Уже через какой- то час девушка мчалась на шикарном по её меркам "джипище" с тремя серьёзными, малоразговорчивыми типами. Они сразу не понравились Алёне, но новый знакомый так глянул на них после первой же шуточки, что мужики надели маски неразговорчивой скорби.
      – У девушки умерла мать. Отец сейчас на нарах. Других родственников – никого, только братишки малые. Поможете похоронить. Все затраты на мой счёт, – инструктировал Север хмурых подчинённых.
      – Ну что вы, зачем за вас счёт? У меня есть…
      – Что у тебя есть, я догадываюсь. Не будем. Рассчитаемся.
      И вновь хмурые улыбки и липкие взгляды странных знакомых.
      – Чтобы всё чин чинарём. ВСЁ! От начала и до конца. Чтобы комар носа не подточил.
      – Не впервой, шеф, сделаем.
      И они действительно сделали. Прежде всего – вышли ко вновь собиравшимся односельчанам, моментально вычленили заводил и утянули тех в сарай "потолковать".
      После нескольких взвизгиваний те высочили и рванули по домам. Толпа рассосалась.
      Не секрет, что в большинстве своём такие толпы состоят из трусливого шакалья, которое и черпает то вдохновение в чувстве безнаказанности. Затем все трое гуськом, вразвалку двинулись в контору, к представителю местной власти. Вскоре туда же, на ходу застёгиваясь, рванулся из дома участковый. А ёщё через пол-часа изрядно выпустивший пар председатель в окружении Алёниных " помощников" появился в хате.
      – Беда, конечно, беда, Алёна. Всё поможем. Всё организуем, всё, что положено.
      Это же на завтра надо готовить, да? Сегодня привезёте?
      – Ты, отец, давай, запрягай твоих дармоедов. Что, дитё само здесь справится?
      Чтобы через четвертной здесь всё кипело. Убрать, помыть, почистить. Машину давай.
      Сейчас за покойной поедем.
      – Да де же у нас. Неожиданно так.
      – Мы же уже покалякали. Опять базар начинаем? – искренне удивился заглавный.
      – Нет. Я просто… Хорошо.
      – А ты смотри, лейтенант. Если ещё какая пьяная морда сюда прицарапается под окна права качать, не носить тебе погон. Твой шеф тебе всё доходчиво растолковал?
      – Ты, дивчина, бери одёжу, мы поедем. Там и помоют и оденут. Привезём чин чинарём, как шеф приказал.
      – Что Вы! Я поеду. Я сама… Здесь с братиками. У тётки они.
      – Лады. Поедешь вон с Васо и Коляном, они там помогут. А я тут здешних подшевеливать буду.
      – Ты мама, не стесняйся. Это же я. Всё сделаем, как следует. и помоемся, и оденемся. сами справимся, правда? – разговаривала девушка, обмывая сухонькое тельце. – Какая-же ты у нас… Как же ты исхудала, мамочка! Зачем же ты так себя…
      – Не выдержав, Алёна упала на уже холодную материну грудь и разрыдалась.
      Выплакавшись, взяла себя в руки и одела мать в немудрёную, но чистую одежду.
      – Вот так, мамуля. Теперь поедем домой отсюда. Давай-ка, – она наклонилась и подняла лёгкое родное тельце с каталки.
      – Вот так, – обняв покойную, она вынесла её в прихожую, где уже стоял гроб.
      – Ты с ума сошла, девонька! – запричитала санитарка. – Разве можно так!
      – Только так и можно. Это моя мама – уклоняясь от рук пожилой женщины, объяснила Алёна. Она сама аккуратно уложила покойную в последнее ложе, поправила одежду.
      – Теперь поможете? – обратилась она к перекуривавшим молодцам.
      – Без базаров! – и вскоре автобусик – катафалк вёз алёну и её мать в деревню.
      Алёна, казалось, онемела от горя. Словно вне себя, она сутки просидела у гроба, о чём-то шепча, шепча и шепча матери. Её горе примирило потерпевших с этими осиротевшими детьми. Нет, они не простили, но стали терпимее. Или эти загадочные амбалы – незнакомцы внушили почтение? Но всё-таки, справедливости ради, следует признать, – большинство сочувствовало этому горю. Пришёл с цветами Костик.
      Потянулись другие одноклассники. Алёна на секунду отвлекалась, кивала головой и опять возвращалась к разговору с мамой. Порой вскакивала, металась в поисках братьев, убедившись, что они под присмотром, возвращалась туда же, к гробу. Даже когда приехал отец, она посмотрела на него странным остекленевшим взглядом.
      – Вот, папка, что вышло – то.
      – Меня привезли. Только на похороны. Вон, видишь – кивнул он на конвой.
