– Ладно. И что?
– Не знаю. Если Тьма вновь в этом мире, значит смертным надо готовиться к страшному. Если только…
– Да?
– Если только её не остановят.
– Это я, что ли?
– Ты… А может и ты. Не знаю… Не открылось.
– А что? Что открылось?
– Поле открылось. И церковь ваша. И огонь с серой над монахами. А ещё бусы. И свет от них. И девушку, девушку надо тебе найти.
– Сам догадываюсь, что надо. Но где она сейчас?
– Не знаю. Страх её чувствовала, тоску её чувствовала, а где – не знаю. Словно умерла. Но… не умерла. Не знаю. Всё. Всё сказала.
– Да, нагадали.
– Не гадала. Что видела, то и сказала. Что дальше – тебе решать. Никто держать не будет. Можешь уходить.
– Ну вот. Второй раз. Гоните? Я же пообещал. Только вот что… не знаю. Потом поможете… ну, это у брата вашего.
– Да что всё-таки?
– В столицу мне надо. А без документов тормознут… как бы мне…
– Он сделает паспорт. Сегодня же, перед лечением и скажи. Вчера бы сказал, завтра уже бы сделали. Поехали.
По тому, как изменилось поведение барона, можно было понять – гадалка рассказала ему что-то из увиденного. Что-то невероятное, чему тот до конца не верил. И не знал теперь, как держаться. Правда, пришёл уже не в халате, а в каком-то парадном цыганском прикиде. И незамедлительно перешёл на Вы.
– Мне сказала Рада о вашей проблеме. И о вашем согласии на дальнейшую… помощь нашему табору. Это… великодушно с вашей стороны и это… большая честь для нас. А паспорт… Какую фамилию указать?
– Черный. Максим Леонидович Чёрный.
– Завтра… нет, послезавтра получите. Вы ведь не успеете… решить нашу проблему? А теперь, если вы готовы, может… моего сыночка?
Исцелять сыночка не хотелось. Не понравился он Максу. Этакий хлыщ, да ещё на цыганско-баронский манер. Преемничек. Лет семнадцати. Смуглая кожа. Глаза на выкате. Мохнатые, не широкие, а именно – мохнатые брови. Широкие цыганские губы и цыганские же чёрные волосы. Его сестре эти фамильные черты придавали своеобразную пронзительную красоту. А этому "принцу" – что-то неприятное, гадостное.
– Давно это у тебя? – поинтересовался Максим, чтобы завязать хоть какой разговор.
– Давай, лечи, если подрядился – выдавил, как выплюнул пациент.
– Ну, по большому счёту не подряжался, – тут же окрысился Макс.
– Ты давай, занимайся делом. Не зли. Или…
– Или? Что "или", хотелось бы знать? – перешёл на такой же жёсткий тон юноша, вставая со своего кресла.
Слепой, не отвечая, что-то закричал на своём языке. И тотчас явились всё те же – барон, гадалка, Роза и золотозубый. Слепой что-то надрывно кричал, его отец властным тоном пытался его переубедить, а женщины помогали барону своими визгливыми восклицаниями. В конце концов они его убедили. " Наследный принц" хмуро кивнул головой.
– Вы извините нас за это недоразумение. Продолжайте. Он больше не будет, – мило улыбнулась Роза. Остальные согласно покивали, и вся компания вновь исчезла.
– Извини. Не знал. Все эти врачи, экстрасенсы, целители… Достали понимаешь?
– Но я же твою сестру…
– Тем более… Думал, теперь права качать будешь, цену набивать.
– Теперь не думаешь?
– Они сказали, кто ты… можешь быть.
– И кто?
– Но я же сказал "прости". Что ты ещё хочешь? Чтобы на колени стал? Лучше слепым буду! – вскочил цыган. Но глубоко вздохнув, опустился в своё кресло.
– Прости. Видишь, как срываюсь? Тьма, тьма пол-года. Невеста уже с другим тайком – он скрипнул ослепительно белыми зубами. Пацаны от рук отбились. Отец уже о моей замене подумывает. А мне – милостыню просить?
– Пол-года? А у Розы – год? Но отчего?
