».

В беседах с «Уэллсом» я излагал нашу доктрину и полагал, что он, как человек, причастный к военно-политической элите, сможет донести эти принципы до сведения тех, кто задает тон в Белом доме.

Советское руководство не одобряло действия Соединенных Штатов, направленные на блокаду Кубы, и тайные операции в поддержку «контрас» (против Даниэля Ортеги) в Никарагуа.

Не могло, конечно, наше правительство согласиться и с политикой потакания мятежному движению «Солидарность» в Польше.

Одним из основных пунктов расхождений было также положение диссидентов в Советском Союзе.

Словом, в наших беседах с Уэллсом мы затрагивали самые болевые точки.

Обсуждали мы и вопросы преемственности власти.

После кончины наших лидеров в 1982-84 годах и избрания престарелого, совершенно недееспособного Константина Черненко, который умер в марте 1985 года, было ясно, что у нас в стране назревала смена поколений «в верхах».

И всех «советологов» в Вашингтоне занимал вопрос, кто придет на смену «геронтократам» в Кремле и как это отразится на внутренней и внешней политике Советского Союза.

Рику, конечно, было небезразлично мое мнение по этому поводу.

Разумеется, мы говорили не только о политике. Порой обсуждались и семейные, и личные дела.

Олдрич Эймс, надо отдать ему должное, всегда вел себя со мной в высшей степени корректно.

Прежде всего, он ни разу не попытался «завербовать» меня.

Он вполне покорно сносил мои атаки на администрацию Рональда Рейгана и даже не пытался возражать или оправдывать линию поведения высших американских эшелонов власти.

Он с пониманием и даже с благожелательностью выслушивал мои аргументы в пользу советской стороны.

Во всяком случае, я, понимая, что имею дело с разведчиком и должен быть начеку, где-то внутренне был спокоен. Я был уверен с самого начала, что общение с этим человеком не должно повредить нам, а, наоборот, может даже в чем-то помочь.

И оказался прав.

Десять лет спустя в беседах с Питом Эрли Олдрич Эймс назвал меня «своим другом».

«Уэллс» вполне откровенно обсуждал со мной деятельность спецслужб США. Никаких «секретов» он при этом не выдавал.

В частности, он объяснил мне, несведущему, чем занимаются ЦРУ и Национальное агентство безопасности США, как разграничены сферы их влияния.

Рик проявлял особый интерес к тематике разоружения.

Он охотно и подробно комментировал позиции двух правительств — Вашингтона и Москвы — по проблемам, которые рассматривались на прерванных женевских переговорах об ограничении и сокращении стратегических вооружений и об ограничении ядерных вооружений в Европе.

При этом он даже пытался направить разговор в более «профессиональное» русло.

Он, например, упомянул про какой-то тип вооружений, по которому СССР не представил американской стороне (как он утверждал) требуемых, согласно предыдущим договоренностям, сведений.

Мне подобные дискуссии оказались «не по плечу», в чем я и признался «Уэллсу»: я просто не владел в достаточной мере необходимой информацией, чтобы поддержать разговор в этом направлении.

Уже после второй или третьей нашей встречи с «Уэллсом» я решил, что должен передать эту «связь» в более профессиональные руки.

Американец подавал сигналы «доброй воли» или даже готовности к сотрудничеству. Контакты с человеком, который не скрывал, что занимает высокое положение в иерархии спецведомств, конечно, были бы очень полезны нашей контрразведке.

Следовало бы свести Рика и с нашим специалистом-«разоруженцем».

«Уэллс», как мне показалось, много размышлял о возможных выходах из тупика, в который зашел советско-американский диалог о контроле над ядерными вооружениями. Так, по крайней мере, я тогда расценил его интерес к этой тематике.

Но я, конечно, не мог оценить, насколько он компетентен и искренен, и не знал, нужен ли советской стороне такого рода помощник?

Было бы намного полезнее, на мой взгляд, чтобы с Уэллсом побеседовал специалист по проблемам ограничения и сокращения ядерных вооружений, хорошо владеющий материалом, досконально знающий советскую позицию по этим вопросам, знакомый с историей всех дискуссий по этой теме на советско-американских форумах.

