– О, привет, проходите.
Я была усажена в кресло, Ник понесся на кухню жарить картошку, а Майк был послан за бутылочкой чего-нибудь согревающего. После прогулки по январскому морозу это было самое то. Майк вернулся, Ник поставил на стол сковородку, и понеслась дружеская беседа. Ник был явно рад меня видеть. Я его тоже. Сцена Еленкиного дня рождения была прочно мною забыта, и я даже не обратила внимания на то, что Майк как-то подозрительно быстро слинял. Можете даже не удивляться, что я об этом забыла. Если бы вы пообщались с мое со всякими творческими людьми, вы бы тоже разучились принимать все слишком всерьез. Мало ли что произошло? Из этого ничего не следует. Однако на этот раз следовало. Еще как следовало. Ник целенаправленно меня спаивал и наблюдал за мной исподлобья. Я не выдержала.
– Ты что на меня смотришь такими глазами?
– А у меня других нет.
До меня как-то не доходило, чем все это может обернуться. Выпивка кружила голову нам обоим, а разговор был абсолютно ни о чем. Я даже не могу сказать, когда до меня, наконец,
дошло,чего хочет Ник. Но когда дошло, то я растерялась.
Вы знаете, очень трудно решиться на близкие отношения с классным другом. Ну хороший знакомый, ну малознакомый, ну, для рисковых, первый встречный… Уже сложнее с бывшим любовником или чьим-то другом. Но переспать с собственным другом? Переступить дружеские отношения? Это очень сложно. К тому же, совершенно неизвестно, чем кончится. С любовными отношениями может ничего и не выйти, а дружба будет потрепана. Или (что еще хуже) потеряна. Я растерялась, но Ник уже все решил за меня. Если честно, меня это даже обидело. Неужели для него наши дружеские отношения ничего не значили, раз он готов был
такими рискнуть? Ведь он же не любил меня. Это-то я знала определенно!
Ник был моим другом Теплым, надежным, с резко-грубоватой манерой общения. Он был больше, чем другом, потому что я желала ему счастья. Сколько раз мы расставались, столько раз судьба сводила нас снова. Уж наверное, это было не случайно.
***
Ольга прикрыла глаза и нервно потерла переносицу. Все это тоже было враньем. Все ее дружеские негодования и возвышенные слова. Ее просто убивала мысль о том, что Нику она безразлична. Совсем. Он не любил ее настолько, что даже не ценил их отношений. Ольга придумала мир, которого не было, а Нику этот мир был абсолютно до лампочки. Тогда Ольга даже не понимала, почему пошла у Ника на поводу. Сейчас она это осознавала. Она просто его захотела. Почему бы, в конце концов, не признаться в этом хотя бы себе самой? Это было бы гораздо большей правдой, чем ее жалобные стоны по поводу отношения к ней Ника. И, по крайней мере, она не выглядела бы такой дурой. Ольга хмыкнула. Да, страх действительно был. Во-первых, потому что никто не знал, чем это могло кончиться, а во-вторых, потому что она не была готова к тому, что их отношения с Ником закончатся совсем. Ольга до сих пор помнила, как это было: вино притупило горечь ее мыслей, а поцелуи Ника заглушили вопли ее совести.
***
Ник был нежным. Ласковые слова, как бабочки, слетали с его губ, касались моей шеи и скользили вниз.
– Ник, ты ненормальный.
– Я нормальный, я очень нормальный, я никогда еще не был таким нормальным.
– Слушай, ну это уж слишком…
– Кажется, у тебя шея чувствительная?
– Ник!!!