– Не знаю. Никто не знает. Ты всё- таки будешь меня лечить?
" А было бы невредно тебе милостыню попросить, гордыню немного поломать" – со вздохом подумал Макс, касаясь висков пациента. Болезнь была не так задавнена, как у девушки. И возиться, терпеть длительную боль ради этого пацана не хотелось.
Мужик. Выдержит. Одним ударом, как с мальчишкой, не получится. Но если двумя.
– Будет больно. Раз. Потом ещё раз.
– Потерплю, – усмехнулся парень.
Собравшись с духом тоже " потерпеть", Максим ударил по чёрным точкам одним мощным импульсом. Не выдержал, застонал. Но пациент, разом покрывшись потом, не пикнул.
– Молодец! – вырвалось у Макса.
– Когда бьют кнутом – больнее, – сиплым голосом ответил цыган.
– И такое бывает?
– У нас остались свои… традиции.
– Ясно. Подожди. Надо передохнуть.
– Я и не спешил вроде. А ты стонал. Тоже больно?
– Меня кнутом не били.
– А ремнём?
– Один раз. И то… так.
Максим вышел во дворик. В памяти ярко вспыхнул тот день. Уставшая от весенней возни подростков на уроках, нелюбимая классная руководительница расписала красным цветом всю страницу дневника.
– Покажешь отцу. Завтра принесёшь с его подписью.
В тот вечер отец был выпивший, и, кажется, добрый.
– Па, вот, почитай, – протянул он послание классухи.
Отец читал, наливаясь краской. Затянулся неизменной сигаретой, перечитал опять.
– Вот – протянул Максим ручку.
– Зачем? Что я с этим должен делать?
– Только прочитать и расписаться.
– Только? Подожди- ка! – выскочил Белов – старший из комнаты.
Такое поведение было странным. "Огорчился. Ничего, сейчас успокоится, подпишет", – решил Макс. Но жестоко ошибся. В комнату отец вернулся с офицерской портупеей.
– Я сейчас распишусь, – пообещал он вскочившему сыну. И не здесь – он разорвал страницу дневника и шваркнул его об стену. – На твоей заднице распишусь – махнул он портупеей.
На свою беду, ошеломлённый Максим попытался увернуться очень неловко и удар пришёлся по лицу. Всхлипнув от унижения – боли он и не почувствовал, Максим кинулся в комнату к Рыжику и упал на койку.
"Бить? Сына бить? По лицу? Ремнём? Ладно. Пусть приходит и бьёт. Пусть убьёт совсем! Если заслужил!" – думал Максим, давясь слезами обиды. В глубине души он не верил, что "заслужил". Но отец не шёл, экзекуция откладывалась. Максим включил свой плеер, нашёл любимые записи и, вновь и вновь переживая происшедшее, тем не менее, потихоньку уснул.
Утром отца уже не было дома. Служба. Возле ранца лежал дневник с аккуратно подклеенной страницей и подписью отца. Макс не знал почему, но именно это, а не ремень, потрясло его душу. И с тех пор во всех своих проделках в школе он не переступал грань, отделяющую устные замечания от записей в дневнике. Гораздо позже он узнал, как вымучился за ту ночь отец. Какие только жуткие последствия не представлял! Не хотел же он вот так – по лицу. Вообще это не по-людски. А если глаз! – в ужасе думал он. Или даже не глаз, а губа. Это же молодой парень!
Среди ночи он не выдержал, вошёл в комнату к спящему сыну, и тихонько подсвечивая фонариком, осмотрел Максима. И счастливый вышел – склеивать порванную страницу. Вчитавшись в замечание, покачал головой, пробурчал что-то нехорошее в адрес автора записи. Вздохнув, расписался. А назавтра, ужиная на просторной для двоих кухне, долго молчали.
– Прости, па. Больше никогда, слышишь, никогда…, – всхлипнул Максим.
– Ладно тебе, сынуля, сгрёб в свои объятия его отец. – Я тоже… никогда… чтобы не случилось… – прижался к сыну почему-то мокрой щекой Белый-старший.
