В Индию они ввозили ткани, хозяйственные принадлежности (сковородки, столы, ковры, покрывала), медикаменты, мыло, бумагу, книги, металлы, кораллы, сыр, сахар, оливковое масло… Индия и Африка экспортировали в первую очередь сырье и металлы, в то время как Ближний Восток специализировался на промышленных товарах и предметах потребления, частично предназначавшихся для нужд выходцев с Запада, обосновавшихся в Индии и в Африке. Ситуация напоминала ту, что сложилась в области экономических отношений Европы с ее колониальными владениями в новые времена…»
Принимая все это во внимание, можно полагать, что древние еврейские колонии Месопотамии стали столь же процветающими центрами международной торговли, как и еврейские колонии Северной Африки. К несчастью, для них не существует никаких исторических источников, подобных Каирской генизе, документы которой сообщают нам также множество ценнейших сведений о жизни и нравах евреев того времени. Таким образом, можно узнать, например, что вопреки распространенному мнению, моногамия у них являлась правилом и специально предусматривалась в брачных контрактах. О высоком статусе еврейской женщины того времени говорит то, что во многих брачных контрактах имеется специальная статья, предусматривающая, что муж может отправиться в деловую поездку только с согласия жены. Конечно, в эту эпоху подобные поездки были весьма рискованным и длительным предприятием.
Было бы ошибкой сделать вывод из всего сказанного выше, что евреи в мусульманском мире всегда процветали. В восточной части исламской империи случались спорадические гонения, которые причем всегда были направлены одновременно против еврейских и христианских зимми. Наиболее известными и, вероятно, наиболее жестокими были гонения при фатимидском халифе Хакиме, который в
1012 году приказал разрушить в Египте и Палестине все церкви и все синагоги и запретил все религии кроме ислама. Показательно, что мусульманские историки не нашли другого объяснения этого решения, чем внезапное помешательство халифа.
В западных областях, где к ХП веку христианство полностью исчезло, иудаизм продолжал процветать. Эта разница в исторических судьбах напоминает нам, что иудаизм оказался приспособленным к жизни под иностранным гнетом много лучше, чем христианство. В XII веке сначала при династии Альморавидов, а затем Альмохадов происходили жестокие преследования евреев, от которых, как мы увидим далее, им часто удавалось спасаться, находя временное убежище на христианских территориях. В частности, именно такова оказалась судьба Йегуды Галеви и семьи Моисея Маймонида. Последний заметил в этой связи, что речь не шла об арабских династиях, поскольку обе они были берберского происхождения, и что нетерпимость была лишь проявлением особого рвения новообращенных.
Объяснение, которое стоит любого другого. Среди объяснений такого рода мне представляются более убедительными те, которые имеют в виду шиитских правителей, всегда проявлявших нетерпимость, как этого требует их учение. В самом деле, можно констатировать, что на долю шиитов приходится значительная часть гонений евреев: например, в Йемене, а также те, что еще сравнительно недавно происходили в Персии, о чем мы еще поговорим в дальнейшем. Но, конечно, нам известна лишь незначительная часть действительной истории. Характерно в этой связи лаконичное замечание еврейского хрониста в Испании Ибн Верги: «В большом городе Фесе произошли массовые гонения евреев, но так как мне не удалось найти об этом ничего определенного, я не мог дать этому событию удовлетворительного описания».
Создается впечатление, что евреи были захвачены антихристианскими преследованиями в Египте, о которых мы уже упоминали выше. Согласно мусульманской хронике, относящейся к этому времени, они даже умоляли султана: «Во имя Господа, не сжигайте нас вместе с этими христианскими собаками, которые такие же наши враги, как и ваши. Сожгите нас отдельно, подальше от них».
В любом случае, каковы бы ни были число и интенсивность этих несчастий, мы можем получить впечатление о чисто человеческом отношении мусульманских масс к неверным евреям отнюдь не по этим крайне неполным перечням гонений, составленным на основе случайных сведений исторических хроник. Занятия и образ жизни евреев, так как нам удалось их реконструировать, широкий спектр их профессий в отличие от ситуации замкнутой касты, обреченной на одно и при этом презираемое занятие, сами по себе достаточно красноречивы. Изучение исламских традиций, литерату ры, апологий, легенд и сказок является в этом смысле еще более показательным. В заключение мы и предпримем сейчас это волшебное путешествие.
