– А вот и пресса! – воскликнул лысый и широко улыбнулся, а я окончательно растерялась: у него не хватало по меньшей мере десяти передних зубов, еще чудо, что он хоть гласные выговаривал.

– Добрый вечер! – гаркнула Женька и мило раскланялась, кого-то высматривая при этом; как видно, не высмотрела, нахмурилась и осталась недовольной. Лысый продолжал махать руками, Женька делала вид, что слушает, а я пошла взглянуть на картины. Где-то минут через двадцать Женька присоединилась ко мне. – Ну как? – спросила она со вздохом.

– Он псих, – констатировала я.

– Валахов? Само собой. А вот Гавриленко – форменный сумасшедший.

– Кто такой? – насторожилась я.

– Тип, который устроил эту выставку, ну… бабки дал. Нашел кому дать, козел… у нас такая рукопись – Дэшел Хэммет в гробу перевернется, а он деньги на всякую мазню выкидывает. Я всегда твержу этим олухам: помогать надо достойным…

– У людей могут быть свои представления…

– Ага, дурак дурака видит издалека. У меня от этой живописи изжога. Пойдем в буфет, а?

– Невежливо как-то сразу.

– Да брось ты. Все, кто поумнее, давно там.

– Как вам мои картины? – прошепелявили за спиной, и через секунду в поле моего зрения возник лысый. – Только честно, не надо этих комплиментов…

Я вытаращила глаза, пытаясь понять, о чем он. Женька из-за спины лысого делала мне знаки. Пантомиму можно было понять только в одном смысле: пошли его к черту, и потопали в буфет.

Я справилась с глазами, вернув их на прежнее место, и с проникновенной улыбкой произнесла:

– Ничего.

– В смысле? – насторожился шепелявый.

– В смысле, бывает хуже. Я имею в виду диагноз.

– Точно-точно, – влезла Женька. – Я тебе вот что скажу, Аркаша, пиши, пиши, а мы смотреть будем и, может, даже купим чего, не домой, конечно, нет. Но есть места, где твои картины выглядели бы просто… восхитительно.

– В психушке, что ли? – скривился Аркаша.

– И в психушке, и в вытрезвителе… Так что пиши, родной, пиши.

– Заметку в газету тиснешь? – хмыкнул он, нимало не печалясь.

– Само собой, а зачем я здесь?

– Только наркоманом не назови. Гавриленко в партию подался, забыл, как называется… короче, «голубых» и наркоманов там не жалуют…

– А кто вас жалует? – вздохнула Женька и добавила: – Я хорошо напишу. Я о творческих людях плохо писать не умею. Другое дело сказать в глаза: Аркаша, рисуй котов, а? Или собак. Хорошие животные, и для душевного здоровья много полезнее.

– Ага, котов… Кому нужны твои коты? Ладно, пойдем выпьем. Я тебя всегда уважал за прямоту.

– Может, зря мы его так? – минут через пятнадцать устыдилась я, сидя в буфете. – Может, он правда талант?

– Алкаш он… и псих. Но лучше пусть голые задницы рисует, обзывая их «вселенной», чем выходит с острым ножичком на ночную прогулку.

– А это ты к чему сказала? – насторожилась я.

– Много красного цвета. И внутренности на блюде… впечатляют. Ведь это все сотворить надо, хоть и на холсте. Кто ж знает, что за мысли бродят в его лысой башке?

– И вы здесь, Евгения Петровна? – прошептал вдруг кто-то. Мы дружно повернулись и узрели господина неопределенного возраста, с брюшком и усами. Пышную шевелюру украшала благородная седина. Глаза молодо поблескивали, рот был подвижен, причем до такой степени, что слегка подергивался, даже когда господин молчал.

– Андрей Васильевич, – кудахтнула Женька, прижав руку к груди, и закатила глазки, затем подняла бюст на максимально возможную высоту в глубочайшем вздохе и резко опустила его вниз. Андрей Васильевич одним глазом с интересом наблюдал за перемещениями Женькиного бюста, другим косил на меня.

– Давненько не виделись, – пропел он шепотом и лобызнул руку подружки, потом, растянув до ушей рот, сосредоточился на мне, то есть сграбастал мою ладонь и спросил: – А это, надо полагать, прекрасная Анна.