К тому же приближалось время моего окончательного возвращения в Советский Союз, и мне следовало так или иначе «закруглять» свои служебные и дружеские контакты с американцами.

Я пришел к послу СССР в США Анатолию Добрынину (кажется, это было в январе 1985 года), и сообщил ему о своих соображениях по поводу «Ричарда Уэллса». О наших беседах с ним уже знали и в резидентуре разведки «под крышей» посольства.

Посол посоветовал мне «передать» Эймса советнику посольства по вопросам разоружения Сергею Чувахину.

Получив это указание, я сказал Уэллсу, что после моего отъезда он сможет обсуждать проблемы ограничения и сокращения вооружений с нашим дипломатом, компетентным в этих вопросах, и сообщил ему координаты Сергея.

Чувахину я, в свою очередь, сообщил имеющуюся у меня информацию об «Уэллсе» и попросил его поддерживать контакты с этим разведчиком.

С тем и покинул вскоре Вашингтон.

И поскольку Уэллс был далеко не единственным из массы знакомых и приятелей, которых я обрел за время своего пребывания в Америке, я, признаться, довольно скоро позабыл о нем.

Дальнейшие события, связанные с деятельностью Олдрича Эймса, весьма широко, если не сказать детально, освещены в многочисленных книгах и статьях, опубликованных в последние годы в США и отчасти переведенных в России.

Из этих публикаций следует, что в апреле 1985 года, не дождавшись встречных сигналов, Эймс сам явился в советское посольство в Вашингтоне и, передав пакет через дежурного, вступил в доверительную связь с представителями советской разведки, предложив им свои услуги.

Так что наши беседы о проблемах разоружения принесли свои плоды.

«Уэллс», он же Олдрич Эймс, он же «Колокол», стал добровольным поставщиком разведывательной информации для Первого главного управления КГБ СССР, а в дальнейшем — для Службы внешней разведки России.

С апреля 1985 года и почти вплоть до своего ареста Рик практически ни на день не прекращал своей работы в пользу СССР и России.

Рискуя собственным благополучием, свободой и даже жизнью, он тайно собирал, копировал, а при необходимости обобщал, комментировал и переправлял к нам в Центр через советских и российских связных ценнейшую, с точки зрения наших государственных интересов, секретную и совершенно секретную информацию.

Пользуясь тщательно отработанной методикой и профессиональными приемами, он собирал информацию, сперва находясь в Вашингтоне, с мая 1986 года — в посольстве США в Риме, куда его направило ЦРУ для работы в качестве офицера разведки, а с лета 1989 года — опять в Вашингтоне.

После итальянской командировки Эймс до конца 1991 года занимал различные ответственные посты в контрразведывательных подразделениях «советского», а затем и «русского» отдела ЦРУ в Лэнгли.

В ноябре 1991 года он был переведен в Центр по борьбе с наркобизнесом Центрального разведывательного управления.

Разные источники по-разному оценивают объемы и качество информации, которую Олдрич Эймс тайно переправил в Москву за время своего сотрудничества с КГБ и Службой внешней разведки.

По данным, приведенным генеральным инспектором Центрального разведывательного управления США Ф. Хитцом, советские и российские службы получили от Эймса досье более чем на 30 агентов, завербованных в разное время среди граждан СССР, а также некоторых других стран американскими разведывательными центрами.

Эймс передал также сведения о более чем 50 тайных операциях шпионских ведомств Соединенных Штатов.

Другие источники оценивали деятельность Олдрича Эймса значительно выше.

Когда Олдрич Эймс уже находился в тюрьме, корреспондент телекомпании Си-Эн-Эн спросил его: «А правда, что вы скомпрометировали, возможно, сотни операций?»

Рик ответил: «Наверняка».

Некоторые авторы утверждают, что в последний период своей работы на российские спецслужбы он порой просто не успевал (или не хотел) подробно знакомиться с материалами, которые оказывались у него в руках.

Он проникал в компьютерные сети ЦРУ, Пентагона и Госдепартамента и буквально все, что ему удавалось раздобыть, переправлял в Москву.

Все эксперты сходятся в одном: в течение без малого десяти лет от «крота», затаившегося в недрах ЦРУ, в Москву поступала «шпионская» информация, из которой наша контрразведка вовремя узнавала едва ли не обо всех операциях, намеченных американскими спецслужбами.

