— Об этом весь город болтает.
      — В таком случае следователь просто обязан…
      — Белка, ты что, не понимаешь? Одно дело — знать, другое — доказать. Князев чистенький, сам он никого не убивал. Он сейчас вообще отдыхает с семьей в Испании, приедет на днях. Следователь с ним даже побеседовать не имеет возможности. Заметь, побеседовать. Да и что толку от этой беседы? Он от всего открестится.
      — Я не верю, что такое сойдет ему с рук, — покачав головой, возразила я. — Убийство потрясло всех, ты сам сказал, в городе только об этом и говорят. Найти убийцу для ментов — дело чести, разве нет? Иначе весь этот треп о других временах так трепом и останется.
      — Так это треп и есть, — зло засмеялся Сергей. — Только дурак в него поверит.
      — Я так не думаю.
      — Еще одна доверчивая дура. Ладно, извини. Допустим, милиция будет стараться изо всех сил. Князев явится со сворой адвокатов. Доказать, что он заказчик, очень трудно. Для этого надо выйти на исполнителя. Если бы убийство совершил кто-то из людей Князева, у ментов был бы шанс. Кто-то что-то непременно бы слышал и все такое. И, окажись убийца у них в руках, Князеву пришлось бы туго. Вряд ли бы киллер решил стать героем и сдал бы нанимателя как миленький, чтобы выторговать себе поблажку. Уверен, Князев не хуже меня знает об этом, оттого и обратился к чужаку.
      — Но ведь как-то он на него вышел, значит, их что-то связывает?
      — Разумеется. Только как нащупать эту связь? — Сергей повернулся ко мне и произнес: — Мы должны найти киллера. И заставить его заговорить.
      — Мы? Что ты имеешь в виду? — не поняла я.
      — Ты ведь не откажешься мне помочь?
      Мы стояли посреди аллеи и пялились друг на друга, я была в замешательстве, Сергей сверлил меня взглядом, точно намеревался дыру в моем лбу проделать. Признаться, мне стало не по себе и от его слов, и от взгляда.
      — Но как я могу помочь?
      — На самом деле у нас есть шанс, — ответил он. — Ты была в доме. Он об этом не догадывался, но теперь наверняка знает. Ты ничего не видела и не слышала. Это то, что ты сказала следователю. Но ведь могло быть иначе.
      — Я действительно ничего не видела.
      — Конечно. Но убийца может сомневаться. Если до него дойдет слух, что ты в ту ночь проснулась и…
      Наконец-то до меня дошло, моя бестолковость в тот день была извинительна, учитывая обстоятельства.
      — Ты не можешь такого от меня требовать, — разозлилась я.
      — А я ничего не требую. Я предлагаю найти убийцу Вики. Она была твоей подругой с самого детства. Ты ведь ее любила.
      — Да. Но от того, что я окажусь рядом с ней на кладбище…
      — Послушай, — перебил он. — У меня есть деньги. Собственные деньги. Большие. Я готов потратить их все, чтобы увидеть убийц Вики за решеткой. Князева и этого киллера. Я найму самых лучших людей, каких только смогу отыскать, они будут рядом с тобой днем и ночью.
      — Не твое дело ловить киллера, и уж точно не мое.
      — Что ж, я тебя понимаю, — кивнул Сергей. — Одно дело — языком болтать, и совсем другое… Ты боишься, это тоже понятно.
      — Боюсь, черт возьми, еще как боюсь… Он уже убил пятерых, еще один труп его вряд ли остановит.
      — Правильно. Проблема в том, что такие, как он, не оставляют свидетелей. Видела ты что-то или нет, разница для него небольшая. Он решит подстраховаться. — От этих слов меня, признаться, взяла оторопь. Что, если Сергей прав?
      — Черт, надеюсь, следователь… — начала я.
