Когда-нибудь я отыщу ответ.
      Когда-нибудь мне станет цель ясна.
      Какая-нибудь сотая весна
      Откроет мне потусторонний свет,
 
      И я постигну смысл бытия,
      Сумев земную бренность превозмочь.
      Пока же плечи мне укутывает ночь,
      Томительные шепоты струя,
 
      И обвевая пряным ветром сны,
      И отвлекая от серьезных книг...
      И цели совершенно не ясны.
      И свет потусторонний не возник.
 
      А хочется, напротив, хмеля слов
      И поцелуев, жгущих все мосты,
      Бессовестного счастья, новых строф -
      Нежданной, изумрудной красоты;
 
      Бессонницы, переплетений - да! -
      Сердцебиений, слившихся в одно...
      А что до бренности, так это всё тогда
      Мне будет совершенно все равно.
 
      Обрушится с уставших плеч скала:
      Меня отпустит прошлых жизней плен.
      Мне перестанут сниться зеркала,
      И призраки, и лабиринты стен...
 
      И, может, не придется ждать сто лет.
      Я знаю - зряч лишь тот, кто пил сей хмель...
      Вот в нем-то и отыщется ответ,
      И в нем таится истинная цель.
      @@@
      Обезболивающее превращает в овощ,
      Сам живой вроде бы, а мозг из тебя весь вытек.
      Час катаешься по кровати от боли, воешь,
      Доползаешь до кухни, ищешь свой спазмолитик –
      Впополам гнет, как будто снизили потолок –
      Вот нашел его, быстро в ложечке растолок
      И водой запил. А оно все не утихает,
      Все корежит тебя, пульсирует, муку длит,
      Будто это душа, или карма твоя плохая
      Или черт знает что еще внутри у тебя болит.
      @@@
      Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.
      Я веду, и я сроду не был никем ведом.
      По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.
      Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом».
      Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд,
      Дети ходят туда купаться, но чаще врут,
      Что купаться; я видел все - Сингапур, Бейрут,
      От исландских фьордов до сомалийских руд,
      Но умру, если у меня тебя отберут».
      Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,
      Джип с водителем, из колонок поет Эдит,
      Скидка тридцать процентов в любимом баре,
      Но наливают всегда в кредит,
      А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».
      Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам,
      Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,
      Ядерный могильник, водой затопленный котлован,
      Подчиненных, как кегли, считаю по головам –
      Но вот если слова – это тоже деньги,
      То ты мне не по словам».
      «Моя девочка, ты красивая, как банши.
      Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши,
      Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.
      Никакой души ведь не хватит,
      Усталой моей души».
      @@@
      Лооооось! У нас с тобою что-то не срослооооось!
 
      - Рыыыыысь! У нас с тобой все было зашибииись!
      @@@
      Если вас трамвай задавит, вы конечно вскрикнете, раз задавит, два задавит, а потом привыкнете
      @@@
      Горький запах полыни
      И песок из пустыни
      На верблюжьем горбе -
      Тебе.
 
      Деньги старого скряги,
      Две скрещенные шпаги
      На фамильном гербе -
      Тебе.
 
      Незажившие раны,
      Все далекие страны
      В подзорной трубе -
      Тебе.
 
      Ключ от запертой дверцы
      И еще мое средце
      Цвета алой зари -
      Бери!..
 
      11 апреля 2000 года.
      @@@
      В свежих ранах крупинки соли.
      Ночью снятся колосья ржи.
      Никогда не боялась боли -
      Только лжи.
 
      Индекс Вечности на конверте.
      Две цыганки в лихой арбе.
      Никому не желала смерти.
      Лишь себе.
 
      Выбиваясь из сил, дремала
      В пальцах Господа. Слог дробя,
      Я прошу у небес так мало...
      Да, тебя.
 
