его рождал в душе что-то крайне неприятное и подозрительно похожее на страх.

Столик в углу освободился, мы взяли с Леркой свой кофе и устроились там. Через пятнадцать минут появился Сашка, перекинулся парой слов с Кириллом и подошел к нам.

– Тысячу раз тебе говорила: выгони его к чертовой матери, – проворчала Лерка с обидой, тыча пальцем в Кирилла.

– За что? – усмехнулся Сашка. – За то, что водку тебе не наливает? Так это я не велел.

– Он на меня так смотрит…

– Он на всех одинаково смотрит, у него зрение плохое, а очки носить стесняется. Нормальный мужик и честный в меру. Это сейчас большая редкость, надо ценить… Я рад, что ты сюда заглянула, – повернувшись ко мне, сказал Сашка и взял меня за руку.

– Я тоже, – кивнула я и попробовала пошутить: – Пора возвращаться к жизни.

Где-то через полчаса Сашка ушел к себе, а мы еще немного посидели в баре. Лерка решила провести вечер здесь, да и я домой не спешила. Мы лениво болтали и разглядывали публику, двери в бар неожиданно широко распахнулись, Кирилл за стойкой взглянул исподлобья и как-то подобрался, а я увидела входящих в бар мужчин. Первым шел Мирон, за ним два здоровячка с крайне неприятными ухмылками на лицах. Публика, заприметив вошедших, сразу притихла.

– Чего им надо? – удивилась Лерка.

– Решили отдохнуть, – ответила я.

Между тем Мирон со своей охраной устроился за стойкой. Он сидел развалясь и чувствовал себя хозяином. В прежние времена его бы и с черного хода не пустили, но то было при Илье.

Мирон насмешливо оглядел небольшой зал и заметил меня, а я мысленно чертыхнулась.

– Какие люди, – пропел он, перекрывая шум в баре, поднялся, не спеша приблизился и встал рядом со мной, сунув руки в карманы брюк. – Не могу поверить, – перестав ухмыляться, начал он. – А мне говорили, ты вроде в монастырь ушла. Грехи замаливать.

Я отодвинула чашку, подняла голову и посмотрела на него.

– В монастырь с моими грехами не берут, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Он хохотнул, раскачиваясь с пятки на носок, и убираться прочь явно не торопился. «Отважный стал», – мысленно хмыкнула я и Сашкины слова вспомнила: «Тигр в клетке, шакалы воют». Выходит, так оно и есть. – Может, присядешь? – спросила я, потому что от его раскачивания уже в глазах рябило.

– Нет, спасибо, – хохотнул он и поинтересовался язвительно: – Значит, с затворничеством покончено?

– Как видишь.

– Ждешь?

– Конечно, жду.

– Не думай, что все будет как раньше, – заявил он и вроде бы разозлился. – Не надейся. Здесь я хозяин.

– Я слышала, – кивнула я.

– Что? – не понял Мирон.

– Я слышала, что ты теперь хозяин, – охотно пояснила я, он уставился мне в глаза и замер. Не знаю, чего он ждал, но не дождался. Взгляд Мирона не из тех, что я не смогла бы спокойно выдержать. Он криво усмехнулся и вознамерился еще что-то сказать, но тут появился Сашка.

– О, братец пожаловал, – скривился Мирон.

– А в чем дело? – вроде бы удивился тот.

– Никаких дел, просто подошел поздороваться с твоей сестрой. Шикарно выглядишь, – шепнул он, наклонясь ко мне, подло ухмыльнулся и наконец убрался к стойке.

– Не обращай внимания, – сказал Сашка, сжав мое плечо, а я улыбнулась в ответ:

– Может, он теперь и хозяин, но совершенно не тот человек, на которого я могу обратить внимание.

На этот раз «ночной мститель» позвонил после двух. Я сняла трубку, машинально включив ночник, и стала смотреть в потолок.

– Привет, сука, – сказал он. – Тебе осталось тринадцать дней.

– Кто ты? – неожиданно для себя спросила я, так как до этого я всегда молчала. Он вроде бы растерялся, потом ответил с неохотой:

– Потерпи, скоро узнаешь.

