- ...на пятидесяти квадратах общей площади жена, шестимесячный ребенок и змея-теща. Не считая меня... и пьяного шурина... вечно пьяного. Куда тебя деть - в ванную, что ли?
      Кирилл, непроизвольно сжимая обмотанную скотчем красную трубку, вздохнул, и ответный трещатый фейерверк помех отчасти заглушил вдохновенное бормотание собеседника, который продолжал злобно фантазировать: "в тещин любимый таз, где третий день ее штаны мокнут пятьдесят восьмого размера?.."
      - На балконе положи, - предложил он апатично, чувствуя, что результат дальнейших переговоров заведомо отрицателен. - Балкон у вас здоровый, тепло, прогноз благоприятствует...
      - На большом балконе, - голос собеседника качнулся и наплыл на ухо - тот перехватил у подбородка трубку и принялся невидимо, с радостной готовностью загибать пальцы. - Шкаф с крупой на случай третьей мировой, две коляски, санки, велосипед, штук десять ведер, медный таз для варенья, лохань для рубки капусты, две табуретки, мешок сахарного песка на пятьдесят кило, подшивки журнала "Юный натуралист" лет за десять - причем не последних - и запасной унитаз, который покойный тесть украл где-то на стройке еще при Советской власти, - пальцы кончились, и собеседник резюмировал. - Стать некуда, а не человека разместить...
      Кирилл снова вздохнул и провел пальцем по тумбочке, оставляя узкий темный след на пыльно-белесой поверхности.
      - Ясно... - произнес он с укоризной.
      - И балкон открытый, - продолжал собеседник. - Окурок сбросят - сгоришь...
      - А добро не сгорит? - поинтересовался Кирилл. - Не боишься?...
      Собеседник помолчал.
      - Хоть бы сгорело к свиньям, - сказал он тоскливо. - Как на грех не бросает никто... Но тебе не повезет... Да мало ли... бандиты твои разыщут... лучше кому одинокому позвони.
      - Я в свалке затеряюсь, - предложил Кирилл, не надеясь на согласие. Его внимание скользнуло по отошедшему куску обоев, вдоль выцветшего узора, в поисках алгоритма действия, возможно затерявшегося в зарослях печатных завитушек.
      - Ты не знаешь, - сказал собеседник назидательно. - Способности глаза, на обысках наметанного... Наш охранник на складе барахла сто на сто метров дюбель потерянный от самореза находит... А бандиты ментовскую школу прошли четыре из пяти... о сотых процента можно спорить, но сути не меняет... Позвони Сереге... или Химику... а еще лучше езжай на малую родину, тебя там фиг кто найдет... В такую дыру в здравом уме и бандиты не сунутся...
      Кириллов взгляд обреченно уперся в прошлогодний календарь с вечерней фотографией неизвестного города на неизвестном континенте, в закатном небе излучавшего мирный свет от тысяч окон. Представив картинки с малой родины, он провел рукой по волосам.
      - Серега сам без площади, - сказал он. - Он с девчонкой поругался... Бегает бог весть где.
      - Вот и составь компанию, - обрадовался собеседник, близко обнаружив выход из положения. - С Серегой не пропадешь. Ты пойми: мне с семьей в разборки твои лезть резона нет. Жил бы один - не вопрос...
      - Угу, - сказал Кирилл задумчиво.
      - Ты только не обижайся, - попросил собеседник.
      - Нет, чего обижаться... - проговорил Кирилл. - Я счастливый человек, оказывается, без багажа.... Что-нибудь придумаю...
      Мысленно он завершил разговор, как бесперспективный, и витал в продолжающемся поиске. Безмолвный перебор вариантов помешал ему правильно повесить трубку, и та с шумом соскользнула со старенького, битого не одним предшествующим поколением, телефонного аппарата. Шипя от неловкости и досады, Кирилл поторопился исправить оплошность, но звук успел донестись до квартирного хозяина, Виктора Ивановича.
      - Кирюша... - проскрипело со стороны кухни.
      Свирепо вращая глазами и сдерживая проклятия, Кирилл двинулся на зов. Навстречу плыл убийственный запах сосисок. Виктор Иванович, в тренировочном костюме, с большой головой, венчающей высохшее тело, маячил на фоне тюлевой оконной занавески и тополиных ветвей.
      - Я тебя, Кирюш, попрошу, - сказал он. - Ты передай молодым людям, чтобы ночью не звонили... Я до пяти утра заснуть не мог. Я уж старый человек, сон у меня некрепкий... Пропадет - лежу мучаюсь...
      - Хорошо, - сказал Кирилл, согласно покивав головой. - Извините. Передам.
      Вряд ли молодые люди кого послушают, - страдальчески добавил он мысленно. - Молодые люди себе режим утверждают сами... и если учитывают постороннее мнение, то ни Виктор Иванович, ни сам Кирилл им не указ... Запах становился невыносимым - сосисочный пар поднимался из кастрюльки, из-за спины Виктора Ивановича. Опустив покаянные очи долу и, скосив проверяющий взгляд - закрыта ли тема - Кирилл, боком отходя мелкими шажками, ретировался в снимаемую комнату.
      Он прохаживался мимо книжного шкафа с унылыми серо-коричневыми томами детской энциклопедии шестьдесят четвертого года и небольшим Итальянским Полднем в рамке, мимо письменного стола с чернильным прибором без чернил и чугунным Пушкиным, который, безразличный к окружающему миру, вдохновенно грыз перо, мимо окна, за которым мокли глянцевые листья и вдалеке надрывался автомобильный гудок, но конструктивная мысль не приходила. Непреклонный гудок - запертого, видимо, водителя - мешал сосредоточиться. Крупная капля громко ударилась о подоконник. Кирилл вздрогнул от неожиданности, и тут во дворе раздался взрыв петарды. Подумалось, что больно громко - не к добру... Перебирая соображения, он попутно изучал картинки на фоне медового света, из противоположных окон - в одном большую овальную картину на стене, в другом груды книг и журналов на подоконнике, в третьем этажерку из цветочных горшков, очевидно закрывавших для обитателей скудное солнце, и к нему приходила уверенность, что сейчас, в резонансе мысли и зрительных поисков, обязательно найдется выход. Ему припомнилось, как на предыдущей его квартире напротив жила обезьяна в клетке, отгораживающей часть комнаты, и как она металась по вечерам вверх-вниз, в лучах противной лампы дневного света...Успокоился обиженный автовладелец, Кирилл облегченно опустился на диван, и как гром среди ясного неба электрическими переливами прозвучал дверной звонок.
      Кирилл панически замер. К Виктору Ивановичу заходили редко. Если вспоминать точнее, то никто не заходил... Пару раз на памяти - за подписью в поддержку каких-то жуликов из ДЭЗа... И сейчас он отправился к двери, озабоченно приговаривая: это кто... кто бы мог быть?.. Кирилл, хотя формально посетители квартирного хозяина его не касались, выскочил в коридор, опасаясь оказаться адресатом, но облегченно выдохнул, услышав из приоткрытой двери веселый и довольный женский смех.
      - Папка, милый! - вдохновенно воскликнула невидимая женщина. - Не ждал? Ааа!..
      Раздался громкий чмок поцелуя, Виктор Иванович отпрянул, и в коридоре возникла, оживленно блестя глазами, худая женщина лет сорока с тортом в руках. Заметила Кирилла и неуместно, не по возрасту, воскликнула:
      - Ой!
      - Здравствуйте, - сказал Кирилл негромко и покивал головой, неловко отводя глаза от ее пристального взгляда. Мимолетом он успел заметить неряшливую стрижку под горшок, растрепанные волосы со значительной примесью седины и дорогие, невпопад нацепленные вещи: шоколадную юбку, серую с розовыми разводами трикотажную майку и ярко-красную кофту. Красными были и лакированные босоножки.
      - Он похож на Васю! - заявила женщина ликующим голосом. - Я и подумала, что Вася.
      - Пойдем, - Виктор Иванович, пододвигая ей тапки, потянул ее за руку. - Это мой квартирант... Помнишь, я тебе рассказывал...
      - Ей-богу, прямо Вася! - продолжала женщина. Она наконец отвернулась от Кирилла, которого коробило от ее беспокойных глаз, и обратилась к Виктору Ивановичу. - Знаешь, там ваши юные разбойники петарды пускают! Они попадут кому-нибудь в окно! В суп! Ты представляешь? Я бы их всех поймала, - она лучезарно улыбнулась, - и передушила...
      - В окно, может, и не попадут... - отвечал Виктор Иванович. - А собаки пугаются. У Евгении Никифоровны собачка под Новый Год чуть не сдохла с перепугу... натура нежная... вся в хозяйку...
      Кирилл вернулся к Пушкину и к дразнящей бессмысленной улыбке оранжевого Итальянского Полдня, в которой не было ни сочувствия, ни понимания, но громкий голос женщины, с отзвуком металлик, доносился на одной неприятной ноте, отдававшей мелким механическим дребезжанием.
      - Евгения Никифоровна противная старуха, - заявляла она, нервно смеясь. - Я помню, как мама рассказывала, что ее после банкета с защиты диссертации выволакивали из такси два мужика! Смертельно пьяную! За руки, за ноги! А она хохотала на весь двор! А муж ждал ее у подъезда!.. А теперь она разводит противных собачек!... шаурма на четырех лапах... фу!
      - Знаешь, - рассудительно сказал Виктор Иванович. - Защитив кандидатскую диссертацию, можно напиться. И похохотать на весь двор. Кандидату физико-математических наук вполне простительно.
      - Господи, кому нужна ее диссертация! - говорила женщина, перекрикивая гудение чайника. - Что ей с диссертации! Ну что? Пустое место! Гложет сухари. Не съела бы свою мерзкую собачку, - женщина засмеялась.
      Что ответил Виктор Иванович, Кирилл не расслышал, так как закрыл дверь. О существовании у Виктора Ивановича географически близкой дочери он не подозревал. Тот не упоминал о ней ни разу... Кирилл вспомнил, что и фотографий детских он не замечал - случайно попавшие на глаза, были поблекшие от времени танкисты с кубиками в петлицах, женщины с правильными овалами лиц и сильными мускулистыми руками, в поплиновых платьях, покойная жена с нежными глазами, как сквозь мутную воду запечатленная на снимке. Глядя на ползущую по стеклу каплю, он раздумывал, как повторить выход к телефону, когда поблизости игриво позвали:
      -- Васяаа...
      Почему-то догадавшись, что зовут его, Кирилл выглянул за дверь.
      -- Куда ж ты, Вася, спрятался? - протянула гостья. - Пошли чай пить.
      Примирившись с произвольным наименованием (хорошее имя, не страшно) Кирилл последовал за ней. Чай не помешал бы, еще там, помнится, торт был... Виктор Иванович с каменным выражением, не выражая эмоций, резал тощее "Полено". На Кирилла он не смотрел вовсе - будто его не было.
      - Лариса Викторовна, - уронил он себе под нос, вспомнив о необходимом этикете. - Дочь моя... Это Кирилл.
      -- Нет, он вылитый Вася, - сказала Лариса Викторовна утвердительно, усаживая Кирилла на табурет с разнодлинными ножками. - Вот ты, Вася, скажи. Ты б огорчился, если всех собак разом передушили?
      -- Наверное, - сказал Кирилл. - Тогда бы крысы появились. Так и бывает.
      -- Он начитался газет, - объявила Лариса Викторовна, перебирая воздух пальцами. - Эти долбанные защитники природы жужжат... им за это деньги платят... ведешься на сопли про несчастных тварей? - она погрозила пальцем. - У нас такой мерзкий климат, что всякой гадости переводу не дождешься: то крысы, то тараканы... змеюки какие-нибудь. В Арабских Эмиратах собак нету. И никого нету. Никто в песках жить не может, одни верблюды. А человек живет. Нефтью питается...
      -- Я Никите звонил, - сообщил Виктор Иванович, не обращая внимания на изысканный дамский треп. Судя по важности тона, слова означали существенное. - Недели две назад... Не интересуешься, как у них?
      Лариса Викторовна артистически развела руками.
      -- Ай, пап. Что отрезано, то отрезано. Лучше не напоминай... у меня забот хватает, - в подтверждение тезиса она порылась в сумке, достала из косметички таблетку и уронила, разжав пальцы, рядом с чашкой. - Лучше бы это... - она подмигнула Кириллу. - Бутылочку достал.
      -- Зачем? - спросил Виктор Иванович недовольно. - Тебе нельзя. С лекарствами мешать... - он беспомощно прервал фразу на полуслове.
      -- Ну вот... молодежь... - ресницы опять шаловливо сомкнулись.
      -- Молодежь обойдется, - отрезал Виктор Иванович веско. - Нечего спаивать молодежь.
      Кирилл молча ел слепленный из черного хлеба и прогорклого маргарина торт и в разговор не встревал, чувствуя подспудное наличие большого конфликта, в который желательней не впутываться. Благополучно съев, что положили, он поблагодарил и откланялся. Присутствие Ларисы Викторовны внушало неудобство. Дождавшись, когда хозяева удалились в комнату, и из голубоватого полумрака послышался надрывный голос тележурналиста, вещающего о бедах России, он выглянул и осторожно, подтягивая провод, завладел телефонным аппаратом. Удалось - никто не хватился. Приободрившись мелкой удачей, Кирилл достал телефонную книжку, разломил пополам в нужном месте и зажал плечом трубку, как в дверь постучали.
      -- Можно? - спросил голос вездесущей Ларисы Викторовны.
      -- Сейчас, - сказал Кирилл поспешно. - Одну минутку, я верну... - он осекся, убедившись с одного взгляда, что Ларису Викторовну интересует не телефон. Хихикая, она потянула из-за красной полы водочную бутылку.
      -- Давай тяпнем, Вась, - сказала она весело.
      Алкоголичка, - с обреченным пониманием решил Кирилл. - Позор семьи. Немудрено, что Виктор Иванович не держит ее фотографий...
      -- Давай, - согласился он. Ему было все равно, выгонит его Виктор Иванович или нет - все равно придется из квартиры сваливать по независящим от Виктора Ивановича причинам. Лариса Викторовна, излучая волнующее, но неприятное беспокойство, размашисто прошлась по комнате.
      -- Когда-то я здесь жила, - сообщила она, наклонив растрепанную голову. - Помню, папе прислали молодого вина из Грузии... аспирант какой-то прислал. Мы с девчонками решили попробовать... А чтобы не засекли со стаканами, пили из чернильниц.
      Веселая тетка, - подумал Кирилл, наблюдая за взмахами ее суховатых птичьих лапок. - А если она?.. Как вариант?.. не такая она старая, и сохранилась хорошо...
      -- Можно из чернильниц, - согласился он и послушно снял чернильницы с мраморной подставки. Разливая водку, он попытался вспомнить, приходилось ли пить из старинных чернильниц. Кажется, нет... Пакеты, полиэтиленовые стаканчики... из чайника даже приходилось, из вазы для цветов, из аптечных пробирок, из резиновой свинки с отрезанной для удобства головой... Чернильница в посуду не годилась, соотношение толстых стенок и узкого горлышка делало ее настолько непригодной для употребления в качестве столового прибора, что Кирилл заподозрил вдохновенную ложь. Не то чтобы робкие школьницы - закоренелый алкоголик отказался бы от подобного сервиза... Пришлось, запрокинув голову, одним глотком бросить в организм спиртное содержимое. Поставив емкость на стол и отметив преображение действительности в лучшую сторону, Кирилл обнаружил, что Лариса Викторовна понюхала водку и кокетливо макнула в нее язычок, который удивленно испугавшийся Кирилл внимательно рассмотрел, опасаясь вероятной раздвоенности.
      Беспокойство, исходящее от нее, усилилось его в глазах, когда он обнаружил, что первый вывод был ложным, и что она не алкоголичка. То равнодушие, с которым она поставила обратно на мрамор наполненную рюмку - чернильницу - вроде не давало повода сомневаться.
      -- Это чего ж?... - спросил он подозрительно.
      -- Нельзя мне, - ответила Лариса Викторовна шаловливо. - Лекарства принимаю, алкоголь нельзя... - увидев его настороженное лицо, она вибрирующее расхохоталась. - Думаешь, от сифилиса лечусь? - Кирилл подумал именно это, но забормотал возражения в ответ. - Нет, милый... Не путай меня с грубыми натурами... это не мой удел, - она, любуясь, вытянула худую руку. - Моя болезнь генетическая, наследственная... кости не держат кальций. Я истлею в могиле раньше срока... - вытянутой рукой она потрепала его по волосам и провела пальцами по щеке. - Мне достаточно гомеопатических порций... Я быстро пьянею, и мне нетрудно поддержать любую компанию... Ну? Наливай себе!... Я, знаешь ли, не люблю, когда пьют женщины, но непьющий мужчина - это нонсенс... Наливай!
      После шестой чернильницы действительность настолько трансформировалась и упростилась, что Кирилл не возражал, когда Лариса (она была теперь Лариса) целовала его руки, дразня шероховатыми неровностями обкусанных губ, неподвижно глядела серыми и совершенно молодыми глазами прямо в его лицо и говорила восхищенно: "Василий... у тебя божественное имя. Василек... василиск...василевс... это царь. Ты - мой царь... мой васильковый царь. Почему ты такой жестокий?.. Я прошу тебя, Василий... я умоляю тебя на коленях...". Переизбыточной экзальтации Кирилл почти не замечал, потому что находился в состоянии, когда не надо ни о чем умолять. Он был заранее на все согласен, и немало удивился, когда Лариса действительно соскользнула с дивана и встала на колени.
      -- Вася... - она молитвенно сложила ладошки. - Обними меня, Вася...
      Кирилл послушно обнял ее за плечи, и Ларисины глаза влажно заблестели.
      -- Какое счастье, - прошептала она. - Какое счастье быть в твоих руках... У тебя волшебные руки... Ты переносишь меня в космос своими руками... Ты наверное побывал сегодня на других планетах... Ты даришь мне прикосновения неземного...
      Кирилл перестал задумываться о смысле ее речей, потому что она обнимала его за шею, вкрадчиво целовала и продолжала шептать что-то о его царственной грации и божественной сущности. И Кирилл чувствовал, что это ему нравится, и что она очень кстати, что можно иной раз давать себе поблажку, и вообще приятно, когда тобой восхищаются и можно ни о чем не думать, кроме собственного удовольствия.
 
      Утром голова казалась насквозь костяной и гулкой, и, когда Кирилл проснулся, было очень поздно. Он дождался удара часов в соседней комнате (один раз), попытался угадать - то ли половина чего-то, то ли ровно час - не угадал и сел на кровати, вздрагивая от толчков под черепом. Ларисы не было. Он прислушался - она вообще в квартире или нет - но звуки отсутствовали. Кирилл усмехнулся, предположив возможную реакцию Виктора Ивановича. Еще предложит, как честному человеку, жениться на его обесчещенной престарелой дочери - с него станется. Впрочем, дочь была местами даже ничего...
      Выйдя из комнаты, Кирилл обнаружил неподвижного, как статуя командора, Виктора Ивановича в ближайшем дверном проеме. Слушал, выследил и жаждал поговорить... Кирилл со скучной досадой приготовился к длинным тирадам.
      Виктор Иванович смотрел на него молча. Кириллу от повисшей паузы стало не по себе.
      -- Здравствуйте, - поздоровался он, разрывая гнетущее безмолвие.
      Виктор Иванович помолчал еще немного, словно подбирая слова, и потом проговорил:
      -- Не связывайся с ней.
      От изумления у Кирилла не получилось даже спросить, почему. Виктор Иванович горько, вызывая страшноватое чувство жалости, вздохнул.
      -- Не связывайся, - повторил он.
      -- А кто такой Вася? - сказал Кирилл неожиданно для себя самого.
      Виктор Иванович думал. Словно вспоминал, кто такой Вася, хотя Кирилл видел, что никаких усилий памяти для этого не требуется. Вася плавал где-то на поверхности, и не одну мозоль он в мозгах натер, этот Вася...
      Наконец Виктор Иванович махнул рукой.
      -- В Австралии Вася, - сказал он.
      -- Хоть этот на разборки не явится, - пробормотал Кирилл облегченно. - А где она? - Не хотелось отпускать Ларису так просто. Дела, которые могли к ней возникнуть, только начинались.
      -- Во дворе, - проронил Виктор Иванович. - С девчонками...
      Он сгорбился и исчез в комнатах.
      Быстро собравшись, Кирилл сунул в рот бутерброд с сыром и, жуя, скатился по лестнице. С неведомыми девчонками - значит, вернется, но лучше держать руку на пульсе и далеко не отпускать. Кстати о руке... - он зависал ладонью над перилами, избегая опасности напороться на осколки лезвия, которые местные юные умельцы практиковали засовывать в остатки резинового покрытия, и получал удовольствие от собственной предусмотрительности. Вообще он был доволен собой. Он чувствовал, что дела идет на лад, и что у него - такого сильного, молодого и удачливого - впереди исключительно хорошее, не может быть иначе. Сегодня будем умелыми, осторожными, и нам наконец повезет...
      Стоя на подъездном крыльце, он доел бутерброд, вытер руку о подкладку ветровочного кармана и степенно огляделся по сторонам, ища глазами новое приобретение. В прозрачном воздухе бессолнечного дня сонный дворик казался погруженным на дно аквариума. Таджики неторопливо копали в глинистой земле траншею, беспорядочно выбрасывая охристые комки земли, молодой парень отмывал старенькую семерку от птичьих следов, а на скамейке перед подъездом сидела, выпрямив худую спину, старушка и смотрела на Кирилла с беззлобным любопытством. Красная Ларисина кофта ярким пятном - единственным буйным мазком среди блеклого пейзажа - маячила под крышей теремка на детской площадке. Пламенные взмахи красного рукава сопровождали ее разговор с незнакомой собеседницей.
