— 8 —

Наступило время обеда. Мы стояли, выстроившись в тени у стены дома, — сержант приказал нам беречь кожу от прямых солнечных лучей, — и ждали фуражиров, отправленных за продовольствием. Проходящие мимо граждане с любопытством смотрели на нас, впрочем, не слишком афишируя свое любопытство — пристальное внимание способно вызвать недовольство, а этого здесь тщательно избегают. Некоторые молодые женщины и мужчины приветливо улыбались, и иногда делали нам знаки непонятного назначения, которые мы по незнанию оставляли без внимания. В этот момент я заметил группу людей, стоящих на углу, по внешнему виду напоминавших граждан. То есть, они выглядели, как граждане, но не являлись ими. Правда, это выяснилось позже. А сначала я обратил внимание, что это были первые из разумных существ, встреченных нами, которые занимались определенной деятельностью. А именно — целенаправленно обращались к прохожим с целью получения от них местного эквивалента материального обеспечения. Денег. Надо сказать, что нам выдали с собой некоторое количество этих предметов. Аккуратные жетоны, по составу напоминающие бумагу. И у сержанта — расчетный чип на пластиковой карточке.

— Это асоциалы. Побираются, как всегда, — хмыкнув, сказал мне проходящий мимо гражданин.

— Побираются, сэр? — не понял я.

Гражданин — высокий молодой человек с выбритой головой и в легкой белой рубахе, посмотрел на меня странно. Как смотрит сержант на солдата, который не может уяснить суть полученного распоряжения. Таких у нас быстро списывают, поэтому я поспешил извиниться:

— Извините, гражданин, сэр. Мы здесь недавно и многие термины мне неизвестны. Буду чрезвычайно благодарен вам за разъяснение.

Несмотря на то, что я обратился к нему с учетом всех правил вежливости, предусмотренных Уставом при общении с гражданским населением, молодой человек оказался немногословен. Коротко пробурчал что-то непонятное и ушел. Из услышанного я понял только, что люди на углу не имеют средств к существованию. Попросту говоря — им и их детям нечего есть. Почему так произошло, я не вникал. Это было неважно. Важно, что мы обязаны были вмешаться. Ведь одной из обязанностей легионера является защита граждан Земной Федерации, а без еды гражданам грозит смерть.

— Мой сержант, рядовой Ролье Третий просит разрешения обратиться!

В этот день устные благодарности на меня так и сыплются:

— Я все слышал, Ролье. Ты быстро ориентируешься. Что предлагаешь?

— Отдать этим гражданам жетоны для получения довольствия, сэр!

Другие солдаты, хоть и не посмели выразить свое согласие вслух, однако же всем своим видом изображали готовность действовать.

— Так и поступим. Собрать все деньги! — приказывает сержант. — Капрал Имберт Второй!

— Сэр!

— Передайте этим гражданам деньги. Принесите им извинения за нашу неосведомленность. Уведомьте старшего их группы о том, что мною будет подан рапорт о недостатках системы обеспечения.

— Есть, мой сержант! — и капрал бегом отправился выполнять распоряжение.

Наши действия несказанно изумили попрошаек. Оборванные, худые, они опасливо смотрели на ворох денег, которые протягивал им капрал. Граждане же вокруг нас удивленно наблюдали за происходящим. Мне сложно судить о том, какие чувства проявились на их лицах. Я в этом не разбираюсь. Но мне показалось, что большинство смотрят на нас со смесью презрения и неодобрения. В минуту вокруг собралась небольшая толпа из праздношатающихся.

— Нашли себе друзей, штамповки, — так они говорили, улыбаясь, друг другу. — Таких же животных, как и сами.

— Надо же, подкормили бедолаг. Теперь они разродятся еще одним выводком.

— Вы должны уважать человеческие права, — пыталась увещевать их одна из откровенно одетых женщин. — Они же страдают от недоедания!

— Какие еще права! — возражал ей мужчина, по виду — находящийся под действием какого-то возбудителя. — Это не люди. Это животные. Такие же, как биороботы.

