Книжка про Гришку

      - Сначала попрячутся. А потом я им свистну. Вылезут. Вас они бояться не станут. Вон вы какой худенький... Но симпатичный.
      "Странные слова - худенький, симпатичный - пустые. Ничего в человеке не объясняют".
      Гришка опечалился, вспомнил детский сад, доброжелательных пожилых соседок и ленинградских начитанных ребятишек.
      - А углепуты дразниться не будут?
      - Ни в коем случае. Они деликатные. Заходите.
      ТВОЯ ПРАВДА В СУПЕ
      В кузнице черно. На черных балках паутина черная. В углах мусор черный и железо ржавое. Горн развалился. И запах. Такой запах снится детям во сне, когда они видят войну, потому что настоящего запаха войны сегодняшние дети не знают.
      - Страшно? - спросил козел Розенкранц. В его голосе послышалось нечто такое, от чего Гришка почувствовал себя неуверенно.
      Гришка обернулся и увидел: стоит козел в дверях, рога опустил и смеется беззвучно.
      - Где же углепуты? - спросил Гришка.
      - Они в пятом углу. Сейчас вы этот угол искать начнете на четвереньках. - Козел еще ниже рога опустил. - Надеюсь, понятно? Сейчас я вам за вашу ужасную майку отомщу. И за то, что вы меня опозорили перед милиционером товарищем Дудыкиным. И за то, что ваш дядя Федя меня не уважает. А этот ваш академик смотрел на меня с насмешкой.
      - Вы нечестный.
      - Конечно, нечестный. Я вам еще тогда объяснял - характер у меня отвратительный. И хватит! Принимайтесь искать пятый угол... Ну, потеха! Улыбнитесь мне в ответ.
      Гришка быстро по сторонам глянул. Не выскочишь. Оконце маленькое, хотя и без стекол. Других дыр нет.
      - Не буду я пятый угол искать, - сказал он.
      - Не будете? Потом будете. А сейчас ловите мух!
      Такой поворот дела Гришку озадачил.
      - Ну, ловите! - повторил козел, двинув Гришку рогами.
      - Нельзя же так больно!
      Козел засмеялся:
      - Можно. Еще больнее можно. Ну!
      Острые рога коснулись Гришкиного живота. Гришке стало так жалко себя, так не захотелось в черной пыли валяться, отыскивая пятый угол, тем более он чистую майку надел.
      - Пожалуйста, - сказал Гришка тихо. - Сейчас поймаю, если вам так хочется.
      Гришка увидел муху - сидела она на стене возле окна, - сложил ладонь корытцем и прицелился ее ловить.
      - Эту нельзя. - Козел фыркнул с деланным недоумением. - Вы же культурный. Видите, она отдыхает. Ловите вон ту, летящую. Ну!
      - А вон ту можно? - спросил Гришка.
      - И ту нельзя. Она по делу идет. У нее детки. Говорю, ту ловите, которая под потолком жужжит.
      Гришка стал на цыпочки, хотел подпрыгнуть за мухой, но не смог. Не оторвались ноги от земли. И тут почувствовал Гришка в животе, там, где только что был страх, что-то твердое и строгое. Вспомнил - гайка! Подтянул Гришка гайку мысленно и сказал:
      - Хватит! Не буду я вам ни мух ловить, ни пятый угол искать.
      - Ах не будете? Тогда кукарекайте. - Козел отошел для разбега, чтобы, если Гришка не закукарекает, боднуть его изо всей силы. - Кукарекайте! Ну!
      Гришка глаза пальцами распахнул и так их держал, чтобы встретить удар не зажмуриваясь.
      И вдруг раздался в кузнице чистый петушиный крик.
      Козел радостно почесал ухо левой задней ногой.
      - Закукарекали! Испугались!
      - Чего же пугаться, - ответил козлу петушиный голос, - у нас, петухов, дело такое.
      Глянул Гришка - на окне петух стоит, красивый, словно заря сквозь лесные ветви.
      - А ты чего тут?! - закричал козел Розенкранц. - Погоди, я и с тобой разберусь. Чего кричишь?
      - Время для крика пришло, - сказал петух. - Может, кто в лесу заблудился. Услышит мой крик - и все, и спасен. А ты не таращись. Ишь ты... Я петух! А петушиного крика, если бы ты побольше читал, даже черти боятся. Где петух, там и правда.