– Я хочу с тобой встретиться. Сейчас. Скажи куда, я подъеду. Или сам приезжай ко мне, думаю, мой адрес тебе известен.

– Ага. – Он засмеялся. – Я такой дурак. Задумали от меня избавиться со своим шакалом-братцем?

– Если ты друг Ильи, то должен знать: он и мой брат – друзья.

– Я тоже так думал. Только он продал друга, чтобы выгородить тебя.

– Послушай, – пытаясь найти нужные слова, попросила я. – Ты можешь не поверить, но я не знаю, в чем моя вина. Пожалуйста, объясни мне.

– Ты грязная шлюха и сама все прекрасно знаешь. Он вернется, и вам мало не покажется, это сейчас у него руки связаны.

– Ты считаешь, что в ту ночь я была с Андреем? – проявила я сообразительность, а он засмеялся:

– Еще бы. Я видел твою машину.

– Что? – не поняла я, а он повторил:

– Я видел твою машину. Ты была там.

– Ты видел мою машину возле дома Андрея? – растерянно переспросила я.

– Такая умная, да? Ты оставила ее на углу Перекопской и к своему хахалю шла пешком.

– Ты меня видел? – Я решила, что имею дело с психом.

– Тебя я не видел, – зло ответил он. – Зато видел твою тачку. Сам, своими глазами. Ты не стала бы рисковать и ставить машину под окнами любовника, раз ее каждая собака в городе знает.

– Значит, на углу Перекопской? – повторила я.

– Ага. Вы с братишкой, конечно, молодцы, здорово все это провернули, знали, что Илья не такой человек… Сволочи, – бросил он с досадой, а я заметила:

– Странно, что мы не знакомы. Если ты его друг, я должна бы знать тебя. Тем более что у Ильи почти не осталось друзей, – добавила я с горечью.

– Ничего, найдутся. Может, то, что мы друзья, сильно сказано, но он мне ближе родного брата. И я жду не дождусь, когда он вернется.

– Я тоже, – ответила я, он помолчал и повесил трубку.

А я вышла на лоджию, закурила и стала смотреть на город в редких огнях.

– Этот парень спятил, – сказала я самой себе, ежась от ночного холода. – Он не мог видеть мою машину той ночью. Она была на стоянке во дворе… хотя из окна ее не увидишь. Утром заднее колесо оказалось спущенным. Ну и что? Это ведь ни о чем не говорит. Парень напутал… История с машиной выглядит дурацкой… вся история выглядит дурацкой, – неожиданно твердо сказала я. – Илья не убивал, и еще: я никогда не давала ему ни малейшего повода ревновать меня.

С девятнадцати лет, с того самого дня, как Сашка нас познакомил, Илья был для меня единственным мужчиной и знал это. Хорошо знал. С Андреем они когда-то учились в одном классе. Тот был художником и считал себя гением, по-моему, вполне искренне. К нему меня привез Илья. Мы возвращались от Сашки, вдруг он затормозил возле двухэтажного дома, на одной из тихих улочек в центре, и сказал:

– Идем, я познакомлю тебя с гением.

– С гением? – улыбнулась я.

– Точно. По крайней мере, он так считает.

– А ты?

– А я не знаю. Может, правда гений. Он художник. Неделю назад увидел твою фотографию, ту, что я ношу с собой, и привязался, как репей: хочет твой портрет написать. Давай зайдем.

– А вдруг он меня нарисует с двумя головами? – спросила я и фыркнула. – Или с одним глазом.

– Пусть попробует, – засмеялся Илья, и мы поднялись на второй этаж.

Андрей оказался невысоким, лохматым парнем, с умным лицом и озорными глазами. Мы быстро подружились, через две недели он закончил мой портрет, который Илье понравился, а вот мне нет. Илья заказал овальную рамку и собирался повесить его в гостиной, я этому категорически воспротивилась, и портрет перекочевал в спальню… Интересно, висит он там сейчас или Илья распорядился выбросить его на помойку? Сашка бы, конечно, не выбросил, а оставил у себя. Впрочем, бог с ним, с портретом…

Пока Андрей работал над моим портретом, мы виделись довольно часто, но почти никогда не оставались наедине. Илья сидел в студии, уткнувшись в газету, или перебрасывался с хозяином шутками. Сопровождал он меня не потому, что не доверял или ревновал, а потому, что ему это нравилось. Нам было хорошо вместе… Стоп, я провела рукой по лицу: «Не начинай все сначала… и давай без истерик…» Андрей был веселым, дурашливым парнем, он любил болтать со мной, но у Ильи не было повода меня ревновать. Поэтому все происшедшее было точно удар грома.

