С вытянутых рук он выстрелил весь новый рожок в ту сторону. Ему пришлось стоять на месте целых четыре секунды, держа плюющийся "шмайсер", и его выцелили.
      По счастью, обе пули пришлись в плечо, но автомат он уронил. Тот ударился о настил и слетел в воду.
      Зажимая рану, Павел спрыгнул, увлекаемый Михаилом, побежал по мелководью, к кустам, спускающимся к самой воде. Позади взревела моторка, которой уже не надо было скрываться.
      - Ну вот, - прошептал он, - и выяснили, кто здесь главный...
      - Что ты? Идти можешь?
      - За тобой, Братка, пришли. Я в гостях на вашем празднике жизни. А идти могу вполне. Даже бежать.
      Они задержались на секунду, чтобы оглянуться. Моторка с нападающими как раз причаливала, черные на фоне пламени фигуры прыгали из нее. Пятеро или шестеро, все с оружием.
      - Ого, - сказал Павел. - Дивизия. Поспешим. Сперва на их пути попадались мелкие колючие елочки, но подлесок быстро очистился, встали огромные
      зонты орешников. Уже многое было различимо в свете неба, а под ними еще синели тени.
      Сучок с пистолетным треском лопнул под ногой, и Михаил наткнулся на лежащее поперек тропинки тело.
      - Мишка, где ты? - позвал, удостоверившись, что лежащий - не тезка.
      - Я уж думал, вас хлопнули, наконец-то, - отвечал тезка-Мишка, выходя из-за ствола чудовищной ели. - Такой звон устроили. Шухер до небес. С ним что, зацепило?
      - Потом, - отмахнулся Павел. Его правая рука еще не действовала. - Эта тропка прямо на "Зарю" приведет, к их причалу.
      - И что там? Катер?
      - Катер, катер. - Павел говорил как-то невпопад. Он прислушивался. - Или катер, или еще что, там увидите.
      - Что значит - увидите? А ты?
      - И я, и я тоже с вами, куда ж я денусь. Как думаешь, Братка, пошли они за нами или потеряли?
      - Не знаю. Вроде должны пойти.
      - Да вы что, охерели, мужички? - едва не завопил тезка-Мишка. - Уходить же надо! Нет, вы как хотите...
      - Ну-ка, парень, дай мне сюда эту твою штуку. Одним касанием Павел вышиб "стечкин" из Мишкиной руки.
      - Иди за своим шефом, делай, что велят. А ты, Братка, поднимай паруса и дуй прямо на ост. У "Зари" на причале "голландец" стоит в такелаже, они вчера до ночи катались, еле пришли, когда ветер под закат упал, я видел, так и бросили. Строго на ост, на солнце, понял? При таком
      ветре пойдешь хорошим бакштагом. До той стороны кратчайшее расстояние, и эти сучьи коты не смогут не заметить.
      - Моторка-то догонит? - Михаил немного растерялся, за годы он подзабыл Батю.
      - Не догонит. А догонит - пожалеет. Сейчас нужно, чтобы они все отсюда убрались, неужели ты не понимаешь?
      - Ты-то как?
      - Я присоединюсь... попозже. Делай. Поднимай парус и иди, меня не жди.
      Не говоря больше ни слова, он скрылся в направлении, откуда они только что прибежали.
      Яхта класса ЛГ, "Летучий голландец", большая широкая лодка, только с парусом. Михаил вздернул на мачту кое-как спущенный и даже не прикрученный к гику грот. Тезка-Мишка распутывал конец с привязной утки.
      - Толкни подальше!
      Белая скорлупа бортов медленно прошла между остальными лодками, выплыла на чистое пространство. Парус подхватил ветер, незакрепленный гик перекинуло, им досталось по уху тезке-Мишке, пробиравшемуся с носа. -Ух, ё!..
      На берегу, где проходила тропка от "Наутилуса" и "Заре", раздались две короткие очереди. Им ответили.
      - Мой, - сказал тезка-Мишка, потирая ухо. - Как же он нас собирается догонять, а, шеф?
      Михаил промолчал. Он направил нос яхты туда, где сквозь почти полностью закрывшие небо тучи виднелся бледный просвет. Там же был и ближайший берег.
