- Всю дорогу с нами были "Жигули" - Э-семнадцать-ноль один-Эм-0, цвет синий кобальт, за рулем шатен лет двадцати семи - тридцати, одет в светлую рубашку с короткими рукавами и голубой отделкой, - сказал Михаил. - Еще два, пешком, брюнет, среднего роста, плотный, походит на жука, в джинсах и майке с надписью "Пентхаус", хорошая мускулатура. Другой блондин, около тридцати пяти...
      - Кто вы? - Елена Евгеньевна резко отшатнулась. - Что вам надо? Вы меня знаете? Вы от... Из?..
      - Нет! - Михаил рассмеялся, ему вдруг стало очень легко. - Я не "от" и я не "из", я просто очень наблюдательный. И знаю я вас ровно три часа и пятьдесят две минуты, для меня вы - Елена Евгеньевна, какой представились и понравились. Правда, не исключено, что я раньше видел вас во сне.
      Он взял ее за руку.
      - Я ведь обещал вас украсть? Едемте ко мне. Сегодняшний день - наш, а завтра... кто знает, что с нами будет завтра. Я живу недалеко.
      Отчетливо сознавая, что это безумие и бред, Елена Евгеньевна-вторая покорно и молча пропустила вперед Елену Евгеньевну-первую, и та села в такси, дверцу которого Михаил распахнул для них обеих.
      Глава 12
      Это началось уже в машине. Ноздри Михаила трепетали. Запах. Запах... смерти? Нет. Но и не просто запах женщины. Он знал их запахи.
      Не сладкий с горчинкой запах женского мускуса, в который так приятно погружаться, удовлетворив первую страсть. Не мягкий, резковатый пот, который каплет с них, если они забирают себе ведущую роль.
      Михаил чувствовал этот аромат не только ноздрями, но и ушами, и языком, и кончиками пальцев. Он впитывал его каждым волоском, каждой шерстинкой, всей поверхностью кожи. Сердце бешено стучало, кровь отлила от головы.
      Аромат? Запах? Не то слово. Ощущение необходимости слияния.
      "Что я делаю? - думала Елена Евгеньевна. - Куда еду? Кто этот мужчина рядом? Что со мной?"
      В животе у нее потяжелело. Не так, если бы ощущение шло от желудка, а гораздо ниже. Захотелось потереть бедром о бедро.
      Она не рожала и никогда не делала абортов, хотя врачи уверяли, что вполне способна к зачатию, но проверять эту свою способность она не торопилась. До сегодня она не могла точно определить для себя ощущение собственной отяжелевшей и вожделеющей матки. Осмотры не в счет и рассказы подруг, как "он достал", не в счет, и месячные у нее всегда проходили очень легко, практически незаметно. Прежний секс тоже никогда не давал этого, хотя оргазма при желании она достигала очень быстро.
      Теперь она почувствовала ее. Захотела, чтобы "он достал". Большой, сильный, неизвестный, пришедший издалека на ее зов. Она захотела выгнуть спину перед ним.
      Как они вышли из машины? Как поднялись к нему? Куда это было - к нему?
      Михаил обхватил ее прямо в передней, едва закрылась дверь. Одной рукой он потянул вверх ее юбку, другой уже расстегивал брюки над рвущейся наружу собственной плотью. Он чувствовал себя огромным. Она, не протестуя, закинула ему руки за шею. Ее дыхание билось ему в ухо со всхлипом, язык торопливо искал его язык.
      Она перевернулась и встала на колени сама. Кажется, они были на широкой кровати. Или на полу, на ковре?
      -Так!
      Слегка покачиваясь взад-вперед, она постанывала, наслаждаясь его быстрым строчащим движением. Облизывала пересохшие губы. Перед зажмуренными глазами... лента порно? торопливый мальчишка из юности на пляже в камышах? лопающиеся шары?
      "Он достал! И еще! О, сколько раз он достал, эта непрерывная дробь ударов в горячую больную точку наслаждения!"
      Елена Евгеньевна тихо зарычала, впившись зубами в свое запястье.