Илья той ночью вдруг заявил, что у него какое-то дело, спешно собрался и ушел. Нет, не просто ушел… «Я вроде бы просила: без истерик…» Он ушел, я стояла на балконе, дождалась, когда он выехал со двора, и ушла в спальню. Моя машина была на стоянке. Я так считала. Где она еще могла быть, если я ее там оставила? Кому в этом городе пришло бы в голову угнать мою машину? По меткому определению звонившего типа, ее знала каждая собака. Итак, я считала, что машина была на стоянке. Однако утверждать это не могу, увидеть ее с балкона, а тем более в темноте, невозможно.

Если звонивший не псих и в самом деле видел ее на Перекопской, значит, кто-то ее со стоянки взял, а потом поставил на место. Я помню только одно: утром заднее колесо было спущено, я не могла тратить время на запаску и к брату поехала на такси.

Была машина на Перекопской или нет? Об этом следует спросить Сашку. Только не в два часа ночи.

Утром он позвонил сам.

– Как настроение?

– Отличное, – заверила я. – Ночью мне опять звонил этот тип.

Сашка зло выругался.

– Я решила поговорить с ним и выяснила следующее: он видел мою машину в ту ночь на Перекопской, в трех кварталах от дома Андрея.

– Что за чушь? – удивился Сашка.

– Он говорил так убедительно, что я собиралась позвонить тебе и спросить: ты не брал в ту ночь мою машину?

– Конечно, нет… Слушай, осталось совсем немного, потерпи, я прошу. И не затевай глупых расследований. – Сашка говорил мягко, но я чувствовала – злится, это показалось мне странным.

– Знаешь, когда все это случилось, я точно оглохла и ослепла, – сказала я. – А теперь думаю: может, мне стоило распахнуть глаза пошире, а не сидеть истуканом в своей квартире?

– Ясно, – хмыкнул Сашка. – Ты решила стать сыщиком. Желаю удачи, только вряд ли она улыбнется, говорю, исходя из собственного опыта, потому что я в роли сыщика уже побывал.

– Может, мне повезет больше, – предположила я.

– Зная твой характер, отговаривать не берусь, – вздохнул он. – Об одном прошу: держи меня в курсе. В трудную минуту любимый старший брат придет на помощь.

Я быстро собралась и покинула квартиру, решив посетить библиотеку. Времени с тех самых пор, когда арестовали Илью, прошло слишком много. Теперь трудно с уверенностью сказать, что происходило в действительности, а что в моем воображении, в общем, я решила освежить память.

Я ехала на машине, открыв окно и подставив лицо утреннему ветру, и смотрела на дома и людей, спешащих по своим делам. Оказывается, мне всего этого здорово не хватало последние несколько лет. Просто выйти на улицу или прокатиться на машине, не думая, что весь мир смотрит на тебя врагом. Скорее всего миру вовсе нет до меня никакого дела. И сейчас мне казалось, что это хорошо.

Областная библиотека находилась в новом районе, огромное трехэтажное здание из стекла и бетона, сейчас уже заметно обветшавшее, а всего несколько лет назад гордость нашего города. Я отправилась в отдел периодической литературы и вскоре уже сидела за столом у окна с двумя подшивками. Вздохнула и, вроде бы собравшись с силами, стала искать нужные мне номера газет. Руки противно дрожали. Выходит, мне только казалось, что все уже позади. Стоило увидеть броский заголовок, как сердце болезненно сжалось и стало трудно дышать.

