Полунин Н. Г.
      Цербер
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      На площади Курского вокзала, прямо в грязной мартовской слякоти лежит труп мужчины с бритой наголо головой. Руки разбросаны, драная куртка и рубашка задраны до груди, обгаженные штаны спущены до колен, тело обнажено. Этот посмертный "стриптиз" - дело рук вокзальной милиции. Осматривали "на предмет" ножевых и огнестрельных ран или других повреждений. Такова инструкция. Теперь стражам порядка не было больше никакого дела до еще одного подохшего под забором вокзального бомжа. Перевозка из морга, как всегда, не торопилась.
      Часы показывают полдень, площадь кипит народом. Бомж лежит по ту сторону павильонов торгового ряда и от вокзала не заметен. Однако персонал автостоянки в черной форме с бляхами и кокардами его видит очень хорошо. Останавливаясь поодаль, на мертвого смотрят носильщики в сером. Прохожие и пассажиры, кому случилось проходить рядом, стараются поскорее миновать страшноватое место.
      Заключение о причинах смерти будет: острая сердечная недостаточность от алкогольной интоксикации.
      Ни сейчас, ни впоследствии никто не узнает, что неделю назад вокзальный бомж по кличке Оглы похмелялся на пару с высоким белобрысым мужиком, одетым как бич, но на бича не похожим.
      Пушистые белые хлопья неестественно плавно спускаются с серого неба. Старые дома, дворы колодцами. Над Невой ударила пушка.
      Длинная похоронная процессия движется медленно, но все же быстрее, чем падает снег. Впереди - батюшка в запорошенной рясе.
      - Сколько же ей было?
      - Господи, да шестнадцать всего!
      - Семнадцать.
      - Какая разница, господа. Все равно ужасно.
      - Это правда, что она лечила?
      - Половина из тех, кто идет за гробом - ее пациенты.
      - И как же ? Наложением рук ? Заговором ? Экстрасенс ?
      - Отнюдь. Просто смотрела в глаза, и самые безнадежные исцелялись. Это было чудо, чудо.
      - Говорят, она уже в лет пять безошибочно указывала, где у человека опухоль или боли. Еще сама не знала, как что называется. Предсказывала болезни.
      - Я слышал, цвета различала с завязанными глазами...
      - Батенька, ну при чем здесь... Подумайте, скольких она могла бы еще исцелить?
      - И что же... сама?
      - Сама. Вроде приняла что-то такое и - тихо отошла. Вон, ангелом лежит, цветик лазоревый...
      - Но причина ?
      - Даже ангелы умирают от неразделенной любви, господа.
      - Отчего же с отпеванием? Ведь не полагается?
      - Особое разрешение, значит, за сотворенные во земное житие добрые дела.
      - Красивая девочка какая...
      - Ангел, чистый ангел.
      - А венков-то, венков...
      Один из идущих в толпе за гробом - высокий мужчина со светлыми глазами нес удивительно красивый букет. Снег лежал на его непокрытой голове, скрывал волосы, а то бы можно рассмотреть, что они такие же светлые, как и глаза.
      Одно из отделений милиции Октябрьского района города Орска Оренбургской области. Два часа ночи. Август. Пекло.
      За решеткой помещения для задержанных, в просторечьи - "нулевки", маются двое парней семнадцати и двадцати двух лет. Они взяты с поличным и уже признались, стоило угостить их парой затрещин.
      На совести подонков семеро замученных малышей.
      Нормальному человеку не понять мотивы подобных извергов. Может быть, они психически больны, это определит экспертиза.
      Их искали давно. Трупы, вернее, что от них оставалось, парни по ночам сбрасывали в горячие отвалы никелевого комбината в стороне поселка Первомайский.
      Одной из их жертв был десятилетний Витек Первушин.
      Хулиганистый, непослушный, доводивший до слез пожилую мать малек. Обожал тереться на центральной площади у театра, где всех желающих обыгрывал в "орлянку". Однажды под большим секретом признался приятелю, что просто видит, как переворачивается монета, и даже может посчитать обороты.