Я чувствовала себя в его руках очень хрупкой. Под нежными губами Ника я таяла как воск. Внутри меня что-то взрывалось, рушилось, потрясалось. Единственное, о чем я жалела в тот момент – что не смогу остаться у Ника ночевать. Я даже не хотела думать о том, что мы уже никогда не сможем дружить с Ником так, как это было раньше, что между нами всегда будет стоять то, что произошло. Я даже была готова к тому, что
этоникогда не повториться. Я не могла о чем-либо жалеть после того, что было. Ведь мне было с Ником очень хорошо. Правда, я была совсем не уверена в том, что это стоило нашей дружбы. Мужчины совершенно другие, чем женщины. У них свой взгляд на вещи. С пьяной нежностью Ник влез мне в душу и вывернул ее наизнанку. Вряд ли он отдавал себе полный отчет в том, что он делал. Конечно, мне очень хотелось чем-то для него стать, но для этого мне лучше было бы оставаться его другом. А я не осталась. Мои пальцы сами потянулись к пуговицам рубашки, и Ник рванул ее не глядя. Его нежность и сдержанность сменилась не менее возбуждающей порывистостью и уже не сдерживаемой страстностью и напористостью. Да, то, что мы там устроили, лучше не пересказывать. Ник был крут.
"Я выпустила на волю солнечного зайчика. Когда мы были вдвоем, он казался нам далеким, одиноким и третьим лишним. Я помню, как трепал шторы случайный ветер, и как теплым сумраком ты пробрался ко мне в постель. В ту ночь у моего тела был привкус лимонной мяты. Ты помнишь кисловатое ощущение на языке? Твои поцелуи принесли мне пьянящую радость. Когда будет поздно, я во всем разберусь сама".
Нам жутко не хотелось прощаться, но в данном случае от нас ничего не зависело. Ник проводил меня на электричку, и я уехала домой.
"После твоего ухода осталось твое отражение в моих глазах и эхо твоего голоса в моих волосах. Чегo ты хочешь? Чтобы я собираю у чужих, уже пройденных порогов свою сущность? Ее там не осталось. Уходящие гости давно уже затоптали то, что не смогли смыть серые дожди. Просить Бога? О чем? Свою плату я разбазаривала не деньгами, а душевным теплом. Я, как кошка, мечтала о месте возле теплой батареи. Я все еще не разучилась себя дарить и передаривать. Возможно, это не самая удачная привычка в моей жизни. Ты ушел, а я продолжала вспоминать твои поцелуи. Ты не слушал моих бессвязных слов. Ты даже не воспринял всерьез печаль моих глаз. Ты не увидел в них ни ярких снов, ни светлых капель слега. Когда я с тобой прощалась, мне очень хотелось верить, что это – не в последний раз. Простится с тобой сейчас насовсем у меня не получится. Далеко не все проходит со временем. С этим пора смириться. Время не лекарь, как в это принято, почему-то верить. В лучшем случае – оно обезболивающее".
Потом опять все пошло по-старому. Сначала была сессия у Ника, потом у меня, потом еще что-то. Словом, прошла целая куча времени прежде, чем в наших отношениях с Ником хоть что-то произошло. Я поняла, что жутко по Нику соскучилась (уже не только как по другу) и сделала первый шаг. Я одела "мини", от которого Ник моментально съезжает с катушек от вожделения, привела себя в порядок и направилась к нему в гости. Разумеется, я хотела с ним переспать, глупо отрицать очевидное. Но я думаю, что вряд ли предприняла бы хоть какие-то шаги в этом направлении самостоятельно. Я хотела, чтобы следующий шаг сделал Ник. И Ник его сделал. Он оказался дома, радостно пригласил меня пройти, закрыл за мной дверь и сказал, что никого не ждет до утра.
Разумеется, я бывала у него дома, и не раз, но теперь, конечно же, все было по-другому. Ник поставил "Doors", достал какую-то бурду с кучей градусов, и я у него осталось. Пить я, правда, все это дело все равно не смогла, но мы и так неплохо провели время. Правда, мне казалось тогда, что этого времени нам отпущено безбожно мало. Может быть, так оно и было, но этого было достаточно, чтобы никуда не спешить и наслаждаться друг другом постепенно.