      Не решаясь вторгаться в постороннее общество, Кирилл спустился с крыльца и, поздоровавшись, присел на скамейку рядом со старушкой. Отмечая краем глаза подол потертого ситцевого платья, он подумал, что, это, может быть, Евгения Никифоровна, заливисто смеющаяся на весь двор в руках пьяных мужиков... Словно почувствовав чужие мысли, старушка озабоченно отодвинулась и артритной рукой с искривленными пальцами разгладила коленку. Кирилл переключил внимание на Ларисину визави - ухоженную гибкую даму тех же лет, запакованную в розовый костюм с короткой юбкой. У нее было умело созданное лицо с жесткими чертами и холодное выражением стервы. Рядом с бровкой был припаркован дамский автомобильчик глянцево-синего немассового цвета. Поскольку время было рабочее, и во дворе преобладали замшелые брошенные монстры без колес, Кирилл решил, что это автомобиль Ларисиной подруги... Вот из-за трансформаторной будки медленно выкатился старенький, видавший виды форд с разбитой фарой, остановился рядом с синим авто, вылез бесформенный мужик в бурой футболке, с рычажком синезуба за ухом, вытащил из багажника сумку и завертелся вокруг оси, как локатор. Подруга в розовом костюме вскочила, перелезла, двигаясь на пределе возможностей узкой юбки, через ограждение, сумку общими усилиями переправили в синий багажник, мужик открыл дверцу форда и выпустил наружу третью женщину. Даже издалека Кирилл удивился, насколько та хороша собой - изящная, очень женственная гитароподобная фигурка, золотистые локоны, разбросанные в художественном беспорядке по плечам и огромные, широко распахнутые глаза. Старушка оживилась.
      - Алинка, - сказала она сама себе восхищенно. - Алинка приехала.
      Кирилл вопросительно повернул голову в ее сторону, отметив странное остановившееся выражение ее стеклянистых хрусталиков и белый пух, выбивающийся из-под берета.
      - Красавицы были, - продолжала старушка, радостно почуяв слушателя. - Королевы. Весь дом любовался, какие девочки... Умницы, профессорские дочки... Как идут втроем, с белыми бантиками, в белых передничках... все тетки умилялись. Алина, Рита и Лариса... До сих пор друг друга помнят, любят... так вот надо. Да... времена были...
      Вздохнув, старушка снова разгладила ситцевый подол на высохшем колене, подхватила заплатанную кожаную сумку и, легко, пошатываясь, словно от ветра, покатилась по тротуару. Три женщины в теремке окружили детский столик и что-то весело обсуждали. Методом исключения Кирилл сделал вывод, что даму с ультрасиним авто зовут Рита. Вот Рита пристально обвела глазами двор, напряженно облизала губы, обнаружила Кирилла, нахмурилась и, блеснув обнажившимися коленками, вылезла из теремка. Он задумчиво наблюдал ее твердую походку - строго по прямой, через чахлую истоптанную клумбу - с розовым презрительным покачиванием бедер. Подойдя, она окинула внимательным взглядом Кириллову секондхендовскую майку с паукообразным существом, китайскую ветровку, скривила лицо истерической гримасой и процедила:
      - Это ты, что ли, Вася?
      Не смутившись, Кирилл нагло выдержал ее взгляд.
      - Что, похож? - ответил он вопросом на вопрос.
      Рита скептически прикусила губу.
      - Разве что тоже в штанах.
      Кирилл ничего не ответил, равнодушно замечая колясочный скрип, хлопанье двери в соседнем подъезде и негромкие позывные заоконного радио. Может, и не получится, - подумал он. - Это не Виктор Иванович... защита непробиваемая.
      - Тебе чего от нее надо? - продолжала Рита, покачиваясь на каблуке. - Она нищая. На тряпки ее не смотри. Это мои тряпки. Она голозадая, нет у нее ни копья.
      - Я хочу быть с ней, - ответил Кирилл вкрадчиво. - Мне нравятся зрелые женщины. Не допускаешь искреннюю любовь к антиквариату?
      - Допускаю, - проговорила Рита сквозь зубы. - Антиквариат любят продавцы и коллекционеры. Ты из каких? Впрочем, это часто совпадает...
      - Не из каких, - сказал Кирилл, стараясь сохранять ровный тон.
      - Значит, из маменькиных сынков, - сказала Рита и покачала головой. - Везет на извращенцев...
      Движением фокусника она извлекла из внезапно появившейся пачки сигарету. Кирилл поспешно схватился за пластиковую зажигалку, которую ему дали в киоске вместо сдачи с пельменей и бутылки дешевого пива. Закурив, Рита выпустила дым.
      - Приезжий небось?.. - проговорила она. - С пропиской тоже не получится, учти. Там все застраховано.
      - Я хочу быть с ней, - упрямо повторил Кирилл, начиная закипать. И добавил: - Тем более, Вася все равно в Австралии.
      - А, - сказала Рита равнодушно. - Ты в курсе...
      Она несколько раз затянулась, позвякивая золотистыми браслетами на запястье.
      - И что с тобой делать? - протянула она и слизнула бумажную крошку, думая о чем-то своем. - Водить можешь, права есть?
      - Есть, - сказал Кирилл.
      - Небось ничего не водил, кроме Запорожца... А готовить умеешь?
      - Яичницу, - сказал Кирилл.
      Рита хмыкнула.
      - В твоем положении, милок, надо все уметь. Ну а зрелых женщин, как говоришь?... - она выпустила дым, посмотрела на него пристально, и Кирилл заметил, как у нее расширились зрачки. - Сильно любишь?..
      Кирилл не стал отводить взгляда.
      - Безумно, - проговорил он медленно.
      Рита нервно отвернулась и снова хмыкнула.
      - Сосунок... - она стряхнула пепел на асфальт. - Значит, так. Мы сейчас за город на неделю. Поедешь с нами... Готовить будешь и за продуктами ездить. Если все в порядке - заплачу четыреста баксов. За все труды... - она с усмешкой подчеркнула последнее слово. - Ясно?
      Она нервно покусала губы. Кирилл, глядя на нее, мысленно пытался пристроить ей на голову белый бант, но ничего не получалось. Не представлялось, как эта женщина, со слоем тонального крема на плотной лоснящейся коже, с целлулоидно блестящими коленками и хищными лакированными ногтями, в звании профессорской дочки бегала по двору в платьице с передником. Никак.
      - Ясно, - сказал он.
      - Пойди вещи ее возьми, - распорядилась Рита. - У дяди Вити спросишь, он отдаст... И свои забери... какие есть.
      Она развернулась на сто восемьдесят градусов и, покачивая обтянутым задом, отставив в руку с сигаретой, легла на обратный курс - по прямой линии. Глядя на уверенный, агрессивный шаг, Кирилл подумал, что предстоит тяжелый труд. Потом он еще раз примерился к женской группе, оценил возможности и решил, что игра стоит свеч. Лариса в троице казалась незаметнее всех. Остальными приятно было любоваться... да мало ли, как карта ляжет. У женщин на возрасте частенько сносит крышу... Постановив, что пока везет, он быстро побежал в подъезд.
      - Вещи просит, - сказал он Виктору Ивановичу, старательно изучая половик и стараясь игнорировать укоризненный строгий взгляд. Тот молча вынес в коридор старенькую индийскую сумку с потертыми рельефными плясуньями. Кирилловы собственные сборы были недолгими, и скоро он, размахивая поклажей, резво прыгал вниз по лестнице навстречу приключениям.
      Во дворе, на пути через клумбу - по Ритиным следам к синей машине - он подумал, что жители дома, глядя в окна, могут с отрадой наблюдать и любоваться, как тридцать лет назад любовались девочками в белых передничках. Розовая обтянутая Рита выглядела, точно сошла с журнальной обложки, красавица Алина казалась лет на десять моложе предполагаемого возраста, и даже Лариса на их фоне смотрелась вполне сносно. Все трое, с безупречной осанкой, изящно сложив руки, держались за убогим фанерным столиком в детском тереме, словно на кремлевском приеме. Подойдя ближе, Кирилл увидел, что изысканные дамы, держа в тонких пальцах прутики, терзают соцветия одуванчиков и травяные стебли.
      Недоуменно остановившись, Кирилл встретил их настороженные взгляды. Потом Лариса узнала его, просияла и нежно проговорила:
      - О, Вася!..
      - Пошли грузиться, Вася, - распорядилась Рита мрачно. - Кстати, документы покажи.
      Состоялась проверка документов по всем милицейским правилам, сумки были уложены в синий багажник Ситроена, Алина поспешно забралась на переднее сидение, а Кирилл оказался с Ларисой сзади. Пока Рита, шипя на ей одной ведомые препятствия, выруливала со двора, Лариса сухими ртутно-подвижными пальцами нащупала его руку, сжала в своей и подняла на него вечно блестящие восхищенные глаза. На шоссе Лариса свободную руку просунула за спину Кирилла и нежно обняла его за талию. Выезд с кольцевой дороги сопровождало откровенное поглаживание по колену, затем рука полезла вверх, и Лариса покусилась на застежку его брюк. Кирилл не возражал, предвкушая дальнейшие забавности поездки. Алина, щебетавшая что-то о машинах, которые ездят с пугающей быстротой, обернулась, заметила Ларисины манипуляции, и вдруг, с резким писком испуганно закрыла лицо руками.
      - Что такое... - проговорила Рита с досадой.
      Она заглянула в зеркальце.
      - Так, прекращай, - сказала она поморщившись. - И вообще...
      Она, резко повернув руль, остановилась на песчаной обочине и откинула дверь.
      - Вылезай, садись вперед, - скомандовала она. - Сейчас посмотрим, как ты водишь.
      - Ой... - пролепетала Алина.
      - А ты назад, - довершила Рита.
      Кирилл осмотрелся на водительском месте и примерился к педалям. Нечто похожее, когда он работал в дизайн-студии, имелось у директора, а того приходилось время от времени доставлять домой... Кирилл ухмыльнулся, вспомнив, какое интересное было время, Рита придирчиво сощурилась, оценивая качество вождения, а Лариса, обиженно пыхтя на заднем сидении, раскрыла сумочку, достала блокнот с ручкой и принялась, ожесточенно грызя пишущую принадлежность, что-то записывать.
      - Не ползи как улитка, - распорядилась Рита, опустила стекло и закурила. - Нормально едь, мужик.
      - Мне нужно привыкнуть, - возразил Кирилл твердо, глядя прямо на дорогу, лишенную разметки, и на ползущий впереди Мерседес, груженный помоечными досками, грозящими вот-вот рассыпаться по проезжей части.
      - Ой... - снова растерянно воскликнула Алина.
      - Ну что такое? - Рита раздраженно обернулась назад.
      - Я не пойму... - проговорила Алина плачущим голосом. - У меня что-то с глазами?.. Я насчитала двадцать шесть одинаковых плакатов... Подряд... Такое бывает?..
      Скосив глаза, Кирилл отметил бесконечную череду одинаковых рекламных щитов, прославляющих коттеджный поселок, где за стоимость сарая можно было, вероятно, купить коралловый остров в теплом океане.
      - Бывает, бывает, - отмахнулась Рита облегченно. - Успокойся.
      Алина немного успокоилась.
      - Я боялась, - сказала она облегченно. - Что мне чудится.
      - Если здесь кому чудится, то не тебе, - процедила Рита, голосом изображая укоризну в адрес ближнего. - Визионеров без тебя достаточно...
      Вести было приятно, и Кирилл скоро вошел во вкус, но как только они свернули с главного шоссе, Рита заставила его остановиться и вернуться к первоначальной диспозиции. Кирилл покорно преобразился в пассажира и откинулся на спинку сидения рядом с Ларисой, которая, ухватив его за руку, передала ему желтоватые листочки, криво, с лохматым энергичным краем, выдернутые из блокнота. Кирилл рассеянно рассмотрел прыгающие строчки:
      Светлый Василий! Помни наши слова - мы умрем, а слова и дела будут жить вечно.
      Стараясь сохранять серьезность, Кирилл убрал листочки в карман. Рита сняла с руля правую руку и, не оборачиваясь, показала Ларисе кулак.
      Разбитая дорога нырнула под кроны деревьев, и за окном поплыли старые дачные дома и дощатые заборы, ребята на велосипедах и редкие дачники с кошелками. Лавируя на узких дорожках между канавами, Рита уверенной рукой привела машину к запущенному участку с большим бревенчатым домом и крапивой по пояс под редкими соснами и частыми выродившимися от старости яблонями. Выбежав из машины, Алина закружилась от восторга, вдыхая хвойный аромат, и обняла сосновый ствол.
      - Давай, - сказала Рита повелительно. - Выгружаемся.
      Прихлопнув комара на шее, Кирилл потащил сумки в дом. Под деревьями было сыровато, и он пожалел, что захваченной экипировки недостаточно.
      - Ой... - послышался за его спиной голос, полный разочарования.
      Оглянувшись, он увидел, что Алина, присев на корточки, щупает пальцами дорожку из тротуарной плитки.
      - Этого же не было, - бормотала она, чуть не плача. - Зачем?.. Раньше были доски от ящиков из-под яблок, помнишь?.. Ну зачем...
      - Перестань, - сказала Рита с досадой. - У нас не заповедник идиотов. Я себе все колени разбила на этих досках. Еще бы и голову проломила...
      Отмахнувшись, она, мерно цокая каблуками по плиткам, отправилась отпирать дом, а Кирилл оторопело наблюдал, как Лариса, опустившись рядом, тихонько утешала Алину, гладя ее по золотистым волосам.
 
      Остаток дня прошел в необременительных хлопотах, и к вечеру все потихоньку обустроились. Разложили вещи, протопили печь, приготовили обед из полуфабрикатов, распотрошив несколько упаковок с мороженой картошкой и коробки с готовыми котлетами. Кирилл, переходя из одного помещения в другое, с интересом рассматривал интерьеры просторного дома, построенного во времена всеобщего спартанства, и подвергнутого улучшениям в новую эпоху. Модернизация была эпизодической и не вносила диссонанса в общий стиль спокойного пренебрежения условностями. Скрипучие окна закрывали занавески из тюлевой тряпицы с давно запутавшимися в них сухими мотыльками. Из пыльных Ломоносовских ваз торчали пучки прошлогоднего сухоцвета. Соломенные вьетнамские шляпы висели на гвоздиках по стенам. Лестничные ступени мягко прогибались под ногой. Глядя на фотографические, под ламинатной пленкой, пейзажи с талыми водами и березами на косогоре, Кирилл чувствовал знакомые по школьным стенам классных кабинетов мотивы. И естественно, что посреди этого, лишенного элегантности, запустения странно смотрелись типовые шкафы-купе и новейшая душевая кабина. Кирилла несколько удивляло, что к плите за чугунную сковородку необъятных размеров стала Рита, элегантная Рита, которая ни пятнышка не посадила на свой розовый костюм, отчасти мешавший ей двигаться в природных условиях. Алина несколько раз, блуждая, появлялась на кухне с предложением помощи, но была безжалостно выгоняема, а Лариса пребывала где-то вдалеке и кулинарными проблемами не интересовалась.
      Картошка скворчала и нещадно пригорала, прилипая к чугунной поверхности. Рита темпераментно ругалась, проклиная молодое поколение, дремучую провинцию и польскую пищевую промышленность. Кирилл заметил, что она очень нервничает, ежеминутно хватается за мобильный телефон, проверяя звонки и сообщения, а также бегает в факсу, стоящему в гостиной с круглым столом. Несколько раз она возвращалась с длинными листами термобумаги, что-то напряженно читала, после чего рвала лист на мелкие кусочки.
      Ужин, хоть и лишенный изысканности, принес некоторое умиротворение.
      - Ну к черту, - сказала Рита, рассеянно ковыряя алюминевой вилкой вялые картофельные ломтики. - Завтра нарежем овощей... купим ветчины... Будем питаться подножным кормом.
      Кирилл видел, что за столом его только терпят, как непрошенного гостя. Даже Лариса была официальна и строга. После ужина дамы окружили круглый стол с вязаной скатертью, давая понять Кириллу, что не нуждаются в его обществе. Он сел на кухне, приоткрыл печную дверцу, разодрал холодную упаковку с готовыми пирогами и стал рассеянно жевать, наблюдая язычки пламени и прислушиваясь к разговору в гостиной.
      - Значит так, - скомандовала Рита. - У нас сегодня будет Олимпиада.
      Кто-то захлопал в ладоши - кажется, Алина.
      - Ой, здорово! - сказала она. - Точно: Олимпиада.
      - Как раз была такая погода, - подхватила Лариса.
      - Ты чего, - возразила Рита. - Теплее было.
      - Это был июль, - сказала Алина. - Мягкие ночи. И облака разгоняли.
      - Да, на небе ни облачка, - подхватила Рита с мечтательным оттенком. - Значит, у нас сейчас пустой чистый город... И демократичные иностранцы с нечерноземными рожами в дешевом барахле...
      - И продается колбаса, - сказала Алина. - Финская. Нарезка. В пакетиках. Я помню: в парке Горького во всех урнах лежали эти пакетики.
      - И фанта, фанта. Как раз пустили слух, что она растворяет железо, и желудки растворяет.
      - И Высоцкий умрет. В Вечерней Москве будет некролог...
      - В Московской Правде, ты забыла.
      - Да ничего похожего, в Вечерней Москве.
      - Нет, девчонки, это принципиально, давайте вспоминать: где был некролог?
      - Да что ты! Московская Правда не могла! Это Вечерка... в маленькой рамочке. Там всегда местные некрологи печатали...
      - Всех школьников услали из Москвы, - припомнила Лариса. - А эта зараза не поехала...
      - Я помню, - подхватила Алина. - Как ходила по улицам. В новой синей юбке...
      - А мы сырые кабачки жрали в степях под Херсоном, - добавила Рита с чувством.
      Кириллу, на глазах которого ближнее к дверце полено прогорело и покрылось серым пепельным налетом, стало скучно, и он, слоняясь, вышел из кухни.
      - Подумаешь, - бросил он ненароком, проходя мимо. - Это вы печеных ежиков не ели...
      - Кого?.. - изумленно пролепетала Лариса, но Кирилл уже был на лестнице и поднимался на второй этаж, туда, где его поместили - в комнатку под лестницей. Ему было досадно, что Лариса с таким жаром обсуждает допотопную ерунду вместо того, чтобы идти к нему. Ему хотелось, чтобы она поскорее освободилась от тренировки бесплодных воспоминаний и вернулась к действительности. Перебирая подробности их прошлой ночи, он подумал, что скучает по Ларисе. Мучаясь ожиданием, он достал из кармана листок с ее каракулями, зажег свет и прочел бредовые, но отчего-то приятные слова при свете тусклой лампочки. Тут же рядом зазвенел комар, зашуршали крылья ночной бабочки, Кирилл поспешно погасил свет и, бережно свернув листок, спрятал в карман. Слабо тянуло гарью. Где-то в поле гикали разухабистые голоса гуляющих, тарахтел, то удаляясь, то приближаясь, мотоцикл, пронзительно кричал совенок, стрекотали кузнечики, время шло, но ничего не менялось, и Ларисы не было. Тогда он накинул ветровку, вышел через Ларисину комнату на маленький балкончик и, откинувшись в продавленной качалке, стал наблюдать ночной поселок, сколько хватало инфракрасной зрительной составляющей. Недалеко раздался, сопровождаемый предварительным шелестом, глухой удар о землю, и до Кирилла не сразу дошло, что упало яблоко с ветки. Он посмотрел в сторону звука. На соседнем участке горел неяркий костер и кто-то, глядя на пламя, неподвижно сидел у огня в камуфляжной ветровке. Вот плавно вытянулась тонкая рука с палкой и пошевелила угли. Лицо скрывалось за просторным капюшоном. Для удовольствия от наблюдения Кириллу не хватало лица сидевшего, и он тихонько засвистел. Сидящий вытянул шею и запрокинул голову. Теперь Кириллу хорошо было видно лицо молодой девушки, рельефно подсвеченное языками пламени.
      - Засыпала? - крикнул из темноты пронзительный женский голос.
      - Да, - ответила девушка.
      - Рано еще, - крикнула невидимая женщина. - Смотри, сгорит. Останутся уголечки от картошки, вот и жуй на здоровье!
      Девушка озабоченно пошевелила дрова, потом снова подняла голову и, замерев в скульптурной позе устойчивого равновесия, уставилась ровно в точку, где темнота скрывала Кирилла. У него возникло странное чувство, что они смотрят друг другу в глаза, хотя он прекрасно понимал, что его самого не видно.
      - Вася! - тревожно позвал из комнаты испуганный голос. - Вася, ты где?
      Кирилл выскользнул из качалки и, стараясь ступать бесшумно, вернулся в комнату, к Ларисе, которая панически дергала головой, разыскивая живого человека в заведомо пустом пространстве.
      -- Здесь я, жду, - сказал он недовольно, цепляя гнусную ухмылку на лицо. - Сколько можно? Я соскучился...
      Он моментально был вознагражден мимической вспышкой радости.
      - Василек, мой синий василек, - прошептала Лариса, порывисто, но деликатно бросившись ему на шею. - Завтра мы пойдем в поле, и я осыплю тебя васильками. Это твои цветы...
      Она целовала его, гладила по лицу, и он чувствовал отголосок чужих и резких Ритиных духов, и ему почудилось, что он обнимает обеих. Лариса, не беспокоясь его ощущениями, расстегнула по одной пуговке его рубашку и осыпала поцелуями плечи. Кириллу не оставалось ничего, как подчиниться ее ласковому напору. Она опустилась перед ним на колени и разъединяла пряжку ремня.
      За дверью что-то метнулось, топот слился с деревянным скрипом, и вспыхнул свет на лестнице.
