4

О, Мэгги и в городе поджидали сюрпризы!

Поблагодарив консьержку за уход за цветами, молодая женщина с удивлением взглянула на стены. Подъезд старинного дома был перекрашен в незнакомый цвет и казался чужим.

Почтовый ящик был пуст – соседи выполнили обещание и забирали всю корреспонденцию. Не желая втискиваться со всем своим грузом в тесную кабинку лифта, Мэгги взошла на свой этаж пешком, на каждом повороте лестницы поправляя огромные букеты сирени и пучки разнообразных трав.

Открыв замок, Мэгги нашла под дверью отпечатанное на розовой бумаге приглашение на помолвку. Бедные Сильвана и Джек, ведь она ни разу не вспомнила о них! Конечно, она придет и поздравит друзей!

За пару дней, проведенных в родительском доме, Мэгги успела отвыкнуть от чудес большого города. Ее радовали толпы на улицах, обилие автомобилей. А трамвай, звякнувший на перекрестке, показался родным и близким товарищем, никогда не отказывающим в пустяке – проехать на нем пару остановок.

Но городская квартира встретила хозяйку неприветливо: ключ с трудом поворачивался в замке, дверь почему-то скрипела и царапала паркет в прихожей. Из запыленного зеркала на молодую женщину глянула мутная, словно давно не мытая физиономия.

Да, всюду лежала пыль, чудом пробравшаяся через закрытые форточки. А на подзеркальном столике стояла кофемолка, та самая кофемолка, что загадочным образом исчезла на прошлой неделе Мэгги прекрасно помнила, что при отъезде она тут не стояла. Кофе, смолотый в кофемолке, взятой у соседей-студентов, был совершенно невыразительный, с размытым вкусом, непонятного цвета.

Кофемолка была немедленно схвачена и посажена под домашний арест на полку в шкафу.

Затем Мэгги кинулась к окнам, распахнула их настежь. И в течение получаса успела переделать сто тридцать четыре дела, из которых три были важными и первостепенными: упрятать в холодильник привезенную зелень, расставить по вазам сирень пяти сортов с разными, не смешивающимися друг с другом восхитительными ароматами, и не забыть о себе, любимой.

Наученная горьким опытом – отбитым ногтем на большом пальце левой руки, – Мэгги не стала стучать по жестким концам ветвей молотком. Она размочалила их плоскогубцами, найденными в стенном шкафу, и бросила в каждую вазу по таблетке аспирина – чтобы у цветов не болела голова и жизнь в городе показалась слаще.

Приняв душ и облачившись в любимый шелковый халат, молодая женщина сидела в глубоком кресле, наслаждалась прекрасным вечером и смотрела в окно, стараясь угадать, на сколько дюймов выросли во время ее отсутствия старые тополя за окном.

Выросли, и заметно. Верхушка одного уже загораживала трубу на черепичной крыше старинного дома, что располагался на другой стороне узкого кривого переулочка.

За кронами тополей виднелись стройные башни старого собора, колокольня церкви Святой Терезы. Далее простирались живописные крыши тесно прижавшихся друг к другу домов старинного квартала.

Тысячи труб не дымили по причине летнего времени, но явно намекали на суровый характер местной зимы, когда под крышами, белыми от снега, одно спасение от мороза – бросить в камин добрую порцию угля. Весь город зимой укрыт дымами, в ясную погоду над каждой крышей вырастает колеблемая слабым ветерком колоннада сизых дымков.

Будем жить без вида на трубу, глубокомысленно заключила Мэгги. В том доме, где труба, кстати, живет подруга со звучным именем Александрина. Из-за зелени тополей не видно, горит свет в ее окнах или нет, стало быть, не понять, дома ли Александрина.

Подруга была гораздо старше Мэгги и очень любила путешествовать, полагая, что получаемые впечатления омолаживают женский организм, а стрессы, испытываемые при взлете и посадке самолета, не позволяют набирать вес.

Вспомнив подробные рассуждения Александрины о разнообразных диетах, молодая женщина моментально почувствовала голод.