      Михаил ощутил, как исторгает из себя бесконечную ленту щекочущего пламени. Никогда еще не была эта лента такой длинной. Но вот она кончилась. Вот, последний ее всполох, последняя судорога счастья.
      Озноб прошел по коже, стоявшие дыбом волоски улеглись... и озноб - в последний раз.
      Он отпустил ее. Ласково провел ладонями по грудям, которые только что стискивал почти до боли.
      Вышел из нее, дрожащей, задыхающейся.
      Появились мысли. "Вот это да. Вот это женщина. Никогда еще не. Вот так я. Все-таки. Ну и ну".
      что-то еще
      И тут Михаил вспомнил, что эта женщина через несколько дней должна умереть.
      А она, когда он отпустил ее, уже почти ничего не чувствовала. Был туман, по краям огненный, в середине лиловый.
      Через минуту она начала соображать, и ей представилось, в какой позе она лежит.
      - Господи, - простонала Елена Евгеньевна-первая, переворачиваясь на бок. Ты меня изнасиловал.
      - Представляю, на что похожа юбка, - пришла ей на помощь Елена Евгеньевна-вторая.
      - На тебе была юбка? Я не заметил. Хотя вот тут какие-то клочки, обрывки...
      - Что-что? - Это помогло ей прийти в себя. Елена Евгеньевна встала с кровати, оправила юбку. Ее трусики нашлись неподалеку, она подняла их, нерешительно подержала.
      - Ванна у тебя хотя бы есть, зверь?
      - Там. Гордость дома.
      - Специально для девочек?
      - Прежде всего для мальчика. - Михаил ткнул себя пальцам в голую грудь под распахнутой рубашкой, - а потом уж кто подвернется.
      - Вот даже как? Звучит довольно скользко.
      - Для девочек, для девочек, иди спокойно. По-моему, я недвусмысленно выразил тебе свою сексуальную ориентацию. На кота не наступи, он любит смотреть, когда девочки моются.
      - Боже, здесь еще и кот...
      Пока Елена Евгеньевна занималась в ванной, Михаил быстро встал, подошел к окну.
      Только опасно перевесившись через подоконник, он смог разглядеть за углом дома одинокую машину, остановившуюся почти вне поля зрения его окон. Им следовало сдать назад метров на двадцать, тогда бы он их не увидел. Темные "Жигули", цвет в неверном свете фонарей не различить, очертания совпадали.
      Он привел в нормальный разобранный вид постель, засветил свечи, налил вина.
      В ванной под душем Елена Евгеньевна-вторая давала выволочку первой.
      "Совсем ты распустилась, голуба моя. Я уже не говорю, куда завтра ехать и что делать, так хоть подумай, во сколько тебе утром вставать. Спасибо, я у тебя есть, а то что бы ты ему сейчас лепетала? Об ожидающем муже? О неуложенных детях? Э-эх, распустеха!"
      Тут Елена-первая осмелилась возразить Елене-второй: "А я бы просто у него осталась, и все. И плевать мне было бы на мужа и детей, а тем более - куда тебе там ехать. Ты, если хочешь знать, сама блядь порядочная, и тебе того же хочется. Вот так".
      Пальцы Елены Евгеньевны, собиравшиеся застегивать меж грудей прозрачный бюстгальтер, обмякли, и чашечки беспомощно разъехались.
      - Миша, - виновато спросила она, выйдя в комнату, - а сколько сейчас времени?
      Ей ответили руки, обнявшие ее из-за спины.
      - Мне нужно домой.
      - Два ночи, куда ты. Неужели муж такой доверчивый, что примет какие-то объяснения в этот час?
      - Мужа нет, муж в командировке.
      - Так что ж тогда?
      - Я как будто всю жизнь тебя знала.
      - Ты меня совсем не знаешь. Тебе нужно ехать из-за тех архаровцев внизу, да? Так мы их сейчас... На всякий газ есть противогаз.
      - Пожалуйста, прошу тебя, забудь о том, что их видел. И меня тебе лучше всего забыть.
      - Вот этого не обещаю, а насчет них - пожалуйста.
      - Мы, наверное, никогда больше не увидимся.