      Гика-шкот закрепил в шкерте на борту, длинный румпель взял под мышку. "Голландец" побежал ходко, через корпус отдавались удары волн, которые он нагонял. Ветер засвистел, загудел такелаж.
      Через плечо Михаил смотрел на пылающий причал "Наутилуса". Пламя перекинулось на берег, трещали сухие заросли, занялся ствол прибрежной ели, язычки резво бежали вверх по натекам смолы. Пожар раздувался ветром.
      - Может, второй парус поставим? Все поскачем побыстрей. Как его подымают?
      - Я сам, руль придержи.
      Михаил поднял и кливер, косой парус впереди мачты. Получив еще ветра, яхта накренилась. Если бы был, можно выпустить и спинакер, но это все равно бы ничего не дало.
      - Вот они.
      Под порядком удалившимся берегом Ляшской стрелки захлопал, взревел мотор. Лодка вывернула от горящего причала, погналась за уходящей яхтой.
      - Ну, и чего теперь? - спросил тезка-Мишка. - За борт мне прыгать, авось не заметят? Ты им нужен, не я. Я им на фиг не нужен. Скажи что-нибудь, шеф, не молчи, они нас через две минуты догонят.
      - Раньше, - сказал Михаил, вглядываясь и вслушиваясь. - Гораздо раньше.
      К реву моторки прибавился еще один, тоже от двигателя, звук. Но этот был тоньше, выше, надрывней. Как тон грузного шмеля перебивается визгом овода, отвратительным, колючим.
      От причала "Зари", не от того места, где они взяли яхту, а из заливчика, от полукруглого ангара с аппарелью по волнам запрыгала блоха. За ней оставался белый вспененный след.
      - Поворот! - крикнул Михаил и переложил руль.
      "Голландец" крутнулся, как на пятке, гик перекинуло на другой борт, и тезка-Мишка, не успевший убрать голову, получил по макушке. Он плашмя лежал на фанере, застилающей кокпит, и крыл шефа Михаила.
      Яхта шла почти навстречу блохе, но между ними должна была вклиниться моторка. С нее засверкали вспышки, застучали выстрелы. Михаил не стал пригибаться, видя, что все они предназначаются юркой блохе.
      "Батя, что же ты молчишь?" - подумал он и вдруг понял: Павел боится попасть в него, они почти на одной прямой все трое.
      - Поворот! - не своим голосом заорал Михаил, и тезка-Мишка, едва успев приподняться, ничком рухнул в кокпите, прикрываясь руками.
      "Голландец" опять развернулся и побежал в сторону, но было уже поздно. Яхта, моторка и водный мотоцикл-блоха встретились.
      Сначала был удар в борт моторки, от него Михаила кинуло вперед. Он только успел отметить звук переломившегося румпеля.
      Один из лодки очутился у него на спине, хотел по-глупому заломать руку, Михаил наотмашь назад врезал ему в пах, тот ойкнул и отвалился. Тезка-Мишка тоже времени не терял.
      Михаил смог добраться до "ПМ", который выскочил у него от удара, навскидку снял того, кто сидел на корме моторки и уже прицелился в Мишку. В следующий миг пистолет у него выбили. А в следующий их перевернуло.
      Лишенная управления яхта с закрепленными парусами встала лагом к ветру и опрокинулась.
      Михаил очутился в воде первым. Его ноги запутались в кольцах гика-шкота. Наверху раздался еще один удар, плохо слышный сквозь воду, - это в сцепившиеся суда врезался на всем ходу мотоцикл Павла.
      Послышалась глухая дробь выстрелов - из "стечкина", кажется, и ответных. Все это длилось не более нескольких секунд. Потом еще застучали - частые, истерические какие-то.
      Он пытался освободиться от шкота, но это было нелегко. По инерции яхта двигалась и его тянуло за ней, не давая снять петли. Михаил дернул ногами раз, другой, десятый и понял, что ему не хватает воздуха. Как ни странно, это успокоило. Расстегнув, он скинул брюки и вместе с ними стянувшую ноги веревку.
      "Теперь выбраться из-под паруса. Черт, какой он огромный. Там наверху все стихло, ни звука. Поубивали, что ль, всех? Куда плыть, где край? Воздуха! Глотнуть..."