– Она, – выдохнула Женька, полностью перейдя на кудахтанье и лишившись от счастья лицезреть возле себя Андрея Васильевича возможности разговаривать нормально.

– Ага, – сказал он и приложился к моей ручке.

– Это Аполлонский Андрей Васильевич, – заторопилась Женька, дополнив кудахтанье мимикой и жестами (они выражали бурную радость, граничившую с восторгом). – Это Анна Асадова. И мы по чистой случайности захватили с собой рукопись. Я знаю, как вы заняты, но…

– Конечно, конечно… Я посмотрю. Не в моих правилах отказывать женщинам. – Тут они оба засмеялись, если уж быть точной – заржали, а я растянула рот до ушей, показывая, как мне с ними весело. – Ну что выставка? – спросил Аполлонский. – По-моему, полное дерьмо.

– Кто его знает, Анна говорит, вдруг он гений…

– Ну, Анечка, вы просто далеки от живописи…

– Может быть, – покорно согласилась я.

– Аркаша безобидный чудак, пьяница и бездарь, вот и все… А вы занимаетесь литературой? – улыбнулся он.

– Я написала детектив. Евгении он понравился. Вашим друзьям в литературном кружке нет. Так что, возможно, я тоже бездарь, хотя и не пью.

– А вот это зря… выпейте шампанского, улыбнитесь, у вас чудесная улыбка. И запомните: у издателя не бывает друзей.

Только он собрался опять заржать, как влезла Женька:

– Андрей Васильевич, прочитайте детектив, правда, классная вещь.

– Возможно, – вздохнул он. – Ну и что? Деньги, милая, деньги…

– Вы ж на этом заработаете.

Бедняга так скривился, точно у него зубы прихватило.

– Ищите спонсоров, – сказал он. – И я вам тогда все, что хотите, напечатаю: могу календари, а могу роман.

– Что спонсоры, а потом? Куда мы с этими книжками? По поездам в розницу продавать?

– А что? У нас так многие делают. Издадут на свои деньги и ходят. У кого в газетном киоске знакомые, или в магазине пристраивают… Но и поездами не брезгуют. Пожилые люди, между прочим, заслуженные. А тут красивая девушка, да она за день весь тираж распродаст. – Он все-таки заржал, а я послала Женьке благодарный взгляд, отчего ее слегка перекосило, и она принялась рыться в своей сумке, приговаривая заунывно:

– Очки куда-то дела…

– А о чем детектив? – вдруг спросил Аполлонский. – Убийство?

– Конечно, – пожала я плечами.

– Ну и кто кого, муж жену или жена мужа?

– Муж жену.

– Оригинально. И что?

– Ничего. Поймали и посадили в тюрьму.

– Тоже ново. – Чего ты из себя дурака-то строишь? – забыв про очки, спросила Женька. – В мире всего-то пяток оригинальных сюжетов. Ну убил муж жену, дело-то не в том, чтобы придумать что-то из ряда вон выходящее, а в том, чтобы банальные вещи показать с неожиданной стороны. А здесь любопытная интрига, психологизм… женский взгляд… Муж, убив жену, пытается ввести всех в заблуждение и уезжает с молодой девушкой на курорт, выдавая ее за убитую. Инсценирует несчастный случай, девушка погибает. Он оказывается вдовцом, но через две недели после истинной смерти жены. Алиби железное.

– А старушка потихоньку разлагается где-нибудь в кустах роз…

– Георгинов, – подсказала я.

– Вот-вот. Где-то я уже читал…

– И еще раз прочитаешь! – рявкнула Женька, после чего перешла на зловещий шепот: – Тебе кто бабки отстегивает? Гавриленко? Правильно, потому ты и здесь. А то, что он «голубым» войну объявил, ты знаешь? А я знаю. И подкину на тебя компромат. Не в газете, нет. С глазу на глаз. Намекну, одним словом.

– Кто тебе поверит? – хохотнул Аполлонский. – Я известный…

– Бабник, – подхватила Женька. – Был. Стар стал, перестал справляться, вот и потянуло… черт-те на что…

– Плохая шутка, – нахмурился Аполлонский и вроде бы вправду обиделся, а я, поставив бокал, потащила Женьку к выходу, пока мы чересчур не подружились с усатым.