Интересно, съем я одну миску салата или полторы? – размышляла Мэгги. Или устроить праздник жизни, уничтожив сразу две порции?

Никакие другие умные мысли в голову не приходили. Автомобильные поездки всегда утомляли молодую женщину. Зато постепенно начинали помогать родные стены. Знакомые вещи все теплее и теплее смотрели на свою хозяйку, словно оттаивая после несправедливо нанесенной обиды: бросили их, мол, позабыли. Розы на подоконниках радовались возвращению Мэгги и хорошели на глазах.

Молодую женщину умиляла каждая мелочь.

Даже некоторая теснота – терраса в загородном доме ее матери была размером с танцпол в большом клубе! – грела душу.

Она вслух заявила – пусть квартира слышит и радуется, – что с утра начинает войну с пылью. А затем с большим аппетитом поужинала. Отдавать врагу привезенную, потом собственным политую редиску? Да ни за какие коврижки!

Запивая белым вином салат, любуясь живописным натюрмортом на столе и чудесным городским видом за окном, вновь и вновь покушаясь столовой ложкой на суверенитет деревенской сметаны в керамической крынке, Мэгги никогда бы в жизни не ответила – если бы кто задал – на вопрос: «Где лучше – за городом или в городе?».

И там замечательно, и тут хорошо. Главное, нет любопытных соседей и никто не сует свой нос в чужие дела.

Отужинав на славу, Мэгги решила перед сном прогуляться. Влезла в заметно съежившиеся в отсутствие хозяйки джинсы, накинула на плечи кофточку и спустилась во двор, по дороге порадовавшись полузабытому гудению лифта.

Мягкий свет фонарей делал знакомый двор уютным и как бы уменьшившимся в размере.

Дома словно состарились от летнего зноя, газоны стали совсем крохотными, рабатки вдоль дорожек выглядели просто игрушечными. Зато огромными казались припаркованные у дома машины.

Конечно, это тебе не садовая тачка, стоящая у крыльца загородного дома!

Несло пылью, нагретым за день асфальтом, остывающими автомобильными моторами. От идущих навстречу людей пахло духами, дезодорантом или пивом и табаком, а не потом и сеном, грибами или рыбой, как от редких прохожих в окрестностях маминого дома в местечке Вермхолл.

Мэгги подумала о том, что не спеша обойдет квартал и обязательно посмотрит на окна всех своих знакомых, узнает, кто из них в городе. Это совершенно по-деревенски, пускай.

Зато она не будет лишний раз тратить время и деньги на телефонные звонки.

Да, лето в городе проходит в суете ремонта.

Знакомый дом по соседству был двух мастей: свежеокрашен сверху до третьего этажа. Тротуарчик перед фасадом пестрел от пролитой краски, перепачканная лампа над входной дверью светила вполсилы.

Мэгги задрала голову. В окнах знакомой квартиры отражалась лишь луна.

Жаль, подумала молодая женщина и свернула на дорожку между акациями, темную, не освещаемою ни фонарями, ни луной. Стоящие вдоль дорожки скамейки были все, как одна, свободны. Или не свободны?

Приглядевшись, Мэгги даже радостно вскрикнула.

– Не надо кричать, – раздался в ответ голос Александрины. – Садись лучше рядом и помолчи!

Сколько лет Мэгги дружила с Александриной, столько лет удивлялась ее способности не меняться. Интонации у подруги были такими же печальными, даже скорбными, как и раньше, в золотые дни молодости. Даже вспомнить смешно!

Не проходило дня, чтобы стройная красавица Александрина не объявляла миру о страшном и трагическом, которое еще не случилось, но обязательно вот-вот произойдет. Не было на свете врача такой специальности, которого бы красавица не мучила вопросом: «Доктор, это у меня… рак?».

Молодых людей, особенно нудных и настойчиво ухаживающих, Александрина запросто отшивала, с тоскливым видом произнося:

«Зачем мне ваши цветы? Разве вы будете приносить мне цветы на могилу?». И трагически морщилась, когда неопытный первокурсник-филолог касался высокой девичьей груди.

