Егор Полторак
      Звезды для нас
      В августе, когда ночи становятся такими черными, что кажутся синими, а утром туман из плотной ваты покрывает поля и озера, наступает пора падающих звезд.
      И, глядя на прочерк в небе, загадывают бессонные влюбленные свои желания. Какие? Ну, какие могут быть желания у влюбленных! Солдаты, стоящие на посту, думают о доме и маме. Рыбаки, сидящие у костров у воды, мечтают о самой большой рыбе, - как они ее поймают.
      Бабушки и дедушки, которых мучает в их постелях бессоница... Бессоница, бессоница. В общем, те бабушки и дедушки, которые не спят, увидев падающую звезду, вспоминают о своей юности или даже о своем детстве.
      Милиционеры, обходящие пустые улицы с бормочущими рациями на боках, думают. Нет, врать не стану - кто знает, о чем думают и мечтают милиционеры, когда падают звезды, которые бесстрашно и немедленно бросились бы тушить пожарные, если б не спали или не играли в шашки.
      А все остальные спят; спят. Инженеры и рабочие, журналисты и ночные сторожа, директоры толстые и директоры худые, подчиненные и руководители, мамы и папы, школьники и студенты - экзамены-то еще не скоро. Спят все, все. Кроме...
      Не спят безнадежные мечтатели, немногие дети и ты. Не по долгу службы и не потому что влюблены, а просто. Совершенно бескорыстно. Потому что ночь, падают звезды, и кто-то только что пролетел мимо окна, прошуршав шерстяными крыльями.
      Феи прилетают ночью. Падают звездами, рассыпаются разноцветным огнем и превращаются в маленьких девочек с большими глазами и с косичками, как у первоклассниц, только без глупых бантов... Что? Ты не любишь про девчонок? Ну, потерпи, - ведь в нашем мире феи обычно девочки или женщины, но об этом потом, и не только про девочек, а... Прилетают феи снов.
      Маленькие феи, только превратившись, тут же начинают трещать языками - да, девчонки - что с них возмешь! Они обсуждают свое замечательное приключение свой полет. Привирают местами, - как без этого. А еще: кто их увидел. И это самое важное - ведь фея снов может придумывать свои сказки только тому, кто первым увидел ее падение, ему и никому больше.
      И, конечно, - девчонки ведь - феи мечтают, чтоб увидели их принцы, и чтобы целый год рассказывать им сказки по ночам. Про разбойников и волшебников, про путешествия и принцессу, самую красивую и удивительную... девочку (что тут сделаешь), которую надо освободить из-под власти здоровенного дракона, на худой случай из-под злых чар. Про принцессу, очень похожую на саму фею.
      А в последний день июля, когда феи улетают... Улетают... В общем, покидают Землю навсегда, случайно - совсем-совсем - встретиться с принцем днем, и чтобы принц узнал фею и... обрадовался ей, хотя бы.
      Но в наши дни принцы вместо нормального принцевского дела - путешествий и сражений со злыми волшебниками, людоедами, драконами и Бабами-Егами и со всеми сразу - учатся в престижных университетах и участвуют в демонстрациях протеста или танцуют на дискотеках, или сами поют; и это не плохо - но это так.
      Алика прилетела последней в этом году. На самом исходе ночи.
      Под ногами у девочки мягко шуршали желтые, и красные, и зеленые опавшие листья, и был туман между деревьями леса, по которому шла Алика. Глаза у нее были грустные, и косички печально висели, а не торчали вверх и вбок, до того ей было грустно. Хрустальную палочку - у всех фей такие есть: чтобы насылать сны; и у всех разного цвета - она держала зеленым огоньком вниз - уж совсем грустно.
      Алику не увидел ни принц, ни мальчик, ни даже девочка. Лишь маленькая рыжая собака с туловищем, похожим на длинную вареную колбасу, роясь на городской свалке, подняла мохнатую морду к небу и увидела зеленую звезду уже над самой кромкой леса и, посмотрев, как она упала, снова принялась искать хоть что-нибудь поесть: ведь таким рыжим собакам всегда хочется есть. Алика шла по лесу, и луна, бледнея в предвкушении рассвета, перебирала ее волосы теплым светом.
      Давно, когда Алика со своими подругами сидела за партами, и очень красивая и строгая Королева фей учила их придумывать сны, уже тогда она мечтала, как ее увидит принц. Лутьюфо - так будут звать принца, думала она. Лутьюфо на языке феи означает рыжий и печальный. И вот! Собака.
      Вдали показался город. Огромные серые и желтые дома и длинные прямые улицы. Серая река, обвязанная мостами, и золотые шпили и купола. Алика вздохнула. Вздохнете и вы при виде этого города.
      Вставало солнце. От самого высокого шпиля в городе отразился его первый луч и ласково погладил лицо девочки. Алика подняла руки ему навстречу, и вошла в луч, и отразилась солнечным зайчиком от осколка зеркала, лежащего среди листьев... Ведь феи снов только ночью бывают девочками, а днем они превращаются в отражения солнца - в солнечных зайчиков. Им, пришедшим ночью, и судьба - ночь. Так они устроены. Так и все дети звезд.
      Время шло. Маленький рыжий человек с родниковой пустотой в глазах - так всплывет что-нибудь и унесется водой, - с мешком за плечами ходил по городу и собирал пустые бутылки.
      Как его звали, я не знаю. Может быть, этого никто не знал. Но это, наверное, и не важно - знать имя человека, собирающего пустые бутылки. Вася, Петя или Джордж Гордон Ноэль - какая разница.
      Ему говорили: "Эй!", когда он делал что-нибудь не так или начинал кому-нибудь мешать. Ему говорили: "Мужик!" в приемном пункте стеклотары. А милиционеры называли его: "Гражданин, пройдемте!" Однажды я собственными глазами видел мальчика, который сказал ему: "Дяденька" и попросил достать мяч, улетевший на середину глубокой лужи. Но мальчик убежал к маме, как только ему достали мяч, и ничего больше не сказал.
      Маленький рыжий человек собирал пустые бутылки. Его встречали на улицах, в скверах, в подъездах или в приемном пункте. Где он жил, тоже никто не знал.
      Его пиджак блестел на спине пятнами; если были пуговицы, то пришитые криво, низ пиджака переломился в нескольких местах, и ткань загнулась внутрь. Брюки - что-то на месте штанов - короткие, широкие, и... Рубашки почти не было. А черные, то есть теперь рыжие ботинки были на три размера больше, носки их загнулись вверх, и подметки подволакивались сзади, перевязанные веревочками, когда-то белыми.
      Иногда маленький рыжий человек улыбался, если выпрыгивал из бутылки в траве солнечный зайчик и отскакивал на несколько шагов, размахивая ушами...
      Был вечер с осенним дождем. Маленький рыжий человек вошел во двор-колодец и свернул к помойке искать бутылки. Здесь он был в первый раз.
      - Лутьюфо! - услышал он.
      Он обернулся - никого?
      - Лутьюфо! - он поднял голову и увидел в открытом окне четвертого этажа пожилую женщину с такими черными волосами, что казались синими.
      - Поднимись ко мне, Лутьюфо, - сказала женщина, и звук ее голоса был все таким же гулким - от слепых стен, от черных прочих окон, - Я тебя жду.
      Тот, кого назвали Лутьюфо, вошел в подъезд. В тяжелые двери подъезда были вставлены очень маленькие цветные стеклышки, составлявшие рисунок. Многих стеклышек не было, а на остальных проступали трещинки-морщинки. Тот, кого назвали Лутьюфо, поднялся по ступеням, ставшим полукруглыми от шагов тех, кто очень быстро бежит вниз, когда не скатывается по перилам.
      - Входи, Лутьюфо, - сказала та пожилая женщина.
      Лутьюфо шел по узкому коридору, по обеим сторонам которого стояли пыльные и высокие двери, за которыми слышались разговоры, или музыка, или хихиканье, или ласковый шепот, или вздохи. Он шел и знал, что с ботинок отстает липкая уличная грязь, и боялся оглянуться, чтобы не увидеть эти следы. Еще он боялся оглянуться, чтобы не увидеть женщину. И с каждым шагом он ждал окрика: "направо" или "налево".
      Но вот они вошли в комнату у поворота на кухню. Лутьюфо остановился у двери: огромное зеркало - прямоугольник, чуть больше оконного проема, у которого оно стояло, - смотрело в окно. И он увидел, какое оно прозрачное и настороженно-глубокое, по тому, какое оно внутри - черное с обратной стороны. Стол, круглый, посреди комнаты. Три желтых стула вокруг него - один отодвинутый, а два плотно прижатые к краю стола. Шкаф в углу и книги стопками на шкафу, на полках, на полу. Узкая кровать и лампочка над ней в стене, окрашенной в бледно-зеленый цвет. Больше ничего не было в этой узкой комнате с одним окном.
      - Будем пить чай, - сказала женщина, - только пойду закрою окно в кухне. А ты садись, - женщина указала на один из стульев.
      Лутьюфо, не снимая из-за плеч мешка, попробовал отодвинуть стул, чтобы сесть, - не получилось. Женщина внимательно смотрела.
      - Нет?.. - сказала она, - Попробуй еще. Постарайся вспомнить... ну...
      Но стул невозможно было оторвать от пола. Тогда женщина повела рукой - и стало возможно...
      - Ну как живешь, Лутьюфо? - спросила она, наливая чай из приземистого и широкого стеклянного чайника.
      Лутьюфо не ответил. Он смотрел на нее спокойно, без удивления. И тогда она заглянула ему в глаза, рассмотрела и дальнее, а рассмотрев, вздохнула.
      - Значит, самое страшное... Бедняга. Впрочем, что ж я ведь, а? - и она положила ему вишневое варенье на блюдечко. - Оно с косточками, кушай.
      Женщина выглядела красивой. Ее лицо казалось молодым, но вблизи кожа была как ткань давно опавших листьев. Тело по усталой привычке стройно изгибалось под вязаным черным платьем с редкими седыми нитками, как и в волосах, черных, словно синих. И она куталась в черный плед, зябко и привычно.
      - Давным-давно... - сказала женщина, - Это было так давно, что старые люди рассказывали об этом, как о давно минувшем... - она посмотрела на Лутьюфо и вновь отвела взгляд, - Значит, и это тоже... и это, - и на мгновение из ее лица выглянуло ее лицо, но совсем дряхлое, совсем старухи.
      Они пили чай, и женщина еще раз положила Лутьюфо варенье. А к окну прилипал серый вечер. Лутьюфо начал беспокоиться, ерзать на стуле. И встал.
      - Пора? - встала и женщина.
      Они вышли на площадку, пройдя мимо закрытых и пыльных дверей, за которыми слышались вздохи, или ласковый шепот, или хихиканье, или музыка, или разговоры.