      С пылающими легкими он нащупал кромку погрузившегося в воду кливера. Оказалось, он добрался под водой до самого топа - верхнего кончика мачты.
      Борт "голландца", плывущий стоймя, загораживал половину моторки и мотоцикл. На двигателе лодки, поперек кожуха обвисло тело. Еще одно плавало в парусе, как в ванне.
      Михаил на всякий случай поднырнул и, очутившись по ту сторону лодки, сперва из-под воды прислушался, а затем поднялся под самым бортом лишь до глаз. Прямо на него свешивалась рука в знакомых шрамах. Темные капли падали в воду перед самым носом, расплывались кляксами в воде.
      В лодке, кроме Павла, он нашел еще троих, все мертвы, с переломанными шейными позвонками. Валялось оружие и стреляные гильзы.
      - Кончается, дружок-то? - сказал голос тезки-Мишки. Мишка закинул ногу, перелез через противоположный борт.
      - Он когда последнего делал, тот ему всю обойму в живот высадил, из спины клочья летели. Вон, гляди. Михаил видел и сам.
      - Ты-то где был?
      - Купался на пару с одним незнакомым гражданином. Я, вишь, назад выплыл, а гражданин не захотел, там остался. На память мне с собой дал. - Мишка повернулся спиной, из широкого пореза лило ручьем.
      - Перевязать надо.
      - То так, вскользь. С ним-то что делать? До берега не довезем.
      - Не надо его трогать... пока, - через силу сказал Михаил.
      Он огляделся. Похоже, вот-вот их заметят, если уже не заметили. Спасателей только не хватало.
      - Где его драндулет, на чем он...
      - Вон болтается, сейчас потонет. Они в него на подходе из всех стволов лупили.
      Овальный, похожий на огромную мыльницу, водный мотоцикл доживал последние минуты. Он уже погрузился до подножки, яркий, малиновый. Тяжело булькнув, завалился на спину и затонул.
      - Помоги очистить лодку.
      Вдвоем с тезкой-Мишкой они брали тела под ноги и плечи, переваливали через борт. Мишка, прежде чем свалить, проходился быстрой рукой по карманам мертвецов.
      - Не морщитесь, шеф, меня не ихние бабки интересуют.
      - А что?
      - А вам не интересно, откуда они? Чьи? Может, хоть документ какой.
      - Ну и как?
      - Чисто. Как в разведку за линию фронта шли - все сдали.
      Залитого кровью Павла положили на решетчатый пол, накрыли куском сыскавшегося брезента. - Ишь, здоровый мужик какой, - сказал тезка-Мишка, садясь к мотору. - Дышит еще. Может, и довезем, а, шеф? Куда править?
      Мишка перебил сам себя и присвистнул:
      - Гляньте-ка!
      Далекий берег уже достаточно осветился из просвета в тучах встающим солнцем, а на восточном, куда они с самого начала держали курс, мало что было различимо. В одном месте замигала-засемафорила двойная звезда. Она загоралась и вспыхивала чуть выше уровня воды, источник находился не на самом срезе.
      Две расположенные рядом ослепительные точки гасли и загорались. Лучи от них были узкие, они лежали на воде, видимые даже при свете, и добивали до сцепившихся моторки и опрокинутого "голландца".
      - Я знаю, кто это, - сказал Михаил. Мишка тоже догадался:
      - Точно! Это те, наши "хвосты". Фарами своими светят, помните, какие у них? Это нам, шеф, двигаем! Он дернул заводной шнур, мотор рявкнул, заревел. Едва моторка отвалила от опрокинутой яхты, направилась в сторону двух огней, те сейчас же погасли.
      - Ориентир держи какой-нибудь, - велел Михаил. Он встал на колени рядом с Павлом, омыл ему лицо пригоршней воды. Веки дрогнули, сложилась та улыбка
      Павла, которая чуть-чуть пугала.
      - Погоди чуток, Братка, - прошептали губы. - Дай минуток несколько. Досталось мне все же до воли.
      - Ничего, Батя, ты лежи, время у нас есть еще.
      - Вы, шеф, чего? Вы с ним разговариваете? - заспрашивал со своего места тезка-Мишка. - Он чего, он в сознание пришел? Да?
      - Курс держи, не виляй, - отозвался Михаил.