      - Твоя правда в супе!
      - Тоже правда, - сказал петух. - Кого в войну первым губят? Петуха. И нет в войне петушиного крика. А как мир настает, снова петух кричит. Правда там, где мир и согласие.
      - Я вот тебе покажу мир и согласие! - Козел разогнался от двери, прыгнул петуха боднуть, даже голову вывернул, чтобы рогами оконную притолоку не задеть. Проскочил головой в окно и застрял, обратно никак рога не пускают.
      Петух под окном ходит, поигрывает голосом - тренируется.
      "Пора мне домой идти, - подумал Гришка. - Чего мне тут теперь делать?" Пошел Гришка мимо козла бесстрашно. Козел задними ногами еле-еле землю достает, но норовит Гришку лягнуть. И хрипит:
      - Уходишь, да? Уходи. Предатель. Друга бросаешь в беде, меня то есть.
      - Улыбнитесь мне в ответ, - сказал Гришка козлу и пошел себе.
      В дверях Гришка остановился, оглядел кузницу на прощание. Показалось ему, что из углов, где свалено ржавое железо, выглядывают маленькие черные углепуты. Может быть, когда Гришка уйдет, они старый горн раздуют, станут для своей углепутской жизни ковать железо. Им ведь тоже инструмент нужен: топоры, пилы и стамески. А может быть, и оружие. Кто знает, какая у них забота. Может, мир, а может быть, начались раздоры.
      Я ВАМ НЕ КОВШИК
      Пытаясь освободить рога, козел кричал капризным голосом:
      - Я вас всех победю!
      Гришка его поправил:
      - Побежду.
      - Одержу победу, - разъяснил им петух.
      - А ты молчал бы, будильник пернатый. - Козел задергался и, пританцовывая, запел: - "Цыпленок жареный, цыпленок пареный..." - Язык прикусил и выругался обиженно: - Тьфу ты, детдомовец инкубаторский.
      - Я бы мог вам помочь, - сказал Гришка. - Но ведь вы определенно станете драться, всех обижать и оскорблять.
      - Стану, - сказал козел Розенкранц.
      Гришка мог мысленно подвинтить гайку, чтобы не жалеть козла и уйти, насвистывая, но что-то ему помешало.
      - Хотите, я устрою так, что один человек победит вас в честном бою. Один мой знакомый товарищ. И тогда вы перестанете приставать к другим.
      Козел Розенкранц кашлянул хулиганским кашлем.
      - Знаем мы такого товарища - милиционер товарищ Дудыкин.
      - Нет, - сказал Гришка.
      Козел представил себе дядю Федю, художника-живописца Мартиросяна, парня-шофера в цветочной рубахе...
      - Конечно, если у некоторых плечи раздвижные. И если некоторые умеют всякие фокусы вытворять, как ваш дядя Федя.
      - Нет, - сказал Гришка. - Этот человек небольшой, чуть постарше меня. Он осенью в первый класс пойдет.
      Козел сплюнул себе на бороду. Полез передними ногами по стенке кузницы, чтобы освободить горло для смеха.
      - Не смешите. Мне смеяться нельзя в моем бедственном положении. Я первоклашек не то что за людей - за грибы не считаю. Я у них, если хотите знать, тетрадки с арифметикой ем. И завтраки отнимаю. Мамаши им в школу вкусные пирожки дают. Первоклашка-букашка! Толстопузики! - Козел смеялся и дрыгался, хоть ему было очень неловко и неудобно.
      - Тем более, - сказал Гришка. - Соглашайтесь... Мой знакомый товарищ вас победит - и вы успокоитесь.
      - Согласен! - закричал козел со смехом. - Договорились. Давайте лапу.
      Петух неодобрительно посмотрел на Гришку.
      - Вы не сплоховали? - спросил он.
      - Нет. Я уверен на сто процентов. Мне необходимо товарища предупредить. Он сейчас очень скучает.
      Петух и Гришка пошли. Петух - по своим делам. Гришка - по договору.
      - А я что, висеть буду? - крикнул козел. - Я вам не ковшик!
      - Я вас выручу чуть погодя, - пообещал Гришка. - Пока так побудьте.
      - Вы меня выручите? Ну и ну! Да у вас силы не хватит меня поднять. Вы же тощий. В чем душа! Хворостина. Недоедыш! Сухофрукт!
