– Не беспокойтесь, собаки здесь недавно…

Вслед за собаками появился высокий светловолосый парень в джинсах и черной водолазке. Он кивнул нам, отогнал собак, и мы вышли из «Мерседеса». На ногах я едва стояла, и первый шаг мне дался с большим трудом.

– Не волнуйтесь, – шепнул Кирилл Сергеевич. – Все просто отлично. И помните: вы у себя…

Парень распахнул широкую дубовую дверь и первым вошел в дом. Мы оказались в огромном холле. Узкие окна-бойницы с решетками, несмотря на весенний день, почти не давали света, бронзовые бра терялись на стенах из красного кирпича, так что холл выглядел невероятно мрачным.

– Алексей Петрович в библиотеке, – сказал наш провожатый, и мы стали подниматься по лестнице, затем прошли длинным темным переходом с низкими сводами и оказались в центральной башне.

Если я ничего не напутала с планом, библиотека находилась на втором этаже. Парень распахнул перед нами дверь, и мы вошли в огромную комнату с двумя стрельчатыми окнами. Три стены комнаты были заняты книжными полками от пола до самого потолка. Я пробежалась взглядом по корешкам книг и не сразу обратила внимание на хозяина: он сидел в кресле рядом с журнальным столом, заваленным газетами. На столе горела лампа: несмотря на время суток, в библиотеке было темно, по крайней мере для того, чтобы читать.

– Добрый день, Алексей Петрович, – сказал Кирилл. Парень как-то незаметно исчез, а я, вспомнив инструкции, села в кресло, закинула ногу на ногу и закурила, не глядя на предполагаемого мужа. Зато он смотрел на меня очень пристально.

Я здорово нервничала, боясь, что он заметил, как у меня дрожат руки, дважды чиркнула зажигалкой без всякого толку и с остервенением запустила ею в стену напротив.

– Черт…

– Здравствуй, Полли, – сказал Алексей Петрович. Голос звучал тихо, в нем слышались странные просительные интонации. Он помедлил и добавил виновато: – Извини, что не вышел тебя встречать.

– Как-нибудь переживу, – огрызнулась я. Он замолчал, по-прежнему приглядываясь, а я возвысила голос: – Кто-нибудь даст мне наконец прикурить?

Кирилл Сергеевич торопливо чиркнул зажигалкой, а потом отошел к окну и замер спиной к нам.

– Я очень рад, что ты вернулась, дорогая, – сказал Алексей Петрович.

– В самом деле? А вот я не очень. Меня тошнит от этого дома. Вроде бы я уже говорила об этом? Нет? Так вот: меня тошнит от этого дома, и я ничуть не рада, что вернулась. Но раз уж мне все-таки пришлось вернуться, я рассчитываю на то, что меня оставят в покое… – Я поднялась с намерением покинуть библиотеку, Алексей Петрович попытался приподняться в кресле, вскрикнул: «Полли!» – и вдруг рухнул на пол. Кирилл бросился к нему, а я замерла с открытым ртом, потому что только сейчас сообразила: человек, сидящий в кресле с закутанными в плед ногами, был инвалидом и не мог передвигаться без посторонней помощи. Кирилл Сергеевич усадил его в кресло, поправил плед на коленях и сказал тихо:

– Успокойся, Алексей, прошу тебя. Она здесь, это главное, поверь, все образуется…

– В самом деле, к чему такие волнения? – сказала я, плюхнувшись обратно в кресло и изо всех сил стараясь скрыть охватившее меня замешательство. – В этом доме найдется выпить? – спросила я.

Выпивка была необходима для того, чтобы справиться с волнением, а главное – выиграть время. Кирилл Сергеевич подошел к резному столику в глубине библиотеки, на котором стояло несколько бутылок, налил коньяка в два стакана, вопросительно посмотрел на Алексея Петровича – тот покачал головой, и Кирилл направился ко мне, на некоторое время заслонив собой моего предполагаемого мужа. Воспользовавшись этим, я одарила своего сообщника таким взглядом, что он поспешно отвел глаза и даже не рискнул приблизиться вплотную, протянул коньяк и отступил.