— Они тоже испытывают боль!

— А кто им мешает явиться в клинику и пройти курс коррекции? У них на это мозгов не хватает. Животные и есть!

Они говорили так, чтобы нам не было слышно, забывая о том, что наш слух значительно острее человеческого. Их поведение казалось мне очень необычным. То, что люди не испытывают сострадания к своим собратьям, оказалось для меня неприятным открытием. И еще я понял, что те, кому мы помогли спастись от смерти, вовсе не являются гражданами. Их тут называют асоциалами. Людьми, находящимися вне социума. Позже я узнал, что это определение относится к людям, родившихся вне государственных родильных домов от настоящих биологических родителей и без разрешения государства. Граждане стараются не прикасаться к открытой коже асоциалов. Боятся заразиться. Этим людям никто не проводит генетическую коррекцию, после которой не страшны большинство болезней. Этим людям вообще ничего не проводят. Они рожают детей когда и сколько им вздумается, не в состоянии позаботиться об их будущем. У них нет денег на программирование будущего потомства. Они не подпадают под государственную программу оздоровления нации. Они вне социальных программ. Они живут, как встарь. Шьют из обрывков, собранных на свалках, одежду, выращивают на клочках бросовой земли овощи. Еды постоянно не хватает, и они вынуждены побираться — наказание за кражу следует мгновенно. Болеют, умирают. Их лечат редкие врачи-энтузиасты, используя примитивное списанное оборудование. В их домах часто нет даже визора. Одним словом, эти люди ведут животный образ жизни. «Спасибо, господин», — робко говорит капралу изможденный человек, принимая деньги. Настороженно оглядываясь на зевак, асоциалы быстро ретируются, оставляя нас в смущении.

Вернулись фуражиры. Наши желудки способны переваривать практически любую органику, однако то, что я увидел, мало напоминало известную мне еду. Кому-то достались желтовато-коричневые предметы под названием «хлеб». Кому-то — «мясные консервы». У меня в руках оказалась остро пахнущая масса под наименованием «сыр». Несмотря на непривычный вид пищи, пришлось поторапливаться — время обеда истекало. И мы приступили к трапезе. Сыр этот оказался довольно вкусной субстанцией желтого цвета, хотя и необычной на вкус. Судя по его консистенции, он содержал довольно много протеинов животного происхождения. Вот только его оболочка была какой-то безвкусной и все время липла к зубам. Но легионеру не пристало привередничать. Обед должен быть съеден, иначе солдат не сможет оставаться в должной форме и быстро окажется непригодным для несения службы. Мои товарищи тоже встретили затруднения, они никак не могли сообразить, каким образом открываются емкости с консервами внутри.

Граждане по сторонам старались не смотреть на нас. Здесь существует правило: невежливо разглядывать человека — это может его оскорбить. Тем не менее, временами я слышал тихие шепотки со стороны прохожих:

— Смотрите, этот ест сыр вместе с оболочкой! А эти — умора — рвут банки руками!

После обеда сержант потребовал у фуражиров объяснить причину задержки питания. Готовые сгореть со стыда, те пояснили, что их отказывались обслужить в пунктах под названием «магазин», мотивируя это тем, что «здесь только для граждан». Только в одном месте под надписью «обслуживаем биороботов» им удалось приобрести продукты, но для этого пришлось пройти значительное расстояние, что и послужило причиной опоздания.

Поразмыслив, сержант решил не объявлять им взыскание, и мы двинулись дальше. Про себя я порадовался за своих товарищей. Их запросто могли лишить на трое суток права исполнять обязанности по службе. Такой наказанный обычно стоит у входа в кубрик по стойке «смирно» и с тоской в глазах наблюдает, как легионеры занимаются приборкой или отрабатывают действия при пожаре.