      Гришка ничего не ответил. С козлом разговаривать - нервы тратить. Ты ему слово, он тебе пять, и все грубые.
      ТЫ ТАК ВОПРОС СТАВИШЬ?
      Пестряков Валерий одиноко сидел в футбольных воротах. На лице скука, как нарисованный смех. Ни дачников вокруг, ни местных любителей. Мяч лежит на одиннадцатиметровой отметке. Круглый.
      - Забей.
      - Поймаешь.
      - Я уже два часа сижу - жду: может, ударит кто. Может, забьет.
      Гришка ударил. Пестряков Валерий отбил мяч ногой, не вставая. Сказал:
      - Садись у той штанги. Будем на расстоянии разговаривать. А если желаешь - весело помолчим.
      Гришка сел рядом. Они помолчали в тишине, а когда намолчались, Пестряков Валерий заметил:
      - Даже комары не кусают.
      - И не жужжат, - сказал Гришка.
      - Скучно, когда не кусают и не жужжат...
      Тут Гришка поведал о разговоре с козлом, закончив рассказ такими словами:
      - Нужно. Полезно для всех, а для козла Розенкранца в особенности.
      Пестряков Валерий задумался.
      - Ты так вопрос ставишь?
      - Так, - сказал Гришка.
      - Ну а раз нужно, то будет сделано. - Пестряков Валерий оживился, взял футбольный мяч под мышку и домой пошел. - Завтра в десять, - сказал он. - Пускай не опаздывает. Здесь на стадионе при большом стечении народа - турнир.
      На стадион налетели мошки. За мошками - птицы. С ними - шум всевозможных забот.
      МОЖЕТ БЫТЬ, УМ?
      - Все в порядке, - сказал Гришка, подойдя к черной заброшенной кузнице. - Завтра честный бой при большом стечении народа - турнир.
      - Ладно. Я его сильно толкать не буду. Раз пятнадцать по земле прокачу, раз десять через голову переверну. Ну а потом - куда следует напоследок. И вас бодну за содействие... Вызволяйте меня побыстрее.
      Гришка нашел несколько прокопченных досок, два кирпича, ящик ломаный, старую крышку от старой бочки. Все сложил у козла под ногами. Козел на этот помост встал, появилась у него возможность головой вертеть. Козел голову вбок вывернул, вытащил ее из окна. Спрыгнул на землю и посмотрел на Гришку с некоторым удивлением.
      - Смекалка у вас, прямо скажем...
      - Может быть, ум? - спросил Гришка с надеждой.
      - Ума нету. Иначе бы вы меня не просили с будущим первоклассником драться. Это же ваша глупость.
      Первый раз прошел козел Розенкранц по улице, ни с кем не задираясь. Он шагал рядом с Гришкой, беседовал о погоде, даже покойной ночи ему пожелал.
      Можно бы сразу перейти к турниру. Но...
      Встретил Гришка девочку Лизу. Она от него отвернулась, оберегая свою обиду от добрых вопросов. Встретил девушку Таню с транзистором. Транзистор давал эстрадную музыку, но Таня прислушивалась к чему-то неслышному для окружающих и загадочно улыбалась. Встретил парня Егора, приезжего, которого Розенкранц по ошибке боднул. Встретил машину открытую, на которой колхозники возвращались с покоса. Других людей повстречал. Всем сказал:
      - Завтра на стадионе турнир - честный бой.
      Гришка в дом вошел. Дядя Федя и дядя Павел играли в шахматы.
      - Ешь, - сказал дядя Федя. - Ужинай... Один гражданин во Франции в собственном подвале обнаружил яйца динозавров. С одной стороны, ему повезло. С другой - не очень. Он теперь всю жизнь будет куриц бранить за то, что они мелкое яйцо несут... Пашка, тебе шах королю.
      ЧТО БЫЛО, ТО БЫЛО
      Следующий день настал рано. Курицы закричали под окном: "Сегодня турнир! Победит Розенкранц!" Овцы не желали идти на пастбище, толкались по улицам, забегали в чужие дворы. "Где-е-е-е?" - спрашивали они. Коровы говорили о своем. Лошади шли по улице молча. Лошади были в ночном: что нужно друг другу сказать - сказали и сейчас направлялись работать.