      - То-то Соколову сегодня будет дел, - шепнул Павел, - то-то повертится.
      - Кто это?
      - Над этой стороной озера мент главный. Сволочь, понятно. Меня мурыжил, как хотел, пока я ему последними баксами пасть не заткнул. Все они...
      - Ты бы помолчал лучше, быстрее в норму придешь. А то нас опять ждут.
      - Те же?
      - Да нет, эти вроде пока за нас. Лучше, чтоб они не знали... о твоих талантах. Спокойней, когда лишнего не спрашивают.
      - Вон ты что. Опасаешься за Батю своего. А паренек твой, он как, не засмущаю я его?
      Михаил посмотрел. Тезка-Мишка и не думал смущаться. Он изо всех сил вытягивал шею, чтобы увидеть, как шеф разговаривает с заведомым покойником.
      Метров за триста стали видны две фигурки на светлой полосе песка под невысоким обрывчиком.
      - Прямо на них переть незачем. Вдоль иди. И вот что. Мишка, ты того, ты не удивляйся громко, ладно?
      - Чему не удивляться?
      - Тут такое дело...
      - А ничему, паренек, не удивляйся, - сказал поднявшийся в лодке Павел. Откинув брезент, он сел. - От сильного удивления знаешь чего бывает? В меня вот стрелять стреляли, да не попали, чего тут удивительного?
      Лодка вильнула. Михаил дернулся к мотору перехватить управление, если что.
      - Спокойней, Братка. Миша наш крепкий паренек. Обознался в горячке, чуть задело меня только. А заживает на мне быстро, вон хоть у шефа своего спроси. Понял, Миша? Обознался ты.
      Тезка-Мишка молчал, его потрясывало. Неуверенно кивнул.
      - Ты смотри, куда правишь, Миша, делом займись, оно отвлекает. Где нас там ждут-то которые?
      Берег совсем приблизился, двое махали руками, подзывая. Моторка сделала круг, другой. Ей что-то кричали с берега. Вспыхнули и погасли еще раз ослепительные фары. "Жигуль" стоял в двух десятках метров выше, в березовой рощице.
      Тогда Михаил дал сигнал причаливать. Их ждали Жук и Блондин.
      - У вас кутерьма была? - первым делом спросил Жук. - Михаил, вы в порядке, ваши в порядке?
      - Уже и знаете меня, - процедил Михаил, выпрыгивая на песок.
      - Не только знаем, но и готовы доставить, куда скажете, а лучше - домой. Вас там ждут.
      - Догадываюсь.
      Он посмотрел, идут ли сзади Павел и тезка-Мишка. Они стояли у воды и смотрели через озеро на Ляшскую стрелку, с которой поднимались клубы дыма. Клубы почти доставали до туч, растянутые ветром.
      - Вы? - спросил Жук, указывая туда.
      - Скорее - нас, - отозвался Михаил. Надо было подумать о ближайшем будущем. - Нам переодеться надо всем. Я вообще без штанов, как видите. В машине как поместимся?
      - Что-нибудь придумаем.
      Жук с нескрываемым любопытством разглядывал издырявленную, залитую кровью тельняшку Павла. Тот ухмылялся, как ни в чем не бывало. С Блондином они затопали к "Жигулям", а тезка-Мишка не хотел уходить от лодки, жестами подзывая Михаила.
      - Ну что тебе еще?
      - Не обознался я, - сказал он тихим отчаянным голосом.
      - Чего-чего?
      - Не обознался, - повторил упрямо. - Глядите, шеф. Сюда глядите.
      В пазах решетки лодочного полика раскатилось с десяток матовых поблескивающих кругляшей. Присмотревшись, Михаил без труда узнал в них пули.
      - Он здесь и лежал, - вполголоса сказал Мишка. - А сколько еще навылет прошло. Я же не слепой был, видел.
      Михаил невольно бросил взгляд на Жука. Тот стоял поблизости, делал вид, что не прислушивается.
      - Ну, и что ты хочешь? Объяснений? Тебе их уже дали. Других не будет. За "Чероки" расплачусь, когда приедем. Устроит?