И еще эти граждане, хоть и не подают вида, очень нас боятся. Рекламная кампания, проводимая во славу Легиона и направленная на устрашение врага, ударила совсем не там и не в тех. Рядовой обыватель на все сто уверен, будто инстинкт убийства в нас так силен, что мы готовы лить кровь налево и направо, и потому не стоит нам давать повода спускаться в их райские кущи. Они никак не могут взять в толк, что инстинкт этот в полной мере проявляется в нас только по приказу. И опасливо сторонятся, нечаянно оставаясь с нами наедине.

— 9 —

Через час мы едва не нарушили местный закон. На одной из красивых площадей у фонтана мы увидели большую группу граждан странного вида. Они были одеты в несвежие одежды и их длинные спутанные волосы явно были немыты вот уже несколько недель. Об этом же свидетельствовал запах — ветер как раз дул в нашу сторону. Эти граждане держали большие плакаты и громко выкрикивали однообразные предложения, заставляя прохожих обходить их по проезжей части. «Уберите с наших улиц исчадий ада! Нет машинам-убийцам! Долой искусственных солдат!», — вот что они скандировали. Вид этих людей был так необычен, а поведение так агрессивно, что сержант вынужден был остановить отделение и обратиться с вопросом к ближайшему гражданину:

— Прошу простить мое любопытство, сэр. Не будете ли вы так любезны пояснить мне, что это за люди вон у того фонтана?

— Члены политического и общественного движения, которое ратует за отмену генетических улучшений и возврат к природному естеству. Кстати, это они против вас сейчас митингуют, — охотно ответил прохожий.

— Прошу прощения, сэр — это традиционалисты? — уточнил сержант.

— Можно и так сказать. Во всяком случае — сочувствуют им.

Тут я вынужден на минуту прерваться и сделать небольшое пояснение. Думаю, вы сочтете, что я тяну время, но без этого пояснения наше поведение может показаться немотивированным и нелогичным.

Итак, в далеком 2006 году, после семилетнего полета к комете Wild2 вернулся американский (не удивляйтесь — Земля тогда делилась на множество государств) кометный зонд «Stardust». После тщательного исследования кометного вещества, запечатанного в аэрогеле зонда, выяснилось, что на 98% процентов оно состоит из обычной пыли — карбонов, воды и аммиака. Оставшееся же количество субмикронных включений состояло из следов практически всех элементов таблицы Менделеева. Попытки датировать возраст этих включений давали значение в 7-12 миллиардов лет, причем в поле вероятной ошибки в 90%. Было решено, что количество полученного вещества просто находится за гранью чувствительности аппаратуры, поэтому результаты не приняли во внимание. Но позднее, через десять лет, об этих результатах снова вспомнили. Очередной американский зонд зачерпнул и вернул на Землю образцы вещества из нерегулярной кометы, пришедшей из пояса Койпера. Он доставил образцы гораздо большего размера, поэтому удалось провести их детальный спектральный и структурный анализ. Они оказались ничем иным, как простыми конгломератами, состоящими из атомарной смеси почти всех первичных элементов периодической таблицы, за исключением сверхтяжелых. Было решено, что эти частицы являются остатками гипотетического протовещества, которое оказалось законсервировано в облаке Оорта на окраинах Солнечной системы. Исследования продолжались, и после получения достаточного количества образцов выяснилось, что это отличное сырье, из которого можно получать практически все металлы, но еще более важным оказалось, что оно — практически идеальный «питательный бульон» для роботов-наноассемблеров. Элементы, входящие в протовещество, имели высокую степень чистоты, находились в легко преобразуемой молекулярной форме и были, что называется, готовы к употреблению. Единственная трудность — необходимость хранения протовещества в вакууме при температуре не выше -270 градусов, с одновременной защитой от солнечного излучения. Исследования Солнечной системы, тем временем, шли своим чередом и вот, наконец, в поясе астероидов за орбитой Марса была найдена масса мелких, размером не более метра, тел, состоящих из протовещества, хранящегося в естественных и идеальных для него условиях. А именно — в вакууме и покрытых обычной метеоритной пылью и грязным аммиачным льдом. С этого момента человечество рванулось в космос.