      Лампочки на стене не горели, но и темно не было - свет пробивался из стен - не из окон, вечерних и тусклых. Женщина внимательно оглядела лестницу, даже заглянула вниз, и в глазах ее запрыгала подозрительность. Но было тихо, и она сказала:
      - Приходи... - повелительным тоном.
      И закрыла за собой дверь.
      Свет на лестнице усилился - стал еще более бледным - когда Лутьюфо немного спустился, перебирая в кармане прилипающие вишневые косточки, тринадцать круглых косточек.
      - А-а-а-ах-х-х! - пронеслось снизу вверх и, отразившись шипением, пошло вниз, и вновь, - А-а-а-ах-х-х!..
      Из ведер для отходов начал подниматься и струиться вниз серенький дымок, натекая на ступени.
      - А-а-а-ах-х-х!..
      Лутьюфо оглянулся, а рука его, которой он опирался о перила, промахнулась, и это движение в пустоту отдалось в животе провисающим еканьем. Он едва удержался на ногах.
      Мимо его поползла струйка бледно-синего, с трудом взбираясь на ступени, натужно вздыхая и рассыпая гаснущие в сереньком дымке цветы. Лутьюфо вздрогнул; слабое воспоминание коснулось его волосы. И волосы шевельнулись. Кровь толкнула в лицо и прошла под кожей головы, облив изнутри горячим. Воспоминание о страшном, которое так часто происходит с другими, но не должно случиться с тобой, и вот...
      Пальцы ног судорожно цеплялись за кожу ботинок, но все скользило и расплывалось, и Лутьюфо упал, и стал падать, падать. Во вспыхивающее, вздыхающее, булькающее, зовущее. С открытыми глазами, с ужасом от невозможности катиться туда по все более стремящимся к кругу ступенькам. Потом он потерял сознание.
      А когда очнулся в неровной темноте, прикасавшейся к лицу мягкими светлыми пальцами, увидел огромного белого кота. А кот, вцепившись широкой лапой в полу его пиджака и вонзая когти остальных лап в кафель, подтаскивал Лутьюфо к выломанному провалу со свисающими кусками бетона. И тяжело раскрывал пасть с черным небом и коротким раздвоенным языком.
      Когда кот увидел открытые глаза Лутьюфо, зрачки его сжались вспыхнувшими злыми треугольниками, и он напряг все в последнем движении. Но уже на ребре провала Лутьюфо рванулся в сторону и откатился на несколько шагов. И поднялся.
      Кот, с разгона перелетевший через провал, сел на хвост и мявкнул. Лутьюфо нащупал в мешке бутылку и, охватив горлышко короткими пальцами, потянул вверх плечо. Кот увидел, что будет сейчас, и прыгнул в провал. Оттуда заклубился удушливый дым, и Лутьюфо выбежал из подъезда.
      Проходило время. Ночь. И дождь, и ветер утихли. Но ветер принес серые тучи и оставил их над городом.
      Алика посмотрела на небо - звезд видно не было. Хрустальная палочка в руке вспыхивала желто-белым, а на конце зеленым. Стало пора.
      Чего хочется собаке, Алика не знала. Во сне?.. Разным большим собакам, наверное, и во сне хочется догонять и загрызать. А другим? Может, придумать сон про доброго хозяина - какой он большой и добрый, и как чешет за ушами, и как ему можно положить голову на колени и лизнуть в нос. Или в руку.
      Как будто хозяин - принц? Алика подумала, что голодной собаке все равно, принц ее хозяин или свинопас. Или просто девочка? Или придумать нос хозяина, в который можно лизнуть, и руку, которая чешет за ушами и живот так приятно, что даже дергается лапа. Или еду, которую дает хозяин? Или что?.. Ах, если бы насылать сны принцу. Алика сама себе грустно покачала головой...
      Рыжая дворняга легла и положила усталую морду на уставшие лапы, и ей приснилось, что она бегает по сосновому лесу, пружинит хвоя под сильными лапами, взрываются запахи настоящего, и она повизгивает от удовольствия.
      А потом, набегавшись и напившись из речки темной прозрачной воды, шлепает по воде, задевая ее неостановимую текучесть изнанкой ушей. И, когда от наслаждения прикосновения к животу прохлады и речных трав сводит челюсти, подходит она к сидящей на берегу русоволосой зеленоглазой девочке и улыбается. Просовывает девочке в руки мокрую усатую морду с добрыми смешливыми глазами и виляет хвостом так, что получаются крошечные радуги. И смеется девочка. Сон.
      Алика шла по городу, и ночь продолжалась. Рыжая дворняга спала, но снов больше не видела.
      Алика шла по набережной канала Грибоедова и смотрела на дома. Иногда она поднимала камешек и бросала в воду. Камешек в темноте летел вверх, затем вниз и падал на освещенную поверхность канала. Тогда Алика смотрела на круги. И шла дальше.
      По-моему, в такую ночь на набережной канала Грибоедова, подальше от Невского проспекта, здорово страшно - пусто, и шаги твои слышны далеко. И часто у полуразрушенных старых домов кажется, что вон там не изогнутая сложно тень, а кто-то стоит и жутко-терпеливо ждет, когда ты подойдешь. А окна домов такие темные внутри - гораздо темнее ночи - и кто там?!
      Алика шла и вела пальцами по влажному парапету - так обычно касаются пальцами воды, если плывут в лодке, - когда увидела этот дом. Все окна были из пустой темноты, лишь в одном - на четвертом этаже - вспыхнуло зеленое. И Алика увидела, что это звезда.
      В подворотне дома стукнуло, просыпались легкие шаги, неторопливые, словно усталые. Алика все смотрела на звезду. Шаги приближались, став тише, когда отзвучали в подворотне. Алика повернула голову. Перед ней стояла горбатая старушонка в потрепанном черном или синем плаще, с дряхлой сумкой на руке. Глаза ее были спрятаны под дымчатыми очками, перевязанными темной резинкой.
      - Девочка, - голос у старушонки ласково заторопился, - Ты что же одна? Ночь. Ты заблудилась.
      Алика удивленно молчала.
      - Пойдем, девочка, со мной... Как тебя зовут? Кто твои родители? Как тебя зовут?
      - Алика...
      - Алика... Ну, пойдем, я тебя чаем угощу. С вареньем вишневым.
      Алика медленно сделала шаг, перестав оглядываться на звезду. Старушка приглашающе отодвинулась с дороги к подворотне и протянула ей руку.
      Алика почувствовала сухие крепкие пальцы, охватившие ее ладонь. И очень захотелось чая. Ей представилось, как пар поднимается из тонкого стакана, и запотевают края, как бугорками выступают вишни из варенья. И эта постель гладкие простыни и легкое теплое одеяло вместо промозглого конца ночи. И все же она успела подумать: какая постель; зачем это! Что это! Ведь феи не спят в постелях, а тем более феи снов! Почему постель...
      - Пойдем, Алика, пойдем. Горячий чай, вишни в варенье, ароматная пена в ванне, гладкие простыни и легкое теплое одеяло. И свернуться клубочком под одеялом, а потом вытянуться - что бывает лучше. Ведь так? Пойдем, Алика!
      Да и вправду Алике очень хотелось чая и потом свернуться клубочком под одеялом - она видела это, когда старушонка смотрела на нее. Когда она смотрела на нее. И ладонь Алики совсем расслабилась в сухом и надежном кольце пальцев старушонки.
      - Пойдем, пойдем! - уж совсем нетерпеливо требовала та и обеспокоенно оглядывала небо.
      - А это. Бабушка? - Алика показала на звезду в окне, - Мы туда?
      - Конечно, конечно, Алика! - Они вошли в подворотню, затем из нее во двор-колодец и подошли к дверям подъезда, блестевшим цветными стеклышками. Лампочка над дверьми светила вниз бледно-белым. - Конечно, конечно... Ведь зеленое - цвет удачи. Знаешь ведь эту задачу, да? - Старушонка остановилась, чтобы поправить очки, - " К тому, кто увидел зеленый луч на закате, придет удача. А что будет, если увидеть зеленую звезду на восходе? " Помнишь, Алика? Прилетевшая на восходе - ведь так это на языке фей?..
      Вот это она сказала зря! Алика помнила задачу Белого кота. И откуда ей известен язык фей?! Кто это!
      А старушонка вновь потянула ее за собой, а почувствовав, что она не идет, обеспокоенно обернулась. Но сделала это слишком резко. Очки слетели, зазвенев тонко где-то внизу, и Алика увидела ее глаза - расширенные черные зрачки, в которых ничего не отражалось, лишь в глубине вспыхивало зеленое.
      - Колдунья!!! - Алика выдернула руку и бросилась в подворотню. Выбежав на набережную, она прижалась к влажной стене за выступом, платье на худых лопатках сразу зябко промокло. А мимо нее с мягким шорохом, появляясь в свете фонарей, пронеслась старушонка, пальцы и нос ее удлинялись. Она стелилась над землей. Черный плащ развевался, и даже не плащ уже, а тяжелые шерстяные крылья с заостренными и загнутыми вниз концами перьев. Алика побежала в другую сторону.
      А ночь уползла в те тени, которые остаются тенями и в любое время дня, и в которых живет лихорадка, и трясется в ознобе тощая лихоманка. Серело и утихало все. Перед восходом.
      Проходило время. И прошла ночь. Стало видно, что уже день. В окнах домов зажглись лампы, потом погасли. Улицы перестали быть пустыми. Встало солнце.
      Солнечный зайчик - спящая Алика - мчался по улицам города в зеркалах машин, отпрыгивал от зеркалец женщин, осматривавших свои носы и глаза, кружился в осколках стекол, рассыпанных по асфальту, скользил вприпрыжку по мелкой ряби на поверхности воды.
      Серьезный мужчина открыл на Аничковом мосту портсигар, в нем отразился солнечный зайчик, и Алика чихнула во сне от едкого запаха табака, похожего на запах вишни. А мужчина совсем ненамного перестал быть серьезным, когда в ладонях у него чихнуло девочкиным голосом. И второй раз. Он чуть даже не пошел в другую сторону от своего серьезного направления. Но, впрочем, опомнился, к сожалению.
      Да. Вот когда спишь, то, что бывает потом, наступает незаметно. Особенно если устал. Поэтому наступил вечер.
      Странный начался вечер. Или, может, жители города привыкли к серым дням, и поэтому казался им странным мягкий и теплый свет. И отвесно падающие листья на крыши, влетающие в окна, на асфальт, на землю, на течение рек.
      Мальчишка - или ты - лет пятнадцати шел по Университетской набережной, толкая перед собой футбольный мяч. Он шел и посмотрел на противоположную сторону Невы. Там самые разные дома, освещенные заходящим солнцем, стояли и глядели на него. Откатился и остановился мяч. Мальчишка стоял и смотрел. И еще долго стоял.