Вспомнив об этом, Максим вытер набежавший слёзы. " Папуля! Как же я по тебе соскучился! Зачем мне всё это надо, а папуля? Когда же я тебя увижу! Нет… Не в таком виде!" Он вздохнул и пошёл долечивать баронова отпрыска.
– Скажи, что ты хотел бы от меня? – уже зрячим взглядом изучал целителя наследник после второго сеанса. – Ты понимаешь? Не от отца. От меня. Лично.
– Ай, – махнул рукой измученный болью Макс.
– Не надо "Ай". У вас всех представление о цыганах, как о подлецах неблагодарных.
Но мы всегда с добром к тем, кто и к нам также.
– Все и всегда?
– А вы? Вы все и всегда?
– Ты первый начал. Да не надо мне от тебя ничего. Не могу даже и придумать. Моим проблемам… Хотя, слушай. Пока я буду с вашими пацанятами возиться, попробуй всё-таки узнать, откуда эта зараза.
– Ты так о нас волнуешься?
– Жаль, если вернётся. Получится – всё впустую.
– Ладно. Попытаюсь. А теперь – пока. Дела. Ну, я кое-кому покажу!
Исцелённый что-то закричал и в оранжерею вновь ворвалась та же компания. И ещё молодая цыганочка, улыбающаяся не только радостно, но ещё и виновато.
" Невеста. Которая уже на сторону поглядывать начала" – понял Максим. Ничего, многим нетерпеливым теперь достанется на орехи. Отмахнувшись от восторженных изъяснений благодарности, Максим побрёл в свой гостевой домик. Правда, пришлось ещё сфотографироваться. На паспорт. А посему – переодеться в принесенный пиджак и белую рубашку с галстуком. Взглянув на экран фотоаппарата, Макс досадливо поморщился – в таком прикиде он был ещё страшнее. Хотя, – пожал он плечами, какое мне дело? И кому вообще какое дело?
Вечером к нему пришёл сам барон.
– Моё слово твёрдое. Проси, что хочешь. Скажу даже – приказывай. Ты вернул мне счастье в этой жизни, – начал хозяин. А Макс уже решил, что попросить или покомандовать. Барон долго молчал, переваривая сказанное.
– Что я скажу?
– А перед кем вам оправдываться?
– И перед своими, и перед чужими… Но это мои проблемы, да?
– Договорились?
– По крайней мере, на то время, пока я барон.
– Спасибо.
– Это вам спасибо. Вообще-то, после того, что мне сказала????? я ожидал чего – то подобного.
– Скажите… а вот… с Ромой. Всё- таки племянник. И Аза – тоже. И вдруг – в тоннеле…
– У нас все должны добывать деньги. Все. Даже если такая беда. Даже если из моей семьи.
– А эти, которые тоже…
– Завтра их соберут вместе. А их матери… Они уже собрали, что могли, чтобы расплатиться.
– Но мне…
– Тогда можете повторить Ваше условие. И мне будет проще.
Вечером Макс вновь прошёл все оздоровительные процедуры – тело, хоть и чужое, просило отдыха. Вновь ужинал под песни того же трио. Только на гитаре не играл.
И когда вместе сидели за столом, отводил взгляд от лучистых глаз Азы.
– "Артистка, ну артистка!" – злился он. Довольно рано он закончил трапезу и распрощавшись, поднялся к себе наверх. Влез и Интернет. О чём-то подумал, кинулся к входной двери и закрылся изнутри. Затем набрал Синичкины анкетные данные. Вошёл в её сайт и задумался. Набрал текст. Стёр. Надо набрать такие слова, чтобы сделала. Даже если не верит. Надумал.
" Ради Максима, передайте его отцу следующее. Жив. Влип в историю, но выберусь.
Прости за опоздание в школу. Твой Макскартни". Так его называл отец, когда он пытался с классики перебираться на что-то " неаккордеонное". Называл только наедине и довольно давно (два года назад!). Так что должен, должен поверить отец, что послание от его Максима.
А затем кто -то попробовал открыть дверь и тихо постучал, когда это не удалось.
– Уходи, – тихо сказал Максим через дверь. По дыханию слышал – не ушла.