      Гришка вскочил с раскладушки.
      - Честный бой и победа для всех!
      - Легковат Пестряков, - сказал дядя Павел за завтраком.
      - Зато настойчив, - сказал дядя Федя.
      На стадион они прибыли без десяти десять. Там была большая толчея дачников, собак, кошек, кур. Петухи, которые сами не прочь подраться, ходили по беговой дорожке, косо поглядывали друг на друга. Не было только колхозников. Время - сенокос, колхозникам не до зрелищ. Правда, некоторые престарелые старушки и старички пришли все же. А также несколько проезжих шоферов.
      Козел Розенкранц для разминки бодал футбольные ворота. На одном роге у него красовалась соломенная шляпа женской модели с ленточкой. Он ее для устрашения надел. Борода синяя - где только синьку нашел. Один бок цвета столовского выплеснутого борща как был, так и остался. На другом боку поперечные полосы стали чаще - Розенкранц еще раз прислонился к свежеокрашенному забору.
      - Люди! - восклицал Розенкранц. - И животные! Не опасайтесь! Я этого претендента в первоклассники шибко бодать не стану. Пободаю маленько, а потом Гришку-зачинщика бодну. Виданное ли дело, люди и уважаемые домашние животные, а также птицы и курицы, чтобы еще даже не школьники, а просто вольные малыши верх брали над заслуженным в драках козлом?
      Тут собаки и кошки, а также прочие зрители расступились. Куры закудахтали. Воробьи зачирикали.
      На стадион вышел Пестряков. Молчаливый, в майке с буквой "В", что означало "Валерий", которую он сам пришил. В кепке козырьком и в новых ботинках. Трусы у Пестрякова Валерия были белые. В руках он держал красную тряпку.
      Козел Розенкранц подпрыгнул, как прыгают козлы и щенки, сразу на четырех ногах. Потом сел и захохотал обидным и отвратительным смехом.
      - Это и есть боец! Ха-ха! Пестряков Валерка!.. Люди и уважаемые домашние животные, я же ему сколько раз поддавал. И пряники у него отнимал, и конфеты. Ну охо-хо-хо. Ну хи-хи-хи. Тяжело мне от смеха... Ну я не могу - слабну...
      - Что было, то было, - сказал Пестряков Валерий. - Но теперь хватит. Теперь я буду с тобой биться.
      Пестряков Валерий встал в очерченный круг, вперился в козла сильным взглядом. Козел Розенкранц, вихляясь и кашляя от смеха, отправился на свое место. Бой должен был начаться по взмаху Гришкиной руки.
      Дачники присмирели. Пожилые старушки бросились было Пестрякова Валерия уговаривать, даже по затылку шлепать, чтобы спасти его от беды, так им казалось. Но Пестряков Валерий объяснил сурово:
      - Если мы, будущие первоклассники, будем бояться козла, какие из нас моряки вырастут и пилоты? Какие из нас будут доктора и рабочие, а также колхозники?
      Старики и старушки под его сильным взглядом смутились. А бабка Наташа, самая бойкая из старух, заявила:
      - И то...
      Только дядя Федя, дядя Павел и Гришка за Пестрякова Валерия не опасались. Хотя...
      - Все-таки легковат, - сказал дядя Павел.
      - Излишне серьезен, - сказал дядя Федя.
      - Ничего, - сказал Гришка, - сдюжит. - Скомандовал: - Приготовились? - и взмахнул рукой.
      НЕ НУЖНО ФИЗИЧЕСКИ
      Козел Розенкранц побежал вперед на легкой скорости с хохотком.
      - Пестряков, поворачивайся ко мне спиной. Я тебя бодну в мягкое, на котором трусики.
      Прицелился козел Розенкранц бодать, а Пестряков Валерий даже с места не сошел, только изогнулся ловко и дернул козла за бороду. А когда удивленный козел проскочил мимо, поскольку инерция при промахе действует в направлении движения, Пестряков Валерий его еще и за хвост дернул. Развернулся козел Розенкранц. Пестряков ему красной тряпкой машет.
      - Зрители! - закричал козел. - Что же это такое получается? - И, уже осердившись, полетел бодать изо всей силы.
      Но Пестряков Валерий за один миг до соприкосновения с Розенкранцевыми рогами отшагнул в сторону и опять красной тряпкой дразнит.
