— Вы можете хоть один вечер провести спокойно? — вздохнула Ольга Дмитриевна. — У меня и так голова идет кругом.
      — Удаляюсь, чтобы вас не нервировать. — Моя подруга присела в поклоне, схватила меня за руку и потащила на второй этаж в свою комнату. — Идем, покажу тебе платье.
      Платье было великолепно. Вика покружилась по комнате, прижимая его к груди, а я захлопала в ладоши.
      — Ты будешь самой красивой невестой на свете.
      — Толик тебе рассказал, что расстался со своей подружкой? — спросила Вика, убирая наряд.
      — Да, — кивнула я.
      — Она ему не подходила. Проблем с девицами у него не возникнет. Хотя… Знаешь, мне кажется, он в тебя влюблен. — Я закатила глаза, эту тему мы обсуждали не раз, и она успела мне наскучить. — Ладно, ладно, — отмахнулась Вика. — Как ты отдохнула?
      — Прекрасно.
      — Тетушка с дядюшкой глаз с тебя не спускали? По их мнению, ты еще слишком молода, чтобы заводить парней?
      — Вообще-то они говорят иначе: отношения должны быть серьезными.
      — То есть сначала замуж, а любовь потом?
      — Вроде того, — пожала я плечами. — Лучше скажи, каково это — чувствовать себя невестой?
      — Наверное, я счастлива, — засмеялась Вика.
      — Вот тебе и раз. Наверное?
      — Я его люблю. Но, если честно, мне немного страшновато. Одно дело — встречаться, и совсем другое — жить вместе. Жаль, что тебя не было на девичнике, — сказала она. — Веселились до упаду. Девчонки заказали мне стриптизера.
      — А как к этому отнесся Сергей? — улыбнулась я.
      — Еще неизвестно, как он сам отрывался. С утра выглядел жутко помятым.
      С полчаса мы болтали, перескакивая с одной темы на другую. Два перелета за один день дали о себе знать, глаза слипались, и было чувство, что подняться в свою комнату у меня просто не хватит сил.
      — Давай отложим все разговоры на завтра, — предложила я.
      — Спать хочешь? А я вряд ли усну. Наверное, это нервное. Проводить тебя?
      — Сама дойду.
      Я поцеловала Вику и пошла в отведенную мне комнату. Быстро приняла душ и наконец-то очутилась в постели.
 
      С утра в доме было шумно. Завтракать сели в половине десятого. Отец Вики за столом был молчалив, на разговоры домашних почти не реагировал. Ольга Дмитриевна выглядела усталой, Володя с Викой, по обыкновению, препирались, бабушка жаловалась на головную боль. После завтрака мы устроились с подружкой в саду и часа два неутомимо болтали обо всем на свете. Потом Вика отправилась в салон, а я достала список неотложных дел и постаралась выполнить все пункты. Для начала позвонила дяде, мы договорились встретиться с ним в пять часов и вместе пообедать. Он попенял, что я родной квартире предпочитаю дом подруги, а я заверила, что сразу после свадьбы переберусь к нему. Список постепенно сокращался, но все еще выглядел внушительно. В восемь вечера я вычеркнула последний пункт, чувствуя усталость и одновременно гордость, точно одолела неприступную вершину. Собралась уже отправиться к Вике, но тут позвонила Настя. С ней мы встретились через полчаса в кафе. Она сидела за столиком в одиночестве и, подперев щеку рукой, смотрела в окно. В отличие от Вики Настю с детства совершенно справедливо считали красавицей. В тринадцать лет, когда мы с Викой еще неутомимо играли в куклы, она уже встречалась с парнем. К пятнадцати годам знала о сексе все и любила повторять: «Хоть бы один удивил». Слушая Настины рассказы, мы обмирали от страха, восхищаясь ее смелостью, и, конечно, завидовали. Потом принимались мечтать, иногда вместе, иногда врозь, но даже самые смелые наши мечты не шли ни в какое сравнение с ее рассказами. Годам к семнадцати мы поняли: большинство из них Настя черпает из женских романов в мягких обложках, но от этого они не стали для нас менее интересными. Напротив, теперь надлежало отгадать, что Настя позаимствовала из книг, а что происходило в действительности. Сейчас она выглядела очень эффектно: высокая, темноволосая и светлоглазая, в ярко-красном платье с большим вырезом.