      – Так садись, поговорим, попрощаемся. Красивая у нас мамка, правда?
      Отец только кивнул. Наполняющимися слезами глазами он смотрел на ту, кто столько лет… Столько лет… А он… А он!
      – Проси, прости, прости… Но это последнее… не я.
      – Она знает, папка. Знает.
      – Прости… – продолжал теперь уже вдовец. – Не слышишь…
      – Она слышит, папка. Слышит. Ты дай мне руку. Так. А теперь разговаривай с ней.
      Кричи! Она уже далеко. Но ещё слышит.
      Геннадий послушно закрыл глаза. Потом вздрогнул и замер. И долго сидел не шевелясь, не вытирая уже струйками льющиеся слёзы. Потом резко встал.
      – Вот что, дочушка. Ты… слышала… наш… разговор?
      – Она с тобой разговаривала.
      – Доченька, ничего не поделаешь. остаёшься за старшую. Наверное придётся… – он прогнал подкативший к горлу ком. Придётся в детский дом… Нет у нас близких родных… Но это ненадолго. Ты ведь скоро взрослая. Вернёшься. И братиков заберёшь назад. А дом всё равно за тобой будет…
      – Я всё сделаю, па – рассеянно ответила Алёна, вновь что – то шепча матери.
      – Ребята, мне бы, ну, знаете куда. Ну, побудьте здесь. Никуда я отсюда уже…
      Вот и спасибо.
      А потом был дикий крик и суета. И беготня этих конвоиров. И нацарапанная на пачке сигарет записка.
      " Прости дочушка. Пойду за ней. Жить теперь не смогу. Береги братиков".
      Похороны Марии решили отложить и хоронить обоих вместе. Воспротивился было поп, но Вован быстро того урезонил. Отца обмывали и одевали уже без Алёны. Та по прежнему не отходила от гроба матери.
      – Вот и папка к тебе, – прошептала только она, когда два гроба уже стояли рядом.
      – А ты, папка, зачем? А это всё мне одной? Зачем? – дико закричала она, после чего впала в оцепенение. Но в такое же оцепенение, впала, казалось и вся деревня.
      Молча, тихо, прошла процессия, также тихо, только земля глухо стучала по крышкам гробов, похоронили. И даже на поминках было тихо. Пили не напиваясь. Глядя не девушку, на двух нахохлившихся, словно молодые воробушки, братиков, вдруг ужаснулись той травле, которую обрушили на эту семью.
      – Прости Алёна! – прорвался к столу Костик, не допущенный по малолетству на поминки. – Прости! А то я тоже прямо вот сейчас! – он хватанул было нож, но тут же был скручен взрослыми мужиками.
      – Ну что ты, Костюша, – горько улыбнулась девушка. – За что? Ты же единственный, кто…
      – Гм… Вот что, девонька. И нас прости. Горе, оно ослепляет. И ожесточает. Ты же знаешь. И мы это всё недавно. Вот. Так что… но помогать будем всем миром. А мамка твоя… Давайте помянем по людски. Святая была женщина, – высказался, наконец, бригадир покойной. Прорвало. Заговорили. Заплакали. Начали вспоминать.
      А Алёна пошла укладывать братиков.
      Куда теперь? В детдом? Не пойду! К Даниловне? " Ты если что, сразу ко мне", – вспомнила она, как прощалась со старой знахаркой в больнице. А что? Поселюсь в лесу. Братиков заберу, – думала девушка на следующее утро, возвращаясь с кладбища, куда ходили " будить" покойных. Оставив братиков у той самой дальней родственницы, девушка пошла на свою полянку.
      Словно почувствовав разлуку, на полянку начали слетаться, сбегаться и сползаться все, кому Алена когда-то помогла. Приближались, тыкались носом или клювом или чем ещё в её руки, шею, щёки и спешили по своим делам. Птахи, правда, ещё оставались на ветках, но остальное зверьё, озабоченное наступающей осенью, долго не засиживалось.
      – Вы тут будьте повнимательнее, меня долго не будет. Помочь будет некому.
      Поэтому смотрите в оба и не ссорьтесь по пустякам, – напутствовала девушка лесных друзей.
      Внезапно остававшиеся зверюшки насторожились, затем брызнули во все стороны. Это на поляну вышли те самые угрюмые помощнички, сосватанные Алёне Севером. На это раз все трое глумливо улыбались.
      – Вот ты где. А мы уж подумали, что сбежала неблагодарная девчонка, не хочет расплачиваться за наш труд, – заявил бритый Сазан.
      – Ой, что вы, как вы даже подумать такое могли? Конечно, расплачусь. У мамы… да вы что?
