- Наверно, "курносая" за нами пришла, - сказал другой мастер. - Пора бы ей.
А тут входит в палату милиционер товарищ Марусин.
- Здравствуйте, - говорит. - Извините за беспокойство. У меня к вам вопрос. Думаю, только вы на него мне сможете ответить.
Достал милиционер товарищ Марусин из своей милицейской сумки бумагу странную с нарисованной головой сфинкса.
- Кто бы это мог нарисовать? - спрашивает. - И когда?
И подает рисунок самому старому мастеру Федору Андреевичу.
Федор Андреевич долго на рисунок смотрел.
- Вот, - говорит, - почему у меня сердце-то колотилось. Я ее издалека почувствовал. Пробилась к нам, значит. Кто-то нам, значит, ее посылает, чтобы "курносую" отогнать. Откуда-то издревле. Кто-то за нее, значит, жизнь отдал...
- Кого вы имеете в виду? - спросил милиционер товарищ Марусин.
- Красоту рукотворного мастерства, - ответил Федор Андреевич. Сейчас я очки найду. Хочу на нее пристально посмотреть.
Сначала он на кровати сел. Потом на пол встал. Потом очки в тумбочке нашел и к окну подошел.
- Рисовал это большого таланта гений. Рисовал тогда, когда в сфинксов верили. Потому что без полной веры так нарисовать даже гению невозможно.
Федор Андреевич передал рисунок другим мастерам. И каждый из них, посмотрев на сфинкса, принимался очки искать, пить от волнения клюквенный морс и пиво. Один старый мастер, еще недавно совсем бездыханный, даже песню запел дребезжащим тенором.
Пошел милиционер товарищ Марусин по всем палатам. Везде то же целебное действие, те же слова. А уж как к нему этот рисунок попал, милиционер товарищ Марусин не рассказывает, мол, это большая милиционерская тайна.
Когда товарищ Марусин пришел к Попугаеву Вовке, чтобы возвратить драгоценный рисунок и попросить Вовкину маму беречь его как зеницу ока, случилось вот что.
Входит он, а мама Вовкина вся в слезах. Слова сказать не может, но все же чаю ему предложила.
И протягивает Вовкина мама милиционеру товарищу Марусину телеграмму от мужа. "СО СВЕЖИМИ СИЛАМИ ЗА УЧЕБНИКИ ТЧК ЦЕЛУЮ ЗАВТРА ПРИЕДУ ТЧК"
- Поздравляю, - сказал милиционер товарищ Марусин, возвращая Вовкиной маме и телеграмму и драгоценный рисунок. - Это хорошо.
- Чего же хорошего? - сказала Вовкина мама, заплакав. - Нету Вовы. Нет моего сыночка ненаглядного. Умницы моего. Золотка. Он исчез.
Проводила Вовкина мама милиционера товарища Марусина в Вовкину комнату.
- Я тут ничего не трогала. Ждала вас. Я же знаю из литературы, что на месте происшествия ни к чему прикасаться нельзя.
Милиционер товарищ Марусин подошел к дивану. На подушке, где осталась ямка от Вовкиной головы, лежит оплавленная огнем закопченная хоккейная маска. Товарищ Марусин одеяло отбросил - в изножии кровати лежат тоже обгорелые ныряльные ласты. "Это они в тот раз обгорели, - подумал товарищ Марусин, - когда я у волшебной колонны стоял..."
И одежда Вовкина на месте, и валенки, что Яшка Кошкин Вовке принес.
Сел милиционер товарищ Марусин к столу. Задумался.
На столе бутылка стоит с зеленой водой.
Вдруг почувствовал милиционер товарищ Марусин - запахло солнечными можжевеловыми полянами, белыми боровыми грибами, земляникой и ландышем.
- Эх, Маков Цвет, Маков Цвет, - тихо сказал товарищ Марусин, - хоть вы и волшебница и как бы даже не существуете, но могли бы прийти рассказать нам о своих методах, опытом поделиться и вообще помочь. Устаем мы - не знаем многого. Я имею в виду инспекторов милиции по работе с детьми и гражданами старческого возраста.
И так захотелось милиционеру товарищу Марусину туда, где сказочные холмы, где таинственная и премудрая царевна-лягушка, где Кащей Бессмертный и царь Горох. Туда, где волшебное обыкновенно, как в Новгороде телефон.
Взял милиционер товарищ Марусин бутылку с зеленой водой, вспомнил о первом "А" классе, полном решимости и надежды, и пошел, пообещав Вовкиной маме, что в конце концов все устроится.
А Вовка снова был там, под палящим солнцем пустыни в старинном городе Фивы. У подножия неподвижного сфинкса.
Нет, не услышал он зова последней надежды. Просто сердце его толкнулось туда, где остался его Полувовка. Защемило Вовкино сердце в предчувствии беды. Возникла, как возникает отвага, забота помочь Полувовке. Сейчас же. Сей миг.
И вот сидит уже Вовка на лапе сфинкса.