"Ты был колючим, резким и бесконечно ронял обиды. Я постоянно пыталась перечеркнуть копившуюся в моей душе нежность, но она оставалась. Из этих остатков складываюсь невыразимое чувство. Оно не могло вместиться в слова, и поэтому на старые вопросы новых ответов как-то не находилось. Я почему-то тебя ждала. Чего мне не хватало? Твоей увлекающей стремительности? Взгляда исподлобья? Может быть. Не знаю. Я думала, что имидж героя – это усталая маска, но мне надоело убеждать в этом тебя самого. Нет, меня не тревожит твоя агрессия силы. Я слишком хорошо знаю, в какой водопад нежности она может вылиться. Ты сожмешь гриф гитары, и резкие аккорды будут сопровождать режущие слова. Ты самозабвенно прикроешь глаза и все забудешь.
Сейчас ты спишь. А я пишу тебе очередное письмо, которое ты не прочтешь. Я не могу удержаться и провожу ладонью по твоей щеке. Ты не проснешься. Ты спишь на спине, как все самоуверенные люди. Наверное, у тебя есть причины, чтобы быть уверенным. Растрепанные волосы, смятая подушка, раскинутые руки. С твоего лица исчезло выражение суровости, надменности, значимости. Когда ты проснешься, ты снова захочешь казаться сильным, защищенным и влюбленным в одиночество. Я оберегаю твой сон, пока могу. Что я значу для тебя – понять сложно. Ты бываешь со мной слишком разным. Расскажи мне о своих страхах, поделись со мной своей судьбой. Твои текстовые и музыкальные заморочки имеют несколько смыслов. Скажи мне, о чем ты думал, когда сочинял их? Я знаю, что тебя нужно понимать между строк, но мне слишком сложно разглядеть в твоих нотах собственное отражение. Как можно из простой прихоти превратить тепло отношений в нервозную неизвестность? Не знаю. Мы смогли. Всего один лишь каприз, и все прошлые устремления летят к собачьим чертям. Иногда мне кажется, что я даже этому рада".
Ник был крепкий, загорелый, и я… я от него тогда просто потеряла голову. Я не могу жаловаться на судьбу. То, что она мне подарила, в тысячу раз больше того, что она мне не додала. Множество часов я была просто счастлива. До безобразия счастлива. Время не сотрет ни утренних поцелуев Ника, ни музыки "Битлов", под которую осыпались с потолка счастливые звезды. Нервы прыгали в кончиках моих пальцев, а я выстукивала на стекле незамысловатый мотив. Я не желала признаться себе в том, что все давно позади. Я разучилась летать. Во сне. Наверное, потому, что Ник искупал мою душу в ледяном звездопаде. Разве можно изменить то, что я по жизни случайный человек?
Ник был моим другом. Теплым, надежным, с резко-грубоватой манерой общения. Ник был больше, чем другом, потому что я всегда желала ему счастья. Зыбкая граница этой дружбы держалась несколько лет. Я не знаю, что случилась с нами обоими. Ник первым переступил границу прошлых времен. Первым. Среди холодных дней мерзлой и неласковой погоды он согрел меня своим теплом.
"Мне с тобой было хорошо. Наверное, мне стоило поступить по-другому и оставить дружбу идти своим чередом. Я не сумела. Мне так отчаянно захотелось твоего тепла, твоего участия, твоего насмешливо-ворчащего голоса… Прости. Вспышка страсти смела все со своего пути. Мы позабыли о времени и о прошлых рамках. Мы жалели обо всем, о чем угодно, но только не о том, что сожгли за собой корабли".
Я не помню, сколько прошло времени. Но оно шло. И все неумолимо меняло. Я очень долго не видела Ника, а потом… потом к Нику вернулась Аня. Я не помню, кто мне это сказал. Но это определенно было не самое приятное известие в моей жизни.
Помню, как совершенно случайно я встретила Ника в городе. Я торопилась по каким-то своим делам, а он сидел на заборчике и пил пиво. Мы поздоровались, спросили друг у друга как дела, кивнули головами, и я пошла дальше. Одна. Ник даже не проводил меня до остановки. Вполне возможно, что ему было просто некогда.