– Спятила совсем? – увещевала я подружку.

– Ладно, чего ты. Он переживет.

– Да за такие слова… Слушай, это, между прочим, называется шантажом.

– Поучи. Моя мамуля глупых детей не рожала. Знаешь, расстраивают меня эти гады, потому что совсем без понятия. Я ведь чувствую, хороший детектив получился. Честно. Не потому, что я подруга, а просто… ну ты понимаешь. А как написано! Агата Кристи, ей-богу. Я два раза плакала…

– Это нетрудно, – вздохнула я.

– Я плакала от счастья, что у тебя такой талант открылся. А эти гады его в землю зарывают. И ведь все из лени да зависти.

– Слушай, Женька, может, наплюем на все это? – робко предложила я: общение с творческой интеллигенцией к тому моменту здорово утомило меня.

– И даже думать не смей! – погрозила мне Женька пальцем. – Будем искать спонсоров.

На этот раз она позвонила в первом часу ночи, как раз в тот момент, когда жгучий красавец торжественно предлагал мне: «Стань моей навеки». Ответить я не успела, чем, должно быть, красавца расстроила, проснулась, сняла трубку и услышала Женькин голос:

– Дрыхнешь, а мне за двоих отдуваться приходится.

– Лучше б ты вздремнула, – посоветовала я, косясь на часы и пытаясь решить, как вежливо, но доходчиво дать понять подруге, что в такое время беседовать о делах я просто не в состоянии.

– Я к тебе сейчас приеду.

– Не надо, – испугалась я. – Завтра полно работы, надо выспаться.

– Тебя что, не интересуют новости?

– Хорошие или плохие? – насторожилась я.

– Плохие, – вздохнула Женька.

– Тогда, может, подождем до утра? Куда торопиться?

– Оно конечно. – Женька вторично вздохнула. – Хотя и мне несладко носить все это в себе… Сообщаю коротко: встречалась с Гавриленко…

– Меценатом?

– Козлом. Такой, я тебе скажу… Ладно. Пусть живет. Говорят, и от лягушек есть польза.

– А чего звонишь так поздно? – Спать уже не хотелось, и я была не прочь поболтать.

– Так ведь я с ним ужинала. Только что расстались. Денег не дал, а начал приставать. Прикинь, никакой совести у людей. Еле за дверь выпихнула. Надо глянуть, нет ли у нас на него какого компромата… Жене-то уж точно изменяет… Пропечатать гада, чтоб впредь неповадно было. Соловьем пел: Женечка, Женечка, а как дошло до дела, то есть до денег, так и скуксился.

– Может, у него и вправду денег нет? – усомнилась я.

– Как же, нет, все у него есть. Он, видишь ли, патриотическому движению помогает, наш общий друг кубист-разделочник, оказывается, патриот, а мы рожей не вышли. Детективы ему не нравятся, вот если б ты «Хорста Весселя» написала, само собой на русском материале, тогда другое дело.

– Значит, не судьба, – посочувствовала я, а Женька разозлилась:

– Между прочим, для тебя стараюсь…

– А ты не старайся, говорю, не судьба.

– Чтоб я этих ренегатских разговоров больше не слышала, черт с ним, с Гавриленко, без него мужики с бабками найдутся. Надо только проявить настойчивость и найти к людям правильный подход.

– Вот и ищи, – обрадовалась я, – а мне спать пора.

Неделю Женька у меня почти не появлялась, говорю «почти», потому что в четверг мы встретились, читали Женькины рассказы, плакали и пили чай, но о детективе даже не заговаривали. Так вот, после недельной спокойной и размеренной жизни подружка вдруг ворвалась в нашу турфирму, одетая чрезвычайно оживленно: кожаные шорты, кружевной топ и парик ядовито-оранжевого цвета, и заорала с порога:

– Кончай работу!

На счастье, в комнате в тот момент были только я и Верка, обе к Женьке приученные, поэтому отреагировали спокойно: не бросились на улицу с воплем «пожар!», а тихо-мирно продолжили трудовой подвиг. Верка, оторвавшись от бумаг, спросила лениво:

– Чего орешь?

