- ...на пятидесяти квадратах общей площади жена, шестимесячный ребенок и змея-теща. Не считая меня... и пьяного шурина... вечно пьяного. Куда тебя деть - в ванную, что ли?
      Кирилл, непроизвольно сжимая обмотанную скотчем красную трубку, вздохнул, и ответный трещатый фейерверк помех отчасти заглушил вдохновенное бормотание собеседника, который продолжал злобно фантазировать: "в тещин любимый таз, где третий день ее штаны мокнут пятьдесят восьмого размера?.."
      - На балконе положи, - предложил он апатично, чувствуя, что результат дальнейших переговоров заведомо отрицателен. - Балкон у вас здоровый, тепло, прогноз благоприятствует...
      - На большом балконе, - голос собеседника качнулся и наплыл на ухо - тот перехватил у подбородка трубку и принялся невидимо, с радостной готовностью загибать пальцы. - Шкаф с крупой на случай третьей мировой, две коляски, санки, велосипед, штук десять ведер, медный таз для варенья, лохань для рубки капусты, две табуретки, мешок сахарного песка на пятьдесят кило, подшивки журнала "Юный натуралист" лет за десять - причем не последних - и запасной унитаз, который покойный тесть украл где-то на стройке еще при Советской власти, - пальцы кончились, и собеседник резюмировал. - Стать некуда, а не человека разместить...
      Кирилл снова вздохнул и провел пальцем по тумбочке, оставляя узкий темный след на пыльно-белесой поверхности.
      - Ясно... - произнес он с укоризной.
      - И балкон открытый, - продолжал собеседник. - Окурок сбросят - сгоришь...
      - А добро не сгорит? - поинтересовался Кирилл. - Не боишься?...
      Собеседник помолчал.
      - Хоть бы сгорело к свиньям, - сказал он тоскливо. - Как на грех не бросает никто... Но тебе не повезет... Да мало ли... бандиты твои разыщут... лучше кому одинокому позвони.
      - Я в свалке затеряюсь, - предложил Кирилл, не надеясь на согласие. Его внимание скользнуло по отошедшему куску обоев, вдоль выцветшего узора, в поисках алгоритма действия, возможно затерявшегося в зарослях печатных завитушек.
      - Ты не знаешь, - сказал собеседник назидательно. - Способности глаза, на обысках наметанного... Наш охранник на складе барахла сто на сто метров дюбель потерянный от самореза находит... А бандиты ментовскую школу прошли четыре из пяти... о сотых процента можно спорить, но сути не меняет... Позвони Сереге... или Химику... а еще лучше езжай на малую родину, тебя там фиг кто найдет... В такую дыру в здравом уме и бандиты не сунутся...
      Кириллов взгляд обреченно уперся в прошлогодний календарь с вечерней фотографией неизвестного города на неизвестном континенте, в закатном небе излучавшего мирный свет от тысяч окон. Представив картинки с малой родины, он провел рукой по волосам.
      - Серега сам без площади, - сказал он. - Он с девчонкой поругался... Бегает бог весть где.
      - Вот и составь компанию, - обрадовался собеседник, близко обнаружив выход из положения. - С Серегой не пропадешь. Ты пойми: мне с семьей в разборки твои лезть резона нет. Жил бы один - не вопрос...
      - Угу, - сказал Кирилл задумчиво.
      - Ты только не обижайся, - попросил собеседник.
      - Нет, чего обижаться... - проговорил Кирилл. - Я счастливый человек, оказывается, без багажа.... Что-нибудь придумаю...
      Мысленно он завершил разговор, как бесперспективный, и витал в продолжающемся поиске. Безмолвный перебор вариантов помешал ему правильно повесить трубку, и та с шумом соскользнула со старенького, битого не одним предшествующим поколением, телефонного аппарата. Шипя от неловкости и досады, Кирилл поторопился исправить оплошность, но звук успел донестись до квартирного хозяина, Виктора Ивановича.
      - Кирюша... - проскрипело со стороны кухни.