      Увидев меня, она вскочила, радостно взвизгнув, и мы обнялись.
      — Какой загар, выглядишь классно, — сказала она. — Зря тебя Вика взяла в свидетельницы, ты затмишь невесту.
      — Не болтай глупости.
      — Между прочим, она просила тебе передать, чтобы ты оделась поскромнее. Это ее головная боль.
      — Уже нет. Утром мы выбрали мне платье.
      — Подарок купила? Я просто с ног сбилась. Сегодня полдня бродила по магазинам, никакой идеи. Пришлось покупать кофейный сервиз. Правда, очень миленький. Толик купил антикварные часы. Ужас, но я его расстраивать не стала. У него, по-моему, крыша съехала от счастья, когда он свою кикимору бросил.
      — Так она кикимора?
      — Конечно. Наглая стерва. Удивляюсь, как он ее терпел все это время. К тому же ревнивая, все истерики ему закатывала. Совершенно сумасшедшая. Ты же знаешь, на Толике ездят все, кому не лень. Разумеется, Кешка превзошел всех, но и прочие не отстают. Плохо быть хорошим человеком. Кстати, Толик тебе о своем приятеле рассказывал?
      — Нет. Что за приятель?
      — О-о-о, — Настя закатила глаза. — Высоченный блондин с ярко-синими глазами. Я здоровых парней не люблю, они все неповоротливые, но он так пластичен, двигается с такой грацией…
      — Он что, стриптизер?
      — С ума сошла?! С ним все в порядке. Настоящий мужик, своя фирма, не хилая, между прочим. В общем, он такой умница, такой лапочка, так бы его и съела.
      — Что же мешает?
      Настя вздохнула:
      — Я ему не нравлюсь.
      — Быть этого не может, — не поверила я. С моей точки зрения, Настя способна вскружить голову кому угодно.
      — Да я в себя не могу прийти от такой подлости судьбы. Но, похоже, придется смириться. Толик познакомил нас два месяца назад, и с тех пор я не сплю ночами и думаю только о том, как парня соблазнить. Он разговаривает со мной, точно я малолетняя дурочка, и ловко уходит от темы. Расточает комплименты, но в руки не дается. Боюсь, мои чары бессильны. Теперь вся надежда на тебя. Если и ты его не охмуришь, значит, у парня скрытые дефекты. Я от обиды решила, что он «голубой», но, во-первых, не похож, а, во-вторых, Толик мне доверительно сообщил, после того как я взялась за него всерьез, что девок у его дружка пруд пруди, оттого товар этот, то есть девки, не в цене, со всеми он мил, но никакого намека на серьезные отношения.
      — По-моему, он ужасная свинья.
      — Посмотрим, что ты скажешь, когда с ним познакомишься.
      — Что-то у меня пропало желание знакомиться, — усмехнулась я, Настя махнула рукой:
      — На самом деле, никакой он не бабник.
      — Вот как?
      — Ага. Он действительно очень милый. Девицы на него так и вешаются. И как их отшить, чтобы не прослыть импотентом?
      — Серьезная проблема.
      — Конечно, проблема. Два дня назад мы с ним ходили в кино, потом гуляли в парке. И он разоткровенничался. Оказывается, он мечтает о любви.
      — Но до сих пор не встретил подходящую девушку, — сокрушенно продолжила я. — Бросай его к чертовой матери, он ее всю жизнь будет искать.
      — А по-моему, он говорил искренне. Конечно, было ужасно обидно все это слушать, но я возблагодарила небеса за то, что не предложила за полчаса до этого поехать ко мне, а ведь собиралась, наплевав на свою девичью гордость. В общем, мы с ним друзья. Я всю ночь рыдала от такого-то счастья. Так что, если он в тебя влюбится, это будет совершенно справедливо. Пусть узнает, что это такое.
      — Спасибо, подруга, — кивнула я. — Влюбиться в меня что-то вроде наказания?