      Редкая встреча, но. Алика и Юнки - улыбка слезы - увидели друг друга одновременно. И во всем мире это известно: когда маленькие девочки, хорошо выспавшись, открывают глаза, они улыбаются. Просто так, от настроения. А феи тоже девочки. Девочки... Ладно. Ну так, в общем, когда Алика и Юнки увидели друг друга, они улыбнулись - от настроения и такая встреча.
      - Алика! - и косички Юнки едва не оторвались от радостных взмахов головы вверх, вниз, влево, вправо, вниз.
      - Юнки! - Алика улыбалась, но ее радостная улыбка сдвинулась в печальную, - Как ты?
      - Я. - Юнки задумалась, - Я? - и она начала усердно себя обнюхивать, - Ты не чувствуешь?
      - Что?
      - Р-рыба. Воняет р-рыбой. Нет?
      Алика два раза старательно шмыгнула носом - зажмурилась, так старалась.
      - Не-ет. Этими... Духами от тебя воняет. Ты что купалась в духах?
      - Это французские! И ничего не купалась. А надушилась - вот! - Юнки гордо задрала нос.
      - Да ладно! - засмеялась Алика, - Лучше рассказывай давай, как ты... кто?
      И нос Юнки опустился. Совсем печальный нос. - Кто... - она вздохнула, Ры... Р-ры... Хи-хи... Продавщица в одном р-рыбном магазине. Большущая и толстенная. И постоянно, пр-росто постоянно от нее пахнет р-рыбой!
      - А... Иногда ведь, наверное, и французскими духами?
      Но Юнки взмахнула рукой:
      - Минтай! А тут вода французская! Королева и яичница, хи... А... у тебя, Алика? У тебя!
      - Нет! Не принц! В этом городе их вообще нет, не волнуйся!
      - Что ты, Алика! Белый кот, помнишь, говорил, что пр-ринцы есть везде, только их глазами не увидеть. Он говорил, что их... говор-рил... Не помнишь?
      - Ничем! - Алика совсем разозлилась, - Глупости это все! Это... - и вдруг она вспомнила: Белый кот, Колдунья, - Ой!
      - Чего?!
      - Нет. Это я просто. Так... А что ты придумала для своей принцессы рыбной?
      - Да. - Юнки почесала нос. Очень задумчивый нос, - Про море... ну, и пляж, все купаются, никто никого не обманывает, не ругается. Замки из песка строят... Так... Я не знаю, может, интер-ре-сно. Нет? Плохо!
      - Почему? Хорошо. А приключения, волшебство?
      - Да что там, какое там! Разве она поверит!.. - нос стал еще более задумчивым, - Я, знаешь чего... Я ей решила р-рыбку золотую подослать. Тогда сразу узнаю, чего ей хочется! Вот!
      - Минтая...
      - Я сер-рьезно! - Юнки обиделась.
      А вечер продолжался, чтобы закончить день ночью. Алика и Юнки отправились придумывать сны.
      Продавщица рыбного магазина, толстая скандальная тетка, плакала утром на кухне. Она вспомнила, что ей приснился сон, как будто она в своем магазине, ходит одна и видит в аквариуме "для живой рыбы" золотую рыбку. А плакала она потому, что рыбка спросила у нее, что она хочет, а она не знала, что попросить. Она не знала, что попросить. Она не верила, что можно и что исполнится. Она не знала и не верила.
      Но это уже было следующим утром, а пока ночь изменялась для рассвета. Сейчас - безветренная и лунная.
      Рыжая собака бежала по улицам. По Литейному проспекту, а потом по улице Жуковского. По улице Маяковского и по улице Некрасова. И снова по Литейному.
      В некоторых окнах горели лампы, но собака не видела и не знала, что там кто-то есть. Вообще-то, она знала, что в домах живут люди и даже собаки, не говоря о разных кошках, но сейчас дворняжка обнюхивала мостовую, стены, ловила носом ветер и, конечно, не знала, что и за освещенными и за темными окнами живут. Собака хотела есть.
      И не помнила она уже сон, который видела прошлой ночью - сны забывают даже самые несчастные собаки, когда им хочется есть. А она искала запахи еды и была несчастной.
      Шло время. А Белый кот смотрел на Королеву, которая была в очень плохом настроении.
      - Милый, - говорила Королева, словно стройный фужер, отворачивая бледное лицо, окаймленное белыми крашеными волосами (лишь у самых корней ее волосы были иссиня черными), - Как же так?!
      Белый кот поднял лопатки: действительно, как же так?
      - Ну. Так а что. - недовольно спросил Белый кот, - Я что ли виноват?
      - Что!!! - Королева так и не села на диван, - Сколько можно-то уже!.. Он еще спрашивает! Кто придумал ей это идиотское имя? Нельзя это было - ты же не идиот сам-то! А ведь ты еще и задержал ее из-за ее же бестолковости... или из-за своей. Задачу она не решила! А сам-то ты ответ знаешь?! Ты же ее сам к судьбе и предназначил, собственными лапами! Теперь-то как?.. А шута этого рыжего, что? Силенок не хватило?! - Королева щелкнула пальцами, в руке у нее появился высокий стакан с бледной жидкостью. Она выпила и отбросила его, с прилипшими к стенкам пузырьками. Стакан вылетел в форточку. Внизу жалобно звякнуло, да еще почему-то оскорбленно мяукнуло.
      - Стакан хрустальный... - мрачно просипел Белый кот и прокашлялся, - Из набора.
      - Ты, - зловеще прищурилась Королева, и светлые глаза ее, в которых ничего не отражалось, вспыхнули в Белого кота, - Понимаешь ли ты, что они уже встретились. Ты понимаешь, что теперь может произойти. Ты думаешь хоть немного своей круглой башкой?! Все было так хорошо...
      - Я - учитель, - с угрюмым достоинством произнес Белый кот, покачав круглой головой, - Я учу девочек придумывать сны! Я учу их летать и основам математики снов. Я!..
      - Ты! - Королева села, - Ты пойдешь и найдешь Бородула. И вместе с ним ты сделаешь то, что один не можешь... или не хочешь. Ты.
      - Я не террорист! - Белый кот возмущенно дернул усами, - С этим бандитом я не хочу иметь ничего общего! Вообще!..
      - Ты слышал...
      Королева опустила руку в вазу с голубым песком, захватила горсть, и ногти ее сверкнули белым. Песок тонко сыпался из ее тонких пальцев. Тонко, только, ясно.
      Белый кот понял, что он слышал. Тут уж делать нечего. Не услышать Королеву он не мог. У него не было на это сил. И кот склонил свою круглую голову в поклоне повиновения, и Королева почесала его за ухом.
      Когда Белый кот ушел, Королева подошла к окну, представила осыпающийся холм из песка и сказала: - Дождь.
      И потом:
      - Дождь, наступи. Пусть будут лужи, лужи. Пусть листья лягут. На землю. Пусть сгниют. Пусть дождь... Ведь это осень, осень. Так всегда. И как всегда. Дождь! На весь день, на весь день... Серый холодный дождь. Пришла осень, осень... Осень. Хочется спать. Спать. В дождь! Когда за окном дождь. Когда за окном - дождь! Как тепло под одеялом. Когда темнеет рано. Когда темно! Когда дождь, дождь, дождь. Принеси сны, сны. Дождь...
      Холм из голубого песка осыпался. Начался дождь.
      И утром моросило. Солнечные зайчики - феи - бледнели, опустив уши, в самых светлых углах, какие только были в этом сером.
      Белый кот со скорбным выражением личной обиды на круглой морде бежал, прижимаясь к стенам домов и брезгливо отдергивая лапы от мокрого асфальта.
      - Великая королева, - тоскливо ругался он, - И кто только придумал, чтобы она распоряжалась дождем! Вылизывайся после этой прогулочки три дня. И зачем ей эта мутная слякоть! Кра-а-са-вица...
      Впереди, где стояли разрушенные внутри дома, заблестело.
      - Паутина! - Белый кот остановился и снова побежал.
      Запахло жареным. Он принюхался - здесь!
      У черного пролома - бывшего подъезда, - полузатянутого паутиной, с круглыми и - видно - что липкими каплями на ней, как всегда торчали два здоровенных паука с наглыми рожами.
      - Ну и... - сказал один из них, элегантно опиравшийся седьмой и восьмой лапами о косяк.
      - Бородул, - сказал кот.
      - А ты кто?
      - Я - Белый кот! - он гордо вздернул усы.
      - Посмотри за мурзиком, - сказал первый паук второму громиле, и тот кивнул.
      - Все играются, - проворчал кот луже, - Мафиози тоже еще...
      Минут через пять, когда кот уже отсидел хвост и промок окончательно, появился первый охранник.
      - Проводи мурзика, - сказал он второму, и тот кивнул.
      Кот, промолчав так презрительно, как только мог, поднялся и пошел за вторым сторожем. Шли они по замусоренным и вонючим переходам на усиливавшийся запах жареного. И пришли в комнату, всю затянутую по стенам кружевной, а может, просто драной, паутиной.
      Посреди комнаты сидел на ржавом и пробитом ведре Бородул - огромный одноглазый паук с перекошенной челюстью. По бокам его стояли в вольных позах два паука-телохранителя, еще более бандитского вида, чем те, у входа. В лапах они держали гладкие дубины - так, для украшения.
      - Как поживает великая Королева? - противно проскрипел Бородул.
      - Спасибо, - ответил кот, - Нервничает.
      - Посуду бьет?
      - Бьет, - притворно вздохнул кот, и опустил круглую морду, - И посуду тоже.
      - Богатые вы ребята, волшебники, - противно и печально проскрипел Бородул, - Я вот не могу себе позволить. Сижу тут на ведре, голодный и больной, завтрака не могу дождаться... Эй, вы!!! - взревел он, - Где мой завтрак! Бандюги мафиозные!
      Тут же в комнату присеменили пять пауков и расставили перед Бородулом столик, на него в глиняном блюде поставили мясо и глиняный кувшин. И убежали.
      - Будешь, - Бородул кивнул на еду.
      Белый кот пожал острыми лопатками и принюхался рывками круглой головы.
      - Вкусно, вкусно, - двинул челюстью Бородул, - Хорошо прожаренное мясо, доброе старое вино, зелень свежая... Что лучше под жареную кошку, чем красное вино?..
      - Что?..
      - Ну да, ну да, кошка жареная, а чего? Не употребляете, может?.. Зря, зря. Да ладно, просто баранина это.
      - Послушайте, Бородул!
      - Слушаю... - и Бородул засунул в пасть первый кусок и начал жевать, косо двигая челюстью.
      - Знаете!.. Вы тут в крестного отца играетесь, а у меня дело, которое важно и нам и вам! Лутьюфо.