Ник был моим другом. Был… Мы сожгли за собой корабли, и я… я стала
ждатьего тепла. Ник был с другой женщиной. Наверное, он всегда принадлежал только ей. Мне было жаль его терять. Было даже думать невозможно, что в моей жизни никогда больше его не будет.
Ник был моим другом. Теплым, надежным, с резко-грубоватой манерой общения. Он был больше чем другом, потому что я до сих пор его помню.
***
Ольга откинулась в кресле и улыбнулась. Бог ты мой, она же действительно верила, что между ней и Ником все кончилось и ничего уже не вернуть. Наивная. У Ольги проснулось дикое желание порыться в лежащих перед ней тетрадях и найти продолжение эпопеи их с Ником отношений, и она не удержалась.
***
Первое время после расставания с Ником я о нем вспоминала. Чаще, чем того заслуживала данная история. Я вспоминала о нем с особым теплом, с особой нежностью, особым желанием прикоснуться ладонью к его щеке и почувствовать на шее тепло его губ. После таких воспоминаний в голову лезли мысли о том, что наши отношения неплохо было бы возобновить.
"За дверями осталась ноющая боль. Сколько раз я буду начинать все снова? Я не умею прощаться с прошлым, притаившимся за углом. У следующей весны опять будет множество дорог. Не к тебе. Я давно уже перестала верить в то, что безумия умеют кончаться. Осень всегда приходит некстати и впереди остается только желтизна листвы. Мы сожжем ее в костре бессмысленных слов. Твои глаза утром будут снова заняты сигаретной порошей. Сколько точек я поставила на нашем прошедшем? Я не помню. Они постоянно превращаются в запятые. Иногда на ночь глядя. А иногда долгие дни спустя. Я слишком устаю, чтобы успевать этому сопротивляться. Я опять мечтаю о том, что все еще будет."
Забавно. Наши отношения все-таки возобновились. Если, конечно, это можно было так назвать. Наверное, меня никогда так не тошнило от себя самой, как в ту пору. Может потому, что Ник был моим другом, а мы обошлись с нашими дружескими отношениями слишком по-свински? Нет, мы не ссорились, и даже продолжали дружить, только… все это было как-то не так, неправильно. Как будто нас кто-то насильно заставлял быть вместе, а мы врали друг другу, что делаем это по собственному желанию. Не просто врали. Мы еще и друг другу не верили. И одно время даже не совсем доверяли. Мы старательно избегали встреч, психовали, но… однажды это все-таки кончилось.
Может быть, мы просто переболели. Наши отношения утратили злость, натянутость и нервозную неопределенность. Мы снова стали друзьями, просто перестав воспринимать окружающую нас действительность слишком всерьез. И научившись прощать. Может быть, чуть больше, чем мы смогли бы простить кому-нибудь другому. Мы почувствовали, что наши отношения стали больше, чем дружба. И уж тем более больше, чем заурядный постельный роман. Те, кто умеет дружить и способен чувствовать, это поймет. Ник опять стал для меня уютным, своим и очень теплым. Когда я освободилась от груза своей влюбленности в него, мне стало проще жить и воспринимать его.
Конечно, Ник бывает разным. И грубым, и неуживчивым, и не в настроении. Но я научилась относиться к этому с улыбкой. И воспринимала его в любом состоянии. Иногда я на него злилась. Иногда одобряла. Но, по крайней мере, меня больше не тошнило от себя самой. Наверное потому, что я поняла одну простую вещь – мы с Ником не наплевали на наши отношения. Просто эти самые отношения перешли в другую фазу. И я многое прощаю Нику именно потому, что помню, каким он был раньше.
До того, как по нему проехалась трактором наша мерзкая и несправедливая жизнь. Он и сейчас умеет таким быть. А главное – он до сих пор остается моим другом. Теплым, надежным, с резко-грубоватой манерой общения.