      - Устроит. А объяснения мне ваши липовые на фиг не уперлись. Вот, значит, в какие игры играешь, шеф? Этот... - тезка-Мишка все-таки сглотнул посреди своих разоблачений, пробрало его, - он вроде робот твой, да? Вот ты, значит, откуда? А он - как Терминатор, да?
      Тезка-Мишка лихорадочно облизывал пересохшие губы. "
      - Фильмов ты нагляделся ненужных. Какой тебе Паша на... робот, я его сто лет знаю, мы с ним... да он говорил. Где ты видел, чтоб из роботов кровь шла, чтоб на них шрамы оставались?
      - Всякие бывают, знаем, читали.
      - С ума можно сойти, читал он. Как хочешь думай, дело твое, а Пашка человек, никакой не робот.
      "Как все было бы проще", - подумал Михаил. Он потянул тезку-Мишку за собой, а тот вдруг произнес слова, глубоко Михаила поразившие.
      - А если он человек, - сказал Мишка, - то и того хуже. Всем хуже, и ему, и нам. Всем.
      Михаил не нашелся, что ответить, но слова запомнились.
      Глава 38
      Весь день она провела дома. Телевизор не включала, сидела с ногами в кресле, вцепившись в какой-то безумно пошлый роман и заставляя себя вникать в страсть Эндрю по отношению к Джен и в ответную страсть Джен, но уже почему-то к Уолтеру. Еще там было много родственников.
      Елена Евгеньевна даже не знала, какой она была сегодня - первой или второй. Ее не интересовал этот вопрос. Михаилу она тоже не звонила и на то и дело попадающий в поле зрения телефон смотрела, как на врага. В конце концов она закрыла его подушкой, но еще был аппарат в спальне и аппарат в коридоре у двери, и маленькая трубка на кухне. Удивительно много иногда оказывается в этом доме телефонов.
      Звонок в дверь прозвучал, будто приговор. Она знала, что так и будет. Останки светофора с перекрестка убрали в ту же ночь, но было очень много машин, и теперь там даже дежурит постоянно милицейский микроавтобус. Черное паленое пятно на асфальте смотрит на Елену Евгеньевну укоризненно и одновременно нагло.
      - Салют, старуха! Как жива?
      - Андрюша, - сказала Елена Евгеньевна, - ты дико целеустремленный и жутко информированный человек, но никудышний актер. Умерь свой наигранный пыл, будь другом.
      Андрей Львович кашлянул и несколько смешался.
      - Проходи уж, все-таки впервые у меня в гостях. Спасибо, что хоть без цветов явился, не даешь пищу злым языкам.
      - Н-да. С тобой иногда бывает трудно разговаривать.
      Куда прикажешь?
      Они прошли на кухню. Елена Евгеньевна поставила кофейник на плиту.
      - Сперва благодарности и слова поощрения от вышестоящих инстанций. Считай, что ты их уже получила.
      - Считаю.
      - Материальные свидетельства прибудут позже. Елена Евгеньевна подняла брови.
      - Сюрпризы? Что-то новенькое. Никогда раньше не бывало. Чем меня собираются осчастливить? Гарнитуром от Тиффани?
      - Можно и гарнитуром, - сказал Андрей Львович, закидывая ногу на ногу. Можно что-нибудь пообстоятельнее. "Ролле" ручной сборки, домик у теплого моря.
      - У какого теплого моря, там везде стреляют.
      - У Мраморного, например, не стреляют, на Багамах не стреляют. Старуха, ты отстаешь от жизни. Здесь остались только те, кто не может отправиться туда, где не стреляют и всегда едят с чистых тарелок.
      - Ты-то тоже здесь.
      - Это ненадолго, уверяю тебя. Меня держит только мое неуемное любопытство.
      Елене Евгеньевне пришлось заняться кофе. Ставя на стол чашечки из горки те, не самые лучшие, - она иронически усмехнулась:
      - Откуда такой непатриотизм, Андрюша? Всегда так ратовал за державу, меня на это сагитировал, и вдруг?
      У Елены Евгеньевны возникло и тотчас же окрепло убеждение, что и разговор этот, и вообще весь неожиданный визит Андрея Львовича носит чрезвычайно важный характер. Не в одном ночном происшествии дело. Болтовня болтовней, а он вот-вот готов приступить к чему-то главному, что принес с собой. Вся жизнь, обе ее жизни, Елены Евгеньевны-первой, домохозяйки при муже и скучающей барыньки, и Елены-второй, засекреченного скопища неведомых сил, могут двинуться по иному руслу. К тому же она с понятным беспокойством ждала, что он скажет об инциденте.