      Свирепо вращая глазами и сдерживая проклятия, Кирилл двинулся на зов. Навстречу плыл убийственный запах сосисок. Виктор Иванович, в тренировочном костюме, с большой головой, венчающей высохшее тело, маячил на фоне тюлевой оконной занавески и тополиных ветвей.
      - Я тебя, Кирюш, попрошу, - сказал он. - Ты передай молодым людям, чтобы ночью не звонили... Я до пяти утра заснуть не мог. Я уж старый человек, сон у меня некрепкий... Пропадет - лежу мучаюсь...
      - Хорошо, - сказал Кирилл, согласно покивав головой. - Извините. Передам.
      Вряд ли молодые люди кого послушают, - страдальчески добавил он мысленно. - Молодые люди себе режим утверждают сами... и если учитывают постороннее мнение, то ни Виктор Иванович, ни сам Кирилл им не указ... Запах становился невыносимым - сосисочный пар поднимался из кастрюльки, из-за спины Виктора Ивановича. Опустив покаянные очи долу и, скосив проверяющий взгляд - закрыта ли тема - Кирилл, боком отходя мелкими шажками, ретировался в снимаемую комнату.
      Он прохаживался мимо книжного шкафа с унылыми серо-коричневыми томами детской энциклопедии шестьдесят четвертого года и небольшим Итальянским Полднем в рамке, мимо письменного стола с чернильным прибором без чернил и чугунным Пушкиным, который, безразличный к окружающему миру, вдохновенно грыз перо, мимо окна, за которым мокли глянцевые листья и вдалеке надрывался автомобильный гудок, но конструктивная мысль не приходила. Непреклонный гудок - запертого, видимо, водителя - мешал сосредоточиться. Крупная капля громко ударилась о подоконник. Кирилл вздрогнул от неожиданности, и тут во дворе раздался взрыв петарды. Подумалось, что больно громко - не к добру... Перебирая соображения, он попутно изучал картинки на фоне медового света, из противоположных окон - в одном большую овальную картину на стене, в другом груды книг и журналов на подоконнике, в третьем этажерку из цветочных горшков, очевидно закрывавших для обитателей скудное солнце, и к нему приходила уверенность, что сейчас, в резонансе мысли и зрительных поисков, обязательно найдется выход. Ему припомнилось, как на предыдущей его квартире напротив жила обезьяна в клетке, отгораживающей часть комнаты, и как она металась по вечерам вверх-вниз, в лучах противной лампы дневного света...Успокоился обиженный автовладелец, Кирилл облегченно опустился на диван, и как гром среди ясного неба электрическими переливами прозвучал дверной звонок.
      Кирилл панически замер. К Виктору Ивановичу заходили редко. Если вспоминать точнее, то никто не заходил... Пару раз на памяти - за подписью в поддержку каких-то жуликов из ДЭЗа... И сейчас он отправился к двери, озабоченно приговаривая: это кто... кто бы мог быть?.. Кирилл, хотя формально посетители квартирного хозяина его не касались, выскочил в коридор, опасаясь оказаться адресатом, но облегченно выдохнул, услышав из приоткрытой двери веселый и довольный женский смех.
      - Папка, милый! - вдохновенно воскликнула невидимая женщина. - Не ждал? Ааа!..
      Раздался громкий чмок поцелуя, Виктор Иванович отпрянул, и в коридоре возникла, оживленно блестя глазами, худая женщина лет сорока с тортом в руках. Заметила Кирилла и неуместно, не по возрасту, воскликнула:
      - Ой!
      - Здравствуйте, - сказал Кирилл негромко и покивал головой, неловко отводя глаза от ее пристального взгляда. Мимолетом он успел заметить неряшливую стрижку под горшок, растрепанные волосы со значительной примесью седины и дорогие, невпопад нацепленные вещи: шоколадную юбку, серую с розовыми разводами трикотажную майку и ярко-красную кофту. Красными были и лакированные босоножки.
      - Он похож на Васю! - заявила женщина ликующим голосом. - Я и подумала, что Вася.
      - Пойдем, - Виктор Иванович, пододвигая ей тапки, потянул ее за руку. - Это мой квартирант... Помнишь, я тебе рассказывал...