      — Вряд ли, — с усмешкой перебил Сергей. — Для ментов ты не свидетель, раз ничего не видела и не слышала. Да и нет у них возможности охранять тебя круглые сутки. Если ты думаешь, что в своем Питере окажешься в безопасности, забудь об этом. Он и там тебя найдет.
      — Умеешь ты утешить, — покачала я головой.
      — Ну, так что?
      Очень хотелось послать его к черту. Открывшиеся перспективы меня откровенно пугали. А чувство было такое, будто Сергей умело расставил ловушку и я в нее угодила. Но было и еще кое-что. Вика моя подруга, и я ее любила. И дело вовсе не в Сергее с его ловушками, дело в том, что, если я могу помочь найти убийцу, я должна это сделать. Ради Вики должна. В общем, мои представления о настоящей дружбе сыграли со мной злую шутку. Я не могла отказаться, хоть и считала затею Сергея опасной глупостью. Можно послать парня к черту и бежать в прокуратуру, обливаясь слезами, просить защиты, вот только как я буду чувствовать себя после этого? Я и без долгих размышлений знаю как: скверно.
      — Давай дождемся возвращения Князева, — вяло вымолвила я. — Дадим следствию шанс выполнить свою работу.
      — Я не собираюсь им мешать, наоборот, хочу помочь. Можешь не отвечать сразу. Подумай.
      — Да чего тут думать, — разозлилась я. — Ты все так доходчиво объяснил, теперь хоть думай, хоть нет… Что я должна делать?
      — Ничего, — ответил Сергей и вдруг улыбнулся, эта его улыбка вызвала у меня приступ бешенства, я едва сдержалась, чтобы не сказать что-нибудь резкое, оскорбительное. — Просто будь внимательна. Киллер вполне может появиться в твоем окружении.
      — Буду ждать с нетерпением, — съязвила я. — Как ты собираешься осуществить свой план? Я насчет предполагаемых слухов, которые должны достичь его ушей.
      — Слухи это слухи. Один человек сказал, другой передал…
      — А если менты узнают?
      — Ты скажешь, что понятия ни о чем не имеешь.
      — Гениально. Вижу, ты все продумал, — усмехнулась я. — Если все прочие идеи такие же, не сомневаюсь, что мы его поймаем.
      — Я не успокоюсь, пока не увижу его с Князевым за решеткой, — только что не по слогам повторил Сергей.
      — Аминь, — кивнула я.
      После этого разговора меня трясло, как в ознобе, правда, недолго. Странное дело, вернувшись домой, я быстро успокоилась и почувствовала себя не в пример лучше, чем до встречи с Сергеем. У меня появилась цель. Теперь я не просто пялилась в окно, бродила по комнате, оглядывалась с недоумением, как будто пытаясь понять, как меня сюда занесло? Во всем появился некий смысл, я не просто пялюсь и брожу, я готовлюсь. Я могла бы погибнуть в ту ночь, но осталась жива. Теперь в этом тоже был смысл, если угодно, предназначение. Правда, о нем мне возвестил не трубный глас, а Серега, почти свихнувшийся от горя. Однако кое-какие остатки инстинкта самосохранения давали о себе знать, и я, вздыхая, думала: возможно, убийцу и без нас найдут, и сильно рисковать не придется. И делать ничего особенного тоже не надо, буду жить, как жила до сих пор. Никакого геройства. Просто живу и внимательно смотрю по сторонам.
 
      Через неделю мы впервые после похорон встретились все вместе: я, Настя, Толик и Кеша. Не хватало только Вики, и пустующее место за столом приковывало взгляд, вызывало щемящую тоску и одновременно странную неловкость. Мы приехали с Настей, Толик уже ждал нас в кафе, с сосредоточенной физиономией вертел в руках мобильный. Но, увидев нас, широко улыбнулся, вскочил и по привычке раскрыл объятия.