      - Ларка! - одним быстрым слогом прокричала Рита.
      От ее жуткого голоса у Кирилла упало сердце.
      - У вас темно! - кричала Рита.
      Она, мощным ударом распахнув дверь, ворвалась в комнату и зажгла свет. Не обращая внимания на полураздетого Кирилла, бросилась к Ларисе и судорожно схватила ее за руки.
      - Слышишь? - кричала она. - Слышишь? Это наш, наш мотор! Это он!..
      У нее было перекошено лицо, жакет расстегнут, руки судорожно сжаты, и в зигзагообразных движениях появилась изломанность подрубленного дерева. Словно в комнату явился показ жалостливого мультфильма... Пока Кирилл силился определить в интервалах тишины столь напугавший Риту звук мотора, Лариса безмятежно, не удивляясь, щурилась на яркий свет.
      - Что он тут забыл? - протянула она, непринужденно пожимая плечами. - Ты, как всегда, драматизируешь ситуацию... Позвони домой. Позвони на домашний. Скажи, что любишь и хочешь услышать его голос...
      - Да, - сказала Рита, судорожно сглотнув. - Верно. Я не догадалась. Стой! Подожди! Я сейчас...
      Дрожа и хватаясь за перила, нашаривая их ощупью, как слепой, она спустилась по лестнице.
      -- Ах, - пожаловалась Лариса, светски улыбаясь. - Она такая дерганная...
      И ободряюще погладила его по голой руке. Королева, непринужденно прячущая в шкаф случайно вывалившийся скелет. Что вы хотели?.. В приличных домах нельзя без скелетов...Порядок такой...
      Снизу Рита счастливым - задыхающимся от восторга - голосом прокричала:
      - Ларка, все верно! Он дома! Мне послышалось!..
      - Я же говорила, - сказала Лариса невозмутимо.
      Она, плавно щелкнув рубильником, погасила свет и стремительно, будто ничего не произошло, вернулась в исходную позицию на мужской шее, но Кириллу после внезапного визита было не по себе, и еще не вернулась способность эротической реакции.
      - Так и будет продолжаться? - спрашивал он, пока Лариса увлекала его на большую скрипучую кровать, вызывающую сомнения в устойчивости. - Всю ночь будет прибегать?
      - Нет... - прошептала Лариса, хихикая. - Она успокоилась. По крайней мере, часа на два. Знает, что быстрее ее муж сюда не доберется... А потом заснет. Напьется и заснет.
      - Она боится мужа? - спросил Кирилл и нехорошее предчувствие ревнивой Ритиной законной половины возникло у него в душе.
      Лариса снова захихикала, щекоча его плечо своим прерывистым дыханием.
      - Она ведь сумасшедшая, - сказала она. - Только никому не говори... И вида не показывай. Она каждые полгода лечится. У нее личный психиатр... - она отстранилась и принялась спокойно раздеваться, задумчиво, по одному, с шорохом бросая предметы одежды на спинку стула. - Мужа боялась, и на этой почве сбрендила... Он то ли бандит, то ли бизнесмен... то ли оба вместе, не поймешь. Боится, что убьет. Детектива наняла, следит за ним... то боится, что другую найдет, то боится, что слежку заметит, и тогда уже точно придушит... В общем, одно за другое цепляется. То говорит, что он подземный ход прорыл... в квартиру, на восьмой этаж. То прохожих за киллеров принимает, газом травит... Ты ее не раздражай, - она скользнула к нему и зашарила руками по его телу. - Вася!.. Мой Вася!..
      Перед погружением в Ларисины объятия последней разумной сожалеющей мыслью Кирилла был образ пухлогубой девушки у костра, с откинутым за спину капюшоном, тонкими запястьями и отраженными языками пляшущего пламени в глазах.
 
      Утром Кирилл проснулся от близости странных голосов - то ли в соседней комнате, то ли за окном.
      -- ... ну а что гиппопотам, - говорил незнакомый голос задумчиво. - Это ж та же свинья. И кошельки, и бумажники шить, я думаю, из него можно.
      Отбросив недоумение и списав гиппопотама на счет остатков сна, Кирилл вытянулся в постели, неторопливо приходя в себя. Он чувствовал усталость и подумал с тоской, что, пожалуй, зрелые женщины - это утомительно. Хорошо, что пока остальные не рвутся из резерва... Лариса слегка похрапывала под лежащей на подушке копной спутанных, с проседью, волос. Поднявшись, Кирилл непроизвольно бросил взгляд через окно на соседний участок. Девушки не было. Двухлетнее дитя запихивало в рот сорванную с куста малину, и пронзительно кричала женщина "Яна! Кто за ребенком смотрит?,," Кирилл тихонько, чтобы Лариса не проснулась и не потребовала продолжения банкета, оделся, спустился, стараясь не скрипеть половицами, по лестнице и вышел на крыльцо. Было тепло, в синем, словно эмалевом небе клубились кипельно белые облака, а на верхней ступеньке сидела Рита - снова в облегающем, на этот раз серо-голубом костюме с большими плоскими пуговицами, слегка растрепанная, наедине с приземистой бутылкой армянского коньяка.
      -- С добрым утром, - сказал Кирилл.
      -- Бррр... - ответила Рита, слегка содрогаясь и поеживаясь - то ли от утренней свежести, то ли от общей личной неприязни.
      Кирилл побрел вглубь сада, к дощатому покосившемуся туалету. Модернизированные местные удобства его не притягивали, природа казалась в этом смысле привлекательней. Под кривой стеной, в сердце крапивных зарослей, обнаружилась ржавая бочка с дождевой водой, вполне пригодной для умывания.
      -- Балда дикая, - прокомментировала Рита, проводив его взглядом, и отпила глоток из бутылки.
      Кирилл, вспомнив вечерний аппетитный звук удара, услышанный в темноте, задумчиво пригляделся к веткам яблонь. Урожай выглядел не слишком соблазнительно, но сад не предоставлял альтернативы этому скромному предложению. Кирилл пошевелил кроссовочным носком падалицу и потом, подпрыгнув, сорвал пару яблок, казавшихся порумянее. Несколько неустойчивых плодов сорвались с потревоженного дерева и, как снаряды, врезались в землю.
      -- Не это! - закричала Рита и замахала рукой. - Это штрифель, не бери! Незрелый! Осенний он!... Вон там!.. Вон грушевка, вон мельба!.. Дуррак...
      Кирилл, не слушая ее советов, раскусил яблоко и, подойдя к Рите, протянул ей другое.
      -- Какая там мельба, - сказал он. - Они все одинаковые.
      -- Тебе-то конечно, - сказала Рита мрачно.
      Кирилл, хрустя яблоком, опустился на ступеньку. Рита придирчиво повертела принесенный фрукт, вытерла его о Кириллов рукав, отхлебнула коньяка, закусила яблоком и с негодованием выплюнула.
      -- Тьфу! Несъедобное.
      Кирилл пожал плечами и спокойно, получая удовольствие скорее от запаха, чем от вкуса, уничтожил яблоко, оставив одну палочку.
      -- Там у забора, - проговорила Рита, кисло наблюдая за движением его челюстей. - Золотая китайка росла. Яблоки были прозрачные... Как янтарь. Медовые... вкусные, - она, запрокинув голову, сделала еще глоток. - А теперь не плодоносит. Ничего нет. Дедушка Мичурин, гад...
      Кирилл молча сидел, разглядывая смородиновый куст с прозрачными, преломляющими свет, рубиновыми капельками ягод. В доме было тихо.
      -- Тебя как звать? - спросила Рита.
      -- Вася, - ответил Кирилл.
      -- Угу. Это я знаю, - сказала Рита, поправив съехавшую юбку. - Крестили-то как?
      -- Ты ж паспорт видела, - сказал Кирилл.
      Рита вспомнила что-то веселое и заливисто рассмеялась.
      -- И правда, - сказала она. - Только я забыла все равно... Ладно, какая разница...
      Перепачканный глиной грузовик, натужно гудя, остановился напротив калитки и некая личность в надвинутой кепке, высунувшись из окна, крикнула:
      -- Хозяйка, песок нужен?
      -- Нет! - ответила Рита громко и хмуро добавила для себя. - Проваливайте...
      На забор, вспугнутая ревом и вонючим дизельным выхлопом, опустилась яркая сорока, помахивая хвостиком, как молоточком. Взвыла и замолкла бензокосилка. С утра пораньше неймется кому-то, - подумал Кирилл вяло.
      -- А кто такой Вася? - спросил он.
      -- Да так, - Рита махнула рукой и снова приложилась к бутылке. Кирилл про себя подивился ее способности хлестать коньяк на голодный желудок. - Козел один. Из второго подъезда. У него папаша был замдиректора института... хваткий такой мужик... а сыночка на духовное повело. Сильно умственный был. Йогой занимался... по тайге шастал, инопланетян вроде искал, кедровые орехи жрал со скорлупой... С приветом большим, в общем. Сядет на скамейку, умное лицо сделает... я, говорит, энергией из космоса питаюсь. Сейчас бы в дурдом замели, а тогда модно было... Лариска на его морду сильно важную посмотрела и втрескалась... А он ни в какую. То ли не по тем делам, то ли боялся, что окольцуют... Чего она только не делала. Письма ему писала, рыдала, вешалась... на четвертый этаж к нему, козлу, лазила. Сняли с третьего, птицу мою... Сейчас промышленных альпинистов - и вся проблема... Она ж замуж-то и не мечтала о счастье эдаком... снизошел бы на минуточку с ледяных вершин, и достаточно... Да... - она взялась за бутылку. - В общем, не повелся Вася на грязные домогательства. Выдержал высоконравственную позицию. А в девяносто втором в Австралию свалил. Там энергией питается... Женился, говорят. Говорят, в письме написал, что первое, чему сына шестимесячного выучил - в позу лотоса садиться... Так ему и надо, я считаю... А Лариску клинит время от времени... - она задумчиво вздохнула и нахмурилась. - Ты знаешь - она ж инвалид. Вторая группа у нее... По инвалидности дома сидит. Статейки придурочные переводит, на эти копейки живет...
      Кирилл искоса, переходя от потирающей лапки мухи на серо-голубой рукав, разглядывал Риту. Ее колени в плотных золотистых колготках лакировано блестели, верхняя пуговица жакета была расстегнута, и оставалось гадать о причине - рассеянность?... попытка привлечь внимание?.. стесняющий размер?.. Коньяк, заполняющий бутылку на треть, янтарно преломлял рассеянные лучи. Задержавшись на зрелище теплого свечения, Кирилл мысленно запретил себе пить. В змеином гнезде не расслабляются... Рита, ликвидируя какой-то внутренний дискомфорт, повела плечом. Какие резкие движения... Почти мужские духи, напоминающие о кожаных полках галантерейных магазинов... И темперамент, должно быть, бешеный...
      - Она говорила, - подтвердил он. - Что у нее кости хрупкие.
      Рита фыркнула, коньячно-карими хмельными глазами издевательски уперлась в Кирилла, и громко, закинув голову, расхохоталась.
      -- Ой, не могу, - сказала она. - Принцесса на горошине... Кости у нее как у тиранозавра... или как его, скотину гладкую. Видел чучело, воняет на весь палеонтологический музей? Толщиной со шпалу кости... Ее ломом не прошибешь. Ты что, сразу не понял? По голове она инвалид, - она с размашистым плеском сделала еще глоток. - Головушкой скорбная... В психдиспансер как на работу ползает. Таблеток с собой целый пакет носит... Только, по-моему, ни хрена они ей не помогают, эти таблетки... Хуже только становится...
      Кирилл чуть не подавился очередным яблоком, подумав, что час от часу не легче - одна, другая... как насчет третьей?..
      -- С чего так? - спросил он, стараясь не подавать виду, что наличие сумасшедших в окружении для него не новость. - От Васи?
      -- Нет... - проговорила Рита, уставясь на дальний сосновый ствол, ярко-рыжей полосой светящийся в проемах игольчатой зелени, и впадая в прострацию. - Так бы, знаешь, все с приветом ходили... Кто без Вась по молодости... Нет... Нищета... безысходность... На этом крыша и съехала. Ее-то к светлому будущему готовили - как и нас всех - а тут раз, девяносто первый год, и мордой об асфальт... Муж никчемный, ни копейки в дом... Дети больные... лечить не на что... Муж у нее, правда, детей в итоге забрал, от нее им все равно никакого толку...
      Пока Кирилл, задумчиво заходя с разных сторон, усваивал услышанное, в глубине раскрытых дверных проемов запиликал полуприглушенный телефонный звонок. Риту передернуло, она, подскочив и поскользнувшись туфлей на ступеньке крыльца, сорвалась и метнулась в дом. Сосредоточившись на полупрозрачном тюле, Кирилл увидел ее, согнутую над мерно стрекочущим факсом. Она судорожно оторвала кусок свисающего полотна, пробежала глазами и принялась быстро-быстро рвать бумагу на мелкие кусочки.
      - Жопа, жопа, жопа! - восклицала она яростно и терзала бумагу, словно живое существо, чем-то ей сильно досадившее.
      Наблюдая за хваткой ее судорожных пальцев, Кирилл понял, что Лариса говорила правду. Но, пожалуй, что и Рита не врала... Похоже, здесь не скрывают мутных страниц биографии... Он еще раз достал Ларисину записку и перечитал.
      Светлый Василий! Помни наши слова - мы умрем, а слова и дела будут жить вечно.
      С Ларисой было ясно. Интересно, что передают Рите... Кирилл проследил, куда полетели бумажные обрывки. После подобрать и попытаться восстановить содержание... В змеином гнезде требуется полнота картины...
      Рита швырнула разодранные клочки в ведро, истерическим взмахом отряхнула руки и сразу успокоилась.
      -- Вася, эй! - позвала она бодро, как ни в чем не бывало. - Ты говорил, что яичницу умеешь делать. Иди. Флаг тебе в руки.
      Достав сигарету, она жадно закурила и, став у притолоки, выдохнула дым на улицу..
      Кирилл, вздохнув, поднялся.
      -- Появится Алинка, - проинструктировала Рита строго. - Гони ее с кухни взашей. Чтобы духу ее тут не было ясно?
      -- Что ж так? - спросил Кирилл.
      Рита иронически хмыкнула.
      -- У нее аллергия, - сказала она глумливым голосом. - На приготовление пищи.
      -- Ну-ну, - проговорил Кирилл тихонько, так, чтобы Рита не слышала.
      Наверху запела Лариса. В досках перекрытий дребезжал и прерывался ее громкий голос, фальшиво выводящий романсы.
      -- Мой косте-о-ор в тумане све-е-тит... - она заливалась бодро и бравурно, словно исполняла свадебный марш. Так голосил бы иностранец, не понимающий слов.
      Кирилл раздраженно треснул ножом по яйцу с синеватым штампом, и на сковородку вывалились два желтка. Здесь даже яйца ненормальные... Чернобыльские мутанты... Когда он повернулся, обнаружил, что неизвестно откуда, бесшумно взявшаяся Алина, обтянутая белым буклированным джемпером, сидит за столом и длинными фортепианными пальцами крутит вилку, разглядывая элемент прибора с интересом, словно видит впервые. Забыв про Ритино наставление, Кирилл залюбовался ее свежим, открытым и внушающим спокойствие лицом. Казалось, ей не больше тридцати. Явно флегматичный темперамент... Но при подобной внешности темперамент не имеет абсолютно никакого значения... При подобной внешности даже полный паралич несущественен...
      -- Когда я была маленькой, - протяжно проговорила она, не здороваясь. - Я мечтала найти город Нерж в атласе... Картография была строго засекречена... Я думала, что город Нерж скрывают в оборонных целях...
      Кирилл не знал, что отвечать. Немедленно ворвалась Рита, зловеще вращая глазами.
      -- Солнышко, - обратилась она к Алине. - Нарви смородинки... Той, что под сливами...
      -- Зачеем... - пропела Алина.
      -- Мы сварим компот.
      Алина, взяв детскую эмалированную кружку с ушастым зайчиком, исчезла. Рита погрозила Кириллу кулаком, придирчиво сунула нос в сковородку, где подпрыгивал от жара край запеченного яичного белка, проверила общую правильность протекания процесса, и тоже ушла.
      За стол сели вчетвером, как почтенное семейство. Кирилл, разрывая вчерашнюю булочку, время от времени косил на ведро с мусором, убеждаясь, что порванные листы бумаги не исчезли. Его скоро ждало сильное разочарование. Он был готов вести легкую беседу, по мере сил развлекать компанию, но убедился, что в общении с ним никто не нуждается. Даже Лариса, хотя периодически поднимала на него от тарелки восхищенные глаза, и преданно улыбалась испачканными губами, внятно разговаривать была не в состоянии. Когда Алина, испуганно скривив рот, чуть было всерьез не расплакалась от безобидной шутки, а Рита изобразила маску смерти в его адрес, Кирилл тоскливо смирился, замолчал и покорно слушал нетрезвый Ритин рассказ о греко-пляжно-меховом отпуске и невменяемые Ларисины комментарии.
      При первой возможности - после завтрака дамы засобирались не то на прогулку, не то на грибные поиски - он, брезгливо обернув руку полиэтиленовым пакетом, выбрал из ведра кусочки и забрался, чтобы не мешали, в чулан под лестницей. Включив лампочку, он прислонил к закрытой двери хозяйственную снасть - косы, грабли, завернутый в пленку парник - и стал, не торопясь, складывать из обрывков бумажную головоломку.
      Связный текст не получался. Кирилл вертел клочки то так, то эдак - выходили обрывки отдельных фраз. Казалось, что в тексте присутствуют служебные слова, и отсутствует наполняющее содержание. Будучи нанятым... результатам наблюдения... согласно информации... установлено... по адресу... дальнейшее... Из словесного каркаса было удалено текстовое мясо. Особенно озадачивало находящееся на отдельном обрывке слово "онучи". Что за онучи (ресторан?.. или клуб?.. вряд ли...), и какое они имели отношение к Рите - непонятно.
      -- Риточка Сергеевна! - раздался зычный женский голос со двора - столь внезапно, что Кирилл вздрогнул от неожиданности, уронил на дощатый пол несколько мягко спланировавших бумажных клочков, но не стал подбирать, а погасил свет и затаился.
      -- Да, дорогая! - ответила Рита.
      -- Я через забор кричу, кричу... - приговаривала женщина. - А вы не слышите... Гости у вас? Спасибо... - очевидно, ей предложили сесть. - К вам председатель заходил? Вы представляете, они опять деньги собирают. Теперь, видите ли, дорогу ремонтировать... На все те деньги, что мы собрали, можно автостраду проложить... И еще, представляете, на контейнер для мусора, который украли. Будем, говорят, новый покупать... Просто безобразие! Надо поставить вопрос о нормальном стороже, а то этот будет пьянствовать, контейнеры воровать каждую неделю, а мы этот бардак оплачивать...
      Успокоенный Кирилл хотел зажечь свет и продолжить занятие, когда, приложив глаз к проему от выпавшего сучка увидел, что в дом, осторожно ступая, крадется вчерашняя любительница печеной картошки. Она была в шортиках и тонкой маечке, не скрывавшей ни одной подробности молодого телосложения. Девушка на цыпочках проникла на кухню, заглянула в гостиную, потом в комнату... Она что-то искала. Остановившись неподалеку от чулана, она тихонько и неуверенно позвала хрипловатым голоском:
      -- Э-эй...
      Дистанционно забеспокоилась Рита, не досчитавшись гостей.
      -- Где ваша Яна? - почти закричала она. - Яна! Яна, ты где?
      Она пулей ворвалась в дом, но Яну уже как ветром сдуло, а с улицы послышалось недовольное ворчание: "Где ты бродишь, сокровище... Верите ли, Риточка Сергеевна, за ребенком присмотру меньше... Не успеваю оглянуться, как исчезает. Лишь бы не дома... И сестрица такая же, хвостом вильнет, и нету... А за ребенком бабка смотри... Пойдем уж..."
      Видимо, соседка ушла, потому что Рита, зайдя в гостиную, проговорила громко:
      -- Представляешь, эта клуша мужу изменяет!.. Бабка, тоже мне... Я смотрю, как-то в будний день, народу мало было - приехала с генералом. При погонах, в форме... Он потом по их участку голый бродил. В кителе и при орденах - только ножки торчат волосатые... Пьянючий - в хлам... Еще на дочек удивляется...
      Она, быстро тыкая в клавиши, стала набирать номер на факсе.
      -- А эта Янка, - проговорила она злобно. - Она за мной шпионит. Видели, как в дом пошла сразу?.. Ей-богу, он ее подбивает. Это он, он!.. Я знаю, что он!.. У нее глаза...
      Ее голос взмыл до крика и судорожно прервался.
      -- Успокойся... - проговорила Алина рассудительно. - Он далеко...
      -- Нет! - восклицала Рита. - У меня чувство, что он везде, везде!.. Со стенок глаза... смотрят, смотрят!.. Ты не знаешь... Черт!..
      Из гостиной потянуло ароматизированным сигаретным дымом, и голоса пропали. Кирилл подобрал бумажки, разочарованно вернул их в мусорное ведро и поднялся в Ларисину комнату. Поискал на книжной полке что-нибудь занимательное, но обнаружил сельскохозяйственные труды и старые потрепанные книги по домоводству. Было смертельно скучно. Кирилл подумал, что четыреста баксов за беспросветную тоску - невысокая цена. Весело перекликаясь, с тихим звяканьем, по невидимой дороге проехали невидимые велосипедисты. Завистливо вздохнув, Кирилл вернулся к действительности, нашел роман без обложки выпуска пятьдесят шестого года, вышел на балкон и устроился, как получилось, в продавленной качалке. Роман о тружениках производства надоел с первых страниц. Поскрипывал, как корабельная мачта, длинный древесный ствол. Дул легкий ветерок. В саду упало яблоко. Кирилл равнодушно перевел глаза на природу и остолбенел, едва не выронив книгу. На соседнем участке, где вчера горел костер, на раскладушке спиной вверх, невозмутимо положив голову на руки, загорала Яна. Без шортиков, без маечки - безо всего вообще. Почувствовав взгляд обнаженной спиной, обернулась, из-за плеча посмотрела на Кирилла и встретилась с ним глазами. Молча, без улыбки, выдержала многозначительную паузу и повернулась обратно.