История выглядела так: второго июня в 1.45 в районное отделение милиции поступило сообщение о том, что на улице Воровского, дом 45, квартира 13, произошло убийство. По данному звонку были отправлены две машины с сотрудниками милиции. В 1.50, в нескольких метрах от дома, где предположительно совершилось убийство, был задержан Верховцев Илья Алексеевич. При обыске в его машине под водительским сиденьем был обнаружен пистолет. В 2.05, войдя в квартиру номер 13, дом 45 по улице Воровского, сотрудники милиции в прихожей, возле незапертой двери, нашли труп хозяина квартиры Павлова Андрея Сергеевича с двумя огнестрельными ранами: в грудь и в голову. В дальнейшем выяснилось, что задержанный и убитый хорошо знали друг друга, а экспертиза установила, что пули, извлеченные из жертвы, были выпущены из пистолета, найденного в машине Верховцева.

В общем, все было ясно и понятно. Только не для меня. Верховцев вину не признал, свое присутствие возле дома жертвы объяснял так: в 1.15 неизвестный мужчина позвонил ему по телефону домой и назначил встречу в парке «Дружба», который как раз находится рядом с улицей Воровского. Неизвестный заявил, что располагает сведениями, чрезвычайно важными для Верховцева, и он согласился на встречу. Звонивший должен был ждать его в парке в 1.30. Приехав к месту встречи на машине, Илья Верховцев оставил ее возле дома номер 51, напротив парка, и несколько раз прошелся по аллее в ожидании звонившего, но тот не появился, и Верховцев вернулся к своей машине, где и был задержан сотрудниками милиции. На вопрос, каким образом в машине оказался пистолет, из которого был застрелен Павлов, ответил, что пистолет, видимо, был ему подброшен в то время, когда он ожидал в парке звонившего. Отпечатки пальцев на оружии отсутствовали, но, несмотря на это, пистолет был главной уликой.

Я провела ладонью по лицу и стала смотреть в окно. И тогда, и сейчас я прекрасно знала, что все происшедшее было кем-то подстроено. И все же история выглядела очень странной. Я знала, что никакого звонка от неизвестного не было. Звонил Сашка, но не в 1.15, как заявил Илья, а где-то около десяти. Звонок был самым что ни на есть обычным, они поговорили минут пять, Илья смеялся, приглашал Сашку заехать к нам, все это я слышала, сидя в гостиной, дверь в прихожую была распахнута настежь. Сашка приехать не пожелал, и мы отправились спать. В половине первого Илья неожиданно поднялся и заявил, что у него есть дело. Я приподнялась на локтях, посмотрела удивленно и спросила:

– Дело?

– Да, – кивнул он и стал одеваться. Потом подошел, сел на кровать и очень долго меня целовал. Он… странно вел себя в ту ночь.

– Можно я поеду с тобой? – попросила я, вдруг испугавшись чего-то.

– Нет, – ответил он. Когда он вот так говорил «нет», я знала, что просить бесполезно.

– Ты надолго?

– Не жди меня, – сказал он, а потом засмеялся: – То есть, конечно, жди. Очень прошу. Очень, очень… А сейчас спи. Я вернусь и разбужу тебя.

– Илья, куда ты? – спросила я испуганно.

– Тихо, тихо, – улыбнулся он. – А почему глаза такие испуганные? Я ведь не на всю жизнь ухожу. Верно? – Он поцеловал меня, потом решительно поднялся и пошел к двери. – Ты меня любишь? – спросил он, не оборачиваясь.

– Конечно, я люблю тебя. Илья, можно я с тобой поеду? – повторила я жалобно.

– Со мной нельзя, – засмеялся он, посмотрел через плечо и добавил серьезно: – Я тебя очень люблю. Ты знаешь. Очень. Пожалуйста, будь умницей и жди меня. А сейчас спи.

Он ушел, а я вскочила и долго бродила по квартире, не в силах успокоиться. Стояла возле окна, смотрела во двор и ждала… Это была первая жуткая ночь в моей жизни. Страх, тоска, отчаяние и долгая, долгая ночь. Казалось, она никогда не кончится. Потом таких ночей стало много.

В восемь утра позвонил Сашка.