Минули эпоха гипертрофированной демократии, религиозных и экономических войн, генетическая революция, Декларация об объединении Земли. Менялся климат — часть гренландских льдов все же растаяла, затопив огромные участки суши. Исчезло множество языков. Человечество осваивало интерлингву. Нефтяная энергетика сменилась метановой, а впоследствии — термоядерной, чуть позднее материнская планета окуталась сетью солнечных энергостанций. Пояс астероидов превратился в мощный производственный конгломерат, усеянный тысячами дешевых заводов по производству всякой всячины. Луна производила сплавы металлов и добывала гелий-3 для реакторов. На ней же сходились транзитные маршруты — она стала огромной перевалочной базой для транспортных потоков с Цереры, Весты и десятков других планетоидов. Вокруг Земли на орбитальных верфях собирались тысячи межпланетных грузовиков. Земля превратилась в сытую метрополию, населенную миллиардами генетически усовершенствованных бездельников с гарантированными правами под защитой доктрины доминирования личности над обществом. А Марс… Марс в то время был ничем иным, как гигантским, совершенно фантастическим по своим масштабам борделем для десятков миллионов рабочих и горняков с астероидов. То есть, назывался он, конечно, по-другому. Человеку, долгое время находившемуся в невесомости, вне привычного магнитного поля, под воздействием космического излучения и десятков других вредных факторов, был необходим эффективный курс реабилитации. Марс как нельзя лучше подходил для этой цели. Прежде всего, по соображениям расстояния. Никому не хотелось лететь за тридевять земель и возвращаться на перенаселенную родину человечества. Но как-то так получилось, что вместе с курсом лечения красная планета начала предлагать и отдых для измученной души, постепенно превращаясь в масштабнейшее царство развлечений. Я не говорю «порока» потому, что к тому времени это понятие… э-э-э… несколько устарело. Смена пола по желанию, культ удовольствия, узаконенные наркотики — все это стало привычным для большинства граждан и давно смыло привычные представления о границах разумного.

Но, вместе с тем, на самой Земле оставались люди, получавшие удовольствие от тяжелого труда или опасностей. Встречались и те, кто не желал вести растительную жизнь в перенаселенных мегаполисах. И те, и другие переселялись на Луну или в Пояс. Для жизни в условиях низкого тяготения их организмы модифицировались. Так что выходило, что они брали билет в один конец — обратная дорога фактически была им заказана. Оставались люди, убежденные в том, что путь развития, выбранный человечеством, ведет его в тупик. Они протестовали против модели развития, при которой некуда стремиться, где нет ничего, кроме желания получать удовольствие, и которая ведет к деградации и вырождению человека. Любое развитие происходит за счет разрушения. В случае общества потребления — за счет разрушения среды обитания и более слабых стран. В случае трансгуманизма, с его универсальным принципом «от каждого — по способности, каждому — всё», — за счет разрушения внутренней структуры самого человека. Генетическая чистота расы превратилась в фикцию, биологическое рождение стало исключением из правил, пресыщенная наслаждениями жизнь потеряла всякую цель, и люди постепенно становились расой пресыщенных индивидуалистов. В век, когда большинство граждан предпочитает заплатить взнос в родильном доме, сдать образец ткани, своей и партнера, оговорить пол, внешние признаки, набор дополнительных изменений, дать имя будущему дитяти и через некоторое время получить извещение о рождении, традиционалисты, так стало называться это движение, ратовали за возвращение к природным началам, за отказ от чрезмерного потребления, за гармонию с природой. Их движение ширилось, отчасти за счет убежденных людей, отчасти — за счет примкнувших к ним скучающих обывателей. Они тоже эмигрировали, причем большей частью — на Марс. Марс — какая-никакая, но все же планета. Они мечтали построить там новое общество и в конце концов устроили переворот. Жуткую резню, в которой гибли и правые, и виноватые. Объявили о создании республики. Их радикальные идеи, вкупе с агрессивной внешней политикой и усиливающимся недовольством инопланетных поселений бременем Земли, ее контролем над перевозками — основой существования Земной Федерации — привели к длинной цепи провокаций и терактов, вылившихся в Первую Марсианскую войну, в результате которой Земля обзавелась Флотом, создала Легион и привела к покорности большую часть пояса астероидов. Влияние традиционалистов, их воинственная пропаганда до сих пор разлагает население Земли и ее сателлитов, играя на руку бывшей колонии. Во всяком случае, так гласили программы обучения в Легионе. Так что наше желание задержать подрывные элементы было вполне естественным для солдат, не имевших ни малейшего понятия о сложностях человеческих взаимоотношений.