– Мне "благодарного" секса не надо. Уходи. Не мучь себя "за обчество". Это я только сдуру мог вообразить…
Он услышал лёгкие шаги и прекратил свою обличительную речь. Только информация о доставке его сообщения смогла немного успокоить бедного юношу.
Представив Синичку, озабоченно нахмурившись читающую сообщение, он улыбнулся, потом выключил комп и завалился спать. Завтра его опять ждал переполненный болевыми ощущениями день.
Оно так и случилось. Правда, в детях вся эта мерзость ещё не основательно закрепилась – двое даже не совсем ослепли. И Максим расправился с заразой за один день. Правда, и вымотали его эти бациллы порядочно. Но счастливые детские улыбки и радостные слёзы цыганок вознаграждали за перенесенную боль.
– Что мы для тебя можем сделать? Ну? Не молчи! – наседали на него счастливые матери. На его ответ также озадаченно, как и барон, замолчали, пожимая плечами.
– Да что же тут такого? – начал срываться измученный болью Максим. – Я вылечил ваших детей. А вы перестаньте травить наших! Разве это что-то неисполнимое?
– Ты не обижайся. Мы разве отказываемся? Но "мы" травим? А вы друг друга не травите? Не будем мы – будут другие. Только платить будут не нам – вот и всё.
– Я не хотел делить на "вы" и "мы". Но без нас давно поделили. А "другие"… Ай, – махнул Максим рукой, и пошёл в свой домик, где завалился на койку.
А ведь врут. Врут, врут, врут! Не завяжут они с наркотой. Максим сел на кровати, задумался. Где то здесь всё складируется. Здесь. Главная схованка – здесь. Никто к барону не полезет. Надо попробовать. Но как? Типа зондажа, этого… эхолота? А как это зелье должно отзываться? Юноша вскочил и заходил по комнате, прикидывая свои возможности. Тайники в стенах он же видит! Значит, прогуляться и…
В дверь постучали.
– Уходи! – отреагировал в полудрёме Максим.
– Ещё чего! – возмутился за дверью " наследный принц". – Я не в гости!
Извиняясь, Максим рванулся к дверям.
– Кого это ты таким тоном прогоняешь? – поинтересовался цыган, входя в комнату.
– Так. Приснилось.
– Понял. А то я подумал, что уже кого из наших. Смотри, наши девушки гордые – и зарезать может за такое отношение.
– Никаких отношений. Кроме деловых.
– Ну и хорошо, – уселся в кресле принц. – Вот паспорт – барон передал. И я узнал.
Спросил твоих пациентов, где это каждый из них лазил. Вспомнил, где я бывал. Где Роза… В общем, километрах в десяти отсюда…
– И эта пацанва… так далеко…, – удивился Максим, рассматривая паспорт со своей фотографией.
– Мы летом в городе не сидим.
– Значит это…
– Завтра отвезу, посмотришь. Ну, я пошёл. Приятных снов.
– Подожди! – вдруг осенило Максима. Зачем такие сложности с этим зондажом? Он заглянул глубоко в глаза принцу и приказал отвести к главному тайнику с наркотиками. И цыган повиновался. Они спустились на первый этаж гостевого домика, прошли пустой и тёмный сейчас банкетный зал, оказались на кухне. У здоровенной плиты принц немного повозился, чем-то щёлкнул, затем, как понял Макс, отключил сигнализацию, и отодвинул блин нагревательного элемента. Там оказался узенький лаз. Протиснувшись через него сквозь плиту, они оказались в довольно просторном подвале. Да-а-а. На сколько же здесь отравы? И они ещё нищенствуют? Да не откажется барон от такого куша! Ладно. Не откажется – пусть пеняет на себя.
Приказав баронову преемнику замереть, Максим тронул своим полем один из пакетов.
Тот засветился в ответ злобным оранжевым светом. Хорошо же! Макс не задумывался, что и как делает, просто своим полем уничтожал зло, находившееся в тысячах аккуратно разложенных пакетиков. Пока оно не сдалось и вещество не начало светиться под его лучами нейтральным бледно – голубым свечением. Теперь эта дрянь была безвредной. Ухмыльнувшись своей пакости, Максим вернулся с принцем в свою комнату и убедил того, что они никуда не уходили.
