В переходе к рынку внимание Макса привлекла цыганка со слепым малышом. Точнее, сам малыш. На лице симпатичной обезьянки застыло такое чувство ужаса и горя, что было ясно – не притворяется. Вспомнив своих пациентов из дома-интерната, Макс понял ещё, что слепота парнишки – не врождённая. Тем ужаснее для ребёнка было осознание потери света. Максим присел возле несчастного заглянул в неподвижные зрачки, положил руки на его виски.
      – Ты что делаешь? Шутки шутишь? Не хочешь помочь – проходи! – попыталась вмешаться цыганка, глядя на уродливого оборванца.
      – Ай, да не мешайте, пожалуйста! – отшил её Максим, сосредотачиваясь. С глубоким вздохом облегчения он убедился, что его внутренний взор не только проявился вновь, но и обострился. Юноша увидел, что движению сигнала от зрачка к мозгу мешают какие – то мелкие точки. Толи микробы, толи вирусы – Макс не был в этом силён, но что какая-то мерзкая живность – это точно.
      – Потерпишь немного, хорошо? – предупредил он слепого.
      – Ты что с ребёнком делать хочешь, а? – вновь встряла молодая цыганка.
      Максим, не отвечая, сконцентрировал на своих ладонях импульс – волну-убийцу для мелкоты, болезненную, но безвредную для ребёнка. И ударил. Но как эта мерзость, погибая ответила! От ответной волны боли Макс, сидевший до того на корточках, повалился на колени, а потом – как-то неловко улёгся на бок. Также от боли пронзительно заверещал ребёнок, кинувшийся к своей заступнице. Та, прижав мальчугана к своим пышным юбкам, начала кричать что-то по-цыгански. И, конечно же, вокруг начали собираться любопытные. Но набрав воздуха для обличительной речи, молодая женщина, взглянув на всё ёщё визгливо жалующего ребёнка, замерла, потом медленно выдохнула. Резко замахнулась на мальчишку и тот испуганно отшатнулся. Теперь она присела и обняв мальчика за плечи, начала взволнованно что-то спрашивать, а тот, неуверенно улыбаясь, отвечал, озираясь по сторонам.
      – Ну, что за базар? – прервал их разговор угрюмый здоровяк в берете, нахлобученном на маленькую голову.
      – Нет-нет, ничего, красавец ты наш, – быстро подхватилась цыганка.
      – Как "ничего"? Вон народу сколько собрала. Ну?
      – Ребёнку было плохо стало. Теперь уже нормально.
      – Если нормально, то убирайся отсюда.
      – Да-да, конечно, ухожу, золотой.
      – А с тобой что? Нажрался?- хмуро кивнул страж на медленно, вдоль стены поднимающегося Максима.
      – Я трезв. Просто… стало… плохо…
      – Сердце? Может, "Скорую"? – помягчел берет, видя, что изуродованный ожогом человек действительно трезв.
      – Нет-нет. Спасибо. Я пойду, вон там на скамейке посижу и пройдёт. Уже почти прошло.
      – Я вам помогу. А вы давайте, расходитесь, граждане. Уже всё.
      Проведя Максима до скамейки в унылом скверике, страж порядка ещё раз уточнил, не нужна ли медицинская помощь, после чего удалился по своим служебным делам, предупредив, однако, что на его участке и "своих таких" хватает. Макс же, приходя в себя, удручённо качал головой. "Да что же это такое? Или боль становится острее, или просто переносимость стала хуже? Надо же! Чуть в обморок не свалился. И это от какой-то гадости. А если бы вновь пришлось взяться за раковую паутину? может, это намёк, что хватит? Что о себе и только о себе думать пора. Как – то это уродство исцелять? Но как, как?" Мысли витали в каких-то дебрях памяти, выхватывая ненужные сейчас образы одноклассников, учителей и, конечно, учительниц, а затем – отца.
      – Но я не могу сейчас в таком виде, па. Не поверишь, а поверишь, не поможешь…, – стал он вновь оправдываться перед Белым – старшим.
      Начало темнеть, когда на дороге рядом со сквером остановилась довольно приличная "Вольво". Погружённый в свои мысли Максим обратил на это внимание только потому, что вышедшие из автомашины цыгане подошли именно к нему.
      – Поехали, пожалуйста, – попросил один из них, блеснув золотыми зубами.
      – Это куда и зачем? – возвращаясь в реальность поинтересовался Макс.
      – Поехали с нами, золотой мой, – поддержала просьбу уже знакомая Максиму цыганка.
      – В гости поехали. Сам барон приглашает. Благодарить будем.
      – Да ладно вам.