      "Сейчас он будет тебя покупать, - строго сказала Елена-вторая самой себе. - Не попадись опять на тот же крючок. Ему нет дела ни до чьих интересов, кроме своих собственных. Только такая дурища, как ты, могла развесить уши, когда он плел тебе об ответственности перед наукой, страной и человечеством в целом. Может, по-своему он об этом и думает, но я этих его глубоких мотивов не понимаю. И не хочу понимать".
      Елена Евгеньевна протянула руку за сигаретой из резной коробочки.
      - Дай мне, Андрюшенька, огонек. Сколько ж вас, мужиков российских, манерам-то учить нужно?
      Сказала - и дрогнуло сердце, вспомнила о Михаиле. Где он, что он? Вдруг он уже дома, сидит, ждет звонка, думает о ней... нет, глупости.
      "Мишу вы мне наперед всякой вашей награды обеспечите, - подумала она. - Ты и обеспечишь".
      - Елена Евгеньевна, поговорим серьезно, - сделавшись до невозможности официальным, сказал Андрей Львович. Отодвинул кофе. - В подписанном вами контракте имеется пункт "три-два", который, в частности, гласит: "Обязуюсь не использовать ставшую доступной мне новую технику без санкции моего непосредственного руководителя и не применять ее в своих личных целях". Имеется такой пункт, помните или показать?
      - Имеется, имеется, я без тебя помню.
      - Так, имеется. - Андрей Львович приоткрыл свой кейс, достал сколотые листки. - Вот показания трех сотрудников оперативной группы Московского уголовного розыска, которых развозила по домам дежурная машина, и водителя. Во время следования они стали жертвами аномального явления. Аккурат вон на том, под твоими окнами, проезде. Описание их ощущений. Последствия для здоровья. У одного ожог третьей степени, у двоих тепловые удары, водитель госпитализирован с подозрением на инфаркт. Далее. Рапорт командира расчета начальнику пожарной части о выезде на место происшествия. Опять-таки описание. Вот там. - Андрей Львович ткнул через плечо в сторону окна за тюлевой занавесью. - Заключения экспертов. Они, конечно, руками разводят, но картина, представшая взорам, очерчена ясно.
      Елена Евгеньевна-вторая, которая только и могла бы достойно ответить в данный момент, вдруг куда-то запропастилась. Оставшаяся в одиночестве Елена-первая нервно затушила в пепельнице сигарету и, подняв испуганные глаза, совсем уж по-девчоночьи пролепетала:
      - Я не хотела. - И еще более глупо: - Я не нарочно. - И еще: - Что мне теперь будет?
      Андрей Львович с сожалением поглядел на нее, вздохнул и кинул листки обратно в кейс.
      - Казнь через повешение. Через расстреляние. Что тебе может быть, старуха? Я тебе просто показал, как это бывает, ты ведь с подобным никогда не сталкивалась?
      Елена Евгеньевна помотала головой.
      - Ты допустила неосторожность. Проявила легкомыслие и несдержанность. Позволила чувствам взять верх над разумом. Черт с ними, с этими пунктами контракта и с этими бумажками, но ты давала мне слово, помнишь? Именно мне, простое честное слово. Слово - самое главное. Вот я всегда держал свое слово, а ты?
      - Не надо со мной разговаривать, как с ребенком.
      - Ты себя ведешь, как ребенок. Как вот я смогу тебе дальше верить? Нам еще работать вместе. Я тебя спрашиваю, как? Я теперь не знаю. Может быть, ты знаешь?
      Елена Евгеньевна опять помотала головой. Ей очень хотелось заплакать. Зареветь. Елена-вторая, почему ты пропадаешь, когда нужна? Настоятельно необходима?
      - Что такое случилось, Лена? У тебя было плохое настроение, да? Что произошло? Ну, расскажи, расскажи мне, давай, не стесняйся, девочка.
      И она рассказала. Как рассказала бы папе. Или старшему брату, если бы он у нее был.