      - Ну, Валерка! Ну, Пестряков!.. Не будет тебе пардону...
      Помчался козел на Валерия. Из ноздрей пар.
      Валерий подпрыгнул. Проскочил козел под Валерием. Развернулся - и снова. Пригнул голову для удара. А Валерий опять подпрыгнул. Но и козел не прост, остановился как вкопанный, задумал Пестрякова Валерия на рога поймать.
      - Пестряков, не быть тебе отличником! Я тебя сейчас в детскую больницу определю. В нервную палату.
      Но Пестряков Валерий, падая, ухватил козла за рога - сел ему на спину. Будто под ним не козел Розенкранц, а козел гимнастический.
      Что тут было!
      Скачет козел, как необъезженный конь. На передние ноги встает, задними лягает. На задние встает - передними в воздух тычет. Головою трясет. А Валерий вцепился, будто приклеился, не отрывается и не падает. Несется козел Розенкранц по кругу, то вдруг затормозит резко, то вбок прянет. Дачники заливаются. Собаки лают, кошки орут. Курицы кудахчут. Петухи кукарекают. Только пожилые старички и старушки молчат - все еще за Валерия опасаются. Шоферы проезжие от смеха мычат, как быки по весне. А парень-шофер с раздвижными плечами смеяться уже не может.
      - Теперь в самый раз спрыгивать и валить козла на бок, - говорит дядя Федя.
      - Не сумеет. Физически подготовлен слабо, - говорит дядя Павел.
      - А не нужно физически, - говорит Гришка. - Это будет победа духа. Недаром же вы Пестрякову Валерию отдали удар без промаха в самом широком смысле.
      - Эх, - сказал дядя Федя. - Вот ведь Валерий. Вот ведь пострел. Вот ведь, смотри-ка ты... Не ожидал, что воспользуется.
      НА ЛУГАХ ТАК ПРЕКРАСНО
      Козел Розенкранц метался и прыгал с криком душевной боли. Брыкался, лягался и наконец упал посреди стадиона без сил и заплакал.
      - Ах, какой стыд! - плакал он. - Застрелюсь! Голодом себя уморю! Как мне теперь жить после такого позора? Что наделали... Хулиганы...
      Некоторые дачники стали козла успокаивать. Даже Пестрякову Валерию замечание сделали: мол, мог бы и не так окончательно побеждать. Мол, что теперь прикажете козлу делать с его раненой душой?
      Гришка хотел дать разъяснения по существу вопроса, но тут на стадион взошел председатель колхоза Николай Евдокимович Подковырин.
      - Товарищи дачники, - сказал он. - Вы приехали в наши прекрасные места отдыхать. Поэтому я призываю вас к активному отдыху, чтобы вы не слонялись и не скучали. Травы у нас нынче поспели на удивление высокие, сочные и густые. Колхозники с ног валятся - косят их. Ваш отдых и удовольствие я вижу в том, чтобы помочь это сено сгребать и свозить в стога.
      Некоторые дачники согласились сразу.
      - Где, - говорят, - грабли?.. Куда, - говорят, - идти?
      Другие, которые козла жалели, заупрямились.
      - Почему, - говорят, - мы? Мы, - говорят, - не двужильные. У нас нервы.
      Председатель колхоза руку поднял.
      - Мы никого не неволим. Мы просим. Запах лугов, аромат сена и ветер с реки поправят ваше здоровье. А нам будет польза. К тому же вы не бесплатно будете сено сгребать. Но наибольшее удовлетворение доставит вам ваша совесть, потому что она на такой работе окрепнет.
      - Спокойнее! - сказал председатель, поскольку малосознательная часть дачников снова загалдела. - К вам сейчас обратятся приехавший к нам на три дня академик товарищ Спицын и наш земляк - заслуженный пенсионер Федор Иванович.
      - Товарищи, надо, - сказал дядя Павел.
      - На лугах так прекрасно, - сказал дядя Федя.
      Пристыженная их словами малосознательная часть дачников заспешила к правлению получать инструмент. Собаки, естественно, разбежались, и кошки, и куры, и петухи. Шоферы по своим делам направились. Пестряков Валерий ушел переодеваться после победы.
      - Я свое дело сделал, - сказал он Гришке на прощание. - Теперь ты свое доделывай.