      - Может быть. Ты не представляешь себе, как ты можешь оказаться права.
      - Я уезжаю завтра. Сегодня утром.
      - Это к лучшему.
      - Ты не сможешь мне позвонить.
      - Верю.
      - Но я вернусь и найду тебя, хорошо? Я вернусь через день. У нас еще будут две недели. Михаил вздрогнул.
      - А потом?
      - Возвращается муж из командировки. Миша?
      - Да.
      - У меня еще ни с кем не было никогда, как с тобой, а у тебя?
      - Тоже. и это правда
      Глава 13
      вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
      Недалеко от места, где ты живешь, в направлении на северо-запад, есть озеро. Это большое озеро. В самой широкой части оно имеет форму скругленного боба. Глубоко заходит внутрь его средняя стрелка. На оконечности стрелки, с трех сторон окруженной водой, живет человек. Три года вынужден он скрываться от врагов и от закона. Этот человек невиновен и никогда не совершал того, в чем его обвиняет закон и во что поверили его враги, которые прежде были его друзьями. Но сложилось так, что теперь доказать ничего невозможно. Он оставил жену и детей, которых нежно любит, чтобы уберечь от опасности, грозящей ему и всем, кто с ним. Он сознает свою безвыходность и не ропщет. Он хороший человек.
      И тем не менее:
      ПОЙДИ И ВОЗЬМИ ЕГО!
      вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
      - 0-ох!.. - Михаил вскинулся, как от команды "подъем!", как от боли.
      Он сжал виски и уши ладонями и сидел так, пока боль не утихла. Пока не убрались из мозга раскаленные спицы.
      - Вот же суки! - простонал он.
      Произошло худшее, что только может произойти после подобной ночи - пришла эмоциональная "рассказка".
      "Рассказка" вообще - это когда текст идет, обращенный напрямую к нему. Текст может объяснять и направлять, состоять из иносказаний или образных описаний. Говоря строго, эти тексты почти всегда представляют собой размытое повествование, касающееся той или иной стороны жизни интересующего Силу объекта. Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. В таком роде.
      Касаясь действий самого Михаила, "рассказки" обычно давали ему времени даже больше, чем "визии", потому что бывали, как правило, расплывчатыми, неопределенными. Вполне можно, после первых ожидать "рассказок" вторых, уточняющих, словно ОНА и сама понимала, что иносказание - далеко не самый прямой путь к цели.
      Однако иногда, очень редко, бывало как сейчас.
      Точные, во всяком случае достаточные, чтобы понять с первого раза, данные сродни "информашке". Но в отличие от сухой "информацией" имеющие яркую эмоциональную окраску.
      Часть этой окраски, этих эмоций Силы, доставалась и ему, и всегда это было чрезвычайно мучительно.
      Михаил отнял ладони от висков, пожал плечами. Несправедливо, а что поделаешь?
      Он поискал Мурзика, а увидел сережку, закатившуюся в простыни. Без всякого чувства сожаления запулил блеснувший метеором бриллиантик в угол.
      - Вот мы с тобой проштрафимся, - сказал он вылезшему из-под телефонного столика коту, - тогда будет нам настоящий тюх!".
      Кот вылез наполовину и, словно не в силах двигаться дальше, упал на бок.
      "К черту обычную процедуру приведения себя в порядок, - подумал Михаил. Я и так в порядке. Эта... Лена, она все-таки уехала посреди ночи, не побоялась, уехала не на тех "Жигулях", а на обычном такси, я смотрел. Но "Жигули" тронулись следом, а проводить себя она не позволила.
      Умелась, как шлюха по вызову, у которой кончились ее два часа, унося купюру в чулке... Но никаких купюр я ей не дарил, вот в чем дело. Все, забыли. Через неделю-две она для всех здешних станет в прошедшем времени".
      Против обыкновения Михаил с утра объявил общий сбор. Довольно гнуть горб одному. Для объявления сбора надо было только набрать номер тезки-Мишки, тот или другой, и произнести ничего не значащую фразу:
      - Принесите три мешка муки.
      Через час они будут здесь, а пока все-таки стоит принять душ. Да и Мурзика накормить.