Кстати, немалое число операций, направленных против национальных интересов СССР и России, разрабатывались и готовились самим Эймсом или при его непосредственном участии.

В этом заключалось своеобразное шпионское чувство юмора, которым Олдрич Эймс, несомненно, был щедро наделен.

В интервью французскому журналу «Нувель обсерватер» в феврале 1995 года по этому поводу он высказался так: «Выполняя свои обязанности в ЦРУ, я тщательно готовил операции против КГБ, но каждый раз я их об этом предупреждал, и они успевали принять защитные меры…»

Олдрич Эймс делился с Москвой и эксклюзивной информацией — о закулисной стороневнутренней деятельности ЦРУ.

Как утверждалось в «обвинительном заключении» правительства США, направленном в суд в феврале 1994 года, Эймс сообщал в Москву сведения, касающиеся ЦРУ и других разведведомств, «включая информацию о бюджетах, структуре, персонале, моральном состоянии, стратегии и других вопросах, затрагивающих СССР и Россию».

Подсчитывая ущерб, нанесенный Соединенным Штатам действиями Олдрича Эймса, судебные инстанции подчеркнули тот факт, что «крот» «снабжал американскую администрацию дезинформацией относительно военного потенциала СССР».

Советская разведка, утверждали они, поставляла в тот период в Вашингтон через внедрявшихся с помощью Олдрича Эймса «двойных агентов» «дезу», которая в конечном итоге обернулась «огромными неоправданными расходами США на новое вооружение».

Самый компетентный эксперт по делу Эймса — директор ЦРУ Джеймс Вулси, вынужденный покинуть этот пост под давлением разгневанных конгрессменов в ноябре 1994 года, заявил, что Олдрич Эймс нанес «непоправимый ущерб оперативной деятельности американской разведки, направленной против СССР, а затем и России».

По сути дела, почти вся агентурная сеть ЦРУ, РУМО (военная разведка США) и прочих спецведомств, внедрявшаяся ими на протяжении многих лет в нашей стране, оказалась в те годы раскрытой, что, по утверждению Вулси, «лишило США чрезвычайно ценных разведывательных материалов на многие годы вперед».

Среди раскрытых Риком агентов были и те, которыми спецслужбы США особенно дорожили. В их числе — генерал Дмитрий Поляков, инженер-электронщик Адольф Толкачев.

Первого из них Джеймс Вулси назвал «самым ценным агентом времен „холодной войны“, потеря которого нанесла непоправимый ущерб США».

Генерал Дмитрий Поляков с конца 1960-х годов снабжал ЦРУ (где ему дали прозвище «Цилиндр») совершенно секретными сведениями о вооруженных силах и вооружениях, в том числе некоторых их новейших видах, разработанных СССР и его союзниками, передавал американцам не подлежавшие огласке документы и материалы, касавшиеся политической и военной стратегии командования вооруженными силами СССР.

Всего, по свидетельству американских экспертов, Поляков передал в Лэнгли такое количество секретных материалов, что они заняли 25 ящиков на полках хранилищ ЦРУ.

Скромный инженер Адольф Толкачев с 1977 года поставлял посольству США в Москве суперсекретную информацию о достижениях советской оборонной промышленности и о новейших научных открытиях, которые использовались в интересах ВПК.

Недаром ЦРУ выплатило Толкачеву более двух миллионов долларов.

«Ничтожная сумма в сравнении с миллиардами долларов, которые пришлось бы потратить на исследовательские работы, не сэкономь их Толкачев американским налогоплательщикам», — комментирует в своей книге Пит Эрли.

Шпионская деятельность Адольфа Толкачева в немалой степени содействовала тому, что Соединенные Штаты начали выигрывать у Советского Союза гонку вооружений.

Тот же Пит Эрли цитирует в своей книге «Исповедь шпиона» признание Олдрича Эймса, считающего, что благодаря переданной Толкачевым в ЦРУ информации о наших открытиях в области развития военной авиационной техники «Соединенные Штаты имели бы над СССР бесспорное преимущество в воздухе, если бы в Европе началась война».