      - Ей-богу, прямо Вася! - продолжала женщина. Она наконец отвернулась от Кирилла, которого коробило от ее беспокойных глаз, и обратилась к Виктору Ивановичу. - Знаешь, там ваши юные разбойники петарды пускают! Они попадут кому-нибудь в окно! В суп! Ты представляешь? Я бы их всех поймала, - она лучезарно улыбнулась, - и передушила...
      - В окно, может, и не попадут... - отвечал Виктор Иванович. - А собаки пугаются. У Евгении Никифоровны собачка под Новый Год чуть не сдохла с перепугу... натура нежная... вся в хозяйку...
      Кирилл вернулся к Пушкину и к дразнящей бессмысленной улыбке оранжевого Итальянского Полдня, в которой не было ни сочувствия, ни понимания, но громкий голос женщины, с отзвуком металлик, доносился на одной неприятной ноте, отдававшей мелким механическим дребезжанием.
      - Евгения Никифоровна противная старуха, - заявляла она, нервно смеясь. - Я помню, как мама рассказывала, что ее после банкета с защиты диссертации выволакивали из такси два мужика! Смертельно пьяную! За руки, за ноги! А она хохотала на весь двор! А муж ждал ее у подъезда!.. А теперь она разводит противных собачек!... шаурма на четырех лапах... фу!
      - Знаешь, - рассудительно сказал Виктор Иванович. - Защитив кандидатскую диссертацию, можно напиться. И похохотать на весь двор. Кандидату физико-математических наук вполне простительно.
      - Господи, кому нужна ее диссертация! - говорила женщина, перекрикивая гудение чайника. - Что ей с диссертации! Ну что? Пустое место! Гложет сухари. Не съела бы свою мерзкую собачку, - женщина засмеялась.
      Что ответил Виктор Иванович, Кирилл не расслышал, так как закрыл дверь. О существовании у Виктора Ивановича географически близкой дочери он не подозревал. Тот не упоминал о ней ни разу... Кирилл вспомнил, что и фотографий детских он не замечал - случайно попавшие на глаза, были поблекшие от времени танкисты с кубиками в петлицах, женщины с правильными овалами лиц и сильными мускулистыми руками, в поплиновых платьях, покойная жена с нежными глазами, как сквозь мутную воду запечатленная на снимке. Глядя на ползущую по стеклу каплю, он раздумывал, как повторить выход к телефону, когда поблизости игриво позвали:
      -- Васяаа...
      Почему-то догадавшись, что зовут его, Кирилл выглянул за дверь.
      -- Куда ж ты, Вася, спрятался? - протянула гостья. - Пошли чай пить.
      Примирившись с произвольным наименованием (хорошее имя, не страшно) Кирилл последовал за ней. Чай не помешал бы, еще там, помнится, торт был... Виктор Иванович с каменным выражением, не выражая эмоций, резал тощее "Полено". На Кирилла он не смотрел вовсе - будто его не было.
      - Лариса Викторовна, - уронил он себе под нос, вспомнив о необходимом этикете. - Дочь моя... Это Кирилл.
      -- Нет, он вылитый Вася, - сказала Лариса Викторовна утвердительно, усаживая Кирилла на табурет с разнодлинными ножками. - Вот ты, Вася, скажи. Ты б огорчился, если всех собак разом передушили?
      -- Наверное, - сказал Кирилл. - Тогда бы крысы появились. Так и бывает.
      -- Он начитался газет, - объявила Лариса Викторовна, перебирая воздух пальцами. - Эти долбанные защитники природы жужжат... им за это деньги платят... ведешься на сопли про несчастных тварей? - она погрозила пальцем. - У нас такой мерзкий климат, что всякой гадости переводу не дождешься: то крысы, то тараканы... змеюки какие-нибудь. В Арабских Эмиратах собак нету. И никого нету. Никто в песках жить не может, одни верблюды. А человек живет. Нефтью питается...
      -- Я Никите звонил, - сообщил Виктор Иванович, не обращая внимания на изысканный дамский треп. Судя по важности тона, слова означали существенное. - Недели две назад... Не интересуешься, как у них?
      Лариса Викторовна артистически развела руками.