      ПОЛЮБУЙТЕСЬ НА РОЗЕНКРАНЦА
      Остались на стадионе Гришка и козел Розенкранц, умирающий от ложного стыда и обиды.
      - Хватит вам на земле лежать, - сказал Гришка. - Вставайте.
      - Не могу... - застонал козел. - Я не могу никому на глаза показаться. Я пойду и утоплюсь... А вас я теперь ненавижу...
      - Вы меня и раньше не очень любили, - сказал Гришка. - А в вашем возрасте уже пора за ум взяться.
      - Я сирота-а... - заплакал козел. - И не подходите ко мне, я укушенный.
      - Григорий, - послышалось сверху.
      Гришка голову поднял - над ним Аполлон Мухолов виражи закладывает.
      - Здравствуйте, - сказал Гришка. - Вы посмотрите, что с Розенкранцем творится. Прямо как маленький.
      - Сирота я, сирота-а... - Козел заплакал еще жалобнее. С подсиненной бороды закапали на землю обильные синие капли.
      - Меня Розенкранц никогда не заботил. А теперь и подавно, - сказал воробей. - Я теперь выше. - Он покружил над стадионом и завис над Гришкиной головой. - Я влюблен. В чайку... Каким-то сверхъестественным чудом к нам прилетела чайка с Балтийского моря. Она сейчас рыбу ловит на плесах. Плотву... Я вас ищу, собственно. Попрощаться. Улетаю с чайкой на Балтику. Буду морским воробьем. С Федором Ивановичем я уже попрощался и с Павлом Степановичем.
      Гришка хотел спросить, мол, нельзя ли и ему к морю, но вспомнил, что после турнира возникла, как и было задумано, задача, которую нужно было решить безотлагательно.
      - До свидания, - сказал Гришка. - Прилетайте обратно.
      - В отпуск только. У моряков, сами знаете, жизнь... - Аполлон Мухолов замолчал - наверно, не знал, какая у моряков жизнь, а врать не решился, опасаясь, что не хватит воображения.
      Козел Розенкранц поднял на воробья покрасневшие от слез глаза, носом бурливо шмыгнул и вдруг сказал басом, какой возникает после рыданий:
      - Пижон пернатый. Скажи спасибо, что у меня тоска в данный момент, не то бы я из тебя не то что морского - подводного воробья сделал.
      - Как? - воскликнул Аполлон Мухолов, не имея в виду задавать вопросов.
      - Этой подушечке для булавок случай помог. - Козел поднялся и нервно забегал туда-сюда. - Везет некоторым. Ой, люди! Ой, уважаемые домашние животные, птицы и курицы! Где справедливость? Родился он, пардон, под стрехой средней школы. Всю науку в форточку подслушал. Изо всех десяти классов сразу. Вообразите, какая каша у него в голове. И пробелы.
      - Я самообразованием пополнил и систематикой, - объяснил воробей гордо.
      - Нет, вы ответьте, - продолжал козел, сотрясаясь всем телом. - Мух для пропитания ему ловить нужно было? Нужно. Он их ловил? Ловил. А также расходовал ценное учебное время на драки. Пропускал, Мухолов, занятия?
      - Многие школьники пропускают, а им все равно аттестат дают, вздорно чирикнул Аполлон Мухолов. - И помолчали бы вы. Не вам говорить! Вам... с вас... о вас, как с козла молока. Я всегда презирал козлов!
      - Да я тебя вместе с твоим чириканьем проглочу! - Козел подпрыгнул на рекордную высоту. Он бы, конечно, задел воробья рогами, но Аполлон Мухолов взвился свечкой и от страха за свою будущую моряцкую жизнь и любовь капнул на козла с высоты.
      Именно эта капля оказалась последней каплей, решившей судьбу козла Розенкранца.
      - Недоучка! - закричал козел страшным голосом. И зарыдал. - Чтобы на меня какой-то воробей паршивый с высоты капал? Нет, не могу! Держите меня, Гришка, у меня разрыв сердца.
      - Так и надо, - чирикнул воробей, улетая на Балтику.
      - Ох, держите меня, держите! - Козел дышал тяжело. Головой тряс, словно залепило ему глаза паутиной. Ногой топал и восклицал: - Хватит! Гришка, вы должны мне помочь. Все, кроме вас, от меня отвернулись. Даже наглые курицы. Я говорю - хватит!