      Через час, то и дело прикрывая глаза, чтобы свериться с текстом "рассказки", Михаил спросил тезку-Мишку:
      - Что думаешь?
      Разумеется, Михаил доносил им только информативную часть.
      - Я знаю это озеро, - сказал своим звонким тенором Петька. Кудри - лен, голубоглазый, огромный и озорной, он был вылитый Алеша Попович с картины про трех богатырей. Всегда немного поглядывал в сторону.
      - Я не тебя спросил.
      - Что сказать. - Тезка-Мишка оттянул нижнюю губу, как обычно в минуты задумчивости, но сейчас это было немножко игрой: Петька ведь уже сказал, что знает. - Глянуть карту...
      - Вот карта. - Михаил протянул ему.
      - А... Тогда так. Значит, поискать соответствующей формы водный бассейн. Тезка-Мишка вообще был силен в точных формулировках, а сейчас еще и тянул время, ожидая, что Михаил велит Петьке продолжать. - Вот, значит, смотрим на северо-запад... Единственный подходящий по описанию объект - озеро Ляшское, триста сорок километров. Площадь... - Тезка-Мишка промерил ногтем, пошевелил губами. - Около сорока квадратов. Форма соответствует. Мыс в виде стрелки, тезка-Мишка мигнул рыжими ресницами, - имеет место. Надо ехать, шеф.
      Он единственный из группы мог, не поправляясь, называть Михаила шефом в лицо. Он был первым в группе и по стажу, и по возрасту, и по степени подчинения. Всех их Михаил собирал по одному, долго присматривался, проверял. Эти - тезка-Мишка, Петька и почему-то отсутствующий Алик - проверки выдержали.
      - А где Алик, между прочим? - спросил он. - Я ему тут днями на новые чехлы для "Турбо" выдал, так он что, до сих пор гуляет, остановиться не может?
      Петька отвел взгляд, а тезка-Мишка прогудел:
      - Алик в больнице, шеф. Ребра и сотрясение мозга. И рука.
      - Когда? Вы были? На "Турбо" загремел или кто его?
      - На следующий день, как вы с ним прибыли. Он поставил машину у дома, в закутке, не сменил номера обратно. К нему прямо и пришли. Мы у него в клинике были, он плох, но держится. Надьке, жене, тоже досталось, а малая у бабки была. Мы их ищем сейчас, нюхаем. Мы думали, вы знаете. А "Турбо" сгорел.
      "Вот так так. Точно - это та драка в придорожном кафе. Недаром всегда я был против драк. Да еще два трупа!"
      - Милиция была, спрашивала, интересовалась?
      - А, дела ей... Был следак какой-то, дознавала малахольный, - это Петька, все еще смотрящий в сторону. - Братва, кому еще. Что у вас там произошло по дороге? Мы хотели узнать, но Алик без вас молчит.
      "Не было печали, - подумал Михаил. - Уж вот где могла бы ОНА меня оградить. Не дождешься, сам выпутывайся каждый раз".
      Он коротко обрисовал происшествие на сто девяностом километре, действующих лиц, приметы, ситуацию в целом.
      - Не думаю, что они простят. Он еще легко отделался, странно даже.
      Тезка-Мишка и Петька переглянулись.
      - А что делать, шеф?
      Мишка спрашивал с дальним прицелом. Он хотел получить "добро" на свои соответствующие меры. У него даже морда конопатая просветлела от предвкушения, заросшая рыжим пухом морда тезки-Мишки.
      Михаил подумал, чуть улыбнулся.
      - А чего хотите. Что считаете нужным в данной ситуации. Короче, пусть бой подскажет. Глядя в их заулыбавшиеся нехорошими улыбками лица, добавил:
      - Но как всегда: никаких контактов с властями предержащими. Не нарушить главное правило нашей жизни и деятельности, парни. Иначе ничего обещать не могу.
      Иной раз Михаил позволял себе слегка поддразнить их. Для поднятия авторитета. Это было ничего. Это не имело никакого отношения к действительному положению вещей. Они ведь только того и ждали. Льстили им тайны и манили секреты, чтоб этому всему провалиться.