      — Я в другом смысле. Обидно, если он достанется кому-то другому.
      — Ты забыла, с мужиками мне не везет. Испанец, о котором я тебе рассказывала, в конце концов сбежал.
      — Шутишь? — нахмурилась Настя.
      — Даже не думаю.
      — И что? Ты расстроилась?
      — Разумеется. Ведь парни бегут от меня сломя голову, — засмеялась я.
      — Ну, и чего ты хохочешь?
      — Тут хоть плачь, хоть смейся, — пожала я плечами, — ничего не исправишь.
      — Он что, тебе очень нравился, этот испанец, я имею в виду? Ты влюбилась?
      — Если честно, не успела. Он так стремительно исчез. Но этот хоть позвонил на прощание.
      — Слушай, может, тебе обратиться к экстрасенсу? — с серьезным видом предложила Настя, вызвав у меня новый приступ хохота.
      — Снимать порчу?
      — Нет, в самом деле, это же ненормально, — сказала подруга. — Ты просто офигенно хороша…
      — Спасибо на добром слове. Мои питерские подружки симпатичные девчонки, хотя, может, и не красавицы, но от парней у них отбоя нет, а я до сих пор не могу влюбиться. Так что давай своего блондина, пусть он разобьет мне сердце, будем страдать на пару. Он хоть не сбежит, если Толин друг. Найдем его в случае чего.
      — Знаешь, я сейчас подумала: вы будете прекрасной парой… Энергетика у парня совершенно невероятная, хочется быть с ним рядом, сделать для него что-нибудь хорошее. И самой очень хочется быть хорошей. Ага. Мартин…
      — Мартин? — подняла я брови.
      — Красивое имя, правда?
      — А оно настоящее?
      — У него все настоящее. Белка, пусть мне не везет, но ты его должна заполучить.
      — Буду стараться изо всех сил. Однако, если после знакомства со мной он вдруг отправится в долгосрочную командировку, не обессудь.
      Настя усмехнулась и махнула рукой, а потом спросила:
      — Ты Кешке звонила?
      — Нет еще.
      — Позвони, а то обидится.
      — Мог бы и сам позвонить.
      — Он последнее время какой-то дерганый. Это, наверное, из-за книги.
      — Кто-нибудь ее читал?
      — Какое там. Я попросила взглянуть, но мне было отказано. Предложил дождаться ее выхода из печати. Я была уверена, что никакой книги вовсе нет, но в кои-то веки оказалась не права. Он ее все-таки написал. Неужто в самом деле что-то стоящее…
      — Сомневаюсь. Иначе ее не пришлось бы публиковать на деньги Толика.
      — Однако сам факт, что Кешка что-то довел до конца, впечатляет. Согласись? — Я кивнула. — Вдруг он вправду гений, а мы дураки безглазые?
      Кешкина гениальность вызывала у меня сомнение, но с гениями ни в чем наверняка нельзя быть уверенным, оттого я пожала плечами.
      — Завтра на свадьбе увидимся, — подумала я вслух.
      — Все-таки позвони ему, — попросила Настя. — У парня самолюбие…
      — Хорошо, — кивнула я и набрала Кешкин номер, но ответить он не пожелал. — Телефон отключен.
      — У гениев свои причуды, — хихикнула подружка. — Я на машине, могу тебя отвезти.
 
      Последний вечер перед свадьбой в семействе Мамоновых прошел спокойно. В одиннадцать пили чай на веранде, после чего разошлись по комнатам, решено было лечь спать пораньше. На сон грядущий я еще раз просмотрела сценарий празднества, сделала себе шпаргалку на красивой открытке, приготовила на завтра платье и легла.
      В восемь утра должен был прийти парикмахер, чтобы сделать прическу мне и Вике, нас обещали разбудить в семь, а сон, как назло, ко мне не спешил. Повертевшись некоторое время в постели, я открыла окно и устроилась на подоконнике. Звездное небо завораживало, и спать совсем не хотелось. Я таращилась на звезды и по неясной причине то и дело вздыхала, пока не начала клевать носом. Вздохнула напоследок и перебралась на кровать.