 
      Ночь с 20 на 21 февраля 2003 года
      @@@
      Я.
      Ниспадающая.
      Ничья.
      Беспрекословная, как знаменье.
      Вздорная.
      Волосы в три ручья.
      Он - гримаска девчоночья -
      Беспокойство. Недоуменье.
 
      Я - открытая всем ветрам,
      Раскаленная до озноба.
      Он - ест сырники по утрам,
      Ни о чем не скорбя особо.
 
      Я -
      Измеряю слова
      Навес,
      Переплавляя их тут же в пули,
      Он - сидит у окна на стуле
      И не сводит очей с небес.
 
      Мы-
      Не знаем друг друга.
      Нас -
      Нет еще как местоименья.
      Только -
      Капелька умиленья.
      Любования. Сожаленья.
      Он - миндальная форма глаз,
      Руки, слепленные точёно...
      В общем - в тысячу первый раз,
      Лоб сжимая разгорячённо,
      Быть веселой - чуть напоказ -
      И, хватая обрывки фраз,
      Остроумствовать обречённо,
      Боже, как это все никчёмно -
      Никогда не случится "нас"
      Как единства местоимений,
      Только горсточка сожалений. -
      Все закончилось. Свет погас.
 
      Я.
      Все та же.
      И даже
      Ночь
      Мне тихонько целует веки.
      Не сломать меня.
      Не помочь.
      Я - Юпитера дочь.
      Вовеки.
      Меня трудно любить
      Земным.
      В вихре ожесточённых весён
      Я порой задохнусь иным,
      Что лучист, вознесён, несносен...
      Но ему не построят храм,
      Что пребудет велик и вечен -
      Он ест сырники по утрам
      И влюбляется в смертных женщин.
 
      Я же
      Все-таки лишь струна.
      Только
      Голос.
      Без слов.
      Без плоти.
      Муза.
      Дух.
      Только не жена. -
      Ветер,
      Пойманный
      На излёте.
 
 
 
      Ночь с 22 на 23 апреля 2003 года.
      @@@
      Не окрыляет. Не властвует. Не влечёт.
      Выброшено. Развеяно у обочин.
      Взгляд отрешен или попросту обесточен.
      Официант, принесите мне гамбургский счёт.
 
      Все эпилоги - ложь. Все дороги - прах.
      Бог одинок и, похоже, серьезно болен.
      Город отчаялся, и со своих колоколен
      Он распевает гимн об иных мирах.
 
      Воинам грехи отпущены наперёд.
      Им не увидеть больше родимой Спарты.
      Я отдала долги. Я открыла карты.
      И потому меня больше никто не ждет.
 
 
 
      5 мая 2003 года.
      @@@
      Обыкновенна с каждой из сторон
      И заурядна, как трава у дома:
      Не записала модного альбома
      И не похожа на Шарлиз Терон.
 
      Не лесбиянка. Не брала Берлин.
      Не вундеркинд. Не дочь миллиардера.
      Не чемпонка мира, не Венера
      И никогда не пела с группой "Сплин".
 
      Не Мать Тереза, не Мари Кюри.
      И "Оскар" вряд ли светит, что обидно.
      Зато мне из окна весь Кремль видно
      И рост мой метр восемьдесят три.
 
      И, если интуиция не врёт,
      Назло всем ураганам и лавинам
      Моим стихам, как драгоценным винам,
      Настанет свой черед.*
 
 
      Ночь 14-15 мая 2003 года.
      @@@
      Да, дерзость солнца бьет из наших глаз.
      Мы избраны. В нас закипают соки.
      Мы молоды, сильны и ... одиноки.
      Увы, все горы свернуты до нас.
 
      Мы реактивны. Мы идем на взлет.
      Мы верим, что в бою несокрушимы.
      Но неприступны горные вершины,
      И на Олимпе нас никто не ждет.
 
      Там стража грозно смотрит свысока.
      Там блещет все. Там все решают деньги.
      Покрыты красным бархатом ступеньки,
      И поступь небожителей легка.
 