Многобожники и идолопоклонники всех видов довольно быстро исчезли в Арабском халифате. Поэтому только христиане и евреи были противопоставлены правоверным. Возможно ли обнаружить какие-то отличия в чувствах, которые проявляли мусульмане к тем и другим, и если возможно, то какие именно?
Очень немногие востоковеды задавали себе этот вопрос, а те, кто задавал, отвечали на него по-разному. Так, согласно Франческо Габриэли, «Название яхуди (иудеи) приобрело в мусульманских устах тот же оттенок презрительной враждебности, какой имело понятие евреи в западном мире, более враждебный и более презрительный, чем у эпитета насрани (назореи). Формально две соперничающие религии – христианство и иудаизм находились в мусульманском мире на одном уровне, но в отношении к христианству был оттенок меньшей враждебности не потому, что его учение считалось более близким исламу, но благодаря более примирительному отношению Мухаммада к своим христианским современникам, поскольку они причинили ему гораздо меньше головной боли, нежели евреи Медины…»
Для фон Грюнебаума, напротив, «напряженность в отношениях между христианами и мусульманами была более ощутимой, чем между евреями и мусульманами, причиной чему без сомнения была западная поддержка, на которую христиане могли рассчитывать. В сказках «Тысячи и одной ночи» красноречиво показывается, какую ненависть вызвали крестовые походы… Первоначально отношения между мусульманами и христианами были вполне удовлетворительными, к тому же намного лучше, чем между мусульманами и евреями. Но постепенно ситуация превратилась в свою противоположность…»
Настало время обратиться к источникам, следуя за мыслью блестящего историка Марка Блока: «В литературе любое общество всегда созерцает свое собственное отражение».
Начнем с «Тысячи и одной ночи». Этот огромный свод сказок, сюжеты которых заимствованы у всех восточных фольклорных традиций, включает среди прочего некоторое количество еврейских сказок. Действующие лица этих сказок выполняют свои религиозные обряды по мусульманским правилам, вне всякого сомнения для лучшего воспитательного воздействия на аудиторию. Но все они имеют еврейские традиционные имена, а сюжеты этих сказок кажутся взя тыми из забытых мидрашей. Мы не можем отказать себе в удовольствии воспроизвести одну из этих сказок в примечаниях (Эта сказка называется «Набожные супруги». Она была переведена на французский язык Раймоном Швабом, см. «Cinq contes in?dits (tes Mille et une Nuits»: Evidences, Paris, 57, mai 1956:
«Среди сынов Израиля был один очень набожный и скромный человек. Он и его жена зарабатывали себе на хлеб изготовлением вееров и циновок. Закончив очередное изделие, святой человек ходил с ним по улицам и по дворам в поисках покупателя. Затем он возвращался домой, чтобы вместе со своей женой предаться молитвам и посту.
Однажды этот набожный супруг проходил перед домом богатого и знатного человека. А поскольку он был еще молод и весьма приятной наружности, хозяйка этого дома заметила его и безумно в нега влюбилась. Эта госпожа воспользовалась тем, что ее муж был в отъезде, вышла и позвала этого человека под тем предлогом, что хочет купить его товар. Она привела его к себе в дом, заперла дверь и призналась ему в своей любви.
Честный человек попытался сопротивляться, но она усилила свой натиск.
Тогда он сказал:
– Я прошу у тебя только одного.
– Проси чего хочешь!
– Я прошу дать мне немного чистой воды и разрешение подняться наверх,
чтобы совершить омовение.
Госпожа показала ему дорогу и оставила его одного с полным сосудом воды.
Человек этот совершил омовение и начал молиться. Затем он огляделся и увидел, что помещение, где он находился, очень высоко. Однако страх нарушить предписания Аллаха и не подчиниться его законам были столь велики, что это придало ему смелости. И тогда он бросился вниз с высокой терассы, но Аллах послал ангела, который подхватил его на свои сложенные крылья и опустил на землю целым и невредимым, так что он совсем не пострадал.