Завтра отвезу, посмотришь. Ну я пошёл. Приятных снов, – повторил цыган свою фразу, и Максим остался один. Вспомнив одну комедию, "Хоршенькое дельце", что ли, он представил, что будет с бароном, если тот всё-же продолжит толкать этот товар.
Назавтра Максим, собравшись, пошёл в оранжерею попрощаться. На руках был документ, дела были закончены, и Макс рвался в столицу.
Барон попрощался сухо, по – деловому. " Новый бизнес – новые проблемы" – многозначительно объяснил он Максу свою занятость. На вопрос Максима, что он будет делать с оставшейся наркотой, цыган, показав большие артистические способности, сообщил, что у него как раз- то и закончился. Намедни. А у табора он изымет. И уничтожит. Слово барона, конечно. Его сын с золотозубым не прощались – пошли к автомобилю. Поэтому расставался Макс с гадалкой и красавицей-розой.
– Не туда тебе надо. Не в столице твоя судьба, – вздохнула старая цыганка.
– А где?
– Всё, что могла, я тебе сказала. Прощай.
– Да, прощайте. И спасибо, конечно. Дайте, я Вас хоть на прощание поцелую – потянулась к щеке Максима девушка.
– А закрываться не надо было. Я и не секса хотела. А хоть бы и его? – шепнула Роза.
– Так это… это… – оторопел Максим.
– Такой глупенький у нас Бог гостил! – фыркнула девушка. – Ну что же, прощай!
В бароновом гараже было несколько автомобилей и полю они катили на внедорожнике.
Затем пробрались по жуткой, заросшей бурьяном земле до полуразвалившегося мостика.
– Вон на той стороне, видишь? – показал принц на странную рощицу. – В этих местах леса немного осталось, поэтому, если надо было… ну… от посторонних глаз… то – туда. Оказывается и я со своей, и Роза. Ещё раньше…
– А дети – в грибы ягоды?
– Как когда, – уклончиво ответил цыган. – Если хочешь – иди смотри. Я же больше туда не ногой.
– Ладно. Пройдусь. Подождете?
– Конечно. Ты же её сюда не принесёшь?
Идти пришлось километра два. А у самого леса Максима ждали сюрпризы. Во- первых, ещё одна речушка, непосредственно текущая возле первых деревьев, а во-вторых колючая проволока с надписью " Запретная зона. Проход запрещён".
Но обе проблемы были решаемы – через речку была перекинута какая- то перекладина, а в проволоке давно зияли солидные проломы. Толи медведи (какие на таком клочке леса медведи?), толи ещё какая живность постаралась. А вероятнее всего – грибники. Или рыбаки. Нигде не растёт столько грибов и не клюёт так рыба, как в запретных зонах – улыбнулся своим воспоминаниям Максим. В своё время, озаботясь сохранностью мостов, в их краях объявили запретной зоной места под речными мостами. Ох, какие же там клевали голавли! Именно клевали, потому, что вытащить такие махины не всегда удавалось.
Однако вскоре Максиму стало не до улыбок. Баронов сын вычислил правильно – зараза была здесь. Сначала юноша почувствовал её, затем, словно само, включилось внутреннее зрение и он увидел тёмную полосу, протянувшуюся от края леса куда-то внутрь. Озадаченный, Максим пошел вдоль этой полосы. Чёрная пакость на его присутствие реагировала своеобразно – ближайшие тёмные точки словно вскипали и тянулись к нему, затем оседали. Шаг – и всё повторяется. И ещё шаг – и тоже самое. Вспомнив, какой болью они могут одарить, Максим поёжился и зашагал быстрее. Но и бациллы, словно болельщики на трибуне, исправно пускали волну при его приближении.
"Изголодалась гадость" – вдруг понял Макс и не выдержал – побежал. Только не назад, а в лес, к центру этого всё расширяющегося луча. Нарядная берёзовая рощица сейчас было уже уныло-пустынна и тиха. Максим представил, каково здесь весной. Не случайно цыганские парочки сюда заглядывали, – вздохнул Макс. Но в осенней траве медленно копошилось всё больше и больше чёрного зла. Вот отсюда, из центра, с полянки, расплескались три, нет – вон ещё один – четыре луча.