Сержант Васнецов Пятый принял единственно верное решение.

— Отделению оцепить площадь! Не выпускать граждан, внешне похожих на подрывные элементы! Капрал, разыщите и приведите полицейского! Выполнять!

И мы разбежались, радуясь возможности проявить себя. Среди граждан возникла легкая паника, на нас смотрели со страхом, несмотря на то, что мы были не вооружены. Традиционалисты прекратили свои крики — по всей видимости, до этого им не приходилось сталкиваться с открытым противодействием в обществе, где свободное высказывание своего мнения стало нормой, да и проявления насилия на Земле стали такой редкостью, что одна только мысль о том, что личность может быть подвергнута физическому воздействию, была способна серьезно деморализовать человека. Некоторые из пикетчиков, побросав свои плакаты, попытались даже скрыться, но были тут же остановлены легионерами.

Неожиданно меня захватило чувство власти над этими людьми. Оно было сродни жажде уничтожить врага, но, так как приказа на уничтожение не поступило, мы балансировали на шаткой грани между желанием убить противника и сохранить ему жизнь для получения разведывательных данных. Это чувство опьянило меня, ноздри мои раздувались, мир приобрел неожиданную четкость, и я понял, что нахожусь в состоянии странного наслаждения, которое впоследствии не раз испытывал, убивая врага. Но тогда это состояние было мне в новинку. Я еще не знал, что при нашем создании люди руководствовались общей для того времени доктриной — существо, выполняя возложенные на него обязанности, должно испытывать удовольствие от их выполнения и удовольствием же вознаграждаться. Видимо, именно по этой причине нам были оставлены половые органы, хотя и видоизмененные. Как и большинство современных граждан, мы должны были любить свою работу и иметь возможность получать вознаграждение за нее. К тому же, было решено, что лишить нас признаков пола и сексуального удовольствия — негуманно. Рабство должно быть изжито, сказали они. Рабство — унизительное понятие. Получая наслаждение от выполнения своей работы и вознаграждаясь за ее результаты, существо не может считаться рабом. Только впоследствии меня поразило странное несоответствие целей нашего создания и принципов, которыми руководствовались создатели. Посылать нас на смерть вместо своих опереточных войск оказалось гуманно, а лишить пола — нет. Странная логика, не находите?

Вернулся капрал в сопровождении местных полицейских. Узнав, что произошло, стражи порядка пришли в сильное смущение — они попросту не знали, как с нами поступить. Оказывается, мы нарушили основополагающий принцип местной демократии — воспрепятствовали волеизъявлению граждан. С другой стороны — мы находились вне юрисдикции местных властей, как и все военнослужащие. Сержант Васнецов был шокирован таким оборотом событий, хотя и не подавал вида.

— Сэр, — обратился к нему начальник полицейского патруля. — Предлагаю вам покинуть место происшествия, предварительно извинившись перед гражданами за доставленные по незнанию неудобства. Таким образом, мы избежим крупного политического скандала, да еще в преддверии военного положения.

Это самое «сэр» в его исполнении, скажу я вам, звучало так, будто его вытянули клещами. Этот полицейский был единственным гражданином в патруле — остальные его члены оказались биороботами.