– Ты хорошо выглядишь, – сказал Алексей Петрович, по-прежнему пристально глядя на меня. – Гораздо лучше, чем перед отъездом. Путешествие пошло тебе на пользу.

– Мне обязательно выслушивать всякие глупости или я могу пойти к себе и отдохнуть? – скривила я губы.

– Извини, я должен был подумать об этом. – Алексей Петрович попытался приподняться, Кирилл ухватил его за плечо, сдерживая порыв, а он попросил: – Пожалуйста, подойди ко мне.

Я поднялась и нерешительно замерла возле кресла. Кирилл, настороженно следя за мной, едва заметно кивнул, и я сделала шаг, потом второй… В конце концов, мне ничего не оставалось, как подойти к нему, хотя это и не входило в мои планы. Сердце учащенно забилось, а я вдруг подумала испуганно: «Он все понял». Сейчас я выйду на свет, падающий от окна, и он убедится в подмене… «Ну и черт с ним, – решила я неожиданно зло. – Пусть Кирилл объясняет, что это за дурацкий маскарад. Мне он точно не по душе».

Теперь я стояла вплотную к креслу. Алексей Петрович взял мою руку, при этом глядя мне в глаза, легонько сжал ее, а потом поцеловал.

– Я очень рад, что ты вернулась… Может быть… может быть, пообедаем вместе? Как в старые добрые времена? – собрался он с силами.

– Посмотрим, – нахмурилась я, освобождая руку, и торопливо зашагала к двери. Меня слегка покачивало, и я всерьез опасалась упасть в обморок, но библиотеку все же покинула благополучно и смогла перевести дух.

Кирилл остался с Алексеем Петровичем, а я огляделась: длинный мрачный коридор был пуст. Постояв с минуту и успокоившись, я попробовала сориентироваться и отправилась коридором в левую башню, где находилась моя предполагаемая комната.

В доме было до того тихо, что шаги звучали так, точно двигалась я не в жилом помещении, а в огромном погребе. «У моего муженька не все дома, – решила я к концу пути. – Надо быть психом, чтобы построить этот замок, и трижды психом, чтобы в нем жить».

В комнату вела двустворчатая дубовая дверь. Я распахнула ее, вошла в просторное помещение без углов с тремя узкими окнами, забранными решетками, и присвистнула. Комната была битком набита дорогой испанской мебелью: огромная кровать с розовым балдахином, комод с круглыми блестящими боками, бюро у окна с роскошным позолоченным подсвечником, зеркало в черной резной раме, две тахты на гнутых ножках, пяток стульев в стиле ампир, тяжелые портьеры цвета спелой сливы и серо-голубой ковер на полу. Несмотря на огромные деньги, вложенные во все это добро, комната выглядела тюремной камерой. Дело было даже не в решетках на окнах, а в общем духе комнаты – мрачном и вызывающем стойкое неприятие. Плотно закрыв дверь, я прошла и внимательно все осмотрела: ни одной книги, журнала или клочка газеты. В бюро стопка бумаг и дорогой офисный набор. Ни записной книжки, ни писем, ни открытки к празднику, никаких фотографий, милых безделушек и прочей чепухи, которыми всегда полны комнаты женщин, к тому же богатых женщин – а Полина, безусловно, была одной из них.

Я открыла дверь слева и оказалась в гардеробной: десяток платьев, две шубы в чехлах, шляпные коробки, на полке внизу туфли разных цветов. Туфли совершенно новые, такое впечатление, что их ни разу не надевали. А вот платья носили, это было заметно, хоть и содержались они в безупречном виде.

