– Он бы вел себя иначе, – сказала она, – если бы был уверен, что ты любишь своего мужа.
– Я его люблю.
– Ты сама-то в это веришь?
– Все больше и больше. Особенно, когда вы, будто сговорившись, пытаетесь убедить меня в обратном.
– Дед очень одинок, – помолчав немного, добавила она со вздохом.
– Это легко поправимо, если ты о женской заботе и ласке.
– Я не об этом.
– Слушай, давай сменим тему, – не выдержала я.
– Ты давно виделась с Лялиным? – спросила Ритка, когда мы выехали со стоянки.
– На прошлой неделе, – ответила я, удивляясь, с какой такой стати ее это интересует.
– Да? Твой Тагаев не против?
– Тебя послушать, так он держит меня на цепи.
– А разве нет?
– Вот что, дача, пожалуй, отменяется. Отвезу-ка я тебя домой.
– Ладно, не злись. Я совершенно не знаю, что мне делать. Деда жалко до ужаса, за тебя боязно. Вдруг Дед прав и ты по обыкновению сваляла дурака?
– Ага, я такая.
– Когда вы просто жили с Тагаевым, еще была надежда, что все как-то устроится и вы с Дедом…
– Нас с Дедом давно уже нет. И ты это хорошо знаешь. Кстати, он уверял меня в припадке великодушия, что будет рад нянчить моих детей. Чего ж тогда переживать? Все хорошо в этом лучшем из миров, и все довольны.
– Кабы так… – в который раз вздохнула Ритка.
– Ну, вот, твой дом, – через некоторое время сказала я.
– До чего ж у тебя характер скверный, – возмутилась подруга. – Поехали на дачу. Обещаю заткнуться, – покаянно добавила она.
– Болтай на здоровье, например, про Корзухина. Все-таки странно, что я его раньше не встречала, – последнее замечание скорее было размышлением вслух.
– Красавец, правда?
– Несколько староват для тебя, не находишь?
– Что толку от этих молодых, – отмахнулась Ритка. – Конечно, Корзухину до нашего Деда далеко, но в нем что-то есть…
– Возможно, – не стала я спорить. – Но, судя по всему, ничего великого он совершить не успел, если я о нем даже не слышала.
– Просто последнее время ты где-то в облаках витаешь, оттого и не слышала. Будет у нас мэр-красавчик…
– Красавчик – это здорово, послал бы бог толкового. Хотя это вряд ли, Дед возле себя инициативного товарища не потерпит.
– Почему ты к нему так несправедлива? – всплеснула Ритка руками.
– Просто я очень хорошо знаю нашего вождя и учителя. Зайдешь? – Мы как раз остановились возле дома, где я теперь жила, Ритке здесь бывать еще не приходилось.
– Взгляну, – кивнула она. – Любопытно все-таки.
Мы поднялись в квартиру. Подруга прогулялась по ней, пока я собирала Сашкины вещи: поводок, миску и корм, и заметила:
– Недурственно. Кто из дизайнеров руку приложил: наши или московские?
– Питерские, насколько мне известно, а известно мне немногое. Но если хочешь, спрошу Тимура.
Я запихнула Сашку в сумку, сообщив ему, что мы едем на дачу. Новость пес воспринял благосклонно.
– Все-таки я не понимаю, как такое могло произойти, – покачала головой Ритка.
– Это ты о чем?
– Как ты могла… вы вообще люди с разных планет. Ты и твой Тагаев.
– Он полюбил мою собаку, этого оказалось достаточно, чтобы растопить лед моего сердца.
– Как же мне надоели твои шуточки, – поморщилась подруга. – Хоть бы раз поговорила со мной серьезно. Ведь я не чужой тебе человек.
– Это точно. Потопали, родная.