      Если бы за три недели до своей жуткой смерти Витек не сыграл с высоким, светловолосым и почти незагорелым приезжим, то со временем освоил бы еще очень многое.
      Например, смог бы "замедлять" и "убыстрять" темп своих движений, видеть в частях спектра, недоступных обычному глазу, слышать звуки, не воспринимаемые человеческим ухом. Это называется - менять скорость и диапазон восприятия. Витек Первушин смог бы изменять его в десятки и сотни раз.
      Но они встретились.
      Приезжий не очень хотел играть. Он только спросил, тот ли он Витек, о котором ходят легенды, и, услыхав утвердительный ответ, подарил десятидолларовую бумажку. Польщенный пацан уговорил приезжего сыграть "на просто так". Приезжий выглядел печальным. Его поджидали "Жигули" голубиного цвета с московскими номерами.
      Как Витек не знал о своей судьбе, так и приезжий, пока не прочел в газетах, понятия не имел о двоих, что тряслись сейчас на не слишком чистом полу за толстыми прутьями, симулируя припадок.
      Глава 1
      вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
      Имя: Боровский Аркадий Сергеевич.
      Занятие: заместитель управляющего Видовским отделением Промстройбанка.
      Домашний адрес: г. Видово Лукской области, ул. Правды, 5а, кв. 14. Адрес банка: ул. Советская, 12а.
      Количество служащих: 18 человек.
      Охрана: два внутренних поста, внешний пост у входа.
      Сигнализация: стандартная система в удовлетворительном состоянии.
      Кабинет Боровского: схема прилагается.
      Дополнительные условия: проследить все фазы после выполнения задания.
      вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
      Он проснулся разом, вскинувшись, как от команды "подъем!". Посидел на кровати, ощупывая лицо и с трудом глотая. Вот же суки!
      Кот со шкафа с неудовольствием наблюдал его помятую, не бритую с позавчерашнего дня физиономию и торчащие вихры. Он был аристократом, кот.
      - Ты еще, зараза...
      Нужно было идти под душ, причем как можно скорее. После таких снов, которые по его классификации проходили как "информацией", следовало обязательно принимать контрастный душ не менее четверти часа. Чуть теплая вода, теплая, прохладная, ледяная, обжигающая, снова ледяная. Иначе на весь день гарантирована головная боль. Тем более сегодня он так и так с похмелья. Абстинентный синдром.
      - Чтоб им самим всем когда-нибудь так, - не совсем понятно выразился он, ища поддержки у кота. По дороге почесал доверчиво подставленное горлышко.
      - Мурзик, Мурзятина... голубая кровь ты моя... Ванная была отделана черным кафелем, висели огромные зеркала, нахально посверкивала хромированными деталями джакузи, оборудованная установкой кольцевого душа. Он обустроил себе все года четыре назад, когда купить можно было относительно задешево.
      "А хоть бы и задорого, - подумал он. - Урвал с законных командировочных. ЕЙ же самой и выгодно, чтобы я был в форме".
      Подумав так, он непроизвольно оглянулся через плечо, словно ОНА могла стоять за его спиной. Но там было только зеркало.
      Выжженные огненным пальцем во тьме ровные телеграфные строчки возникли перед ним, стоило лишь смежить веки. Поворачиваясь в секущих тело острых струйках, он вновь прочитал их, запоминая. Хотя специально стараться не стоило. Он мог вызвать их в любой момент, пока задание не будет выполнено.
      "Что-то сегодня сплошь технические детали, - подумал он. - Не брать же я этот банк буду. Зачем понадобилась отслежка после? В чем я должен убедиться еще? "Информацией" - это прежде всего срочность. Впрочем, хоть работать будет легко".
      Через полчаса он почувствовал себя совершенно обновленным. Вытерся огромной снежно-белой мохнатой простыней и бросил ее, влажную, в корзину. Там накопилось порядочно. Эмилия в среду снесет все в прачечную, но надо будет поставить на вид. Он не терпел скопления использованного белья. За последние годы научился много чего "не терпеть", благо появилась возможность.