Что такое биороботы и чем они отличаются от граждан, спросите вы? Отвечу: я до сих пор этого не знаю. Единственное их отличие от полноправных членов общества состояло в том, что они были рождены не по взаимному согласию и на основе образцов двух граждан, оплативших набор генных изменений и услуги по выращиванию плода, а по решению правительственного органа или лицензированной частной компании. В последнем случае набор изменений в организме варьировался в зависимости от цели рождения. Попросту говоря — от той работы, для которой биоробот предназначался. Я сказал — «рождение»? Прошу меня извинить. Конечно же, я имел ввиду определение «производство». Ибо к традиционному рождению этот процесс не имеет никакого отношения.

Согласно этой квалификации, все мы — и легионеры, и флотские — также являемся биороботами. Наделенными способностями к убийству живых существ, но это не меняет сути дела. Часто, осмысливая различие понятий «гражданин» и «биоробот», я удивлялся капризам судьбы. Поневоле слово «бог» мелькало у меня в голове, хотя я знал, что Бог или Всевышний, или Господь — это мифическое существо, которому земляне приписывают все непознанные явления, обнаруженные во Вселенной. Кому-то это непознанное явление дозволяло быть свободнорожденным, а кому-то — наслаждаться исполнением своего Долга. Как мне, например. И уж если между нами, рабами Долга, и ими — гражданами, повелевавшими нами, не было никакой разницы, то, сравнивая себя и их, я испытывал невольную гордость. Ибо я — совершеннее их. Осознание этого простого факта не раз помогало мне в моменты сомнений и нерешительности принимать правильное решение. Я — существо из плоти и крови. У меня есть родина — Легион. И у меня есть цель в жизни — стремление исполнять свой долг. Бедные бледные черви, где попало спаривающиеся, предварительно наширявшись до безумия! Мне не раз было жаль их. На таких, как я, держится мир.

Так что мы дружно извинились перед перепуганным стадом и продолжили свой путь.

Кстати — у нас есть свой собственный Бог. Мы свято верим в его незримое существование. Так же, как многие земляне верят в то, что после смерти попадут в рай, мы верим, что не исчезнем бесследно. Но, в отличие от них, попадающих в свой пресный рай только после бараньей невнятной жизни, главной добродетелью которой является стремление быть как все и не высовываться (они называют это смирением), наш загробный мир — мир воинов. Имя ему — Валгалла. Ведет туда дорога Славы, устланная телами поверженных врагов. Даже после смерти мы продолжаем услаждать себя битвой и наш Господь — Бог Легиона — сидит во главе пира. Нам разрешено пить, сколько влезет, чистой воды на том бесконечном пиру. И даже прикладываться к вину. Не допьяна — иначе нарушится координация движений, и наши показательные сражения превратятся в свалку. Но все же — можно. Там есть женщины — много настоящих земных женщин, а не наших боевых подруг с «веселых» транспортов, все они молоды, все длинноноги, они щеголяют прозрачными одеждами, они с улыбками прислуживают нам за столом, выполняя все наши прихоти. Наш Бог — он наверняка генерал в загробной табели о рангах. На плечах его — погоны с большой звездой. И если земные священники не лгут, и их боги все же существуют, то мы не будем чиниться и от души нальем им чарку-другую, коли им случится заглянуть к нам на огонек. Проявим солдатское гостеприимство. Мы напоим их допьяна и вместе с ними будем горланить веселые песни. А низкие поклоны в пояс пусть останутся для их райской паствы. Не к лицу боевым ветеранам гнуть спину перед какими-то штафирками.