Наряду с этими «китами» или, скорее, акулами шпионажа против России и ее союзников, Рик разоблачил целый «косяк» более мелкой вредной рыбешки: среди них Моторин и Поташев, Гордиевский и Южин, Варенников и Мартынов.

В одном только небезызвестном «институте Арбатова» выявили в ту пору сразу двух агентов.

Они стригли долларовые купоны, а Пентагон наращивал преимущество в создании арсеналов вооружений.

Когда в 1983 году Олдрич Эймс занял свой пост в щтаб-квартире ЦРУ и получил доступ к ключевым досье, он, по его собственному признанию, «увидел реальную картину во всем ее объеме».

А картина была такова: благодаря завербованным американскими спецслужбами агентам Соединенным Штатам удалось достичь «драматических успехов».

Агентура была внедрена в различные, в том числе и весьма высокие сферы советского общества; и ею эффективно манипулировали.

Немалую роль сыграли агенты ЦРУ и в развале Советского Союза, и в развале нашей экономики.

Олдрич Эймс и об этом сообщал в КГБ.

Тогдашний председатель КГБ В. А. Крючков докладывал высшему партийному руководству и в том числе лично Михаилу Горбачеву, что действия российских «реформаторов» во многом инициированы ЦРУ, которое «покупало влияние среди советской интеллигенции и реформаторов, платя им огромные суммы за их статьи и лекции» («Айриш Таймс», 25.02.94).

Проникновение с помощью Олдрича Эймса в самые сокровенные тайники ЦРУ «означало, что Кремль почти наверняка имел доступ к самым секретным сделкам между Вашингтоном и всплывшими на поверхность в СССР реформаторами и националистами», — пишет «Айриш Таймс».

Но «высшее партийное руководство» не сделало каких-либо серьезных выводов из получаемой от «крота» в ЦРУ информации.

Так все-таки, кто же он такой — Олдрич Эймс, и почему именно незадолго до крушения Советского Союза он решил перейти на нашу сторону?

Многие средства массовой информации на Западе, да и у нас, утверждают, что Эймсом двигали исключительно меркантильные, корыстные соображения.

Мол, не удержался от тяги к «красивой жизни».

И решил «продать товар», которым в избытке владел, найдя в лице КГБ щедрого покупателя.

Я не вполне согласен с этой версией.

При этом я вовсе не собираюсь изображать Эймса святым или спартанцем, равнодушным к материальной стороне жизни и ее радостям.

Напротив, из опыта моего знакомства могу засвидетельствовать, что Рик высоко ценил благополучие и комфорт.

Он, например, питал явную слабость к красивым автомобилям.

Многие считают, что история «предательства» Олдрича Эймса и началась с его пристрастия к дорогим развлечениям, в том числе и к шикарным автомобилям.

И в самом деле, однажды, когда мы с ним вышли из ресторана, «Уэллс» не без гордости показал на припаркованный неподалеку «ягуар» красного цвета и сказал, что это «его колымага».

Он предложил подвезти меня на ней до посольства.

Но поскольку 16-я стрит находилась всего в двух-трех кварталах, я предпочел пройтись пешком, лишив себя таким образом удовольствия прокатиться в автомобиле будущей «знаменитости».

Далеко не каждый рядовой разведчик может себе позволить «колымагу» типа «ягуар».

Его жена Мария дель Розарио покупала одежду только у самых дорогих европейских кутюрье и ездила на «хонде». Ее учеба в Джорджтаунском университете стоила 25 тысяч долларов в год.

Для сына Пола держали гувернантку, которая обходилась семейному бюджету в 11 тысяч долларов.

Семья часто путешествовала.

Они купили собственный дом в богатом вашингтонском районе Арлингтон.

Словом, семья Эймсов явно тратила больше, чем официально зарабатывала.

Наверное, Олдрич Эймс за услуги, оказанные им нашим разведслужбам, действительно получил крупное вознаграждение — до двух с половиной миллионов долларов, как утверждают американские источники.

Видимо, он и вправду жил на широкую ногу и щедро тратил деньги на себя и на свою семью. При этом он нередко забывал о соображениях конспирации.

Дом Эймсов в Вашингтоне стоил, как утверждают многие, почти полмиллиона. И все же, полагаю, «не в том суть».