      - Играемся, правда ваша. А что еще, больше ничего, ну да, м-да.. А Лутьюфо, говорите. Ну да, ну да, это бедняга-то, которого вы угробили? Я его видел тут где-то недавно - бутылки собирает. Немой и ничего не помнит... говорят.
      - Между прочим, - Белый кот старался произносить слова холодно и иронично, - Если б не Великая Королева, если б она не сделала его таким, вашу лавочку давно бы уже прихлопнули, как муху какую-нибудь!
      - Нашу-то, - задумчиво жевал Бородул, - Но вы же знаете, дорогой, если убить паука, это принесет страшные несчастья, ну просто необыкновенно жуткие беды... Экология опять же-ж-ж.
      - Этого паяца рыжего, проходимца этого, сказочника неумного не остановят ваши эти приметы из красной книги!
      - Да? - Бородул поднял бровь, - Тогда унести, - кивнул он телохранителям на столик.
      И пауки, уронив дубины, выскочили с мясом из комнаты. И раздалось из-за дверей замечательно вкусное чавканье.
      - Ну, так он же сейчас безвреден как.. самая последняя дворняжка. А?
      Белый кот вздрогнул хвостом - этому гангстеру известно, что против Лутьюфо применили двойную формулу.
      - А откуда?.. - и кот прикусил свой раздвоенный язык.
      - Да ладно! - махнул тремя или четырьмя лапами Бородул, - Двойная формула красной переменной: последний из людей - последний из животных. Ведь у вас только на это ума могло хватить.
      - Не понимаю, о чем вы, - очень холодно и иронично проговорил кот.
      - Хе! - челюсть паука грациозно и ласково подвинулась, - Нельзя первых превращать в последних. Тем более в последних вдвойне. Глупо и заметно слишком. Во всех книжках написано. Читаете книжки-то, а? Хе-хе. А вот в такого, как все, как все вокруг. Чтоб из ряда не выбивался по цвету по серому... Впрочем, это тоже в книжках написано...
      Белый кот сидел и смотрел на Бородула, который ковырял и ковырял в зубах. И, когда паук отбросил измочаленную спичку, кот выдернул из-под себя хвост и сказал:
      - Лутьюфо нам нужен мертвый, - жестко и холодно, как и хотел.
      - ...Так и грохните его сами, в чем дело? - вежливо проскрипел паук.
      Кот молчал.
      - Ну да, ну да, не можете! Не имеете права - надо же, законы выдумали! Теперь на меня спихнуть хотите... волшебники. Ладно. Но мне тогда... девчонка.
      - Какая!!!
      - Ты знаешь какая. Не Юнки, разумеется.
      - Но... это фея! Она!
      - Или да, или нет. А то мне одна пакость снится. Не сезон, да? Навсегда.
      - Мне... надо посоветоваться.
      - А давай, - Бородул привстал, вытолкнул из-под ведра полусобранный телефон и одной из лап двинул его коту, - Советуйся.
      Кот покрутил диск и сказал:
      - Але? Людмилу Александровну, будьте добры, пожалуйста.
      - Слушаю, - проговорило в трубке королевским голосом.
      - Але! Королева, - сказал Белый кот, разглядывая Бородула, - Он требует взамен Алику. Голову на голову. Он...
      - Ты там что, торгуешься, ми-илый?! Если нужно будет, ты отдашь ему нашу белую пушистую шкурку. Знаешь какую, киса?! Ты.
      В трубке затрещало, а перед тем, как коротко загудело, кот услышал слова Королевы не ему:
      - Иду, иду, Лилия Викторовна, вы очередь мне займите, дорогая...
      Время. И темную ночь сменил солнечный день.
      - Солнце, солнце, солнце, солнце, солнце. Солнце... - распевали маленькие феи, превращались в зайчиков и разлетались по городу, распушив подсыхавшую пушистую шерстку. Спали и видели сны.
      О том, как тридцать первого июля они улетят - улетят? Ну, покинут Землю, а перед этим станут гулять по городу в такой же светлый день.
      Когда собаке необходимо сказать важное - хотя собакам это удается, только если писателям это надо - но все-таки, если необходимо - она смотрит. Так. Смотрит? Вкладывает тебе в ладонь холодный и влажный нос - плохо, если сухой и горячий, очень плохо. Смотрит. И ты посмотри. Все равно ни черта не понять, что хочет собака и зачем, но если долго смотреть, можно понять, что хочешь ты. А потом сделать, что хочешь. Впрочем...
      Алике снилось, как этой ночью смотрела дворняжка. Они опять пошли - во сне - на их любимое место, к реке. И вместе бегали по лесу. Им было здорово. А потом сидели у воды, и собака смотрела, не отводя глаз. А ведь.
      Алика услышала в своем сне голос, как воспоминание, но совсем далекое. Совсем не из школы фей, а словно более раннее. Мужской голос:
      - ...Собаки не умеют смотреть в глаза человеку, не отводя взгляда... как мы на солнце, девочка моя.
      Кто говорил. Но она помнила, что ей. Это она девочка - странно. И вот: кого зовут Лутьюфо. Лутьюфо и Лутьюфо. А взгляд собаки, и что она хотела.
      Перед сном дворняжка нашла большую кость на свалке и уснула сытой. Тогда что ей было нужно сказать? Да! И тревога. Предчувствие, что случится, но что? Или. Что не так происходит то, что происходит. Не так и не то. Или то, но не так. Или так, а не так. Или.
      То есть! Но во сне. Не вспомнить, не решить во сне. И так сладко плавать среди слов и соединять их, и ощущать, как тело, отдыхая, распрямляется. И покалывает ноги, отходящие от усталости. От усталости и усталости. Но Лутьюфо и Лутьюфо - так, так, так, так...
      Когда щелкнуло темнотой, и темнота осталась, Алика проснулась. Было душно, тесно и темно. Совсем. И уж тут непонятно, что делать, если даже колотиться в стены невозможно - так тесно и страшно.
      Алика открыла рот - очень душно и пыльно, и ей - она так хотела - просто надо было закричать; но сдержалась от ужаса, что от крика она совсем задохнется - выдохнет и не вдохнет. Или стенки сомкнутся.
      И сразу все стало в прошлом. В прошедшем. Ведь теперь ничего не будет она помнила, что, если попадаешь в ловушку для фей, то все. У тебя не остается ничего, кроме темноты и воспоминаний. Так говорил Белый кот.
      И, чтоб еще и о Белом коте не думать ко всем своим бедам, она закрыла глаза - так стало светлее.
      Но из-под закрытых пушистых век выкатились слезы и прокатились по щекам светлыми лучиками и зазвенели обо что-то, упав с подбородка. Алика знала, что слезы, как светлые лучики, но очень огорчилась на себя. Даже разозлилась.
      - Рева-корова, - сказала Алика, - Тоже еще принцесса...
      И тут она услышала:
      - Глаза открой, при-инцесса, сколько можно бояться-то?!
      - Я не боюсь! - сказала Алика и открыла глаза, и с ресниц взлетела задержавшаяся слеза и сверкнула вверх.
      - Да, - сказал кто-то в темноте, - Ну?
      Дышать стало легче и стало можно шевелиться.
      - Кто вы?.. - неуверенно сказала Алика.
      - Вот, - удовлетворенно сказал кто-то, - Я.. когда-то прилетела на восходе.
      - Значит я не в ловушке!
      - Почему? Разумеется, в ловушке. Ну, не в зеркале, само собой, нет, конечно нет. Иначе я не смогла бы с тобой разговаривать. Да и вообще, печально все бы закончилось, и, надо сказать, что все еще может закончиться печально. Ведь зеркало никто не отменял.
      - Колдунья, - Алика закрыла глаза и вновь опустила голову на что-то, на чем она лежала. Стала ждать.
      - Мне нравится эта девчонка! - удивилась Колдунья, - А ты что думала продавщица из рыбной лавки я, что ли?!
      Алика не ответила - она ждала, когда ее сварят и съедят, и потом еще Белый кот рассказывал - будут приговаривать:
      - Покатаюся, поваляюся, феиного мяса поевши...
      - Ты очень маленькая и худая. Да и невкусная, наверно... - сказала Колдунья, - И к тому же все равно это выдумки, что я фей ловлю и ем. Я ведь сама.. В общем, хватит! Теперь меня слушай и запоминай все точно. Этой ночью ты должна привести ко мне рыжего - Лутьюфо. Чего бы это не стоило тебе.
      - Вы... меня отпустите!
      - Разумеется. Что ж я, сама за собакой по городу буду бегать, хватит с меня и тебя... Но ты должна дать мне слово, что сделаешь это!
      - Но... зачем.
      - Это вот необходимо. И знай, что уже сегодня днем вас будут искать, а если найдут, то - приехали. Пауки и Белый кот. Ты слышишь?
      - Я ничего не понимаю, - обреченно вздохнула Алика, - Почему я должна привести Лутьюфо? Почему меня будут искать. И Белый кот совсем не здесь - он в хрустальной сфере... А...
      - В какой еще сфере! Шляется где-нибудь поблизости. Вынюхивает!.. И ты должна. Пойми, должна! От этого зависит все! Ну... и ведь я тебя поймала, значит, должна съесть, а ведь не ем! Ну!
      - ...Да, это правда... А все остальное... тоже правда?
      - Все остальное - тоже... И все остальное сегодня ночью, глупая фея! И слово!
      - Да. Честное слово!
      - Девочка моя, - вдруг нежно сказала Колдунья, - Сделай это. Обязательно.
      Очень быстро пролетело время, и ночь наступила. Впрочем, наступила и наступила. Кто спал, тот и спал. Кто-то видел сны, которые придумывали феи продавщице и многим. А когда просыпались, то забывали. Хотели вспомнить, не могли и выдумывали свое. Но это только сон. Но это был уже сон.
      Алика и Лутьюфо шли по набережной канала Грибоедова. Лутьюфо шел, стараясь попадать в шаг с феей. Алика совсем не знала, зачем она идет - слово она, конечно, дала, но Лутьюфо? Он ведь не давал слова. А он шел, пушистый с висячими ушами, и поднимал голову - смотрел. И тогда она проводила пальцами по его затылку - очень короткая ласка. И он вскидывал уши - здорово. Он вскидывал уши - дольше стараясь задержать руку на голове.
      Вода в канале блестела от луны черным. И почти не было страшно идти Алике - она была не одна, и она чувствовала себя первой - ведь это она шла, а Лутьюфо с ней.
      - Лутьюфо, - сказала она задумчиво.
      И собака посмотрела на нее спокойно и бережно.
      - Лутьюфо и Лутьюфо. Тебя зовут Лутьюфо? Почему тебя зовут Лутьюфо.