Еще одна дверь вела в ванную. Множество зеркал отразило мое изумленное лицо: такого видеть мне еще не приходилось. Огромная круглая ванна, больше похожая на бассейн, душ, белый пушистый ковер на полу, стены, отделанные зеркалами с позолотой и мрамором. Не удержавшись, я покачала головой. Может, стоит залезть в ванну перед тем, как покинуть дом, если уж такое счастье привалило? Ухмыляясь, я вернулась в комнату. Задержалась перед туалетным столиком – косметики килограмм десять, не меньше. Очень дорогая тюрьма, но все-таки тюрьма. Полина сбежала отсюда, и я не могла ее осуждать за это, хотя встреча с Алексеем Петровичем далась мне нелегко, сама я вряд ли была бы способна бросить человека в его положении. Впрочем, не удивлюсь, если у нее имелась веская причина сделать это. Я знала Полину только со слов Кирилла Сергеевича, ничего в комнате не указывало на особенности ее характера, так что я скорее всего покину этот мрачный дом, так и не узнав разгадки. Что меня, честно говоря, не очень огорчит, хоть я от природы и любопытна, но уж больно здесь жутковато…

Я села в кресло напротив огромного телевизора «Сони», включила его, но тут же вновь нажала кнопку пульта, с усмешкой подумав, что телевизор здесь выглядит инородным телом. Сложив на груди руки и прикрыв глаза, я ждала, когда за мной явится Иван и я покину эту комфортабельную тюрьму.

Примерно через час дверь без стука открылась, и вошел Кирилл Сергеевич. Я с удивлением посмотрела на него: первоначальный план его визита не предполагал. Кирилл должен был получить свои деньги и отбыть восвояси, а Иван вывести меня незаметно черным ходом.

– Что-нибудь случилось? – спросила я, торопливо поднимаясь ему навстречу.

– Все в порядке. Вы были бесподобны. Признаться, я очень волновался… как оказалось, зря.

– Тогда почему вы здесь? – Я вдруг испугалась, точно Кирилл Сергеевич был вестником несчастья. – Вы получили деньги?

– Видите ли…

– Вы получили деньги? – резко перебила я, вцепившись рукой в спинку кресла.

– Нет, – спокойно ответил он. – Пока нет. Для этого необходимо время. Прошу вас, сядьте.

– Ничего не желаю слушать. – Я облизнула губы, пытаясь справиться со страхом и раздражением, вздохнула и продолжила: – Почему вы ничего не сказали мне о том, что он инвалид?

– А что бы это изменило? – поднял брови Кирилл Сергеевич.

– Что значит «изменило»? – разозлилась я. – Мне отвратительна мысль о том, что…

– Разумеется. – Он усмехнулся, а потом, по обыкновению, хихикнул, что, надо сказать, вышло довольно подло. – Вы готовы облапошить здорового человека, а инвалида вам совесть не позволяет.

– Моя совесть – моя забота, – огрызнулась я: он был прав, и это буквально доводило до бешенства. – Но предупредить вы были обязаны.

– Извините, – ответил он миролюбиво. – Ваш муж… то есть муж Полины – инвалид, уже несколько месяцев он не в состоянии передвигаться без посторонней помощи. Это одна из причин, почему Полина покинула его.

– А другие причины?

– Какая разница? – пожал Кирилл плечами, прошелся по комнате и вдруг спросил: – Вам здесь нравится?

– Разумеется, нет.

– В самом деле? – Он вроде бы удивился. – Почему «разумеется»?

– Потому что это не дом, а склеп какой-то. А комната здорово смахивает на тюрьму.

– Очень жаль, – он искренне огорчился, – потому что вам придется пожить здесь некоторое время. Впрочем, вы можете переделать ее по своему усмотрению, сменить мебель…

– Что? – пролепетала я. – Что вы сказали?

– Я сказал: вы можете сменить мебель или подобрать для себя другое помещение…

– Не валяйте дурака. Что вы сказали? Мне придется пожить здесь?