«Я — человек беззаботный и неорганизованный», — так охарактеризовал себя Олдрич Эймс.

Он не раз отвечал следователям и журналистам, что принял решение о сотрудничестве с советской разведкой после того, как вернулся из Мексики, когда впервые испытал серьезные денежные затруднения.

В «Исповеди шпиона» он говорил Питу Эрли: «Я испытывал отчаяние, меня душили финансовые проблемы. Где взять 47 тысяч долларов, которые я задолжал?»

Однажды, рассказывает Эрли, возвращаясь в Вашингтон из служебной поездки в Нью-Йорк, Эймс подумал даже, а не ограбить ли ему банк? И тут же он вспомнил, как слышал от одного из своих коллег в Мексике, что русские предлагали тому за сотрудничество 50 тысяч долларов.

Вот тогда-то Рику и пришла в голову мысль сообщить советским разведчикам кое-какие сведения, взамен попросив у них как раз эту недостающую сумму.

Ну и так далее. Казалось бы, все ясно.

Но послушаем, что говорят близко знавшие его люди.

Олдрич Эймс никогда не придавал большого значения деньгам как таковым; он не был сребролюбцем, — так считают практически все, начиная от школьных друзей и заканчивая сотрудниками ФБР, которые расследовали его «дело».

«Рик и Нэнси вели довольно скромный образ жизни в Нью-Йорке и никогда не зацикливались на деньгах», — свидетельствует один из родственников Рика.

И кстати, разводясь с Нэнси, Эймс фактически «махнул рукой» на немалую часть причитавшейся ему доли при разделе имущества, лишившись огромной суммы.

Многие считают, что Эймса толкнула на преступление его вторая жена — Мария.

Дескать, это она с ее якобы необузданной жаждой приобретения и накопительства толкала супруга на новые «предательства», поторапливая, если он мешкал с передачей очередной порции информации и получением «денег от КГБ».

Не могу судить, была ли Мария «соучастницей» Эймса в его шпионской деятельности.

Но и Марию все, кто ее знает, характеризовали как натуру, больше приверженную идеям, чем материальному комфорту.

Трудно поверить, что эта утонченная женщина» воспитанная на общении со «сливками» колумбийской интеллигенции (в их доме в Боготе бывал, например, писатель, нобелевский лауреат Габриэль Гарсия Маркес), владевшая пятью языками и готовившая докторскую диссертацию по философии Хайдеггера, похожа на приземленную мещанку, какой ее изобразил, например, Питер Маас «с подачи» рывшихся в ее шкафах при обыске фэбээровцев.

Олдрич Эймс пошел на сотрудничество с советскими разведчиками явно не потому, что был «жаден на деньги»..И не потому, что «жадной на деньги» оказалась его жена, а он был «у нее под каблуком».

Он, конечно, испытывал чувство вины перед ней за то, что обрек ее на прозябание в отнюдь не интеллектуальной среде офицеров ЦРУ и их супруг. Ведь в самом начале он ее обманул, выдав себя за дипломата, и пытался компенсировать моральные издержки материальной роскошью, которой старался ее окружить.

Но деньги были не основным, по крайней мере, не единственным стимулом для Олдрича Эймса.

У него были и моральные соображения.

Изначально этому человеку были чужды мещанская ограниченность и корыстная приземленность.

Он с юношеских лет отличался широтой и непредвзятостью взгляда на мир, интересом ко всему, что его в этом мире окружало, независимо от того, имело л и это «практическую ценность» лично для него или нет.

Он всегда был готов увидеть что-то позитивное в чужом опыте.

Американский образ жизни не казался ему вершиной его идеалов. Ему претили пресловутая «масс-культура» и ковбойские нравы части его соотечественников.

Он очень любил театр и не прочь был приобщиться к профессиональному театральному искусству.

«Он потрясающе всех изображал, умел прикидываться и импровизировать», — отмечал один из школьных приятелей Эймса.

Рик и сам не отрицает, что любил кого-нибудь разыграть.

Но только ради «потехи», «чтобы развлечь друзей и знакомых».

Он не считал возможным притворяться и обманывать ради целей мелочных и корыстных, например, — для продвижения по служебной лестнице.