      Он сосредоточенно оглядел того и другого.
      - Так, - сказал Михаил. - Паузу прошли. Говорите, сколько надо на операцию. Спускать такое нельзя.
      - Уж это да, - басом согласился тезка-Мишка. - Нам это даже как-то не к лицу.
      Михаил по пути к секретеру засмеялся;
      - Если бы ты только знал, Мишка, чьи это слова, кем впервые произнесены!
      - А что? А кем?..
      Михаил оставил вопросы без внимания. Он склонился к створке секретера, закрыл глаза и сквозь мешанину свежих и прежних строк стал думать обо всем, что произошло за последние дни. В том ракурсе, который касался ЕЕ и выполнения поставленных ЕЮ задач.
      Вопрос с Аликом, кстати, тоже мог по праву быть отнесен к выполнению задач. Куда годится, если его людей начнут щелкать все, кому заблагорассудится?
      Два его помощника деликатно отвернулись. Тезка-Мишка и Петька были немного в курсе, хотя и не совсем, только начал приобщать и Алика - и вот поди же!
      В таких случаях необязательно было проговаривать вслух. Дома ОНА слышала его и так.
      Михаил выгребал пачки из секретера. Купюры были крупные, новые, как с Госзнака. Две пачки - особо крупных, недавно введенного образца. "Ага".
      - Нате. Это - Алику на новый "Турбо". Это Надьке, чтобы сгоняла полечиться на теплые моря. А это... черт, совсем забыл, сегодня же семнадцатое, это ваша получка, парни. - Чтобы выдать получку, ему пришлось приложить и все то, что осталось из денег с лесной дороги.
      Парни расплылись. Они-то помнили про семнадцатое.
      - Насчет трений с законом, шеф, будьте покойны - ментов подмажем. Это они только у нас тут такие серьезные, а отъехай на полета верст, за наличку на корню купишь. Вызовем бригаду, от того шалмана кучка углей останется, а сверху будет висеть буфетчик горячего копчения.
      - Но-но...
      - Нет уж, шеф, вы нам позвольте сделать все, как надо. Как полагается. Верно, Петро?
      Петька со значительным видом кивнул. Его карман оттягивала похрустывающая пачка, и от этого кивок был исполнен настоящей солидности.
      - Слушайте, парни, а чего вы меня не бросаете? Ведь получили уже немало, а риск все растет?
      - Так и зарплата растет, шеф, - сказал тезка-Мишка, любовно поглаживая впалый живот. На нем, в поясной сумочке, лежало полторы пачки.
      - Не страшно? Парни осклабились.
      - Нет, вы не поняли, я имею в виду - со мной якшаться не опасаетесь? Кто ведь меня знает, кто я такой. От чьего имени действую, что мне надо... А? Михаил весело почесал нос.
      "Если выяснять, то выяснять теперь, раньше мы этот вопрос как-то обходили. Но послание следует за посланием, требование за требованием, и у меня уже опускаются руки, что-то будет дальше. Я не могу иметь тылы, в которых не уверен".
      Тезка-Мишка с Петькой опять переглянулись, и заговорил, к удивлению, Петька.
      - Конечно, Михаил Александрович, - сказал он, показывая отменный тон, - мы ничего не знаем о том, кого вы представляете, и о ваших целях. А о вас самих только то, что вы нам сами говорите. Ничего больше. Но мы, я, Миша и Алик, считаем вас человеком справедливым. Это самое главное. Мы и сами от вас несправедливости не видели, чтобы вы к другим несправедливо - тоже. Мы считаем, если вы в малом поступаете по справедливости, то и в большом, которого мы не знаем, себе не измените. Или тем, кому вы служите, как мы служим вам.
      Петька мазнул по нему нахальными ярко-синими глазами.
      - Что ж, коротко и вразумительно. Спасибо, парни, мне действительно важно было это услышать. Теперь так. Тезка пусть разбирается с той швалью, которая осмелилась поднять руку на нашего Алика. Ты, Петро, дуй, куда знаешь, ищи того человека. Если точно понял, о ком речь. Найдешь, посмотришь издалека, вернешься, и поеду я.