      Давясь и захлебываясь слезами, она рассказала о Михаиле, об их встрече, об их разговорах и о себе самой, своих переживаниях и даже о том, что не может до Михаила дозвониться уже третьи сутки. Только о сне она не рассказала. О синей стране. О песне.
      Андрей Львович успокаивал. Он давал платок и поглаживал по руке. Он налил коньяку из своей фляжки и подал сигарету. Он просто был рядом и слушал. А задал вопрос, которого она никак не ожидала:
      - Слушай, старуха, а как же Бусыгин? Если у тебя не просто интрижка - все мы не безгрешны, - а такое чувство?
      - Что? Бусыгин? - Елена Евгеньевна окончательно высморкалась в платочек и недоуменно посмотрела на Андрея Львовича. Она и не подумала о муже, который уехал меньше недели назад. Бывают мужья, о которых так скоро забываешь.
      - Ну, да Бог с ним, - сказал Андрей Львович. - Так говоришь, этот Михаил наблюдательный, ребят из твоего сопровождения раскрыл в два счета?
      - Андрюш, значит, так работали, он-то при чем?
      - А я разве возражаю? Значит - так работали. За что и получат соответствующий втык. Надеюсь, о работе ты с ним не откровенничала?
      - Ой, что ты, Андрюш, я же понимаю.
      - Со светофором ни в чем не повинным тоже понимала, когда распатронила? Как все-таки было дело? Расстройство чувств, да?
      Елена Евгеньевна судорожно, после слез, вздохнула, сложила на коленях кулачки.
      - Понимаешь, я все звонила, звонила, а его нет. И этот телевизор... Сколько мы всего наделали. Я наделала...
      - Мы, старуха, мы. Я с себя ответственности ни за что не снимаю. Но хочу тебя обрадовать, и наделанного немного. Ни одной человеческой жертвы, выбитые зубы и синяки не в счет. А в деньгах родная Отчизна только от ворья каждый день в сто раз больше теряет. Можешь спать спокойно.
      Андрей Львович отодвинул стульчик, поднялся к окну. Она подумала, что оттого-то он и не пошел в гостиную: там окна выходили во двор.
      - Как ты его все-таки? - Андрей Львович расправил складки занавеси, отодвигать не стал, смотрел сквозь. - В котором это часу? Ах да, в четверть пятого. Хорошо хоть народу никого не подвернулось, да и убрали быстро.
      - Да, убрали быстро, - подтвердила Елена Евгеньевна, вновь запереживав. Я, Андрюшенька, и сама не знаю, что на меня нашло такое. Тоска, злость, вредность какая-то ненужная. Мне почему-то кажется, что такого со мной больше никогда не повторится. Ох, и вспоминать не хочется.
      - А вот это зря, - сказал Андрей Львович. Строго постучал согнутым пальцем по столу. - Вспомнить придется. Ты сегодня, когда я уйду, сядешь и все в подробностях мне опишешь. Сразу сядь, не тяни. Обстоятельства, настроение, ощущения свои - это главное. Короче, в форме обычного отчета, как мы с тобой в начале делали, по установочным испытаниям. Только объект будет не заданный, а произвольный. И почему именно его, укажи.
      - Да не знаю я почему. Никогда он мне не нравился, вот и все.
      - Так и напиши, значит. - Андрей Львович хитро подмигнул. - Кто еще не нравится на этом свете, старуха? На кого зуб имеешь? Может, на меня? Виноват, исправлюсь, пожалейте, гражданин начальник!
      Андрей всегда умел разрядить обстановку. Вот и сейчас, Елена Евгеньевна бессознательно ждала какой-нибудь возможности окончательно прекратить неприятный разговор. Закрыть тему и перевернуть страницу.
      С Михаилом она решит сама. В конце концов он - только личное, а тут у нее - работа. Величайшая ответственность. Вот так.
      Елена Евгеньевна возвращалась в рамки установленной ею самой себе жесткой дисциплины.
      - Давай сюда чашку, - сказала она-вторая, - я вылью эти помои. И сходи в гостиную, там на столике приличный коньяк стоит, принеси. Я хочу выпить по-человечески.
      - Нормально, старуха, жизнь идет и берет свое чередом!