«Мне никогда не давалось искусство обмана для карьерного продвижения в ЦРУ, — признавался Эймс Питу Эрли. — Я не „обхаживал“ начальство, никогда не фамильярничал с ним… У меня с начальством вечно возникали проблемы».

«Проблемы с начальством» возникали, видимо, и в связи с некоторыми особенностями характера Олдрича Эймса.

Он был, с одной стороны, несколько замкнут, «неконтактен» (кое-кто из сослуживцев считал его «высокомерным»), а с другой стороны, он всегда отличался ярко выраженной независимостью взглядов и суждений.

«Никогда не любил, чтобы мне что-то приказывали или заставляли что-то делать, — говорит Рик. — Я не спорил, я просто не делал того, что мне не нравилось, не задумываясь обычно над последствиями своего „непослушания“.

После ареста Эймса кое-кто в ЦРУ попытался изобразить его как «недалекого чудака», серую и бездарную личность.

Но Олдрич Эймс, безусловно, личность незаурядная и яркая, обладающая недюжинными интеллектуальными способностями. Иначе он не справился бы со своими профессиональными обязанностями.

Вот характеристика, которую дал ему генеральный инспектор ЦРУ Ф. Хитц: «Эймс успешно и эффективно выполнял те поручения, которые требовали аналитических способностей, он мог сопоставлять огромное количество фактов, обладал интуицией, изобретательностью, умел четко и кратко излагать свои мысли. Ему были присущи гибкость ума и интеллектуальная любознательность, желание заниматься самообразованием, причем в областях, выходивших за рамки его непосредственных служебных задач».

Эймс-старший когда-то внушал юному Рику, что жить нужно «по правде» и солгать можно только «во имя добра, ради высокой цели».

Олдрич Эймс впоследствие сам себя часто называл идеалистом.

Об этом упоминают и некоторые его сослуживцы.

Например, Джин Верфей, которая сыграла едва ли не главную роль в поисках «крота» в ЦРУ в 1993-94-х годах, отмечала: «Он любил поговорить об идеях».

Размышляя о причинах своего «грехопадения» весной 1985 года, Эймс говорит Питу Эрли: «Итак, почему я это сделал? Было ли дело только в деньгах? Или же мотив получения денег просто в какой-то степени подтолкнул меня к тому, к чему я давно уже готовился? Я действительно испытывал отчаяние, потому что нуждался в деньгах. Но почему я решил сразу же, что должен совершить нечто противозаконное? Я ведь даже и не подумал о том, чтобы посовещаться с консультантом по вопросам кредитования. Почему я сразу предался размышлениям о том, чтобы изменить своей стране? Почему так легко далось мне это предательство?»

И фактически Эймс сам отвечает на им же поставленный вопрос: «Меня огорчают попытки упрощенно воспринимать мои поступки. На самом деле причин было много, и в итоге получился целый клубок причин… Если же говорить о той „питательной среде“, в которой созрело мое решение, то она была вполне благоприятной. А вообще мною двигали по большей части мои идеи и мой опыт. К тому же, возникло почти уникальное стечение благоприятных обстоятельств. И тогда я решился на измену».

Подобные признания Олдрич Эймс делал не только в беседах с Питом Эрли.

Например, корреспонденту газеты «Вашингтон пост» в интервью от 4 мая 1994 года Эймс также признался в том, что «на сотрудничество с Советами он был готов в силу сложившихся у него убеждений».

Итак, идеи, умонастроения и опыт подтолкнули Олдрича Эймса к тому, чтобы бесстрашно, фактически на глазах у агентов ФБР, отправиться в советское посольство и предложить свои услуги в качестве поставщика ценнейшей разведывательной информации.

Питер Маас в книге «Шпион-убийца» приводит беседу, состоявшуюся между Олдричем и допрашивавшим его непосредственно после ареста в феврале 1994 года агентом ФБР Гэрином.

«Гэрин спросил: „Рик, если бы тебе пришлось начать все сначала, что бы ты выбрал: ЦРУ или КГБ?“

Ни секунды не колеблясь, Рик Эймс ответил: «КГБ».

Так мог ответить только человек, руководствовавшийся в своих поступках достаточно твердыми идейными установками.