А я поинтересовалась:

– Тебе в парике не жарко?

– Я сегодня голову вымыть не успела, а тут такая встреча. Собирайся, поехали.

– Куда? – вздохнула я.

– К спонсору. Есть еще на свете добрые люди.

– И кто он, этот добрый? – удивилась Верка.

– Аверин Ярослав Сергеевич, очень серьезный бизнесмен.

– Никогда о таком не слышала, – нахмурилась я.

– Ну и что, он тоже о тебе не слышал, вот и познакомитесь.

– Аверин – это «Компьютерный рай»? – все-таки оторвалась от бумаг Верка. – Солидная фирма. Большие бабки. Может быть, действительно чего даст? – Верка была в курсе наших дел и, хоть рукопись не читала, считала ее выдающейся и близко к сердцу принимала чужие хлопоты.

– Может быть, – пожала я плечами и задала вопрос Женьке: – Где ты его откопала?

– Что за выражение? Он рекламу в нашей газете размещает постоянно, вот я и решила… Короче, Аверин нас ждет в 11.00. В 11.15 у него уже другая встреча, так что или мы катим к нему, или счастье мимо нас. И я тебя умоляю, будь оживленнее, скажи что-нибудь приятное человеку, закинь ножку на ножку… – В этом месте Женька перегнулась через мой стол и удовлетворенно кивнула: – Хорошо, что юбка короткая. Мужик он молодой, заметь, неженатый, ты красавица, а про меня и говорить нечего. Короче, если мы этого парня не обломаем, значит, мы кретинки, сидим дома и умные лица людям больше не кажем. Соберись, Анфиса, настал твой час.

Через минуту мы уже неслись в сторону площади Пушкина, где и находился тот самый «Компьютерный рай».

Фирма занимала первый этаж особняка девятнадцатого века. По дороге Женька успела меня просветить: Аверин владеет сетью магазинов в городе и области, человек он, безусловно, порядочный, в том смысле, что в криминале уличен не был, и вообще слухов о нем никаких, что само по себе говорит о многом. Политикой не интересуется, никуда не лезет, а доход имеет приличный, в общем, наш человек, главное – произвести благоприятное впечатление.

Мы поднялись на высокое крыльцо, Женька нажала кнопку, дверь с легким щелчком открылась, подружка мне подмигнула и шагнула вперед.

В офисе царила тишина, пока мы шли длинным коридором, только телефонные звонки, доносившиеся из-за дверей, намекали, что работа идет полным ходом. Нас обогнала девушка в малиновом костюме и спросила:

– Вы к Ярославу Сергеевичу?

– Да, – на всякий случай нахмурилась Женька.

– Проходите, он у себя. – Девушка постучала, распахнула дверь, но с нами не вошла, а исчезла за соседней дверью с надписью: «Бухгалтерия». Стало ясно: порядки здесь демократичные, чему я от души порадовалась.

Кабинет был просторным и светлым, но тоже демократичным: на окнах жалюзи, стол большой и удобный, ковер на полу потертый, а мебели необходимый минимум. Человек за письменным столом при нашем появлении мельком взглянул на часы (я тоже взглянула: ровно одиннадцать), по этой причине или по другой Ярослав Сергеевич широко улыбнулся, поднялся нам навстречу и сказал негромко, но с большим чувством:

– Очень рад…

– Вот, знакомьтесь, – подружка по обыкновению начала симулировать жаркий энтузиазм, – это та самая Анна Асадова, о которой я вам рассказывала, а это Ярослав Сергеевич, очень возможно, что он решит нам помочь.

– В меру сил, конечно, – кивнул хозяин кабинета, но чувствовалось, что он в самом деле готов.

Появилась неизменная девушка с неизменным кофе, и Аверин спросил:

– Скажите, Анна…

– Можно просто Аня, – заторопилась я, не зная, могу ли оставить Анне Асадовой собственное отчество.

– Спасибо… Так почему же все-таки детектив, а не любовный роман, к примеру?