– Да. Некоторое время.

– Послушайте, вы спятили, – теряя твердость, залепетала я. – В конце концов, мы так не договаривались.

– Кое-что изменилось. Вам придется провести здесь неделю-другую.

– Вы точно спятили, – опускаясь в кресло, пробормотала я.

– Нет, я не спятил. И, честно говоря, не понимаю, почему вы так убиваетесь. Рассматривайте это как небольшой отдых в пансионате.

– Идите к черту, – твердо заявила я, встала и направилась к двери. – Я ухожу. – Я толкнула дверь и увидела Ивана. Он стоял, сунув руки в карманы замшевой куртки, и исподлобья наблюдал за мной. – Отлично, – я засмеялась. – Вы намерены держать меня здесь силой? По-моему, не очень удачная идея. В конце концов, я просто расскажу о вашей милой шутке своему… супругу. В этом случае вы сможете получить свои деньги?

– Боюсь, что не могу вам этого позволить, – вкрадчиво заметил Кирилл Сергеевич.

В то же мгновение Иван ухватил меня за волосы и ударил коленом в живот, я охнула, согнувшись пополам, а он втащил меня, точно мешок, в комнату и закрыл дверь. Я пыталась отдышаться, а Кирилл Сергеевич неторопливо подошел, наклонился к моему лицу и сказал:

– Кажется, вы еще ничего не поняли, Наташенька. Так вот: либо вы делаете то, что вам говорят, либо… либо вы покинете этот дом вперед ногами. Знаете, какой-нибудь несчастный случай: падение с лестницы, например. Лестницы здесь такие, что вполне можно сломать шею. Вы не находите?

– Нахожу, – усмехнулась я, вглядывалась в его физиономию и диву давалась, как я могла находить ее приятной. – И мой вам совет: смотрите сами не свалитесь, ваша шея вряд ли крепче моей.

Кирилл засмеялся, а его помощник отвесил мне пинка. Я потихоньку заскулила, а когда Иван удовлетворенно расслабился, резко приподнялась и двинула ему локтем в известное место. Он скрючился и взвыл, причем гораздо красочнее, чем я минуту назад. Я встала с пола и предупредила:

– Еще раз до меня дотронешься, ублюдок, – проломлю тебе голову. Коридоры здесь темные, и проделать это будет нетрудно: выслежу и убью.

– Браво, – сказал Кирилл, глядя на меня с заметным удовольствием, впрочем, может быть, удовольствие он симулировал в ему одному ведомых целях.

Иван, перестав поскуливать, выпрямился и теперь ждал, с вожделением взирая на хозяина: разрешат ему свернуть мне шею или придется подождать.

– Выйди, – приказал Кирилл Сергеевич, и тот покинул комнату с крайней неохотой. – Признаюсь, вы меня удивили, – продолжил он, удобно расположившись в кресле. – Оказывается, я кое-что не разглядел в вас… Что ж, давайте поговорим начистоту. Мне неловко повторять свои угрозы по поводу тюрьмы и прочего, хочу только заверить, что все чрезвычайно серьезно, это во-первых, а во-вторых, дело, из-за которого вы здесь находитесь, для меня исключительно важно, говоря проще, я могу получить большие деньги, а это весьма серьезный аргумент, как вы понимаете. Поэтому предупреждаю: при малейшей попытке навредить мне вы покинете этот свет, как говорится, в самом расцвете жизненных сил. Я противник радикальных мер, но колебаться не стану и секунды. Все ясно?

– Более или менее, – усмехнулась я. – Идея с лестницей выглядит неплохо, только вряд ли моя ранняя кончина придется по душе моему мужу, особенно если я оставлю подробное письмо на случай неожиданной смерти.

– Оставляйте что угодно, – захихикал Кирилл. – Если я лишусь денег, вряд ли это взволнует меня особенно сильно. Ваш супруг скорее всего отправится вслед за вами. Безутешный вдовец кончает жизнь самоубийством на трупе любимой жены – такое случается, верно?