      — Какие красивые, — засмеялся он, целуя нас по очереди. Стало ясно: он изо всех сил пытается вести себя так, словно ничего не случилось. Я не знала, как к этому отнестись. Конечно, можно делать вид, что Вики нет с нами потому, что она уехала со своим мужем в свадебное путешествие. Но это казалось мне дурацким притворством. С таким же успехом можно делать вид, что ее никогда не было в нашей жизни. Впрочем, вряд ли Толик предложил бы подобное, мы все слишком ее любили. Его попытка вернуть нашу жизнь в ее прежнее русло, в общем-то, была мне понятна. Здравого смысла хватало, чтобы уяснить: затяжная депрессия ничего хорошего не несет. И мы с Настей, переглянувшись, включились в игру. Настя преувеличенно громко смеялась, и я от нее не отставала.
      Через пять минут в кафе появился Кешка. В отличие от других членов нашей команды, с ним у меня отношения не складывались. В детстве он казался мне слишком занудливым (у него была страсть что-то подолгу объяснять, причем предмет объяснений был интересен ему, а вовсе не окружающим), в юности абсолютно не привлекательным (он был длинным худым подростком с рекордным количеством прыщей на физиономии и вечно красными веками: то ли конъюнктивит, то ли аллергия), потом начал вызывать раздражение своим упорным стремлением устроиться за счет других. Гением я его не считала, хотя иногда и соглашалась с тем, что не права, особенно если Толик вставал на защиту друга. Я думаю, сам Толик упорно цеплялся за эту дружбу, желая продлить наше детство. Возможно, это желание ребяческое, но опять же понятное. Когда-то давно мы были соседями по даче. Обычный дачный поселок, каких в России тысячи. В нашем получили участки сотрудники НИИ, и мой отец в их числе. Прямые улочки, деревянные дома, рядом лес и речка, где летом мы проводили большую часть времени. Мальчишки были старше на семь лет и вряд ли обратили бы на нас внимание, не будь у меня двух братьев, которым вменили в обязанность за мной приглядывать, а я тянула за собой хвост из двух соседских девчонок, так что компания вышла большой и шумной.
      Еще одно воспоминание из тех времен, когда мои родители и братья были живы. Мы пробираемся сквозь какие-то заросли, под ногами старшего брата чавкает грязь, а я сижу у него на закорках и верчу головой. За нами след в след идет Толик, обливаясь потом, тащит Вику, за ним Кешка с Настей на плечах. Замыкает шествие мой брат Рамон, он на два года младше Георгия, которого дома звали Хорхе. Мою бабку вывезли в конце тридцатых из Испании, где вовсю шла гражданская война. Вместе с тремя десятками других испанских детишек она с сестрой оказалась в детском доме в городе, где через много лет после этого родилась я. Бабке было восемь лет, сестре четырнадцать. Наверное, свою родину бабушка совсем не помнила, и когда после смерти Франко многие из тех испанцев, что оказались в Союзе, стали возвращаться домой, ей это и в голову не пришло. Россия стала для нее второй родиной. И все-таки та, первая, не была забыта. И сироты, оказавшиеся здесь, всю жизнь инстинктивно тянулись друг к другу, сохраняя свой язык и те немногие воспоминания, что у них остались. Неудивительно, что бабка вышла замуж за своего соотечественника, одного из тех, с кем оказалась в детском доме. И ее сестра, а потом через много лет и племянница тоже вышли замуж за испанцев. Правда, будущий муж племянницы был испанцем только наполовину, он приехал сюда из другого города, где в тридцатых годах оказалась его мать, такая же сирота, как и моя бабка. Бабушка умерла в год моего рождения, дед еще раньше. Дядя Лева рассказывал, что в нашем доме постоянно бывали гости, те самые дети-испанцы, а потом и их дети, и нелегко было разобраться, где родственники, а где просто друзья. Бабкин гостеприимный дом стал для многих родным домом, тем самым, которого их лишили в детстве. Однако моя мама вышла замуж не за соотечественника, а за поволжского немца. Его предки попали в Россию еще во времена Екатерины, так что к моим испанским корням и имени Изабелла прибавилась немецкая фамилия. После гибели родителей моим единственным близким родственником был родной брат отца, дядя Лева. Своей семьи у него не было, отдавать меня в детский дом он решительно не хотел и забрал к себе. Вскоре после этого нас разыскала испанская родня бабки, о которой дядя Лева ничего до той поры не слышал. Они предложили свою помощь, и дядя принял ее с радостью. Моя испанская тетка оказалась бездетной, они с мужем хотели меня удочерить, этому дядя Лева воспротивился, но два месяца в году я обязательно провожу у них.