      Но последняя капля оказалась, увы, предпоследней. Из-за футбольной штанги вышел, прихрамывая, дядя Вася с чемоданом, в котором гармонь.
      - Жалко мне, - сказал он. - Очень жалко. Что ты надумал? Исправляться? А твоя яркая индивидуальность? Исчезнет она. И не будет ее... "Когда б имел златые горы..." - запел дядя Вася.
      - Вот именно, - сказал козел мрачным голосом. - Отчего вы такой, цветом в зелень? Это не вас я на крыше бодал, когда вы чужое веселье в печную трубу подслушивали? Гришка, держите меня покрепче. Я сейчас за себя не ручаюсь. Что-нибудь сотворю сверхвозможное. Ох, держите меня, держите!..
      Через некоторое время в правлении колхоза у председателя Подковырина Николая Евдокимовича появились два посетителя: приезжий дошкольник и бородатое животное неопределенного сельскохозяйственного профиля. А вечером все жители новгородской деревни Коржи, а также дачники и проезжие шоферы поразились. В деревню входило стадо. Впереди - козел Розенкранц, чистый и красивый - весь белый. Шел он с небрежной лихостью, как командир разведчиков. Овцы в сторону не скакали, в чужие дворы не ломились дисциплину держали. Коровы тоже довольные были. Коровам нравится, когда впереди такой красавец шагает. Пастух Спиридон Кузьмич, идущий, как и полагается, позади стада, нахвалиться не мог.
      - Ну помощник! - говорил он, останавливаясь у каждой избы. - Ну мастер! Можно сказать, психолог, врожденный гений!
      Повариха Мария Игнатьевна, выбежав из кухни, ахнула:
      - Розенкранц, ты ли это? - и угостила козла омлетом.
      Плечистый молодой шофер в цветочной рубахе, который уже починил свою машину, смазал ее и провел профилактику, крякнул и вилку выронил. Он в этот момент в столовой сидел, закусывал перед дальней дорогой. Сбегал молодой шофер к прилавку - угостил Розенкранца крюшоном.
      А Гришка?
      Совершенно естественно, наполнился Гришка гордостью и самодовольством. А как же, сколько он хорошего дела сделал. Приподнялся Гришка на цыпочки, вытянулся, как гороховый росток, ладошками кверху, и полетел. Теперь он летел повыше прежнего, глазами сиял и всем улыбался.
      - И чего это ты такой гордый? - услышал он голос снизу. - И чего это ты так взлетел?
      - А как же? - ответил Гришка, различив с высоты соседку бабку Наташу, у которой молоко по утрам брал. - Козел Розенкранц исправился, теперь хулиганить не будет.
      - Ахти... - проворчала бабка Наташа. - Подруга моя Аграфена болеет, а в аптеке лекарства нужного нет. Дров на зиму Подковырин Колька обещал доставить, а где они, дрова те? Картошку нынче какой-то жучок ест. Грибы, как я вижу, не уродятся. Ты взлетел, ты и посмотри с высоты, сколько всего. А ты нос задрал, как моя внучка Лизка, окромя своей гордости ничего не видишь.
      Гришка посмотрел вокруг, да и сел на землю. Увидел он с высоты своего гордого полета лесной пожар, большую колдобину на шоссе, ее ливнем промыло, замусоренные улицы увидел, поломанные ребятишками яблони и много всякого другого, чего с высоты дошкольного роста не разглядишь.
      ЕХАЛИ БЫ, ЧЕГО ЖЕ
      Дядя Федя встретил Гришку словами:
      - Как твоя становая ось?
      - Крепчает, - ответил Гришка не очень уверенно.
      - И не ври. Вижу, опять летал. Нет в твоем организме твердости. Дядя Федя лег на кровать, покрыл голову пиджаком. - Пашку в Москву вызвали телеграммой "молния". Не погостил Пашка.
      Дяди Федины руки, далеко вылезающие из коротких рукавов полосатой рубахи, были похожи на особые корнеплоды. Так Гришка думал.
      Дядя Федя тоже думал в ожидании вопросов.
      Дом дяди Федин молчал. Молчала утварь, развешанная на стенах, ковшики, сковородки, сковородники, продуктовая сетка с папиросами "Север", картинки и фотографии, вилки, ложки, ножи и кружки.