***
Ольга потянулась, достала следующую тетрадь, увидела нарисованный на ней символ, и улыбнулась. Это была особая история. И особый мужчина. Поэтому, прежде, чем читать лежавший перед ней опус, ей захотелось сделать одну вещь. Ольга резко встала, подошла к полке, взяла альбом и вытащила из него потрепанную фотографию. Потрепанную… Интересно, как она вообще осталась целой. В свое время Ольга таскала ее повсюду. Она даже прятала ее под подушку, когда ложилась спать. Ольга села обратно в кресло и поставила фотографию перед собой: холодные серые глаза, надменный изгиб тонких губ, музыкальные пальцы… Как же она смогла избавиться от этого наваждения? Сколько ей было тогда? 17? Впечатлительный возраст. Наивно-удивленный взгляд, и душа, открытая миру… И ОН… Господи, сколько ж чувства было потрачено в пустоту! ЕМУ были посвящены лучшие стихи. И лучшие из неотправленных писем. Память хранит прошлые сны и несбывшиеся мечты. И иногда они возвращаются. Ольга осторожно провела пальцем по фотографии. Знакомое лицо осталось безучастным к этой невольной ласке. Как и много лет назад. В мире, где ей было всего 17.
Третья
Я так щедра была, щедра
в счастливом предвкушеньи пенья,
и с легкомыслием щегла
я окунала в воздух перья.
Но, слава Богу, стал мой взор
и проницательней, и строже,
и каждый вздох, и каждый взлет
обходится мне все дороже.
Б. Ахмадуллина.
Я Вас люблю всю жизнь
и каждый час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Все началось и кончилось без Вас
М. Цветаева.
Всем взрослым и умным людям на этом свете было хоть раз в жизни 17 лет. Многие об этом забыли, а многие думают, что это было не с ними, а с кем-то другим. Мне тоже было 17 лет. Не так давно, но кажется, что прошла целая вечность. Слишком многое изменилось. Слишком мало сходства между мной прошлой и мной настоящей.
Я закончила 11 классов и наконец-то вырвалась из дома, поступив в том же году в "кулек" (училище культуры и искусств). Он поразил меня сразу и на всю жизнь. Своей самобытностью, неординарностью, талантливостью. "Кулек" как-то сразу принял меня такой, как есть – со своими достоинствами и недостатками. Я обалдела. Пишешь стихи? Вот это круто! У тебя дома есть весь Толкиен? Дай почитать! Наряд? А что? Нормальный наряд. Только одела б ты туфли на каблуках. До тебя нагибаться все время неудобно.
На каблуках? Да у меня по жизни был комплекс, что я безобразно длинная! Я вытащила все свои деньги, захватила Майка, и мы пошли с ним в магазин. Майк был просто чумовым парнем и приходился мне чем-то вроде подружки. Меня познакомил с ним Ник. А сам Майк познакомил меня с таким количеством людей, что совсем беда. Но это все в будущем. А в то время я упивалась тем, что рядом со мной веселый, прикольный, самовлюбленный и довольно известный тип. Мне раньше и в голову бы никогда не пришло, что с парнем можно болтать обо всем, что с ним можно почти не расставаться, и что это совершенно ничего не значит. Мне самой было смешно, что когда-то, с непривычки, я не могла привыкнуть к Майку больше месяца. Правда, надо сказать в мое оправдание, после пребывания в школе, видок Майка показался мне несколько странным. Драная джинса, длинные волосы, неясные словечки, да еще и внешность у него была весьма оригинальная. Ну это так, к слову. К тому времени, когда я пошла с ним в магазин, я уже успела не только привыкнуть к нему, но и относилась как к чему-то само собой разумеющемуся. Мы зашли в магазин и начали выбирать туфли. Майк поднял голову.
– Слушай, Оль, ты свой наряд носишь потому, что он тебе нравится, или ты считаешь, что он тебе идет?
– Он скрывает мою полноту, – честно ответила я.
– Хватит гнать, а? Посмотри сюда лучше. Мне кажется, что это платье тебе пойдет. – платье было с глубоким вырезом, приталенное, сильно клешеное книзу, длинное, из креп-сатина цвета морской волны. Оно явно дорого стоило.