Он так спрашивал, точно это его в самом деле интересовало, и я попыталась объяснить, одновременно следя за часовой стрелкой: всю беседу требовалось уложить в двенадцать минут. Я справилась, правда, из-за этого кофе так и не попробовала, ну да ладно.

– Вы не возражаете, если я сначала прочитаю вашу рукопись, а потом дам ответ? – спросил он вроде бы даже застенчиво.

– Конечно, – обрадовалась я, не тому даже, что он не против помочь, а тому, что кто-то решил прочитать мое творение.

Женька положила на стол папку, мы простились и, не помню как, оказались на улице.

– Уф! – выдохнула Женька. – У тебя закурить есть?

– Я не курю.

– А то я не знаю. Могла бы купить для подруги.

– Ты тоже не куришь, – напомнила я.

– Что думаешь? Вроде все путем, а? Ты была неподражаема, век воли не видать. Это плюс и это минус. Красота дорогого стоит, но мужики твердо уверены, что красивая баба ни на что не пригодна в смысле полезной деятельности, то есть полезной не для конкретного индивида, а для общества.

– Ты зануда, – кивнула я.

– Я волнуюсь. Слушай, чего он сказал: ему позвонить или он позвонит?

Я задумалась, потом пожала плечами:

– Не помню.

– Вот так раз… Вернуться, что ли?

– С ума сошла? Подождем пару недель, если он не позвонит, тогда уж сами. Рукопись прочитать надо, а он человек занятой.

– Там всего сто восемьдесят страниц, и читается легко, просто на одном дыхании.

– Пойдем мороженое слопаем, и мне на работу…

– А мне нет? Ладно, пошли. А он мужик симпатичный…

На это я ничего сказать не могла, потому что Аверина совершенно не разглядела, должно быть, от волнения. В памяти остались светлый костюм, довольно длинные волосы, вроде бы темные, и… все.

– Я его не очень хорошо запомнила, – начала я оправдываться.

– А… неважно. Поможет, значит, хороший человек, а нет – козел. И весь сказ. Только б резину не тянул, позвонил сразу, ведь ждать замучаешься.

Мучиться не пришлось, потому что Аверин позвонил буквально на следующий день. Точнее, сначала позвонила Женька.

– Анфиса, бизнесмен наш звонил, твой номер мы ему всучить забыли. Хотел поговорить, то есть прямо жаждал. Голос медовый, вроде как подарка ждет. То ли твоя мордаха ему вчера шибко приглянулась, то ли ты просто гений и состряпала шедевр. И то и другое почти одинаково хорошо. Соображаешь? Начнет куда звать – иди.

– Все равно куда? – поинтересовалась я на всякий случай.

– Не строй из себя умную, навыков нет. Оденься оживленнее, творческие люди все немного придурки, то есть с чудинкой…

– Может, ты трубку повесишь, а ну как он сейчас мне звонит?

Женька трубку повесила сразу, причем без предупреждения, чем очень порадовала, а буквально через пять минут позвонил Аверин.

Голос в самом деле подозрительно сладкий.

– Добрый день, Анна, это Ярослав беспокоит. – «Смотри-ка, Ярослав, да еще беспокоит». – Не могли бы мы встретиться? Сегодня вечером? Поужинать вместе?

– Конечно, – промямлила я, теряясь в догадках: что это он со мной ужинать решил, а главное – хорошо это для дела или плохо?

– Часов в семь вас устроит? – спросил он.

– Да.

– Куда мне подъехать за вами?

Я объяснила, мы простились до вечера, я уставилась на телефон и некоторое время пребывала в прострации. Из нее меня вывела Женька, потому что опять позвонила.

– Ну? – рыкнула она.

– Слушай, он пригласил меня ужинать.

– А что сказал?

– По делу ничего. Просто пригласил.

– Так-таки ничего не сказал?

– Говорю, ничего. Как думаешь?

– Я думаю? Чего я могу думать, если разговаривала с ним ты? А ты не могла спросить, как, мол, там моя рукопись? Прочитали вы ее, дорогой Ярослав Сергеевич, или все еще дурака валяете?

– Что ж ты сама не спросила, шустрая и умная, когда он у тебя мой телефон узнавал?

– Я думала, он тебе скажет…

– Наверное, скажет, а нет, так я сама спрошу. Вечером.