      Петька наклонил льняную голову в знак, что да, знаю, поеду и найду. Тезка-Мишка уже сказал все, что хотел, ему не терпелось действовать.
      - Я - дома, на связи. Времени на все про все - до послезавтрашнего утра. Хватит?
      - Вполне.
      Тезка-Мишка напялил на морковные кудри свою неизменную каскетку, Петька просто кивнул. У них было не принято прощаться за руку.
      Михаил проводил их, запер оба замка в двери и накинул цепочку. Сегодня он никуда не пойдет. Продуктов полный холодильник, выпивка тоже есть.
      - Хочешь сказочный обед, Мурзик? - спросил он кота, разгуливавшего с глубокомысленным видом по шести квадратным метрам прихожей.
      Михаил проследил отъезд "Чероки" тезки-Мишки и Петькиной "Ауди", по привычке едва отодвинув край шторы.
      "Что о тебе если не думают, то хотя бы говорят, что думают эти двое, ты выяснил. А вот что могут о тебе думать твои соседи? Им ты кем представляешься?"
      Впрочем, этим вещам он определение уже нашел.
      Вопреки поговорке Сила имела еще и ум. Соседям ни разу не взбрело в голову поинтересоваться им, его образом жизни и источником средств к существованию. Как и налоговой инспекции, между нами говоря. Ни единожды он никаких деклараций не составлял, и никакие беды и кары на его голову не валились.
      Это касалось всего. Его не тревожили ни администрация, ни участковые инспектора, ни вопросы оплаты коммунальных услуг. Он оказался огражден от суеты дней. Ничто мелкое не должно было мешать ему выполнять приказы Силы.
      Все - только для НЕЕ.
      "К сожалению, этот защитный барьер не распространяется на последствия твоих собственных поступков, - вздохнул Михаил, - но таковы уж условия игры".
      Михаил не стал готовить сказочный обед. Он удовольствовался пакетом кефира, пришел с ним в комнату и, зачем-то водрузив на самый верх платяного шкафа, опустился на колени и начал искать выброшенную с утра сережку.
      Пришел Мурзик, нюхая и морщась, принял участие в поисках.
      "У тебя отнята свобода передвижений, - подумал Михаил. - Паспорт и все другие документы, удостоверяющие личность, исчезли из дома тем же загадочным образом, каким появляются деньги. Два или три раза пытался восстанавливать никакого результата. Для поездок выдается, что необходимо, и - снова так или иначе теряется. Во всем остальном ты зависишь от других, от выполнения ими задачи, которую ты поставил им, а тебе - ОНА. Короткий поводок, что и говорить".
      Сережка отыскалась в самом дальнем уголке, как того и следовало ожидать. Михаил положил ее на ладонь, покатал. Капелька света брызнула и лопнула.
      - А мы? - обратился он к коту. - Мы, справедливые, верим? Или нас подчиняет что-то другое, вроде какого-нибудь мерзкого страха, а, Мурзик?
      Кот, не понимая, смотрел Михаилу в глаза и жмурился, урча.
      Глава14
      Если бы Зиновию Самуэлевичу пять лет назад сказали, что он будет торговать с рук газетами в метро, он рассмеялся бы, а то бы и плюнул наглецу в физиономию. Но теперь дело обстояло именно так.
      Зиновий Самуэлевич был химиком-неоргаником, когда-то закончил Институт химического машиностроения и чуть было не защитил диссертацию. Но что-то ему тогда помешало. То ли внутриотдельские свары, то ли желательность состояния в партии, то ли еще что.
      Тем не менее он был на хорошем счету и после нескольких лет работы получил-таки место научного сотрудника, хотя и не имел степени. Дома все были очень довольны.
      А потом наступили перемены, и Зиновий Самуэлевич, как десятки и даже сотни тысяч других маленьких людей, оказался за бортом. До пенсии еще было жить да жить, и приходилось выкручиваться. Зиновий Самуэлевич занимался разного рода мелким бизнесом, так никогда и не поднимаясь до открытия собственного дела.