      "Много чего, кроме одного", - подумал он и опять чуть не оглянулся.
      Бреясь, разглядывал свое лицо. Интересно, сколько на свете мужчин не разглядывают себя, бреясь по утрам? Наверно, немало. Сбрызнулся туалетной водой, причесался, с удовлетворением почмокал губами.
      Очень светлые серые глаза, блондин, волосы прямые, на солнце выгорающие, лоб широкий, нос прямой, рот средний, четко обрисованный, скулы высокие, подбородок твердый, с ямкой. В целом лицо открытое, улыбчивое, располагающее к доверию.
      Что и ценно.
      Отступил, оглядывая подтянутое мускулистое тело, полностью покрытое легким равномерным загаром. Тоже нормально. Для тридцати восьми вполне. Ладно. Пора одеваться.
      Сперва был час звонков... нет, сперва он покормил кота. Выбросил из мисочек вчерашнее, к чему привереда Мурзик не притронулся бы под угрозой голодной смерти. Вывалил из баночки "Китикэт", насыпал сухих рыбных печеньицев. Воды налил.
      - И отстань теперь от меня, пар-р-разит...
      Потом был час звонков.
      "Информашка" потому и называлась информашкой, что давала максимум, почти полный объем необходимых сведений. Практически ничего самому разнюхивать не придется.
      Он решил работать по простой схеме, и поэтому ему нужен был только Алик. Вообще без подхвата приезжать на место не годилось. Где еще Видово это.
      До Алика добрался сразу. Приучил он их всех не занимать телефоны в контрольное время.
      - Знаешь, где городишко с именем Видово?
      - В курсах. Четыре сотни кэ-мэ, плюс-минус. "Эмдевять", на заход солнца.
      - Плюс-минус - это сколько?
      - Не помню, но сейчас уточню. А что, спешка?
      - У меня всегда спешка. Через сколько будешь готов?
      - Экстренно - пять минут, а если просто срочно - вылетаю в течение часа.
      Он подумал, закрыв глаза. Заодно перечитал.
      - Давай просто срочно, но не тяни. Без бутербродов твоих вечных горой.
      - Слушаюсь, шеф.
      - Ну, ну...
      - Извините. Слушаюсь, Михаил. Еще звонок.
      - Эмилия Борисовна? Надеюсь, не разбудил. У меня снова командировка, дня три или пять. Если буду задерживаться - позвоню. Приглядите за Мурзиком получше, ладно? Он что-то хандрит. И еще... там белье... вот и славно, всего хорошего.
      Оделся, собрался. Будничные хлопоты, ничего особенного. Качнул под столом бутылку, вторую. Надо прекратить напиваться после каждого раза. Надо же, как это он вчера.
      Слезами горю не поможешь, потому что как кому написано, так и будет, а чему быть, того не миновать. Букет премудрости. Вот им и утешайся.
      Алик выскочил, распахнул дверцу. Затараторил;
      - Значит, так, я все выяснил, сейчас выезжаем на Окружную, а то по городу же пробки, и...
      - На Окружной как будто пробок нет, - перебил, поморщившись, Михаил. - А вот почему ты небрит, капрал? Почему одет не по форме?
      - Так это... срочно, и...
      - Срочно - не значит небрежно. - Михаил поправил узел галстука под воротом сорочки. - Скоро год, как вместе работаем, а пример брать так и не научился.
      - С вас возьмешь, - ядовито пробурчал обидевшийся Алик. - Сегодня вы один, завтра другой. Я-то хорошо помню, как вы ко мне в промасленном танкистском комбезе плюхнулись. А у меня чехлы родные... Дали бы на чехлы, а? Что вам стоит. Или предупреждайте заранее.
      - А если я не имею такой физической возможности - предупреждать заранее? Что тогда? - сказал он, искоса поглядев на Алика.
      У Алика приоткрылся рот и загорелись глаза.
      - Так значит, вы это... вы каждый раз - вот только-только - и?.. Супероперативное реагирование?