– Чувствуешь уплотнение? Вчера и намека на опухоль не было, – говорила Александрина убитым голосом растерянному молодому человеку.

Некоторые остроумные студенты давали странной девушке вместо собственных телефонов адреса психотерапевтов. Однако Александрина, надо отдать ей должное, никогда на провокации не поддавалась. Может быть, она сама шутила, но ее юмор оставался недоступен ровесникам?

Впрочем, и печаль, и тоска, и трагизм делали облик подруги еще более прекрасным, подчеркивая выразительные глаза глубокими тенями.

Была и еще одна интересная деталь: никто никогда и ни при каких обстоятельствах не обращался к Александрине за помощью. Например, даже друзья не просили самых маленьких сумм в долг. И не потому, что друг денег не попросит. Ну как обращаться к человеку, который сам в беде!

По той же причине никто никогда не пытался поделиться с Александриной собственными невзгодами. И она никогда никого не жалела и не успокаивала.

Многие усматривали в этом своего рода хитрость и уважали мудрую и красивую Александрину, повествующую любому встречному, что вот уже пятнадцать лет каждую ночь видит она сон. В этом сне умирает в страшных мучениях ее отец, потом мать, потом вся семья, потом семьи родственников по обе стороны Атлантического океана В такой день начальство не обрушивалось на Александрину за полутора-двухчасовое опоздание. А дней таких набиралось предостаточно!

Но почему бы им и не умереть? – спрашивала красавица любого встречного и пространно объясняла тяжесть и серьезность заболеваний, наблюдаемых у своих близких.

Подружившись с девушкой, отличающейся такими странностями, Мэгги научилась прощать и более страшные грехи, совершаемые ровесниками. И в глубине души надеялась, что в один прекрасный день прекрасная Александрина закричит:

– Какая прекрасная жизнь!

Конечно, не хотелось считать подругу хитрым, коварным, лицемерным существом. Но всему окружению Александрины было известно, что дом у нее полная чаша, здоровье близких отменное, а подарки судьбы вроде научных грантов, крупных денежных выигрышей в лотереи и в казино так и сыплются на нее как из рога изобилия.

Квартира в Копенгагене, квартира в Лондоне, родители, перебравшиеся в загородный домик под Мюнхеном Разве мало оснований хоть для капли оптимизма?!

Правда, Александрина была не замужем Но она вроде бы и не стремилась отыскать свою вторую половину…

Мэгги подошла к скамье, на которой с понурым видом сидела Александрина. Подруга была не одна, рядом с ней сидел, также уныло опустив плечи и голову, кот по имени Парацельс.

– Садись, – повторила Александрина и тяжело вздохнула. – Не строй из себя молодую, все равно жизнь прошла…

Кот подвинулся, и молодая женщина уселась между вежливым Парацельсом и не отличающейся особым тактом подругой. Уселась, помолчала с минуту и потом, как дура, не нашла ничего лучше, как сказать:

– Добрый вечер! Вот я и приехала!

Кот повернул к ней голову и недоумевающе посмотрел на Мэгги.

Александрина тоже повернула к ней свое красивое лицо – у красавиц такие лица, что в темноте светятся, – и резонно заметила:

– Вижу, что приехала. Плохо только, что поздно. Лучше бы днем. Представь, я сижу тут целую вечность!

– Что же ты не идешь домой? – удивилась Мэгги.

– Домой, как же! Я вышла замуж, моя дорогая, и сегодня навсегда поссорилась с мужем. Майкл велел мне не появляться ему на глаза! Мэгги, я так несчастна! Я люблю Майкла безумно! – воскликнула, закатывая глаза, Александрина.

– Я могу чем-то помочь тебе?

– Можешь! Поднимись ко мне и скажи моему мужу, что он просто полный идиот, раз не хочет видеть меня!

Через четверть часа Мэгги, вернувшая мир в семью подруги, возвратилась в свою квартирку.