После этого он пришел с пустыми руками домой к своей жене, которая его ждала с нетерпением, и рассказал ей все, что с ним случилось,
Супруги совершили свои омовения и молитвы…
Едва они закончили, как внезапно крыша их дома распахнулась и сверху спустился огромный рубин, осветивший весь дом.
– Слава Аллаху, слава Аллаху, – воскликнули они, переполненные радостью.
Была уже поздняя ночь, и они легли спать. Жене приснился сон, что она
находится в раю, где она увидела много мест для сидения.
– Кому они принадлежат? – спросила она.
– На них сидят пророки и истинно верующие, – ответили ей.
– А где здесь сиденье моего мужа?
Ей показали дырявое сиденье.
– Но почему оно с дыркой? – грустно спросила она.
– Дыра была проделана рубином, спустившимся с крыши вашего дома, – объяснили ей.
В этот момент женщина проснулась со слезами на глазах и полная печали оттого, что сиденье ее мужа было столь несовершенно по сравнению с сиденьями Других праведников. Она рассказала мужу о своем горе и убедила его попросить Господа вернуть рубин на место, сказав:
– Гораздо легче бороться с голодом и нищетой до конца наших дней, чем
иметь несовершенное место в раю.
Набожный муж обратился с мольбой к Аллаху, и рубин поднялся в небо у них на глазах. И они жили в нищете и праведности, пока Всевышний не призвал их к себе».).
Существует много других сказок того же рода, в которых иудаизм трактуется как высшее и образцовое проявление веры, а Израиль благодаря этому предназначен оставаться примером и образцом дяя других народов. Но наряду с этой функцией, которая представляет собой один из вариантов темы еврейской исключительности, многие евреи и многие христиане выступают в качестве персонажей чисто развлекательных сказок, не имеющих воспитательной цели. Они трактуются по-разному, иногда в качестве положительных, а иногда отрицательных героев, причем невозможно определить, какая из трактовок является преобладающей. Среди них можно встретить как ростовщиков и злых волшебников, так и честных людей и добрых соседей, как доблестных христиан и очаровательных христианок, так и предателей, трусов и ужасных ведьм (например, «Мать несчастий», которая действует на протяжении более ста ночей подряд).
Большое количество историй разворачивается на фоне войн ислама против Византии или борьбы с крестоносцами; в этих историях описываются христианские армии с их королями и доблестными рыцарями, тогда как о еврейских армиях не может быть и речи. В этом состоит совершенно естественное основное различие. В другом знаменитом фольклорном цикле, в рассказах об Ангаре, действуют воинственные «евреи Хайбара» (это реминисценции о борьбе, которую Мухаммад вел в Медине); хотя здесь евреи представлены предателями, они не лишены мужества; к тому же они оказываются союзниками Византии.
Это исключительный случай, в связи с которым нельзя не оценить психологическую тонкость следующего наблюдения Джахиза Хайавана: «У слабых народов гордость является более сильной и распространенной чертой, но их состояние подчиненности и слабости мешает им ее проявить, что понимают только мудрецы; таковы наши истории о Синде и о евреях, находящихся под нашей защитой».
Обратимся теперь к «Ал-Мостатрафу», обширной народной энциклопедии, которая соответствует одновременно «Практическим советам», «Правилам жизни» и всевозможным альманахам времени наших родителей. В различных местах там идет речь о неверных и их хитростях, но без излишней злобы. Так, нам сообщают, что ради того, чтобы сыграть с мусульманами злую шутку, некий христианский «король Рума» решил разрушить знаменитый Александрийский маяк высотой в тысячу локтей. Он принялся за дело следующим образом: послал в Египет священников, которые притворились, что хотят обратиться в ислам.
Эти священники ночью закопали рядом с маяком сокровища, а днем их раскопали. Жители Александрии сбежались к этому месту и стали раскапывать всю землю вокруг маяка, в результате чего он в конце концов рухнул. В другом месте рассказывается о еврее, который хотел погубить одного визиря. Для этого он подделал его почерк и представил переписку, враждебную интересам ислама, которую этот визирь якобы вел с вождями неверных. Его разоблачили и отрубили ему голову.