      -- Ай, пап. Что отрезано, то отрезано. Лучше не напоминай... у меня забот хватает, - в подтверждение тезиса она порылась в сумке, достала из косметички таблетку и уронила, разжав пальцы, рядом с чашкой. - Лучше бы это... - она подмигнула Кириллу. - Бутылочку достал.
      -- Зачем? - спросил Виктор Иванович недовольно. - Тебе нельзя. С лекарствами мешать... - он беспомощно прервал фразу на полуслове.
      -- Ну вот... молодежь... - ресницы опять шаловливо сомкнулись.
      -- Молодежь обойдется, - отрезал Виктор Иванович веско. - Нечего спаивать молодежь.
      Кирилл молча ел слепленный из черного хлеба и прогорклого маргарина торт и в разговор не встревал, чувствуя подспудное наличие большого конфликта, в который желательней не впутываться. Благополучно съев, что положили, он поблагодарил и откланялся. Присутствие Ларисы Викторовны внушало неудобство. Дождавшись, когда хозяева удалились в комнату, и из голубоватого полумрака послышался надрывный голос тележурналиста, вещающего о бедах России, он выглянул и осторожно, подтягивая провод, завладел телефонным аппаратом. Удалось - никто не хватился. Приободрившись мелкой удачей, Кирилл достал телефонную книжку, разломил пополам в нужном месте и зажал плечом трубку, как в дверь постучали.
      -- Можно? - спросил голос вездесущей Ларисы Викторовны.
      -- Сейчас, - сказал Кирилл поспешно. - Одну минутку, я верну... - он осекся, убедившись с одного взгляда, что Ларису Викторовну интересует не телефон. Хихикая, она потянула из-за красной полы водочную бутылку.
      -- Давай тяпнем, Вась, - сказала она весело.
      Алкоголичка, - с обреченным пониманием решил Кирилл. - Позор семьи. Немудрено, что Виктор Иванович не держит ее фотографий...
      -- Давай, - согласился он. Ему было все равно, выгонит его Виктор Иванович или нет - все равно придется из квартиры сваливать по независящим от Виктора Ивановича причинам. Лариса Викторовна, излучая волнующее, но неприятное беспокойство, размашисто прошлась по комнате.
      -- Когда-то я здесь жила, - сообщила она, наклонив растрепанную голову. - Помню, папе прислали молодого вина из Грузии... аспирант какой-то прислал. Мы с девчонками решили попробовать... А чтобы не засекли со стаканами, пили из чернильниц.
      Веселая тетка, - подумал Кирилл, наблюдая за взмахами ее суховатых птичьих лапок. - А если она?.. Как вариант?.. не такая она старая, и сохранилась хорошо...
      -- Можно из чернильниц, - согласился он и послушно снял чернильницы с мраморной подставки. Разливая водку, он попытался вспомнить, приходилось ли пить из старинных чернильниц. Кажется, нет... Пакеты, полиэтиленовые стаканчики... из чайника даже приходилось, из вазы для цветов, из аптечных пробирок, из резиновой свинки с отрезанной для удобства головой... Чернильница в посуду не годилась, соотношение толстых стенок и узкого горлышка делало ее настолько непригодной для употребления в качестве столового прибора, что Кирилл заподозрил вдохновенную ложь. Не то чтобы робкие школьницы - закоренелый алкоголик отказался бы от подобного сервиза... Пришлось, запрокинув голову, одним глотком бросить в организм спиртное содержимое. Поставив емкость на стол и отметив преображение действительности в лучшую сторону, Кирилл обнаружил, что Лариса Викторовна понюхала водку и кокетливо макнула в нее язычок, который удивленно испугавшийся Кирилл внимательно рассмотрел, опасаясь вероятной раздвоенности.
      Беспокойство, исходящее от нее, усилилось его в глазах, когда он обнаружил, что первый вывод был ложным, и что она не алкоголичка. То равнодушие, с которым она поставила обратно на мрамор наполненную рюмку - чернильницу - вроде не давало повода сомневаться.
      -- Это чего ж?... - спросил он подозрительно.