      А в нас кипит честолюбивый яд.
      И мучает, и не дает покоя,
      И снится нам сиянье золотое,
      Овации в ушах у нас гремят,
 
      И, поправляя свой алмазный нимб,
      Богини улыбаются лукаво...
      Когда-нибудь и нас настигнет слава.
      Когда-нибудь мы покорим Олимп.
 
 
      Ночь с 9 на 10 июня 2003 года.
      @@@
      Думала - сами ищем
      Звезд себе и дорог.
      Дети пусть верят в притчи
      Про всемогущий Рок.
 
      Фатума план утрачен.
      Люди богов сильней...
      Только ты предназначен,
      Небом завещан мне.
 
      Огненною десницей
      (Чую ведь - на беду!)
      Ты на роду написан,
      Высечен на роду,
 
      Ласковоокой смертью,
      Болью к родной стране -
      Милый, ты предначертан,
      Ты предзагадан мне...
 
      Гордые оба - знаю.
      Вместе - как на войне.
      Только - усмешка злая -
      Выбора просто нет:
 
      С новыми - не забыться,
      Новых - не полюбить.
      Мне без тебя не сбыться.
      Мне без тебя не быть.
 
      Сколько ни будь с другими
      Да ни дразни судьбу -
      Вот оно - твое имя,
      Словно клеймо на лбу.
 
 
 
      15 июня 2003 года.
      @@@
      Стиснув до белизны кулаки,
      Я не чувствую боли.
      Я играю лишь главные роли -
      Пусть они не всегда велики,
      Но зато в них всегда больше соли,
      Больше желчи в них или тоски,
      Прямоты или истинной воли -
      Они страшно подчас нелегки,
      Но за них и награды поболе.
 
      Ты же хочешь заставить меня
      Стать одним из твоих эпизодов.
      Кадром фильма. Мгновением дня.
      Камнем гулких готических сводов
      Твоих замков. Ключами звеня,
      Запереть меня в дальней из комнат
      Своей памяти и, не браня,
      Не виня, позабыть и не вспомнить.
 
      Только я не из тех, что сидят по углам
      В ожидании тщетном великого часа,
      Когда ты соизволишь вернуться к ним - там,
      Где оставил. Темна и безлика их масса, -
      Ни одной не приблизиться к главным ролям.
 
      Я не этой породы. В моих волосах
      Беспокойный и свежий, безумствует ветер,
      Ты узнаешь мой голос в других голосах -
      Он свободен и дерзок, он звучен и светел,
      У меня в жилах пламя течет, а не кровь,
      Закипая в зрачках обжигающим соком.
      Я остра, так и знай - быть не надо пророком,
      Чтоб понять, что стреляю я в глаз, а не в бровь.
 
      Ты мне нравишься, Мастер: с тобой хоть на край,
      Хоть за край: мы единым сияньем облиты.
      Эта пьеса - судьба твоя; что ж, выбирай -
      Если хочешь, я буду твоей Маргаритой...
 
 
      Ночь с 5 на 6 июля 2003 года.
      @@@
      Препарирую сердце, вскрывая тугие мембраны.
      Вынимаю комки ощущений и иглы эмоций.
      Прежних швов не найти - но я вижу и свежие раны,
      Ножевые и рваные - Господи, как оно бьется?..
 
      Беспристрастно исследую сгустки сомнений и страхов,
      Язвы злобы глухой на себя, поразившие ткани.
      Яд неверия губит ученых, царей и монахов -
      Мое племя в отважных сердцах его копит веками.
 
      В моих клетках разлита бессилия злая отрава,
      Хоть на дне их лучатся осколочки Божьего дара.
      Слишком горьки разочарованья. Но мыслю я здраво:
      Я больна. Мое сердце страшнее ночного кошмара.
 
