— А ты что-нибудь знаешь про Бога? Он пожал плечами:

— Ничего, кроме того, что Он говорил сам…

Кинг поднялся. Нашел небольшую книгу — старую, на церковнославянском языке.

Хотел протянуть ей, но вовремя сообразил, что вряд ли она сможет прочесть. Нашел нужную страницу и прочел:

— Блаженны плачущие, яко тии утешатся… Блаженны алчущие, яко тии насытятся. Блаженны милостивые, яко тии помилованы будут.

Ее глаза горели, она подалась вперед, жадно впитывая каждое слово, и почему-то ему показалось, что это ей сейчас было необходимо. Услышать именно эти слова, и — именно от него. Как будто Бог в самом деле выбрал его, доверил ему эту странную девочку, мысли которой похожи на стихи, и откуда-то она узнала, куда надо идти, к кому надо идти… «Я теперь отвечаю за нее, — подумал он с некоторым облегчением, — ибо теперь все становилось на свои места. Я просто должен помочь ей сделать первые шаги вверх… По лестнице».

Она сидела, боясь шелохнуться. Лишнее движение могло помешать, она это знала, прекрасно знала. Стоило только шевельнуться — и все исчезнет, она снова окажется в пыльном, душном мире, а ей сейчас необходимо было быть там. Он читал ей с самого начала: «В начале бе Слово, и Слово было Бог…» Эти слова были так не похожи на пустые и безликие фразы нравоучительных книг, которые обязывали ее читать в школе; они были живыми, наполненными дыханием правды, и самое странное было в том, что они никоим образом не соприкасались с нравственными постулатами «классиков марксизма». Они просто были совсем другими. И впервые за много лет — за все ее четырнадцать — ей в голову пришла мысль, что в непохожести нет ничего стыдного… Бог тоже не был похож на всех. Над Ним тоже потешались. Он не боялся этого смеха — напротив, это «народное ликование» не унижало, а возвышало Его. И самым странным было то, что она вдруг поняла: если Он захотел, чтобы Его слова она услышала именно от этого человека, значит, Он ему доверяет.

Потом она плакала — когда Кинг стал читать про Гефсиманский сад, про Моление о чаше. Ей было это понятно, но плакала она потому, что ничем не может Ему помочь. О, как бы ей хотелось оказаться там, рядом с Ним! Помочь Ему, хотя бы нарушить Его предсмертное одиночество…

До самого конца она только молча плакала — Кинг даже остановился, перестал читать и вопросительно смотрел на нее.

— Может быть… — начал он, но она мотнула головой и попросила продолжать.

Потом, когда он закончил, они некоторое время молчали, боясь нарушить эту тишину, как будто в ней еще оставалось дыхание Бога. И он подумал, что теперь уже им никуда не деться друг от друга, потому что Евангелие их объединило и Бог — объединил.

А она подумала, что теперь ей не страшно, потому что он-то рядом с ней, и она совсем перестанет бояться, потому что… Если они встретились, этого захотел Бог. Она вспомнила на минуту Его глаза, снова окунулась в море любви, доброты и света, и ей стало хорошо и спокойно. Несмотря на враждебность мира, окружающего их. Она даже не обратила внимания, что где-то далеко, как ей показалось, зарычал зверь. Да ведь ей и в самом деле — просто показалось…

Это поезд, где-то далеко. Это только поезд…

Дверь скрипнула, и кончилась магия… Мышка с тоской подумала, что ей хотелось бы невозможного. Чтобы этот разговор — молчаливый, иногда лишь взглядами — длился вечно. Но дверь скрипнула, и они оба вздрогнули, обернулись, вырванные из запредельного мира, где, казалось бы, остановленное мгновение возможно.

На пороге стояла Ирина, и рядом с ней высилась долговязая фигура очкарика Майка, а еще был третий, кого Мышка не знала, очень похожий на Кинга, только волосы, доходящие до плеч, темные. А глаза — карие. Да и в чертах лица напрочь отсутствовала та мягкость, которая была у Кинга. Наоборот, глаза нового знакомца отличались одновременно серьезностью и легкой иронией, а в данный момент он просто рассматривал Мышку, и она подумала — глаза, переполненные любопытством.