      После окончания школы, когда встал вопрос, где мне учиться, тетка рассчитывала, что я все-таки приеду к ним, однако я выбрала Питер. Это ее огорчило и даже, по-моему, обидело. Но вслух она обид не высказывала. В семье при жизни родителей говорили на испанском, оба моих брата учились в испанской школе, которая была в нашем городе, отец против этого не возражал, правда, ввел в обиход еще и немецкий. Наверное, я была забавным ребенком, с одинаковой легкостью болтала на трех языках, а на вопрос о национальности бойко отвечала, что я русская, вызывая хохот родителей. Русскими были мои подруги, а мне важно было знать, что я такая же, как они, и я временами сокрушалась, почему меня зовут Изабелла Корн, а не Настя Иванова, к примеру. Зато в школьные годы моя замысловатая родословная, а также имя вкупе с фамилией стали предметом зависти многих одноклассниц.
      В семь лет дядя Лева определил меня в испанскую школу, и Настя с Викой, не пожелавшие расставаться со мной, отправились туда же, хотя их родители предпочли бы, наверное, английскую. Но обе ревели так отчаянно, что сумели настоять на своем. Толик с Кешкой хоть и учились в другой школе, нас из виду не теряли. Я была сестрой их погибших друзей, и, наверное, они чувствовали себя обязанными поддерживать меня. Мы часто виделись в городе, а летом по-прежнему выезжали на дачу. Правда, к тому моменту родители Кешки, чтобы собрать деньги на квартиру, дачу продали, но мать Толика, от которой он унаследовал страсть к благотворительности, забирала Кешку с собой на все лето, считая, что жизнь ребенка в городе в это время года попросту ад.
      Наверное, к Кешке я была просто несправедлива, он-то всегда относился ко мне с большим вниманием. Отношения наши в последнее время стали натянутыми, я это чувствовала, но то ли из упрямства, то ли по какой-то иной, неведомой мне причине не предпринимала ничего, чтобы как-то это изменить.
      Вот и сейчас, стоило ему войти в кафе, как я почувствовала раздражение и даже непроизвольно поморщилась.
      На сей раз раздражение, скорее всего, возникло оттого, что Кеша вырядился эдаким франтом, на нем были стильные джинсы, фирменная футболка и льняной пиджак. Приобрести все это на родительские деньги он не мог, следовательно, вещи принадлежат Толику, комплекция у них примерно одинаковая, чем Кешка и пользовался. Может, благодаря этим тряпкам Кеша не выглядел классическим неудачником, каковым, по моему мнению, он являлся. Войдя в кафе, он чуть задержался возле зеркала, окинув себя взглядом с ног до головы, и усмехнулся удовлетворенно, что от моего внимания не укрылось. От бесконечных прыщей на его лице остались вмятины. Несмотря на разгар лета, кожа его была неестественно бледной, выглядело это почему-то неприятно. Под мышкой Кеша держал пакет довольно внушительного вида, бодро прошествовал через весь зал и сказал громко:
      — Привет.
      С Толиком они поздоровались за руку, Настю он поцеловал, на меня посмотрел с нерешительностью, я приподнялась и сама его поцеловала, сказав:
      — Рада тебя видеть.
      Он расплылся в улыбке, а я почувствовала угрызения совести: другу детства нужно уделять побольше внимания.