      Что мне может помочь? Только самые сильные средства.
      Кардиохирургия не терпит неточных расчетов.
      Я достану беспечность - лазурно-босую, из детства,
      Небо южных ночей - рай художников и звездочетов,
 
      Строки - сочно, янтарно-густые, как капельки меда,
      Иль извилисто-страстные, словно арабские песни,
      И далекое море, что грозно и белобородо,
      И восточные очи, и сказки, да чтоб почудесней...
 
      Запах теплого хлеба (со специями, если можно),
      Воздух улиц парижских и кукольных домиков дверцы...
      Я врачую себя, вынув чувственный сор осторожно.
      Я с волненьем творю себе подлинно новое сердце.
 
      Оно будет свободно от старого злого недуга.
      Оно будет бесстрашно... Но я ведь о чем-то забыла...
      Ах, ну да, чтобы биться ему горячо и упруго,
      Нужно, чтобы оно - пощади нас, Господь! - полюбило...
 
      Эй, мальчишка с глазами синее небесной лазури!
      Ты, конечно, безбожник, и нужно задать тебе перцу,
      Но в тебе кипит жизнь и поет настоящая буря...
      Я, пожалуй, тебе подарю свое новорожденное сердце.
 
 
 
      Ночь с 21 на 22 июля 2003 года.
      @@@
      Усталая серость разлита по свежим холстам.
      Я верила в солнце, гулявшее по небу гордо,
      Но город пронизан дыханьем сурового норда,
      И, кажется, осень крадется за мной по пятам.
 
      Я знаю, что будет - сценарий твержу наизусть.
      Я помню эмоции всех своих прожитых жизней.
      Я лишь узнаю их - по импульсам. Безукоризнен
      Порядок в архивах моих состояний и чувств.
 
      Я знала, что будет, когда я тебя отыщу.
      Как знала и то, когда именно это случится.
      И мир рассмеется и бликами будет лучиться,
      И ты будешь дерзок, и я тебе это прощу,
 
      И ты будешь грезить не мной и любить не меня
      И, вряд ли нарочно, но будешь со мной бессердечен,
      И что наш мирок будет хрупок и недолговечен,
      Как жаркое пламя волшебного летнего дня.
 
      Я знала, что это закончится серой тоской.
      Да, даже печаль я задолго себе предсказала.
      Тебя не терзала - сама же себя наказала.
      Исчезла. Ушла. Обрела долгожданный покой.
 
      Кассандра-провидица властвует сердцем моим.
      Не знаю, каких еще слез я себе напророчу.
      Но ты был мне подлинно дорог - беспечен, порочен,
      Испорчен, утрачен - но истинно мною любим.
 
      Пустынно в хранилище страхов и снов моих. Там
      Душа моя копит веками свои ощущенья.
      Там есть одно - как боялась его возвращенья! -
      Как будто бы осень идет за тобой по пятам...
 
 
 
      Ночь с 4 на 5 августа 2003 года.
      @@@
      Пусто. Ни противостоянья,
      Ни истерик,ни кастаньет.
      Послевкусие расставанья.
      Состояние
      Расстоянья -
      Было, билось - и больше нет.
 
      Скучно. Мрачно. Без приключений.
      Ни печали, ни палачей.
      Случай. Встреча морских течений.
      Помолчали - и стал ничей.
 
      Жаль. Безжизненно, безнадежно.
      Сжато, сожрано рыжей ржой.
      Жутко женско и односложно:
      Был так нужен,
      А стал
      Чужой.
 
 
      6 августа 2003
      @@@
      Слушать, не поднимая взгляда.
      В голове - грозный вой сирен.
      Зарекалась же - все. Не надо.
      Пусть все будет без перемен.
 
      Ждать. Смеяться. Слегка лукавить.
      (Что я, черт подери, творю?..)
      И не верить себе - не я ведь! -
      Вторя юному сентябрю,
 
      Небо ткать из дырявых рубищ,
      Гулким ливнем гремя в трубе...
      Бог, за что ты меня так любишь? -
      Я совсем не молюсь тебе!
 