– Илья арестован. Дела – хуже не бывает. Держись…

…Я вздрогнула, девушка поднялась из-за соседнего стола, стул скрипнул. Я перевела взгляд на газеты. Спокойнее, все это было давно, бледнеть и падать в обморок ни к чему. Держи себя в руках… В ту ночь Илья вел себя странно, более того, он со мной именно прощался. Он знал или просто чувствовал: что-то случится, что-то страшное разведет нас надолго или навсегда… Утром я поехала к Сашке и от него узнала, что Илья арестован по подозрению в убийстве Андрея.

– Его подставили, – белыми губами шептал Сашка. – Может быть, сами менты…

– Но убийство, Саша, Андрея действительно убили?! – кричала я.

– Убили. Андреем запросто могли пожертвовать… Кто такой Андрей?

В тот же день меня вызвали к следователю на первый допрос. Потом я все время путалась и меняла показания, впрочем, спасти Илью я в любом случае не могла: мои свидетельства суд в расчет не примет. А дальше началось самое страшное: Илья отказался от встречи со мной, на суде вел себя спокойно, отстраненно, даже равнодушно, словно все происходящее его мало касалось, виновным себя не признал, а выслушав приговор, криво усмехнулся. В мою сторону ни разу не взглянул, а когда я отвечала на вопросы, что-то разглядывал в окне и вроде бы улыбался. Через два месяца настоял на разводе, и за все время – ни одного письма, ни одного свидания.

Я прикрыла глаза ладонью, задержала дыхание и уставилась в строчки газетного столбца. Женщина за соседним столом смотрела на меня с недоумением. Зря я сюда пришла, что я могу найти в старых газетах? Ответ на вопрос: что же случилось той ночью? Кто на самом деле убил Андрея и почему Илья меня бросил?

Тут я поймала себя на мысли, что в третий раз перечитываю один и тот же абзац. «Второго июня во втором часу ночи на улице Катинской, дом номер 7, совершено жестокое убийство…» Я прочитала заметку еще раз. Странно, об этом убийстве я ничего не слышала, впрочем, чего ж странного, не о том голова болела. В газете этому убийству отвели совсем немного места, хотя такое в нашем городе случалось редко: четыре трупа: хозяин, два его гостя и телохранитель, еще два тяжелораненых охранника скончались позднее, один по дороге в госпиталь, другой на следующий день в больнице. В заметке прозрачно намекалось на бандитские разборки. Никто из убитых знаком мне не был, я даже никогда о них не слышала. Интересно… Я тщательно просмотрела последующие номера газет… Ничего… Странно, кровавое убийство, в общей сложности шесть трупов – и маленькая заметка в газете… зато об Илье писали много и обо мне тоже… Когда появилась идея «убийство на почве ревности», мне пришлось несладко… Знакомство с Андреем, работа над портретом, показания свидетелей. Анонимный доброжелатель позвонил по телефону, Илья поехал к другу с намерением задать ему пару вопросов, тот дал на них исчерпывающий ответ, Илья выхватил пистолет и дважды выстрелил… Чушь, господи, какая чушь… Да, наша история, как видно, произвела впечатление, во всех газетах публиковалось одно и то же… Впрочем, и кровавому убийству на улице Катинской некто В. Артемов посвятил довольно большую статью. Я стала ее читать, одновременно пытаясь понять, почему она так меня заинтересовала.

В статье о самом убийстве говорилось мало, общие фразы о криминальной обстановке в стране и конкретно в нашем городе… Улица Катинская… где-то я видела такую табличку… что-то очень знакомое…

– Вы закончили? – Кажется, мне вторично задали этот вопрос, я не сразу сообразила, что стою возле стола библиотекаря.

– Да… – ответила я с трудом и пошла к выходу.

Черт, голова невыносимо болит… В машине я закурила, глядя на редких прохожих, и не спеша тронулась с места.

Знакомые улицы, проспект, универмаг, я свернула и не удивилась, оказавшись возле дома Андрея. Обычный двухэтажный дом с одним подъездом. На балконе, где он когда-то любил загорать на надувном матрасе, висело детское белье. Другие люди, другая жизнь… Только не для меня… Где, сказал парень, стояла моя машина? На углу Перекопской?