      — Что-нибудь заказали? — спросил он, сев рядом со мной.
      — Нет, ждем тебя, — ответил Толик.
      — Предлагаю выпить, есть повод.
      Меня это вновь покоробило. «Предлагаю» звучит здорово, учитывая, что платить придется Толику, но дело даже не в том. Конечно, мы пытались вести себя так, словно в нашей жизни был полный порядок, однако повода радоваться я все-таки не видела. Наверное, я опять придираюсь, у Толика и Насти его слова неприятных чувств не вызвали. Толик поднял брови и спросил:
      — Книга вышла?
      — Да. — Кеша скромно потупился, а мы наперебой заговорили:
      — Поздравляю… — причем я громче всех. Кеша извлек из пакета три книги и торжественно раздал их нам.
      — Подпишешь? — хлопая в ладоши, спросила Настя.
      — Там есть посвящение.
      Мы поспешно открыли книги. «Моим друзьям, самым верным и самым любимым: Анатолию, Изабелле, Виктории и Анастасии. С благодарностью за понимание и поддержку».
      Все-таки Толик у нас практически святой, он умудрился прослезиться, хотя книга была издана на его деньги, и его-то автор был просто обязан поблагодарить. У Насти слез в глазах не было, но Кешку она обняла с большим чувством.
      — Спасибо тебе, дорогой.
      «И только я свинья свиньей», — мысленно усмехнулась я, правда, поспешила призвать себя к порядку. Это мой друг, черт возьми. Друг, который по неведомой причине вызывает у меня лишь раздражение. Я поспешно пролепетала слова признательности и тоже полезла с поцелуями.
      — Это надо отметить. — Толик позвал официанта.
      Я разглядывала книгу. На обложке изображена мужская ладонь с перстнем на мизинце: огромный черный камень овальной формы. На втором плане профиль девушки с длинными светлыми волосами, наверху имя автора «Иннокентий Базин», под рисунком название «Перстень дьявола». «До чего же оригинально», — неприязненно подумала я и решила, что книга мне не понравится. Разумеется, чувство вины явилось как по заказу, и я принялась самой себе выговаривать за предубеждение и несправедливость, но толку от этого было на грош. Кешка упорно вызывал у меня аллергию.
      Официантка принесла шампанское, и мы выпили. Но как только бокалы оказались на столе, веселье вдруг иссякло. Кешка продолжал улыбаться, но и он не знал, что сказать. Мы испытывали неловкость и отводили взгляды, сохраняя улыбки на лицах.
      — Предлагаю поехать в какой-нибудь клуб, — минут через пять произнес Кешка. — И оторваться по полной.
      Мы быстро переглянулись, никто из нас троих ехать в клуб не собирался, вопрос был в том, кто первым об этом скажет.
      — Понятно, — нахмурился Кешка. — Праздновать предстоит в одиночестве.
      — Просто сейчас неподходящее время, — начала Настя, но он ее перебил:
      — Разумеется. Ладно, я пошел. — Кешка поднялся. — Надеюсь, книгу вы все-таки прочитаете, перед тем как забросить ее на самую дальнюю полку.
      — Подожди, — заволновался Толик, вскакивая с места. — Посидим немного, выпьем еще.
      — У меня дела, — хмуро бросил Кеша, невежливо выдернул свой локоть из руки Толика и направился к двери.
      — Ну вот, — Толик с разнесчастным видом опустился на стул. — По-моему, мы его обидели. Чего молчите?
      — А чего тут скажешь? — подала я голос.
      — Я думаю, после того, что случилось, мы должны с еще большим вниманием относиться друг к другу, — сказал Толик.
      — На твое внимание ему грех жаловаться, — заметила Настя.
      — При чем здесь это? Мы могли бы поговорить о книге и в клуб съездить тоже могли. В конце концов…
      — Прочитаем книгу и поговорим, — дипломатично согласилась Настя. — Кстати, тебе не кажется, что Кешка в последнее время какой-то чересчур дерганый?