Мы покинули квартиру и вскоре уже подъезжали к Риткиной даче, благо что до нее было рукой подать. Добротный двухэтажный дом находился в поселке Радужный, в двенадцати километрах от города. Дом Ритка купила недавно, всего полгода назад, подозреваю, с одной целью: держаться на расстоянии от супруга, ему появляться здесь было категорически запрещено. Риткин муж, создание непутевое и на редкость слабохарактерное, возражать жене никогда не решался. Только благодаря Риткиным стараниям его еще держали на работе, а работал он завгаром в городской администрации. Пьяным на глаза сослуживцам он не показывался, а трезвым его застать было практически невозможно, так что Риткин супруг был человеком-невидимкой, она называла его бревном за приверженность к родному дивану, где он проводил большую часть жизни. Как-то Ритка заявила ему, что простить может все, кроме измены, супруг это запомнил и табу не нарушал, справедливо полагая, что жене нужен лишь повод, чтобы от него избавиться, хотя, с моей точки зрения, поводов и так было хоть отбавляй, но Ритка думала иначе.
Дом был куплен на деньги Деда. У Ритки имелись кое-какие сбережения, но их было явно недостаточно, она собиралась взять кредит в банке. Дед предложил ей деньги в долг, на сто лет и без процентов. Ритка, рассказывая об этом, обливалась слезами умиления. Широкая натура Деда была хорошо известна, и, поступи он иначе, я бы просто удивилась, хотя меня, если честно, слегка задело, что о предполагаемой покупке и нехватке денег мне она ничего сказать не пожелала. Денег у меня куры не клюют, благодаря все тому же Деду, и я понятия не имею, что с ними делать.
Я остановила машину возле металлических ворот, Ритка вышла, открыла калитку, а затем и ворота, и я въехала во двор. Сашка, выбравшись из сумки, с интересом поглядывал в окно.
– Радуйся, пес, – сказала я. – Сейчас гулять пойдем.
Распахнула дверь, он выскочил, ткнулся носом в снег, чихнул и громко тявкнул. Ритка, взяв его на руки, вошла в дом, я за ней, прихватив пакеты с провизией: по дороге мы заехали в супермаркет.
Пока мы убирали продукты в холодильник, Сашка носился по просторному холлу, вид имел совершенно счастливый, и я за своего пса порадовалась. Ритка поставила чайник, а я позвонила Тимуру.
– Как дела? – спросила весело.
– Скверно.
– С чего вдруг?
– Нетрудно догадаться, ведь тебя нет рядом.
– Твои планы не изменились?
– Нет, завтра к вечеру буду дома. Скажи мне, что скучаешь.
– Скучаю. Очень. Я на даче у Ритки. Мы с Сашкой решили, что это гениальная идея.
– Привет ушастому.
– Пес, тебе привет от Тимура! – крикнула я. – Когда вернешься в гостиницу?
– Поздно. Я тебе позвоню.
Мы простились, Ритка прислушивалась к нашему разговору и заметила неуверенно:
– Может, ты его правда любишь?
– А я о чем говорю? Пойдешь с нами гулять?
– Давай хоть чаю выпьем, – возмутилась она.
Через полчаса мы отправились на прогулку. В сотне метров от Риткиного дома начинался лес, однако там еще лежал снег, да и в темноте бродить среди деревьев занятие не из приятных, и мы пошли в противоположном направлении вдоль дороги. Сашка весело бежал впереди, время от времени тявкая, и умудрился возбудить всех местных собак. Из-за ближайших заборов несся отчаянный лай, что наполняло гордостью моего пса и явно улучшало ему настроение.
Возле одного из домов мы увидели женщину, она приблизилась к калитке и окликнула нас.
– Приехали? – спросила, обращаясь к Ритке. – А я смотрю, свет горит, вот и решила проверить.
Это оказалась местная пенсионерка, Людмила Васильевна, она присматривала за Риткиным домом.
– Добрый вечер, – ответили мы, направляясь к ней.
– Собака-то не убежит? – проявила она заботу, с сомнением глядя на Сашку. Тот с недовольством на нее уставился, тряхнул головой, точно намеревался сказать «что за странные мысли», а потом потрусил к дому напротив, деревянному, давно не крашенному, в одном из окон которого горел свет.