      – Нет, нам неладно, если без благодарности. На колени станем, руки целовать будем, а не согласишься так – силой в гости повезём! – продолжала убеждать молодая женщина.
      " А ведь могут попробовать и силой. Не стоит связываться", – решил Максим, поднимаясь.
      – Вот и лады, вот и спасибо! А мы тебя сейчас мигом, – приговаривала цыганка, когда они устраивались в машине. Макса посадили на заднее сидение, рядом устроились цыган с золотыми зубами и Максимова знакомка. Та, устраиваясь, конечно же, совершенно случайно, прикоснулась к нему несколько раз своим упругим телом, и юноше осталось только вздыхать по своим утратам.
      Ехали довольно долго – на окраину. Точнее, в примыкающий к городу посёлок.
      Этакая Рублёвка местного значения. Дом цыганского барона отличался от других колоннадой с кариатидами и балконом с двумя львиными мордами по краям. Нескромно, но красиво. С точки зрения хозяина, конечно. Барон – худощавый, крючконосый, сравнительно пожилой (около пятидесяти лет), с явной сединой во вьющихся волосах встретил Макса в оранжерее с цветами, пальмами и попугаями. Юноше он не понравился сразу. Может потому, что встретил его в халате. Пышном, наверняка очень дорогом, но халате. А ведь Макс в гости не напрашивался. И на пронзительный взгляд чёрных глаз барона он ответил своим взглядом таких же теперь чёрных глаз. И ещё кое-чего добавил, так что барон невольно зажмурился.
      – Садись, – указал цыган на шикарное кожаное кресло и сам сел напротив.
      – Это ты эээ вылечил нашего рома от слепоты? Зачем?
      – А что, не надо было?
      – Нет, я о другом – для тебя зачем?
      – Просто стало жаль. Попал пацан в беду. Вот и попробовал. Получилось.
      – Просто… А… других… сможешь?
      – Ну… – замялся Макс. Он вспомнил, какой болью отозвалось последнее целительство. Да и не нравился ему барон. Хотя, не его же.
      – И не за "просто". Отблагодарим. Хорошо отблагодарим. Слово барона, – заторопился с убеждениями хозяин.
      – Кого и сколько? – поинтересовался таки Макс.
      – Мои дочь и сын. А сколько – как скажешь. Мне за них ничего не жаль.
      – Я имел в виду, сколько у вас таких… слепых, – уточнил вопрос Максим покраснев от мысли барона о том, что он спросил цену.
      – Всего у нас таких семеро. Нет, уже шестеро. Но те четверо… так. Потом.
      Вначале – мои дети.
      – Да, дети, конечно…, – согласился Макс с тем, что детям надо уделять особое внимание.
      – Ну вот и договорились. Ты когда сможешь начать?
      – Что не сегодня, это точно.
      – Тогда завтра. Никуда тебя не отпущу. Ты мой гость. Отдохнёшь как следует, а с утра – за лечение. Договорились? – взял быка за рога барон.
      – Договорились – сдался Максим. В конце концов люди ведь. Да и не сам барон. А тот уже давал распоряжения тому самому, золотозубому на своём языке.
      – Для почётных гостей у меня отдельный дом. Тебе будет отдых со всем, чего пожелаешь.
      – Спасибо, – улыбнулся Макс, вспомнив ненавязчивую роскошь дома для почётных гостей у шейха. Неужели всё повторяется, только на местном уровне?
      Но поначалу его пригласили в баню и он впервые выпарил своё новое тело с заскорузлой от ожогов кожей. Старый цыган, видимо, специализировался на банном деле, поэтому отходил Макса веничком смачно, со знанием дела. А потом две молоденькие цыганочки делали массаж. Вначале робко, боясь прикасаться к такой коже. Но затем ничего, приноровились. А затем он одел новую одежду. Правда верхняя оказалась традиционной цыганской – шаровары и красная рубаха с короткими сапогами. И конечно же затем его ждал накрытый стол. И песни двух цыганок с гитаристом.
      – А давай я тебе погадаю, золотой – вынырнула откуда- то старая цыганка.
      – На, – ухмыльнулся Максим, протягивая ей свою – чужую руку.
      – Спасибо за сына, – тихонько сказала гадалка, рассматривая сплошной ожёг на ладони.
      – Как? Я думал…
      – То была его сестра. Моя старшая. А младшенькая – вон, поёт. Да… много я могу тебе нагадать, только здесь не скажу. Выходи ночью, встретимся, – совсем уж шёпотом предложила цыганка.
      – Я вообще-то в эти гадания… – пожал плечами Макс. Перспектива тянуться после бани в холодную осеннюю ночь за весьма сомнительными приключениями его не радовала.
      – Другое расскажу. Не по руке. Выходи. Надо. Тебе и мне надо.