      "Не каждый раз "только-только - и", - подумал он, чуть прикрывая глаза от бьющего солнца, но под веками горели строчки. - К счастью, далеко не каждый. Почему же теперь "только-только" случается все чаще?"
      - Вот именно, - сказал он. - Ты совершенно прав. В ответ Алик пригнулся к рулю и в немыслимом вираже впритирку обошел летящий рядом "Мерседес".
      - Гонщик, - сказал Михаил. - Вот кто супер. Тебе бы Голубую ленту.
      - И будет. Так как насчет на чехлы-то, а?
      В карманах было пусто. Он знал это, но все равно проверил каждый. В кошельке-ридикюле на дне сумки - тоже. И дома уже давно не было ни гроша, кроме того, что заныкивалось по карманам при возвращении из командировок или предназначалось Эмилии, ведущей хозяйство. Или Алику, Петьке и тезке-Мишке, составлявшим его группу.
      А все его попытки положить какие-то суммы в банк оканчивались его же собственным недоумением перед девчонками-расчетчицами: "Ну как же, вы ведь сами буквально вчера заезжали и закрыли счет. Я же вам и выписывала. Смотрите, подпись ваша? Собственноручная?" - И подпись оказывалась собственноручной.
      Он оставил эти попытки. Как и многое другое. Тоже уже давно.
      - Будет тебе на чехлы, - сказал он. - Причем не далее, чем через десять минут. Останови-ка возле той забегаловки, пока далеко от центра не уехали. Заодно перекусим.
      - Ух ты, - сказал Алик, когда они остановились близ "забегаловки", с трудом найдя место лишь метрах в тридцати от входа.
      - Михаил, вы знаете, а меня ведь не пустят, - сказал Алик с завистью и огорчением. - Не так одет. И потом, это же вроде гостиница... в смысле отель, я хотел сказать.
      - В любом постоялом дворе - отеле, я хотел сказать - имеется ресторан. Мы туда и не пойдем надолго, я пошутил. Тебе ведь на чехлы надо было? Будет тебе на чехлы, я сейчас.
      Пройдя мимо ряда иномарок, среди которых попадались не только банальные "Ауди", "Тойоты", "Вольво", но и такие штучки, как "Ягуар" и даже "Линкольн", Михаил уверенно потянул на себя массивную дверь, улыбнувшись одной из двух видеокамер по углам наверху.
      Дверь открылась бесшумно и как бы сама собой. Пройдя мимо крепыша-швейцара, он обратился к крепышу-портье, помещавшемуся за крохотной, но очень массивной стойкой.
      - Меня зовут Михаил Александрович, - представился он. - Вы должны иметь для меня пакет.
      Выражения на строгом лице крепыша сменяли друг друга. Вежливое внимание, недоумение, озабоченность, стремление вспомнить, облегчение, что вспомнил, улыбка.
      - Безусловно, Михаил Александрович, доброе утро, прошу вас.
      Крепыш повернулся к своему бюро и вновь застыл, словно в том же недоумении. Михаил представил себе повторяющуюся череду выражений его лица. Портье, встрепенувшись, выдвинул ящичек, достал посылку, подал Михаилу на подносике.
      Перевязанная ленточкой цветная коробочка, размером с пару пачек сигарет. В таких принято делать маленькие подарки женщинам.
      - Не желаете посетить наш ресторан с баром? Он уже работает. Очень уютно, прекрасная кухня. Только для проживающих, но для вас, Михаил Александрович, мы с удовольствием сделаем исключение.
      - Я спешу. - Михаил небрежно сунул коробочку в карман.
      "Все-таки, как она сюда попала? Как конкретно это получается всякий раз? Кто-то принес и оставил? Вместе с информацией о ней в башке этого кретина, который так тужился, пока "вспоминал". Я, кстати, мог обратиться прямо к швейцару, и тогда "вспомнил" бы он. Что бы с нею сталось, не пожелай я заехать именно сюда? Передумай возле самой двери? Растворилась бы в воздухе? Вообще не появлялась? Бесполезные вопросы".
      Он величественно кивнул крепышу. Пропуская его, швейцар шумно втянул носом воздух.