Я проехала еще немного и притормозила. Что ж, место выбрано правильно, приди мне в голову укрыть машину от посторонних глаз, отправляясь к Андрею, непременно оставила бы ее здесь. Только в ту ночь я никуда не уезжала, стояла возле окна, таращилась в темноту и ждала мужа. А мой ночной собеседник утверждает, что видел мою машину здесь.

Я вышла и огляделась. Пересечение двух улиц, слева парк. Если в ту ночь Илья действительно был в парке, мог он видеть мою машину? Я немного прогулялась. Вот с этой аллеи ее хорошо видно… днем. А ночью? Здесь два фонаря, рядом с одним как раз сейчас стоит моя «девятка», вопрос: горит ли этот самый фонарь по ночам, а главное, горел ли он тогда, пять лет назад?

Допустим, Илья видел мою машину, ну и что? Некто сообщил ему грязную сплетню обо мне и Андрее?.. Господи, Илья никогда бы этому не поверил, даже если бы увидел мою машину не один, а сотню раз… Он простился со мной, уехал… а дальше – тайна за семью печатями.

Я вернулась к машине, взялась за дверцу и замерла, разглядывая дом напротив. Распахнутые окна второго этажа, горшки с геранью… тишина, провинциальный уют. Я хлопнула дверцей, прошла во двор и села на скамейку возле детской площадки. Мальчишка лет пяти с шиком проехал по луже на велосипеде, подняв море брызг, а я засмеялась, загораживаясь от них руками. Потом поднялась и пошла через двор, но не к машине, а прямо, к стареньким особнякам, тонувшим в кустах акаций. Когда-то я любила такие места, подолгу сидела в маленьких двориках, кормила голубей и рисовала.

На рисунках выходило всегда одно и то же: раскрытое окно, белая занавеска, герань и кусты акации.

Я облокотилась на деревянный палисадник, улыбаясь своим мыслям, подняла голову и увидела цифру «семь» над подъездом. Повинуясь безотчетному порыву, покинула двор, ища глазами табличку. Налицо был явный дефицит табличек на данной улице. Я прошла домов пятнадцать, прежде чем заприметила надпись на одном из них: красной краской размашисто кто-то вывел «улица Катинская», а поверх красной надписи – оранжевая: «улица 8 Марта». Я присвистнула и пошла навстречу дворнику. Он не торопясь сгребал мусор возле контейнеров. Я извинилась и спросила:

– Не скажете, улицу давно переименовали?

– Да уж года три будет, – весело ответил усатый дядька с красным носом, прекрасно гармонировавшим с яркой футболкой и надписью через всю грудь на английском «Люби меня».

– А чем не угодило старое название? – улыбнулась я.

– По мне, что старое, что новое, все едино… Но умные люди, видно, по-другому думают. Катинская какая-то революционерка была, не помню, чем знаменитая, вроде застрелила какого-то царского генерала или еще кого… На первом доме доска висела с разъяснением, но я, честно сказать, забыл, что там про это сказано было, хоть и читал. А так как революционеры теперь не в чести, доску сняли, и называемся мы теперь «8 Марта».

– Ясно, – покачала я головой. – Что ж, 8 Марта тоже неплохо.

– Неплохо, – отозвался он.

– А где седьмой дом, не скажете?

– Так вы от него идете, он в той стороне.

– Спасибо.

– А зачем вам седьмой дом? – вдруг заинтересовался дядька. – Там сватья моя живет…

– Давно?

– Второй год.

– Жаль. – Я опять остановилась, а дядька отставил метлу в сторону и взглянул на меня с интересом. – Хотела кое-что узнать о том убийстве… Может, слышали, пять лет назад в этом доме расстреляли людей из автоматов. Я из газеты, собираю материал.

– Как не слышать, слышал. – Интерес дядьки заметно упал. – И из газет приходили. Только чего узнавать-то? Давным-давно это было. Одни бандюги убили других, ну и… земля им пухом. Стрельба-то ого-го была, из автоматов пальнули… шесть трупов, страсть…

– Четыре трупа, – поправила я, – двое умерли в больнице.

– Все равно страсть, – сурово нахмурился дядька. – А вы женщина молодая, симпатичная, а такими историями интересуетесь.