– Калягины дом продали, – кивнула в том направлении Людмила Васильевна. – Или сдали. Видать, все-таки продали. Бабка у них прошлой зимой померла, а они в Пскове живут, почто им здесь дом? Теперь вот мужчина живет с малым ребенком. Соседка говорит, жена у него родами померла. Он у соседки молоко покупает, она корову держит. Вот ведь беда какая, остался один с ребеночком. Вера, соседка, вся испереживалась. Чем помочь, не знает. Мужчина-то нелюдимый, все больше молчит, ни с кем не знается, оно и понятно: горе такое.
– Давно он здесь поселился? – спросила Ритка, желая поддержать разговор.
– Да уж недели две, как приехал.
– Откуда приехал?
– Видно, из города. Не больно он разговорчив, вот и не знаем ничего толком. Он из дома почти не выходит, если только в магазин да за молоком к соседке… Вы до воскресения останетесь? – сменила она тему.
– Нет, завтра к вечеру уедем.
– Если что понадобится, я дома.
Мы простились, женщина вернулась к себе, а мы продолжили прогулку.
– Странная идея поселиться в деревне, – вдруг заметила Ритка, оглядываясь на дом, который мы не так давно миновали. – Я мужика этого имею в виду.
– Почему же странная? – пожала я плечами. – Ребенку нужен свежий воздух, опять же молоко.
– В городе как-то проще, мне кажется. Хотя поселок большой, поликлиника здесь есть. Правда, с работой туго.
– Если ребенок маленький, вряд ли отец работает.
– Все-таки странно, – повторила Ритка. Я пожала плечами. Обогнув поселок по кругу, мы вернулись к Риткиному дому. – Холодновато, – поежилась подруга. – Пойдем телик смотреть, что ли?
– Ты как, пес? – обратилась я к Сашке, он направился к калитке, давая понять, что телевизор посмотреть совсем не против.
Мы поужинали и часа два провели в гостиной возле камина, неспешно разговаривая. Сашка задремал, лежа у моих ног, и я решила, что мне тоже пора на покой. Риткина спальня была на втором этаже, мне подруга постелила в комнате на первом, что меня вполне устроило – Сашка терпеть не мог лестницы. К тому же Ритка любит почитать перед сном, я же книг принципиально не читаю.
Только мы с Сашкой устроились на ночлег, как позвонил Тимур. Встреча и последующий за ней ужин прошли успешно, он уже был в гостинице, о чем мне и сообщил. Воспользовавшись тем, что Тимура нет рядом, пес улегся на кровать, подумал и перелез ближе к моей физиономии, устроил голову на подушке и вскоре засопел. Мне же не спалось, я лежала в темноте и пыталась понять причину своего внезапного беспокойства. Все было расчудесно в этот вечер, а потом явилось это чувство и теперь заставляло меня нервно ворочаться в постели, мешая Сашке. Наверху, в Риткиной комнате, погас свет, а я все пялилась в потолок, словно ища там разгадку. Сашка, недовольный тем, что я без конца верчусь, ушел в ноги, и теперь я не решалась пошевелиться, чтобы и там его не побеспокоить.
Мысли начали путаться, и вдруг на грани сна и яви всплыли слова соседки о мужчине с ребенком. Я тряхнула головой, прогоняя дрему, и мне стала ясна причина моего вечернего томления. Все дело в этом доме, точнее, в его обитателях. Мужчина и маленький ребенок. О чем я подумала сейчас? Глупость. И все же…
– Давай-ка спать, – буркнула я себе под нос и закрыла глаза.
Кажется, уснула я довольно быстро, но сон был недолгим. И разбудил меня Сашка. Он глухо рычал над моим ухом. Открыв глаза, я обнаружила, что он, сидя на подушке, пялится в окно.
– Ты чего? – приподнимаясь на локте, спросила я.
Сашка смущенно тряхнул головой, но тут же вновь зарычал. Шторы на окне не было, только тюль, сквозь темноту проступали силуэты деревьев в саду, но вряд ли они могли заинтересовать моего пса.