– Ты что, Майк, это на худеньких!
– Ты померь! – в общем, я влезла в это платье, и вылезать из него больше не захотела. Не отходя от кассы, я купила себе классические черные туфли на высоком каблуке и покрутилась перед Майком. У него громко отвисла челюсть.
– Е – мое, и она прятала такое шикарное тело!
– Майк! Ты меня разорил! Я на что буду жить оставшихся полмесяца?
– Не фиг людям мозги пудрить…
Он буквально вытащил меня из магазина и увлек за собой. Мы вошли в неясный подъезд неясного дома, поднялись на второй этаж, и Майк принялся названивать в какую-то квартиру. Дверь открыл заспанный светловолосый парень и жестом пригласил нас пройти.
– Если ты за "Ролингами", Майк, то я их еще не переписал.
– Слушай, Чибс, эту подругу зовут Ольга. Сотвори-ка из нее что-нибудь поинтереснее, как ты это умеешь. Ну понял.
Майк сел смотреть какую-то ерунду по телевизору, а Чибс усадил меня на стул у большого зеркала и присел рядом в задумчивой позе художника. Он изучал меня как чистый холст, а я просто его разглядывала. Симпатичный, синеглазый, высокий, неплохо сложен, светлые волосы до плеч… В общем, ничего мальчик. После нескольких минут разглядывания меня, Чибс вынес вердикт:
– Ну во-первых, тебя явно надо постричь и сменить тебе цвет, а то тебя не заметно.
– А… – попыталась возразить я.
– Не говори под руку, – перебил меня Чибс на полуслове и взялся за мою голову.
От стрижки и осветления моя химия несколько пострадала, но когда Чибс сделал мне прическу, я ни о чем не жалела. (Надо сказать, что Чибс был самым забавным имиджмейкером в моей жизни. Он курил, прикалывался, включал разные кассеты и ходил возле меня кругами.)
– А что, неплохо, – улыбнулась я сама себе в зеркало, глядя на результат.
– Поняла как укладывать волосы? Теперь иди, умойся, я посмотрю, как тебе лучше краситься.
Я умылась, и Чибс продолжил мной заниматься. Он пробовал на мне все, что мог и давал море полезных советов. Я сидела, открыв рот, и потрясенно его слушала. Для меня это было открытие века. Во-первых, мне никто и никогда не давал столько полезных советов сразу, а во-вторых, – я слышала их от парня! Я вообще первый раз видела парня, который на таком уровне разбирался бы во всех женских прибамбасах! Чибс продолжал:
– Я сейчас, короче, пойду к Майку, а ты тут перед зеркалом поправишь все и выйдешь к нам. Мы тебя оценим. – Чибс ушел, а я встала и повернулась перед зеркалом. Это была я? Надо же, какая я, оказывается, хорошенькая! Я внесла последние поправки в свой внешний вид и вышла к ребятам. С Майком случился второй удар за день.
– Господи, и я дружил с этим чудовищем?! Это надо ж было так над собой издеваться! Ольга, ты преступница! Пошли отсюда, я не разговариваю с тобой 10 минут. – я рассмеялась, и мы вышли в коридор. Чибс открыл нам дверь.
– Ты действительно классно выглядишь, – сказал он, – оставайся у меня, я не только в макияжах разбираюсь. Я сделала "страшные глаза" и вылетела за дверь вслед за Майком. Майк хохотал, как ненормальный.
– Когда ты перестанешь от ребят шарахаться?
– Никогда. Особенно от таких нахалов, как Чибс
Я не стала надевать свое новое платье на следующий же день. Собственно говоря, со своим новым имиджем, я и так сорвала кучу комплиментов. А еще именно в этот замечательный день я познакомилась с НИМ. (Флаг в руки Майку за это знакомство!)