В продолжение этой речи я вглядывалась в его лицо и вынуждена была признать, что этот загадочный Кирилл скорее всего не блефует и обещание сдержит.

– Может быть, вы все-таки объясните, с какой стати я должна остаться? – подумав немного, проворчала я.

– Не забивайте себе голову. Чем меньше вы знаете, тем мне спокойнее, и поверьте: вам тоже.

– Хотите обобрать инвалида? – хмыкнула я, надеясь, что он разозлится и это развяжет ему язык.

– У вас сложилось искаженное представление о вашем, с позволения сказать, муже. Он далеко не так беспомощен, как вам показалось.

– Кто он?

– Вы уже задавали этот вопрос. Очень богатый человек, из-за болезни отошедший от дел, сейчас в основном зарабатывает консультациями, поэтому появление гостей в доме не должно удивлять. Это все, что вам необходимо знать.

– Когда я смогу покинуть этот дом?

– И об этом мы уже говорили: неделя-другая, и вы свободны как ветер. Причем, проявляя добрую волю, внакладе не останетесь. Скажем, пятьдесят тысяч премии вас устроят? Долларов, разумеется.

Кажется, рот у меня непроизвольно открылся, а под ложечкой тоскливо засосало: во что, черт возьми, я умудрилась вляпаться?

Я потерла переносицу и спросила, стараясь создать у Кирилла впечатление, что обещанная премия произвела нужный эффект и теперь я просто забочусь о том, чтобы исполнить свою роль без сучка без задоринки:

– Две недели – очень большой срок, вполне достаточный для того, чтобы мой предполагаемый муж смог заподозрить неладное. Я из-за двух часов здорово волновалась, а тут две недели…

– Вам совершенно необязательно видеться часто. Полина всячески избегала своего мужа. Разве что иногда поужинаете с ним, не более того. В случае чего сделайте вид, что у вас плохое настроение и вы не желаете разговаривать. Должен сказать, сегодня в библиотеке вы вели себя превосходно. Уверен, несколько дней вы продержитесь.

– А если после ужина он попросит меня остаться? – усмехнулась я. – Имейте в виду: в этом случае ваших пятидесяти тысяч будет явно недостаточно.

– Исключено, – покачал головой Кирилл. – Он инвалид, сексуальных домогательств вам нечего опасаться, да и Полина весьма небрежно относилась к своим супружеским обязанностям, так что, если вы пошлете его к черту, ручаюсь, Алексей нисколько не удивится.

– А проживая здесь, Полина постоянно сидела взаперти? – задала я очередной вопрос.

– Нет, конечно…

– Тогда ее подруги, знакомые…

– Ее мало кто навещал, у нее, знаете ли, был паскудный характер. – Кирилл хохотнул, а я вновь насторожилась при слове «был». Почувствовав это, он поправился: – Не думаю, что она изменилась за несколько месяцев… В общем, близких друзей у нее нет. Возможно, кто-то позвонит по телефону, от встреч придется отказаться, это в самом деле опасно. Уверен, вы сможете поддержать разговор и придумать причину своего нежелания встречаться с этим человеком. Надеюсь, больше вопросов нет?

Он поднялся. Вопросов было множество, но стало ясно: отвечать на них мне придется самой. Что ж… Однако кое-что выяснить надо сейчас.

– Я могу покидать комнату?

– Разумеется.

– Я могу выходить из дома?

– Старайтесь не злоупотреблять этим. И, естественно, вас будут сопровождать.

– Вы будете жить в доме?

– Да, – помедлив, видно, пытаясь понять, куда это я клоню, ответил он, а я удовлетворенно кивнула.

– Договорились. Я помогаю вам и получаю свои пятьдесят тысяч. И еще… Скажите Ивану, чтобы не торчал у меня за спиной, это здорово действует на нервы.