В главе «О верности клятве веры» рассказывается о еврейском царе-поэте Самавале, символе этой добродетели еще в доисламской арабской поэзии. Многочисленные изречения предостерегают против зимми: «Не доверяйте никаких дел ни евреям, ни христианам, потому что по их религии это мздоимцы…» (глава «О взимании налогов»), или разоблачают их: «В общем, проклятия допустимы против тех, кто обладает презренными качествами, например, когда говорят: «Пусть Бог проклянет злодеев! Пусть Бог проклянет неверных! Пусть Бог проклянет евреев и христиан!…» (глава «Об умении молчать»). В главе, посвященной эпиграммам, содержится следующая эпиграмма: «… часто бывает, что один кусок дерева раскалывают пополам: одна часть используется в мечети, а другая в отхожем месте в доме еврея!» Очевидно, что в этой энциклопедии можно встретить все, что угодно. В заключение приведем совершенно беспристрастную историю из главы «О запрещении вина»:
«Один христианин и один знаток Корана находились на борту корабля. Христианин достал бурдюк с вином, наполнил чашу, выпил вино, затем снова наполнил чашу и протянул ее мусульманину, который не задумываясь взял ее в руки. «Пусть моя жизнь послужит залогом твоей,- сказал христианин,- осторожно, это вино». – «А откуда ты знаешь, что это вино?» «Мой слуга купил его у одного еврея, который поклялся, что это вино». При этих словах мусульманин выпил чашу до дна и сказал: «Ну и глупец же ты! Мы, знатоки традиций, считаем ненадежными даже свидетельства… (далее следуют имена нескольких сподвижников Пророка). Неужели же мы станем доверять свидетельству христианина, который подтверждает свои слова свидетельством еврея. Во имя Господа! Я выпил эту чашу в знак того, как мало доверия следует оказывать подобным свидетельствам!»
Очевидно, какое разнообразие оттенков и ситуаций можно обнаружить в мусульманском фольклоре. Как мы уже говорили, привязанность евреев к закону Моисея отнюдь не остается незамеченной. Различные авторы относились к этому, следуя своим привычкам и чертам характера. Так, один поэт приводит следующее сравнение: «Восход солнца радует нас так же, как наступление субботы евреев».
Теолог Газали восхвалял набожность евреев: «Посмотрите на евреев и на крепость их веры, которую не могут поколебать угрозы, преследования и оскорбления, равно как убеждения, доказательства и внушения». Свободомыслящий поэт Абу-ль-Аля, которого мы уже Цитировали ранее, был к ним менее благосклонен: «Все, что вы рассказываете нам о Боге, это лишь сказки и старые басни, искусно придуманные евреями». Теолог Ибн Хазм проявил тонкий дар наблюдательности, высмеивая бродячих еврейских раввинов:
«… Евреи рассеяны на востоке и на западе, на юге и на севере. Когда одну из их общин посещает еврей, прибывший издалека, то он начинает проявлять исключительное усердие в исполнении заповедей. Если же он еще и знаток Закона, то он начинает диктовать свои предписания, запрещая то и это. Чем больше он усложняет всем жизнь, тем больше все восклицают: «О, воистину, это настоящий ученый!», потому что тот, кто накладывает на них самые суровые ограничения, почитается ими как самый ученый…»
Отметим еще, что верные учению Корана о благотворительности мусульманские законоведы предписывали распространять ее на неверных. Об этом свидетельствует апология, включенная в юридический трактат IX века «Китаб-ал-Харадж» (Книга о налогах):
«Халиф Омар проходил мимо группы людей и увидел, что там остановился слепой и очень старый нищий. Халиф подошел к нему сзади, дотронулся до его руки и спросил:
– Кто ты?
– Я исповедую религию откровения.
– Какого именно откровения?
– Я еврей.
– А что заставило тебя заниматься тем, что ты сейчас делаешь?
– Я собираю ровно столько подаяния, чтобы хватило заплатить подушную подать и еще осталось мне на еду и самое необходимое.
Тогда Омар взял старика за руку, привел его к себе и дал ему разные
вещи. Потом он отправил хранителю государственной сокровищницы
такое послание: «Посмотри на этого нищего и на таких как он! Воистину, мы несправедливы к нему. Мы использовали его молодость, а теперь мы унижаем его, когда он стал немощным. Выдели ему долю из
мусульманских благотворительных пожертвований, потому что он относится к тем, кого Аллах относит к неимущим, ибо сказано: «Благотворительные пожертвования предназначаются для бедных и неимущих» (Коран, X, 60); бедные это мусульмане, но этот человек относится к неимущим последователям религий откровения». И халиф приказал освободить от подушной подати этого старика и подобных ему».