      Но вот уже дом, и снова в окне на четвертом этаже зеленая звезда.
      - Пришли, - сказала Алика.
      Потом:
      - Сюда? - словно спросила у собаки. И та выбежала вперед и зацокала когтями внутрь подворотни.
      Но, едва Алика закрыла за собой дверь подъезда, Лутьюфо заворчал, прижимая уши.
      Алика остановилась, но все было, как и должно быть на лестнице старого дома - в меру страшным. Только перила поблескивали матовым, искрились, и липли к ним ладони, но мало ли - просто грязь - так можно думать.
      Алика, а за ней Лутьюфо начали подниматься. Где-то наверху капала вода, судя по звуку, в подставленную кастрюлю. И слетело, мягко кружась, несколько кусочков ваты. Послышался шорох, когда Алика и собака были между вторым и третьим этажами. Внизу хлопнула дверь, и кто-то стал подниматься, торопливо покряхтывая и шурша.
      Лутьюфо обернулся, и Алике пришлось остановиться. Перила заблестели сильнее - от них потянулись вниз и в стороны нити, перекручиваясь, как обнимаясь; совсем маленькие отростки лезли из перил вверх.
      - Тень на плетень!!! - взвыл скрипучим голосом поднимавшийся, загремел банками, зазвенел стеклом и покатился по ступенькам до начала пролета. Там затих, но банки еще катились и ударялись в мягкое.
      - Ну раньше же надо было, идиоты-идиоты! - скрипел тот, ворочаясь под всей этой посудой, - Обалдуи, бездельники, проходимцы!..
      Нити от перил тянуться перестали и даже обвисли немного безвольно и непонимающе.
      - Да давай, давай! - заорал тот, внизу, - Давай же!!!
      И заверещало со всех сторон, посыпались с верхних площадок пауки, и Лутьюфо закрутился, сцепившись с толстым пауком, вылезшим из помойного ведра. Что-то скрипело, рвалось в клубке двух тел - рыжего и серого, и Алика подняла хрустальную палочку в левой руке в сторону сыпавшейся нечисти. И пауки остановились.
      - Да это же просто для снов палка! - орал тот, кто все пытался выбраться из металлического и стеклянного хлама, - Вперед, или я вас всех съем, а потом сварю и изжарю! Вперед!!!
      Алика, не зная, что делает, успела очертить полукруг по ступенькам, и это вновь остановило пауков. Но тут ее правую руку охватило тонкое и сильное и начало сжимать. Запястье онемело. А это тонкое тянуло к себе. Она успела поднять палочку повыше, и мимо в попытке достать ее просвистело тело небольшого паука, и паук врезался в помойное ведро. Его прихлопнуло крышкой, и он завизжал.
      - Ну да вперед же, дохлые вы дромадеры! - скрипело снизу, - Убью всех! Собаку кто хватать будет! Толстого уже нет!
      Действительно, Лутьюфо стоял, кровожадно поглядывая на столпившихся перед Аликой пауков, а толстый, с которым он дрался, лежал с разодранным брюхом и ни одной лапой уже не дергал.
      - Эх-х-хэ-хэх!!! - тот, внизу, выбрался наконец-то из неудачной ловушки и затопал наверх, обдирая с себя последний мусор.
      И пауки по стене ринулись к Лутьюфо, оставляя липкие полоски на штукатурке.
      Алика уже не могла шевелиться совсем - она была прижата, привязана, прикручена к перилам и плакала от отчаянья и страха за Лутьюфо.
      Первых пауков - они были намного меньше толстого - Лутьюфо расшвырял, но остальные окружили его и защелкали челюстями и, выставив лапы с колючками, медленно сжимали кольцо.
      Наконец-то прибежал и тот, снизу, скрутил с головы консервную банку и сверкнул единственным глазом и двинул перекошенной челюстью:
      - А ну, недоростки! Разойдись! Сейчас я его сначала разделаю, а потом с вами разберусь! А то ловушки на меня ставят... недоумки.
      Но, пока он поворачивался, он пропустил темп, и уже еле-еле успел отпрыгнуть от взметнувшейся и упавшей всеми четырьмя лапами собаки. Как раз на то место, где только что он стоял.
      - А-а!!! - взревел паук уже совсем страшным голосом.
      Он выставил все колючки, но одной лапы уже не было - Лутьюфо его зацепил все-таки - и Бородул показал тощему юркому пауку, чтобы он встал слева. Со стороны оторванной лапы.
      Они стояли мгновение, потом собака рванулась вперед. И тут же назад, когда веер колючек Бородула и тощего раскрылся перед самым ее носом... И снова вперед, и переплелись Бородул и Лутьюфо, а тощий отлетел к стене и остался у стены, несколько раз дрогнул и обмяк.
      Рычание и скрип соединились, скрутились, и Бородул повис на спине собаки, сжав челюсти на шерсти и подбираясь колючками к животу. Но Лутьюфо прыгнул вперед, изгибаясь оскаленной мордой, но все-таки не дотягиваясь, не дотягиваясь до паука. Зато Алика пальцами толкнула вниз свою палочку, и зеленый свет мелькнул и пропал, с чавканием войдя в центр креста на панцире Бородула.
      В совершенной тишине паук тяжело обвис и упал на ступеньки. Перевернулся, и палочка, захрустев, сломалась. Он закрыл глаза, открыл, двинул челюстью и прошептал:
      - Фея... бутылки... это... теперь да...
      Бородул умер.
      Когда Лутьюфо повернулся к оставшимся паукам, они уже летели вниз на паутинках, от ужаса срываясь и цепляясь друг за друга.
      На четвертом этаже открылась дверь, застучали вниз каблучки.
      Женщина в черном платье, черном большом пледе и с такими черными волосами, что казались синими, провела по перилам и паутине, связавшей девочку, кусочком блестящего синего меха, и паутина съежилась в желтую пыль.
      Время, время, время. Наступило утро.
      Женщина стояла у зеркала, Алика сидела за столом, Лутьюфо лежал у ее ног.
      - Вы молодцы, - говорила женщина, - То, что вы сделали, сделать было невозможно. Я и не думала, что они будут так. Я, когда Бородул уже схватил рыжего, подумала - конец. Но ты - девочка...
      - Но как же! - спросила Алика, отодвигая пустую чашку и блюдце с вишневыми косточками, - Если вы знали, то почему вы не помогли, ведь...
      - Каждый делает свое, девочка... ну! Я и Королева. Каждому дана возможность. Но теперь мы ходим, и мы не должны промахнуться!
      - Я не понимаю ничего. Я совсем не понимаю. Что это такое? Очередь... А как же я теперь буду сны насылать. Ведь палочка сломалась...
      - Да какие сны! Какие уж теперь сны! Теперь мы все заснем, если проиграем!
      - ...Извините? Но я все равно ничего не понимаю. Ведь вот эти... которые там лежат, пауки. Что мы им сделали!
      - Им ничего, де... хм... Ну, послушай, ты знаешь, что собака эта никакая не собака, а принц.
      - Что?!!
      - Видишь! Разумеется, заколдованный. И, разумеется, он только и ждал такую девочку, как ты, чтобы превратиться в принца обратно. И теперь ерунда осталась - расколдовать его.
      - Это просто?
      - Ага, если б просто, то зачем ты нужна тогда... да и я. Просто!..
      - Но я... а кто его заколдовал?
      - Ну не я уж, само собой. Кто, кто! Королева, само собой!
      - Королева? Наша Королева фей?
      - Ваша, ваша. И фей, и котов, и пауков, прочего сброда. Вообще я не понимаю, кто ей дал право командовать! Знаешь, - женщина с осторожностью посмотрела на заснувшего Лутьюфо, - Она даже дождем выпросила теперь повелевать. А кто она такая-то! А?
      - ...Королева она.
      - Да ладно! - женщина пренебрежительно взмахнула рукой, откинула голову, но словно дымок, осталось в воздухе второе ее лицо - старухи, - ...Тоже еще, а туда же! - она провела перед собой ладонью, разгоняя марево, - Ну, это что, ладно... Слушай, самое главное теперь начинается. Смотри, тебе сейчас надо, и собака тоже пойдет с тобой, туда... В общем, там увидишь, когда подойдешь. Когда войдешь, там нужно будет найти бутылку - вот такую, - женщина достала из-под подушки на кровати маленькую квадратную бутылку темного зеленого стекла, - Она должна быть полной. Там много будет бутылок, но ты должна найти полную. И помни: войти туда можно только один раз тебе, если ты выйдешь оттуда без бутылки, все закончится через несколько дней. Может, уже завтра. Поэтому ночью ты должна. Не позднее. И нельзя выходить без бутылки... Нельзя!
      - Это для Лутьюфо... бутылка?
      - Ну, для него, для него, - женщина явно занервничала, - Для него бутылка... И... там будет сова. Увидишь там. Вот, - она раскрыла ладонь и протянула девочке блестящий блеклый красный камешек, - Дать надо сове. Она страшный и опасный субьект. Впрочем... Ну, птица. Ты сов-то видела - гадость такую?
      - Да. На картинках в учебнике.
      - В каком еще учебнике?! - чрезвычайно подозрительно спросила женщина.
      - ...В школе фей, - немного испугавшись, сказала Алика. И задумалась.
      - Ладно, - сказала женщина, - Некогда тут все это. У меня приготовлено давно.
      Она достала снова из-под подушки ошейник с вогнутым затемненным зеркальцем в нем:
      - Здесь день пробудешь. В зеркальце. День будет солнечный, а Королева по всему городу будет тебя искать, теперь сама. Нельзя тебе иначе... Не бойся. Вечером заклинание скажешь, и выйдешь. Запоминай: "Е квадрат бежал от заболоченного болота в осиннике и убежал - так велела птица". Запомнила? Кстати о птицах. Не забудь про сову. Дай ей этот камешек, дай!
      - Но... а куда идти я должна?!
      - Когда заклинание скажешь и выберешься из ошейника, ты Лутьюфо скажи, она наклонилась к уху Алики и прошептала. Алика кивнула.
      - Но, когда он тебя приведет, оставь его на улице. Слышишь! С тобой ему нельзя, иначе ничего не получится! Поняла?! Девочка моя.
      Алика опять кивнула. Но ей казалось странным, что ее так называет женщина - так - ведь она помнила мужской голос. Давно-давно, давно, до школы фей... Хотя что там могло быть до школы фей. Ничего? И она уже хотела спросить, но не решилась. Не решилась.
      Маленький рыжий человек по имени Лутьюфо ходил по городу и собирал пустые бутылки. В каждой бутылке, которую он находил, всплескивался солнечный зайчик. Он брал бутылку, переворачивал горлышком вниз и в тень, и солнечный зайчик вываливался, сонно ворча тоненьким голоском, и улетал, вяло помахивая ушами. А Лутьюфо засовывал бутылку в мешок. Делал он все, как и в другие дни, когда не было у него на горле кожаного ошейника с вогнутым затемненным зеркальцем.