      "Проверяет, не пахнет ли от меня каким-нибудь цветочным сладким одеколоном. Неужели я похож на голубого?"
      Перекусывали они с Аликом в демократическом бистро. Коробочка оказалась с суммой, которую Михаил, привыкший переводить деньги на степень сложности задания и времени, необходимого для работы, определил как среднюю и непродолжительную.
      Значит все случится очень быстро.
      Алику на новые чехлы тоже перепало, и он поглощал третью сосиску с кетчупом, преданно поглядывая на Михаила.
      Они добрались до места назначения к вечеру.
      - Ищи Советскую улицу, - сказал Михаил.
      - Спорю - самая длинная. Или центральная. Короче, или вдоль, или поперек.
      - С чего это ты решил? - сказал Михаил, сам думавший так же. Но пусть выскажется Алик.
      - Да что я, городишки такие не знаю? Уж навидался. Тут либо так, либо этак. Лукич каменный либо чугунный посередке с кепкой, а вдоль него обязательно которая-нибудь да она... О! Она! Какой нам нужен?
      - Двенадцать А.
      Отделение Промстройбанка города Видово помещалось в здании, построенном силами военнопленных вермахта полвека назад. Такую архитектуру ни с чем не спутаешь. Оно имело два этажа, синий цвет стен и белые колонны, между которыми потел толстый из-за бронежилета сержант с коротким "Калашниковым" на боку.
      Наибольшей из возможных глупостей было бы завалиться сейчас прямо в кабинет к Боровскому под любым, самым благим и невинным предлогом, ведь все случится быстро и нового человека обязательно вспомнят. Глупостью было даже проезжать рядом на "Турбо" с московскими номерами, и Михаил посетовал на себя за это.
      Недостатком "информацией" - обыкновенной являлось то, что она давала адресные и анкетные данные, могла, как в случае с Боровским, нарисовать планы подъездов и проходов, дать, наконец, примерный распорядок дня объекта, сообщить о родственниках и близких знакомых, дать еще что-нибудь, но вот внешнего вида, портрета - нет.
      У Михаила не было фотографии, позволившей бы попросту подойти к человеку на улице, спросить дорогу или извиниться, отдавив ему ногу в толпе.
      Впрочем, он имеет несколько вариантов, продуманных заранее, применительных практически к любому случаю.
      Они взялись за дело с двух сторон.
      Высадив Михаила у "Гор. гостиницы" - так именовалось это учреждение на стеклянной "доске" при входе, - Алик отправился в центр, благо это было метров восемьсот, на рынок, где, как известно, продается и покупается все. Алик знал, как спрашивать, а о чем и о ком, Михаил его проинструктировал.
      При упоминании банка Алик взглянул с новым интересом. Можно было угадать направление его мыслей.
      Внешне гостиница имела точно такой же вид, как здание отделения банка, только без часового при входе. Михаил подумал, что опять промахнулся и лучше бы ему было идти на почтамт, но внутри не оказалось никого, кроме одинокой девушки за стеклянным барьером. Это несколько меняло дело.
      - Нельзя ли у вас попросить книгу городских телефонов?
      Равнодушие девицы было до такой степени наигранным, что он даже вздохнул. Про себя.
      - Вам по городу?
      - А что, есть еще и по району?
      - Конечно. Но в ней только государственные, а вам, должно быть, частные нужны?
      - Тогда, конечно, давайте по городу. Где у вас?..
      Она, безусловно, очень хотела бы, здоровая пухленькая провинциалочка, подслушать разговор стильного парня, явно не из ее вдоль и поперек перепробованного Видова. Но Михаил отошел к аппарату у двери.
      В городской телефонной книге он быстро отыскал телефон частной квартиры No 14 в доме 5а по улице Правды и добавил его, мысленно повторяя, к огненным строчкам. Добавил и еще один, из квартиры того же дома. Собственно, в последнем случае ему нужна была только фамилия.
      Отозвались сочным баритоном.
      - Слушаю вас внимательно.