Таким был ислам в эру халифов. Почему же в дальнейшем, в эпоху, когда новая Европа открывала для себя добродетели терпимости, исламский мир погружался в темноту летаргии или в фанатизм? Этот вопрос выходит далеко за рамки настоящего исследования.
Книга III. Испания: страна трех религий.
В 1941 году, когда в Европе бушевала война, в Мадриде был торжественно открыт центр еврейской истории – Институт им. Ариаса Монтано (Ариас Монтано, 1527-1598, знаменитый ученый-гебраист и духовник Филиппа II – прим. ред.). Новое учреждение было задумано как находящееся строго вне политики; речь не шла ни о том, чтобы сделать символический жест солидарности по отношению к преследуемому иудаизму, ни о том, чтобы скопировать один из тех многочисленных «институтов по изучению еврейских вопросов», которые немцы, тогдашние союзники Испании, насаждали во всех странах порабощенной Европы. Для франкистской Испании это событие означало обращение к своему далекому прошлому. Почти через пол-тысячелетия после их изгнания сефарды -или «наши евреи», как любят выражаться испанские историки, -стали одной из ведущих тем исторических исследований по ту сторону Пиренеев.
Эта проблема явилась тогда своего рода пробным камнем: изгнание 1492 года было справедливым или несправедливым? Этот вопрос не давал покоя испанской чести, а ответ на него менялся в зависимости от идеологических пристрастий и политической принадлежности. «Это был позор, запятнавший нашу национальную историю», – восклицал в 1935 году президент Алкала Самора, и ему вторили многие свободомыслящие испанские деятели. «Это была необходимость, не хорошая и не плохая, а просто неизбежная», – отвечали им сторонники католической ортодоксии.
В этих дискуссиях особенно важным представляется то, что еврейский вопрос оказывается в самом центре любой интерпретации испанской истории, поскольку еврейские мудрецы были первыми мастерами культуры и языка страны Сервантеса, и можно даже сказать, что вакуум, оставленный евреями после себя, так же сильно повлиял на Испанию, как и их присутствие.
Америке Кастро замечает: «Они одновременно и были Испанией и вовсе не были ею». А Сальвадор де Мадарьяга восклицает, делая особый акцент на необычной эпопее изгнанников: «Они (испанские евреи) оставили Испанию очень еврейской, сами они ушли очень испанскими». И в самом деле эти изгнанники проявили по отношению к стране, бывшей столь долгое время их родиной, такую преданность, подобной которой мировая история без сомнения не знает. Лучшим примером этой преданности является их язык ладино, который представляет собой ничто иное как кастильский язык эпохи Возрождения, передававшийся от отца к сыну в Салониках или Марракеше на протяжении двадцати поколений и почитавшийся почти столь же высоко, как Тора и пророки…
Таков этот необычный человеческий феномен, о котором мы постараемся рассказать в последующих главах, что заставит нас проникнуть сквозь плотную христианскую почву Испании вплоть до ее подпочвенных слоев, еврейского и мусульманского.
Таким образом, испанские евреи, или сефарды (Следует отметить, что вплоть до наших дней сефардами охотно называют всех евреев, имеющих иное происхождение, чем германо-польское (т. е. не ашкенази).), имели историю, коренным образом отличающуюся от истории всех остальных европейских евреев, поскольку в значительной своей части она происходила под мусульманским господством и поскольку она внезапно и резко оборвалась на Иберийском полуострове в XVI веке вследствие христианской нетерпимости, которая в этом случае оказалась безграничной.
Однако в общем контексте европейской истории похоже, что «испанский цикл» как бы предваряет общеевропейский цикл в том смысле, что после их изгнания, повлекшего за собой более или менее вынужденную эмансипацию, рассеянные по свету сефарды стали играть большую культурную и экономическую роль в масштабе всего Запада; а так же и в том, что евреи, принявшие христианство для того, чтобы остаться, явились в Эпоху веры объектом такого отношения, которое нельзя назвать иначе чем расистским, хотя это и противоречит основному догмату христианства.