Под сфинксом, завернутый в белый лен, покоится скульптор. Они с Полувовкой в тот же вечер, перед новолунием, прокопали под сфинксом траншею и уложили туда художника. На грудь ему положили дощечку с надписью: "Пал смертью храбрых". Засыпали песком и следы заровняли.
И вот сидит Вовка на лапе у сфинкса, а Полувовки нет. А тревога растет.
И вот появилась колесница, запряженная четверкой белых лошадей. Колеса с золочеными спицами, ступицы и ободья колес пурпурные. И двое воинов фараона в золоченых нагрудниках и золоченых шлемах.
Сняли воины с колесницы мальчика, он тоже в белом. Глаза у него завязаны белым льняным бинтом.
Полувовка!
Подвели воины мальчика к сфинксу (Вовка-то спрятался). И, поклонившись, ушли.
Когда ускакали белые лошади - унеслась колесница, Вовка вышел из-за надгробья и прошептал:
- Брат, это я...
Полувовка улыбнулся. И улыбка уже не сходила с его лица, пересиливая боль и страдания.
- Я знал, что ты придешь... Сними с меня бинт.
Вовке стало страшно. Снова заныло Вовкино сердце.
- Может, не надо...
- Сними. Пусть пообдует ветром.
Вовка развязал тугой узел. Снял бинт. И отступил на шаг. Чуть не бросился наутек. Вместо глаз живых в глазницах у Полувовки горели синим огнем драгоценные камни.
Случилось так.
Когда первый "А", выстояв до рассвета, упал от усталости и уснул, Полувовка остался один у сфинкса. И еще день он прожил один. И вдруг приехали за ним на колеснице от фараона.
Помыли его, одели в белые чистые одежды, чтобы он предстал перед богоравным Хашсупотепом.
Привели Полувовку. И фараон сказал:
- Ты - чужестранец.
- Да, - сказал Полувовка. - Моя земля далеко.
И фараон спросил:
- Ты помогал магу? (Так он назвал скульптора.)
- Да, - сказал Полувовка.
И фараон спросил:
- Он видел лицо бога?
- Да, - сказал Полувовка, имея в виду гений.
- И ты, мальчик, скажи нам, тоже видел лицо бога?
- Да, - сказал Полувовка, имея в виду скульптора.
И повелел фараон Хашсупотеп извлечь Полувовкины глаза из глазниц и, уложив их в золотой ларец, спрятать в царской сокровищнице.
- Глаза, видевшие лицо бога, должны принадлежать фараону, - сказал Хашсупотеп.
"И повелел царь, да будет он жив, здоров, невредим, вложить мальчику-чужестранцу, ученику мага, драгоценные каменные зеницы..."
Вовка-то Попугаев плакал, ясное дело.
А Полувовка ему говорил:
- Не плачь, брат. Мне бы только дойти до родной земли. На родной земле я прозрею... Маков Цвет - не цветок мака, а красота земли нашей. Она всесильна.
- Так пойдем, - Вовка вскочил. - Я тебя поведу.
- Что ты, брат. Идти-то не день и не два. Лет десять идти. А может быть, двадцать...
- Тогда не мешкай, - сказал Вовка. - Пойдем. Давай руку...
Как только Вовка взял Полувовкину руку в свою, то почувствовал, что не стало ни его, ни Полувовки - только земля зеленая, с елками и березами, озерами и ручьями. Запах прогретых полян ощутил, земляничных и можжевеловых. И понял вдруг: что это он, что все в нем. Даже волшебница Маков Цвет...
Прибежали милиционер товарищ Марусин и первый "А" класс в музей. Столпились вокруг волшебной колонны. И дышать им всем трудно, как в ожидании грозы.
Колонна волшебная стоит чистая, светлая, мрамор розовым стал, словно в нем жизнь дремлет.
А вокруг красота: полотенца расшитые, душегрейки парчовые, кокошники в жемчугах, расписная посуда, финифть, изразцы, филигрань...
Вдруг закипело внутри колонны, и каждый увидел: кто речку, кто васильки во ржи, кто ландыш лесной, кто тучку в небе. Милиционеру товарищу Марусину кони привиделись гривастые, крепкогрудые. Но он не это хотел увидеть.
Тогда собрал он свою хорошо натренированную милиционерскую силу воли. Кипение прекратилось. И все увидели ее - волшебницу Маков Цвет.
Улыбнулась она. Рукой помахала.
- А Вовка-то? - спросил первый "А".
- Вот же он...
И погасла колонна.
А по лестнице, по ковровой дорожке поднимался Попугаев Вовка. Волосы выгорели - стали как белый лен. Одежда на плечах ветхая. И ноги босые.
- Что это вы на меня так смотрите? - спросил Вовка. - Может, у вас тут и босиком нельзя?
И что-то в Вовке было такое - покойное и печальное. И глаза его были иные - раньше-то светлые, а теперь синь-пересинь с черной каемочкой.
"Наверно, русское слово "глаза" произошло от - "глазурь", потому что в старинном - "очи" недоставало цвета", - так подумал Ковалев Петя, а он за первое полугодие не получил ни одной четверки, только пять и пять с плюсом.