– Так ведь работа у меня. – Я улыбнулась с возможной теплотой.

– Работа… знаете, как бывает: узнаешь чего лишнее – и того…

– Что того? – подняла я брови в крайнем изумлении.

– То и того… – зашептал дядька и даже по сторонам оглянулся: – Вон сосед-то, что в пятом доме жил, тоже вроде вас, любопытный. Говорили, видел кого-то в ту ночь, когда стреляли, ну и нашли его на третий день возле подъезда…

– Что, убили? – насторожилась я.

– А как же. Стукнули по голове, вот и все.

– Веселая у вас улица, – покачала я головой и развернулась на пятках. – Значит, седьмой дом я прошла? Что ж, придется вернуться, думаю, стоит взглянуть.

– Взгляните, ежели охота, – проворчал он мне в спину.

Я вернулась к дому номер семь. Особняк начала века, недавно перестроенный. Теперь, судя по табличкам на двери, здесь было четыре хозяина. Крохотные квартирки, большая общая веранда. Окинув взглядом двор, я направилась к машине, взглянула на часы, потом ускорила шаги и остановилась только возле подъезда Андрея. Две минуты до машины, еще четыре до дома, где жил Андрей. Ну и что? Какое отношение ко мне имеет это убийство? Никакого. Если не считать странного совпадения. Мою машину, которая должна была находиться на стоянке в нашем дворе, некто видел в ту ночь здесь. Если это правда, конечно.

Я вернулась к машине, завела мотор и поехала в сторону центра, решив где-нибудь перекусить. Слева возникло Управление внутренних дел, огромное здание с широкой лестницей и тремя колоннами. Окна второго этажа открыты, должно быть, в кабинетах жара, усидеть трудно. Увидев телефон, я затормозила, потом долго искала в сумке записную книжку и Севкин номер, взглянула на часы, в это время он должен быть на работе, если, конечно, не в отпуске. Севка был на работе.

– Дерин слушает, – лениво сказал он, а я, улыбаясь, ответила:

– Быть этого не может.

– Это ты? – Он вроде бы удивился, хотя, вероятно, было чему. Мы не виделись больше года, а не звонила я… в общем, давно. – Это ты? – повторил он.

– Это я, – пришлось согласиться мне.

– Голос веселый, я рад, что ты расправила крылышки. Готовишься?

– Да. Правда, точно не знаю к чему.

– Все будет хорошо, – заверил он.

– Само собой, – пришлось согласиться мне.

– Что-нибудь случилось? – Теперь Севка как будто встревожился. – Извини, трудно поверить, что ты вдруг позвонила просто так.

– Каюсь, не просто так. Может быть, встретимся, поговорим?

– Сейчас?

– А ты можешь сейчас?

– Господи, когда звонит такая женщина, я все могу, – хохотнул он.

– Здорово, значит, жду в кафе на площади, рядом с управлением.

– Через двадцать минут буду там, – заверил Севка.

Я вернулась в машину и поехала к площади, припарковаться там было невозможно, пришлось свернуть к парку и пристроить машину возле поликлиники.

В кафе было шумно, почти все столики заняты, на счастье, пока я крутила головой, высматривая себе место, стол в углу освободился, и я поспешила его занять.

Севка появился через десять минут. Улыбнулся мне и помахал рукой, я тоже улыбнулась в ответ, наблюдая, как идет он навстречу, уверенный, спокойный. Короткая стрижка, светлые волосы, неизменные джинсы, рубашка с короткими рукавами по случаю жары. Карие глаза смотрят весело, широкий нос, едва приметный шрам над верхней губой… Мы катались на коньках, дурачились, хлопнулись в сугроб. Я вырвалась и побежала, он вскочил следом, не удержался на ногах, упал и рассек губу. Я едва не лишилась чувств, увидев его окровавленное лицо. Потом мы поехали в травмпункт, где Севке наложили два шва, всю дорогу, туда и обратно, он старательно меня успокаивал, зажимая рот красным от крови платком, и чувствовал себя виноватым…

– Привет. – Он наклонился и поцеловал меня, потом сел напротив, взял мою руку, сжал, поднес к губам и долго смотрел мне в глаза.