– Во сколько договорились?

– В семь. Он подъедет к моему дому.

– Я тоже подъеду, оценю внешний вид.

Мой внешний вид Женьке не понравился, она явилась минут в двадцать седьмого и сразу скривилась:

– Ну что ты вырядилась, как секретарша? Он что, тебя на работу принимает?

– Отвали, – ласково попросила я. – В конце концов, это деловая встреча, а не любовное свидание. Слушай, а как этот Аверин выглядит? Вдруг я его не узнаю?

– С ума сошла, что ли? Он на «Мерседесе» подкатит, в твоем дворе «мерсов» много? Ну, тады узнаешь.

Мы сели на диван, поглядывая друг на друга и на часы.

Тут под окнами раздался автомобильный гудок, я выглянула, прячась за занавеской, и в самом деле увидела «Мерседес», большой, белоснежный и, надо полагать, дорогой.

– Ну давай, чадо, – шмыгнула носом Женька и с чувством меня перекрестила. – Не шали. Держи ухо востро и вытряси из него деньги. Начнет цепляться, помни золотое правило: утром деньги, вечером стулья, и так далее… С богом…

– Спасибо, маманя, – дурным голосом ответила я и зашагала прочь. Женька решила дожидаться вестей в моей квартире.

Самым примечательным у Ярослава Сергеевича был его «Мерседес». Сам он выглядел лет на тридцать с небольшим, темные волосы до плеч, гладко зачесанные назад, небольшие карие глаза, короткий нос, пухлые губы. Маловыразительное и незапоминающееся лицо. Молодой мужчина, каких тысячи. Впрочем, что-то в нем должно было быть, ум, например, или талант. По Женькиным сведениям, свою фирму он открыл в двадцать три года и управлял ею весьма успешно.

Мы поздоровались, и я устроилась рядом с ним. Аверин водил сам. Я не спросила, куда мы направляемся, а он не сказал, и ехали мы в молчании, время от времени обмениваясь улыбками. Что ж, может, он от природы неразговорчивый, а мне и вовсе болтать ни к чему.

– Вам очень идет белый цвет, – вдруг брякнул он, а я кивнула и с довольно глупым видом отозвалась:

– Да? Спасибо. – И только тогда поняла очевидную вещь: Ярослав Сергеевич волновался. На это намекали голос, взгляд, неуверенная улыбка и слегка дрожащие руки. Может, Женька права и он влюбился? С чего это вдруг? Но ведь и не с моей рукописи его так разбирает? Поведение Аверина меня озадачило, и я не сразу сообразила, что машина уже некоторое время стоит, а сам Ярослав Сергеевич смотрит на меня с некоторым недоумением. Ему пришлось повторить свой вопрос:

– Вам не нравится этот ресторан?

Я машинально посмотрела в окно и торопливо заверила:

– Что вы, очень нравится.

Машину мы покинули и стали подниматься по широкой лестнице, причем Ярослав Сергеевич трогательно поддерживал меня за руку. «Точно, влюбился, – испугалась я. – Что ж мне теперь делать-то? Надо было Женьку с собой взять. Посидели бы втроем…»

Зал был небольшим, на десяток столов. Мы устроились у окна, сделали заказ и попытались начать разговор. Делом это оказалось нелегким, Ярослав Сергеевич не только не успокоился, он начал волноваться еще заметнее, смотрел как-то странно, словно приценивался. В конце концов мне это надоело, и я решила взять инициативу в свои руки.

– Вы прочитали рукопись?

– Да, – торопливо кивнул он и опять замолчал.

– Вам не понравилось? – подсказала я.

– Нет, почему… по-моему, все прекрасно. Интересная вещь, хороший конец, читается легко… Я думаю, она будет иметь успех.

– Правда? – не поверила я и тоже стала смотреть с подозрением.

– Конечно. Я не знаток литературы, но мне кажется… в общем, я уверен, что книга многим понравится.

– И вы мне поможете?

– Что? Ах да. Конечно.

На пьяного он не похож и на душевнобольного тоже, но ведет себя очень странно.