Что же за «идеи и опыт» имел в виду Эймс?

Вспомним: тезисы о «красной опасности» или «советской угрозе» десятилетиями внушались рядовым американцам.

Лозунг «лучше быть мертвым, чем стать красным» призван был внушить всей Америке определенные стереотипы мышления.

Юность Рика Эймса пришлась как раз на ту пору, когда разгоралась «холодная война» и в Америке шла маккартистская «охота на ведьм».

А Олдрич Эймс не очень верил в «советскую угрозу».

Отец его еще в детстве привил сыну иммунитет от психоза страха и ненависти, внушив ему, что люди есть люди — неважно, где они живут — в Америке или в России.

Так что Олдрич рано отринул идеологические шоры и взглянул на мир непредвзято.

Эймс изучал Советский Союз и Россию не понаслышке, а вполне профессионально.

Будучи профессиональным «советологом» высшей квалификации, разведчиком, специализировавшимся «на Советах», он постоянно сравнивал СССР и США.

Он, верно, не стал «поклонником советской системы», увидев в нашей тогдашней действительности большие недостатки и пороки.

Но он понял главное: «сатанинский образ» СССР, рисуемый американской пропагандой, насквозь фальшив. И тезис об «агрессивных намерениях» СССР — чисто пропагандистский трюк, придуманный чиновниками и бюрократами ради своих узкокорыстных цеховых интересов.

Таким путем Олдрич Эймс приходил к выводу об аморальности внешней и военной политики Вашингтона.

Он вообще довольно критически относился к своей собственной стране, а точнее — к ее политическим институтам и лидерам.

«Я никогда не гордился тем, что я американец, —. говорил он в интервью корреспонденту газеты „Фигаро“ в июле 1994 года. — Я уважаю мою страну, но это не относится к ее институтам. Я никогда не испытывал чувства лояльности и по отношению к ЦРУ».

А в интервью «Нью-Йорк таймс» в ноябре 1994 года Эймс сказал: «Мы тешили себя иллюзиями относительно нашей миссии по защите мира от коммунизма. Это оправдывало подавление внутри США движений за экономическую и социальную справедливость. Внутренний и внешний враги соединялись…»

Вполне вероятно, что подобные, явно «диссидентские», с точки зрения «лояльного американца», взгляды сформировались у Эймса не в последнюю очередь под влиянием его контактов с советскими людьми, с которыми ему приходилось по долгу службы общаться в Нью-Йорке и Вашингтоне.

Как отмечалось в уже упомянутом докладе Ф.Хитца, «к занятию шпионской деятельностью Эймса, по его признанию, кроме отчаянного финансового положения, подтолкнули и переоценка ценностей и изменение отношения к работе в ЦРУ вследствие продолжительных бесед с советскими представителями».

Немалую роль в формировании негативного отношения Рика к политике США и «американскому образу жизни» сыграли и его двухлетнее пребывание в Мексике и близость с колумбийкой Марией дель Розарио Касас. Как и большинство латиноамериканцев, она относилась к «янки» с некоторым скептицизмом.

А ее мать — Сесилия Касас — одно время примыкала к «левым» и возглавляла отделение Общества друзей Кубы имени Хосе Марти (прокастровская организация) в Боготе.

Как Эймс неоднократно подчеркивал, из Мексики он вернулся в Вашингтон «абсолютно другим человеком». И застал «другую Америку».

Пока Олдрич служил в Мексике в 1984-85 годах, у власти в США закрепилось правоконсервативное крыло республиканской партии.

Рональд Рейган трансформировал термин «советская угроза» в еще более пугающий обывателя миф об «империи зла».

Надежды на установление «контроля над ядерными вооружениями» были надолго похоронены.

Рейган инициировал «стратегические оборонные инициативы», которые назывались «программой звездных войн».

По свидетельству Пита Эрли, еще в марте 1983 года один из сослуживцев в Мехико после резких высказываний Эймса в адрес своего ведомства и начальства пришел к выводу: «Циничное отношение Рика к ЦРУ уже переросло в откровенную ненависть не просто к людям, на которых ему приходилось работать, но к самому этому учреждению и ко всему, что с ним было связано».