      – Ну, хорошо. Во сколько?
      – Свет в доме барона погаснет – после этого, когда хочешь. Хоть всю ночь ждать будем…
      С быстротой фокусника она разложила на столе невесть откуда появившиеся карты.
      – Вот, смотри, ждёт тебя дальняя дорога. А вот любовь к тебе красавицы, а вот – ещё одной. И ещё? – как бы удивилась она.
      – Да какая там любовь, – усмехнулся Макс. Если только в прошлом. Куда теперь с такой-то рожей?
      – Да ты совсем юноша! Женщина не лицо любит, женщина душу любит. Сердце. А на сердце у тебя… Нет у тебя зазнобы. Одна тоска. Но будет, любовь. И удача. И…
      Но ты выходи, – вновь шёпотом повторила цыганка. – Может, твоей беде помогу. А ты – нашей.
      Тут принесли горячее – здоровенные, прожаренные на скаре куски мяса. К удивлению Макса, они оказались сочными, восхитительно ароматными и не сырыми внутри.
      – Как вы такую вкуснятину делаете? – обратился Макс к прислуживающей за столом девушке.
      – У нашего повара свои секреты есть, – улыбнулась она. – Он как- то по – особенному мясо замачивает.
      – А можно его позвать и сказать спасибо. Всё очень вкусно.
      – Ему сюда выходить нельзя.
      – Тогда… Тогда передайте ему моё спасибо и… и вот это – взял он со стола непочатую бутылку коньяка. – Я всё равно не выпью.
      – Но так нельзя… Потом скажут – украли со стола.
      – Хорошо. Тогда давайте так – Макс открыл бутылку и налил внушительный фужер коньяку. – Отнесите вашему повару. А я подожду. Как будто я выпил. Или угостил.
      И вы – что там сидите? Идёмте сюда! – позвал Максим ублажающих его слух артистов.
      Видимо, это не было запрещено и певцы подсели к столу.
      – Давайте, кушайте. Выпейте. Куда это всё одному? А гитару вашу можно? – попросил он цыганский инструмент. Это была семиструнка. Максим пробовал учиться играть на такой. Вот именно – "пробовал учиться". Но на рояле он вообще и не пробовал. А ведь получалось. Он закрыл глаза, придавил струны. Новыми пальцами это было проще – подушечки были не столь чувствительны. И гитара зазвучала.
      Запела. Застонала. Заплакала.
      Когда Максим закончил и, смущенно улыбаясь, протянул гитару владельцу, он вдруг поймал взгляд девушки, которую гадалка называла "младшенькой". Когда он видел такой взгляд раньше? Наверное только тогда, у Татьяны, когда она предлагала себя со своей компанией в ученики? Нет… похоже, но не то. Лариски, когда он пел ей в ресторане? Похоже. Только глаза чёрные. В мать. Но взгляд, взгляд! Разве можно так смотреть на урода? Ещё подумает чего, – спохватился Макс, скрипнув от досады зубами.
      – Ты где так научился? – прервал паузу цыган – гитарист.
      – Вообще-то, самоучка.
      – Тогда гений. За тебя! – налил себе и девушкам водки цыган. – А ты что же? – потянулся он к пустой рюмке.
      – Да не надо мне. Нельзя. Вредно, – отпирался Максим.
      – Нет, ты просто должен с нами выпить. Когда-нибудь буду показывать на твои афиши или на тебя в ящике и хвалиться, что пил с таким великим музыкантом!
      – Да ладно вам…!
      – Выпей с нами, ну пожалуйста, ну рюмочку, – попросила и "младшенькая", забирая бутылку у гитариста. И что у неё за голос! Нет, он, конечно оценил и раньше, когда они пели. Вторая подпевала и рядом не стояла. Но когда она попросила…
      Ах, как сладко сжалось сердце. Конечно, колдунья. Ну и чёрт его бери! – решился Максим, хватанув рюмку.
      – Вот и молодец. Плохо не будет. У меня рука лёгкая, – улыбнулась яркими губами девушка.
 

 
      Утром, на дорожке из гостевого домика в оранжерею его перехватила гадалка.
      – Ты почему не вышел? – прошептала она.
      – Выпил вчера лишку. Разморило с отвычки. Уснул, как ко дну пошёл. И всю ночь проспал. Вы уж меня извините.
      Это оправдание он придумал ещё утром. И хотя буквально каждое слово здесь было ложью, ему лично такая версия показалась наиболее убедительной.
      – Даже так? – заглянула цыганка в его глаза. – Что же, – вздохнула она. – Каждый добрый поступок должен быть вознаграждён. И моя семья теперь в расчёте?
      – О чём вы? – даже сквозь ожёг начал краснеть Максим.