— Привет, — бросила Ирина.

Мышке показалось, что она немного раздражена, во всяком случае, на Мышку демонстративно не смотрела. Просто прошла на кухню и стала вытаскивать из сумки продукты.

Майк тоже поздоровался — в отличие от Ирины, тепло и как бы обрадовавшись Мышкиному появлению на этой кухне. А третий продолжал ее рассматривать.

— Кинг, ты усыновил девочку? — наконец поинтересовался он.

Едва заметно усмехнувшись, Кинг обернулся к нему и спокойно переспросил:

— А ты бы хотел, чтобы я усыновил мальчика?

Несмотря на эту пикировку, Мышка заметила, что они относятся друг к другу очень тепло, как братья, — только вот кто из них играет роль старшего брата, было понять трудно.

— Можно было двоих, — парировал его друг. Или — все-таки брат? Их сходство, безусловно, бросалось в глаза. А взаимоотношения все больше напоминали братские…

— Мальчиков?

— Девочку и мальчика… Одну уже ты усыновил. Не выбрасывать же теперь ребенка на улицу…

Обычно Мышку жутко злило, когда кто-нибудь называл ее ребенком. Но теперь — она и сама удивилась этому — нисколько не задело, а даже напротив. Мягкая интонация, прозвучавшая в голосе нового знакомого, обволакивала ее и обещала защиту. Ей почему-то захотелось, чтобы этот человек стал и ей братом.

— Кстати, меня зовут Бейз, — представился он.

— Меня Мышка, — улыбнулась она.

— Хорошее имя…

— У вас тоже ничего себе…

— А мы живем по принципу первобытному, — сказал он, усаживаясь в кресло возле окна. — Знаешь, как жили наши пращуры? Прятали свои имена под прозвищами… Существовало поверье, что, если недоброжелатели узнают твое настоящее имя, будут обладать властью над твоей душой…

— Я же не недоброжелатель.

— Мышка, — внезапно повернулась к ней Ирина, — помоги разгрузить эту чертову сумку. А то от наших рыцарей помощи не дождешься.

Мышка кивнула — она была рада тому, что лед в Ирининых глазах растаял.

— Ты все время думаешь о бренном, — подал голос Майк. — Нельзя требовать от других такого же безрассудства…

— Ага, конечно, — саркастически хмыкнула Ирина. — Вот когда ты появишься на кухне с вопросом, есть ли у нас что-нибудь пожрать, я тут же напомню тебе, что думать о бренном не стоит… И посмотрю на твою физиономию.

Они вдвоем быстро выложили продукты в холодильник — Мышка отметила, что в основном это были банки с кабачковой икрой, и ужасно удивилась этому обстоятельству, но потом поняла — это просто самое дешевое. И вообще — самое распространенное… В это время Бейз ссыпал в ящик картошку, продолжая при этом бросать на Мышку вопросительные взгляды. Ей даже показался странным этот повышенный интерес к ее персоне. Майк и Ирина отнеслись к ее явлению в этой квартире куда более равнодушно.

И отчего-то ее не оставляло ощущение, что Бейз хочет сказать ей что-то, и ждет, когда они останутся вдвоем, потому что при всех этот разговор состояться не может. Мышка одновременно и боялась, и хотела этого разговора. Хотя бы потому, что он мог помочь ей понять этих странных людей. Еще более не похожих на остальных, нормальных, людей, чем сама Мышка…

Разговор действительно состоялся — после ужина. Как и предполагала Мышка, на ужин они с Ириной приготовили жареную картошку, приятным дополнением к которой послужила та самая кабачковая икра. И ничего вкуснее Мышка в жизни не ела!

А потом она вызвалась помыть посуду, потому что это как бы делало ее членом этой «семьи», и Бейз предложил ей помочь.