      В эту минуту Андрей Львович напомнил ей озорного вихрастого студента, который учился с Еленой Евгеньевной, тогда просто Лелькой, на параллельном курсе. Тоже был очкарик. Она улыбнулась воспоминанию.
      - Кстати, о твоем Михаиле, - небрежно сказал Андрей Львович, вернувшись с бутылкой и тонкими рюмками.
      Всю легкость Елены Евгеньевны как рукой сняло. Сердечко трепыхнулось и замерло покорно.
      - Можешь не терзать себя, он не занят изменами тебе с красотками легкомысленного поведения.
      - Я сама легкомысленнее некуда, - угрюмо сказала она. Ох, этот Андрей!
      - Просто его нет сейчас в городе. Поехал навестить своего давнего приятеля. Друга детства.
      Она пожала плечом. Уехал так уехал. Не бежать же ей за ним. Да и куда?
      - Вот как, - сказала она. - И что же, далеко? "Ну кто тебя за язык тянет, голуба! - подумала в ту же секунду. - Какое тебе дело, далеко он от тебя или близко. Ты когда-нибудь научишься себя правильно вести?"
      - Не буду тебя мучить, далеко, но не слишком. Да и вернется не сегодня-завтра.
      - Вернется - позвонит, никуда не денется. Мы будем сегодня пить или нет?
      - Ты что же, и телефон ему свой дала? - вкрадчиво спросил Андрей Львович, наполняя с узкой талией рюмки.
      - Не давала я ему никакого телефона. Ну, я ему позвоню. Если захочу. Какая разница, Андрей!
      - Не надо так волноваться, прелесть моя. Позвонишь, если захочешь. На том и остановимся.
      Чтобы успокоиться, Елена Евгеньевна подошла к плите, щелкнула зажигалкой под кофейником. Да в нем уж пусто... Вылила гущу прямо в мойку, чего обычно никогда не делала и Бусыгина за это ругала.
      - А можно и по-другому, - сказал за спиной Андрей Львович. - Устраиваем тебе с твоим Михаилом легкий отпуск за наш счет. Природа, правда, в пределах средней полосы. Отдельный коттедж. Медовый месяц. Два месяца, три. Командировочку тебе нарисую - комар носа не подточит. Радуйся жизни. Да и для наших занятий тебе выбираться много проще.
      - Вот, Андрюшенька, ты и сказал, зачем пришел. - Елена Евгеньевна-вторая очень пристально посмотрела в толстые стекла его очков. - Есть мнение, что меня пора переводить за забор? Слишком опасно оставлять на свободе, могут похитить враги? Сама из доверия вышла? Любовника мне предлагаешь, чтоб скрасить неволю. Ты думаешь, что я дурочка, не понимаю ничего? Ошибаешься, Андрей Львович. Все вы ошибаетесь - и ты, и начальство твое.
      Андрей Львович опять выглядел сконфуженным. По всему, Елена Евгеньевна точно разгадала тайные намерения его визита. Она чувствовала гордость за себя, и ей немедленно сделалось его немножечко жалко.
      - Я говорил им. - Он, не отрываясь, вырисовывал на скатерти невидимые узоры ложечкой. - Я им сказал, что с тобой нельзя так. Что ты умница и очень ответственная девочка. Они, в общем, прислушались.
      Андрей был так смущен и, кажется, немного обижен ее наскоками, что Елена-вторая быстренько шмыгнула в сторону, освободив место Елене-первой. Та села рядом с Андреем Львовичем, заботливо налила ему в чашечку свежего кофе, положила сахару.
      - Значит, все в порядке, - сказала она. - Ты уж меня,
      Андрюшенька, не выдавай. Ты у меня един - царь, Бог и воинский начальник.
      - Не бойся, старуха, не выдам. Я - руководитель проекта, что они мне могут приказать? Ты только меня не подведи.
      - Я не буду, - честно сказала Елена-первая.
      - С остальным я и сам справлюсь. Друга своего жди, должен скоро вернуться.
      - Может, он уже дома? - вырвалось у Елены-первой, и некому было ее укорить за несдержанность.
      - Нет, - твердо сказал Андрей Львович, и она поняла, что, как он скажет, так оно и есть. - Сейчас его дома нет. Но если хочешь, мы дадим тебе знать, как только он появится.