Из всего этого вытекает особый интерес, который представляет для нашей темы пример испанского иудаизма, который в основных моментах предвосхищал положение евреев в современной Европе XIX и XX веков.
I. В ЭПОХУ ТРЕХ РЕЛИГИИ
Мусульманская Испания
У древних арабских историков можно найти некоторые намеки на помощь, которую испанские евреи якобы оказали мусульманским завоевателям в ходе вторжения в 711 году. Согласно одной из версий, не без удовлетворения цитируемой христианскими хронистами, такими, как Лукас из Туя, с конца VII века евреи якобы организовали заговор с целью разрушения государства вестготских королей с помощью победоносного ислама. Учитывая те гонения, которым они подвергались со времени обращения в католицизм правящей династии, в этом нет ничего особенно невероятного. Со своей стороны историк Ибн Хайан уверяет, что евреи якобы открыли генералу Тарику ворота Толедо, столицы вестготского королевства, после того, как город был покинут его обитателями. В чем можно быть уверенным, так в том, что по мере продвижения вглубь страны арабские завоеватели доверяли евреям охрану городов, оказавшихся в их власти.
Точно так же как и на Востоке столетием раньше, завоевание было стремительным и потрясающе легким – отряды Тарика насчитывали едва семь тысяч человек(!). И так же как в случае завоеваний на Востоке историки усиленно подчеркивали, что это «историческое чудо». На самом деле искоренение арианской ереси происходило не без сложностей, и католицизм не успел пустить в вестготской Испании сколько-нибудь прочные корни. Те же причины, которые действовали на Востоке, должны были облегчить арабское завоевание и здесь, тем более, что правящую династию разрывали внутренние противоречия, а именно конфликт, разразившийся между двумя претендентами на престол. Наконец, традиционная политика ислама, уже испытанные методы мягкого управления и несколько презрительной терпимости по отношению к зимми, позволили арабам быстро привлечь на свою сторону широкие слои населения. Вестготская монархия рухнула как карточный домик; лишь в горных районах северной части Иберийского полуострова уцелели некоторые христианские государства – Наварра, Леон и Галисия. Эти очаги сопротивления, будущие опорные пункты Реконкисты, были оставлены без особого внимания захватчиками, которые достигнув Пиренеев, спешили продолжить свое победоносное шествие. Изгнанные из Галлии при последних Меровингах, они продолжали прочно удерживать Испанию, утвердившись там на несколько веков и оставив свой неизгладимый отпечаток.
Истинное значение исламизации Испании начинает осознаваться в полной мере только в наши дни. Теперь известна решающая роль испано-мавританской культуры в формировании философии, науки, поэзии и всей культуры христианской Европы. Ее влияние достигало вершин средневековой мысли, вплоть до «Суммы теологии» Фомы Аквинского и «Божественной комедии» Данте. Что же касается самой Испании, ее историки и мыслители еще не завершили составление списка всего того, чем национальный характер этой страны и ее гений обязаны мусульманскому прошлому.
Это наследие продолжает жить: достаточно вспомнить об испанской архитектуре или о традиционном затворничестве испанских женщин. Столь эмоциональное и столь типично испанское восклицание «Оле!» является всего лишь транслитерацией слова Аллах, Имя славного рыцаря Сида происходит от Сиди (Корнелю было об этом известно; «Поскольку Сид на их языке означает господин…» («Сид», акт IV, стих 1223.)). У слов есть своя история. Общеизвестна всемирная судьба слова адмирал, этого заимствования из арабского (по-арабски «эмир-аль-бахр», откуда произошло слово «адмирал», буквально означает «повелитель морей»,- прим. ред.). Менее известно, что французское слово cordonnier (сапожник) свидетельствует о престиже, которым пользовалось. производство кож в Кордове.