Вот тогда-то они и поговорили.

Мышка мыла тарелки, Бейз их вытирал, и некоторое время они молчали. Наконец он первым нарушил затянувшуюся паузу.

— Что ты тут делаешь? — спросил он.

Она вздрогнула от неожиданности вопроса и, не зная ответа, промолчала.

Потом повернулась к нему и почти враждебно спросила:

— А вас что, так раздражает мое присутствие?

— Нет, — покачал он головой. — Просто эта квартира не место для маленьких девочек…

— Я не маленькая…

— Тебе хочется так думать, — пожал он плечами. — Тебе кажется, что ты нашла выход, а на самом деле обнаружила тупик… Наш тупик. Не усложняй свою жизнь. Беги отсюда, пока еще не отравилась…

— Чем? — спросила Мышка.

— Нонконформизмом, — вздохнул Бейз. — Эта страна не совсем подходящее место для смелых мыслей… А мы — «Бродяги Дхармы». Изгои. Хобос…

— Слишком много непонятных слов.

— Скажем так, мы просто уроды, — согласился он найти понятное слово. — Ты хочешь, чтобы твоя жизнь стала игрой в прятки?

— Скажем так, — ответила Мышка, — я не хочу, чтобы моя жизнь напоминала геркулесовую кашу. И потом — я тоже урод. Может быть, даже в большей степени, чем вы… Вам для того, чтобы вызвать всеобщее неодобрение, приходится отпускать длинные волосы и всячески раздражать обывателей… А мне и без этого приходится сталкиваться с непониманием окружающих… Так что все твои слова потонули в холодной воде…

Теперь, как она заметила, он смотрел на нее совсем другими глазами. Сначала он удивился — видимо, не ожидал услышать от нее этакой тирады. Похоже, думал, что она всего лишь любопытный ребенок…

— Так что еще неизвестно, кто кому принесет больше неудобств, милый Хобо, — сказала она и улыбнулась. — Впрочем, мне действительно пора домой, потому что уже темнеет… Но это совсем не означает, что я не вернусь сюда…

Она вышла в коридор и стала одеваться.

Ей было обидно — она была вынуждена признаться себе в этом, хотя изо всех сил и пыталась спрятать эту обиду не только от окружающих, но и от самой себя.

— Мышка, ты далеко?

Она встрепенулась, услышав голос Кинга. Он стоял, скрестив на груди руки, и ей показалось, что в его глазах, спрятанных за насмешливостью, таится испуг. Как будто он боится, что она уйдет навсегда.

— Мне пора домой, — сказала Мышка.

— Тебе что-то сказал Бейз? — Он обернулся и крикнул туда, в комнату: — Бейз! Ты обидел Мышку?

Бейз тут же появился рядом и вопросительно смотрел то на него, то на Мышку.

— Я вообще-то ее не обижал, — сказал он озадаченно. — Мне просто показалось, что «площадь Дам» не то место, где стоит находиться юным девицам. И — это уж я знаю точно — ты им, этим девицам, неподходящая компания… Может быть, она за тебя обиделась? Мне она, правда, сказала, что ей пора домой.

— Мне и в самом деле пора, — подтвердила Мышка. — И никто меня не обижал…

Кинг поверил им обоим, но предложил:

— Я тебя провожу…

Ей очень хотелось еще какое-то время побыть с ним рядом, но она представила себе, как мама смотрит в окно, обеспокоенная ее долгим отсутствием, и видит их вдвоем… Поэтому она решительно покачала головой — нет, нет, ни за что…

— Я дойду сама, — улыбнулась она ему. — А я завтра приду, можно?

Он кивнул.

Потом подошел к ней, обнял за плечи — она вздрогнула, удивляясь тому, что ей так непонятно, так хорошо и так сладко, — и коснулся губами ее лба.