      — В последнее время с нервами у всех проблемы.
      — Сколько раз я ему звонила, а он едва слова цедит, но потом вдруг является и только что в пляс не пускается.
      — У людей творческих перепады настроения в порядке вещей, — пожал плечами Толик.
      — Ему следовало бы и о нас подумать.
      — О чем ты говоришь?
      — Настя права, — вмешалась я в разговор. — Кешка просто эгоист, для которого не существует ничего, кроме собственных проблем.
      — Ты к нему несправедлива. Между прочим, это не только мое мнение. Вчера мы разговаривали по телефону, и Кешка сказал, что ты его терпеть не можешь, и терялся в догадках: за что?
      Признаться, я тоже растерялась. Мне казалось, что я старательно разыгрываю роль подруги детства, но, выходит, мои хитрости его вовсе не обманули. Я могла бы ответить, что Кешка спятил, и Толик вместе с ним, но вместо этого кивнула:
      — Не знаю, что происходит. Он безумно меня раздражает. Я пытаюсь видеть в нем хорошее, а натыкаюсь на всякую дрянь.
      Настя испуганно переводила взгляд с меня на Толика:
      — Ребята, ребята, нам просто надо прийти в себя…
      — Да, — кивнула я и повторила: — Да.
      Не знаю, куда бы завел нас этот разговор, если бы не звонок на мобильный Толика. Начальные такты аргентинского танго прозвучали очень громко, Толик поспешно достал телефон из кармана, взглянул на дисплей и ответил:
      — Привет. — Физиономия его расплылась в улыбке, и я решила, что звонит девушка. Та же мысль пришла в голову Насте, потому что она заговорщицки мне подмигнула, кивнув на Толика. — Сижу в кафе с двумя красавицами, — между тем продолжал говорить наш друг. — Если хочешь, приезжай, тебя ждет сюрприз. Конечно, приятный. — Толик сообщил, где мы, и отложил мобильный в сторону.
      — Кто это? — с интересом спросила Настя.
      — Мартин.
      — О, моя большая любовь! — завопила она. — Он приедет?
      — Сказал, будет минут через пятнадцать.
      — Сейчас ты увидишь нечто сногсшибательное, — хихикнула подруга, ткнув меня в бок. — Держи свое сердечко на замке, не то запросто его лишишься.
      — Ну уж нет, — засмеялась я. — Хватит с него одной влюбленной дуры.
      — Ты просто его еще не видела. Подожди немного, прежде чем записывать меня в дуры.
      — Я его не видела, а уже терпеть не могу, — покачала я головой.
      — Зато у него к тебе большой интерес, — усмехнулся Толик.
      — С какой стати? — удивилась я.
      Ответила мне Настя:
      — Должно быть, наш Толик с таким восторгом говорил о твоих достоинствах, что Мартин успел влюбиться. Ужас как романтично.
      — Он видел тебя на фотографиях, — кивнул Толик. — И этого оказалось достаточно, чтобы парень съехал с катушек. Уже полгода мечтает с тобой познакомиться.
      — Полгода? Мне ты об этом не говорил, — покачала головой Настя.
      — Зачем же сыпать соль на раны? Ты так на него смотришь, что у меня появляются опасения.
      — Да? И какие же?
      — Пополнишь ряды дурех, которые спят и видят себя в объятиях нашего красавца.
      — Так и есть, — кивнула Настя. — Сплю и вижу. Но он упорно нос воротит. Я тут голову ломаю, чем нехороша, а, оказывается, все просто: он запал на нашу принцессу.
      — Не надоело вам дурака валять? — полюбопытствовала я. — Хороши друзья…
      — Между прочим, он отличный парень, — с серьезным видом заговорил Толик. — А то, что девушки испытывают к нему интерес… он, кстати, совсем этим не злоупотребляет. Мне кажется, их внимание его даже тяготит. В общем, он отличный парень, — повторил Толик.