      Разбудил меня звонок, негромкий, но продолжительный. Спросонья я не поняла, на самом деле его слышу или во сне. Не открывая глаз, прислушалась. Так и есть, звонят в дверь. Я потянулась, задев за что-то рукой и уколов палец.
      Чертыхнулась, открыла глаза и рядом с собой на подушке увидела розу. Ярко-красную розу на длинном стебле. На пальце, в том месте, где я укололась, выступила кровь, а я подумала: кому пришло в голову положить в мою постель цветок? Вике или Володьке? В конце концов решила: Володьке. Очень мило. Хорошо, что я палец уколола, а не ткнулась в шипастый стебель физиономией. К тому же Володьке нечего делать в моей комнате. Особого романтизма я в нем раньше не замечала, выходит, это свадьба сестры на него так действует.
      Дверной звонок внизу умолк, но тут же зазвонил телефон в холле. Я удивилась, что никто не обращает внимания на звонки. Перевела взгляд на часы и ахнула: 8.15. Телефон в этот момент смолк, но вскоре вновь зазвонил. Я вскочила, накинула халат и вышла из комнаты. Теперь телефон молчал, а я поразилась тишине в доме. Невероятно, но все проспали, а в дверь, должно быть, звонит парикмахер. Я сбежала вниз по лестнице, вопя во все горло:
      — Люди, подъем! — распахнула входную дверь и увидела Софью Сергеевну, домработницу Мамоновых, в компании молодого человека с дредами, в умопомрачительном прикиде, в руках он держал блестящий чемоданчик. На лицах обоих читалось недоумение.
      — Что случилось? — спросила Софья Сергеевна.
      — Похоже, все спят как убитые, — ответила я, пропуская их в дом. — Это вы сейчас звонили по телефону?
      — Да мы уже минут десять возле дверей прыгаем. С ума они сошли, что ли, время девятый час.
      Молодой человек нерешительно оглядывался, стоя в холле.
      — Проходите в гостиную, — кивнула ему Софья Сергеевна. — Сейчас я хозяев подниму. — И мне скомандовала: — А ты иди невесту растолкай.
      На второй этаж мы поднялись вместе. Здесь были четыре спальни и кабинет главы семейства. Софья Сергеевна решительно направилась к спальне хозяев, которая была ближе к лестнице. А я направилась к Викиной комнате, последней по коридору. Софья Сергеевна громко постучала в дверь:
      — Ольга Дмитриевна, да что же вы, посмотрите, который час.
      А я в это время распахнула дверь Викиной спальни и увидела подвенечное платье, разложенное на кровати. Комната была пуста. Я решила, что Вика в ванной, и направилась туда, но меня насторожила мертвая тишина вокруг, я повернулась к кровати и приподняла платье. И в первое мгновение даже не поняла, что это, только потом в сознании всплыло слово «кровь». Дернула платье за лиф и замерла. Среди окровавленных подушек я увидела какое-то жуткое месиво, а ниже тонкую девичью шею с сердечком на золотой цепочке.
      — Вика, — прошептала я и осела на пол, в последний момент услышав за спиной чей-то крик.
 
      — Как она? — спросил мужской голос.
      — Пульс нормальный…
      Я открыла глаза. Словно из тумана выплыли склоненные ко мне лица мужчины и женщины.
      — Ну вот, все хорошо, — сказала женщина и улыбнулась.
      «Хорошо? — подумала я. — Может, это был сон? Мне все приснилось?» Я ухватилась за эту мысль, с минуту разглядывая потолок, потом попыталась подняться.
      — Тихо, тихо, — положив руку на мое плечо, шепнула женщина. Белый халат, острый запах лекарств. Ни черта мне не приснилось… Господи…
      — Вика, — с трудом произнесла я.
      Мужчина и женщина переглянулись. Рядом кто-то всхлипывал. Я все-таки подняла голову и огляделась. Мы в гостиной, в доме хлопают двери, ходят люди. В соседнем кресле сидит Софья Сергеевна, волосы растрепаны, лицо бледное до синевы. Возле камина парень с дредами, обхватил себя руками за плечи и нервно вздрагивает.
      — Вика? — повторила я.