      Грезить, гладя витые кудри,
      Имя кукольное шепча...
      Созерцая, как в сером утре
      Око солнечного луча
 
      Век небесных пронзает просинь...
      На запястьях же - в унисон -
      Бой часов отмеряет осень,
      Что похожа на давний сон...
 
      1-2 сентября 2003 года.
      @@@
      Строки стынут кроподтеками
      На губах, что огнем иссушены.
      Люди, пряча глаза за стеклами,
      Напряженно меня не слушают.
 
      Злое, честное безразличие -
      На черта им мои истерики?..
      Им машину бы поприличнее
      Без метафор и эзотерики,
 
      Им, влюбленным в пельмени с кетчупом,
      Что мои словеса воздушные?
      Мне понятно ведь это вечное
      Ироничное равнодушие!
 
      Они дышат дымком и сплетнями,
      В их бутылочках пиво пенится,
      Что им я, семнадцатилетняя
      Многоумная проповедница?..
 
      Они смотрят, слегка злорадствуя,
      По-отцовски кривясь ухмылками:
      "Подрасти сперва, моя страстная,
      Чай, и мы были шибко пылкими!"
 
      Я ломаю им представления -
      Их дочурки дебильнолицые
      Не над новым дрожат Пелевиным,
      А флиртуют с ночной милицией.
 
      Я же бьюсь, чтобы стали лучшими
      Краски образов, чтоб - не блеклыми,
      Но...Ты тоже меня не слушаешь,
      Флегматично бликуя стеклами...
 
      Ночь с 22 на 23 сентября 2003 года.
      @@@
      Взгляд - прочь. Голоса за сценой.
      Свет льет из открытой двери.
      Я лгу тебе, драгоценный.
      Пора перестать мне верить.
 
      Все стихнет, когда ты выйдешь,
      Все смолкнет - как бы случайно,-
      Ведь алый закат всевидящ,
      И он мою вызнал тайну;
 
      Он дерзок. Он торжествует.
      Он пурпуром догорает.
      Пусть Бога не существует, -
      Но Он меня покарает.
 
      Сожжет - вероломной страстью,
      Погубит в ее неволе...
      Я лгу тебе, мое счастье,
      Пытаясь спасти от боли,
 
      От горечи... Тяжесть пауз.
      - Эй, ветер! Куда несешься?...
      Я лгу тебе, милый Фауст,
      Но ты уже
      не спасешься...
 
 
 
      Ночь с 25 на 26 сентября 2003 года.
      @@@
      Я - так хищно, так самозвански...
      Боги сеют дожди как просо
      В зонт, похожий на знак вопроса,
      Оброненного по-испански:
 
      їQue? - И в школьницыны тетради -
      Мысли, сбитые, как прицелы...
      - Влюблена в него? - Нет. Но целый
      Космос спит у него во взгляде.
 
      Я - молящая у Морфея
      Горсть забвения - до рассвета...
      - Он не любит тебя. - И это
      Только к лучшему, моя фея.
 
      Души холодом зашивая,
      Город бледен и мутно-бежев. -
      Счастье. - Слушай, но ведь тебе же
      Больно! - Этим и выживаю.
 
 
      Ночь с 13 на 14 октября 2003 года.
      @@@
      Губы плавя в такой ухмылке,
      Что на зависть и королю,
      Он наколет на кончик вилки
      Мое трепетное "люблю".
 
      И с лукавством в медовом взоре
      Вкус божественным наречет.
      И графу о моем позоре
      Ему тоже запишут в счет.
 
      24 октября 2003 года
      @@@
      Они все равно уйдут, даже если ты обрушишься на пол и будешь рыдать, хватая их за полы пальто. Сядут на корточки, погладят по затылку, а потом все равно уйдут. И ты опять останешься одна и будешь строить свои игрушечные вавилоны, прокладывать железные дороги и рыть каналы - ты прекрасно знаешь, что все всегда могла и без них, и именно это, кажется, и губит тебя.
 