      — Не могу не согласиться, — кивнула Настя. — И парень отличный, и женским вниманием тяготится. Девки виснут, а он уворачивается. Причем делает это ловко, стараясь никого не обидеть. То, что он в меня влюбляться не желает, большое свинство, но если он запал на Белку, это извинительно.
      Тут Настя замерла на мгновение, потом быстро поправила прическу и широко улыбнулась. Стало ясно, что объект ее восторгов уже здесь, я с любопытством повернула голову. К нам направлялся высокий светловолосый парень, на вид ему было лет двадцать семь. Он издали помахал нам рукой и улыбнулся. Первой моей мыслью было «ничего особенного», но я не поверила самой себе. Может, он и не был столь ослепительно красив, как на то намекала Настя, но обаяния у него не отнимешь. В таких типов девушки и вправду влюбляются с первого взгляда. Наш Толик, до той поры бывший для меня эталоном мужских достоинств, заметно потускнел и в два счета мог лишиться своего титула «Мистер Самое То». Ладно, оставим Толику его титул, а для этого подберем еще какой-нибудь. И дружба будет спасена. Между тем Мартин поздоровался, чмокнул Настю в щеку, пожал руку приподнявшемуся со стула Толику, все это время косясь на меня.
      — Вот, знакомься, — с трудом сдерживая смех, сказала Настя. — Это наша Белка. А это наш Казанова.
      — Чушь какая, — вроде бы обиделся Мартин. — Вы подругу не слушайте, я скромный парень с заниженной самооценкой. При виде красивых девушек робею и теряю дар речи. — Он протянул мне руку, и я ее пожала. Ладонь у него была широкая, с длинными пальцами, взгляд поневоле задержался на них, и в голову полезли непрошеные мысли, которые я сочла неприличными. Оттого, наверное, и покраснела, что не укрылось от внимания друзей.
      — Что я говорила? — чуть не взвизгнула Настя.
      — Перед вашим приходом мы спорили, влюблюсь я с первого взгляда или дождусь второго, — стараясь говорить непринужденно, сообщила я.
      — И как? — заинтересовался он.
      — Сама толком не знаю. Слишком много впечатлений.
      — Вы не спешите, приглядитесь как следует. У меня есть масса достоинств. К примеру, только золотой характер не позволил мне свернуть шею этому типу, — смеясь, кивнул он на Толика. — Я полгода просил нас познакомить, уговаривал его поехать в Питер на выходные, но он делами отговаривался. А в действительности сам влюблен в вас по уши, вот и не терпит конкурентов.
      — А я и не отказываюсь, — усмехнулся Толик.
      — В жизни вы куда красивее, чем на фотографии, — с чувством произнес Мартин, а я терялась в догадках: он дурака валяет или нет? А если нет, может ли такой парень влюбиться, наслушавшись чужих рассказов и пару раз взглянув на фото? Да и что такого интересного было в этих рассказах? Я продолжала разглядывать Мартина, а он разглядывал меня.
      «Как же хорош», — некстати подумала я и опять покраснела, уверенная, что он догадался о моих мыслях.
      — Толик сказал, что вы были в Испании? — обращаясь ко мне, спросил Мартин.
      — Да, у родственников.
      — У меня там друзья живут, недалеко от Малаги.
      — Серьезно? Мои родственники как раз из тех мест.
      — В следующий раз непременно вместе поедем, — кивнул он. — Я вам такие места покажу…
      — Эй, — позвала Настя. — Вы тут не одни.
      — Извини, милая, — Мартин потрепал ее по руке. — Сейчас в Испании, должно быть, жарко, — вновь повернулся он ко мне, и через пять минут стало ясно, что о словах Насти он успел забыть. В общем, в ближайшие полчаса он засыпал меня вопросами, а я на них отвечала, увлекаясь все больше и больше, не столько разговором, сколько тем, что было у меня перед глазами.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.