Вот вам и счастливые браки! Как можно так доверяться мужчинам!

Раздался телефонный звонок. Молодая женщина знала, что это звонит Сильвана, и даже догадывалась, о чем пойдет разговор. Кажется, с того утра, как она встретилась с друзьями в кафе, прошло очень много времени и она, Мэгги, стала мудрее лет на сто!

Ей ясно представилось как Сильвана попросит у нее прощения. Так оно и вышло: голос у подруги был виноватый. Поговорив о предстоящей помолвке, она приумолкла.

– Сильвана, не горюй! – подбодрила ее Мэгги. – Вовсе я не в обиде на тебя. Вы не хотели с Джеком оскорбить меня, намекая на мое одиночество. Скоро и я вас приглашу на свою помолвку. Да что там на помолвку – прямо на свадьбу! Я люблю вас, будьте счастливы! Можете уже заказать мне подарок!

Голос подруги в телефонной трубке заметно повеселел.

– Мэгги, ты прелесть! Мы с Джеком обожаем тебя! – проворковала Сильвана. – Представь: как только ты убежала из кафе, мы сразу же поняли, какие мы идиоты! Я завидую тебе, милая Мэгги!

Тут трубку, по всему ясно, выхватил Джек.

– Ты самая красивая! – проорал он. – Мы любим тебя!

Связь прервалась. Наверное, Джек нажал нечаянно на рычаг телефона.

Мэгги уселась в кресло, оглядела растерянно свою квартирку – какая крохотная! – и заплакала. Слезы полились неукротимым потоком.

Что оплакивала она, почему так рыдала?

Ночью она не видела снов, проснулась с тяжелой головой и ровно в восемь тридцать была у дверей ювелирного салона, в котором ее ждали стеклянные витрины, полные сияющих драгоценностей.

Перед глазами вновь потекла череда самых разных людей, среди которых были влюбленные, выбирающие обручальные кольца, стареющие дамы, придирчиво разглядывающие в зеркале примеряемые ожерелья, колье и броши, и совсем уж непонятные типы, требующие одного: чтобы товар был самым дорогим.

– Это действительно очень дорого стоит? – спрашивали они, косясь на разложенные на прилавке футляры с мерцающими драгоценным металлом браслетами, с перстнями и диадемами, в которых сверкают бриллианты.

– Да, стоит очень дорого. Вы первый, кто хочет это купить, – тихо произносила Мэгги и слышала в ответ:

– Заверните, пожалуйста!

Ничто не предвещало перемен. Впереди был долгий-долгий рабочий день, коротенький перерыв на обед и бесконечная череда грустных мыслей о собственной несчастной судьбе. Немного беспокоило только отсутствие владелицы ювелирного салона мадам Руфиньяк. Ее не было с самого утра!

Она появилась в обеденный перерыв. Элегантно одетая, очень худая седая женщина буквально влетела в небольшой торговый зал и выпалила с ходу:

– Все замечательно! Только что пришло печальное известие: скончался великий ювелир Руфиньяк, владелец гранильных фабрик в Южной Америке!

– Несчастье какое! – ахнула молодая женщина.

– Да, вы можете трактовать это событие как несчастье, ведь я немедленно сворачиваю торговлю. Милочка, вы не представляете, какие у меня приятные хлопоты! Я – единственная наследница моего деда-миллиардера! Чем я располагала до сегодняшнего дня? Только этим дрянным магазинчиком. Но теперь у меня другие масштабы!

Возбужденно расхаживая по салону, мадам Руфиньяк продолжала тараторить, посматривая на небольшой переносной сейф, вытащенный собственноручно из бронированной комбаты, служившей хранилищем для особо дорогого товара.

– Мэгги, закрывайте салон и, умоляю вас, не будьте скромницей: требуйте от меня невозможного! Со своей стороны, я даю вам прекрасное пособие. Хотите, заплачу за полгода вперед? Вы прекрасный работник, но работать вам у меня вряд ли придется. Вечером я улетаю в Рио-де-Жанейро! И никогда не вернусь в Северное полушарие! Ура, ура и еще раз ура!