– Если сделать тираж тысячу экземпляров, – начала я, – потребуется около…

Аверин положил ладонь на мою руку и сказал:

– Аня…

– Да? – Я насторожилась, а Ярослав Сергеевич на секунду смешался и вдруг заговорил очень деловито:

– Техническую сторону нашего соглашения мы обсудим позднее. Я хотел побеседовать с вами вот о чем… – Он по-дурацки хихикнул, смешался и продолжил торопливо: – Просто мне, человеку, далекому от литературы, очень интересно: как появляются сюжеты?

О господи, вот ведь олух!.. Я уж начала беспокоиться.

– Трудно сказать, – честно попыталась я объяснить необъяснимое. – Я смотрела какой-то детектив по телевизору, он мне не понравился, я лежала и думала, что в нем следовало бы изменить, а потом в голову пришел этот сюжет. Когда начала писать, кое-что изменила, подправила…

– Вы все это придумали? – вроде бы не поверил Ярослав Сергеевич.

– Ну конечно. Возможно, это не совсем оригинально, то есть подобный сюжет мог уже где-то встречаться, но ведь вряд ли кто-нибудь способен придумать что-то совершенно новое.

– И никаких реальных событий за всем этим нет? Может быть, газетная статья или чей-то рассказ? – разволновался Ярослав Сергеевич.

– Возможно, я когда-то слышала или читала что-нибудь похожее, – с некоторой растерянностью ответила я, не понимая, куда он клонит, может, подозревает меня в плагиате? – Но то, что написано, написано мною. Это плод моего воображения, а некоторые незначительные совпадения с чем-либо ничего не значат.

– Так они все-таки есть? – вкрадчиво поинтересовался он.

У меня на мгновение отвалилась челюсть, правда, справилась я с собой довольно быстро и, кашлянув, ответила:

– Наверное…

Это его явно не удовлетворило, он некоторое время пристально смотрел на меня так, что я уже начала волноваться, и опять спросил:

– С чем?

– Что?

А вдруг он свихнулся от напряженной работы?

– С чем совпадения? Ведь вы не зря написали эту вещь?

– Я вас не совсем понимаю, – пролепетала я.

Он вроде бы очнулся, посмотрел внимательно, вновь пожал мою ладонь и сказал:

– Извините. Просто я хотел, чтобы вы знали: мы друзья.

– Спасибо. То есть я очень рада.

Просто сумасшедший дом какой-то. К счастью, принесли горячее, и мы немного отвлеклись. Однако Аверин продолжал вести себя довольно странно, то и дело смотрел на меня с намеком на проницательность, неуверенно улыбался и вроде бы подыскивал слова. Теперь он совершенно не походил на влюбленного, и я просто не знала, как себя вести. Одно мне было ясно: идиотский разговор надо прекращать, пока я сама не начала хватать его за руки и зловеще коситься.

Но одно дело осознать это, другое встать и уйти; это было бы невежливо, да и рукопись ему вроде бы понравилась.

– А почему вы обратились именно ко мне? – задал он очередной вопрос.

– Если честно, не только к вам. Гавриленко отказал, в нашем городе именно он занимается благотворительностью, я имею в виду, помогает художникам…

Про Гавриленко Ярославу Сергеевичу слушать было неинтересно, он даже непроизвольно поморщился, а я свернула свою речь на середине фразы, кашлянула и добавила:

– Вы даете рекламу в газете, где работает Евгения Петровна, вот мы и подумали… – Могу поклясться, он опять не поверил. Погладил мою ладонь и спросил очень тихо:

– Вы знали Стеллу?

– Кого? – не поняла я. Он улыбнулся, убрал руку и кивнул, точно с чем-то соглашаясь. Может, стоит спросить, здоров ли он?

– Значит, все это вымысел? – Он широко улыбнулся, тряхнул головой, точно освобождаясь от назойливых мыслей, и буквально через пять минут стал совершенно нормальным человеком, заговорил вполне осмысленно и даже деловито, я успокоилась и понемногу начала получать удовольствие от ужина.