      Последним местом его работы был книготорговый лоток от большой фирмы на прекрасном теплом месте в переходе между центральными станциями. Рядом размещались лотки коллег, Леши и Яши, с которыми у Зиновия Самуэлевича сразу завязались самые благоприятные отношения.
      Но всякое случается в жизни.
      Однажды Зиновий Самуэлевич пришел на работу в совершенно дурном расположении духа. С помощником Андреем, в чьи обязанности входило обслуживание еще двух точек от той же фирмы, Зиновий Самуэлевич поставил свой раскладной стол и принялся укладывать на нем товар - книги и брошюры. Они были самого разного содержания, объединенного одним словом - коммерческие. Или ходкие, ходовые.
      Леша и Яша уже стояли на своих местах, по обе стороны от стола Зиновия Самуэлевича, как это всегда бывало.
      У Леши с Яшей с утра тоже было отвратительное настроение.
      Леша поругался вчера вечером с женой и продолжал ругаться до четырех часов утра, в результате чего совершенно не выспался и был небрит. Он также думал о том, что сегодня вечером ему предстоит доругиваться, а по телевизору футбол наших с "Аяксом".
      Яша не имел хорошего настроения по более экзотической причине.
      Вчера собачий парикмахер Тодик просто отвратительно постриг Яшиного голубого пуделя, носившего по странному совпадению также имя Тодик, а послезавтра животное надо выставлять на второй тур Большой собачьей выставки в Сокольниках.
      В ответ на Яшино замечание парикмахер Тодик, от которого пахло алкоголем, довольно бестактно заявил, что за тридцать баксов лучше не пострижешь, а затем позволил себе еще большую бестактность, граничащую с хамством.
      Яша только хотел пояснить Тодику - парикмахеру, не пуделю, пудель знал, что выговаривать по-русски "баксы" - неправильно, что там уже присутствует "с", обозначающая в английском языке множественное число. Говоря "баксы", мы вроде бы как произносим "доллары-ы". Что, согласитесь, неверно.
      Собачий парикмахер Тодик, от которого почему-то все сильнее пахло алкоголем, на это сказал, что, если Яша такой умный, пусть теперь сам стрижет своего пса, голубого, как его хозяин. За простые рубли-бли. И ушел, нахамив подобным образом, хотя Яша всегда так хорошо к нему относился.
      К тому же у Яши сегодня болел зуб.
      Должно быть, для всех них ныне случился неблагоприятный геофизический день.
      Зиновий Самуэлевич, устраиваясь, случайно толкнул столик Леши, и половина книг того полетела под ноги утреннего потока пассажиров-покупателей. Покуда он помогал собирать Лешин товар, Яша схватил за руку какого-то дурака, захотевшего, как показалось Яше, стащить книгу или брошюру с лотка самого Зиновия Самуэлевича. При этом сильно двинулся Яшин столик, и часть уже Яшиного товара очутилась на полу.
      Возникли суматоха и нехороший шум, с которыми пришлось разбираться по ходу дела.
      Когда же все утряслось, они встали на свои места и относительно успокоились, бормоча проклятья в адрес друг друга. Но тогда рядом с лотками появились те, кого продавцы хотели бы видеть здесь менее всего: появились станционное начальство и милиция.
      Все, конечно, были друг с другом знакомы, все знали об официальных разрешениях и неофициальных ссудах на право торговли. Все имели джентльменский договор: никакого беспорядка.
      Было много слов, они шли по возрастающей.
      Одними из слов со стороны Зиновия Самуэлевича, доведенного своим дурным расположением духа до отчаяния, были: "Да чтоб они сгорели, эти ваши противозачаточные листки, Яша!" - и от Яшиной сумки на колесиках повалил дым. По краю разложенного на Яшином столе товара побежали лохматые огоньки.
      Позже помощник Зиновия Самуэлевича Андрей не смог ответить - уже своему начальству, - видел ли он, как Зиновий Самуэлевич кинул спичку в Яшину сумку. Или не видел.
      Зиновий Самуэлевич лишился хорошего места. Все убытки были отнесены на его счет. Дома все очень огорчились.