      -- Янка, зарраза! - послышался голос матери. - Ты стыд-то поимей!.. В таком виде валяться!... Люди смотрят... ребенок ходит...
      -- Да ребенку все равно, - отозвалась Яна лениво.
      Оглянувшись и проверив, что его, кроме Яны, никто не видит, Кирилл поспешно сбросил рубашку и привстал в качалке, демонстрируя голый торс как знак понимания. Замер. Яна не поворачивалась. Кирилл, судорожно гадая, не снять ли и брюки, тихонько засвистел. Ленивым движением, прошедшим волной по телу, Яна пошевелилась и повернула голову. Какое-то время они не сводили друг с друга глаз, пока Кириллу не почудилось, что голова идет кругом.
      Снизу, зашедшимся птичьим курлыканьем, донеслись звуки истерики, аналогичной вчерашней. Кирилл бросил наблюдательный пост, на четвереньках возвратился в комнату и оделся, с трудом попадая в рукава.
      -- Это он! - кричала Рита. - Звук мотора, слышите! Он, он!
      Ее причитательно утешали, Кирилл задумался, не спуститься ли вниз, но, подтверждая Ритину правоту, нетерпеливо и безаппеляционно засигналила машина из-за забора. Рита взвыла "Видите!.. Спасите! Ой...", а Кирилл юркнул в чулан и привычно повторил построение баррикады из садового инвентаря. Находящийся рядом услышал бы грохот - но женщины отпирали ворота и были далеко. Воцарилось напряженное молчание. Наконец в дом, тяжело прогибая доски, размеренной походкой вошел мужчина. Кирилл приник к глазку. Лицо ускользало из поля зрения, но очевидно понималось, что мужчина представителен, солиден и уверен в себе.
      -- Как тут у вас, - сказал он голосом привычного хозяина положения. - Ты покорми меня давай... Я с работы заехал...
      -- Сейчас, милый, - Рита с истовой покорностью.
      Зазвякала посуда.
      -- Что такое... - сказал мужчина недовольно. - Опять дрянь. Собачьи консервы... Завела б повариху нормальную... Сама гадость ешь, и меня гадостью кормишь...
      Мужской голос был вроде беззлобен, но даже в напевности чувствовалась скрытая угроза. Кирилл отлично понял Риту, и ему стало жутко.
      -- Хорошо, милый, - откликнулась Рита.
      -- Петя, - распорядился мужчина. - Иди, доешь.
      -- Слушаю, Александр Алексеевич, - охотно откликнулся верноподданический басок.
      -- Вот так... Да не суетись, - последнее адресовалось, видимо, Рите. - Я на обратном пути куда-нибудь заеду... Значит, вот что: у меня здесь сейчас дело, - он особым нажимом выделил "здесь" и "сейчас". - Поэтому собери своих куриц и давай с ними это... в поля. Быстренько...
      -- Ааа... - начала было Рита.
      -- Давай, - повторил Александр Алексеевич коротко.
      Ритины шаги растаяли в воздухе. Слышался только стук вилки.
      -- Посмотри, - распорядился Александр Алексеевич. - Точно ушли? Эти психички все хитрые такие...
      -- Сейчас, Александр Алексеевич, - откликнулся Петя с набитым ртом и куда-то по-слоновьему потопал. - Ушли, - подтвердил он, возвращаясь.
      Александр Алексеевич тяжело вздохнул.
      -- Давай сюда этого... почетного чекиста, - проговорил он. - Что у них за техника такая, что все время ломается... Защитники государства, блин... СССР так же просрали... А я должен, смотри: среди дня бросать дела, ехать сюда...
      -- Этого-то, Александр Алексеевич... - подсказал Петя, понижая голос. - Кавалера их... Он ведь здесь где-то...
      У Кирилла душа ушла в пятки.
      -- Да черти с ним совсем, - сказал Александр Алексеевич лениво. - Я не свинья - в грязи ковыряться... Ну посмотри по комнатам, я не знаю... В сортире посмотри...
      Петя проверил кухонные полочки с чайным сервизом - вместимостью в сотые доли человека - раскрыл несколько шкафов и стал, сотрясая дом, подниматься наверх. Кириллу вспомнилось о способностях милиционера, на обысках натренированного, и у него потемнело в глазах. Но Петя, очевидно, был из другой корпорации.
      -- Как же меня достали эти дуры! - кричал ему Александр Алексеевич. - Как же достали!.. Хоть бы учились чему!.. А то: придушат, на трупаке сядут и глазами хлопают... А я отслеживай!.. Я занимайся!.. Я концы в воду прячь!.. Задолбало!.. Надоест, запакую всех в тюремную психушку, и фиг передач дождутся!.. Ну что?
      Петя спустился обратно.
      -- Зову, Александр Алексеевич, - сказал он.
      Пока Кирилл переваривал услышанное, Петя удалился, и вместо него в дом вошел невысокий лысый человечек.
      -- Что ж это, Юрий Ефимович! - сказал Александр Алексеевич. - Что у вас техника такая, ей-богу. То пленка закончилась, то батарейки сели... то камера не работает. Все время что-то случается. Нет спокойствия за государство. При такой технике.
      Юрий Ефимович искательно засмеялся.
      -- На государство, Александр Алексеевич, вон какой штат трудится, - проговорил он. - Если надо, живыми ушами дослушают. Глазами досмотрят... Техника - на то и техника, чтобы ломаться.
      -- Уже раз досмотрели, - сказал Александр Алексеевич. - До сих пор не расхлебаем. Ну, куда?
      -- Наверх, - ответил человечек, и все пошли наверх.
      -- Стремянка нужна?.. - спросил было Петя.
      У Кирилла, заметившего стремянку на расстоянии вытянутой руки, опять потемнело в глазах, но человечек от подручных средств отказался. Наверху побыли минут десять, что-то шуршало, и Петя тяжело ходил по комнате. Потом стали спускаться.
      -- Кисанька! - говорил в телефонную трубку Александр Алексеевич, перехватывая руку на перилах. - Можете возвращаться... Да... Говорю, не беспокойся. Заеду в ресторан. Да... дела. Целую, родная. Да. Целую в губки...
      Человечек при этих словах мерзко засмеялся, и все трое вышли. Взвыли моторы, стихло, а Кирилл еще сидел, ни жив, ни мертв. Он так и не понял, кто за кем в конечном итоге следит. Слова про трупака ему тоже не понравились... Он раздумывал, не плюнуть ли на обещанные четыреста долларов и не податься ли восвояси, пока не поздно, но во дворе послышались настороженные голоса женщин. Кирилл разгреб укрытие, побежал наверх, выскочил на балкон и притаился. Яна исчезла, по соседнему участку между грядок бродил синусоидами, помахивая пластмассовой лопаткой, ребенок в желтой панамке. Кирилл распахнул наугад книгу без обложки и сделал вид, что поглощен чтением.
      -- Вася! - позвали снизу пронзительно и тревожно. - Вася, ты где!.. Что за черт побери, убью!..
      Кирилл водрузил на лицо невинную улыбку, сунул под мышку книгу, обеспечивающую простодушное алиби, и сошел на первый этаж. Рита, сгорбившись, обнимая дрожащим телом полупустую бутылку коньяка, сидела на столом на кухне, а подруги, хлопотали вокруг, как мотыльки, вьющиеся вокруг лампочки. Три пары стеклянных от измученного беспокойства глаз уставились на него согласно.
      -- Где ты, где шляешься, мало без тебя хлопот! - взорвалась Рита, крепко сжимая, как эспандер, коньячное горлышко. - Он видел тебя? Зачем он приезжал? Что они делали?
      -- Не знаю, - ответил Кирилл безмятежно. - Они наверх не ходили. Внизу разговаривали. Я не прислушивался. Меньше знаешь - крепче спишь... А что?...
      Внутренний голос подсказывал ему, что лучше не делиться информацией и не рассказывать, о чем узнал. Подслушивают? Их проблемы... Не ему опасаться шантажа...
      -- Я говорила! - причитала Рита. - Все неспроста! Он везде! Он словно разлит в воздухе!.. Это Янка, проститутка!.. Я говорю, она все ему докладывает!..
      Остаток дня прошел нервно. Женщины не могли отойти от волнений, вызванных внезапным визитом Александра Алексеевича, а Кирилл обдумывал случайно услышанные слова, подозревая их чрезвычайную важность. Задним умом ему мимолетно показалось, что следовало обнаружить себя перед Александром Алексеевичем и расспросить, что тот имел в виду. Нет, вряд ли... Серьезные вещи не рассказывают чужому человеку, случайно вылезшему из собственного чулана.... Он беспокойно прислушивался к обрывкам фраз, стараясь уловить среди дамских пустяков след путеводной нити, ведущей к гипотетическому секрету. Даже видение загорающей в бессолнечный полдень Яны отошло на второй план. Он, сидя на террасе, подозрительно нахмурясь, вникал в Алинино бормотание про синий мак, растущий на далеких планетах - пока она, под ревнивым Ритиным присмотром давила ложкой смородиновые ягоды и прибавляла песка во фруктовое пюре. Примечательно, что Рита вздрагивала от каждой ложки, запущенной в сладкую смерть, точно это был последний сахар на земле. Он попытался поговорить с Ларисой, но та, хотя и смотрела влюбленными глазами, связный разговор не поддержала, а принялась возбужденно пересказывать переведенные недавно статьи. Из ее бесконечных монологов Кирилл понял только, что в секретных лабораториях научились останавливать время, что Юрий Гагарин был переведен через космический мост в другое измерение, что под египетскими пирамидами обнаружен подземный бункер сорока метров глубиной, и что она гордо демонстрирует далекому умственному Васе широту околонаучного кругозора.
      Хотелось к людям. Дом представлялся замкнутым лабиринтом на заброшенном острове в глухой тундре в бессрочном полярном времени суток. Разрывая пальцами традиционные пакеты с мороженой картошкой, он тоскливо заглядывался на посторонние уличные голоса, кажущиеся безмятежно веселыми и маняще нормальными. К вечеру дамы оклеймались, расслабились и, как вчера, окружили вязаную скатерть. Издали Кирилл обратил внимание на рыжий лоскут, который Рита положила посреди стола. Присмотревшись, он узнал пионерский галстук.
      -- Боже мой! - воскликнула Алина. - Это семьдесят восьмой год!.. Здесь написано... Ритка, его кто-то поел.
      -- Кто мог поесть, - возразила Рита. - Это искусственный шелк. Нужен он кому... Уважающие себя насекомые не жрут целлюлозу... Смотри, это Наташка написала, из Химок, помнишь? "Желаю никогда не забывать третий отряд..."
      Кирилл равнодушно понял, что на галстуке что-то написано, и дамы разбирали надписи, растягивая, каждая к себе, три галстучных конца.
      -- Ты глядел мне в глаза... как измученный кустик в ручей... - читала Лариса. - Кто ж это?... А, это Галка... Мне доныне тепло... от давно не звучащих речей...
      -- Люби два раза, но не двух сразу... - вторила Алина, придерживая обработанную оверлоком кромку. - Ирка... не помню. Ритк, а ты помнишь, как повязывать?.. Сможешь сейчас?..
      Рита презрительно хмыкнула.
      -- Такое разве забудешь! Хоть среди ночи подними. Помнишь, как нас химера гоняла: "Ты почему без галстука?!! В комсомол не дам рекомендации!.." Я не только что галстук - я автомат Калашникова соберу и разберу... Руки-то помнят...
      -- В московской области запрещали собирать ландыши... - меланхолично вспомнила Алина. - Плакаты висели у главного входа, куда родители приезжали...
      -- Не только ландыши, - подтвердила Лариса. - Интересно, сейчас можно?..
      -- Сейчас все можно, - сказала Рита мрачно.
      -- Автомат Калашникова я, между прочим, разбирала быстрее всех, - вставила Лариса. - Какой был норматив? Шестнадцать секунд?
      -- Двенадцать.
      -- Шестнадцать.
      -- Это разборка?.. А сборка сколько?..
      Вдохнув свежеющий воздух, Кирилл кисло подумал, что это надолго. На соседней улице монотонно, как сирена, заголосили: "Мар-киз!.. Мар-киз!.. Мар-киз!.." Кирилл поднялся со ступенек, шатающей неторопливой походкой взобрался на второй этаж и с балкона пригляделся к темноте соседнего участка. Свет, падающий из окна, четырехугольником ложился на сиреневые кусты, а кругом сгущались уже непрозрачные сумерки. Голос, заклинающий Маркиза, стих. Хрястнуло, пролетев мимо многих листьев, яблоко. Снова надрывались кузнечики, где-то бряцали на гитаре. Вдруг вспыхнуло дополнительное светлое пятно, приоткрылась дверь, и на фоне горящего четырехугольника Кирилл узнал тоненькую фигурку Яны. Она спустилась в сад, подошла к забору и, взявшись за штакетины, замерла, высматривая соседей. Кирилл засвистел.
      -- Эй!.. - позвала Яна. - Ты где?
      -- Сейчас, - ответил Кирилл шепотом. - Подожди...
      Он заглянул вниз, перешагнул через балконное ограждение, угрожающе заскрипевшее, повис на руках и, нащупав под ногами гулкую бочку, спустился на землю.
      -- Привет, - сказал он, подходя к Яне.
      -- Привет, - ответила она негромко.
      Они помолчали, и Яна сказала:
      -- Давай, перелезай ко мне.
      Кирилл перепрыгнул через заборчик, и Яна, взяв его за руку, повела по дорожке мимо дома.
      -- Только тихо, - предупредила она.
      Они выскользнули из калитки и пошли по безлюдной улице, отмахиваясь от комаров. Весело оглядываясь, Кирилл чувствовал себя вырвавшимся на долгожданную свободу, и неприглядная обыденность разбитой дорожки и покосившихся заборов казалась ему вдохновенной и романтичной.
      -- Они тебя Васей зовут, - проговорила Яна.
      -- Я не Вася, - ответил Кирилл и назвал свое имя.
      -- Охота тебе с ними возиться, - сказала Яна.
      -- Есть необходимость... - проговорил Кирилл.
      -- И много платят? - сказала Яна насмешливо.
      -- У меня другая причина, - скрипнув зубами, сказал Кирилл. Он решил не распространяться насчет обещанных ему денег, тем более, что пока он не держал их в руках, не стоило предсказывать получение. Мало ли кто чего обещал... и коммунизм к восьмидесятому году обещали в свое время.
      -- Понравились? - спросила Яна.
      -- Не в этом дело, - сказал Кирилл. - Мне на дно залечь надо.
      -- Ааа... - Яна звонко рассмеялась. - Я-то думала, ты от них без ума... Они тетки опытные, изобретательные...
      -- Ты откуда знаешь? - спросил Кирилл.
      Яна хихикнула.
      -- Догадываюсь.
      -- Я от другого без ума, - сказал Кирилл. - Как сегодня увидел, в себя не могу прийти.
      Он сжал ее руку.
      -- Тебя так легко поразить? - сказала Яна. - Давно голой попы не видел?
      -- Такой - вообще не видел, - сказал Кирилл.
      -- У меня и другие места есть, - проговорила Яна скучно и вздохнула. - А меня все достали, достали, достали... То кашку вари поросенку малолетнему... то корми... то смотри за ним... чтоб он камешек в ухо не засунул... травки ядовитой не нажрался... он такой приставучий... и памперсы вонючие... Как будто я всем должна по гроб жизни...
      -- Я думал, это твой, - сказал Кирилл.
      -- Боже сохрани! - фыркнула Яна. - Это сестрин. Ты видел мою талию? Мой живот?.. Я что, похожа на рожавшую? Нет... у меня, знаешь ли, талия тоненькая... ни складочки... животик мягкий, впалый... нерастянутый... ничего особо крупного во мне не было - она засмеялась. - Больше мелочь всякая...
      -- Не видел, - сказал Кирилл, притягивая ее к себе. - Может, сейчас покажешь?
      Яна вырвалась и отстранилась.
      -- Сейчас не видно ничего, - сказала она.
      -- Может, руками смогу? - предложил Кирилл, догоняя ее.
      Яна обернулась к нему.
      -- Не здесь, - сказала она. - Пошли в поле.
      Они медленно, хрустя гравием под ногами, приближались к границе участков, обозначенной в темноте светящимся окошком сторожки.
      - Надеюсь, никого из убийц и насильников сейчас нету, - проговорила Яна, мелодично хихикая.
      - Убийц и насильников? - переспросил Кирилл недоверчиво. - Много их тут водится?
      - По-разному, - ответила Яна. - Колония недалеко. Каждый год кто-нибудь бегает... Никак они ворота не заткнут...
      - Я буду твоим защитником, - проговорил Кирилл вкрадчиво, демонстративно реагируя на провокацию и радуясь тому, что нашлась тема для разговора.
      Он снова нашел Янину руку. По грубому толстому рукаву он понял, что она одета в телогрейку.
      -- Тебе не жарко так? - спросил он.
      -- Не-а, - ответила Яна. - У меня под ней нет ничего...
      Кирилл не выдержал и рывком остановил ее.
      -- Давай проверим, - сказал он, разводя полы незастегнутой телогрейки. Под грубой тканью оказалась теплая нежная кожа. Яна вздрогнула.
      -- Еще... - пробормотала она. - Нет... не здесь...
      -- Я ничего не делаю, - ответил приятно пораженный Кирилл, а она, запахнув телогрейку, взяла его за руку и уверенно повела мимо сторожки в жидкий перелесок, сквозь ветки которого светилось послезакатное поле.
      -- Давно скучаешь? - спросил Кирилл, осмелев и понимая, что стесняться нечего - никакие слова не остановят девушку, которая твердо знает, чего хочет.
      -- Больше месяца, - ответила Яна зло. - Даже Мишка сейчас, зять, и то не заезжает.
      -- А ты с ним как?.. - спросил Кирилл, затрудняясь в формулировке вопроса.
      -- Вообще-то нет, - ответила Яна. - Но когда больше никого... К тому же он, как Машка родила, затосковал. Хочу, говорит, дырочку узенькую... А там, говорит, где мужик пролез, хоть новорожденный, там, говорит, тоннель метрополитена... И Машка одно место не бреет...
      -- А ты бреешь? - спросил Кирилл, теряя терпение.
      -- Ага, - сказала Яна протокольным голосом. Они подходили уже к краю леса. Кирилл дернул ее за руку и прижал к себе.
      -- Тоннель метрополитена?.. - спросил он срывающимся голосом. - А у тебя?..
      -- Посмотри, - ответила Яна так же скучно.
      Кирилл рывком раскрыл телогрейку. Яна снова вздрогнула и довольно засмеялась.
      -- Там вон стог... - прошептала она. - Пойдем...
      Обхватив его за шею, она повалилась на прелую солому.
      -- На дно, говоришь, - прошептала она, мучительно извиваясь в его руках. - Посмотрим, как ты до дна достаешь... Посмотрим...
 
      -- В общем, зачет, - проговорила Яна задумчиво. - Я давно заметила, что старые кошелки знают толк в жизни. Все лакомые куски себе гребут...
      Она с треском застегнула молнию на джинсах. Кириллу захотелось ее ударить, но она нагнулась к нему и ласково поцеловала в щеку.
      -- Жаль, - проговорила она. - Как жаль... При других обстоятельствах...
      -- Что при других обстоятельствах? - выдавил Кирилл.
      -- Не знаю, - сказала Яна равнодушно. - Женился б ты, к примеру, на сестре. Вместо Мишки. Я бы, может, в тебя влюбилась...
      Она распустила короткую растрепавшуюся косичку и принялась заплетать заново.
      -- Задницу накололо, - пожаловалась она.
      -- Бред... - пробормотал Кирилл. В его памяти всплыл тревожащий вопрос, который весь день не давал ему покоя. - А что, старые кошелки часто развлекаются?
      -- Я за ними не слежу, - ответила Яна. - У меня своих дел хватает.
      Какая-то заведомая уклончивость почудилась Кириллу в ее словах.
      -- И что потом? - спросил он.
      -- Что потом? - повторила Яна, и Кирилл мог поклясться, что голос ее слегка вздрогнул. - Пошли. Меня хватятся. И тебя тоже...
      Она поднялась и зябко закуталась в телогрейку. Они молча двинулись обратно. Кириллу хотелось задать ей много вопросов, гораздо более важных, чем дурацкие приколы, но язык будто замерз и не поворачивался. Молчание было таким всеобъемлющим, что страшно было нарушать... казалось, весь мир молчит Глухое безмолвие разливалось по поселку - никто не кричал и не пел... спали совы... лишь кузнечики пульсировали повсеместно, слева, справа, сзади, спереди... как кровь в воспаленных сосудах.
      -- Комары, - проговорила Яна, когда они подошли к ее калитке. - Достали комары... Кругом неудобства.
      Кирилл думал спросить, какие неудобства, кроме комаров, но промолчал. Он так погрузился в созерцание жизни ощущений, что не сразу заметил, как Яна тащит его на участок.
      -- Нет, - сказал он, спохватившись. - Нет... - он чувствовал, что не перелезет через забор. Разве что повалив его вместе с собой на землю... - Как человек пойду, через улицу.
      Яна пожала плечами.