      — Изабеллочка, — пробормотала Софья Сергеевна. — Что же это… всех убили, всех… никого не пожалели… — Она залилась слезами, а я попробовала сесть.
      Где-то через полчаса я окончательно пришла в себя. И узнала: все пятеро членов семьи Мамоновых были убиты ночью в своих спальнях. Наверное, до конца я в это так и не поверила. Сидела на диване, пялясь в пустоту под хмурым взглядом мужчины, который задал мне вопрос:
      — Вам есть где остановиться?
      — Да, — кивнула я, испытывая дурацкую надежду, что все еще можно как-то изменить, переиграть. Отыскать дверь, через которую я вернусь в привычную жизнь. Глупость, конечно. Но поверить в то, что произошло, было еще труднее.
      — На вопросы сможете ответить?
      Врач покачала головой, я заметила это и кивнула:
      — Смогу.
      — Вам повезло, — вдруг сказал мужчина. — Вы спали на третьем этаже, убийца туда не поднялся. Скорее всего, он не догадывался о вашем присутствии. Вы слышали что-нибудь ночью?
      — Роза, — пробормотала я. — У меня на подушке утром лежала роза.
      — Да, мы видели.
      — Роза, — сцепив зубы, чтобы не разреветься, повторила я.
      — Что вы хотите сказать?
      — Я уколола палец.
      — Бесполезно, — вновь покачала головой женщина. — Вам придется подождать, когда она немного успокоится.
      — Пять трупов, она находилась в доме, должна же она была хоть что-нибудь слышать. Эта сволочь расхаживала здесь…
      — Вам самому не мешает успокоиться, — строго заметила женщина.
      В этот момент в холле раздался знакомый голос:
      — Пропустите меня, немедленно пропустите, я имею право, там моя племянница. — И вслед за этим в комнате появился мой дядя. — Белка, — пробормотал он, замерев у входа, потом сделал несколько шагов, схватил меня за плечи, прижал к себе. — Слава богу, — шептал он, гладя мою спину. — Слава богу…
      — Этого не может быть, — в ответ сказала я. И на мгновение мне опять захотелось оказаться в спасительном бесчувствии, а вслед за этим пришел страх, от которого накатывала тошнота, потому что я поняла: в эту ночь я могла умереть, и сейчас мой труп выносили бы на носилках из спальни.
 
      Первая неделя после похорон осталась в памяти чередой тоскливых дней, где были бесконечные разговоры, по большей части бессмысленные. Временами я самой себе казалась зрителем пьесы абсурда. Я действительно скорее была зрителем…
      На похороны собралось огромное количество людей, и я, будто со стороны, видела себя бредущей в толпе, в черном платье, с черной лентой в волосах и букетом белых лилий, которые так любила Вика. Рядом со мной шли Настя, Толик и Кеша, но и они в тот момент казались мне какими-то ненастоящими, точно это были не они сами, а актеры, исполнявшие их роль. А кто-то исполнял мою. Иногда удачно, иногда не очень. Должно быть, это последствие шока, думала я, время пройдет, и все встанет на свои места, по крайней мере, так уверял дядя Лева.
      — Все проходит, девочка, — повторял он. — В этом трагедия, но в этом и спасение. Когда погибли твои родители… когда все они погибли… — Он вздыхал и качал головой, не в силах продолжать. Я согласно кивала. Конечно, он прав. В моей жизни уже была страшная трагедия: сначала погиб мой младший брат, а потом в одну ночь я лишилась отца, матери и старшего брата. Они погибли во время прогулки на катере. Что тогда произошло, толком никто не знал, катер затонул, и ни его, ни тел моих родных так и не смогли найти. Но тогда мне не было и пяти лет.
      Я совсем не помнила отца и очень смутно мать. Более-менее отчетливые воспоминания относились к тому моменту, когда я начала ходить в школу. Я знала, что я сирота, и понимала, что это плохо, потому что окружающие жалели меня, но несчастной себя не чувствовала. Тогда мы разминулись со смертью, а в этот раз она явилась во всей своей неприглядности: брызгами крови и мозга на шелковой наволочке. Я хотела верить своему дяде, но сомневалась, что когда-нибудь смогу думать о гибели Вики спокойно.