      -- Нельзя мне, - ответила Лариса Викторовна шаловливо. - Лекарства принимаю, алкоголь нельзя... - увидев его настороженное лицо, она вибрирующее расхохоталась. - Думаешь, от сифилиса лечусь? - Кирилл подумал именно это, но забормотал возражения в ответ. - Нет, милый... Не путай меня с грубыми натурами... это не мой удел, - она, любуясь, вытянула худую руку. - Моя болезнь генетическая, наследственная... кости не держат кальций. Я истлею в могиле раньше срока... - вытянутой рукой она потрепала его по волосам и провела пальцами по щеке. - Мне достаточно гомеопатических порций... Я быстро пьянею, и мне нетрудно поддержать любую компанию... Ну? Наливай себе!... Я, знаешь ли, не люблю, когда пьют женщины, но непьющий мужчина - это нонсенс... Наливай!
      После шестой чернильницы действительность настолько трансформировалась и упростилась, что Кирилл не возражал, когда Лариса (она была теперь Лариса) целовала его руки, дразня шероховатыми неровностями обкусанных губ, неподвижно глядела серыми и совершенно молодыми глазами прямо в его лицо и говорила восхищенно: "Василий... у тебя божественное имя. Василек... василиск...василевс... это царь. Ты - мой царь... мой васильковый царь. Почему ты такой жестокий?.. Я прошу тебя, Василий... я умоляю тебя на коленях...". Переизбыточной экзальтации Кирилл почти не замечал, потому что находился в состоянии, когда не надо ни о чем умолять. Он был заранее на все согласен, и немало удивился, когда Лариса действительно соскользнула с дивана и встала на колени.
      -- Вася... - она молитвенно сложила ладошки. - Обними меня, Вася...
      Кирилл послушно обнял ее за плечи, и Ларисины глаза влажно заблестели.
      -- Какое счастье, - прошептала она. - Какое счастье быть в твоих руках... У тебя волшебные руки... Ты переносишь меня в космос своими руками... Ты наверное побывал сегодня на других планетах... Ты даришь мне прикосновения неземного...
      Кирилл перестал задумываться о смысле ее речей, потому что она обнимала его за шею, вкрадчиво целовала и продолжала шептать что-то о его царственной грации и божественной сущности. И Кирилл чувствовал, что это ему нравится, и что она очень кстати, что можно иной раз давать себе поблажку, и вообще приятно, когда тобой восхищаются и можно ни о чем не думать, кроме собственного удовольствия.
 
      Утром голова казалась насквозь костяной и гулкой, и, когда Кирилл проснулся, было очень поздно. Он дождался удара часов в соседней комнате (один раз), попытался угадать - то ли половина чего-то, то ли ровно час - не угадал и сел на кровати, вздрагивая от толчков под черепом. Ларисы не было. Он прислушался - она вообще в квартире или нет - но звуки отсутствовали. Кирилл усмехнулся, предположив возможную реакцию Виктора Ивановича. Еще предложит, как честному человеку, жениться на его обесчещенной престарелой дочери - с него станется. Впрочем, дочь была местами даже ничего...
      Выйдя из комнаты, Кирилл обнаружил неподвижного, как статуя командора, Виктора Ивановича в ближайшем дверном проеме. Слушал, выследил и жаждал поговорить... Кирилл со скучной досадой приготовился к длинным тирадам.
      Виктор Иванович смотрел на него молча. Кириллу от повисшей паузы стало не по себе.
      -- Здравствуйте, - поздоровался он, разрывая гнетущее безмолвие.
      Виктор Иванович помолчал еще немного, словно подбирая слова, и потом проговорил:
      -- Не связывайся с ней.
      От изумления у Кирилла не получилось даже спросить, почему. Виктор Иванович горько, вызывая страшноватое чувство жалости, вздохнул.
      -- Не связывайся, - повторил он.
      -- А кто такой Вася? - сказал Кирилл неожиданно для себя самого.
      Виктор Иванович думал. Словно вспоминал, кто такой Вася, хотя Кирилл видел, что никаких усилий памяти для этого не требуется. Вася плавал где-то на поверхности, и не одну мозоль он в мозгах натер, этот Вася...
      Наконец Виктор Иванович махнул рукой.