Сначала я решила не обращать внимания на его чудачество, списав его на то, что Сашкино беспокойство объясняется новым местом, но так как и меня посетила тревога, вскоре передумала и подошла к окну. Отдернула тюлевую занавеску. Потом повернула ручку стеклопакета и распахнула одну створку. Холодный воздух заставил меня поежиться. Я прислушалась: тишина. Сашка теперь помалкивал, наблюдая за мной. Взглянув на него, я покачала головой, а потом, как была в пижаме и тапочках, взобралась на подоконник и, недолго думая, выбралась на улицу. На мокром камне дорожки, что огибала дом, следы вряд ли могли отпечататься, но я все равно присела, разглядывая плиты у себя под ногами. Потом дошла до угла дома, взглянула на калитку, в свете фонаря напротив она была хорошо видна. Калитка заперта на засов. В еще зимнем саду спрятаться невозможно.
У соседей залаяла собака, Сашка ответил, не стерпев, а я вернулась к окну.
– Чего на тебя нашло? – выговаривала я ему, влезая на подоконник. – Ты на луну рычишь, что ли? – Луна, кстати, висела над домом точно фонарь. Я забралась под одеяло, спеша согреться. – Будешь мешать спать, выгоню, – пригрозила я, Сашка плюхнулся радом и вздохнул виновато. – Ты городской пес, – погладив его, совсем другим тоном сказала я. – Вот тебе и мерещится бог знает что.
Однако беспокойство отнюдь не исчезло, более того, стало ясно: мне очень хочется взглянуть на соседа, о котором говорила Людмила Васильевна, но предполагаемое знакомство пришлось отложить до утра.
Утром я проснулась часов в девять. Осторожно поднялась, стараясь не разбудить Ритку, собиравшуюся спать до обеда, выпила чаю и пошла гулять с собакой. Разумеется, деревянный дом под номером двадцать три очень меня занимал, к нему я и направилась. Дом окружал забор, между ним и оградой соседского дома шла тропинка в сторону леса, снега на ней почти не осталось. Под утро чуть подморозило, и идти можно было, не утопая в грязи. Деревянные доски забора успели подгнить и едва держались. Через многочисленные щели между ними было хорошо видно пространство возле дома, скамейка рядом с крыльцом, ржавая бочка под водосточной трубой и детская коляска. Вдруг скрипнула дверь, я повернула голову и увидела, как на крыльцо вышел мужчина в куртке армейского образца и вязаной шапке. Он начал спускаться по ступенькам, а я шагнула назад с намерением как следует его разглядеть.
Но он неожиданно повернул и весьма поспешно скрылся в доме, лица его я так и не увидела, в досаде чертыхнулась и поспешила в сторону леса, удивляясь, почему вдруг этот факт вызвал у меня такое раздражение. Неужто я в самом деле решила… Вернуться, войти в калитку, позвонить в дом и спросить какую-нибудь глупость? Это лучше, чем бродить здесь с неопределенной целью. Однако делать я этого не стала. Мы прогулялись с Сашкой вдоль кромки леса и пошли назад. Коляска все еще стояла возле крыльца, мужчины видно не было.
Вернувшись домой, я убедилась, что Ритка нарушила свои планы и, вместо того, чтобы видеть сны, жарит блины на кухне.
– Как погода? – спросила она.
– Отличная.
Завтракать сели на веранде. Отсюда интересовавший меня дом был хорошо виден, и взгляд мой то и дело к нему возвращался. Когда мы уже собрались покинуть веранду, из калитки вышел мужчина все в той же куртке и шапке и направился к дому по соседству. Ритка, проследив мой взгляд, заметила:
– Это, наверное, тот самый парень, о котором Людмила Васильевна говорила.
– Наверное, – согласилась я, пристально вглядываясь. Выше среднего роста, широкоплечий. В походке, в манере держать голову ничего знакомого. Однако это меня не успокоило. Лица его я видеть не могла и пожалела об этом. Я попробовала отвлечься от навязчивых мыслей и преуспела в этом, чему немало способствовала Ритка. Поболтать она любила, и я, кстати, тоже. В атмосфере дружбы и взаимопонимания день прошел незаметно.
В шестом часу позвонил Тимур и сообщил, что выехал из Москвы. Через некоторое время и мы начали собираться домой, оставаться здесь в одиночестве Ритка не пожелала. Сашка с сожалением забрался в сумку, я, выгнав машину за ворота, ждала подругу, пока она запирала дверь. Взгляд мой против воли возвращался к деревянному дому за шатким забором. Наконец Ритка устроилась в салоне рядом, я не спеша тронулась с места, но, поравнявшись с домом номер двадцать три, затормозила и решительно вышла из машины.