— Ладно, — сказал он. — У тебя есть телефон? Запиши наш номер и обязательно позвони… А то я буду…

— О да, — иронически хмыкнул Бейз. — Позвони уж, пожалуйста. А то папочка будет волноваться…

Она ничего не ответила, только сжалась — Кинг ощутил ее обиду почти физически, как если бы это происходило с ним.

— Я дойду, — пробормотала она и — не удержалась, метнула в сторону Бейза такой взгляд, что Кинг удивился, как это Бейз остался целым и невредимым.

Быстрее ветра, наверное, эта девчонка распахнула дверь и бросилась прочь.

Точно у нее были крылья.

— Ты кретин, — вспылил Кинг. — Придурок. Можно подумать, что такие девочки у нас стоят на каждом углу…

— Я просто обороняю эту девочку от тебя, мой друг, — усмехнулся Бейз. — Прекрасно понимая, что она слишком хороша для этой дыры…

— А если ей плохо без меня в этом мире? Откуда тебе знать-то?

— Если ей плохо, тогда беги за ней следом… — Бейз развел руками, еще раз усмехнулся и уже серьезно посмотрел на Кинга. — Ну? — спросил он. — Чего ты не бежишь за ней? Потому что и сам понимаешь, что жизнь среди нас для этой Девочки не лучший выход…

Но Кинг так не думал. То есть он вообще сейчас ни о чем не способен был думать трезво. Только о темной улице. О мрачной темной улице, по которой бредет этот странный ребенок, как будто продолжая плутать в темноте и невыносимости собственного одиночества…

«Вот бреду я по ночной дороге, в тихом свете гаснущего дня…» Странно-то как, удивилась Мышка. Наверное, все ее стихи растерялись, и думает она отчего-то чужими. Она шла быстро, не оглядываясь и стараясь не думать о том доме, оставленном ею — на-все-гда… Нет уж, она никогда туда больше не вернется… Каждому свое.

На секунду сердце сжалось, не в состоянии пережить эту мысль, потому что там ей было хорошо, она в первый раз почувствовала себя нормальным человеком! Но она тут же напряглась и заставила себя не думать об этом.

Сзади послышались шаги — кто-то бежал вслед за ней, или просто кто-то торопился…

Она не обернулась, даже услышав за спиной голос, — так это было нереально, несбыточно…

— Быстро же ты передвигаешься… Вот что значит молодость!

Еще не смея поверить очевидному, она замерла, удивляясь тому, как быстро ее душа меняет состояние — вот только что задыхалась от горя, а теперь наливается счастьем, как июльское яблоко — солнцем…

Она остановилась.

Рука Кинга мягко коснулась ее плеча — она невольно вздрогнула, но совсем не от страха — от неожиданности, а еще ей очень хотелось тоже прикоснуться к нему, но она не смела…

— Ты обиделась?

Мышка покачала головой.

— Нет, — улыбнулась она. — То есть сначала… Немного. Почему он такой злой?

— Нет, наоборот… Из всех нас он самый добрый. Просто… Я не знаю, как тебе объяснить. Мы не подходящая компания…

— Это мне решать, — упрямо мотнула она головой.

— Но ведь так и ошибиться недолго…

— Ну и что? Зато это будут мои ошибки… Мне не нравится, когда мою жизнь расписывает кто-то другой…

— Ее так и так расписывают, — усмехнулся он. — И тебе никуда от этого не деться… А к Бейзу ты несправедлива.

— Я говорю сейчас не только о нем… Обо всех, кто хочет повлиять на мою судьбу, — сказала она. — Выходит, я несправедлива ко всем…

Они подошли к дому, где она жила, и остановились.

Он поднял глаза, пытаясь определить, какое из светящихся окон-глаз принадлежит ей, и она, угадав его мысли, рассмеялась и сказала:

— Мое окно с другой стороны…

— Хорошо, — улыбнулся он в ответ. — Буду знать, где можно тебя увидеть…

Она ничего не ответила, только приподнялась на цыпочки.

— Это ты такой большой или я — маленькая? — спросила она.