      Иногда Лутьюфо прикасался к ошейнику пальцами - то ли он мешал ему дышать, то ли чтобы проверить - на месте ли он?
      После середины дня мешок наполнился. И Лутьюфо завязал его. Теперь бутылки надо было сдать. Странно, но сегодня он управился быстрее, ощутимо быстрее, чем обычно. И это было как неудобство или зябкое чувство не совсем нормального, похожее на ожидание, похоже на весеннее ощущение.
      Около пункта приема стеклотары шлялись только двое незнакомых Лутьюфо мужиков, небритых и скромных с похмелья.
      А внизу не было даже самого приемщика. Но Лутьюфо снял мешок и начал выставлять бутылки в окно приема. Он аккуратно расставил все и стал напряженно смотреть внутрь - за пустые ящики - нет ли там кого?
      Было темно и холодно. Вдоль стен лениво протекали ручейки, огибая спички и окурки, на стенах висели инструкции, какие бутылки принимаются, а какие нет. В дверь, прижатую к стене старым сырым ящиком, отражался солнечный свет от стекол окон, выходивших во двор-колодец. Бледный, даже белый свет.
      Лутьюфо смотрел на свет от двери. И вдруг ящик отполз, и дверь облегченно закрылась. Задребезжал засов. Лутьюфо, сидевший на корточках, вскочил, обернулся и. Перед ним сидел Белый кот. Сидел и разглядывал Лутьюфо.
      - Ну вот, - сказал Белый кот, - Вот и все. Хватит.
      Звякнуло в глубине за пустыми ящиками. Еще раз звякнуло, и появилась Королева. И конечно. Кто ж еще теперь. Вошла она, и стало светлей.
      - Все так просто, - сказала Королева и положила руку на голову коту, - Так просто... Ты останешься здесь навсегда. Ты здесь умрешь быстро или долго, но. Ведь ты, человек или собака, без еды не сможешь. И это будет навсегда. Ты меня понимаешь, паяц, навсегда...
      Она замолчала так, словно не знала, что сказать - что говорить. И что говорить? Судьба прерывалась. Лутьюфо в своем состоянии и в состоянии собаки отсюда не выбраться. Поручение Колдуньи не выполнялось. И все это слышала, все это понимала не спящая Алика.
      - Идем, кот... что ли, - Королева взглянула на ошейник на горле Лутьюфо, даже прищурилась близоруко, пожала плечами и повернулась, - Пошли... - и она взмахнула ладонью у бедра.
      И кот обернулся последний раз и сумрачно хмыкнул:
      - Крысы тут... Да; крысы...
      Их не было мгновенно, и остался Лутьюфо. И Алика. И вот из дальнего угла по потолку выдвинулась разлапистая тень. Паук - крупный, но не старый остановился и посмотрел сверху вниз на рыжего человека. Из брюха паука, желтого, ядовито-желтого, тянулась серебристая нить чистого серебра.
      - Я сын Бородула, - проскрипел паук, - А ты мертвый теперь будешь.
      Паук побежал по потолку, потом обратно, наискосок и вниз к стене. За ним тянулась нить и слабо позванивала.
      Пожалуй, что наступило все. И как отсюда будут выбираться Лутьюфо и Алика, я не знаю.
      Они этого тоже не знали. Лутьюфо стоял, смотрел на паука. А тот продолжал работать, тоже наблюдая за рыжим человеком. Двери за паутиной уже не было видно - и паук на мгновение остановился, коротко и зло приподнял лапу с небольшой металлического отблеска колючкой: приглашал кинуться к выходу, запутаться в липких нитях, закричать в непереносимом ужасе. Но Лутьюфо шагнул вглубь.
      Он оказался там, где обычно стоит приемщик. Там на барьерчике оставались белые волоски. Там, где сидел кот.
      Паук перебежал и, повиснув над головой рыжего человека, скрипнул, как рассмеялся. Сразу же за ящиками заворошилось оберточной бумагой. Потом высунулась острая желтая темная морда. Крыса. Из-за другого ящика появилась еще одна. Обе крысы вылезли и посмотрели на рыжего человека. И спрятались. Пока затаились.
      Медленно наступал, но вскоре начался вечер, потому что Лутьюфо из человека перешел в собаку - постепенно. Незаметно, как распускается ночной цветок.
      Морды крыс появились из-за ящиков. Вылезли, протаскивая тела в щели, переваливая через низкие препятствия. Некоторые дрожали, словно от холода. Отряхивались. Вытянулся каждый волосок на хвосте собаки и сам хвост. Лутьюфо приоткрыл пасть, и челюсти влажно щелкнули. На городской свалке Лутьюфо много раз приходилось драться с крысами за еду, и крысы свалки знали его запах и вид. И теперь многие из них были здесь. Выстраивались полукругом, привставали на задние лапки, принюхивались. Приближались.
      Осторожно и останавливаясь - с какой-нибудь кошкой они бы не церемонились, - но этот их враг, опытный, пока всегда их побеждавший, был слишком опасен, для того чтобы действовать против него опрометчиво.
      И тут прозвучало дрожью в сумраке подвала: - Е квадрат бежал от заболоченного болота в осиннике и убежал - так велела птица!
      Возникла Алика рядом с Лутьюфо, сверкнув зеленым всплеском. Это остановило крыс, но не отодвинуло ни на полшага.
      Лутьюфо присел, готовясь к прыжку, но Алика положила пальцы ему на затылок. И они услышали мужской голос:
      - Девочка моя... не бойся. Есть проход за ящиками. Налево и прямо. Там люк... постарайся. Надо туда. Вспомни, ведь тебе снилось... вспомни...
      Замерли крысы и паук, собака и девочка. Потянулся, истончаясь, конец ожидания прыжка.
      И Лутьюфо прыгнул, опередив бросок самой большой крысы из центра полукруга. И крыса скорчилась под всеми лапами собаки, и обмякла ее спина, изогнулся сжато хвост острым углом. А Лутьюфо взмахнул мордой влево, схватил поперек туловища крысу, бросившуюся у его лапе, и отскочил влево и вперед от крысы справа, сжимая челюсти, разжимая и роняя уже мертвую крысу.
      Несколько раз метнулась собака, расчищая проход для девочки. И Алика побежала, услышав, как что-то шлепнулось сзади - паук вонзился колючкой в пол, целясь в голову девочке. Хрустнула его лапа, когда тело сына Бородула повернулось, описывая круг. Вытаращив глаза и сжав челюсти от страшной боли, паук попытался все же достать край платья Алики, приподнялся, но не достав, вытянулся. Перекатился через себя, обламывая колючку, и выгнулся, пережидая приступ первой боли.
      Алика и Лутьюфо бежали влево по проходу между ящиками, и пустые ящики валились с грохотом позади них, когда Алика задевала их плечом. И настигающе шелестело, неотступно и страшно.
      Они добежали до тупика, где прерывистой линией квадрата пробивался слабый свет - люк. Но крышка люка не открылась, хотя девочка очень старалась. Хотя не было видно ни замка, ни задвижки.
      Когда Алика снова надавила на крышку боком, когда те, кто стремились сзади, были совсем рядом, она ощутила давящий укол, сунула руку в кармашек разодранного о ящики платья и вытащила красный камешек, который дала Колдунья. Камешек блеснул и вздохнула крышка люка. Тогда девочка провела камешком, направляя его по краям люка, и крышка с хрипом и скрипом приоткрылась мягким движением. Легко Алика откинула ее дальше и увидела звезды на небе и фонарь во дворе дома.
      - Лутьюфо! - крикнула она.
      Собака прыгнула к небу, приземлилась, пружиня, на асфальте и, развернувшись, посмотрела на Алику.
      Девочка шагнула вперед, оттолкнулась и почувствовала под ногой живое и скользкое. Она едва не упала, но успела ухватиться за металлические края выхода, и Лутьюфо, зацепив ее зубами за край платья, окончательно порвал его, но вытащил Алику. Крышка опустилась на место и вжалась в края. Оттуда зло завизжало и оборвалось.
      Рыжая собака в ошейнике и девочка в колготках и грязном белом переднике шли по улицам города. Была ночь.
      Алика наклонилась к уху Лутьюфо, придерживая разорванные кружева на переднике, и сказала:
      - Иди туда, ты знаешь куда, принеси то, я знаю что.
      Уши Лутьюфо вздрогнули, и он прыгнул вперед и побежал. Алика побежала за ним, и камешек в ее ладони стал влажным - так быстро они бежали.
      Время завершило и этот круг.
      Дом стоял на набережной Фонтанки и не отражался в воде реки. Перекрещенные рамами окна всех трех этажей были темными. Дверей в подъезде не было, и в глубине мерцал отраженный свет.
      Лутьюфо и Алика стояли перед входом.
      - Здесь, - спросила она.
      Собака, разумеется, не ответила.
      И Алика сделала шаг к подъезду. Лутьюфо шагнул за ней.
      - Нет, рыженький, тебе нельзя... Ты ведь помнишь, что сказала женщина?
      Лутьюфо стоял. Алика сделала еще один шаг. И он тоже.
      Девочка отошла к парапету набережной, собака за ней.
      - Тебе нельзя, Лутьюфо. Слышишь. Понимаешь меня, Лутьюфо!
      Собака смотрела.
      Рядом послышались частые внятные шаги, и потом из переулка вышла девочка лет двенадцати с черными волосами и с опущенными уголками губ, в зеленом платье и в черном платке с длинными кистями.
      - Здравствуйте, - сказала девочка, подойдя к Алике, и голос у нее был взрослый.
      Лутьюфо заворчал грозно, но недоумевающе.
      - Собачка! - обрадовалась девочка, - Это ваша собачка?
      - Да, - сказала Алика, - Вы знаете... мне нужно отойти. Я сейчас вернусь, но... вы не посмотрите за ним. А то... Пожалуйста!..
      - О! Я очень люблю собачек! - сказала девочка голосом, каким обычно взрослые разговаривают с детьми, - Конечно, иди, я подержу. Вот у меня и поводок есть.
      Девочка достала из кармана платья скрученный из ремешков кожи поводок и показала Алике.
      - Зачем это? - спросила Алика.
      - Собачку подержать... Ты не беспокойся, я очень люблю собачек. И ничего ей не сделаю. Иди спокойно, не беспокойся. Только ничего не забудь... те.
      Лутьюфо вырывался, но они пристегнули к карабину ошейника поводок, а его петлю накинули на столбик парапета. И черноволосая девочка положила сверху ладонь - чтоб петля не соскользнула.
      Когда Алика уже входила в подъезд, она обернулась на лай Лутьюфо, но девочка помахала ей рукой:
      - Идите, идите, все хорошо!