      -- Как знаешь, - проронила она безразлично, повернулась и, не попрощавшись, отправилась в дом. Кирилл пораженно стоял на месте. Он не понимал, что произошло. Ненормальная какая-то... много ненормальных... заповедник ненормальных. Может, место располагает... может, дачи на братской могиле, либо на скотомогильнике построены, что у всех крыша едет. Но был еще неуловимый компонент - то ли аромат... то ли память кожи от тепла и прикосновения... - мешавший оторвать взгляд от окна, полузакрытого занавеской, откуда доносились вперемешку голоса: елейный бабушкин ("Ай какая теплая водичка...ай, как с гуся вода... так с Сереженьки худоба...") и возмущенный до глубины души нетвердый детский ("Спа-си-е!.. По-мо-и-те!.. Ка-ла-ууул!..").
      Было очень темно. Обходя угол участка, он на мгновение испугался, что заблудился. Дорожки развилкой расходились в стороны, и заборы незнакомые... Потом, сорентировавшись, он со скрипом отворил нужную калитку и заглянул на участок.
      -- Кто? - жестко и пронзительно спросила Рита, сидевшая на крыльце, но, узнав его, помягчела: - Где тебя черти носят? Где ты бродишь?
      -- Здесь, - ответил Кирилл. - Что, выйти нельзя?
      -- Зачем тебе выходить? - спросила Рита подозрительно.
      -- Нельзя, так не буду, - огрызнулся Кирилл, которому не хотелось спорить. Он не смог определить по голосу степень опьянения и подумал, что у нее, должно быть, в любом состоянии одинаково суровый и резкий голос. Владеющий ситуацией... Она и на смертном одре станет командовать и распоряжаться... Рита покачнулась и откинулась назад.
      -- Ларка! - вон твое сокровище. С этой... с альфы Центавра прибыл.
      Поднявшись на крыльцо, Кирилл увидел сидящих за столом с вязаными узорами Алину и Ларису. Лариса, одев на кончик носа учительские очки из дымчатой пластмассы, листала коленкоровую тетрадку.
      -- Конечно, нельзя, чтоб все пропало, - говорила она, чуть прикусив губу. - Хорошая идея...Я буду вести летопись. Подробно записывать.
      -- Конечно, - проговорила Алина, из спиралеобразной неестественной позы, напрягая шею до набухания артериальных сосудов, заглядывая в разворот. - У тебя такой хороший подчерк...
      Рита раздраженно поморщилась, устало дрогнув ресницами.
      -- При чем тут подчерк, боже мой...
      Лариса подняла глаза и, обнаружив Кирилла в поле зрения, нежно проговорила:
      -- Вася...
      Кириллу не хотелось вступать в переговоры, он дежурно улыбнулся и, под злонамеренное ворчание Риты "гордые... видали... кошки драли на альфа Центавра-то, не иначе..." поднялся на второй этаж. Вышел на балкон и замер, не сводя глаз с бесконечно далекого соседнего дома. Распахнулась дверь, появилась полная женщина с тазом, выплеснула воду под куст и скрылась. Пейзаж замер, Яна не появлялась, хранясь где-то в глубине приземистого деревянного ящика с мезонином. Вернулись ночные звуки: совята, бабочки, бьющиеся в комнате о стекло, далекий мотоцикл - но соседний участок пребывал в оцепенении. Кирилл, отмахиваясь от комаров, прождал до прихода Ларисы, но ни звука, ни движения не заметил. Он сам не знал, чего хотел от заснувшего дома. Знака, что Яна ему не приснилась?.. Потом зашаркали шаги на лестнице.
      - ...никакая "лакомка", - крикнула Лариса кому-то. - Не сравнится с мороженым по двадцать восемь копеек!
      - Но это было дорогое мороженое, - рассудительно возразил Ритин голос ей вслед.
      Появилась Лариса, сжимая под мышкой тетрадь, подошла к Кириллу и свободной рукой погладила по лицу.
      -- Знаешь, я все-все помню, - сказала она, преданно глядя в глаза. - Нельзя допускать, чтобы с нами за руку ушла эпоха... Я запишу... я оставлю мемуары. Я помню каждую мелочь... про нас с тобой. Будущие поколения обязаны знать...
      Кириллу пришло на ум, что подробности пишутся помимо самозванных Несторов, он не стал этого озвучивать. Слова Александра Алексеевича не давали ему покоя. Еще он, равнодушно констатируя ее приближение, понимал, что не сможет ответить Ларисиным эротическим требованиям. То ли бурное свидание с Яной, то осознание невидимого присутствия посторонних электронных наблюдателей сковывало его в ледяном состоянии. Требовалась хитрость. Он приобнял Ларису за плечи.
      -- Это большой труд, - сказал он с чувством. - Я помогу. Давай, я буду записывать, а ты подиктуешь?
      -- Ты мой соратник, - сказала Лариса с выражением такой благодарности в голосе, что у Кирилла зашевелились пробудившиеся невольно угрызения совести. - Мы с тобой будем как Достоевский и Анна Григорьевна Сниткина. Только у нас наоборот...
      Она разложила тетрадь, сняла очки, сделала лицо, исполненное искренней и жалкой важности и, покусывая дымчатую дужку, бескаблучной кукольной походкой прошлась по комнате.
      -- Наша с Ритой дружба зародилась теплым весенним днем, когда мамы вывезли нас в колясках погулять, - заговорила она мерзким голосом эстрадного литератора. - Она старше меня на два месяца. С Алиной мы встретились позже, они переехали в наш дом, когда мне был годик и три месяца. Но я помню, что они приехали в зеленом грузовике, в его кузове сидело много громких взрослых людей, и я очень испугалась...
      -- Не так быстро, - предостерег Кирилл.
      И он, проклиная все на свете, принялся заполнять тетрадку. Он предпочел бы сексуальные упражнения... Когда б не обстоятельства... Ему вспомнились странные Янины слова. При других обстоятельствах... что? Проклятый бизнесмен со своей паранойей... Лариса была так изобретательна... так ласкова, так бесстыдна... а писать он не умел со школы... Сперва он спрашивал ее об отдельных случаях правописания, но, заметив в ее глазах ужас пополам с насмешкой, перестал задавать глупые вопросы. Сойдет как есть... И пусть Ритин козел послушает мемуары. Надо надеяться, в них будет что-нибудь пикантное. Тот же Вася, к примеру... Занятие становилось томительным, он понял, что переоценил свои силы. Устала рука... Противно зудящий комар раздражал втрое. Не прошло и получаса, как он, воспользовавшись задумчивостью Ларисы, напряженно исследующей содержимое собственной памяти, объявил ей, что устал.
      -- Устал! - воскликнула Лариса растроганно. - Конечно!..
      Она приняла вахту у раскрытой тетради, закусила кончик шариковой ручки, облизала губы и, к облегчению Кирилла, совершенно забыла о его существовании. Воспользовавшись ее сосредоточенностью, он улегся и блаженно растянулся в постели. Губы помимо воли растянулись в довольной улыбке. Если бы она, склонившаяся под лампой, знала... Порывистые объятия, горячее гибкое тело, гниловатый запах прелой соломы... с ума можно сойти. Возможно, он так и сделает. И в чудной компании станет компании одним психом больше...
      -- Интересно, - сказал Кирилл, откинувшись на подушку и представляя себе, как где-то в отдушине трудится невидимый жучок. - Рита не производит впечатление больного человека. Все равно, не хотел бы я жить с сумасшедшей... А муж? Она его устраивает?..
      Лариса тяжело вздохнула и помахала ручкой, зажатой между пальцами.
      -- Конечно, устраивает, - сказала она, словно речь шла об очевидном факте.
      -- Странно, - проговорил Кирилл.
      -- Что странного, - сказала Лариса, отрываясь от тетради. Впервые он увидел в ее глазах спокойное и грустное выражение. - Она его беспрекословно слушается. Боится как огня и слушается. Сказал он ребенка родить - родила. Сказал в Швейцарию его послать - послала... Сказал: купи, мол себе что-нибудь приличное, чтобы мне за тебя не краснеть - пожалуйста, не жена а фотомодель... Не велел покупать - деньги целы... У друзей жены по стриптиз-клубам бегают, бриллианты горстями покупают, наркотики едят... в скандалы уголовные попадают, людей сбивают машинами... А эта дурочка как стойкий оловянный солдатик. Партия сказала надо - комсомол ответил есть... У него хлопот никаких нет... Подумаешь - два раза в год ее полечить... Должны быть в жизни развлечения, а то совсем скучно будет...
      Зло накатило на Кирилла. Скучно ему, гаду, подумал он, с пружинным скрипом поворачиваясь на бок. Ему не скучно, ему есть чем развлечься... а тут к женщине не приступить из-за дурацких развлечений... И все-таки, что значили загадочные слова?.. Или это специально для острастки неведомого кавалера?... Не найти, так напугать до смерти?..
      Спал он плохо. Ему чудились во сне совы, страстные девушки, бандиты, скачущие с саблями наперевес на почетных чекистах, причем последние тянулись к прелому сену, жевали удила и по-доброму подмигивали. Из облака пыли бывшая роковая женщина Евгения Никифоровна выкатила пушку, приставила потрепанную продуктовую сумку к лафету, и пушка с грохотом выстрелила. Кирилл проснулся. Где-то по железному подоконнику с грохотом бродила ворона, а остальная стая пронзительно граяла в стороне, на верхушках сосен.
      Чертыхнувшись про себя, он встал и спустился вниз. Хотелось припечатать ворону кирпичом, но без прямой видимости нельзя было прицелиться. Где-то хлюпало - возможно, поливали грядки. Наткнувшись взглядом на глазированную статуэтку укоризненного ангела при входе, Кирилл с досадой невольно подумал, что даже и украсть ничего невозможно. Спохватившись, он разъяснил себе, что красть никто не собирался.
      Кто-то тихо выл. Немного испугавшись, Кирилл прокрался на кухню и обнаружил, что за столом, уронив голову на руки, плачет Рита. Он слегка оторопел, когда она повернула к нему заплаканное лицо усталой пожилой тетки, и не знал, что сказать.
      - Чего тебе надо? - резко сказала Рита и процедила сквозь зубы: - Ненавижу... Зубастые, безмозглые, наползли отовсюду как тараканы... Наглые... ненавижу...
      - Ты чего? - спросил Кирилл удивленно.
      - Не твое дело, - ответила Рита, прижимая судорожно сжатую руку к лицу. Она вытерла промокший нос. Кирилл, стоя на месте, отменил, что на ней полупрозрачная ночная сорочка и полупрозрачный же халатик, облегающий кожу, покрытую мелкими веснушками.
      - Спит твоя романтическая возлюбленная? - спросила Рита с сарказмом.
      - Кажется, спит, - ответил Кирилл.
      - Как она тебе? - спросила Рита, скаля зубы.
      - Нормально, - ответил Кирилл с некоторым вызовом. - Хорошая женщина.
      - Куда там... - протянула Рита с горькой гримасой. - Ты еще, мальчик, не знаешь, каково жить с ненормальным человеком... Она эгоистка... детей бросила... мужа бросила... родителей... ей ни до кого дела нету. Зато счастлива. Только, пожалуй, Васи не доставало... - Рита жестко прищурила глаза и довольно выговорила: - Она в тебе разочаровалась. Ты пишешь без знаков препинания. А слово "просьба" пишешь с буквой "з".
      - А как еще? - спросил Кирилл удивленно.
      - Тундра... - прошипела Рита.
      Кирилл неприязненно усмехнулся.
      - Настоящий Вася сильно грамотный был? - сказал он.
      Рита рассеянно задумалась, словно он задел вопросом какие-то чувствительные струны, и перестала всхлипывать.
      - Вася... - сказала она. - Вася был обычное советское чмо... Он писал "три рубля" без пробела - и не мог найти ошибку... Потому что как же - одна бумажка... зачем пробел? И откуда взяться воспитанию?.. Папаша его, замдиректора института, был дремуч, как тетерев... из сибирской деревни прибыл, в столице больше спортивную честь института на лыжах защищал и глотку драл на комсомольских собраниях... И Васины эстетические искания сводились к шараханью от одной фиги в кармане к другой... Как он без них в Австралии, среди кенгуру - не знаю, он в простоте пукнуть не мог...
      Кирилл подошел к ней вплотную и пальцами приподнял покрасневший подбородок.
      - Так зачем огорчаться? - сказал он искренне. - Тебе не надо переживать. Ты такая... не плачь.
      Рита замолчала и, послушно приподняв голову, смотрела ему в глаза. На мгновение между ними установилось странное напряженное понимание. Он почти готов был рассказать Рите, что муж знает обо всем, что здесь происходит, но тут Рита, вздрогнув, опустила опухшие веки и отстранилась.
      - С ума спятил, - пробормотала она. - Убирайся... Иди к своей ненормальной тетке... Меня на такие фокусы не возьмешь... девочек лови.
      Кирилл отошел на несколько шагов, открыл дверцу холодильника и отломил от запотевшей грозди банан. Рита следила за ним злющими влажными глазами.
      - Что еще, - сказала она. - На деликатесы навалился? Куплено не для тебя. Иди, яблоки пособирай. В них витаминов больше.
      Кирилл молча швырнул в нее бананом, который пролетел по касательной к столу и врезался в стену.
      - Подбери, урод! - завопила Рита.
      Кирилл развернулся и пошел обратно наверх, пробормотав под нос:
      - Стерва...
      Лариса противно похрапывала. Кирилл тоскливо посмотрел в сторону соседнего участка и, сделав над собой усилие, залез под одеяло. Осторожно потолкал Ларису, которая заколыхалась, как кисель, но вместо храпа стала тихонько посапывать. Кирилл с отвращением накрыл голову рубашкой и стал тоскливо думать, как быть дальше. Интересно, что происходит в Москве? Ищут его или нет?.. Может, перестали?... Хорошо бы... даже четыреста баксов не сильно манят... Или затащить ее на сеновал?.. Сыграть в лирику... При мысли о сеновале тоска почернела как предгибельный весенний снег. Хотелось к людям. Хотелось найти в этой проклятой полусельской местности хоть одного мужика. Желательно трезвого, но не это главное. Психически нормального... Кто-то пальнул по воронам из духового ружья, стая, заходясь в истерике, взмыла в воздух, улетела, и в рассветном воздухе стало блаженно тихо.
      Погрузившись в крепкий утренний сон, Кирилл проснулся позже всех. За стенами весело переговаривались:
      - ... а Гена, сволочь, жрет рыбные консервы, и банки пахучие не выкидывает, - донеслось до Кирилла.
      Выйдя на участок, он замер, разинув рот: на трех яблонях, на веточных развилках, наподобие спелых плодов, свесив зады, сидели его хозяйки и весело перекликались. От удивления Кирилл не стал даже здороваться, а только потряс головой, проверяя, не снится ли ему в кошмаре это зрелище. Добило его восклицание Алины:
      - Сейчас я пойду к тебе в домик!..
      - Я вам не мешаю? - спросил Кирилл уныло.
      - Мешаешь! - рявкнула Рита. - Съезди за продуктами.
      - Куда? - спросил Кирилл, вздохнув.
      - По дороге спросишь, - отрезала Рита. - Ключи в ящике стола, деньги... иди сюда, дам.
      Кирилл подошел и протянул руку вверх, прилежно стараясь не смотреть на открывающийся вид Ритиного нижнего белья.
      - Чеки на все привезешь, - велела Рита ему вслед.
      - Слушаюсь, - огрызнулся Кирилл.
      Лариса проводила его безмолвным печальным взглядом. Не иначе, переживала "просьбу" через букву "з", вспомнил он. Или обиделась, что он не дождался своей очереди, пока она утолит драгоценную страсть к историческим изысканиям?..
      Осторожно выводя машину на узкую дорожку, он еле справился с желанием удрать вместе с деньгами - все равно куда. Уж две тысячи он за два дня отработал честно... Плавный ход машины немного успокаивал. Магазин, догадался он, может быть только на въезде... Немного шокировало, что тетка в необъятных, как турецкие шаровары, грязных тренировочных штанах, с грязной коровьей веревкой на шее, где вместо колокольчика болтался дорогой мобильник, погрозила ему вслед кулаком и прокричала:
      - Сука!
      Вероятно, Ритин автомобиль вызывал у местных жителей не слишком приятные эмоции.
      Новенький кирпичный домик с лаконичной вывеской "Колбаса. Сыр. Вино. Водка" стоял у выезда на трассу, там, где через десяток метров начиналась деревенская улица. Все выглядело до того кондовым, посконным и стопроцентно нормальным, что просто бальзам на душу. Два загорелых запыленных гастарбайтера, отдыхающих в траве у канавы. Небритый алкаш в драной майке неопределенного цвета. Старушки на автобусной остановке в белых узорчатых платочках. Дети с велосипедами и привязанными к рулям авоськами. И в прохладном от кондиционирования домике, за липким прилавком - растрепанная продавщица с ленивыми глазами. Обычная человеческая жизнь, по которой Кирилл успел соскучиться, протекала рядом, протяни лишь руку.
      Набив три больших пакета полуфабрикатами, он загрузил их в багажник, захлопнул крышку, облегченно выпрямился и замер, обнаружив на площади не сводившую с него недовольных и встревоженных глаз Яну. Она была в потертых джинсах и неказистой футболке. Казалось, что в его существовании было что-то до того странное, от чего она замерла без движения и не может прийти в себя.
      - Привет, - пробормотал растерянный Кирилл. Радостно улыбнувшись, он направился к ней, повторяя "привет", но Яна нахмурилась и шарахнулась в сторону.
      - Ты чего? - спросил Кирилл, недоумевая.
      - Уйди, - сказала Яна злобно. - Не подходи ко мне!..
      Боком отодвигаясь от него, она мелкими шажками приближалась к магазинной двери.
      - Ты чего... - опешил Кирилл, застыв у машины.
      - Не подходи ко мне, - внятно повторила Яна. - Понятно?
      - Я тебя обидел чем-нибудь? - спросил Кирилл.
      Скорчив гримасу, Яна боком взобралась на крыльцо и скрылась в магазине. Кирилл от неловкости огляделся по сторонам - не видел ли кто-нибудь - но у детей были свои проблемы, у алкашей свои, и свои у гастарбайтеров. С пылающим лицом он забрался на сидение и ждал, когда Яна выйдет из магазина. Прошло время, достаточное для опустошения половины всех магазинных полок - и, наконец, прищуренная Яна показалась на свет божий.
      - Уйди от меня! - почти закричала она распахнувшему дверь Кириллу. - Я сказала, я не хочу тебя видеть! Проваливай отсюда!
      - Что ты, говорить спокойно не можешь... - проговорил пораженный Кирилл.
      Он снова захлопнул дверцу и застыл, провожая ее взглядом. Не укладывалось в мозгу, что вчера почти на этом месте ее настроение было с обратным знаком. Глядя, как удаляется ее худосочная спина, он гадал, чему она удивилась. Он не должен здесь быть?.. Или не должен быть вообще?.. Пожалуй, никакие четыреста долларов не компенсируют потерю душевного здоровья... Он тронул машину и поехал, куда глаза глядят, через деревню, по трассе мимо домиков с резными ставнями, полуразрушенных церквушек, полей, помпезных кирпичных новостроек, то тут то там возвышавшихся на ровном месте, мимо черно-белого пятнистого стада, обильно загадившего дорогу, мимо трясущихся грузовичков, ронявших силосную пыль. На холме у высокой колокольни он остановился и приходил в себя, пытаясь на фоне темно-синего неба, в проеме под аркой увидеть колокол. Немного восстановившись, он вспомнил, что мнительная Рита может отправить по его следам ГИБДД, милицию, ОМОН, и потом он век не отбодается от автомашинного угона. С сожалением, что приходится возвращаться в дурдом, он тронулся с места, и через пятнадцать минут был на участке. Слава богу, хозяйки успели слезть с деревьев.
      - Где гоняешь? - неприветливо встретила его Рита. - Девочек катаешь в чужой машине?
      - Ага, - ответил ей в тон Кирилл. - Конечно... От этой машины все девочки как от огня шарахаются...
      - От тебя шарахаются, - сказала Рита. - А не от машины. Нечего на технику наговаривать...
      Кирилл покосился на Ларису. Она радостно запустила руку в пакеты с едой и намазывала себе большой бутерброд с маслом и плавленым сыром. Кирилл, вспомнив Ритины слова, невольно отметил, что Ларисино стремление кого-то накормить ограничивается одной Ларисой. Вздохнув, он отломил кусок хлеба, взял банку тушенки и отправился на крыльцо. Рита время от времени прерывала его одинокую трапезу любезными замечаниями:
      - А тридцать шесть рублей это что такое? Да еще два раза? Понятное дело, деньги не свои, что их жалеть...
      Кирилл не снисходил до ответа. Он молча уничтожал тушенку, когда возникло ощущение некомфорта. Словно чей-то взгляд... Он поднял глаза и увидел напротив, за забором, косматого, заросшего седой щетиной мужика, который весело наблюдал за Кириллом, симметрично держась за штакетины. От неприятного чувства Кирилл чуть не выронил банку.
      - Лешк! - сказал мужик бодро.
      - Это ты мне? - спросил Кирилл утомленно.
      - Ну, кто у нас Лешка? - в тон ответил мужик.
      - Не знаю, - сказал Кирилл, раздумывая, не приступ ли это белой горячки.
      - Ты и есть, - продолжал мужик убежденно.
      Кирилл облизал вилку. Похоже, дурдом продолжался.
      - Ты когда приехал? - продолжал мужик.
      - Позавчера, - ответил Кирилл, вздохнув. Он смирился с тем, что он Вася, теперь предстояло быть еще Лешей... Он подумал, что именно так получают раздвоение личности - это в лучшем случае, не схлопотать бы растроение...