— И то и другое, — засмеялся он.

Она смотрела ему в глаза долго, очень долго, и он испугался, потому что не смог спрятать нежность. И ему показалось, что она ее угадала, почувствовала, — уголки ее губ поползли вверх и замерли в полуулыбке, она нежно коснулась его щеки.

— Ты обязательно увидишь меня, — пообещала она и быстро пошла к подъезду.

— А твой телефон? — крикнул он ей вслед.

Она замерла, обернулась и проговорила:

— Но ведь теперь ты доставил меня домой и можешь быть спокоен… Зачем он тебе?

— Как же я смогу тебя увидеть?

— Как-нибудь, — сказала она и закрыла дверь.

Как будто и здесь она оставляла главное решение за собой, не позволяя даже ему решать ее судьбу…

— Где ты была?

Она почувствовала укол вины — правда, на сей раз не такой сильный, как обычно. Мама смотрела на нее, и по ее взгляду Мышка без труда определила — она волновалась. И в самом деле, Мышка ушла с утра, как бы в школу, и вернулась поздно вечером…

— Только не ври мне, что у Лены.

— Я и не собиралась, — ответила Мышка. — Я бы столько времени у этой зануды не высидела…

— Тогда где ты шлялась?

— Пыталась кое-что понять, — честно ответила Мышка. — И знаешь, я очень много узнала… Так много, что мне придется обо всем этом думать, и пока я не могу дать тебе ответ, где я была…

Мать поняла ее — или просто смирилась? В конце концов, с детьми просто, пока они маленькие. А потом вдруг начинают расти и искать ответы на собственные вопросы… И кто знает, что лучше — когда они покорны, понятны или вот так, когда пропадают на целый день в поисках смысла?

Ей вспомнились слова подруги старшей дочери: «Птенцам надо учиться летать, если они хотят стать птицами, а не курами-несушками…»

— Ма, у меня правда все в порядке. — Мышка чмокнула ее в щеку. — Но сейчас я тебе ничего не расскажу. Просто я сама еще не очень хорошо понимаю… И еще — я очень хочу в ванну.

Собственно, она не врала. Она и в самом деле хотела оказаться сейчас в одиночестве — и в воде…

Ей ведь многое надо было обдумать и вспомнить!

Пока вода набиралась, она сидела на краешке ванны, наблюдая, как бежит струя из крана. Она ни о чем не думала — просто успокаивалась, приводила в порядок чувства.

Потом разделась — не удержавшись, посмотрела в зеркало, пытаясь найти в самой себе признаки женственности. Но тонкое, почти детское тело, маленькая грудь придавали ей сходство скорее с мальчишкой… «Все-таки я не в порядке», — подумала она, вспомнив физкультурную раздевалку и своих одноклассниц — сравнение было, увы, не в ее пользу… В отличие от нее они уже вполне сформировались, а она…

По счастью, вода уже набралась, она налила пену и спряталась там, в воде, вся — только голова осталась видна, а это ее хрупкое тельце — да ну его…

Мышка закрыла глаза, наслаждаясь теплой водой, и тут же попыталась вспомнить его прикосновение — такое же нежное, как прикосновение ветра, и почти невесомое… И тут же почувствовала его, почувствовала наяву… Она даже открыла глаза, испугавшись того, что воображаемое стало таким реальным, а еще она испугалась того странного ощущения, которое рождалось сейчас в ее теле, словно в ответ на его — воображаемое же! — прикосновение. Она села и долгое время боялась пошевелиться или снова закрыть глаза.

— Нет, — сказала она, когда немного успокоилась, — я все-таки ненормальная…

Она вышла из ванны, наскоро вытерлась и немного постояла, прислушиваясь к себе, но теперь все было как обычно.

На минуту ей стало даже немного грустно — как будто и в чувствах своих она уже не хотела оставаться без него…

Даже в мечтах ее, всегда теплых, будто солнечный свет, без него теперь было пасмурно и холодно.