      Они уйдут, и никогда не узнают, что каждый раз, когда они кладут трубку, ты продолжаешь разговаривать с ними - убеждать, спорить, шутить, мучительно подбирать слова. Что каждый раз когда они исчезают в метро, бликуя стеклянной дверью на прощанье, ты уносишь с собой в кармане тепло их ладони - и быстро бежишь, чтобы донести, не растерять. И не говоришь ни с кем, чтобы продлить вкус поцелуя на губах - если тебя удостоили поцелуем. Если не удостоили - унести бы в волосах хотя бы запах. Звук голоса. Снежинку, уснувшую на ресницах. Больше и не нужно ничего.
      Они все равно уйдут.
      А ты будешь мечтать поставить счетчик себе в голову - чтобы считать, сколько раз за день ты вспоминаешь о них, приходя в ужас от мысли, что уж никак не меньше тысячи. И плакать перестанешь - а от имени все равно будешь вздрагивать. И еще долго первым, рефлекторным импульсом при прочтении/просмотре чего-нибудь стоящего, будет: “Надо ему показать.”
      Они уйдут.
      А если не захотят уйти сами - ты от них уйдешь. Чтобы не длить ощущение страха. Чтобы не копить воспоминаний, от которых перестанешь спать, когда они уйдут. Ведь самое страшное - это помнить хорошее: оно прошло, и никогдане вернется.
      А чего ты хотела. Ты все знала заранее.
      Чтобы не ждать. Чтобы не вырабатывать привычку.
      Они же все равно уйдут, и единственным, что будет напоминать о мужчинах в твоей жизни, останется любимая мужская рубаха, длинная, до середины бедра - можно ходить по дому без шортов, в одних носках.
      И на том спасибо.
      Да, да, это можно даже не повторять себе перед зеркалом, все реплики заучены наизусть еще пару лет назад - без них лучше, спокойнее, тише, яснее думается, работается, спится и пишется. Без них непринужденно сдаются сессии на отлично, быстро читаются хорошие книги и экономно тратятся деньги - не для кого строить планы, рвать нервы и выщипывать брови.
      И потом - они все равно уйдут.
      Ты даже не сможешь на них за это разозлиться.
      Ты же всех их, ушедших, по-прежнему целуешь в щечку при встрече и очень радуешься, если узнаешь их в случайных прохожих - и непринужденно так: здравствуй, солнце, как ты. И черта с два им хоть на сотую долю ведомо, сколько тебе стоила эта непринужденность.
      Но ты им правда рада. Ибо они ушли - но ты-то осталась, и они остались в тебе.
      И такой большой, кажется, сложный механизм жизни - вот моя учеба, в ней столько всего страшно интересного, за день не расскажешь; вот моя работа - ее все больше, я расту, совершенствуюсь, умею то, чему еще месяц назад училась с нуля, участвую в больших и настоящих проектах, пишу все сочнее и отточеннее; вот мои друзья, и все они гениальны, честное слово; вот... Кажется, такая громадина, такая суперсистема - отчего же это все не приносит ни малейшего удовлетворения? Отчего будто отключены вкусовые рецепторы, и все пресно, словно белесая похлебка из “Матрицы”? Где разъединился контактик, который ко всему этому тебя по-настоящему подключал?
      И когда кто-то из них появляется - да катись оно все к черту, кому оно сдалось, когда я... когда мы...
      Деточка, послушай, они же все равно уйдут.
      И уйдут навсегда, а это дольше, чем неделя, месяц и даже год, представляешь?
      Будда учил: не привязывайся.
      “Вали в монастырь, бэйба” - хихикает твой собственный бог, чеканя ковбойские шаги у тебя в душе. И ты жалеешь, что не можешь запустить в него тапком, не раскроив себе грудной клетки.
      Как будто тебе все время показывают кадры новых сногсшибательных фильмов с тобой в главной роли - но в первые десять минут тебя выгоняют из зала, и ты никогда не узнаешь, чем все могло бы закончиться.
      Или выходишь из зала сама. В последнее время фильмы стали мучительно повторяться, как навязчивые кошмары.
      И герои так неуловимо похожи - какой-то недоуменно-дружелюбной улыбкой при попытке приблизиться к ним. Как будто разговариваешь с человеком сквозь пуленепробиваемое стекло - он внимательно смотрит тебе в глаза, но не слышит ни единого твоего слова.
      Что-то, видать, во мне.
      Чего-то, видать, не хватает - или слишком много дано.
      И ты даже не удивляешься больше, когда они правда уходят - и отрешенно так, кивая - да, я так и знала.
 