– Ты куда? – удивилась Ритка, но я оставила ее вопрос без внимания и поспешила к калитке. Она была не заперта. Коляска так и стояла возле крыльца, я заглянула в нее, она оказалась пуста. Толкнула дверь дома, та не подалась. Звонок рядом с дверью отсутствовал. Я постучала, сначала тихо, потом громче, косясь на окно по соседству. За тюлевой занавеской возник силуэт. Я терпеливо ждала, но открыть мне не пожелали.
Шагнув к окну, я стукнула по стеклянной поверхности, чувствуя на себе взгляд из-за занавески, в доме было тихо, ни звука шагов, вообще никаких звуков, но, без сомнения, хозяин находился рядом. Подождав еще немного, я направилась к машине.
– В чем дело? – хмурясь, задала вопрос Ритка, она стояла рядом с калиткой, наблюдая с недоумением за моими действиями.
– Захотелось взглянуть на этого парня, – ответила я, понимая, что объяснений не избежать.
– Да? – Должно быть, Ритка пыталась найти причину моего поведения и, не найдя, решила, что я о ней поведаю. Беда в том, что причину я и сама толком не знала. Поверить, будто здесь вдруг обосновался Лукьянов, было безумием, а чем еще мог заинтересовать меня хозяин дома? «Наверное, все дело в ребенке», – решила я.
– Хочешь ему помочь? – приглядываясь ко мне, задала вопрос Ритка, когда мы, устроившись в машине, поехали дальше.
– Чем, интересно? Вернуть ему жену?
– Тогда что? Порой я совершенно не в состоянии понять твои поступки.
– Порой я тоже, – согласно кивнула я. – Набери номер Ларионова.
Эта просьба вызвала у нее легкий шок.
– Да что происходит?
– Пока сама не знаю.
Ритка набрала номер и протянула мне мобильный. Ларионов, начальник Дедовой охраны, моему звонку совсем не обрадовался. Отношения наши хорошими не назовешь. Я считала его мерзавцем, он мною тоже вряд ли восторгался, но мы терпели друг друга, раз уж вместе работали на Деда, а тот склок не жаловал.
– Привет, – со вздохом сказал Лев Иванович.
– У меня к тебе дело. Узнай, кто в настоящее время живет по адресу: поселок Радужный, улица Спортивная, дом двадцать три.
– Это что, срочно? – с намеком на возмущение уточнил Ларионов, должно быть, злясь, что я беспокою его в выходной.
– До понедельника подождет, – ответила я и захлопнула крышку мобильного.
– Ты наконец скажешь, в чем дело, или мне так и придется голову ломать? – проворчала Ритка.
Об истинном положении вещей она не догадывалась, то есть не знала о моих сомнениях и желании Лукьянова убедить меня в том, что мой ребенок жив, а объяснить ей, почему меня вдруг заинтересовал ее сосед по даче, не рассказав об этом, я не могла, оттого и предпочла отмалчиваться.
– Черте что, – покачала она головой.
В понедельник, сразу после планерки, мне позвонила Ритка.
– Слушай, помнишь, мы в пятницу говорили о Корзухине?
– Нашем будущем мэре? – усмехнулась я.
– Я только что узнала, он стал вдовцом.
– Не поняла, ты радуешься или соболезнуешь?
– Не болтай глупостей. Тут Ларионов топтался, говорит, в ночь с субботы на воскресенье произошел несчастный случай, и жена Корзухина погибла, но толком пока никто ничего не знает.
– Никто – это нормально, а вот Ларионову следовало бы знать, – не удержалась я от желания покритиковать начальника охраны. Лялин, когда был на его месте, знал все, причем иногда еще до того, как событие произошло, отчего я уверовала в его дар предвидения. На самом деле от пристального внимания Лялина ничто не ускользало, а в умении из разрозненных деталей сложить ясную картину ему нет равных. Ларионов на такое попросту не способен, зато у него есть другие полезные качества, что и позволяет ему уже довольно длительное время держаться в своем кресле.