      -- В Австралии Вася, - сказал он.
      -- Хоть этот на разборки не явится, - пробормотал Кирилл облегченно. - А где она? - Не хотелось отпускать Ларису так просто. Дела, которые могли к ней возникнуть, только начинались.
      -- Во дворе, - проронил Виктор Иванович. - С девчонками...
      Он сгорбился и исчез в комнатах.
      Быстро собравшись, Кирилл сунул в рот бутерброд с сыром и, жуя, скатился по лестнице. С неведомыми девчонками - значит, вернется, но лучше держать руку на пульсе и далеко не отпускать. Кстати о руке... - он зависал ладонью над перилами, избегая опасности напороться на осколки лезвия, которые местные юные умельцы практиковали засовывать в остатки резинового покрытия, и получал удовольствие от собственной предусмотрительности. Вообще он был доволен собой. Он чувствовал, что дела идет на лад, и что у него - такого сильного, молодого и удачливого - впереди исключительно хорошее, не может быть иначе. Сегодня будем умелыми, осторожными, и нам наконец повезет...
      Стоя на подъездном крыльце, он доел бутерброд, вытер руку о подкладку ветровочного кармана и степенно огляделся по сторонам, ища глазами новое приобретение. В прозрачном воздухе бессолнечного дня сонный дворик казался погруженным на дно аквариума. Таджики неторопливо копали в глинистой земле траншею, беспорядочно выбрасывая охристые комки земли, молодой парень отмывал старенькую семерку от птичьих следов, а на скамейке перед подъездом сидела, выпрямив худую спину, старушка и смотрела на Кирилла с беззлобным любопытством. Красная Ларисина кофта ярким пятном - единственным буйным мазком среди блеклого пейзажа - маячила под крышей теремка на детской площадке. Пламенные взмахи красного рукава сопровождали ее разговор с незнакомой собеседницей.
      Не решаясь вторгаться в постороннее общество, Кирилл спустился с крыльца и, поздоровавшись, присел на скамейку рядом со старушкой. Отмечая краем глаза подол потертого ситцевого платья, он подумал, что, это, может быть, Евгения Никифоровна, заливисто смеющаяся на весь двор в руках пьяных мужиков... Словно почувствовав чужие мысли, старушка озабоченно отодвинулась и артритной рукой с искривленными пальцами разгладила коленку. Кирилл переключил внимание на Ларисину визави - ухоженную гибкую даму тех же лет, запакованную в розовый костюм с короткой юбкой. У нее было умело созданное лицо с жесткими чертами и холодное выражением стервы. Рядом с бровкой был припаркован дамский автомобильчик глянцево-синего немассового цвета. Поскольку время было рабочее, и во дворе преобладали замшелые брошенные монстры без колес, Кирилл решил, что это автомобиль Ларисиной подруги... Вот из-за трансформаторной будки медленно выкатился старенький, видавший виды форд с разбитой фарой, остановился рядом с синим авто, вылез бесформенный мужик в бурой футболке, с рычажком синезуба за ухом, вытащил из багажника сумку и завертелся вокруг оси, как локатор. Подруга в розовом костюме вскочила, перелезла, двигаясь на пределе возможностей узкой юбки, через ограждение, сумку общими усилиями переправили в синий багажник, мужик открыл дверцу форда и выпустил наружу третью женщину. Даже издалека Кирилл удивился, насколько та хороша собой - изящная, очень женственная гитароподобная фигурка, золотистые локоны, разбросанные в художественном беспорядке по плечам и огромные, широко распахнутые глаза. Старушка оживилась.
      - Алинка, - сказала она сама себе восхищенно. - Алинка приехала.
      Кирилл вопросительно повернул голову в ее сторону, отметив странное остановившееся выражение ее стеклянистых хрусталиков и белый пух, выбивающийся из-под берета.
      - Красавицы были, - продолжала старушка, радостно почуяв слушателя. - Королевы. Весь дом любовался, какие девочки... Умницы, профессорские дочки... Как идут втроем, с белыми бантиками, в белых передничках... все тетки умилялись. Алина, Рита и Лариса... До сих пор друг друга помнят, любят... так вот надо. Да... времена были...