      И опять не ошиблась.
      30/10/2003
      @@@
      Так беспомощно,
      Так лелейно
      В шею выдохнуть визави:
      - Не губите! Так ставят клейма
      Как Вы шутите о любви!
 
      Мне бы тоже кричали браво
      Под пропетую за гроши
      Серенаду седьмому справа
      Властелину мой души,
 
      Или - двадцать второму в списке...
      Вам так чуждо и далеко
      Быть влюбленной по-акмеистски,
      В стиле тонкого арт-деко:
 
      Как в немых черно-белых фильмах -
      На изломе ресниц и рук,
      Быть влюбленной - любовью сильных:
      Ясновидцев - и их подруг;
 
      Чтоб иконные прятать очи
      В мрак фонарной шальной весны,
      Чтоб чернилами пачкать ночи,
      Что в столице и так черны,
 
      В Петербурге же - как бумага,
      Будто выстираны в реке...
      Потому там заметна влага,
      Что ложится строка к строке -
 
      В ней, струившейся исступленно,
      Век Серебряный щурит взгляд...
      - Сударь... Можно мне быть влюбленной,
      Как сто бешеных лет назад?..
 
      Ночь с 12 на 13 ноября 2003 года.
      @@@
      Свой лик запрятавши в истуканий,
      Я буду биться и побеждать,
      Вытравливая из мягких тканей
      Свою плебейскую слабость ждать,
 
      Свою постыдную трусость плакать,
      Когда - ни паруса, ни весла...
      Я буду миловать - вплавив в слякоть,
      Или расстреливать - если зла.
 
      Я буду, взорами нежа райски,
      В рабов противников обращать.
      И буду драться по-самурайски.
      И не прощаться. И не прощать.
 
      И не просчитываться - бесслезно,
      Узлами нервы в кулак скрутив...
      И вот тогда уже будет поздно,
      Разулыбавшись, как в объектив,
 
      Поцеловать меня, как в награду, -
      Внезапно радостно снизойдя
      Составить жизни моей отраду, -
      Немного выгоды в том найдя -
 
      От скуки. Разнообразья ради.
      Я терпелива, но не глупа.
      Тогда же сталь заблестит во взгляде
      В моем - из лунного из серпа!
 
      И письма - те, что святынь дороже, -
      Все будут сожжены - до строки.
      Мой милый, больше не будет дрожи
      В бесстрастном воске моей руки.
 
      В ней лишь презрение - так, пустое.
      Да, я злопамятна - но горда:
      Я даже местью не удостою
      Твоей надменности никогда.
 
      Но... Солнце светит еще, мой милый,
      Чтоб щедрость Божию утверждать.
      Пока еще не взята могилой
      Моя плебейская слабость ждать.
 