      - Ага! - сказал мужик глубокомысленно. - Я и смотрю. На той неделе-то вас не было.
      Кирилл кивнул, не собираясь продолжать философский разговор.
      - Как в Швейцарии? - спросил мужик.
      - В Швейцарии-то? - проговорил Кирилл, задумчиво ковыряясь в банке. - Все не так, как у нас.
      Мужик отчего-то обрадовался.
      - Ну! Это понятно! - проговорил он с довольным смешком.
      В оживленном разговоре опять возникла пауза.
      - Ты это... Лешк, - проговорил мужик, понизив голос и навалившись на забор с опасностью развалить некрепкое строение. - Ты потом... от матери тихонько... зайди?
      Провожая глазами сутулую кособокую спину, Кирилл думал, что вот он, искомый мужик, о котором он мечтал, проснувшись утром. Сам идет в руки... Одна беда - психическим здоровьем не пахнет... На всякий случай он проследил визитера - тот скрылся в зарослях дикого винограда на соседнем участке, по диагонали через дорогу.
      Интересно, как его зовут, подумал Кирилл. Учитывая указание "потихоньку от матери" - лучше даже не спрашивать...
      Он уныло выгребал жилистую тушенку и думал о Яне. Пытался не думать, но не мог. Еще одна психованная... Вчера на нее одно нашло, сегодня другое... Зять, видите ли, давно не бывал... Какой там зять! Сойдет любой пьяный бульдозерист из соседнего колхоза. Счастлива будет... Но хороша... Кирилл против воли признал, что хороша. Впрочем, подальше от нее. Не смотреть на юго-восток... исключить эту сторону света из личного компаса...
      День раскачивался медленно. Рита опять прилипла к факсу, Лариса напялила очки и ушла в мемуарные глубины, а Алина, внезапно появившись на улице, сказала, что идет гулять.
      Это заявление почему-то обеспокоило Риту.
      -- Подожди! - сказала она, раздраженно играя пальцами. - Видишь, я сейчас не могу?.. Подожди меня. Что тебе приперло!.. Подожди, я мне надо важную бумагу получить!..
      -- Я сама пройдусь, - ответила Алина безмятежно. - Или у вас гулять небезопасно?..
      -- Мало ли... подожди, - настаивала Рита. - Одна не ходи. Тут кого только нету: и молдаване, и таджики... и украинцы... и местный контингент не лучше.
      Алина немного подумала.
      -- Я возьму палку, - сказала она. - Или хочешь, я возьму топор?
      Предложение Риту не обрадовало.
      -- Что вы все такие неуправляемые!.. - она, покачиваясь, не сводила косящих глаз с факсового аппарата. - Тогда тебя мужчина проводит.
      Лариса подняла глаза от тетрадки, но ничего не сказала, погрызла ручку и возобновила творчество. Кирилл очнулся от мечтаний и безнадежным взглядом изучил стоящую посреди двора Алину. Она одела на прогулку длинную льняную рубаху, просторные льняные брюки, панаму и черные очки. Как заранее ни настраивался Кирилл против незваного поручения, он вынужден был признать, что она выглядела замечательно. Даже Яна улетучилась из Кирилловой головы. Примитивная вульгарная девочка... ну молодая, ну энергичная... больше-то ничего. А здесь была зрелая безупречная красавица с правильным выговором, достойными манерами и умением одеваться. Мучаясь от стремительной смены впечатлений, Кирилл согласился.
      -- Конечно... провожу.
      Алина тревожно оглянулась на него, словно ей было неприятно внезапное вмешательство, но, справившись с собой, рассеянно согласилась:
      -- Да... ну хорошо.
      Отчаянно гримасничая, Рита втащила Кирилла в дом и, по-прежнему глядя не на собеседника, а на факс, прошипела:
      -- Присматривай за ней... в оба гляди. Варежку не разевай. Слышишь?
      -- Что это у вас, - сказал Кирилл неохотно. - Озоруют? Строители шалят? Или из колонии бегают?..
      Забыв про факс, Рита повернулась и принялась сверлить его в упор подозрительными глазами.
      -- Ты с чего это взял?
      -- Что? - не понял Кирилл.
      -- Про колонию?
      Кирилл простодушно пожал плечами.
      -- Не знаю.. слышал где-то.
      -- Где? - Рита наступала на него. - Где ты слышал? Из воздуха напитался?..
      -- Не помню, - сказал Кирилл. - В магазине говорили.
      Рита сделала значительную паузу.
      -- Знаю я этот магазин, - проговорила она. - И чем там торгуют, тоже знаю...
      -- Она уходит, - напомнил Кирилл, кивая на исчезающую в калитке Алинину спину. - Мне за ней или как?
      -- И быстро! - рявкнула Рита.
      -- Как ты не устаешь, - проговорил Кирилл укоризненно.
      Спускаясь с крыльца, он услышал, как Лариса манерно и озабоченно спросила:
      -- Как ты думаешь, хорошо звучит: "Мне хотелось поскорее покинуть свой родной дом, но меня огорчало, что я надолго расстанусь с нашей вечно молодой и вечно любимой Москвой".
      -- Я не устаю... - прорычала Рита. - Да я вся комок нервов... Хорошо! Замечательно!..
      Кирилл поспешил догнать на улице Алину, но она обернулась с предостерегающим видом. Он удалился на расстояние приличной дистанции и пошел, молчаливо сопровождая ее, сзади. Он думал, что, пожалуй, такую красавицу действительно стоит охранять. Она двигалась медленно, величественно, что отчасти нелепо смотрелось на пыльной дачной дорожке, засыпанной гравием и заросшей по канаве мятликом и крапивой. Вероятно, Алина хорошо знала местность - пройдя немного вдоль забора, она нырнула в еле заметный проем между кустами ирги и ольхой. Кирилл последовал за ней, и оба оказались в поле. Алина направилась по протоптанной в стерне тропинке. Кирилл молча шел за ней. Кое-где посреди скошенных стеблей попадались сорняки, и среди них - синие пятнышки васильков. Кругом, сколько хватало глаз, не было никого вообще - не то что желающих напасть на беззащитную женщину - поэтому Кирилл слегка отвлекся. Он вспомнил, как Лариса говорила ему про васильки и, осторожно пробираясь по сырым местам, принялся по одному вырывать их крепкие стебельки с корнем из мягкой земли. Потом он обнаружил, что Алина, остановившись, ждет его, рассматривая с интересом, словно неизвестного науке зверя.
      -- Ты собираешь букет? - спросила она серебряным голосом.
      -- Да, - ответил Кирилл, повертев в воздухе цветочным пучком.
      Алина заинтересовалась настолько, что сняла темные очки.
      -- Это для Ларисы? - спросила она.
      Кирилл удивленно промычал что-то утвердительное. Не рассказывать же ей, что, собирая синие цветы, он невольно думал о Яне, и представлял, как бросит букет через забор или положит у калитки. Потом он спохватился и вспомнил, что в Алининых глазах он Ларисина собственность, и больше ему не пристало ни о ком думать.
      -- Ну да, - подтвердил он.
      Алина медленно двинулась дальше.
      -- Счастливая Ларка, - проговорила она. - Ей все само валилось в руки... Как по-твоему, она красивая?
      -- Ну... да, - повторил Кирилл, но, вызвав перед глазами незримый Ларисин образ, он понял, что получилось неубедительно, и добавил: - Она хорошая женщина. Добрая... душевная...
      -- Да? - спросила Алина изумленно, словно речь шла о чем-то, ей незнакомом.
      -- Ну да, - повторил Кирилл в третий раз.
      Алина вздохнула полной грудью, подставила лицо ветерку и зажмурила глаза.
      -- Она говорит, что дышать вредно, - произнесла она напевно. - Говорит, что организм окисляется... Как ржавый болт... Это ей Вася рассказал... Между трансляциями со съезда народных депутатов и препарированием обломков летающей тарелки...
      -- Умный, видать, сильно был Вася, - сказал Кирилл с некоторой долей раздражения.
      -- Вася, может, и умный, - проговорила Алина. - А она дура... - посмотрев на Кирилла с сожалением, она огорченно добавила: - По-моему, и ты дурак...
      -- Добрые вы, - сказал Кирилл неприязненно.
      -- Не обижайся, - сказала она нежно звенящим голосом. - Но ведь так и есть... Дураки всегда друг друга находят... и живут счастливо...
      Кирилл вздрогнул, вообразив счастливую жизнь с Ларисой. Алина между тем продолжала идти по дорожке, опустив голову.
      -- А мне никто не дарил цветов, - сказала она печально. - Никто... Никогда...
      -- Я думал, ты замужем, - сказал Кирилл неуверенно. Он решил, что имеет основания высказать предположения вслух: во-первых, на Алинином пальце прочно сидело солидное обручальное кольцо шириною в сантиметр, не меньше, а во-вторых, мужчина, который ее привез на видавшем виды Фордике, имел добротные замашки мужа с многолетним стажем.
      -- Муж... - проговорила Алина. - Муж не считается...
      -- Ничего себе, - сказал Кирилл. - Не считается... Хорошая логика. Вот и женись после этого.
      Он оглянулся в поисках синих цветочных пятнышек.
      -- Я соберу большой букет, - сказал он. - И подарю вам всем. И тебе, и Рите.
      Алина отрицательно потрясла кудрями.
      -- Так неинтересно... - сказала она. - И не нужно... Это только вежливость.
      Кирилл недовольно подумал, что ей не угодишь.
      -- Разве вежливость плохо? - спросил он. - По-моему, хорошо. Мне казалось, женщины любят вежливость.
      -- Хорошо, - согласилась Алина, думая о чем-то своем. - Только скучно...
      Все они скучают, думал Кирилл. Занятий у них нет. Тут жрать нечего - а они скучают... Яна тоже скучала... развлечений ей требовалось. Сегодня не требуется... или тянет на разнообразие.
      -- А что не скучно? - спросил он неприязненно. Почувствовав что-то угрожающее в его голосе, Алина, посмотрела на него испуганно и отдалилась на несколько шагов.
      -- Не скучно, когда не чувствуешь себя одинокой, - произнесла она. - Ты вот, наверное, не чувствуешь одиночества?..
      -- Нет, - ответил Кирилл, выравнивая цветы в букете, так, чтобы головки находились на одном уровне. - Мне некогда.
      Он вкладывал в эти слова совсем не тот смысл, который разглядела Алина.
      -- Такие занятия - это только иллюзия общения, - сказала она. - Можно иметь сотню любовников, и быть при этом совершенно одинокой. Господи, мне иногда кажется, что я в пустыне. В совершенной пустыне, и до ближайшего человека тысяча лет и миллион километров... Никого. Безвоздушное пространство... - она опять жадно вдохнула воздух.
      Кирилла подмывало язвительно спросить "Несмотря на сотню любовников?" - но он сдержался. Любовники его не касались. Своих проблем доставало...
      -- Тебе люди просто неинтересны, - сказал он. - Вот мы с тобой гуляем... - Кириллу показалось, что Алину покоробили слова "мы с тобой". - Давай найдем какую-нибудь тему, которая обоих интересует. Тогда не будет одиноко.
      Алина снова покачала головой.
      -- Нет, - проговорила она. - Ты пошел со мной оттого, что Рита сказала... Без интереса... Так бы не пошел... и зачем чего-то искать?..
      -- Ладно, как скажешь, - согласился Кирилл. Ему не хотелось спорить. Каждый волен придумывать проблемы на ровном месте, как ему хочется. Тогда пусть сам их и решает... Он замолчал и занялся поиском цветов. Ему удалось набрать довольно большой букет, но теперь он понимал, что его придется раздарить его хозяйкам. Яне нужны были отдельные цветы, не те, какие великовозрастным сумасбродкам. Возвращаясь следом за Алиной обратно, он приглядывался к окрестным участкам и канавам. Между прочим, его привлекли буйные заросли у пожарного пруда, где в гуще травы он разглядел левкои, таволгу, фиолетовые колокольчики и гвоздичку.
      На минуту, продолжая следить за Алиной, Кирилл отошел в сторону, и из-за травяной стены раздались тихий плеск и голоса.
      -- Раньше надо подсекать... - благодушно произнес мужской голос. - Ты ее возишь туда-сюда... сорваться может.
      -- А это карасик? - спросил звонкий детский голос.
      -- Плотвичка, - ответил мужской. - Давай в банку сажай... осторожно. Сам на крючок не попадись. Отцепляй... вот так.
      -- Дядь, - сказал другой детский голосок, еще нетвердый и с трудом выговаривавший слова. - Можно я туда лягушку посажу?
      -- Зачем же к рыбе лягушку, - сказал мужской голос рассудительно. - Ты ее куда-нибудь отдельно... А лучше отпусти совсем. Пусть себе прыгает.
      -- Нет, - сказал ребенок непреклонно. - Я ее принесу. Пусть на участке живет. Бабушка говорит, она в клубнике вредителей ест.
      -- Ну ладно... - сказал мужчина. - Тогда в ведерко ее пусти...
      -- А ты скоро на Волгу поедешь?.. - спросил старший ребенок.
      Кирилл, подойдя ближе к зарослям цветов, раздвинул высокие травяные заросли, и за ними открылась картина: мужчина с двумя мальчиками - лет семи и пяти. Старший держал над водяной поверхностью удочку, а младший, присев на корточки, заглядывал в сложенные ладошки. Мужчина поднял голову на пришельца, и Кирилл по касательной быстро встретился с ним взглядом. Чего-то мужику не хватало, заметил он про себя. Непонятно чего... Ага. Телефонной гарнитуры за ухом. В секунду у Кирилла выскочила из памяти и сложилась перед глазами картинка: старенький Форд, въезжающий во двор, водитель, который вытаскивает из багажника сумки и, открыв дверь, выводит Алину... От неожиданности открытия Кирилл остановился и потряс головой. Хотелось вернуться и проверить догадку, но было неловко. Что он скажет мирным рыболовам?.. Но с другой стороны, что здесь делать Алининому мужу?..
      Алина пока шла, не оглядываясь, и была далеко впереди. Кирилл проследил взглядом, как она вошла в калитку, и решил, что на этом его миссия сопровождающего завершена. Можно расслабиться... Он неуверенно посмотрел несколько раз в сторону пожарного пруда, но потом, передумав, отправился к участку косматого мужика, назвавшего его Лешей.
      Хозяин, в испачканной машинным маслом майке, подвязывал у забора лозу дикого винограда, одновременно прореживая буйные заросли. Рядом едко-белым дымился костер, в котором тлела горка свежих стеблей.
      -- Пришел! - радостно воскликнул косматый, заметив гостя. - Ну молодец... А я вот, видишь... ухода требуют посадки, иначе зарастет... Пошли, - он скинул полотняные варежки и, обняв Кирилла за плечи, повел в дом. Следующие полчаса Кирилл угостился вместе с хозяином вкусным пшенный кулешом с сахаром, выяснил, что Рая (жена, наверное) в городе с заболевшим внуком, что скоро хозяин поедет в Москву... несколько раз он пытался объяснить, что никакой не Леша, но объяснения не принимались. Наконец Кирилл оставил попытки представиться, вспомнив, что если его спросят, кто он на самом деле такой, может выйти неловкость... хозяин казался человеком старой закалки и свободных нравов мог не терпеть...
      -- Ты-то здесь, наверное, лет десять не был, - говорил косматый, заваривая чай. - Я думал, забросила твоя мама дом... Меня-то помнишь?
      -- Нет, - ответил Кирилл честно. - Не помню.
      -- Еще бы, - сказал косматый. - Где тебе помнить... Хорошо, сейчас хоть стали ездить... не забываете. Твой дед с бабушкой столько в участок вложили... и в дом...
      Кирилл промычал в ответ что-то неопределенное. Косматый отряхнул ладони и, вздохнув, сел на табурет.
      -- Мама тебя, наверное, ни к кому не пускает... - проговорил он с горечью.
      -- Да нет... - сказал Кирилл. - То есть она специально ничего не говорила...
      -- Еще бы... - продолжал косматый. - Мы-то кто... неудачники. Твоя мама молодец... сумела найти себя. Она, наверное, считает, что мы бездельники.
      -- Да нет... - снова протянул Кирилл.
      -- Что нет? Сама как-то заявляла... - косматый разлил чай по чашкам. - Бездельники, мол, все в институт ваш дурацкий таскаетесь... дайте, мол его похоронить спокойно, все равно давно умер... Думаешь, я не вижу, что умер?.. Приходим вон, одни пенсионеры... Чаю попьем, - косматый отхлебнул из чашки. - И разойдемся. Только ты пойми: я ученый, Лешк... И дед твой был ученый. От вас, говорит, толку никакого не было - нормальные люди у вас штаны протирали... Это они и протирали - которые сейчас в предпринимателях ходят. Потому что кроме как прибыль собственную считать, не умели ничего, и все на них как на дурачков глядели... Ты, главное, не верь им, Лешк. Они все врут... Врали тогда... и сейчас врут еще больше. Холодильники отдали в аренду... коммерсантам каким-то. Яйцами торгуют. Они к нам ночами забираются, яйцо в шприц - и в мебель всаживают... не веришь, Лешк? Сперва не могли понять, чем воняет. Три стула выкинули и диван... табуретки принесли. Так вот нас выживают, Лешк... Отберут весь институт и яйцами набьют... Такая теперь наука. Да что я тебе... ты из Швейцарии. Как оно там?..
      -- Да так же, - сказал Кирилл на голубом глазу, с трудом представляя, где на карте Швейцария. - Все тоже самое.
      -- Правда? - удивленно спросил косматый.
      -- Правда, - ответил Кирилл. - Только яйца модернизированные. С применением нанотехнологий.
      Косматый огорченно покрутил головой и продолжал горестный монолог.
      Кирилл в ответ кивал, поддакивал, помогал нарезать хлеб, про себя жалел, что не может представиться настоящим именем, но в результате пришел к выводу, что у него есть хотя бы один знакомый, к которому можно обратиться за помощью. И даже как Лешке ему помощь окажут охотнее...
      -- Я пойду, - сказал он, допив чай. - А то понимаете... хватятся.
      -- Иди, иди, - согласился косматый. - Но ты приходи. Минутка будет - приходи.
      Оказавшись на улице, сытый и довольный, Кирилл вернулся к пруду, решительно ввалился, путаясь в траве, на берег, но рыболовы ушли. Только женщина, привязывавшая к колясочному остову бидон с водой, посмотрела на него подозрительно. Решив, что с голодухи почудилось, Кирилл нарвал небольшой букетик и длинным окольным путем двинулся к Яниной калитке. Ему не хотелось быть замеченным. Тем более, с цветами... Калитка изнутри была заперта на хороший амбарный замок, рядом, в кучке песка, сидел ребенок в одних трусиках - с совочком и несколькими яркими полузарытыми игрушками. Тот самый, надо полагать, вспомнил Кирилл - после которого тоннель метрополитена... Ребенок был весь в песке - коленки, трусики, полосатые носочки были перемазаны песком, и даже из мягких белых кудряшек при движении сыпался песок. Увидев приближающегося Кирилла, ребенок замер. Кирилл от неожиданности замер тоже. Медленными шагами он приблизился к калитке и попытался пристроить букет в щеколду. Он сам не знал, зачем он это делал. Он не понимал, хотелось ли ему видеть Яну... или говорить с ней... просто он чувствовал, что каждый шаг он согласовывает с ее невидимым присутствием. Ребенок покачнулся, шлепнулся задом на песок, сморщился и громко, басом, заорал. Из глаз его, словно где-то нажали невидимую кнопку, брызнули и потекли по покрасневшим щекам огромные слезы.
      -- Да тихо ты, - шепотом проговорил Кирилл, испугавшись.
      -- Вя-а-а-а! - голосил ребенок, растягивая ротик. Оглянувшись, не видел ли кто, Кирилл бросился бежать.
      Через несколько минут он входил в нужную калитку. Пахло свежим деревом. На земле посреди участка стоял большой пузатый самовар с выбитым медальным рельефом, и Рита, на коленях, с топором в руке, на засыпанной сосновыми иголками земле, неловко колола лучину. Заметив Кирилла, она поднялась, отряхивая целлулоидно блестящие колени..
      -- Вот дать бы тебе по куполу, - сказала она, взвешивая в руке топор.
      -- Не жалко будет? - спросил Кирилл насмешливо.
      -- Ничуть. Заслужил.
      Кирилл подошел и забрал у нее топор.
      -- Дай лучше я, - сказал он и принялся колоть лучину. - Зачем это?
      Рита, поправив голубую юбку, опустилась на скамеечку.
      -- Как зачем? - сказала она. - Самовар поставим. Чай дымком будет пахнуть... Знаешь, кайф какой?... Это самовар настоящий, наследственный, - она погладила закопченое брюхо. - Баташевский... Трубу только потеряли в свое время. Труба у него ненастоящая. Труба у него свернута из листового железа... А железо то украдено с крыши института марксизма-ленинизма... А уж за каким шутом туда деда занесло - это история умалчивает...
      -- Ясно, - сказал Кирилл. - Только не женское это дело - с топором управляться... Или ты все сама делаешь?
      Он посмотрел на нее с проникновенной вопросительностью.
      -- Я как рабочая лошадь...Я тут и самая работящая... и добрая самая... - проговорила Рита сквозь зубы, вкладывая очевидный намек в тональность голоса. - Я ничего не боюсь... Не то что всякие квочки.
      Кирилл позволил себе посомневаться в столь смелом утверждении - тем более что недавнее опровержение тезиса было свежо в памяти - но вслух сомнений не высказал. Если она устраивает истерику при одном подозрении, что близко муж, то это ее муж и ее дело... Пока Кирилл неуклюже тюкал топором лучину, Рита, хмельно наклоняя голову к плечу, не спеша, закурила, с удовольствием выпуская дым.