      Вздохнув, старушка снова разгладила ситцевый подол на высохшем колене, подхватила заплатанную кожаную сумку и, легко, пошатываясь, словно от ветра, покатилась по тротуару. Три женщины в теремке окружили детский столик и что-то весело обсуждали. Методом исключения Кирилл сделал вывод, что даму с ультрасиним авто зовут Рита. Вот Рита пристально обвела глазами двор, напряженно облизала губы, обнаружила Кирилла, нахмурилась и, блеснув обнажившимися коленками, вылезла из теремка. Он задумчиво наблюдал ее твердую походку - строго по прямой, через чахлую истоптанную клумбу - с розовым презрительным покачиванием бедер. Подойдя, она окинула внимательным взглядом Кириллову секондхендовскую майку с паукообразным существом, китайскую ветровку, скривила лицо истерической гримасой и процедила:
      - Это ты, что ли, Вася?
      Не смутившись, Кирилл нагло выдержал ее взгляд.
      - Что, похож? - ответил он вопросом на вопрос.
      Рита скептически прикусила губу.
      - Разве что тоже в штанах.
      Кирилл ничего не ответил, равнодушно замечая колясочный скрип, хлопанье двери в соседнем подъезде и негромкие позывные заоконного радио. Может, и не получится, - подумал он. - Это не Виктор Иванович... защита непробиваемая.
      - Тебе чего от нее надо? - продолжала Рита, покачиваясь на каблуке. - Она нищая. На тряпки ее не смотри. Это мои тряпки. Она голозадая, нет у нее ни копья.
      - Я хочу быть с ней, - ответил Кирилл вкрадчиво. - Мне нравятся зрелые женщины. Не допускаешь искреннюю любовь к антиквариату?
      - Допускаю, - проговорила Рита сквозь зубы. - Антиквариат любят продавцы и коллекционеры. Ты из каких? Впрочем, это часто совпадает...
      - Не из каких, - сказал Кирилл, стараясь сохранять ровный тон.
      - Значит, из маменькиных сынков, - сказала Рита и покачала головой. - Везет на извращенцев...
      Движением фокусника она извлекла из внезапно появившейся пачки сигарету. Кирилл поспешно схватился за пластиковую зажигалку, которую ему дали в киоске вместо сдачи с пельменей и бутылки дешевого пива. Закурив, Рита выпустила дым.
      - Приезжий небось?.. - проговорила она. - С пропиской тоже не получится, учти. Там все застраховано.
      - Я хочу быть с ней, - упрямо повторил Кирилл, начиная закипать. И добавил: - Тем более, Вася все равно в Австралии.
      - А, - сказала Рита равнодушно. - Ты в курсе...
      Она несколько раз затянулась, позвякивая золотистыми браслетами на запястье.
      - И что с тобой делать? - протянула она и слизнула бумажную крошку, думая о чем-то своем. - Водить можешь, права есть?
      - Есть, - сказал Кирилл.
      - Небось ничего не водил, кроме Запорожца... А готовить умеешь?
      - Яичницу, - сказал Кирилл.
      Рита хмыкнула.
      - В твоем положении, милок, надо все уметь. Ну а зрелых женщин, как говоришь?... - она выпустила дым, посмотрела на него пристально, и Кирилл заметил, как у нее расширились зрачки. - Сильно любишь?..
      Кирилл не стал отводить взгляда.
      - Безумно, - проговорил он медленно.
      Рита нервно отвернулась и снова хмыкнула.
      - Сосунок... - она стряхнула пепел на асфальт. - Значит, так. Мы сейчас за город на неделю. Поедешь с нами... Готовить будешь и за продуктами ездить. Если все в порядке - заплачу четыреста баксов. За все труды... - она с усмешкой подчеркнула последнее слово. - Ясно?
      Она нервно покусала губы. Кирилл, глядя на нее, мысленно пытался пристроить ей на голову белый бант, но ничего не получалось. Не представлялось, как эта женщина, со слоем тонального крема на плотной лоснящейся коже, с целлулоидно блестящими коленками и хищными лакированными ногтями, в звании профессорской дочки бегала по двору в платьице с передником. Никак.