По странному совпадению в то самое время, когда на Востоке господство сирийской династии Омейядов подходило к концу, поскольку в халифате византийские влияния уступили персидским, одному из отпрысков этой династии удалось взять власть в Испании. Спасаясь от преследований Аббасидов, Абд ар-Рахман, один из внуков халифа Хишама, сумел в 756 году захватить Кордову; другие беженцы, спасавшиеся от новой власти, последовали за ним, так что старинные сирийские кланы образовали новый правящий класс
арабской Испании, которая с этого времени политически стала не зависимой от Багдада, чье культурное превосходство продержалось
дольше и перестало ощущаться в следующем столетии. Имеются свидетельства, что в 822 году Абд ар-Рахман II сумел привлечь к
своему двору певца Зирийаба, признанного в Багдаде арбитра хорошего вкуса. Он организовал музыкальную консерваторию, а также
обучал мусульманскую знать Испании правилам застолья и гастрономическим тонкостям, а также искусству меблировки, одежды и
даже грима. В Кордове расцвела изысканная светская жизнь, в интеллектуальном отношении она также стала соперничать с Багда
дом. Абд ар-Рахман II основал библиотеку, которая в следующем веке насчитывала около четырехсот тысяч томов. Филология и право, поэзия и теология переживали эпоху расцвета с X века, в конце которого в Кордове родился знаменитый Ибн Хазм, который одно
временно был королем мусульманской поэзии и великим теологом. Наконец, в 929 году Абд ар-Рахман III присвоил себе высший титул
Халифа и Повелителя правоверных, который до этого был исключительным правом багдадского халифа. В эту эпоху Византия стремит
ся заключить союз с могущественной Кордовой, а германский император посылает туда своих послов. Стоит прочитать в донесениях
посольства Жана де Горза, посланного императором Отгоном, описания кордовской роскоши, а также аудиенций халифа, восседаю
щего на троне «подобно божеству или почти божеству». В своем удаленном монастыре в Саксонии поэтесса Хросвита называет Кордову «украшением мира».
Оказавшись на перекрестке цивилизаций, Кордова представляла тогда мозаику рас, религий и языков. Арабский язык был языком учености и администрации, в то время как романские диалекты оставались разговорным языком большинства населения. Были даже набожные мусульманские аскеты, которые до конца своих дней не овладели языком Мухаммада. В целом, христиане, находившиеся под мусульманским господством, т. н. мозарабы (от арабского муста 'раб' – ставший арабом, – прим. ред.) были полностью включены в эту процветающую цивилизацию. В то время как одни из них обратились в ислам, другие прониклись восточной культурой, оставаясь христианами. Мозарабы составляли значительную часть, возможно, большинство населения. Они сохранили свое прежнее социальное деление на низшие классы, духовенство и знать, которая возводила свое происхождение к готам. В каждой провинции во главе местной знати стоял избираемый вождь – кумис (или комес, т. е. граф), который иногда был потомком вестготских королей. По всей видимости они не были обязаны носить специальные знаки. За исключением нескольких трагических инцидентов в середине IX века, когда жаждавшие мученической славы священники осмелились публично поносить имя Аллаха, им не приходилось особенно страдать от преследований.
Сходное положение было и у евреев. Известно, что вплоть до X века сведения о них довольно скудны. Арабские путешественники сообщают, что в главных городах – Кордове, Гранаде, Толедо, существовали еврейские кварталы, что число евреев возрастало, благодаря притоку из Северной Африки, что они были предприимчивыми торговцами и путешественниками, а также служили писцами у мусульманских властителей. Упоминания о евреях Сарагосы в старинных французских хрониках позволяют сделать вывод о существовании в эту эпоху значительных еврейских общин на берегах Эбро. Благодаря замечанию географа ал-Макдиси, подтверждаемому косвенным указанием христианского епископа Луитпранда, мы узнаем, что евреи занимались работорговлей и что город Люцена, населенный в основном евреями, специализировался на кастрации будущих евнухов (в интересах христианской пропаганды этот аспект деятельности испанских евреев был в дальнейшем сильно раздут). Со своей стороны поэт Сайд ибн Сина воспевал Андалусию как «страну, в которой дети и евреи отличаются честностью и благовоспитанностью».
В основных чертах об испанских евреях известно следующее: лишь в середине X века окружающий их туман начинает постепенно рассеиваться, главным образом благодаря дипломату и врачу Хасдаю ибн Шапруту, высокочтимому деятелю, па долю которого выпало стать вождем испанских евреев и остаться их символом.