Словно гигантская морская звезда. Замерев и присмотревшись, Макс заметил, что всё это скопление медленно движется от центра в стороны. Почему такими линиями?
По промоинам, что-ли? Действительно, сама вон, только вверх, как пена может подняться. И то, чтобы наброситься, да? А потом медленно – медленно. Пока дождь не смывает. Дождь. Подожди. И речушка эта рядом. И вторая – там, где цыгане ждут.
Максим нервно взглянул на небо. Вроде, высоко, – вспомнил он уроки отца. Но кто его знает! Кто знает – на другое свернула мысль. Знают же, сволочи, если огородили! Он рванулся назад, к машине. Перебегая импровизированный мостик, с ужасом отметил, что этот чёрный луч уже недалеко от речки. Уже вот – вот.
– Проволока здесь давно? – тяжело дыша поинтересовался Максим. Новые ноги были длиннее прежних, но "дыхалка" оказалась совсем не тренированной.
– При мне не было. При Розе – тем более. Это наши пацаны узнали. Ну, и полезли узнать.
– Что узнали?
– Да ничего особенного. А что там?
– Потом. Надо вот что… Я остаюсь. А вы вдвоём дуйте в центр и скажите там, что здесь – опасность для всего вашего края. Если что, я всех не спасу. И… попросите прогноз. Когда дожди?
Цыгане переглянулись, но не пререкаясь бросились в машину и вскоре джип исчез из виду в выросших в рост человека сорняках. А Макс рванулся назад. Этот, ближайший луч – он ведь при первом же дожде… Ладно. Без паники. Посмотрим на остальные.
После осмотра, Максим сел на пенёк и всхлипнул. Все чёртовы рукава тянулись к речке. И три из четырёх при первом же дожде… Четвёртый почему-то затормозил.
Ну, хоть здесь повезло. Вздохнув, Макс решил заняться самым ближним к реке.
Вспомнив, какой болью его одаривали гибнущие бациллы, он решил попробовать другой метод. Как тех бандюганов – инфразвуком. Мысленно потрогав чёрное, тянущееся к реке щупальце, он ударил.
– Огоньков, отвечай! Да встань же! – пресекла классная поползновения Сергея ответить сидя. А Сергей встать не может. Любил он вытянуть ноги на скамейку передней парты. Вот они с Пенчо и привязали ноги ремнём. И теперь Серый поднимался только на руках.
– Огоньков, совсем обленился? Так трудно встать? – искренне изумилась учительница, глядя на потуги Серого. А на передней парте давились от смеха. А впереди улыбается красавица-Светка. Но она улыбается грустной улыбкой. Той самой…
И тут же улыбка превращается в оскал девушки с седой прядкой. И больно бьёт. Как больно!
Максим пришёл в себя, встал с холодной земли и опять сел на пенёк. Круто отвечает мразь. Не-е. Так свихнуться можно. Смотри, не просто ответила, а под дых. Ладно. Посмотрим, что и как. Но результат был неутешительный. Нет, всё же мёртвых неподвижных точек стало предостаточно. По ширине… сантиметров на десять. Даже пятнадцать! – вон те тоже не шевелятся. Так, значит двухсотметровый рукавчик я…, если не сойду с ума… Да ну их! – Максим протянул руки к самой земле, и стиснув зубы, пошёл вот так, согнувшись, выжигая гадость своим полем. Сил и терпения хватило на три шага. Закричав, он вытерпел еще два, затем ещё один. И ещё. Но это было около пяти метров! И никаких психических воздействий на мозг. Кроме болевых, конечно. "Придётся травить так" – решил Макс, отлежавшись. Он встал и побрёл ко второму щупальцу, тянущемуся к реке.
" Сейчас и ты получишь!" – пообещал он. Но в это время там, возле мостика засигналила машина и Макс, облегчённо вздохнув, направился туда. Вновь получать болевые удары не хотелось. Может, власти сами знают, как это… дегазировать это место. Не то слово, но что-то похожее. Дезактивировать?
Но оказалось, что власти пока не ответили.
– Пообещали разобраться, – сообщил золотозубый. А вы здесь остаётесь? Или едем?