      Звук был так силен, что пришлось, делая вид, что поправляет трубку, заткнуть пальцем окошечко наушника. В микрофон Михаил усиленно сопел.
      - Боровский слушает, говорите, - предложил баритон тоном выше.
      Тогда Михаил, негромко, чтобы не донеслось до гостиничной толстушки, сказал с прибалтийским акцентом:
      - До-прый день. Мне пош-жалуйста госпош-жу Иннгу Калявиене. Или я ошип-бся?
      - Ошиблись. X... знает что, - сказал заместитель управляющего отделением банка Боровский, и Михаил услышал это, пока трубка на той стороне летела на рычаг, - спокойно отдохнуть не дают, козлы какие-то...
      - Спасибо, Николай Степанович, с удовольствием расположусь у вас, - сказал Михаил в короткие гудки.
      Когда он возвращал книгу, одинокая девушка за барьером вздохнула совсем не про себя.
      С Аликом столкнулся нос к носу прямо на выходе, не пришлось даже ждать.
      - Значит, так, - затрещал Алик, - я все выяснил, Боровских в городе три семьи, остальные по деревням в округе. Первый, самый главный, и который как раз нужен - Боровский Аркадий Сергеич, был директором РАЙ ПО, теперь в банке управляющим. Я на всякий случай и про других. Второй, Василий Сергеич, брат, раньше был директором совхоза, теперь в АТП, тоже директор. Третий...
      - Да не тараторь ты. Машина где?
      - Вон стоит, далеко, как положено.
      - Хорошенькое далеко, если - вон.
      - А тут все так.
      - Поехали куда-нибудь, мне надо переодеться. Потом высадишь меня поближе к улице Правды, а сам отправляйся искать хату нам и машине на несколько дней, понятно?
      - Понятно. Поехали, но куда-нибудь переодеться - это лучше всего за город. Три минуты. Вот только где тут гаишники обычно тормозят, я не успел...
      В джинсовочке, с сумочкой через плечо, в простеньких кроссовочках Михаил звонил в дверь 14-й квартиры по улице Правды, 5а. От него изрядно попахивало спиртным.
      Открыл ему обладатель сочного баритона собственной персоной, а не жена, о чем можно было беспокоиться. Ведь замуправляющего сегодня отдыхал, мог на звонок и не выйти. От него тоже попахивало спиртным.
      - Вам кого, молодой человек?
      - А это... а мне... а чего, Федоровы не здесь живут?
      - Нет, молодой человек, ошибся.
      - А... я извиняюсь... а это разве не двадцать четвертая квартира?
      - Нет, молодой человек, двадцать четвертая - в следующий подъезд, Федоровы как раз там. А эта - четырнадцатая.
      - Э! Ну, я извиняюсь. Ошибся, прошу прощения. Бывает, я извиняюсь.
      Дверь скрывает от Михаила мужчину лет шестидесяти, с брюхом из-под растянутой тенниски и в очках в толстой оправе.
      Они увидели друг друга, Михаил и этот грузный мужчина, который теперь обречен. Боровскому Аркадию Сергеевичу осталось жить дней десять, а то и меньше, потому что "информашки" определяют только самые крайние сроки.
      Не только истинной, скрытой от всех и вся, но и самой конкретной, земной и обыденной причины смерти, неотвратимо ожидающей Боровского в ближайшие дни, Михаил не знал, как и всех кто был до него.
      Чтобы существование Боровского прервалось, хочет ОНА - Сила, которой Михаил безрадостно, но покорно повинуется вот уже без малого пять лет.
      Глава 2
      - Небось думаешь, мы по банку прибыли ударить? - сказал Михаил, когда они подъехали к домику, где им согласились сдать половину на несколько дней.
      Алик уклончиво подвигал плечами.
      - Признавайся, признавайся. - Михаил был настроен дружелюбно.
      - Не знаю я, шеф, ой, Михаил. Мы с вами во всяких делах бывали. И всегда было... непонятно. Мы едем, мы ищем, мы находим. И больше ничего. Уходим обратно на базу, уезжаем домой то есть. Нет, вы не подумайте, что я чем недоволен или что... Только странно как-то.