Мэгги с улыбкой смотрела на растрепанную прическу ликующей мадам Руфиньяк. Что ж, нет худа без добра. И деньги за полгода не помешают, и на учебу больше времени останется. И, надо честно себе в этом признаться, будет возможность чаще навещать мать.

Последняя поездка безумно понравилась молодой женщине. И не следовало мешкать с очередным визитом в дом своей матери.

– Я рада за вас, мадам Руфиньяк, – сказала Мэгги.

– А уж как за себя рада я, ты даже не представляешь! Где ключи от витрин? Скорее, скорее, мне некогда!

Выхватив из рук Мэгги ключи, мадам Руфиньяк первым делом вытащила коробочку из темно-синего сафьяна с отлитой из чистого золота буквой Л на крышке.

Мэгги знала, что таит в себе этот футляр. Да и все девушки в городе знали. Многие из них специально приходили в салон, чтобы полюбоваться необыкновенной красоты парой обручальных колец работы знаменитого законодателя ювелирной моды Роже Лагарпа, известного во всем мире.

Действительно, этим шедевром можно было только любоваться – стоимость его была запредельно высокой.

– Держи, это тебе к свадьбе. Вспоминай старуху Руфиньяк добрым словом! – возбужденно произнесла пожилая женщина, протягивая футляр Мэгги. – И вот чек, это выходное пособие! Боже, какое счастье, что ты не член профсоюза! Вот подняли бы шум: «Несчастная девушка оказалась на улице! Эта Руфиньяк плодит безработицу!». Все, прощай, Мэгги, спасибо за службу!

Проговорив эти слова, «старуха Руфиньяк» умело переложила драгоценности в переносной сейф, защелкнула замки, выставила код и легко оторвала тонкой высохшей ручкой от пола вместилище нескольких миллионов евро, даже не поморщилась.

Подмигнула Мэгги, мол, своя ноша не тянет, и направилась к выходу.

– Пока, моя милая. Привет жениху!

Мэгги набралась смелости и спросила напоследок:

– Вы сказали, чтобы я требовала от вас невозможного, раз вы меня увольняете. Мадам Руфиньяк, знаете, я никогда не была в Южной Америке…

– Будете! Надеюсь, свое свадебное путешествие вы проведете у меня в гостях. Приглашаю и жду!

5

Вот она, новая страничка ее жизни!

С грохотом опустились металлические шторы на окнах, ювелирный салон погрузился в полумрак. Что же, еще один жизненный этап завершен достойно. Все-таки она проработала честно и нареканий от капризных покупателей никогда на ее работу не было.

Мадам Руфиньяк немного сумасшедшая. Наверное, и дед у нее был таким же. Интересно, сколько же ему исполнилось, когда он умер, если сама мадам Руфиньяк давно разменяла седьмой десяток? Очевидно, ювелиры все живут долго, ведь они имеют дело с нетленными материалами, с вечными ценностями.

Растерянная Мэгги вышла на улочку старого города и остановилась. Куда идти? В сумочке лежит целое состояние! Футляр с фантастически прекрасными кольцами делал жизнь молодой женщины похожей на волшебную сказку.

Сказку, в которой было все, кроме единственной, но важной детали. Жениха!

К суровой действительности Мэгги вернул звук взревевшего мотора автомобиля мадам Руфиньяк. С пробуксовыванием, оставив после себя запах паленой резины, он резко рванул с места и скрылся за поворотом. По царапинам, оставшимся на боках припаркованных у салона машин, было понятно: до вылета самолета в Рио-де-Жанейро остаются считанные минуты.

Ошеломленный полицейский на перекрестке обескураженно махнул рукой, не предприняв никаких решительных действий, положенных к выполнению в таких случаях профессиональным уставом.

Позади Мэгги послышался озабоченный голос мистера Адамсона, замершего в дверях своего магазина охотничьих принадлежностей с дробовиком двенадцатого калибра в руках. Из-за его спины выглядывали испуганные покупатели, к ногам жался дрожащий рыжий спаниель.