– Остаюсь пока.
– Тогда вот. Передали. Еда. Плащ. Зонт. Сапоги. Палатка. Дожди скоро. Кофе – протянул он термос. Роза сварила.
– Стой – стой. Скоро – это когда?
– А вот где-то послезавтра и пойдут.
– Но это же… Это же… Да что там, в мери этой сказали?
– Сказали – разберутся.
– Не поняли. Езжайте и скажите – здесь страшная отрава. Если это попадёт в реку – ослепнет всё живое… Хорошо ещё, если только ослепнет. Они там хоть что понимают? Езжайте и скажите.
– Хорошо. Уже поехал. А это так. Барон сказал: "На всякий случай. Мало ли что" – открыл он довольно солидный баульчик с пачками "евриков".
– На кой они мне здесь?
– Вопросы – к барону. До завтра! – хлопнул дверью цыган. Он явно был напуган и рванул по всем газам.
– Надо было по мобиле с бароном поговорить, бестолочь, – обругал себя Максим, глядя на удаляющиеся габаритные огни. Да, уже смеркалось. Макс взял передачу и поволок вещи к лесу. Но подумав, переходить второй рукав реки не стал, – обосновался у воды под высоким берегом. Установил миниатюрную палатку. Найти топливо для костра труда не составило. Вскоре он ел разогретую тушенку, запивая восхитительным кофе. Фляжку с очень дорогим, судя по запаху, коньяком, отложил – не до баловства сейчас. Долго смотрел на ущерблённую луну и звёзды. Как всё- таки красиво там! Какой-то метод кнута и пряника. Покажут, поманят – и сюда, назад, в грязь. Хотя, "стоп- стоп", как говаривал Патрик. Почему только грязь?
Это сейчас такое уродство. Да и то… А раньше? Ты что, не был счастлив? Юноша заулыбался, вспоминая счастливые моменты. Может звёзды и луна, может воздух и тихое журчание реки, может уютное пламя костра, может – всё вместе вернули ему бодрость духа. И было и будет! – уверился он насчёт счастья и в лунном свете двинулся к врагу.
Глава 10
Полковник сцецназа с удивлением рассматривал спящего у входа в палатку человека.
На жутком обожженном лице застыла блаженная торжествующая улыбка, которую не смог стереть даже начавшийся дождь.
– Ещё этого не хватало! – прохрипел он через противогаз. – Давайте его в эту вашу… камеру, и – вперёд.
Полупроснувшегося Максима закинули на носилки и бегом понесли в специализированный автомобиль. Приподнявшись, юноша с удивлением рассматривал эти резиновые фигуры в противогазах. " Прибыли – таки!" – понял он. Затем крикнул: " Передайте главному вашему, что там уже ничего нет. Слышите! Ничего опасного нет! Хотя… пусть проверят… вдруг… пропустил…где-нибудь… " – и вновь провалился в блаженный сон. Трёхсуточная битва с бактериями вымотала его на нет. Некоторое время он надеялся на помощь, – думал, что приедут, хотя бы обкопают каким рвом, чтобы при дожде в речку не начало смывать эту гадость. Не дождался. "Смены не будет. Но мы то здесь!" – криво усмехнувшись, вспомнил он.
Ладно. Устроим разборку и за эту волынку. А пока… Максим смотрел на темнеющие облака и продолжал битву.
– Да что же это такое? – злился он, получая ответные удары. – Мелочь пузатая, наступишь – не заметишь, а – на тебе! Ни о чём подобном не слышал. Хотя, надо признаться, о многом ещё не слышал. Ну да ладно. С двумя лучами более – менее разобрались. Может, завтра закончу.
Так он думал после ночной битвы, решив немного вздремнуть. Вечером он уже ни о чём не думал – был опустошён болью. Даже развести костёр желания и сил не было.
Больше всего его состояние напоминало состояние тяжеловесов в последних раундах.
В перерывах они тупо смотрят на тренеров, затем с гонгом встают и идут вперёд.