      Само по себе это убийство было так ужасно, что все остальное: кто убил, по какой причине, для меня уже не имело значения. По крайней мере, не об этом я думала. Хотя вокруг только и говорили о жутком преступлении и строили предположения. Оно всех потрясло своей жестокостью, и даже маньяк, который наводил страх на город всего несколько дней назад, казалось, был забыт.
      В газетах и по телевизору давались скупые сообщения, заканчивающиеся фразой «ведется следствие», зато на любой остановке троллейбуса можно было услышать леденящие душу подробности, чаще всего фантастические. Город гудел, обрастал слухами и домыслами. И мне в них отводилось далеко не последнее место, однако это меньше всего меня волновало.
      Я жила у дяди и, если не считать бесед со следователем, мало с кем виделась и почти ни с кем не разговаривала. Дядя Лева, мудро рассудив, что меня лучше всего оставить в покое, заглядывая в мою комнату, по большей части тоже молчал.
      Как-то вечером, сидя возле окна, я в который раз вспоминала о прощальном подарке Вики, о розе, которую она оставила на моей подушке. Мне хотелось верить, что цветок оставила именно она, хотя я подозревала, что скорее всего это не так. Я думала о Вике, о ее свадьбе, которая превратилась в похороны с невестой в белом платье в закрытом гробу, и беззвучно рыдала. В комнату вошел дядя Лева, постоял у двери и со вздохом сказал:
      — Ты не должна поддаваться унынию, слышишь? Иногда приходится заставлять себя жить привычной жизнью…
      — Я все думаю, — повернувшись к нему, сказала я. — Зачем он это сделал?
      — Зачем убил?
      — Нет, зачем он накрыл ее свадебным платьем? Это было… это так жестоко… какая-то насмешка, издевка… разве мало того, что он в нее выстрелил? Кем же надо быть, чтобы сотворить такое?
      — Твоя мать говорила, что к подобным типам нельзя подходить с человеческими мерками, потому что тот, кто это сделал, не человек.
      — Да? И кто же он? — усмехнулась я.
      — Дьявольское отродье, — пожал плечами дядя Лева. Я нахмурилась, не зная, как отнестись к его словам, а он продолжил: — Истинное зло бесстрастно, безлико, самодостаточно. Твоя мать считала, что дьявол существует. Не как идея вселенского зла, отнюдь нет. Для нее дьявол был реален. Он совокуплялся с женщинами, и они производили на свет монстров в обличье людей. Маньяков, военных преступников, палачей и прочих нравственных уродов.
      — Мама в это верила? — задала я вопрос, подумав при этом, как мало я знаю о своей матери.
      — Она была испанкой и католичкой, так чего ты хочешь? — улыбнулся дядя Лева. — Мистицизм был у нее в крови: дьявол среди нас, и потомство его все множится.
      — А ты веришь в это?
      — Нет, конечно. Очень просто все свалить на дьявола. Но твоя мать в него верила. И с его потомками у нее были личные счеты.
      — Звучит по-дурацки.
      — Я думал, ты помнишь семейное предание.
      — Мне стыдно в этом признаться, но я не только предание, но и маму почти не помню. Помню шарлотку, которую она пекла, запах в кухне по утрам, когда пили чай, возню за столом. Помню, как она улыбалась… Пожалуй, все.
      — Может, это и к лучшему, — пожал плечами дядя Лева. — Я имею в виду семейное предание.
      — Ты меня заинтриговал.
      — Расскажу как-нибудь. А пока тебе лучше позвонить кому-то из своих друзей и отправиться на прогулку. Посиди в кафе, посмотри на мир вокруг, постарайся отвлечься.
      — Я так и сделаю, — кивнула я, вовсе не собираясь никому звонить.
      Но не успел дядя Лева покинуть мою комнату, как я услышала сигнал мобильного. Взглянула на дисплей и поспешила ответить. Звонил Сергей, жених Вики, человек, которому сейчас было еще тяжелее, чем мне.
      — Привет, — сказал он, я ответила:
      — Привет.
