В это время, не успела еще полгода назад поженившаяся парочка дойти даже до второго подъезда (а у них был четвертый, весь исписанный граффити еще советского розлива), из-за угла, прячась, показался еще один человек с фигурой сутулой, характерной и предельно знакомой.
      Василь Палыч, дорогой мой, а вы-то откуда здесь?!
      Безо всяких, это был Василь Палыч. Такой же седой, такой же сутулый и длинный, такой же пятидесятипятилетний, что и в нашей школе семидесятых годов. Он крался, как вор в мультфильме, высоко задирая ноги и носочком ставя их на то, что еще незадолго до Великой Октябрьской Социалистической Революции считалось асфальтом. И к стенке театрально прижимался. И взгляд только на парочку, нехороший взгляд.
      - Ох, и ничего себе, - сказал я себе в одну шестнадцатую голоса. Василь Палыч!
      Он услышал. Он вздрогнул, еще сильнее прижался к стенке (парочка между тем входила в подъезд), встревоженно завертел головой, потом бесшумно ускакал прочь. Я за ним, но уже шумно.
      Василь Палыч староват был соревноваться со мной, но проявил прыть героическую. Бежал быстрее лани, выставив локти наподобие крыльев. Но куда ему, я очень быстро схватил его за плечо, он еще и до трамвайных рельсов добежать не успел.
      - Василь Палыч!
      - Что вам от меня нужно, молодой цыловек? - своим особенным тенорком гордо вопросил он. - Оставьце мое плечо у покое.
      - Василь Палыч, ведь это я, Камнев Сережа.
      И тогда Василь Палыч сказал:
      - Сирожа, я вас прошу. Вы уже усе сделали, от вас уже ничего не зависит. И не вмешивайтесь не у свое дело. Вы обознались. Какой здесь может быть Василий Павлович?
      И ушел.
      Мне кажется теперь, что я понимаю все. И про Василь Палыча, хотя бы на уровне чисто интуитивном, логически не обосновываемом, и про Рогатого на том же практически уровне, только вот кличка мне его непонятна, и вообще про все. Одновременно мне кажется, что я не понимаю ничего абсолютно. Кажется мне еще, что мне и понимать в этом мире ничего особенного не хочется. А хочется просто в нем жить.
      Но вот что я думаю.
      Если, скажем, я брошу свою любимую Риточку и отобью у гада Рогатого свою любимую Иришу, то ведь он, человек исключительно сумасшедший, снова примется меня убивать, причем убивать зверски. К чему я привык и против чего, собственно, особенно и возразить не могу. И я снова стану рождаться. Я знаю, Ириша увидит меня и думать забудет про этого сумасшедшего. А Рита что? Рита ничего. Пять лет подожду и любовницей сделаю. А то и ждать не стану.
      I'm on the top of the world, здесь ничего интересного, давайте, я сам посижу здесь один.