      - Конечно, ты знаешь. Ты газеты читаешь, радио слушаешь, - наконец сказал дядя Федя. - И не притворяйся, что ты об этом не думаешь. Короче, выкладывай, свой ответ на свой вопрос. Иначе не получится.
      - Чего не получится? - спросил Гришка.
      - Разговора у нас не получится. Спрашивай: как я отношусь к ожирению?
      Дяди Федин дом засопел печной трубой, смущенно улыбнулся развешанными на стенках предметами, предназначенными для приема пищи.
      - Я жирею, - сказал дядя Федя печально.
      Гришка молча почувствовал свою пока еще неопределенную вину.
      - Пашка уехал нетрясучий транспорт пускать в испытательный рейс раньше срока, - сказал дядя Федя. - Меня с собой звал на ответственную работу.
      - Кем? - спросил Гришка.
      - Испытателем.
      Гришкина вина отчетливо определилась и налегла на него тяжестью коллективной поклажи, когда все несущие, кроме тебя одного, вдруг выпустили ее и занялись другим делом. Так Гришке показалось.
      - Разве вы машинист? - спросил Гришка, надеясь сбросить хоть часть груза.
      Дядя Федя проворчал из-под пиджака:
      - Не притворяйся. Машинисты у Пашки молодые, обученные на высших специальных курсах. А я кто есть?.. Я есть старик.
      - Как же вы тогда испытывать стали бы?
      Дядя Федя стащил с головы пиджак. Мечтательно выставил бороду к потолку.
      - Сидел бы в мягком откидном кресле, обвешанный градусниками и присосками. Меня бы лимонадом поили молоденькие проводницы - у Пашки все проводницы с высшим образованием. А ученые доктора с меня показания снимали бы на всех скоростях. Для кого нетрясучий транспорт? Для стариков. Которые молодые, те и на мотоциклах могут и на ракетах, а особенно хорошо на своих ногах... Понял мою работу? Если я на всех режимах и при тормозе сдюжу, значит, все старики и старухи могут Пашкиным транспортом пользоваться без опасения.
      - Жаль, - сказал Гришка. - Ехали бы, чего же?
      - Васька вместо меня поехал.
      - Как?! - вскричал Гришка.
      - Так. Ты вот знал, что он здесь обретается, а нам не сказал.
      - Он плохой, - пробурчал Гришка.
      Дядя Федя глянул на него жалостливо и снова в потолок уставился.
      - Ты еще товарищей накопить не успел, тебе их не жаль пока что. А мы уже почти всех потеряли... Васька был очень сильный физически, а вот становая ось у него слабая...
      Дядя Федя засопел простуженно. К стене отвернулся. Но вдруг вскочил с кровати, достал с печки пишущую машинку. Громко поставил ее на стол.
      - Думаешь, я бесцельный и бесполезный пенсионер? А я вот буду литературным творчеством заниматься для пользы потомкам. - Дядя Федя сел за стол, засопел немного и напечатал заглавными буквами: "МЕМУАРЫ".
      Гришка подумал:
      "Мемуары" - слово красивое, как цветная бумага".
      Дядя Федя написал под заголовком: "Воспоминание первое". И приказал Гришке:
      - Не дыши возле уха, воспоминания мои заглушаешь.
      Гришка, естественно, удалился. Послонялся вокруг избы. Воды наносил из колодца. Увидел, что дядя Федя уже не печатает на машинке - так сидит, голову рукой подперев, а глаза его беспокойные куда-то в одну точку уставились, далекую-далекую.
      Гришка на цыпочках подошел. Заглянул через дяди Федино плечо и прочитал, шевеля губами:
      "Отчетливо помню свою любимую бабушку Дарью Макарьевну. Старушка была смиренная, богомольная. Меня жалела. Но таилась в бабушке зависть скрытая печаль, которая надрывала ее доброе сердце. У соседки Анфиски на божнице стояло двадцать богов, а у бабушки только три, да и те старые совсем, от ветхости почерневшие.
      Замыслил я сделать бабушке благое дело, чтобы радость у нее от количества богов появилась. Именно с этого решения и начинается моя сознательная автобиография. До того проживал я почти полных пять лет, как трава-бурьян, только для собственного бессмысленного удовольствия. Потому и не запомнил я свои ранние годы.