      И мы замолчали. Я лихорадочно подыскивала правильные слова, что-нибудь из арсенала дяди Левы, о том, что в жизни существуют такие моменты, которые надо просто пережить, стиснув зубы и уповая на то, что через полгода, через год станет легче. И не смогла ничего произнести. Если эти слова не подействовали на меня, вряд ли они произведут впечатление на Сергея. Первым заговорил он:
      — Слушай, мы могли бы встретиться?
      — Конечно. Где, когда?
      — Прямо сейчас. Я в двух кварталах от твоего дома. Через минуту подъеду.
      — Хорошо.
      Я быстро переоделась, схватила сумку, положила в нее мобильный и направилась к входной двери.
      — Ты уходишь? — появляясь из гостиной, спросил дядя Лева.
      — Да. Наверное, задержусь. Ужинай без меня.
      Он кивнул, и я вышла из квартиры.
      Возле подъезда увидела новенькую «Ауди». Сергей стоял, привалившись к капоту. В первое мгновение мне показалось, что он пьян. Покрасневшие глаза, бессмысленный взгляд. Он сделал шаг мне навстречу, и его качнуло.
      — Что, паршиво выгляжу? — спросил он с усмешкой и полез в карман за сигаретами, руки его дрожали. А я поняла: вовсе он не пьян, все куда хуже. «Дядя Лева прав, — с тоской подумала я. — Надо держать себя в руках». — Чего ты молчишь? — спросил он, прикуривая.
      — Выглядишь паршиво, — согласилась я. — У тебя есть повод.
      — Это точно. Знаешь, я так и не могу поверить. Каждый день езжу на ее могилу, стою как пень и думаю, что я здесь делаю? — Я кивнула, а он вновь заговорил: — Она тебе снится? Мне — нет. Странно, правда? Я постоянно о ней думаю, а она мне не снится. — Он отбросил сигарету в сторону. — Пройдемся?
      Мы побрели в направлении парка. Парк был недалеко от нашего дома.
      — Менты тебя опять вызывали? — через некоторое время спросил Сергей.
      — Да, вчера. Не возьмут в толк, как я могла ничего не слышать.
      — Пистолет был с глушителем, так чему удивляться?
      — Убийца ведь довольно долго находился в доме, ходил по комнатам. Я все думаю, если бы я все-таки что-то услышала, могла бы…
      — Глупости. Погибла бы вместе с ними. Убийца — профессионал. Никаких отпечатков, вообще ничего, будто он не человек вовсе, а призрак. Менты до сих пор не знают, как он проник в дом.
      — Дом ведь был на охране?
      — На охрану Мамоновы его ставили, только когда уезжали, а когда в доме полно народа… никому это даже в голову не приходило. Менты считают, что у убийцы могли быть ключи.
      — Ключи? — нахмурилась я. — Выходит, это кто-то из знакомых?
      — Необязательно. Я же сказал, убийца профи. Выследил кого-то из членов семьи, вытащил ключи, сделал слепок и вернул их назад.
      — Тогда он фокусник.
      — Хуже.
      Я посмотрела на Сергея, не очень понимая, что он имеет в виду.
      — Менты помалкивают, но я точно знаю, в родительской спальне рядом с трупом Викиного отца нашли игральную карту. Пиковый валет.
      — Что это значит?
      — Визитная карточка одного мертвеца. Он уже успел засвидетельствовать себя в Питере и дважды в Москве, но у нас засветился впервые.
      — Ты говоришь о киллере?
      — О психопате, который убивает спящих людей и оставляет игральную карту, чтобы его не спутали с другими психами.
      — Надеюсь, его найдут. — Что еще я могла сказать?
      — Не уверен. Он достаточно ловок, чтобы остаться безнаказанным.
      — Когда-нибудь его везение кончится.
      — Когда-нибудь? — усмехнулся Сергей. — Ты сказала — когда-нибудь?
      — Прости. Почему он это сделал? Я имею в виду, кому нужна смерть целой семьи? Киллер работает за деньги, а не для своего удовольствия.
