- Конфетами угощали! Скажите пожалуйста, какие отношения! Ты что себе думаешь?.. Рано тебе этим заниматься!
      - Чем "этим"? - спросила Катя шёпотом и села на краешек постели. - Я ничем не занималась... Мы качались на качелях.
      - Конфеты, качели, гантели, теннис - это уже слишком!
      Мама села на кровать возле Кати.
      - Это же улица... Где они деньги взяли? Ты подумала, откуда у них деньги?
      - Не знаю... Они, кажется, в лотерею выиграли!
      - Вот-вот, - почему-то обрадовалась мама. - Они украли облигацию "золотого" займа. Превосходная компания!
      Катя съёжилась и притихла. Мама говорила во весь голос:
      - Нужно вовремя пресечь, пока они не скатились совсем. Это твой долг! Они ещё могут стать честными...
      Мама сняла фартук, больно ударив себя гантелями по колену.
      - Одевайся! - крикнула она. - Сейчас же идём.
      - Куда?
      Катя шла за мамой по лестнице. Она считала ступеньки и бормотала про себя:
      - Не может быть... Неправда...
      У Валеркиной двери Катя заплакала:
      - Я не пойду... Это неправда...
      Мама схватила её за руку и силой втащила в Валеркину квартиру.
      * * *
      "Пинг-понг. Пинг-понг", - звенит целлулоидный мячик. Он скачет по столу с самого утра. Мячик можно колотить сколько хочешь, ему не больно. Но и у мячика есть запас прочности: грубый, неверный удар - и на мячике трещина.
      Выходят во двор ребята - и прямо к столу.
      - Кто последний? Я за вами.
      Играют на вылет.
      - Подходи! - кричат Валерка и Рэмка. - Теннис для всех. На всё общество!
      Валерка и Рэмка поглядывают на Катино окно - очень уж долго она сегодня.
      Из парадной вышел Валеркин отец.
      - Вот что, голубчики, пойдёмте. - Он ухватил приятелей покрепче за воротники.
      Когда отцы говорят такое, значит, ничего хорошего впереди не ждёт. Игра остановилась. Кто-то начал отвязывать сетку. Кто-то сложил в коробочку мячи и ракетки.
      - Всё равно играйте, - сказал Рэмка.
      - Теннис для всех, - добавил Валерка.
      Они дёргались в отцовских руках, бормоча:
      - А что мы такое сделали?..
      Валеркин отец держал их крепко. Он провёл друзей мимо дворничихи. Дворничиха нахмурилась и сочувственно покачала головой. Он провёл их мимо управхоза. Управхоз почесал затылок. Ребята у теннисного стола дружно молчали. Малыши в песочнице отложили на время совки и формочки.
      В большой комнате сидела Валеркина мать, Майя Петровна.
      - Вот они, субчики, - пихнув мальчишек к столу, сказал отец.
      - Мы работаем, времени у нас мало, но мы стараемся, чтобы ты стал хорошим человеком, - начала Майя Петровна, - а ты... - Глаза у Майи Петровны были красные и нос тоже. - Слушай, Александр, - сказала она мужу, - я не верю... Не могу я в это поверить...
      - Сознавайся, ты у матери деньги стянул?! - загремел Валеркин отец на всю комнату.
      Майя Петровна поморщилась.
      - Тише, тише, - сказала она. - Если Валерий виноват, он сознается. Валерий, может быть, на вас кто-нибудь дурно влияет?
      - Никто на нас не влияет! - горячо выкрикнул Валерий. - С Рэмкой мы с первого класса дружим, и никаких денег мы не брали, хоть режьте нас, хоть калёным железом!..
      - Не кричи на родителей! - топнул ногой отец. - Ты ещё комар, букашка!
      - Видишь ли, Валерий, - снова начала Майя Петровна, - нам сейчас рассказали странные вещи. - Она неуверенно потянулась рукой к столу.
      Мальчишкам стало ужасно тоскливо. На столе возле вазы с тюльпанами лежали две маленькие чёрные гантели.
      - Выворачивайте карманы! - скомандовал Валеркин отец.
      Валерка и Рэмка подчинились. Они выложили на стол оставшиеся пятьдесят четыре копейки.
      Майя Петровна глубоко вздохнула, поднялась с дивана и пошла в кухню.
      Муж проводил её взглядом, горестно крякнул и подтолкнул мальчишек к дивану.
      - Довёл мать, босяк... А ну, ложитесь!
      Валерка лёг на диван, словно собрался вздремнуть, сунул в рот кулак и закрыл глаза.
      - Меня вы пороть не имеете права! - запротестовал Рэмка. - Я не ваш сын... Мы ничего не сделали!
      - Мой не мой, а ложись. Я тебя выдеру, твои же родители мне спасибо скажут. Ты думаешь, это приятное дело - вас, паршивцев, ремнём пороть?
      Рэмка отскочил.
      - Всё равно не дамся!
      Валеркин отец подумал-подумал, потом вздохнул и, сняв ремень с брюк, нацелился Валерке по тому самому месту, в которое принято вкладывать основы морали и чести.
      Валерка съёжился, засунул кулак поглубже в рот.
      Рэмка вцепился в край стола.
      - Обождите! - крикнул он. - Мы с Валеркой всё вместе делали, вместе и порите. - Он потеснил товарища на диване, засунул в рот кулак, на его манер, и промычал: - Нахиахи... (Начинайте.)
      Вдвоём было спокойнее ждать, и ремень не казался страшным. Мальчишки потеснее прижались друг к другу, уставились в одно и то же пятнышко на диване и напрягли мускулы.
      Но тут отворилась дверь. В комнату вбежала Майя Петровна с продуктовой сумкой.
      - Подожди! - крикнула она мужу и, приподнявшись на цыпочки, зашептала: - Вот деньги, как это я их не заметила? Под газету завалились. - Она посмотрела на мальчишек с состраданием и спросила: - Вам больно, мальчики?
      Отец отшвырнул ремень, проворчал зло:
      - Слушаешь всяких дур...
      - Да, да, - бормотала Майя Петровна, - они нам всё расскажут... Пойдём в кухню.
      Ребята спокойно сопели. Они думали о чудовищном предательстве, о боли, которую можно причинить без ремня, ножа и калёного железа.
      Валерка вытащил изо рта кулак, проглотил что-то раз в пять побольше кулака, солоноватое и стыдное. Проглотил с трудом, с большим усилием, но, может быть, поэтому глаза у него стали сухими и твёрдыми.
      - Тебе хорошо, Рэмка, - прошептал он. - Ну, выдрали бы - не привыкать. - Потом он положил руку на Рэмкино плечо. - Не стоящее это дело - любовь.
      Рэмка по-прежнему смотрел на пятнышко.
      - Ага, - печально прошептал он.
      В комнате было тихо, только со двора доносился звук целлулоидного мяча: "Пинг-понг. Пинг-понг".
      Здесь, на диване, друзья поклялись, что ни одни девчонка не затронет их сердец до самого гроба.
      - Небо, земля. Сталь и честь. Мы сказали клятву. Хук.