      И вот он торгует газетами с рук, выручая с каждого экземпляра такие крохи, что это не назовешь что-то иметь.
      - Программа Тэ-Вэ на следующую неделю! - бодрым звучным голосом говорит Зиновий Самуэлевич. - Покупайте, господа! Программа Тэ-Вэ!
      Он подметил, что обращение "господа" заставляет споткнуться кое-кого из потока пассажиров-покупателей, смотреть на который Зиновию Самуэлевичу, правду сказать, давным-давно обрыдло. Он ему снился, этот поток. Зато кое-кто из споткнувшихся газеты брал.
      - Прошу, господа!
      Невдалеке устраивался конкурент. Длинный кадыкастый парень с неопрятными локонами. Тоже газеты с программой.
      "Тунеядец какой-то. Ему пахать, а он газетками торгует, отбивает хлеб у пожилого человека".
      Зиновий Самуэлевич переключил все внимание на парня. Тот расправил перед грудью веер сложенных названиями вперед газет, принялся зазывать.
      "Ничего, ничего, дружочек, мы не будем спешить, пускай пройдет несколько минуток".
      Зиновий Самуэлевич ждал.
      Вот он, уголок крайней газеты. Белый. Отдельный. Легкий, как пушинка. Только и хочет спички, искорки, маленького огонька, чуть-чуть горячего...
      Зиновий Самуэлевич, не отрывая взгляда от белого уголка, заставил себя рассердиться на парня.
      "Кто ты такой? Зачем ты сюда пришел? Уходи отсюда, тут мое место! Уходи. Уходи, слышишь? Кто ты вообще такой, а? Чтоб тебе сгореть!!"
      Парень закрутился, сбивая пламя с занявшейся пачки. Запахло паленым, повалил дым.
      К парню уже спешила дежурная от эскалатора, а с другой стороны милиционер. Когда парня уводили, Зиновий Самуэлевич с запоздалым уколом совести заметил, что тот идет, сильно опираясь на палку. Все равно. Конкуренция, закон джунглей, ничего не попишешь, молодой человек.
      - Программа Тэ-Вэ, господа, покупайте!
      Глава 15
      Самолет приземлился на полосе, которая, казалось, была просто брошена на зеленом поле с одуванчиками, как длинное полотенце посреди стола. На принадлежность полотенца к цивилизованному аэродромному хозяйству указывал только высокий шест на растяжках с опавшим полосатым колпаком да дальние домики, тоже краснополосые, приютившиеся у самого горизонта.
      - Это частный аэродром, - пояснил Андрей Львович, спускаясь следом.
      Елена Евгеньевна, обернувшись к нему, невольно захватила взглядом самолет, который их сюда доставил. Небольшой, шестиместный, хотя внутри было достаточно просторно, он был снабжен двумя реактивными двигателями в основаниях крыльев под фюзеляжем. Во время полета они мягко гудели, и дрожь передавалась ногам через толстый ковер на полу.
      В салоне вообще было роскошно. Натуральная тисненая кожа обивки, бар, мягкие кресла, в которых утопаешь, плоские экраны мониторов позади на спинках кресел. Их можно было настроить на передачу прямого изображения по курсу или с брюха машины. Андрей Львович показал ей, и она около получаса развлекалась видами облаков, плывущих прямо на нее, или панорамой земли внизу, похожей на аэрофотоснимок, только живой.
      Потом ей надоело это занятие, и она некоторое время смотрела, как работает один из помощников Андрея Львовича, превративший свой монитор в экран компьютера. Наверное, он мог прямо отсюда, с борта летящей в облаках легкой машины, связаться с любым абонентом, выйти в информационную сеть.
      Она спросила Андрея Львовича, и он подтвердил, что да, вполне. И предложил ей коктейль из фруктовых соков.
      Непосредственно перед испытаниями любой алкоголь был исключен для нее, и она это знала.
      Елена Евгеньевна не позволяла себе сейчас никаких воспоминаний о Михаиле, о минувшей дикой и великолепной ночи, после которой все тело у нее продолжало звенеть и плыть невесомо. О странном сне, благодаря которому они познакомились.