      -- Я тебе чего говорила, тупая башка? - сказала она. - Я говорила тебе глаз с нее не спускать?
      -- Я ее до калитки довел, - сказал Кирилл. - А в чем дело? На людей нападают? Опасно?
      -- Опасно... - протянула Рита. - Некоторым... Ты что, не видишь, она совсем с приветом?
      Кирилл от веселого удивления чуть не выронил топор.
      -- Она тоже? - спросил он, поднимая глаза. Он еле сдерживался от того, чтобы не засмеяться. В хорошую он попал компанию!..
      -- Тоже... - проговорила Рита негромко. - Это не тоже... Это совсем клиника. Лариска-то относительно дееспособная. По улицам ходит. В транспорте ездит. Письма даже президенту Российской Федерации пишет... на четырех страницах. А у этой крыша совсем набок, - она махнула рукой. - Ты думаешь, чего я ее на кухню не пускаю? Отравит к чертовой матери и не почешется! Муж ее выдумал какую-то экзему и вообще, чашку чая ей налить не дает. Она пять раз приготовит все нормально, а на шестой сыпанет туда стирального порошка. И сама не поймет, зачем. Внутренний голос подскажет. Ее муж-то вон, из дома совсем не выпускает.
      Кириллу вспомнился рыболов с детьми. Теперь он был уверен, что не ошибся.
      -- Тяжелый случай, - согласился он. - И чего, она с детства такая?
      -- Нет, - сказала Рита, затягиваясь. - В детстве нормальная была девчонка, веселая... Мальчишки от нее с ума сходили... А когда все рухнуло... денег не было, работы не было... Она на рынок пошла торговать, к черным... а там уж не знаю - то ли обидел кто, то ли просто... на обычаи насмотрелась. С нее ж дома пылинки сдували... Муж у нее... великомученик. Вообще повезло ей, дуре, с мужиком... Все от нее терпит... как умудряется... не знаю. И зачем? Не знаю даже, живет ли с ней... Что за радость...
      -- Нда... - сказал Кирилл. - Одна ты среди них нормальная, оказывается.
      Он старался произнести эти слова без издевки. Кажется, получилось.
      -- Одна... - подтвердила Рита. - Что делать, друзей не выбирают. Друзья - они от бога дадены.
      -- А почему просто шишек не набить туда? - спросил Кирилл, отвлекаясь от темы, которая ему наскучила.
      Рита презрительно усмехнулась.
      -- Тундра. От шишек дым один. Кто ж шишками самовар топит...
      У Кирилла перед глазами еще стояло лицо Алины, подставленное полевому ветерку. Он гадливо передернулся и с тоской подумал, как там в Москве. Может, рассосалось?..
      -- Мне четыреста баксов очень нужны, - сказал он вслух. - Позарез.
      Ему очень, очень сильно захотелось сбежать отсюда как можно скорее.
      -- Я ж обещала, - ответила Рита, издевательски скаля зубы.
      -- Я б их предпочел получить за другое, - сказал Кирилл. - Не за сдвинутых... за нормальных.
      Он выразительно обвел демонстративным взглядом голубую Ритину фигуру.
      -- Видали, - сказала Рита равнодушно. - За это, милый, не платят. За это, может, я сама деньги беру.
      -- Много? - спросил Кирилл.
      -- У тебя не хватат, - сказала Рита, стряхивая на дорожку пепел.
      -- Кстати о мужьях, - заметил Кирилл как бы к слову, поднимаясь. - По-моему, я ее мужа видел неподалеку... у пруда.
      Рита внезапно громко рассмеялась.
      -- Ой, не могу! - сказала она. - Не выдержал, значит. Ой, дурила, дурила... Вместо того, чтобы в кои то веки нормальную бабу найти и оттянуться, он сюда поперся... Убивать надо таких кретинов, - завершила она мрачно.
      -- Что, не в первый раз? - спросил Кирилл.
      -- Так чего не в первый... она его здесь и подцепила. У родителей дача через две улицы. Ох, какой кретин...
      Она проверила, прочно ли стоит на засыпанной сосновыми иголками земле самовар, сняла заглушку и принялась закладывать лучинки.
      -- Ларк! - крикнула она в сторону дома. - Иди, мяту собирай... Спички нужны, - она обернулась к Кириллу. - Есть спички?
      -- Нету.
      -- Здоровый образ жизни все, сволочи, ведут... - прошипела Рита. - А ты тут загибайся как хочешь...
      - Есть зажигалка, - вспомнил Кирилл, но она принесла из дома спички и клочок бумаги на растопку. Он убедился, что это очередной факс.
      -- У чая будет вкус мяты и термобумаги, - прокомментировал он.
      -- На, - сказала Рита раздраженно. - Сам зажигай, умник.
      Кирилл занялся разведением огня. Водрузив на место трубу, он обернулся и увидел, что Рита старательно вертит пальцами горящий кусок бумаги, добиваясь, чтобы от несчастного клочка не осталось ничего, кроме пепла.
      -- Нда, - сказал он себе под влиянием очередного приступа тяги к людям. - Кстати, телевизор тут есть?
      -- По кретинам соскучился? - ответила Рита злобно. - Не держу...
      Кирилл подумал, что надо было у косматого новости посмотреть. Мало ли, что происходит в Москве... Может, мир в другом формате существует...
      Укрепив трубу, чтобы не падала, он оставил самовар и прошел в дальний угол участка, под яблони. Там, между зарослей крапивы и смородины, одиноко гнил ушедший в землю фанерный столик. Должно быть, когда-то на нем играли в карты... Должно быть, когда-то вокруг находились скамейки, но сидения были давно сорваны, и только в одном месте торчал постепенно рассыпающийся в труху столб. Кирилл взобрался на стол, одновременно проверяя рычажным усилием колена на прочность расслоившийся фанерный лист, отломал вишневую ветку, чтобы не мешала, и принялся разглядывать, что творится по соседству. Внезапно он увидел Яну. Она сидела на крыльце дома, неподвижно обхватив колени, напряженно смотрела в неуловимую точку, и только кисть руки, обращенная к играющему на лужайке ребенку, слабо шевелилась. Кирилл, оглянувшись, не слышит ли кто, тихонько засвистел. Яна не меняла позы и не показывала, слышит ли свист. Глаза по-прежнему смотрели в фиксированное никуда, а кисть руки вяло совершала вращательные движения.
      -- Эй, парень! - крикнула Рита насмешливо. - Не свисти - денег не будет.
      Беззвучно выругавшись, Кирилл послушно замолчал. Не покидая поста, он наблюдал за Яной, которая не шевелилась, не смотрела на него, и только раз провела ладонью по лбу. Кириллу с сожалением вспомнилось, что он за недолгое свидание не поцеловал ни выпуклый белый лоб, ни тонкие пальцы, с ожесточением убирающие свисающую прядь. Тварь... - подумал он, - вот же тварь... - но мысль, помимо воли, получилась совершенно беззлобной и даже восхищенной.
      - Вася! - закричала издалека Рита. - Что по кустам гоняешь? Самовар кто понесет - я, что ли?..
      Вздохнув, Кирилл слез со стола и, сопровождаемый треском ломаемых веток, напролом через заросли отправился за самоваром.
      Чай пили под навесом, на террасе. Налетевших на крыжовенное варенье ос Лариса, широко размахиваясь и рискуя попасть кому-нибудь в лоб, отгоняла ложкой. Рита была чрезвычайно, подозрительно весела, позволяла Кириллу рассказывать глупые анекдоты, сама шутила сама и обошлась без комментариев, позволив разошедшейся Ларисе под шаловливую песенку станцевать умеренный кордебалет.
      -- Тетка моя, - вспомнила Лариса. - На столе, говорят, любила плясать... Мама ей припоминала...
      Алина с аппетитом грызла баранку, одобрительно хлопала в ладоши, и не напоминала человека, способного насыпать в суп стирального порошка. Кирилл подумал, что Рита могла наврать... во всяком случае, никому из троих нельзя верить... а кому можно? Яне, как выясняется, тоже нельзя... Свалить бы отсюда совсем.
      - Да-да, - соглашалась Рита, наливая чай в блюдечко. - Я помню, она объясняла, как правильно ногу выворачивать... я не запомнила.
      Проливая горячие капли на стол, она поднесла блюдечко к губам.
      - Будем как купчихи, - сказала она удовлетворенно.
      - Будем, - подтвердила Алина и неожиданно ловко разрезала ножом, испачканным в плавленом сыре, осу на две половинки.
      Кирилл насторожился, но, кроме него, осоубийство никого не взволновало.
      После чая оживленная Рита заявила, что ей требуется сходить по какому-то делу к председателю дачного кооператива.
      -- Проводите меня, молодой человек! - кокетливо велела она Кириллу, и они вместе отправились к председателю.
      -- Перышки, - проговорила Лариса с досадой, глядя в небо. - Погода испортится. Жалко...
      Кирилл подумал, что в плохую погоду здесь нетрудно ненароком удавиться. Он тоже посмотрел вверх, но вместо погодных примет обратил внимание на белую линию самолетного выброса и с завистью вообразил, как летят куда-то незнакомые свободные люди.
      -- Я думал, ты меня присматривать оставишь, - сказал он.
      -- Тебя? - сказала Рита снисходительно. - За ними не присмотришь... не с твоими способностями. Присматривай лучше за мной. Я, может, больше нуждаюсь... Можно подумать, что я нуждаюсь в присмотре?..
      У нее весело светились глаза и раздувались ноздри, словно в предвкушении приятностей. Никак не в виде председателя кооператива...
      Он высматривал встречных прохожих, гадая, наткнутся ли они на кулачные угрозы. Но улицы как будто вымерли.
      Они вошли на идеально ухоженный участок, разбитый на аккуратненькие мелкие грядочки, перемежаемые песчаными дорожками.
      -- Тук-тук! - крикнула Рита заливисто.
      Никто не ответил. Рита поднялась на террасу такого же аккуратненького домика. Навстречу ей поднялась из-за стола седоволосая худенькая старушка с приятной, немного растерянной улыбкой.
      -- Ааа... Риточка... - произнесла она и неуверенно оглянулась, ища посторонней помощи. - Ты садись...
      -- Пришла вам доложиться, - сказала Рита весело. - Больная ведет себя прилично... только что чай пили... А где ж Валера-то?
      Позвали Валеру, и на террасу, смущенно поздоровавшись, вышел недавний рыболов.
      -- Я так и знала, что ты здесь, - сообщила Рита голосом, полным участия. - Поэтому сразу к вам. Ей сейчас лучше. Учитывая, конечно, ее состояние. То есть сугубых отклонений нет, говорит без истерики, не заговаривается... даже какая-то логика есть... ей этот отдых на пользу. Она рассуждает довольно разумно... фразы доводит до конца... а то ведь, знаете, ее иной раз не поймешь, такая каша - предложение начнет, а о чем говорит, сама не знает.
      Дама, выслушивая Ритину речь, робко кивала и испуганно оглядывалась на Валеру, потемневшего лицом. Присмотревшись, Кирилл убедился, что присутствует как лишний слушатель, то постороннее лицо, при котором и даме и Валере неловко выслушивать подробности Ритиного громогласного сочувствия, и что от их неловкости Рита испытывает садистское удовольствие. Не желая подыгрывать, он развернулся, спустился на участок и бродил между грядочек, разглядывая игрушечные огурчики и кабачки, словно специально разложенные так, чтобы лежать им было поудобнее.
      -- Что ты дичишься, тундра - снисходительно выговорила ему Рита на обратном пути. - Они такие милые люди...
      Кирилл хотел спросить, за что милым людям так явно мстили, но не стал углубляться в детали, а сказал:
      -- Знаешь, ты хитрая... У тебя хитрость, как бывает у сумасшедших.
      Рита остановилась.
      -- Запомни, ты, пакость мелкая, - прошипела она с ненавистью. - Это вы психи... а я нормальная, понял? Я - нормальная, нормальнее тебя во много раз, понял ты?
      -- Конечно, ты нормальная, - довольно согласился Кирилл, не удивившись ее реакции. - Ты самая нормальная. Ты просто многому училась у подруг...
      Рита осеклась на полуслове и пошла дальше.
      -- Так ты думаешь, что мои подруги хитрые? - спросила она озабоченно.
      -- Не знаю, - сказал Кирилл, изображая неведение. - Но сумасшедшие всегда хитрые.
      Рита замолчала и дальше шла, не произнося ни слова, хмуря брови и думая о своем.
      Когда они вернулись, Алина, сидящая в гамаке, подняла на них чистые задумчивые глаза и продолжила в пространство прерванную фразу:
      - ... он говорит, что марка Родезии... Не знаю, осталась ли такая страна... Раньше, помнится, там военщина зажигала. Когда нам в школе политинформацию читали...
      Кириллу показалось, что Рита отвернулась и спрятала довольную ухмылку.
      День закончился незаметно, и постепенно стало темнеть. Кирилл, у которому от общения с хозяйками все больше усугублялось чувство неадекватности, оставил их в доме заниматься делами, а сам притаился в дальнем углу сада, в зарослях смородины. Он сидел на фанерном столике, прислушиваясь, как падают яблоки, и считая падения одно за другим. У соседей было тихо. Ребенок замолк, и взрослые не показывались. Иногда приходилось бить себя по шее или по руке, хлопая комара.
      Рядом зашуршало, и Кирилл напряг слух. Не змея ли ползает... впрочем, люди бывают опаснее змей... и эти люди недалеко.
      -- Скажешь, что воздухом дышишь? - раздался звенящий от ненависти голос.
      -- Дышу, - ответил Кирилл. - А что?
      Топча ногами крапивные стебли и вполголоса ругаясь "трактором все покосить к чертовой матери... выкорчевать и бетоном залить... лунный пейзаж сделать... природа, мать твою...", приблизилась Рита. Кирилл почувствовал запах ее резких духов и коньяка.
      -- Наблюдаешь за этой проституткой? - злобно спросила она, подойдя.
      -- Ни за кем я не наблюдаю, - ответил Кирилл. - Тут есть проститутки?
      -- Этого добра везде хватает, - сказала Рита.
      Булькнуло - она отпила из бутылки.
      -- Думаешь, эта гадючка малолетняя что-то может? - сказала Рита. Кириллу показалось, что ее трясет - то ли от злости, то ли от холода. - Рыба вареная... гнилая... А ты козел... ох, какой ты козел!.. От таких женщин!... Понесло за сучкой подглядывать!.. Козлы вы все... только, знаешь ли, есть козлы, которые себе могут позвонить кое-какие капризы... я признаю. Они заслужили... заработали. А есть козлики, которые ничего не могут, ясно... по веревочке ходить должны и блеять: спасибо, спасибо, спасибо... За то, что им вообще дают жить на этом свете...
      Кирилл взял у нее из руки бутылку и сделал большой глоток. Беседа на трезвую голову в таком тоне исключалась. Коньяк был очень хорош, он не ударял в голову, а мягко и приятно разлился по телу. Сейчас я тебе покажу, кто здесь проститутка, подумал Кирилл. Я тебе покажу, кто чего заслужил... Он сделал еще глоток, молча вложил бутылку в Ритину руку, подхватил ее и усадил на столик. Он удивился тому, что в его руках она сразу перестала дрожать, а все тело ее обмякло и подчинилось.
      -- Ох... - проговорила она негромко.
      Кирилл провел руками по ее телу. На ней оказался легкий запахнутый халат, который мгновенно разошелся в стороны. Тело вздрогнуло и подчинилось его прикосновениям. Кирилл представлял, что такая женщина, как Рита, будет извиваться, кусаться, царапать его спину, но она безвольно растеклась по его рукам и пьяно выдохнула в ухо:
      -- Здрасте, доехало до дурачка...
      И, предоставляя ему действовать, она блаженно откинулась на сосновый ствол. Кириллу показалось, что за все время, что он ее наблюдал, она только сейчас полностью расслабилась. Она негромко мурлыкала какие-то ободряющие слова и, казалось, наслаждалась полнейшим душевным покоем, не замечая того, что с ней делается.
      Потом она слезла со стола, сразу нашарила бутылку, которую выпустила из рук и проговорила вполголоса:
      -- Презерватив не оставляй... подбери... в печке надо сжечь.
      -- Сейчас... - пробормотал Кирилл.
      Он привел себя в порядок и обнаружил, что Рита, уже забыв о его существовании, медленно, пошатываясь, плывет через кусты к дому. Кирилл двинулся за ней но, не успел он выбраться из зарослей, как мелькнуло красное пятно, и на крыльце появилась Лариса.
      -- Ритуля! - позвала она. - Ты где? Я забыла где-то словарь... Помнишь, у вас был, в серой обложке... Ритуль!
      -- Мррр... - лениво ответила Рита, появляясь перед ней. - Наверху, где-то, не помню...
      Ей все словарь, подумал Кирилл. Летопись эпохи составляет... Рита, пошатываясь, приближалась к дому. Может, она прекрасно знает о прослушке?.. Сумасшедшие - они хитрые...
      -- Не стоит ходить в таком виде... - начала Лариса и прервалась, заметив Кирилла, которому уже было все равно, кто и где его замечает.
      -- Вася... - пробормотала Лариса потерянно, и Кириллу показалось, что он в темноте видит, как вытянулось и упало ее лицо. - Вась... а вы что?
      -- То самое, - ответила Рита довольно, и последовал новый глоток. - Ларк! Мы же с тобой подруги!... Мы всем должны делиться... правильно?
      Она обняла Ларису за шею.
      -- Правильно... - проговорила Лариса. - Но... есть свои, собственные вещи. Зубные щетки... мужья... дети... неправильно, Рит.
      У нее был такой несчастный голос, что Кириллу стало жаль ее.
      -- Правильно... молодец, - сказала Рита. - Но это не муж. Это никто! Это мальчик, которого ты на улице подобрала! Что мы, ссориться из-за этого будем?..
      -- Это Вася... - протянула Лариса мечтательно.
      -- Это Вася? - сказала Рита. - Ларка, не сходи с ума. Какой это Вася? Посмотри внимательно: какой это Вася? Кончай себя обманывать и нас. Ларочка... если б я могла, я б тебе этого Васю выписала из Австралии и в контейнере с ананасами и кроличьими шкурками переправила... кстати, хорошая идея, - она нетрезво засмеялась. - На голубую мечту детства - никаких денег не жалко. Особенно для тебя... Но это! Какой это Вася? На, посмотри, взгляни на него!
      Она пинком подтолкнула Ларису к несопротивляющемуся Кириллу, и он отчетливо увидел близко перед собой ее черные в темноте, влажные, совершенно ненормальные глаза.
      -- Я знаю... - проговорила Лариса убито. Она сгорбилась, опустила плечи и стала взбираться на крыльцо, словно на ее спину возложили непосильную ношу. Даже трикотажные полы красной кофты бессильно обвисли, как тряпки. Рита догнала ее, обняла и заговорила весело:
      -- Ларка, а что: это идея. Мы его из Австалии выпишем. Я с Сашкой поговорю - есть у него зацепки в Австралии или нет. Это ж, понимаешь, вопрос денег. Мы его в порт выманим, в трюм быстренько закатаем, и сюда... Дело плевое, одна граница... Во Владивостоке достанем... А если в Австралии много запросят, мы его в другую страну вывезем... Не знаешь, у него в Израиле родственников нет?.. Из Израиля вообще не проблема сюда человека переправить... хоть кого, хоть этого... хоть террориста номер один тебе в коробочке привезут и розовой ленточкой завяжут... Ларка, сделаем!... Ты, главное, не расстраивайся!... Нашла, из-за кого расстраиваться - сама же под забором его подобрала, и теперь чуть не слезы льет...
      Кирилл остановился. Он ни о чем не думал, не реагировал на слова, а просто стоял и вдыхал ночной воздух. От забора раздался тихий неумелый свист, сбивающийся на паровое шипение. Кирилл вздрогнул. Он обогнул дом и увидел за забором щуплую фигуру. Фигура стояла неподвижно и молчала. Кирилл тоже молчал. Потом Яна перебросила через забор букет цветов, повернулась и ушла. Кирилл в ответ со злостью швырнул через забор использованный презерватив и отправился в дом.
      Поднявшись на крыльцо, он увидел картину: Рита наливала Ларисе пахнущий свежей мятой чай и пыталась добавить в чашку остатки коньяка из бутылки. Лариса отказывалась.
      -- Нет, не надо... ты же знаешь... у меня несовместимость с лекарствами... - заметив Кирилла, она покосилась на него и добавила: - У меня кости слабые.
      -- Ай, костям ничего не сделается, - говорила Рита. - Подумаешь, один глоток... это лучшее лекарство... от нервов... от жизни... ото всего, - она хохотнула и тоже заметила Кирилла. - Посмотри: вот он. Какой же это Вася. Мы его для развлечения сюда и привезли... И ты, и я... и Алинка вон может...
      У Кирилла мелькнула мысль, что только не это, а Алина, читающая старый журнал о садоводстве, вскинула голову и захлопала глазами.
      -- Чего? - издевательски сказала Рита Алине в ответ на ее страусиное подрагивание головы. - Он тихий, он не обидит... Видишь... не страшный же. И ты можешь с ним делать все, что хочешь... хочешь?
      Кирилл сделал отрицательный жест рукой.
      -- Нет, - сказал он. - Вообще... и не сейчас.
      -- Заткнись, - сказала Рита, вернувшаяся в привычное состояние. - Смотри, какой он безобидный... Он не тронет... Хочешь, мы тебе его оставим и уйдем? Давай, потрогай его, - она взялась за Алинину руку и силой протянула ее в сторону Кирилла.
      Пропадите вы, тетки, устало подумал Кирилл, которому Алина перестала казаться безупречной красавицей. Сумасшедшие - они хитрые... очень хитрые. Может статься, что специально приглашенный для этой цели Алинин муж сейчас дежурит за дверью.