– Уважаемая Мэгги, может быть, у меня уже и не та память, чтобы держать в голове все события дня, но что случилось с мадам Руфиньяк? На вооруженное ограбление, судя по вашему счастливому виду, не похоже. Но тогда что? Выскочила как ошпаренная, впрыгнула в автомобиль и – посмотрите только! боковым зеркалом поцарапала мою машину.

Мне следует решить с ней дело по-соседски или лучше обратиться в суд? Как думаете?

Может быть, у вашей хозяйки случилось несчастье и лучше забыть о происшествии? Мистер Адамсон вопросительно посмотрел на молодую женщину.

Мэгги усмехнулась, но тут же приняла серьезный вид.

– Да, у мадам Руфиньяк случилось несчастье, умер близкий человек.

Ничего больше не говоря, она двинулась по узкой улочке к кафе, в котором – она знала – хмурый бармен, как паук в своем логове, караулит потенциальных клиентов. Да, как-то нелепо все сложилось: смерть старика Руфиньяка, увольнение, ощущение полной свободы и…

У меня пропало ощущение того, что вот-вот случится праздник, вдруг с ужасом поняла Мэгги. И немедленно решила, что ей следует делать. Но сначала надо обязательно зайти в знакомое кафе, улыбнуться насупленному бармену, выпить чашку крепкого кофе и съесть пару пирожных.

Решила – и сделала! До кафе на бульваре Академии было несколько шагов. Кофе был отменного качества, пирожные таяли во рту.

Настроение сразу же поднялось. Вперед! сказала себе Мэгги и, выйдя на улицу, принялась ловить такси.

Отец Джека был облачен в твидовый костюм, как две капли воды походивший на костюм сына. Издали мужчин можно было принять за близнецов. Мать жениха выглядела куда наряднее и эффектнее – все-таки у ирландок врожденное чувство красоты и меры. В доме гремела веселая музыка, родственники и друзья накачивались темным пивом и уже были готовы пуститься в пляс.

Мэгги сама любила народные танцы и умела хорошо танцевать. Но сейчас ее волновали другие проблемы: она боялась, что Сильвана упадет в обморок, когда увидит ее подарок. Но увидеть его она должна была в любом случае!

– Так в чем дело? А ну-ка признавайся! – Сильвана шутливо погрозила подруге пальцем. – Только не вздумай говорить, что в футляре лежит подарок нам с Джеком! Кстати, у тебя такой загадочный и важный вид, будто ты получила ответственную должность в парламенте, где тебе поручили составлять важные правительственные документы.

– Нет, меня просто пригласили исполнять обязанности президента Национального банка. Да посмотри же на мой подарок, в конце-то концов! Неужели факт свершившейся помолвки сделал тебя, Сильвана, такой болтливой! Открывай футляр!

– Открывай, дорогая, – проворчал Джек. – Мэгги права: что-то ты много говоришь сегодня.

Сделав вид, что не расслышала последних слов, Сильвана повернулась к жениху спиной и открыла коробочку с обручальными кольцами работы Роже Лагарпа. Увы, случилось то, чего больше всего опасалась Мэгги. Джек едва успел подхватить падающую навзничь нареченную. Родители Джека с ужасом взирали на происходящее, родственники и гости замерли в недоумении. Лишь вовсю гремела музыка и очаровательно звучала волынка, оплакивая участь невесты.

– Прости, Сильвана! Я, конечно, понимаю, мне надо было тебя подготовить. Но сегодня, как назло, столько событий, что я не успела даже подумать об этом. Ну, как тебе мой подарок? Тебе уже лучше?

– Не беспокойся ни о чем, Мэгги. Мне хорошо, – с лицом, белым как мел, произнесла Сильвана, оторвав голову от заботливо положенной Джеком под затылок подушки. Уверена, что беспокоиться надо о тебе. Неужели ты ограбила ювелирный салон, в котором работаешь? Боже, ты сошла с ума! Какое несчастье!