      Пока она говорила, они подошли вплотную и чёрноглазый схватив её за руки, натренированным движением загнул их за руки.
      – Здесь, а не "у мамы" и рассчитаемся. С нами. С Севером – после. Камеру, Васо.
      Васо навёл на девушку видеокамеру, а Сазан с видимым удовольствием начал расстёгивать пуговички на Алёниной кофточке.
      – Но у меня… нет… с собой ничего, – всё ёщё отказывалась поверить в происходящее девушка.
      – Гы- гы- гы, – заржали все трое. – Кое – что есть и это мы сейчас проверим, – ответил бритый, развеяв все сомнения.
      – Вы что? Вы зачем? Не прикасайся ко мне. Отпустите! – забилась в крепких руках девушка.
      – Ты давай, сопротивляйся. Мы это на порно снимаем. Многие педофилы тащаться. Но имей в виду, надоешь, или, тем более, сделаешь мне больно, пройдём все извращения. Вплоть до групповухи. Видела в порнушке? Нет? Ребята, да нам попался нетронутый цветочек, – ёрничал Сазан, не спеша раздевая девушку. Поверив, наконец, в происходящее, Алёна ударила негодяя коленом и страшно закричала. По тому, как совсем слегка поморщился Сазан поняла – не попала.
      – Ну, ты сама выбрала, – прорычал он и уже рывком разорвал нижнее бельё.
      – Заснял? Всё. Клеим рот. До второго акта. Когда успокоится. Ты держи покрепче.
      И весь интим теперь – крупным планом.
      Несчастная девушка успела ещё раз пронзительно закричать, пока её повалили на землю и заклеили пластырём рот. Всё трое действовали согласованно, без суеты, видимо, уже по отработанному сценарию.
      – Ты бы всё- таки успокоилась, детка. Хватит. Всё равно от Севера теперь тебе не вырваться. А там, чем покладистей, тем себе же и спокойнее, – уговаривал Сазан, пытаясь стянуть с извивающейся девушки джинсы. Затем ему удалось прижать ноги девушки своими коленями. Ощутив его липкие от пота пальцы на своём теле девушка поняла, что вот-вот случится самое страшное. И забилась в похожих на предсмертные конвульсиях.
      Но в это время она вдруг почувствовала свободу рук и немедленно вцепилась ими в лицо уже вожделённо сопевшего насильника. И тут же раздался жуткий, перешедший в хрип крик "оператора". Тренированным движением ухода от опасности, Сазан резко откатился в сторону и тут же вскочил. Вскочила и Алёна.
      Заступником – спасителем оказался серый зверюга – некогда спасенный Алёной волк.
      Только сейчас он был здоров и страшен в своём волчьем гневе. Васо уже лежал с разорванным горлом, пытаясь его зажать и постепенно затихая. Сейчас зверь сбил с ног оператора. Затем, собравшись для очередного прыжка, повернул жуткую окровавленную морду к последнему из негодяев. Но прыгнуть не удалось. Ахнул и прокатился эхом выстрел. Алёнин спаситель присел, и уже не прыжком, но направился к Сазану. Тот выстрелил вновь и вновь. Третий выстрел уложил серого, но тот, грозно оскалившись, продолжал ползти к своему врагу. Только четвёртый выстрел остановил героя и тот по- человечески застонав, закрыл глаза.
      – Во, подыхай, падла. Я пока с твоей ведьмой разберусь, – и он повернулся к Алёне, стоявшей прижавшись к дереву и пытавшейся руками прикрыть разрывы в одежде.
      – Здаётся мне, ошибочка у Севера вышла. Не нужны ему такие ведьмы. Такая мокруха – он кивнул головой на двух бездыханных дружков – себе дороже. – так что, прости, детка, будем считать, что тебя замочил мой дружок. Случайно. Защищаясь от этой падали. Ну, сдохни – вновь ударил он зашевелившегося волка.
      Это было последней каплей. Собиравшаяся и клокотавшая ненависть к этой твари выплеснулась одновременно с ударом в грудь. Затем девушка ещё услышала звук выстрела. Страшно перекосившись не то в немом крике, не то в болевом спазме, упал Сазан. На рваной девушкиной рубашке расплывалось красное пятно. Было больно, но не так, как при сеансах в больнице. Но от слабости подкашивались ноги.
      Девушка сделала несколько шагов и опустилась у своего серого витязя. Тот ещё был жив и открыл свои карие, переполненные мукой глаза. Алёна обхватила его голову руками, попробовала спасти. Нет, сил не было. Она ещё смогла забрать боль умирающего зверя, пропустить через себя в землю. Затем, уверенная, что тоже умирает, затихла.
 

Глава 6

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.