      - Ясно, - сказал он.
      - Пойди вещи ее возьми, - распорядилась Рита. - У дяди Вити спросишь, он отдаст... И свои забери... какие есть.
      Она развернулась на сто восемьдесят градусов и, покачивая обтянутым задом, отставив в руку с сигаретой, легла на обратный курс - по прямой линии. Глядя на уверенный, агрессивный шаг, Кирилл подумал, что предстоит тяжелый труд. Потом он еще раз примерился к женской группе, оценил возможности и решил, что игра стоит свеч. Лариса в троице казалась незаметнее всех. Остальными приятно было любоваться... да мало ли, как карта ляжет. У женщин на возрасте частенько сносит крышу... Постановив, что пока везет, он быстро побежал в подъезд.
      - Вещи просит, - сказал он Виктору Ивановичу, старательно изучая половик и стараясь игнорировать укоризненный строгий взгляд. Тот молча вынес в коридор старенькую индийскую сумку с потертыми рельефными плясуньями. Кирилловы собственные сборы были недолгими, и скоро он, размахивая поклажей, резво прыгал вниз по лестнице навстречу приключениям.
      Во дворе, на пути через клумбу - по Ритиным следам к синей машине - он подумал, что жители дома, глядя в окна, могут с отрадой наблюдать и любоваться, как тридцать лет назад любовались девочками в белых передничках. Розовая обтянутая Рита выглядела, точно сошла с журнальной обложки, красавица Алина казалась лет на десять моложе предполагаемого возраста, и даже Лариса на их фоне смотрелась вполне сносно. Все трое, с безупречной осанкой, изящно сложив руки, держались за убогим фанерным столиком в детском тереме, словно на кремлевском приеме. Подойдя ближе, Кирилл увидел, что изысканные дамы, держа в тонких пальцах прутики, терзают соцветия одуванчиков и травяные стебли.
      Недоуменно остановившись, Кирилл встретил их настороженные взгляды. Потом Лариса узнала его, просияла и нежно проговорила:
      - О, Вася!..
      - Пошли грузиться, Вася, - распорядилась Рита мрачно. - Кстати, документы покажи.
      Состоялась проверка документов по всем милицейским правилам, сумки были уложены в синий багажник Ситроена, Алина поспешно забралась на переднее сидение, а Кирилл оказался с Ларисой сзади. Пока Рита, шипя на ей одной ведомые препятствия, выруливала со двора, Лариса сухими ртутно-подвижными пальцами нащупала его руку, сжала в своей и подняла на него вечно блестящие восхищенные глаза. На шоссе Лариса свободную руку просунула за спину Кирилла и нежно обняла его за талию. Выезд с кольцевой дороги сопровождало откровенное поглаживание по колену, затем рука полезла вверх, и Лариса покусилась на застежку его брюк. Кирилл не возражал, предвкушая дальнейшие забавности поездки. Алина, щебетавшая что-то о машинах, которые ездят с пугающей быстротой, обернулась, заметила Ларисины манипуляции, и вдруг, с резким писком испуганно закрыла лицо руками.
      - Что такое... - проговорила Рита с досадой.
      Она заглянула в зеркальце.
      - Так, прекращай, - сказала она поморщившись. - И вообще...
      Она, резко повернув руль, остановилась на песчаной обочине и откинула дверь.
      - Вылезай, садись вперед, - скомандовала она. - Сейчас посмотрим, как ты водишь.
      - Ой... - пролепетала Алина.
      - А ты назад, - довершила Рита.
      Кирилл осмотрелся на водительском месте и примерился к педалям. Нечто похожее, когда он работал в дизайн-студии, имелось у директора, а того приходилось время от времени доставлять домой... Кирилл ухмыльнулся, вспомнив, какое интересное было время, Рита придирчиво сощурилась, оценивая качество вождения, а Лариса, обиженно пыхтя на заднем сидении, раскрыла сумочку, достала блокнот с ручкой и принялась, ожесточенно грызя пишущую принадлежность, что-то записывать.
      - Не ползи как улитка, - распорядилась Рита, опустила стекло и закурила. - Нормально едь, мужик.