      "Еще бы тебе не странно, - подумал Михаил. - Тебе и всем вам".
      - Нет, я понимаю, если у вас, например, везде кто-то еще есть...
      - Может быть, и так, - сказал Михаил, - может быть, и есть. А вот кое-где, например, на базе - дома то есть - у меня вполне может кое-кого и не быть. Например...
      Он упер палец в грудь Алика. Тот нервно облизал губы.
      - Понятно. Разрешите выполнять?
      - Договорись с хозяйкой насчет молока, выполняла. Неизвестно еще, сколько нам тут жить.
      В маленьком кособоком домишке с садом над тихой речкой Ужой им пришлось прожить всего два дня.
      Глава 3
      К кладбищу вели двести метров специально отведенного от шоссе асфальта. Сейчас по ним двигались два автобуса, открытый грузовик с гробом и так много легковых автомобилей, что хвост колонны еще съезжал с шоссе, а головной автобус уже докатил до первых могил.
      В ярком солнце тень от громадных берез и лип покрывала только вершину холма. Могильные ограды расползлись по склонам вниз к оврагу и к реке, невидимой отсюда, с бетонки.
      - Тьфу, - сказал один из двоих возле джипа "Турбо" на обочине шоссе, - я думал: "Главное! Главное городское!" - а тут так, пупочка.
      Второй молча глядел на процессию и только хмыкнул, когда там нестройно грянул оркестр.
      - Чего мы ждем-то?
      Первый был одет в обтягивающий спортивный костюм, на руках тонкие кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Старший коротко взглянул на него. Тот было притих, но сейчас же отвлекся на проходящих мимо девушек в ярких майках и джинсах.
      - Куда путь держим, девчата?
      - А куда и вы - на кладбище.
      - Не надо так шутить. Кого там хоронят?
      - А тебе, московскому, не все равно?
      - Почему ты... а, по номерам. Так ведь я их как прилепил, так и скину. Я, может, самый главный рэкетир.
      - Уймись, - бросил старший. Молодому не терпелось.
      - Все-таки, кого ж там в мать-сыру кладут-то?
      - Банкира нашего самого главного, - ответила высокая полная блондинка с горячими глазами.
      - Угу, понятно, теперь мода такая - банкиров стрелять.
      - Сам помер. Говорят, взял - да и подавился за обедом. Костью. Вот как бывает.
      - Ну, это врут, - уверенно сказал бойкий. - Банкиры у нас так просто сами не помирают. Хороший был человек?
      - А я с ним на машинах не каталась, - сказала смелая блондинка, зорко стреляя глазами на старшего. - Колдун, говорят, был, умел кровь заговаривать и любовь ворожить. Мог и сглазить кого, если бы захотел.
      - Небось врешь.
      - Нужно мне врать-то.
      - У него и дед такой был, - сказала вдруг маленькая и меланхоличная. Боровские - они все такие.
      - Ой уж и все.
      - Люди просто так не скажут, - быстро вставила блондинка, почувствовав, что теряет инициативу.
      - Про всех не знаю, - сказала меланхоличная, - а этот точно был. У него и в РАЙ ПО все по струночке ходили, потому что знали: чуть что - ни выговоров, ни лишений никаких, а - сглаз. Маньку Дробышеву приворожил да и сглазил, она в Уже утопилась.
      - Да про кого такого не скажут, если девушка... того, неуступчивая. А вот...
      - Это ты прав, - вмешался старший, высокий и светловолосый. - Все, перекурили, едем дальше.
      Его спутник, моментально прервав разговор, юркнул в машину, второй сел рядом. "Турбо" взревел, выбросил клуб сизого дыма и умчался, обогнув девушек.
      - Даже не попрощался, - сказала подруга блондинки. - Хам.
      - Как у них машина называется - "Блейзер"? - скучным голосом поинтересовалась третья.
      - "Мицубиси-Танжера", - важно и неправильно сказала блондинка. - У моего любовника такой. - И оглядела остальных сверху вниз, что ей, при ее росте, было нетрудно.