      — Этот и за деньги, и для удовольствия. Я уверен. — Сергей бил кулаком по раскрытой ладони, сцепив зубы, и выглядел едва ли не сумасшедшим. — Ты же знаешь, что он сделал? — повернулся он ко мне. — Накрыл ее платьем, словно отправлял под венец. Он сделал это нарочно. Я… я все думаю… — Сергей вздохнул, покачал головой.
      — Я тоже думала об этом, — сказала я, голос звучал хрипло, я кашлянула, отвернулась, боясь, что разрыдаюсь. Я не должна плакать. Сергей нуждается в моей помощи, а не в моих слезах.
      — Мразь, вот он кто, — произнес он. — Я не успокоюсь, пока не найду его.
      — Ты? Разве это возможно? Сделать то, что не могут милицейские? — неуверенно спросила я.
      — Киллерами менты не занимаются.
      — Сережа, я тебя понимаю, но… искать его должны те, кто знает, как это делается, и имеет возможности…
      — А если они не найдут? Если ему опять повезет? Что, сидеть сложа руки?
      — Но что мы можем? Как его искать? И разве тот, кто его нанял, виноват меньше? Разве не его надо искать в первую очередь? Убийца только орудие…
      — Этот нет. Я же сказал, ему доставляет удовольствие убивать, он чокнутый, сукин сын, псих, просто псих…
      — Успокойся, — я протянула руку, коснулась его ладони.
      — Да, конечно. Я спокоен… Убивать всю семью не было никакой необходимости. Но он убил.
      — Не было необходимости? — спросила я, сильнее сжав его ладонь. — Что тебе известно?
      — То, что знают все. Мамонов дважды перешел дорогу одному типу. Речь шла о крупном подряде. Первый раз Мамонову это сошло с рук, хоть его и предупреждали. Этот тип бывший бандит. Бандит — он всегда бандит, даже если научился носить галстук. После того первого случая мой отец предупреждал Мамонова, что ему следует быть осмотрительнее. Тот тип злопамятен, но Мамонов сказал, что сейчас не девяностые и всякой мрази хвост поприжали. Идиот. Не смотри на меня так, если бы у Викиного отца было больше здравого смысла, она была бы жива. Мы бы проводили свой медовый месяц на Мальдивах, и мне бы не пришлось каждый день ездить на ее могилу… Когда вновь возникла та же ситуация, мой отец советовал Мамонову уступить, но тот стоял на своем. И он добился своего, оказался на кладбище вместе со всей семьей.
      — Сергей…
      — Он мог сколько угодно рисковать собой, но о семье думать был обязан. А он даже после того, как ему стали угрожать, не предпринял никаких мер для их безопасности. Дом на охрану поставить и то ума не хватило. Он, видите ли, свято верил, что с прошлым покончено. Честная конкуренция, и все такое… Скажешь, он не идиот? А кто тогда?
      — Ради бога, прекрати, — попросила я.
      — Да помню: о покойниках плохо не говорят.
      — После того как ему начали угрожать, он обратился в милицию?
      — Ну разумеется. Но звонки с угрозами были анонимными, так что все закончилось заявлением в прокуратуру. Письменный памятник его глупости. Понятное дело, тип, который привык, что все танцуют под его дудку, щелчка по носу стерпеть не мог. Даже если бы захотел. Тогда бы и другие решили, что его время прошло. У него был единственный выход: показать всем, что болтовня о других временах болтовней и останется. В результате пять трупов. В ближайшее время повторять подвиг Мамонова вряд ли кому взбредет в голову.
      Мы шли по аллее парка, уже в третий раз проходя по одному и тому же месту, и мало что замечали вокруг, поглощенные разговором. Мне было тяжело слышать обвинения в адрес Мамонова, но сумятица в душе и мыслях Сергея была понятна. Сейчас он в таком состоянии, что готов обвинять кого угодно. Раздражать его своими упреками в несправедливости я не хотела, а уйти не могла, оставалось одно: идти рядом и слушать.
      — Кто этот тип? — все-таки спросила я.
      — Вряд ли тебе что-то скажет его фамилия. Князев Павел Николаевич. Крупный бизнесмен, — последние слова Сергей произнес издевательски.
      — От кого ты все это узнал? От отца? — уточнила я.