Кирилл уже открыл дверь, взглянул на часы и напомнил:

– Через час вас пригласят обедать, думаю, приглашение следует принять.

Он вышел и осторожно прикрыл за собой дверь, а я осталась сидеть в кресле, пялясь на ковер под ногами и пытаясь отгадать, что за игру затеял Кирилл Сергеевич. Очень скоро мне стало ясно: с тем количеством знаний и наблюдений, что я имею на сегодня, это бесполезное занятие.

– Что ж, – вслух сказала я, чтобы себя подбодрить. – Займусь сбором информации.

Через сорок пять минут, в продолжение которых я по-прежнему сидела в кресле, меня позвали обедать: в дверь постучали, я ответила «да» и увидела на пороге молодого человека, одетого в темный костюм.

– Алексей Петрович просил вас спуститься в столовую, – по-женски высоким голосом сказал он и посмотрел выжидающе.

– Сейчас иду, – кивнула я и пошла в гардеробную переодеваться. По моим представлениям, богатая женщина вряд ли появится за столом в том же костюме, в котором проделала длительный путь. Я выбрала темно-синее платье (оно было чуть-чуть широковато в талии) и черные туфли, вновь обратив внимание на то, что обувь совершенно новая, а самое главное – моего размера. Впрочем, чему тут особенно удивляться: у миллионов людей в мире тридцать шестой размер обуви, почему бы и Полине не иметь такой же?

Столовая представляла собой самое мрачное помещение в доме. Длинная узкая комната с окнами с одной стороны, завешанными тяжелыми шторами. Огромный стол, стулья с высокими спинками. За стол мы сели втроем: Алексей Петрович, я и Кирилл. Подавал парень в светлой куртке, чем-то похожей на ливрею, типичный официант, однако выражение лица и взгляд, брошенный им на хозяина, меня насторожили. Как-то угадывалось, что держать в руках, например, обрезок трубы для него привычнее, чем поднос. Пока я не видела в доме ни одной женщины, зато успела познакомиться с тремя малосимпатичными молодыми людьми, и это не считая Ивана и таинственного Кирилла Сергеевича. Дом стал еще больше походить на тюрьму, где главный заключенный, возможно, – сам хозяин. Господи, что же они затеяли?

– Как планируешь провести вечер? – вдруг спросил Алексей Петрович. Голос прозвучал так, точно неожиданно ударили в колокол, – вот ведь чертово место.

– Собираюсь лечь спать, – хмуро ответила я. – Устала с дороги. Может, немного погуляю в саду. Ты, разумеется, хочешь, чтобы я безвылазно сидела в этом жутком доме?

– Вовсе нет, – испугался он. – Мне бы только хотелось… может быть, сегодня вечером мы немного посидим вдвоем? Тебе ведь есть что рассказать мне?

– Рассказать? – Я презрительно усмехнулась. – Мне совершенно нечего тебе рассказывать. Но если ты так желаешь, я зайду в библиотеку. Ужасный обед, – добавила я, поднимаясь из-за стола, и отправилась в свою комнату, но перепутала двери и оказалась в кухне. Тот самый парень в темном костюме, что звал меня обедать, сидел за столом и пил кофе, просматривая газету. При моем появлении он поднял голову и уставился вопросительно.

– Я хотела выйти в сад, – рявкнула я. – Кто-нибудь уберет этих кошмарных собак?

Парень нехотя поднялся и пошел к стеклянной двери, которая как раз выходила в сад, а я заглянула в дверь по соседству. За ней оказалась большая кладовая, на полке слева я заметила фонарик. Никогда не знаешь, что в жизни пригодится, – я взяла фонарик и покинула кухню, пока парень не вернулся. Никого не встретив в коридорах, я добралась до своей комнаты, спрятала фонарик под кровать и выглянула в окно. Собачки вроде бы отсутствовали, может, в самом деле стоит немного прогуляться?