ЕГО звали Анатолием. Или, попросту, Толей. Рядом с ним стоял тип, который сверкнул в меня из-под челки зеленым глазом, буркнул нечто среднее между "здрасть" и "брысь" и представился Дюком. Когда я полюбопытствовала, как данного Дюка зовут по-человечески, тот пробурчал что-то невнятное, что в вольном переводе Толика прозвучало как Мишка. Поскольку Майк по-человечески тоже был Мишкой, я тут же вклинилась между ними и загадала желание.
Толик с Дюком оба были высокими, черненькими и патлатыми. Толик был повыше и худощавый, а Дюк пониже и крепкий. Мы перекинулись парой фраз, и Толик радостно поинтересовался, буду ли я присутствовать завтра вечером на посвящении в ряды "кульковцев". Я сказала, что обязательно буду, ибо меня тоже будут посвящать. Толик сказал, что по этому поводу ему, мне, Майку и Дюку неплохо было бы куда-нибудь сходить. Хотя бы в кино. Я скосилась на Дюка, но тот занавесился челкой и отвернулся. Тогда я посмотрела на Майка. Тот закивал годовой и радостно согласился. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться тоже.
На посвящение я пришла в новом платье, и меня усыпали комплиментами. Толик радостно сожрал меня взглядом, посадил между собой и Дюком и не спускал глаз. Майк сидел и фыркал мне в затылок. Дюк соизволил показать из-под челки один зеленый глаз и ухмыльнулся. В это время на сцене шло замечательное представление. Я получала удовольствие и пыталась разобраться в ситуации. Ну, с Майком было все ясно, я к нему привыкла уже. А Толик? Я не могла не заметить его легкого ухаживания. Сначала я отнеслась к нему равнодушно, а потом… потом мне понравились его манеры. Он был настолько мил, нежен и обходителен, что я чувствовала себя с ним спокойно. И мне это нравилось. Дюк производил совершенно обратное впечатление. Мне интуитивно казалось, что от этого типа нужно держаться подальше. Особенно неприятной мне показалась его манера общаться междометиями. Можно было подумать, что обычных слов он на меня даже не хотел тратить. Толи дело Толик: худощавый, спокойный, тонкий, изысканный, велеречивый и даже какой-то интеллигентно-воспитанный. (Чего только с первого взгляда не покажется!)
После посвящения я в компании трех замечтательных молодых людей стояла в холле, где к нам подходили кучи каких-то друзей и подруг. С непривычки от такого количества народа у меня даже в глазах зарябило. Чтобы отвлечься, я стала думать о том, какое все-таки разное впечатление производили на меня три этих парня. Майка, например я воспринимала чисто как друга, когда мне мило улыбался Толик, мне было приятно, а когда меня всего один раз, но зато с ног до головы, ленивым взглядом смерил Дюк, я влезла в плащ и спряталась за Толика. Дюк ухмыльнулся, сунул мою сумочку себе в пакет и, совместно с Толиком, подал мне руку. Что мне оставалось делать? Я подхватила под руки их обоих, и мы отправились в кино. Майк шел рядом и тихо прикалывался. Дюк купил всем мороженое и, наконец, перешел с междометий на нормальный язык. (Если, конечно, нормальным языком можно назвать отрывистые фразы вперемешку с постоянным "ха"). Когда Дюк и Майк отправились за билетами, я облегченно вздохнула. Я была девочка тихая, скромная, и такие типы как Дюк, держащие людей в постоянном напряжении, меня подавляли. А тут еще оставшийся рядом Толик начал мне что-то рассказывать и был до умопомрачения мил и предупредителен. (Что Толик умел делать блистательно – так это производить впечатление). Доканал меня нежный жест, которым он помог мне убрать с губ мороженое. В общем, когда вернулись Майк и Дюк, я была уже по уши очарована Толиком.
– Какой фильм смотреть будем? – поинтересовался Толик у Майка.
– Не знаю, спроси у Дюка, я сигареты покупал.
– Какой? – повернулся к Дюку Толик.
– Увидишь. – односложно ответил Дюк.
Мы вошли в кинотеатр и удобно устроились в полупустом зале. Фильм Дюк выбрал "чудесный" – "Основной инстинкт". Нет, фильм чумовой, конечно, но смотреть его в компании трех ребят, из которых одного более-менее знаешь? Ужас!