      Алика удивилась: даже отсюда было видно, какие темные у девочки глаза, и как в них ничего не отражается. Алика вошла в дом, слыша лай Лутьюфо.
      Она вошла и увидела тень человека, сидящую в тени кресла, но ни самого человека, ни кресла не увидела. Тень человека привстала с тени кресла и повернула тень головы в сторону Алики:
      - Как тебя зовут? - это был высокий мужской голос.
      - Алика. Я фея снов...
      - Входи, - сказала тень, наверно, только тень, - Мы знаем. Но поторопись, это последняя ночь.
      Алика шла по слабоосвещенному коридору, и иногда мимо нее мелькали тени людей, или похожих на людей кого-то, и тогда легкий теплый ветерок ударял ей в лицо - движение.
      Она несколько раз завернула и вошла в круглую комнату, под потолком которой расправляла крылья желтая лампочка, и ласковый свет мерцал. Комната была завалена бумагой и заставлена ящиками с пустыми бутылками разной формы. В углу сидела в настоящем кресле настоящая сова и вязала.
      - Сколько ходить-то можно, - недовольно проворчала сова, - Ходите, ходите! Вам тут магазин, что ли?
      - Извините, - сказала Алика, - Я первый раз.
      - Не слепая я ведь, да?! Вижу, что первый, слава тени, и последний.
      - Я... - начала Алика.
      - Без тебя знаю!.. Сто лет прошло, то есть, слава тени, пройдет к утру. Бутылка тебе нужна. А вот пользоваться-то ей умеешь?
      - Мне сказали принести...
      Сова хмыкнула, привстала и достала из-под себя квадратную бутылку темного зеленого стекла. Внутри вспыхивало зеленое...
      Лутьюфо задушенно скулил, уже не пытаясь бежать за Аликой. Черноволосая девочка стояла, держа ладонь так, чтобы не соскользнула петля.
      - Зачем рваться, - говорила она, - Теперь уже все. И друг твой умрет, а значит все. Только я останусь, ну... еще королева. А с ней я уж как-нибудь разберусь. Я ей устрою райскую жизнь. Ух!..
      Лутьюфо, как прислушиваясь, склонил голову и подошел поближе.
      - Слушаешь? Что ж, теперь ты только слушать и будешь. Теперь - все! Эх, бедный, ты бедный... - она протянула правую руку, желая погладить собаку, и Лутьюфо сразу же вцепился в ладонь.
      Девочка очень сильно закричала, попыталась вырвать руку, но Лутьюфо сжимал челюсти. Тогда девочка начала расти, переходить в женщину. И, сжав морду собаки сильной узкой рукой, она заставила ее расцепить челюсти... А петля поводка уже слетела со столбика, и Лутьюфо, почувствовав, что свободен, бросился в подъезд дома. Женщина стремительно птицей рванулась за ним, хищно выпуская когти и выставляя их вперед для удара, складывая тяжелые шерстяные крылья с заостренными и загнутыми вниз концами перьев. Но Лутьюфо успел проскочить, а она грудью ударилась обо что-то невидимое у входа и большим комком перьев упала на мостовую. Она лежала и медленно переходила в старушку. Потом поднялась и со стоном сделала первый шаг от подъезда...
      Алика держала в руке бутылку и смотрела, как вспыхивает зеленое внутри. Толчками, похожими на биение сердца, бесшумными и неощутимыми, но теплыми и светлыми, Она смотрела и смотрела.
      - Что, долго ты любоваться будешь?! - крайне недовольно спросила сова, обхлопывая себя по бокам и чихая от поднявшейся пыли, - Салон красоты тут тебе, что ли? Получила бутылку, так и ступай, ступай... У меня тут еще дел по горло, - сова, поискав у себя шею, провела крылом по верху живота.
      Алика взглянула на сову:
      - ...Да! Меня просили передать. Вот! - она достала из кармана передника красный камешек.
      - Что?!! Тенью меня по голове! Это... дай его сюда. Дай!
      Алика даже испугалась и отдернула руку с камешком.
      - Куда! - сова тяжело взлетела на стол, - Давай!.. Ну... пожалуйста... тебя же попросили. Дай его сюда...
      Вдруг в коридоре возникло суматошное движение, засвистел ветер. А когда Алика уже протянуло камешек сове, от двери взлетело рыжее и мгновенное и ударило по руке Алику.
      Лутьюфо стоял, тяжело поднимая живот, и одной из подрагивающих лап он прижимал красный камешек к полу.
      - Вот ето петрушка!!! Это что! Это как! Ты что-о!!! Шандарах! Марказоль и тритених!!!
      Сова неумело спикировала со стола и запереваливалась к собаке, стараясь теперь и походкой выразить справедливое негодование.
      Лутьюфо зарычал.
      - Ну... - сова остановилась, - Пожалуйста... Ну что тебе в самом деле. Ведь собакам это зачем, ну, - нерешительно просила она.
      - Лутьюфо, почему, - спросила Алика.
      - Шандарах!!! - снова завопила сова, - Тенью по марказоли! Чтоб мне объесться! Лутьюфо!!!
      - Вы его... знаете, - спросила Алика.
      - Елки-моталки! - сообщила сова в пространство, - Вот ето петрушка, клянусь тенью!
      - Это... принц? - Алика с надеждой.
      - Хто?! - сова недоуменно уставилась на девочку.
      - ...Ну, Лутьюфо...
      - Прынц?.. Ага. А я тогда прынцесса Дурандот! Шут он гороховый! Клоун рыжий... Правда...
      - Клоун? А я...
      - А ты думала?
      - Мне сказали...
      - Кто?.. Или... Колдунья? Да? Что он принц? Заколдованный, да? И как его.. расколдовать тоже сказала?
      - Нет. То есть она... Я подумала, что она все сделает - я так поняла. И что камешек этот вам дать, тоже сказала. Что это поможет... по-моему. Так?
      - Ох-х, мир, ох-х, петрушка одна... - сова села прямо на пол, отвернув заботливо хвост и вытянув лапы, - Ну и что? - спросила она у Лутьюфо, - Опять я здесь и без ничего. Я что, только как кто нужна, а? Как мудрая продавщица лечебных средств? Да!.. А вот... как же ты не уберегся. А предупреждала я тебя. А я-то, я-то, - сова от жалости к себе чуть не всхлипнула, - Опять сто лет коптила тут... Эхе-хех... - сова горестно развела крыльями и стала раскачиваться, показывая Алике, Лутьюфо и всему миру, до чего ей тоскливо, уныло и безысходно живется.
      - Простите... а что же делать теперь? - безнадежно спросила Алика, Теперь все? Нет?
      - Ах! - махнула крылом сова, - Вам-то всем что! Это мне - все! Пропаду здесь в одиночестве. Околею, ох, - не пожалеет никто... Никто не заметит!!! она горестно посмотрела на девочку, - Да облей ты его из бутылки, и все дела. Тоже проблему нашла!
      - Из бутылки? - Алика думала.
      - Мне нравится эта девчонка!.. Не из-под крана же, клянусь тенью!.. Хотя клянись, не клянись, крыша не обвалится... Ох-хо-хох, - опять задумалась сова над проблемами мироздания и отвернулась от девочки, но косила заинтересованным глазом.
      Алика подошла к собаке, вытащила из бутылки стеклянную пробку и опрокинула ее. Зеленый свет ринулся вниз, ослепил на мгновение девочку, а открыв глаза, она увидела рыжего человека с печально изогнутой бровью, но улыбающегося губами, глазами и всем, чем улыбаться можно.
      - Здравствуй... девочка моя, - сказал человек.
      Алика смотрела на него.
      - Ну вот, - продолжал человек, - Видишь, все и хорошо...
      Но в этот момент с диким воплем, оголтело размахивая крыльями, ринулась к красному камешку сова. И уткнулась в нелепый клоунский башмак - Лутьюфо успел накрыть камешек ногой.
      - Ну-у-у-у!!! - сова дернула его два раза за свисавшую петлю поводка и обиженно заковыляла под стол. Села там укоризненной кучкой, надулась и отвернулась с окончательным видом.
      - Кронакс, ведь ты знаешь все, - сказал Лутьюфо, отстегивая поводок от ошейника и снимая ошейник, - Зачем тебе это? Это ведь смерть через год.
      - Лес... - всхлипнула сова из-за ножки стала, - Лес, ночь, шевеление мыши под бурыми листьями, утро, умытое лучами чистыми, сон на колоде древесного пня, вновь ты лишил полета меня!
      Лутьюфо ласково улыбнулся, поднял и положил камешек в карман длинного клетчатого пиджака:
      - Кронакс, я тебе обещаю. Потерпи. И ровно через год... год. Вы где будете?
      - Ын зэ Моска, - сказала сова, угрюмо коверкая прекрасный английский язык, - Что-то им там прямо так надо, что ну прямо вообще!
      - Теням?..
      - А ты думал, я что ли Москвы не видела... По музеям пойду летать, что ли?!
      - Все, все! Слушай, ровно через год ты отсюда выйдешь. У меня есть мысль...
      - Дефицитом обзавелся, - пробурчала сова в клюв, - ...Да-а-а. Год целый... А ты не обманешь?!
      - Кронакс! - развеселился Лутьюфо, - Ты с ума сошла!
      - И... в лес?..
      - Ну!
      Лутьюфо повернулся к Алике:
      - Пора, девочка моя... - и, - Жди, Кронакс...
      - Эх-хех, собираться что ли начать... или успеется? - вздохнула сова, Привет Колдунье!
      - Хорошо, - ответил Лутьюфо, подмигнул сове и вышел, ведя девочку за плечо.
      Время перешагивало почти на месте перед закрытой дверью, чтобы дождаться солнца и воспарить вверх и вперед, расправив крылья. Потом, сложив крылья, упасть к самой Земле, и стелиться над ее поверхностью, кружась и разворачиваясь и гордясь тугой силой крыльев, и вновь лететь и лететь, приближая нас к бесконечности.
      Клоун и девочка, пройдя по набережной канала Грибоедова, по двору дома и войдя в подъезд, миновали пролом в полу. Поднялись по лестнице, задержавшись на том месте, где произошла битва с пауками - там еще оставались какие-то кляксы, и оказались перед закрытой дверью в квартиру Колдуньи, и рыжий клоун сказал:
      - Пришли, девочка моя.
      И еще:
      - Позвони... вот эта ручка, поверни.
      Алика повернула ручку, вокруг которой было написано "повернуть", и задребезжал в квартире звонок. И загремело что-то, упав на пол.
      - Не открывает, - задумчиво сказал Лутьюфо и взглянул на Алику, - Не бойся, ничего не случится плохого, - повернулся к двери, достал красный камешек, провел им по краям двери и сказал, - Варенье засахарилось...