Из башни должен быть выход в сад, я быстро сориентировалась и нужную дверь нашла сразу. Только оказавшись на улице, я по-настоящему поняла, как тяготит меня этот дом, и вздохнула с облегчением, подняв голову к голубому небу. Сад вовсе не был садом – несколько старых деревьев в разных частях довольно обширного пространства, сохранившиеся еще с тех времен, когда монстра из красного кирпича здесь и в помине не было. На колокольне ударили в колокол, я вздрогнула от неожиданности и посмотрела на часы: половина пятого, должно быть, сейчас начнется вечерняя служба. Я стояла, слушала, глядя на церковную колокольню, белой свечой устремившуюся в небо, потом перевела взгляд на дом. Трудно представить более неподходящее соседство.

Сад я осмотрела за десять минут и не нашла в нем ничего интересного, но еще с полчаса исправно вышагивала от дома к забору, потому что возвращаться в свою комнату не было ни малейшего желания. Обогнув дом, я оказалась перед очень странным сооружением: кирпичное, наполовину врытое в землю, слева высокая труба – тоже из красного кирпича, со стороны фасада ее не увидишь, а вот отсюда рассмотреть ее не составило труда. Однако приблизиться к чуду архитектуры мне не удалось. Металлическая дверь, к которой спускались пять ступеней, вдруг открылась, и моим очам предстал тот самый парень, что пил в кухне кофе. Он подозрительно посмотрел на меня, а я, вздернув подбородок, прошла мимо. Парень проводил меня взглядом и еще некоторое время стоял на углу, как видно, пытаясь решить, что я затеяла. Если честно, я и сама не знала. За сооружением с трубой, которое скорее всего было котельной, потому что ни на что другое просто не походило, оказалась асфальтированная площадка и еще одни ворота, поменьше и не такие красивые, как те, через которые мы въезжали. Возле кирпичной ограды стояли мусорные контейнеры. Неудивительно, что глаза у парня на лоб полезли: что могло понадобиться хозяйке в таком месте? Хотя, может, для него я как раз и не хозяйка, а заключенная. Повертев головой, я совсем было собралась покинуть дворик, но у контейнера вдруг что-то зашуршало, и послышалось жалобное мяуканье. Подойдя поближе, чтобы понять, в чем дело, я увидела котенка. Он сидел в наполовину заполненном контейнере и орал, потому что не мог вылезти.

– Подожди, глупыш, – усмехнулась я, – сейчас я тебе помогу.

Я пошарила вокруг глазами, увидела деревянный ящик, подтащила к контейнеру и, взобравшись на него, стараясь не испачкать платье, нагнулась, чтобы достать котенка. Тот повел себя неожиданно: фыркнул, выпустил когти и попытался спрятаться.

– Что ты делаешь? – принялась я увещевать неразумное животное. – Я же тебе помогаю.

Кот уговорам не внял, но я все-таки сумела ухватить его за шкирку и вытащить из контейнера. Вместо благодарности он исцарапал мне руку, вырвался и стрелой бросился со двора, протиснувшись в щель под воротами. Я только головой покачала и, честно сказать, на котенка обиделась, потому что рассчитывала оставить этого зверя у себя: вдвоем, как известно, веселей, да и друг в такой ситуации, как моя, не помешает, даже если он такой маленький. Кот рассудил иначе, и теперь я стояла на ящике возле контейнера и качала головой. Пора было уходить отсюда, вряд ли котенок вернется. Еще раз вздохнув, я неожиданно обратила внимание на содержимое контейнера: в основном это были коробки из-под обуви. Я достала одну и повертела в руках. Итальянская фирма, тридцать шестой размер. Коробок штук десять, размер один и тот же, но фирмы разные. Я вспомнила о туфлях в гардеробной. Совершенно новые туфли, а вот это коробки из-под них. Ну и что? Трудно ответить, почему это меня так насторожило.