Бьют, и уже, не особо уклоняясь, получают в ответ. И побеждает тот, кто вновь и вновь идёт на удар со своим гостинцем. Надо бы взять паузу, отдышаться, войти в клинч. Но время уходит, а надо победить. Надо сломать противника. Надо идти и бить. – Иди! Иди и бей! – подгонял юноша сам себя словами своего первого и единственного тренера. Он закончил с тремя щупальцами и остановился у четвёртого, того, что обрывался на пол- дороге к воде. Никаких здесь хитростей не было – здесь вода уходила в землю, в карстовый ручей. Зараза ждала дождя, чтобы слиться в реку и по этому пути. Пришлось повозиться, доставая лучами уже забравшиеся под землю бациллы. И уже на перегонки с тучами Максим разбирался с центральным очагом. Это не было единое целое, но скопление заразы в одном месте отзывалось большей болью. Чтобы выдержать, Максим и здесь, в центре, уничтожал черноту определёнными дозами. Только с первыми каплями дождя, решился и одним мощнейшим импульсом покончил с последними копошащимися тварями. Получив и последний ответный удар, упал. Посчитал до шести, начал подниматься. На "десять" встал, поднял торжествующе руку:- "Я сделал это!" Пошатываясь, он добрёл до палатки и здесь, не добравшись до входа, уснул прямо под дождём.
И сейчас он лежал в кунге какого-то армейского автомобиля, а напротив сидел полковник, пристально рассматривая странного цыгана.
– А-а-а! старый знакомый, – произнёс, наконец, офицер.
– Мы где-то встречались? – насторожился Макс. Почему-то последнее время он не ожидал от властей ничего хорошего.
– Ну да. У Дмитрия Васильевича на юбилее.
– Это у Медведя, что ли?
– Да, зовут его и так. Но ты изменился, молодой человек. Это… что же с тобой приключилось?
– Ай, это… давно. До Медведя. Там я просто… в общем, загримировали меня тогда.
– Ну, у меня глаз намётанный. Ладно. Неважно. Здесь-то что делаешь? Медведь наблюдателей на всякие вечеринки посылает, думает – выплывешь со своими талантами. А ты в Ромэн решил податься? В образ вживаешься? Ладно, пошутили и хватит. Ну, что здесь делал?
– Знаете…
– Можешь звать меня Юрий Степанович. А ты…
– Просто Максим. Так вот. Там в городе вдруг ослепли несколько цыган. Точнее, не вдруг, а постепенно.
– Да, слыхали о такой беде бароновых детей.
– Не только бароновых… Потом оказалось, что все они бывали здесь. Хоть и огорожено… В общем, здесь оказалась какая- то зараза. Причём уже озверевшая.
Если бы с дождём её смыло в речку, а потом – в водопровод… Поэтому я и предупредил. А сам… здесь.
– Поздно предупредил. Если бы пораньше, то спеца бы прислали, а я больше по другим вопросам…
– Как это поздно? Хорош спацназ! Трое суток раскачивались, и всё мало?
– Каких трое суток? Сегодня барон, перед самым отъездом сообщил, что им открылось, ну, знаешь, их гадалкам "открывается", что отсюда хлынет зло. Из этой рощи. А сами, оказывается, уже всё распродали и смотались. " Табор уходит в небо".
– Но постойте! Я же… Я же… Это они, что, чтобы панику…или чтобы цены не упали? А если бы…
Такая подлость потрясла юношу. Как же так? Ведь он их исцелил, а они… Да ладно, он. А если бы и не исцелил, а только предупредил? Значит, чужие дети, чужие невесты – пускай? То-то не понравился ему этот барон.
– Знаешь, Максим, не нам судить. Если бы действительно была опасность. А так её нет. Ну что им скажешь? Кстати, ты кричал, что "уже" ничего нет. Почему? Неужели – напрягся полковник – уже смыло?
– Её просто уже нет, Юрий Степанович. Заразы. Уже. Нет.Ттак можете и доложить.
– Ну, хорош бы я был, если бы со слов малознакомых певцов об отсутствии опасности докладывал, – тем не менее облегчённо вздохнул полковник. – Вдоль реки посты контроля стоят – и биологического, и химического и так далее. Подтвердится, доложу. Ты мне лучше скажи всё-таки, что ты тут делал-то. Трое суток, говоришь?