— 10 —

Центр развлечений — так называлось место, куда мы попали после досадного инцидента. Огромный комплекс, в котором причудливо смешивались достижения научно-технического прогресса, медицины и психологии. Под одной крышей этого удивительного здания можно было найти библиотеку с образцами литературы, начиная с древнейших времен, свежей периодикой (да-да — те самые газеты, о которых я толковал вначале), комфортабельные кинозалы с развлекательными голофильмами, спортивные сооружения, курительные комнаты с широчайшей гаммой наркотиков, массажные и увеселительные заведения различного толка. Чьи только услуги там не предлагались! Мужчины, женщины всех возрастов и расцветок, существа непонятного пола, смешные карлики и даже специально выведенные животные. Мне сразу вспомнился «веселый транспорт» — судно, раз в месяц подходившее к борту нашего крейсера, которое посещают легионеры, не имеющие замечаний по службе. Существа женского пола, что обслуживали нас, были почти на одно лицо и, как и мы, имели одинаковый рост. Здешние же услуги подобного рода были не в пример богаче. От разнообразия лиц, оттенков и соблазнительных поз разбегались глаза — мы едва успевали фиксировать увиденное. Правда, после долгих консультаций с каким-то важным чином, молодой человек, отвечавший за порядок в заведении, виновато улыбнувшись, сказал, что нам разрешено пользоваться только образовательными услугами. Теми самыми, где книги, газеты и фильмы. Остальные, как он пояснил, имеют строгий статус «только для граждан». «Кто ж станет пользоваться услугами биоробота, который обслуживал других биороботов… извините…», — так он выдал, совсем смешавшись. Видимо, зрелище неграждан, вошедших сюда в качестве клиентов, было ему в диковинку. Впрочем, оно и к лучшему. Долгих четыре часа я жадно глотал страницы электронных книг (бумажных нам не дали, сославшись на их ценность) и газет, сосредоточившись на сведениях о Легионе. Мне было интересно все, что касалось моей родины. Там я и узнал, что Легион в глазах граждан — не что иное, как сборище неотесанных болванов, грубых, жестоких к врагам и друг к другу, только и умеющих, что убивать и не заслуживающих иной доли, кроме как погибнуть однажды во славу Земли. Встречались тут и совсем бредовые источники, главными героями в которых были легионеры, но я быстро понял, что они имеют к действительности еще меньшее отношение, чем газетные статьи. Сержант назвал их «развлекательной беллетристикой». Как я понял, это такое чтиво для тех, кому некуда девать время. И мы бы долго еще находились в библиотеке, тем более, что кроме ложных сведений о Легионе, мне удалось обнаружить немало действительно полезной информации об истории и предпосылках его создания, но тут сержант получил спутниковый вызов, и мы узнали, что бригада спешно собирает личный состав. Наш отдых закончился. Мы выдвинулись к месту временной дислокации ускоренным маршем. На пути нам встречались другие группы — они тоже получили сигнал общего сбора.

Впоследствии, лежа в койке после отбоя, я неоднократно гадал, что же послужило причиной внепланового возвращения? Наше неадекватное поведение на улицах Мадрида? Наша непохожесть на обычных биороботов? Страх, который мы рождали у обывателей? То, что произошло между нами и традиционалистами, оказывается, имело место повсеместно. Практически все командиры групп реагировали на антивоенные выступления одинаково. Штаб был попросту завален докладами о различных нарушениях, творящихся на улицах города и свидетельствующих о безобразном функционировании многих муниципальных или государственных служб. Естественно, командир части передал обобщенные сведения командующему гарнизоном. Я представляю, как багровела сытая физиономия этого напыщенного земного генерала, когда он читал рапорт. Конечно же, дело именно в этом. Кому сегодня приятно знать правду, как она есть, о недостатках во вверенном тебе хозяйстве? Особенно когда об этом имеют наглость докладывать какие-то биороботы. Куда проще гневно поджать губы и приказать: «Передайте командирам частей Инопланетного Легиона — немедленно приступить к погрузке. Вернуться к месту постоянной дислокации сразу после получения воздушного коридора». Как бы то ни было — для меня было большим облегчением вновь почувствовать на плечах привычную тяжесть боевого костюма. Жесткие объятия ложемента напомнили мне о корабле. И еще я подумал — настоящим генерал становится только тогда, когда он один. Легионом командует всего один Генерал. Когда их образуются тысячи, как на Земле, возникает подспудное ощущение какой-то нереальности здешней жизни.