– Ужас, что творится, – пробормотала Ритка, и я с ней согласилась.
Не успела я повесить трубку, как в моем кабинете появился предмет моих недавних размышлений, то есть сам господин Ларионов.
– Слышала новость? У Корзухина жена погибла, – заявил он прямо от порога.
– Да? Я и про Корзухина ничего не слышала, – не отводя взгляда от компьютера, ответила я.
– Брось. Дед имеет на него виды.
– Серьезно? Мне он об этом не говорил. Узнал, о чем я просила?
Он потоптался немного в недоумении, но все-таки вспомнил о субботнем звонке.
– Времени не было. Еще эта новость. Очень некстати этот несчастный случай. Я хочу сказать, Дед, скорее всего, так решит.
– Решит или нет, но изменить вряд ли что уже сможет, – философски изрекла я.
– Я уверен, нам предстоят нелегкие деньки, – покачал головой Ларионов. – Когда Дед не в духе, а он не в духе…
– Слушай, займись делом, – предложила я. – И не отвлекай меня от работы.
Ларионов засопел и удалился. Однако часа через два вновь возник в моем кабинете и, устроившись без приглашения в кресле, сообщил:
– Никто там не живет. Хозяйка дома умерла в прошлом году, дом унаследовала дочь, прописана в Псковской области, так что…
– Это я и без тебя знаю, – ответила я, наблюдая за тем, как меняется его физиономия, мгновение назад его распирало от самодовольства, теперь он заподозрил подвох и насторожился. – В доме живет мужчина с ребенком, вот и выясни, кто такие.
– Зачем?
– Лев Иванович, тебе деньги платят не за то, чтобы ты мне вопросы задавал. А объяснять тебе, что и зачем, я не собираюсь. Пока, по крайней мере.
– Между прочим, я всегда иду тебе навстречу. И ты могла бы…
– Могла бы, – кивнула я. – Но не буду. – Я надеялась, что после этих слов он удалится, но Ларионов продолжал сидеть, разглядывая свои ботинки. А я разглядывала его. В конце концов мне это надоело. – Эй, скажи, где ты. Не докричусь, так, может, дозвониться смогу?
– Тут один тип объявился, – вдруг произнес он. – Вопросы задавал.
– Какой тип? – нахмурилась я.
Ларионов вскинул голову, посмотрел на меня, внимательно посмотрел, я ожидала продолжения, но он вдруг передумал. Буркнул:
– Так, ерунда, – поднялся и вышел из кабинета, оставив меня гадать, что он имел в виду. Ясно, что тип не с улицы появился и вопросы задавал не просто так. Что ж за тип такой? И почему Ларионов сначала заговорил о нем, а потом разговор прервал?
– К черту, – буркнула я и решила сосредоточиться на работе.
На следующий день Ларионов вновь заглянул в мой кабинет, кивнул на часы, висевшие на стене, и предложил:
– Идем обедать.
Это предложение прозвучало для меня несколько неожиданно, хотя сам Лев Иванович, скорее всего, не видел в нем ничего особенного. Где ему знать о моей привычке не вкушать хлеб с разными мерзавцами. Периодически он предлагал мне свою дружбу, и это каждый раз ставило меня в тупик. Я безуспешно пыталась ответить на вопрос: то ли он вовсе не считает себя мерзавцем, то ли, напротив, уверен, что я в этом смысле ничуть не лучше его? Кстати, особой уверенности в обратном и у меня не было.
Почесав за ухом, я решила принять его предложение в надежде, что он продолжит вчерашний разговор и перейдет от туманных намеков к связному рассказу: кто у нас здесь появился и о чем выспрашивал.
– Идем, – кивнула я, и мы отправились на третий этаж.