– Прекрати, – улыбнулась я, освобождая ладонь. – Твоей жене это бы не понравилось.

– Мы развелись.

– Серьезно? – растерялась я.

– Конечно.

– Сашка мне ничего не говорил.

– А он и не знает. В общем-то, официально мы еще муж и жена, но… я снимаю квартиру и чувствую себя холостым… Ладно, про меня неинтересно. Как ты?

– Никак.

– Отлично. Ты его ждешь. – Севка не задавал вопрос, он просто сказал, вздохнул, посмотрел в окно, а потом улыбнулся мне.

– Конечно, – ответила я. – А что я могу еще делать?

– Не очень хорошие дела, а?

Я засмеялась.

– Я всегда утешаю себя тем, что могло быть еще хуже, ну и, конечно, после подобного утешения дела становятся еще хуже.

– Что случилось? – спросил он серьезно.

– Мне звонит по ночам один тип, я не знаю, кто он, думаю – друг Ильи. Сегодня вдруг сказал, что в ту ночь, когда арестовали Илью, он видел мою машину на перекрестке Перекопской. Я поехала туда и… Слушай, ты знаешь об убийстве на Катинской пять лет назад?

– Постой, при чем здесь это? – не понял Севка.

– Знаешь?

– Разумеется, я им занимался. И что? Какое оно имеет отношение к твоей машине?

– Никакого, если не считать того, что через двор от Перекопской, где стояла машина, до дома номер семь по Катинской две минуты ходьбы.

– И что? – снова не понял он.

Я пожала плечами:

– Не знаю. Назовем это интуицией.

– По-моему, это не интуиция, а полнейшая чушь. Какой-то псих звонит ночью и говорит, что якобы видел твою машину. Ты веришь ему на слово, узнаешь, что по соседству в ту ночь совершено убийство, и решаешь, что оно имеет к тебе какое-то отношение.

– Не ко мне, – терпеливо ответила я, продолжая улыбаться, – а к событиям той ночи.

– Послушай, все давно в прошлом, Илья скоро вернется и…

– И? – усмехнулась я.

– Все будет хорошо, у тебя и у него, у вас, я имею в виду. – Он отвернулся и стал смотреть в окно.

– Вряд ли. Думаю, я Илье не нужна. Иначе он не стал бы хранить молчание все эти годы.

– Ты не права…

– Господи, тебе-то откуда знать? – удивилась я.

Севка закусил губу, такого за ним раньше не водилось.

– Все равно я не понимаю, при чем здесь это убийство на Катинской?

– Я же сказала: интуиция. Что-то мне подсказывает, что какое-то отношение к событиям той ночи оно имеет.

– Уверяю, абсолютно никакого.

– Ты ведь знаешь, что Илья не убивал? – спросила я.

– Знаю, то есть я считаю, что он не убивал. Его подставили. Кто-то убил этого Андрея, да так ловко все обстряпал… Шито белыми нитками, а сработано прекрасно… извини…

– Тебе не за что извиняться. – Я закурила и попыталась сформулировать свою мысль: – Думаю, в ту ночь подставили не только Илью, но… и меня.

– Я не понимаю, – покачал он головой.

– Я пока тоже. Но очень хочу понять. Илья ушел из нашей спальни влюбленным мужем, а через несколько часов просто вышвырнул меня из своей жизни. Я должна знать, что произошло той ночью.

– Ну, хорошо, хорошо, это вполне понятно. Через несколько дней Илья вернется. Чего же проще: спросить у него. Сесть и спокойно все обсудить.

– А он захочет? – усмехнулась я.

– Он тебя любит, – сказал Севка и вздохнул.

– Он любил меня. До той ночи.

– Ты зря это затеяла, – помолчав, начал он. – Сейчас, когда прошло столько лет, вероятность что-то выяснить практически равна нулю.

– У меня есть время, и я хочу попробовать.

– Увлекательная игра в сыщики?

– Сашка тоже так считает, – кивнула я.

– Он знает о том, что ты затеяла?

– Я, в общем-то, ничего не затевала. Сходила в библиотеку, а потом съездила на ту самую улицу, вот и все. Расскажи мне об этом убийстве.