Позже, когда я узнала Дюка получше, я выяснила, что это вполне в его стиле. Да и вообще оказалось, что Дюк очень даже неплохой парень, к которому просто надо привыкнуть. После фильма (а весь фильм я дергалась, потому что Толик нежно перебирал пальцы моей руки, Дюк косился в мою сторону на самых интересных кадрах, а Майк откровенно прикалывался) Толик пошел меня провожать, а Дюк с Майком направились в другую сторону.
Стояла очень теплая погода, но меня грела не столько она, сколько нежный Толик, шагавший рядом и усыпавший меня комплиментами. Он все больше и больше меня очаровывал. Во-первых, он был первым моим "взрослым" парнем (он был меня старше на "целых" три года), который мной заинтересовался. Во-вторых, он был вообще первым парнем, который
такза мной ухаживал. Плюс ко всему Толик уже набил на всем этом руку, а я была еще дура глупая в этом плане, и лапшу на уши мне можно было вешать безнаказанно. Помню, как я взлетела по ступенькам домой, как било ключом мое хорошее настроение, и как я почему-то решила, что теперь-то уж все будут со мной считаться. Всем в 17 лет важно доказать, что они взрослые. От радостного ожидания завтрашнего дня и предвкушения грядущих событий я не могла уснуть где-то полночи.
Сейчас мне уже трудно вспомнить – почему Толик мне так понравился. Наверное, я никогда не могла бы сказать этого определенно. Впечатлением первого дня стали его серые глаза (мое слабое место), длинные, чуть вьющиеся волосы (до "кулька" я думала, что длинные волосы и мужское достоинство несовместимы. Потом я поняла, что некоторым мужикам это даже идет. Толику, в частности, обалденно шло), нос с горбинкой, маленький рот, тонкие губы… Сам Толик был худощавый (если не сказать худой), слегка сутулый и очень загадочный. Причем настолько загадочный, что даже когда я повзрослела, поумнела, стала разбираться в людях, когда прошли годы – его понять по-прежнему оставалось очень сложно. Забегая вперед скажу, что это была хорошая школа. Как я могу обвинить себя или оправдать? Как я могу обвинить или оправдать Толика? Да ему было-то 20 лет, его считали взрослым мужчиной, и у него было достаточно жизненного опыта, чтобы меня раскусить. Да фиг ли меня было раскусывать? 17-летняя девчонка, которая ничего не знала и ни о чем не думала! Я понятия не имела о сложных правилах этой странной игры! Меня всему надо было учить!
Первый наш "серьезный разговор" с Толиком состоялся на моем дне рождения, где гуляла куча наших друзей… Я смотались от гостей на кухню с Толиком, и мы тихонько болтали. Он говорил мне, что у нас вполне может что-нибудь получиться, что он очень этого хочет, а я все это слушала и летала от восторга. В общем, если бы это был американский мультик, я бы не только взлетела от счастья, я бы ворвалась в небо со скоростью ракеты и рассыпалась бы там радостным фейерверком. Мне 18 лет, и рядом со мной любимый! Ура-а-а-а!!! Мне казалось, что все февральские звезды осыпались мне на голову.
За эту радость я сохранила к Толику благодарность. Во всяком случае, очень долгое время никому не удавалось сделать меня счастливой до такой степени.
Вообще-то я была довольно странной влюбленной. У нас с Толиком были совершенно разные взгляды на то, как я должна была себя вести. Толик читал мои стихи, догадывался о моих чувствах, но все мои переживания были ему безразличны. Моя полудетская влюбленность была на фиг ему не нужна, раздражала его и, в какой-то мере, льстила его самолюбию. Я любила его, но он… Он никак не мог уложить меня в свою постель. До времени.
***
Ольга прикрыла глаза и откинулась в кресле. Ей до сих пор было не по себе от воспоминаний. То время было для нее непростым. Она быстро училась и быстро умнела.