Устроившись за столом, Ларионов посмотрел на меня с сомнением, как будто решал: могу я ему испортить аппетит или нет, и заговорил:
– Что касается того дома в Радужном… У наследницы дом купил племянник, Сухов Игорь Сергеевич, бывший военный, сейчас в отставке, работает охранником на автостоянке на улице Северной. Сегодня как раз его смена. – Ларионов как бы нехотя достал из кармана сложенный лист бумаги и пододвинул мне. – Здесь его домашний адрес и паспортные данные. Дом он пока не оформил, но деньги тетке уже выплатил. Парень насолил Ритке? – помедлив, спросил Ларионов.
– С чего ты взял?
– Ну, у нее дача по соседству. Чем-то тебя этот тип заинтересовал. – Он ждал ответа, однако не дождался, по той причине, что ответа у меня по-прежнему не было, но Ларионов рассуждал иначе и досадливо покачал головой. – Как знаешь, – буркнул он и уткнулся в тарелку.
Я лениво жевала, прикидывая, будет ли возможность ближе к вечеру заскочить на стоянку на улице Северной, и решила: ничто не мешает мне сделать это прямо сейчас.
Но моим намерениям не суждено было осуществиться, потому что через пять минут меня вызвал Дед. Позвонил на мобильный и поведал, что ждет в своем кабинете. По тому, как это было сказано, стало ясно: Дед зовет меня к себе не просто так, он чем-то здорово недоволен. За долгие годы я научилась по голосу определять его настроение и мысленно подготовила себя к испытаниям.
Я вошла в кабинет, когда Дед с кем-то разговаривал по телефону, и замерла возле двери в надежде, что он обратит на меня внимание. Дед посмотрел в мою сторону и кивнул на диван. Я прошла и села, наблюдая за ним. Вопреки ожиданиям ни сердитым, ни просто недовольным он не выглядел, скорее усталым. Красивые брови сошлись у переносицы, и он во время разговора то и дело потирал пальцами лоб, должно быть, мучаясь головной болью. За своим здоровьем он никогда не следил, совершенно справедливо полагая, что здоровьем его бог наградил богатырским, но сейчас, глядя на него, я с беспокойством подумала: он слишком много работает, и отдохнуть ему точно бы не помешало. Однако напоминать ему об этом труд напрасный. Его работа – все, что у него есть, возможно, она сведет его в могилу, но без нее он и дня не проживет. Не без работы, разумеется, а без власти, которую она ему дает. Наверное, он знает об этом даже лучше, чем я.
Дед прервал мои невеселые размышления, положив трубку.
– Выглядишь роскошно, – он улыбнулся, подошел ко мне и по-отечески поцеловал в лоб. Если старый змей начинает с комплиментов, значит, испытаний точно не избежать.
Он устроился рядом со мной на диване и машинально сгреб мою руку.
– Как жизнь?
– Не знаю, что ответить, – фыркнула я. Он тут же нахмурился.
– В смысле?
– Скажу отлично – ты обидишься, скажу плохо – будешь беспокоиться.
– Скажи как есть, – рассердился он.
– Нормально.
– Но до «хорошо» не дотягивает?
– Чтобы было «хорошо», очень многое следует оставить в прошлом. Пока не удается.
– Извини, – вздохнул он. – Что говорят врачи? Я имею в виду… – Он смутился, это, признаться, удивило меня и умилило одновременно. Я пожала плечами.
– Говорят, все гораздо лучше, чем могло бы быть. А сейчас нужно уповать на время, которое, как известно, лечит.
– Может, тебе стоит лечь в хорошую клинику? Если бы ты забеременела… это было бы… это помогло бы тебе… – Когда он вот так начинает мямлить, я готова разрыдаться от жалости к нему или к себе, попробуй, разбери.
– Не волнуйся, мы работаем над этим, – съязвила я, желая прекратить этот разговор.
Дед недовольно крякнул и выпустил мою руку. Поднялся и прошелся по кабинету, не глядя в мою сторону.
– Я могу идти? – подала я голос, он повернулся, посмотрел с удивлением, и стало ясно: он уже успел забыть о моем присутствии, странствуя в мыслях далеко за пределами кабинета.
– Вот что, – деловито заговорил он, возвращаясь ко мне. – Ты, должно быть, слышала: у Корзухина несчастье. А у меня на этого парня свои виды.
– Поговаривают, он будет следующим мэром? – не удержалась я.