      Дверь отворилась сама.
      В глубине коридора стояла старушка, опираясь о стену правой забинтованной рукой, изогнувшись и сгорбившись. Она была седая. Она смотрела на них.
      - Время, - сказал Лутьюфо, - Тебя ждут.
      - Нет, - жалобно проговорила старушка, - Пожалуйста нет. Я не хочу туда.
      - Но тут ничего не сделаешь, - возразил Лутьюфо и вошел, держа Алику за руку, - Время пришло, и теперь - ничего. У тебя не получилось, Алиак, ты проиграла... как и должна была. Но ты ведь знаешь - там тебе не воздается. Ты ведь все знаешь. Даже за жажду власти - ничего.
      - Но у меня есть еще Зеркало! - глаза ее сверкнули зеленым в темноте.
      - Нет - теперь это - нет.
      Лутьюфо прошел мимо Алиак, обнимая дрожащую Алику.
      - Нет!!! - закричала им вслед Алиак. Они не обернулись.
      - Как давно мне хотелось это сделать, девочка моя, - сказал Лутьюфо, когда они вошли в комнату.
      Он подошел к зеркалу, осмотрел его и погладил:
      - Подойди сюда, - сказал он Алике, - Потрогай.
      Алика осторожно прикоснулась пальцами к зеркалу. И ощутила холод холоднее железа где-нибудь очень высоко.
      - А теперь отойди подальше, девочка моя.
      Лутьюфо с силой провел по зеркалу красным камешком крест и отскочил, отряхивая с ладони красную пыль. Зеркало взорвалось осколками и дымом, удушливым и ледяным, который рассеялся и вылетел клубами в открытое окно. В углу чихнула, как пискнула Алика... Слабый вскрик донесся из коридора, потянуло оттуда горячим, и хлопнула дверь.
      - Все, девочка моя, - сказал Лутьюфо, - А теперь пора спать, у нас много впереди работы и обязанностей. Ложись...
      Он уложил Алику, девочку с такими черными волосами, что казались синими, на кровать и снял тапочки с ее маленьких находившихся ног. И подумал, что скоро отрастут ее волосы, и она увидит, какие они черные.
      Алика закрыла пушистые веки - ресницы остались светлыми - и стала смотреть на Лутьюфо. А он сел рядом на кровать и спросил:
      - Рассказать тебе сказку, девочка моя?
      Алика кивнула и улыбнулась так, что у глаз ее собрались добрые морщинки. Эти морщинки сейчас расправились, но потом... Потом. Уже вскоре они останутся у ее глаз. Как и у клоуна.
      - Итак, - начал Лутьюфо, - ...Давным-давно. Это было так давно, что старые люди рассказывали об этом, как о давно случившемся. Тогда летали по свету добрые мохнатые сны, правда, и злые сны тоже, но это что ж... И бродили по дорогам клоуны, играя на
      трубах и гитарах. Тогда пели про то же самое, про что поют и сейчас, но... не так.
      Но однажды, перед слишком холодным рассветом, когда туман покрыл все на земле, расцвела в овраге белая трава синим цветком. И упала в этот овраг синяя звезда, и соприкоснулись лепестками цветок и лучами звезда. И родилась женщина.
      Белая трава, разрастаясь в овраге, вынянчила женщину с белыми, даже просвечивавшими волосами, и научила ее тому, что она должна делать в этой жизни. И встала женщина, прекрасная, как река, текущая в тумане, и пошла.
      Женщина пришла в город людей и поселилась невдалеке от реки. Шли годы и годы. Пошло время.
      Женщина была повелительницей тех липких и беспокойных снов, которые люди предпочитали бы не видеть. Снов, после которых просыпаешься в поту и мучительно пытаешься освободиться от ощущения, что ты сделал что-то постыдное, что-то не так; или что мир не таков, каким ты хочешь его видеть, а ты бездействуешь. Но вскоре... конечно, девочка моя, так и происходит все в этом мире - вскоре... Итак: женщина повелевала этими снами, но ей казалось все больше и больше, что люди мало обращают внимания на ее сны-предупреждения и сны-напоминания, ведут себя беспечно, и не думают о том, что мир надо безотлагательно переделывать в лучшую сторону. И стала женщина думать об этом, и волосы ее стали темнеть... А она их стала красить в белый цвет.
      Женщина многое понимала в колдовстве, и она колдовала и колдовала. И стала повелевать уже всеми снами на свете - потому что она думала - они, добрые бесхребетные бесхарактерные сны во всем виноваты. Надо сказать, девочка моя, что она была не далека от истины. И женщина стала переделывать сны, но эти бесхарактерные сны переделываться не хотели, да и просто не могли. У нее ничего не получалось. Она разозлилась так, что вода в реке поднималась и опускалась, а ветер срывал крыши с домов. И волосы ее темнели так, что начали уже отливать синим, и она их красила в белый цвет.
      Она многое умела, и многому смогла научиться. Женщина оставила шляться по свету добрых снов, и решила действовать иначе. Она выкопала в овраге белую траву, посадила в горшок, а горшок поставила у себя дома, но... белая трава не смогла жить в горшке, завяла и умерла. Женщина подобрала на улице белого котенка, слабого и беспомощного, выходила его и наделила долгой жизнью, которую дали умиравшие листья травы. И ей тоже. И котенок вырос в кота, большого и умного.
      Тогда в городе стали пропадать девочки грудного возраста. Никто из людей не понимал, отчего это происходит, - стоило оставить коляску без присмотра совсем на немного, и все: ребенок исчезал. Иногда, правда, видели около колясок белого большого кота или высокую красивую женщину с крашеными белыми волосами, но не обращали на это внимания... Лутьюфо замолчал и взглянул на Алику:
      - Ты не спишь, девочка моя?
      Алика помотала головой, не открывая внимательно закрытых глаз...
      - Итак... - Лутьюфо усмехнулся, - Маленькие украденные девочки не помнили ничего - да и что было помнить, собственно - ведь многим из них не было даже и двенадцати месяцев. Белый кот и Королева - так она стала себя называть обучали их насылать сновидения, волшебные сновидения, где за доброе дело всегда следовала плата, а за злое - наказание. Девочки прилетали звездами и целый год насылали сновидения тому, кто первым их увидит. А потом покидали Землю и переходили в страну теней, чтобы навсегда уже остаться тенями фей.
      Но однажды на исходе последней ночи месяца прилетающих фей сорвалась с неба зеленая звезда и, рассыпавшись искорками среди только что опавших листьев, превратилась в фею сновидений по имени Алкия. И это оказалась первая повелительница добрых мохнатых снов.
      С тех пор каждое время - сто лет - срывается с неба зеленая звезда, новая повелительница добрых снов сменяет старую. И начинает называться Колдуньей. Но ни одной не удавалось победить Королеву и Белого кота, потому что все они очень быстро начинали думать о власти над всеми снами - добрыми и злыми, стараться достигнуть этой власти. Появилось Зеркало. В него Колдуньи ловили солнечных зайчиков - фей - чтобы лишить власти - подданных - Королеву. Но та только еще больше девочек брала у людей. Вот и все. И так продолжалось очень долго: Королева красила волосы, Колдуньи следили за Зеркалом и старались, всегда старались перехитрить друг друга с помощью бутылочек Кронакса бутылочек живительного зеленого света, дающего долгую жизнь. Королева и Колдуньи сражались друг с другом. А последняя Колдунья - Алиак - заперла всех добрых мохнатых снов в этой квартире. И люди стали звать ее бессонницей... Ну, а меня Королева сто лет назад превратила в собаку и сборщика бутылок - я мешал ей воровать у людей девочек... Это было просто - Алиак отказалась насылать сновидения мне, потому что уже знала, что будет Колдуньей. За это Королева ей помогла перехитрить предыдущую Колдунью... Вот... а теперь, девочка моя, сказка продолжается, и еще теперь нас двое: ты и я. Засыпай, родная, у нас много впереди работы и обязанностей. Надо отдохнуть, засыпай. Уже завтра нужно отчистить целую пригоршню звезд, чтобы выпустить добрых мохнатых снов и каждому дать звезду для полетов.
      Лутьюфо прикрыл Алике ноги своим пиджаком, ее маленькие находившиеся ноги, осторожно ступая по старым половицам прошел к окну и сел там. Закрыл глаза и заснул. И даже... хм, немного захрапел в начале сна. Алика, хитро улыбаясь, открыла глаза, привстала на кровать и придумала сон для клоуна. И получилось без всякой палочки.
      Рыжий клоун ездил по дорогам в повозке, запряженной двумя веселыми лошадками, белой и вороной. Клоун играл на трубе и гитаре, пел и показывал смешные фокусы. Но был очень-очень-очень одиноким клоуном. И, когда представления заканчивались, он грустил у маленького-маленького костра, а его лошадки грустно пили воду, в которой отражалось небо с одинокой звездочкой на востоке. Но однажды!!! Однажды он приехал в один город и играл на площади на трубе и гитаре и увидел одну маленькую худенькую девочку с русыми волосами, большими глазами и широкими скулами. Она радостно смеялась, когда клоун показывал фокусы с отгадками, и плакала, когда он играл на трубе прекрасную грустную-грустную песню звезд.
      И вот! Когда клоун уезжал из города, эта девочка тихо-тихо забралась к нему в повозку вместе со своими друзьями - щенком бездомной дворняжки и двухмесячной серой дымчатой кошкой. Клоун сначала немного посердился на девочку, а потом очень обрадовался. И с тех пор они все всегда уже ни-ко-гда не разлучались. Выросли девочка, щенок и кошка. И клоун полюбил тогда девочку, и они никогда-никогда не разлучались. А костер их с тех пор горел ярко и весело...
      Когда Лутьюфо проснулся, он сказал Алике: - Это хорошее продолжение для сказки... на время, маленькая моя... И еще он сказал: - Все будет хорошо... Все будет хорошо, девочка моя.
      Все было.
      И с тех пор... Ну, конечно же, с тех самых пор никто не видел у колясок с маленькими девочками высокую женщину с крашеными белыми волосами и Белого кота.
      А однажды одна молодая мама рассказывала другой молодой маме в Таврическом саду, что она несколько раз видела у своей коляски странного рыжего человека, который стоял и смотрел. Он уходил сразу же, как только она выходила из магазина. И с ним иногда была девочка с огромными глазами, широкими скулами и такими черными волосами, что они казались синими - симпатичная?
      - Нет, - сказала другая мама, - Я никогда таких не видела у своей коляски.
      И тогда первая мама подумала:
      - Конечно, ведь у нее мальчик, а у меня девочка. Самая красивая в мире. На нее стоит посмотреть!.. - и поправила большущий розовый бант на одеяльце, в которое была укутана ее дочь.