 
 
      Ночь с 5 на 6 декабря 2003 года.
      @@@
      Исписанными блокнотами,
      Слезами, шагами, сквотами,
      Монетами - не банкнотами,
      Да пряником и кнутом -
 
      Отрыдано, оттанцовано,
      Отпето, перелицовано,
      Отписано - зарубцовано
      И заперто - на потом,
 
      До лучших, чтоб - отбродившего
      Откупорить - и хлебнуть.
      Как лиха. Как смысла высшего -
      Хмельную - шальную! - муть,
 
      Когда уже будет сцежено,
      Осозанано, прощено -
      И боль отольется свежая
      В рубиновое вино.
 
      Мужчины, зачеты, трудности,
      Балконы в цветном белье -
      Я буду судить о юности,
      Как опытный сомелье.
 
      Пока же еще - так солоно,
      Так горько еще губам
      Все то, что уже рассовано
      По складам и погребам -
 
      Трепещущее, щемящее,
      Упрятанное на дно...
      - Игристое - настоящее,
      Божественное вино!
 
      Ночь с 30 на 31 декабря 2003 года.
      @@@
       ЛЮБОЛЬ
       История болезни
 
      Голос – патокой жирной… Солоно…
      Снова снилось еголицо.
      Символ адова круга нового –
      Утро. Дьявола колесо.
 
      «Нет, он может – он просто ленится!»
      «Ну, не мучает голова?»
      Отчитаться. Удостовериться –
      Да, действительно,
      Ты жива.
 
      Держит в пластиковом стаканчике
      Кофе – приторна как всегда.
      – А в ночную? – Сегодня Танечке
      – Подежурить придется – да?
 
      Таня – добрая, сверхурочная –
      Кротость – нету и двадцати…
      Попросить бы бинтов намоченных
      К изголовью мне принести.
 
      Я больная. Я прокаженная.
      Мой диагноз – уже пароль:
      «Безнадежная? Зараженная?
      Не дотрагиваться – Люболь.»
 
      Солнце в тесной палате бесится
      И Голгофою на полу –
      Крест окна. Я четыре месяца
      Свою смерть по утрам стелю
 
      Вместо коврика прикроватного, –
      Ядом солнечного луча.
      Таня? Тихая, аккуратная…
      И далекой грозой набатною –
      Поступь мерная главврача.
 
      ***
 
 
      Сухо в жилах. Не кровь – мазутная
      Жижа лужами разлита
      По постели. Ежеминутное
      Перевязыванье бинта
 
      Обнажает не ткань багровую –
      Черный радужный перелив
      Нефти – пленкой миллиметровою –
      Будто берег – меня накрыв.
 
      Слито. Выпарено. Откачано
      Все внутри – только жар и сушь.
      Сушь и жар. И жгутами схвачены
      Соконосные токи душ.
 
      Слезы выжаты все. Сукровицу
      Гонит слезная железа
      По щекам – отчего лиловятся
      И не видят мои глаза.
 
      ***
 
 
      День как крик. И зубцами гнутыми –
      Лихорадочность забытья.
      День как дыба: на ней распнуты мы –
      Моя память – и рядом я.
 
      Хрип,
      Стон, –
       Он.
       Он.
 
      День как вихрь в пустыне – солоно,
      А песок забивает рот.
      Днем – спрессовано, колесовано –
      И разбросано у ворот.
 
      Лязг.
      Звон.
       Он.
      </i>Он</i>.
 
      ***
 
 
      Свет засаленный. Тишь пещерная.
      Мерный шаг – пустота идет.
      Обходительность предвечерняя –
      А совсем не ночной обход.
 
      Лицемерное удивленьице:
      «Нынче день у Вас был хорош!» –
      Отчитаться. Удостовериться –
      Да, действительно,
      Ты умрешь.
 
      Просиявши своей спасенностью,
      «Миновала-чаша-сия» –
      Не у ней же мы все на совести –
      Совесть
      Есть
      И у нас
      Своя.
 
      …Утешения упоительного
      Выдох – выхода брат точь-в-точь, –
      Упаковкой успокоительного:
      После вечера
      Будет ночь.