Дед укоризненно покачал головой:
– Давно ты стала обращать внимание на чужую болтовню?
– Так да или нет?
– Возможно. Речь не об этом. Как я уже сказал, у меня есть на него кое-какие виды, а тут этот несчастный случай.
– А что, собственно, произошло?
Дед махнул рукой:
– Идиотская история: жена утонула в бассейне.
– Просто взяла и утонула?
– Выходит, что так, – буркнул Дед.
– Чтобы утонуть в бассейне, надо все-таки постараться. А если вовсе не умеешь плавать, не лезь в бассейн.
– Совершенно с тобой согласен. У следователя нет сомнений, что это несчастный случай. Никаких признаков насильственной смерти. Но…
– Но? – подождав немного, поторопила я.
– Я должен быть уверен… в общем, сюрпризы, как ты понимаешь, мне не нужны. Оттого я и хочу, чтобы ты разобралась с этим несчастным случаем.
– А что Корзухин? – спросила я.
– Ему об этом знать ни к чему, – пожал Дед плечами.
– Все равно узнает, – усмехнулась я. – Если я начну копаться в его грязном белье.
– Придется ему это пережить, – отрезал Дед. – Постарайся, чтобы он узнал как можно позже. Парень сам не свой, и нам следует щадить его чувства. Если… если что, докладывать только мне. И без твоих обычных фокусов. Поняла?
– Еще бы, – согласно кивнула я, поднимаясь.
– Ну, вот и отлично. Кстати, твоему Тагаеву знать об этом тоже ни к чему.
Последние слова я решила проигнорировать и направилась к выходу.
– Чего вызывал? – зашептала Ритка, как только я покинула кабинет.
– Дал ответственное задание.
– Корзухин? То есть, я хотела сказать, несчастный случай с его женой?
– С тобой неинтересно, – скривилась я. – Все-то ты знаешь.
– Ну, не первый день на свете живу. А что, есть сомнения?
– Вот это мне и доверено узнать, – серьезно заявила я, а Ритка фыркнула. – Позвони Ларионову, – попросила я. – Узнай, готов ли он принять меня.
Ларионов ждал в своем кабинете, увидев меня, расплылся в ухмылке.
– От Деда? – И повторил Риткин вопрос: – Значит, у него есть сомнения?
– О том я не ведаю.
– Ну, если он поручил тебе покопаться в этой истории, значит, все-таки есть.
– Скорее, он хочет убедиться в обратном.
Подумав немного, Ларионов кивнул.
– Садись.
– Есть у тебя что-то интересное на этого парня? – спросила я, принимая предложение и устраиваясь напротив. Ларионов достал из стола папку и перебросил мне.
– Этапы большого пути. Если честно, ничего примечательного. Родился в районном городе, там же закончил пединститут, но по специальности не работал. В институте был комсоргом, и после окончания его рекомендовали в райком комсомола, где он ничем особенным себя не проявил. Ездил со стройотрядами, коммерческая жилка у него всегда была, а вот комиссарить он не любил и сейчас не любит. Скромный парень, который знает свое дело. С комсомолом простился легко и в перестройку подался в предприниматели. Несколько лет назад стал депутатом, был замечен нашим Дедом, три года, как переехал сюда. Отзывы самые положительные. Ни в чем предосудительном не замечен. Хороший семьянин. От первого брака есть взрослая дочь, живет отдельно в соседнем областном центре. Погибшая в воскресенье жена по образованию учитель английского языка. Открыла здесь частную школу по изучению иностранных языков, сама же в ней и преподавала. Образцовая семья, второй дочери четырнадцать лет, учится в спецшколе с углубленным изучением математики. Никаких связей на стороне, по крайней мере, ни разу не засветился. Вот вкратце и все. Завтра, кстати, похороны. Мужик держится молодцом, но видно, что здорово переживает. У ментов нет повода, насколько я знаю, подозревать, что за несчастным случаем что-то скрывается.
– Не так часто люди умудряются утонуть в собственном бассейне, – заметила я.
– Чего на свете не бывает, – Ларионов перегнулся ко мне и сказал: – Баба была пьяной в хлам.