      В это время оркестр грянул во второй раз - гроб опускали в могилу. Донесся вой плакальщиц, ему вторил грачиный крик над полем по ту сторону шоссе.
      Подруги пошли своей дорогой, и только большая блондинка, щурясь от солнца, смотрела на толпу, запрудившую почти четверть кладбища, совсем забыв о солнцезащитных очках, сдвинутых на лоб.
      - Теперь понял? - спросил Михаил в машине.
      - Теперь понял, - отвечал Алик, пригнувшийся к рулю. Он жал по пустынному участку.
      - Ну и что ты по этому поводу думаешь?
      - Да ничего особенного. Что тут думать. Все ясно.
      все ясно и ничего особенного
      "Мне бы так", - подумал Михаил.
      Глава 4
      В придорожном кафе Михаил сразу взял себе бутылку коньяку. Кафе - слишком громкое название для двух составленных вместе строительных вагончиков.
      - Не нравятся мне эти рыла, - тихо заметил Алик. Он жевал цыпленка и глядел в окно, забранное узорной решеткой в виде сердечек, но говорил о компании четырех амбалов в углу. Столик компании был уставлен пивом. Красовались две бутылки хорошей водки. Пустые.
      Амбалы обратили на них внимание, едва они вошли.
      - Легковые стоят какие рядом? - спросил Михаил, цедя коньяк и тоже глядя в окно. Он имел в виду площадку перед кафе.
      - Не-а. - Алик лениво кинул полуобгрызенную ножку и принялся вытирать пальцы салфеткой. При этом его взгляд, проехав по компании, обратился к стойке. Персонала в кафе был один мужчина старше сорока пяти. Он что-то переставлял за гудящей экспресс-кухней.
      - Хорошее время лето! - громко сказал Михаил. - Ночи светлые, ехать легко.
      - Не надо, шеф. Это местная братва, хозяин им наверняка платит. - При желании Алик мог говорить вообще не разжимая губ и очень быстро. - У вас есть что-нибудь? У меня есть, но все равно не надо.
      - Хороший вкус, - раздался голос. Каких угодно слов можно было ожидать, но только не этих. Михаил поднял глаза.
      - Но виски "Чивас Регал" лучше, - продолжал подошедший амбал, разглядывая этикетку "Ахтамара", который Михаил успел уполовинить.
      Чтобы лучше видеть, амбал наклонил бутылку, положив прямо на горлышко указательный палец с грязным ногтем.
      - Только дорогое, спасу нет. И здесь не продается. Одолжили бы, мужики, на бутылочку. Заодно и подкинули б, вы же при колесах. А то мы и сами можем. Тачка у вас что на...
      Это все, что он успел сказать. Зря сказал. И отвернулся к своим зря. Прямым указательным - в сонную артерию, толчком в плечо - чтобы валился быстрее.
      Пока Алик вынимал то, что у него там с собой было, еще один из подскочивших амбалов остался без глаза, летящая бутылка отбита в воздухе, из двоих один растянулся, наткнувшись на опрокинутый столик, четвертого снес выстрелом Алик.
      Заключительным аккордом прозвучал звонкий хлопок бутылки "Ахтамара", которую Михаил успел подхватить, о затылок летящего через столик. Точка.
      У Михаила слегка потрясывалось в селезенке. Он оглядел поле, точнее назвать - уголок сражения.
      Первый и четвертый лежат, второй подвывает, зажимая лицо, третий копошится. Михаил решил ему не добавлять.
      Кинул остаток денег хозяину, который стоял за стойкой с поднятыми руками. Поднимешь, если тебе в щеку упирается воняющее порохом дуло. Револьвер "лилипут", конечно, не "люгер", но в барабане у него еще две пули, а третьей только что ухлопали твоего человечка.
      - На лечение и похороны. Боюсь, этого мало, чтоб ты нас забыл, так что скоро мне придется раскошелиться и на твои похороны тоже.
      В "Турбо" Михаилу больше не требовалось сдерживать ярость.
      - Вообразил себя агентом с лицензией на убийство, сучонок этакий?!