Однако под конец он опять все испортил. Мы прощались у моего подъезда. Ярослав Сергеевич покинул машину вместе со мной, чем, признаться, несколько насторожил, ухватил мою руку, заглянул в глаза и замолчал. Очень многозначительно. «Может, в гости напрашивается? – запаниковала я, но, вспомнив о Женьке, ждущей вестей в моей квартире, успокоилась. – Пусть напрашивается, я и приглашу, посидим втроем, выпьем чаю».

– Я ваш друг, – заявил Аверин несколько невпопад и торопливо зашагал к машине, а я со вздохом облегчения скрылась в подъезде.

Дверь распахнулась сразу, я еще даже не успела позвонить. Женька хмурилась и шарила глазами по моей физиономии.

– Ну? – спросила она грозно.

– Гну, – ответила я, прошла, сбросила туфли и устроилась в кресле.

– Долго ты будешь меня мучить? – заныла подружка.

– Все нормально. У нас. А у Аверина явно не все дома.

– Приставал? – плюхнувшись в кресло, обрадовалась Женька.

– Черт его знает. Может, и приставал, да я не поняла. Только сдается мне, мужик он с приветом.

– Деловые все с приветом, работа тяжелая, баксы много соков из мозгов отсасывают. А чего начудил-то?

– Говорил как-то странно. Выспрашивал, задавал совершенно нелепые вопросы. Стеллу приплел…

– Кого?

– Откуда я знаю? Спросил ни с того ни с сего: «Вы знали Стеллу?»

– А ты?

– Чего я?

– Да ничего, сказала бы, что знала, трудно, что ли?

– Мало мне одного чокнутого… – разозлилась я и пошла ставить чайник.

Женька пошлепала следом.

– Денег даст?

– Даст.

– Порядок. О чем базарили так долго, ведь интересно мне…

– Слушай, а твой Аверин часом не вдовец? – озарило меня.

– С какой стати?

– С такой. Говорю, дурацкие вопросы задавал, откуда сюжет, и все такое. Стеллу приплел.

– Думаешь, тюкнул бизнесмен Стеллу под горячую руку, а теперь шибко переживает?

– Чем-то его сюжет взволновал…

– Меня тоже, плакала два раза.

– Его по-другому взволновал, – нахмурилась я. – Он точно не был женат?

– Нет. Я узнавала… в личных целях. Может, у него был гражданский брак, он благоверную хрясь – и в георгины, а тут тебя черт принес со своим детективом, мужик запаниковал… Теперь точно деньги даст, вот великая сила искусства… Дай облобызаю, ты гений. Талант в землю не зароешь, уделали бизнесмена. – Женька раскрыла объятия, я припала к родному плечу, и мы начали хохотать как сумасшедшие.

Два дня ничего не происходило, то есть Аверин не объявлялся, а мы беспокоить его не рискнули: как бы не разозлился да и не передумал со спонсорством. Но между делом Женька навела о нем справки, и теперь мы доподлинно знали, что жены законной или не совсем у Ярослава Сергеевича никогда не было и жениться он вовсе не собирался, так как его большая и, надо полагать, пламенная любовь уже была замужем. Это то, что удалось узнать наверняка, далее одни слухи: любовь эта – жена то ли какого-то банкира, то ли мафиози, говорил о ней Ярослав намеками, а по большей части молчал, и никто даже не знал ее имени. В обществе его видели с разными женщинами, которая из них она, сказать трудно, а может, Аверин все нарочно выдумал, чтобы бабы не лезли с женитьбой.

Этим сведениям я от души порадовалась: во-первых, если не вдовец, значит, супругу укокошить не мог, а во-вторых, если у него любовь, то от меня ему вряд ли что потребуется. Помочь он обещал, Женька уже связалась с Аполлонским, и он заверил: будут деньги, будет и книжка. Я не знала, стоит радоваться или малость подождать, и тут вечером третьего дня позвонил Аверин.

– Анна? – начал он. – Это Ярослав. Я не побеспокоил? Не очень поздно?

– Что вы, конечно, нет.

В моем голосе появились подхалимские нотки, а улыбалась я так старательно, точно Аверин мог меня видеть.

– Я хотел бы встретиться с вами. По делу, – с легкой заминкой сказал он. – Ничего, если я сейчас приеду?

«Совершенно ни к чему», – подумала я, но вслух принялась что-то бормотать о ремонте и временных неудобствах.