      Алина прикоснулась к Кириллу пальцем и испуганно отдернула руку.
      -- Ну? - сказала Рита. - Ничего не случилось? Потрогай его, потрогай...
      Алина, сохраняя комичную серьезность, нерешительно прикоснулась к Кириллу и слегка не то погладила, не то провела пальцами по его руке. Прикосновение было неприятным. Впечатление такое, словно к нему притронулся не человек, а неразумная биомасса.
      -- Видишь, - сказала Рита ободряюще. - Не страшно же. А мы уйдем... Ларка, пошли.
      Лариса посмотрела на происходящее исподлобья, решительно выпила предлагаемую чашку до дна и позволила себя увести.
      Ничего не буду делать, подумал Кирилл. Пропади она... пусть обижается на вечное одиночество...
      Алина с нескрываемым интересом первооткрывателя еще провела рукой по Кирилловой руке, с тем же интересом приблизилась и заглянула ему в глаза. Кириллу стало жутко от прозрачной пустоты ее глаз. Внезапно она удовлетворенно улыбнулась, притянула Кирилла к себе, а другой рукой, сжав кулачок, слегка стукнула. Потом стукнула сильнее, потом, не переставая улыбаться, стала наносить быстрые удары один за другим. Кирилл был так потрясен, что не сразу отреагировал. Алина успела схватить со стола мельхиоровый подстаканник и широко замахнулась, когда Кирилл, спохватившись, что перед ним женщина и ее нельзя бить в ответ, сжал ее запястья.
      -- Да возьмите вы ее! - крикнул он. - Эй, вы! Куда вы делись, успокойте!
      Алина вырывалась с такой силой, что он перепугался, сможет ли ее удерживать. Ему повезло, что в Алину с двух боков крепко и быстро, как пиявки, вцепились Рита с Ларисой - видимо, это действие было привычным.
      -- Тихо-тихо-тихо... - говорила Рита. - Успокойся, не надо... не надо портить игрушки. Не надо... это не твое... это общее. Вот вернешься к Валере, с ним делай, что хочешь... а общих мальчиков увечить не надо...
      Кириллу показалось, что слова про Валеру Рита выговорила с особой сладостью, представив в лицах, как Алина вернется к Валере.
      Алина что-то мычала, трясла головой, потом немного успокоилась и села на стул.
      -- Сумочку ее мне принеси, - скомандовала Рита Ларисе. - Ту, с цветами...
      Лариса выскочила и вернулась с большой косметичкой.
      -- Чужое не поорти... - повторила она, грозя пальцем, и Кирилл поразился, как стремительно подействовала на нее капля коньяка. Она выглядела совершенно пьяной, у нее горели щеки, неверным блеском сверкали глаза и развязная пластика внушала отвращение.
      Рита деловито высыпала на вязаную скатерть гору хрустящих облаток, перебрала, уверенно выковыряла четыре различные таблетки и хладнокровно вложила их в рот Алине, переставшей к тому времени сопротивляться.
      -- Идея была плохая, - согласилась она. - Но у меня лучше есть. Я сейчас покажу, как я сделала платье... помните наши школьные платья?
      -- От тебя вечно потом пахло! - воскликнула Лариса радостно. - А ты свитер носила под фартук!.. Тебя с уроков выгоняли... Было холодно, а свитер полагалось носить под платьем, а не на фартук.
      И она радостно захлопала в ладоши.
      -- Тсс... - шикнула на нее Рита. - Так вот, я покажу, как сделала платье... На, запей, - она придвинула Алине стакан, который та покорно опустошила. - Какая шерсть была? Тоненькая... даже не кусалась. Сейчас такая черт знает сколько стоит... кашемир... В общем, пойдемте.
      Три подруги скрылись в Ритиной комнате. Кирилл облегченно потер ушибленную Алиной руку, покачал головой, ничему не удивляясь, и отправился по лестнице наверх.
      Он не планировал выходить на балкончик, и сам не понимал, как оказался у перил. На соседнем участке светились яркие огни и наблюдалось оживление. Толстый пузатый мужик в одних трусах, притоптывая, танцевал на траве, размахивая шампуром с наколотым на него яблоком, одновременно пытаясь яблоко надкусить. Второй - в просторных шортах - вдохновенно подкидывал в воздух пронзительно орущего ребенка, восклицая "Ах ты мой хороший!.. Ах ты мой сладкий!... Бу-бу-бу... а где наша пятка?" Тянуло угольным дымком с пропитанных противной химией дров, рядом с забором громко хрустела ветка и кто-то, пыхтя и таща крепкую ветку, приговаривал: "Вреешь... достану... сука...". Как ни разглядывал Кирилл разгульную компанию, Яны он не увидел. Брезгливо поморщившись, он закрыл окно, прошел в свой чулан, обмотал голову ветровкой и, не раздеваясь, заснул.
      Проснулся он от азартного крика:
      - Свистать всех наверх!... То есть вниз...
      Открыв глаза, он увидел совершенно пьяную Риту, которая дергала его за руку и тянула на лестницу.
      - Ты нужен... ты нужен... ты нужен... - повторяла она в пространство, а потом подмигнула и сообщила: - Пошли, мы сейчас играть будем.
      - Не наигрались? - спросил Кирилл неприязненно.
      - Тшшш! Совсем другая игра. Ты такой не знаешь.
      Кирилл потащился за ней, удивленно отмечая, что она одета в черное строгое платье, повязанное светлым кухонным передником. Спросонья он принял ее новый костюм за наряд горничной из секс-шопа, но к нижним ступенькам ему вспомнились старые фотографии, до него дошло, что это имитация школьной формы.
      - Во что играть будем? - спросил он, садясь на табурет. - Вообще-то мне играть не хочется... я бы лучше поспал.
      Под неестественным ярким светом всех зажженных ламп на столе стояла пустая коньячная бутылка, вторая валялась в углу, и дамы смотрелись невменяемо. Алина сосредоточенно изучала собственный внутренний мир, но Кирилл знал, что ее спокойствие обманчиво. Лариса, как интересного собеседника, разглядывала рюмку. Рита расхаживала по комнате. Кирилл хотел было потребовать коньяку, но что-то вовремя ему подсказало, что лучше оставаться трезвым.
      - Будем играть в Сережку Лермана, - сказала Рита бодро. - Сосед наш с пятого этажа. Такой был ангельский мальчик, на пианино играл по пять часов в день... Интересно, где он сейчас? - спросила она Ларису. - Ох, наверное, ему по жизни икается!..
      - В Израиле, наверное, - предположила Лариса флегматично.
      - Ну да! Что ему там делать? Он же выкрест, свиные отбивные у мамы трескал... Карла Маркса конспектировал...
      - А разве он еврей? - спросила Лариса в сомнениях.
      - Кто? - сказала Рита оторопело. - Карл Маркс?
      - Да Лерман! Он же это... все говорил тогда, что будто с Лермонтовым в родстве... дворянин, мол, этот... швейцарский... шотландский...
      - Ага, - сказала Рита. - Еще китайский. Со Львом Толстым он в родстве... В Америке он, где ему еще...
      - Точно, - сказала Лариса, что-то вспомнив. - В Израиле - это Борька.
      - Ага, - Рита захохотала. - Точно. У него папаша в перестройку сбрендил, родовые корни искать пошел... Все бывало, к Алику, дворнику нашему, цеплялся: ты, говорит, как есть араб, и у меня к тебе исторические претензии... Дворник у нас настоящий был, - сказала она тоскливо. - Татарин, и по-русски говорил плохо... Ругался только хорошо. Это сейчас в доме не пойми кто... Кто у нас сейчас дворники?... Не пойму, из каких краев... Из какого же вы... - пропела она низким контральто. - Из далекого края...
      - Куда катится мир... - вздохнула Алина без тени иронии.
      - Моя мама, - продолжала Рита, обращаясь к Кириллу. - Чуть инфаркт не получила из-за него. То есть из-за нас, конечно, но не будь Сережки, не было бы повода.
      - Точно! - воскликнула Лариса.
      - Подожди, я расскажу, - перебила ее Рита. - Выходит как-то моя мама на балкон, смотрит в палисадничек, что дочка делает, и ноги у нее прикипают к земле, а сердце заходится... Я, правда, этого не помню, - она обернулась к Ларисе.
      - Я тоже, - сказала Алина. - У меня тогда ангина была. У меня все время были ангины...
      - А я помню, - сказала Лариса. - Отче-о-о-о-тливо...
      - Ну вот, - продолжала Рита. - Открывается перед моей мамой такая картина: стоит под вишневым деревом Сережка Лерман, навытяжку стоит... под ногами у него ящик из-под яблок, на шее у него петля, веревка привязана к самому прочному суку... Партизана изображает. Зою Космодемьянскую такую. А вокруг стоят фашистские захватчики, кто с палкой, кто с ружьем... И приговор зачитывают. Казнить, мол, за подрыв состава с боеприпасами... Не иначе, какую-нибудь эпопею "Освобождение" тогда показывали... Какие ж глупые были, господи... Главным фашистом, у нас, помнится, был Мишка Акопян, тоже не ариец далеко, но это мелочи... У моей мамы слова застревают в горле, и она не знает, что делать: крикнешь, напугаешь - Сережка с перепугу с табуретки свалится. А пока из дома выскочишь, добежишь - мы его повесить успеем... Она, значит, нам молча рукой машет, мол, отойдите. А мы ж не понимаем... Сережка уже готовится гордую прощальную речь произнести... Считайте меня коммунистом, и тому подобное...
      Кирилл сонно покивал в ответ на трепетные воспоминания. Разделять общую радость его не тянуло.
      - Так что будем в Сережку Лермана играть, - объявила Рита. - Вспомним яркий эпизод детства.
      - Вешать, что ли, будете? - сказал Кирилл возмущенно, разом проснувшись. - Нет уж! Вешайтесь сами...
      - Мы понарошку, - сказала Рита голосом, не терпящим возражений. - Не повесим, не волнуйся. Сережку тоже в итоге не повесили...
      - Да что вы с ума сходите! - рассердился Кирилл и поднялся, собираясь идти спать, но дамы ласково, но настойчиво окружили его со всех сторон.
      - Ну солнышко... - тянули ласково женские голоса. - Не будь таким занудой... Трудно тебе пять минут на табуретке постоять... Все равно уже проснулся... Что у тебя нет фантазии... не будь таким скучным...
      - Стоп, отстаньте! - рявкнул Кирилл с досадой. Их пьяные прикосновения были не слишком приятны, особенно Алинины.
      Женщины отпрянули отхлынувшей ненадолго волной - с явным намерением возобновить притязания. Сумасшедшие - они хитрые... - вспомнил Кирилл. Не удавят же они живого человека, в самом деле?.. А что им будет всем троим - да ничего... Разошлись... вечер воспоминаний у них. О душе пора думать. Как-то Ритин мужик подозрительно сформулировал?.. На трупе сядут?.. Хоть бы он явился, кстати - коли правда слышит, что происходит. Они ведь давно пьют... Нет, наверняка оттягивается на всю катушку. Навряд ему интересно алкоголический бред выслушивать...
      - Достали, - проговорил Кирилл устало. - Ладно, только пять минут.
      - Пять минут... - пропела Лариса возбужденно. - Пять минут...
      Кирилл, нахмурившись, посмотрел на ее простодушное лицо, пытаясь вспомнить, с каким восторгом она держала его руки, покрывая их поцелуями. Не может быть... все может.
      - Это что такое? - рявкнула Рита.
      - Веревка... - пролепетала Алина. - От гамака...
      - Ты бы канат еще взяла, - отрезала Рита.
      - Так у вас, бизнесменов, даже бельевой нету, - сказала Лариса иронически. - Зажрались...
      - Вяжи, вяжи...
      Воспользовавшись их препирательством, Кирилл отобрал веревку из рук Алины.
      - Дай я сам завяжу, - сказал он. - Я морской узел знаю...
      Алина, видимо испугавшись, что он подошел чересчур близко, послушно отдала веревку.
      - А где мы ее тогда-то взяли? - спросила Рита, пододвигая стул к дверному косяку. - Ты все помнишь, так скажи, где.
      - На помойке, наверное, где ж еще, - ответила Лариса.
      - Сейчас хоть не с помойки, я надеюсь, - проворчал Кирилл. Изображая скучное страдание, он поднялся на стул и привязал веревку к какому-то декоративному крепежу, украдкой проверив лично созданный узел. - Дурацкие у вас игры. Делать вам нечего...
      - Такие вот игры были, - сказала Рита назидательно. - Такие дети... Такое время... Ладно, стой. Можешь время от времени кричать "смерть фашистским захватчикам".
      - Что я, совсем дурной, - ответил Кирилл. - Люди прибегут.
      - А Сережка, он, по-моему, на золотую медаль шел... - проговорила Лариса, снова уходя с головой в ноосферу. - Его учителя тянули, потому что никому больше и рядом не светило... А Сережка в десятом классе вообще учиться перестал - он медаль не хотел, тогда я ему один экзамен на пять сдавать бы пришлось, а это нереально...
      Рита непонимающе покрутила головой.
      - Да ты путаешь, - сказала она. - Сережке это было по барабану. Точно помню, что по барабану, потому что он по эксперименту не шел. По эксперименту были специальности, куда не шел никто: инженеры всякие... А Сережка хотел чуть ли на международную журналистику. Там эксперимента-то никакого не было. Вспомни!
      - Не-не, - возразила Лариса. - Сережка не мог на международную журналистику. Это ж университет. Кто б его туда пустил? По пятому-то пункту?
      - А разве он не в Лумумбу? - спросила Рита озадаченно.
      - Какая Лумумба? Где Лумумба и где международная журналистика?
      - Не журналистика... экономика там... не знаю. Фиг один.
      - А Мишка в бизнес пошел, - вспомнила Алина, встрепенувшись. - И куда потом делся, я не знаю. Они съехали... На него нападали, в окно гранату кинули... Потом кто-то у подъезда караулил, у бабы Маши выспрашивал... Они переехали после этого случая... ничего я больше не слышала...
      - Я как-то видела, он приезжал, - сказала Рита. - На Мерсе черном... Черт, коньяк кончился.
      - Мне тоже дайте, - откликнулся Кирилл. Сделав вид, что поправляет воротник, он одним пальцем распутал под затылком "морской" узел. На всякий случай. Береженого бог бережет...
      - Ты вообще молчи, - сказала Рита. - Тебе не положено... Кричи "смерть фашистским захватчикам".
      - Ну, смерть, - сказал Кирилл скучно. - Ну, фашистским. Я долго тут буду торчать?
      - Тебе еще приговор... - начала было Рита, но тут Алина вскочила и с громким криком "быстро, быстро!" одним сильным ударом выбила у него из-под ног стул.
      Вовремя распутанная веревка, скользнув, не препятствовала падению с полуметровой высоты. Кирилл успел только очень испугаться. Он даже не закричал, сильно ударившись локтем, когда Алина с визгом набросилась на него и принялась молотить кулаками.
      - Ах ты сволочь! - крикнула Рита. - Пусти, дура!
      Она отшвырнула Алину в сторону и кулаком ударила Кирилла по лицу.
      - Ай, мама! - взвизгнула Лариса.
      Кирилл упал, но, тут же поднявшись, без колебаний нокаутировал страшную расхристанную Риту и одним прыжком как-то быстро оказался на улице, а потом за забором. Ему вслед клекотали истерические голоса.
      У магазина Кирилл остановился, чтобы немного отдышаться. Потом подумал, что за ним может быть погоня. Безумные тетки сядут за руль в любом виде... Он повернулся и с усилием, волоча ноги, отправился дальше.
      Кажется, ночь была глубокой. Он выбрался на неосвещенную дорогу. Дачи пропали за перелеском. Находить правильное направление было трудно, Кирилл то и дело сбивался на обочину, под ногами скрипел песок, но он не останавливался, шарахаясь зигзагами то вправо, то влево. Горизонт во всех сторонах света был ровно погасший, чистое небо в прогалах облаков усыпано звездами, но молодой месяц закрывала дымка. Здесь, в поле было тихо - ни голоса, ни далеких мотоциклистов... Впереди, за поворотом, блеснули фары, но встречных Кирилл не боялся. Машина приближалась, стремительно затормозила, оказавшись милицейским уазиком, пролетела мимо, пробуксовав, метра на два, отвалилась дверца и здоровая репа, высунувшись и выставив нечто, похожее на автоматное дуло, приказала:
      - Стоять! Документы!
      Обрадовавшись милиции как никогда, все еще тяжело дыша, Кирилл дрожащими руками вытащил паспорт.
      Светя фонариком то в лицо, то на страницу, представитель власти внимательно сверил паспорт с личностью, отошел и передал документ в машину. Рука невидимого напарника задумчиво попыталась отколупнуть фотографию, под невозмутимое бормотание "ишь ты... да он у нас гражданин Российской Федерации... и регистрация у него еще московская... ишь ты...", потом разочаровалась и возвратила паспорт в открытую дверь.
      - Чего ночами ходишь? - спросил милиционер недовольно. - По дачам шаришь?
      - Хоть обыщите! - взмолился Кирилл. - У меня нет ничего... вообще!
      - Обыскать? - коротко спросил представитель власти у машины.
      - Не обыскать, а произвести досмотр, - певуче ответили оттуда. - Береженого, Федотов, бог бережет...
      Кирилл послушно вывернул карманы. По-прежнему светя фонариком, Федотов принялся перечислять один предмет за другим.
      - Ручка шариковая... Книжка телефонная... Расческа... Кошелек... в нем деньги... сорок два рубля...
      Из машины издевательски присвистнули.
      - Капиталист!
      - Билет на метро, московский, - завершил Федотов недоуменно. - Чего тебя носит?..
      - Женщина выгнала, - коротко сказал Кирилл. - Отпустите...
      Федотов хохотнул.
      - Плохо старался, значит?
      - Федотов, отставить, - сказали из машины назидательно. - Личная жизнь граждан тебя не касается.
      - Есть отставить... - проговорил Федотов, сплюнув и хмуро добавил: - Все равно захватили бы. До выяснения.
      - Федотов, - сказали из машины. - Гражданин реализует свое конституционное право. Закон не запрещает ходить по дорогам в любое время дня и ночи. А чрезвычайного положения у нас в районе нет. Я, по крайней мере, об этом ничего не знаю. Пьяный он?
      Федотов еще посветил фонариком.
      - Вроде трезвый.
      - И чего, всех и будем по дороге собирать? - поинтересовались из машины. - Времени нету. Срисуй данные... куда он денется.
      - Как хотите, - Федотов снова сплюнул. - А потом заяву припрут... Кино давно кончилось, танцы завтра...
      - Ты куда идешь, герой? - спросили из машины.
      - Не знаю... в Москву, - ответил Кирилл. - Вообще-то на станцию. Дойду тут?
      - Когда-нибудь дойдешь, - сказал Федотов, хмыкнув.
      - Сорока двух рублей тебе до Москвы не хватит, - сказали из машины. - Может, вернешься? Прощения попросишь? Подбросим...
      - Нет, - сказал Кирилл, судорожно сглотнув. - Я скорее по шпалам пойду.
      - Ходи осторожнее, - посоветовал Федотов, вручая Кириллу паспорт. - Тут дезертир вооруженный где-то бродит. Сегодня самовольно оставил часть - в Забелино. Не нашли пока...
      - Последний раз предлагаю, - сказали из машины.
      - Спасибо, - ответил Кирилл. - Уж лучше вооруженный дезертир...
      Федотов снова хмыкнул, громко треснул дверцей, уазик взвыл, выбросил из-под колес фонтан песка и умчался, а Кирилл медленно, прислушиваясь к шорохам, побрел дальше. Только встречи с вооруженным дезертиром для полного комплекта и не хватало, думал он. Хоть бы у того хватило ума не шляться ночью по проезжей части... Он пожалел, что не спросил, сколько километров до станции.
      Шум автомобиля раздался на этот раз за спиной. Кирилл хотел уже было метнуться в канаву, когда понял, что его догоняет не Ритино бесшумное авто, а раздолбанный отечественный экземпляр. Может, стоило проголосовать... Рассмотрев фары "Жигулей", он поднял руку. Жигули остановились, и Кирилл замер, не зная, что делать с рукой. За рулем сидела Яна. Она сидела несколько минут, покусывая губы, потом открыла дверь, вышла и медленно двинулась навстречу.
      Кирилл молчал, понимая, что нужно говорить. Яна приблизилась и, всхлипнув, бросилась ему на шею.
      - Я думала, не догоню... - проговорила она. - Я думала, что-нибудь страшное...
      Они долго молча обнимались посередине дороги. Потом Яна снова всхлипнула, взяла его за руку и повела к машине.
      - Поехали, - сказала она.
      - Мне на станцию, - сказал Кирилл. - Довезешь?
      Яна покачала головой.
      - Никаких станций. К нам поедем.
      Кирилл даже засмеялся.
      - Ты что? - сказал он. - Что своим скажешь?
      - Ничего, - сказала Яна, всхлипывая и устраиваясь на переднем сидении. - У нас сейчас все родственники приехали. Машка, сестра... Мишка, зять... Отец... дядьев двое... брат двоюродный с теткой. Подумаешь, еще один человек. Никто вообще не заметит...
      Она развернула машину, снова закусила губу, потом улыбнулась сквозь слезы и нажала на газ. Они ехали по темноте, вслед чьим-то дальним красным точкам, то возникавшим впереди, то снова пропадающим - может быть, красным точкам от той самой милицейской машины с уставшим Федотовым и его старшим напарником, и Кирилл, блаженно откинувшись на сидение, наконец почувствовал, что он в надежном убежище, и что можно расслабиться и забыть о неприятном. Он дома...
 
      4