      – Мы оба знаем. Но разговор остался. И поверь, яхонтовый мой, тебе он тоже поможет вернуться.
      – Куда? Куда вернуться? – воскликнул Максим.
      – Это сам знаешь. Так что сегодня… не пей, пожалуйста. И я тоже постараюсь, чтобы тебе… не наливали.
      Цыганка развернулась и пошла прочь.
      – Догадалась. Обо всём догадалась. А, ну и пусть. После бессонной ночи было трудно собираться с мужеством терпеть. А что будет очень больно, Максим не сомневался.
      – Мне рассказывали, что Рому ты вылечил прямо в переходе. Но если что надо – говори, – взялся за дело барон после нескольких фраз о том, как отдыхалось.
      – Да, вот в этих креслах и попытаемся, – согласился Максим. Давайте ваших детишек. Только… больше одного раза я за день… наверное, не смогу. Правда, как пойдёт… – начал было предупреждать о трудностях целитель.
      – Дорогой, о чём ты говоришь! Сколько надо, столько и занимайся. Вот доченька моя, – представил барон первого пациента.
      Максим тихонько ахнул. Вот так ребёночек! Ослепительной красоты девушка, заботливо поддерживаемая всё той же гадалкой, неловко прошла к креслу напротив Макса. И пока барон говорил ей на своём языке что – то ободряющее, юноша рассматривал это чудо. И тотчас поблекла в его памяти "младшенькая". Нет, конечно, Аза – восхитительная девушка, но эта…
      – За мою принцессу согласен на любые условия, – подтвердил барон вчерашнее обещание.
      – Не на любые, – поправила его принцесса.
      Барон вновь разразился монологом на родном языке, а принцесса ответила своим гортанным голосом.
      – Что ещё сейчас тебе нужно? – махнув рукой в перстнях, поинтересовался барон.
      – Оставьте нас одних.
      – Но вчера…
      – Вчера я эээ занимался с ребёнком. Я сегодня… взрослый… человек, – нашёл Максим нейтральные фразы.
      Слепая что-то ещё сказала отцу, тот вновь махнул рукой и они с гадалкой вышли.
      – Я сказала ему, чтобы за меня не боялся. Могу за себя постоять и такая.
      – Не сомневаюсь. Но чего ему бояться в собственном доме? – протянул к вискам девушки руки Максим.
      – Он вообще за меня боится. А теперь – в особенности.
      Почувствовав прикосновение рук, цыганка вздрогнула, схватила Максима за кисти своими мягкими теплыми, словно подушечки на лапках котёнка ладонями.
      – Так надо.
      – Меня ещё не касался ни один мужчина! Нельзя!
      – Ай, ну я сейчас не мужчина. Я как врач.
      – Конечно, мужчиной станешь ночью? Имей в виду, а тебе не Аза и такие условия не принимаю. Лучше слепой буду!
      – Что? Что вы сказали? – обмер Максим, опуская руки. – Плата? Аза так расплачивалась? Но за что?
      – За брата, конечно. Ты думаешь, цыганская девушка в первый же вечер в тебя влюбилась так, что с тобой тут же переночевала? Да ещё с русским?
      – Думал, – невольно признался Максим, понуро сгорбившись в кресле.
      – Дитё! – рассмеялась принцесса. – Наивное дитё! Сколько тебе годиков, врач?
      – Да ну тебя. "Принцесса". Ходи слепой, – ещё больше обиделся Максим.
      – Вот видишь! А говоришь " Я врач! Я не мужчина"! А когда гонор прищемили, так сразу – " Ну тебя"!
      – А чего издеваешься? " Дитё"!
      – Ладно. Убедилась в твоей безвредности. Лечи, давай. Меня слепую никто замуж не возьмёт.
      – Такую язву и зрячую не больно-то…
      – Всё. В расчёте. Начинай. Больно будет?
      – Будет, но не смертельно, – вздохнул Макс, вновь ложа руки на виски, прикрытые черными шёлковистыми локонами.
      Здесь было тоже самое. Только больше – целая колония, расползающаяся по зрительным нервам в сторону мозга. И если ударить одной волной, это надо сильный импульс. Конечно, быстро погибающая зараза не сможет ответить со всей силы. Но уж слишком сильный импульс. Можно навредить. Вздохнув и приготовившись терпеть, целитель послал вдоль проводков нервов голубой лучик, который постепенно выжигал чёрную колонию. Ответная боль была невыносимой, но в данном случае адресной – чернота отвечала врагу, а не организму, в котором обосновалась.
      – И не больно. Только чешется где-то внутри глаз.
      – Терпите – просипел Максим, пытаясь вытереть пот об рукав.
      – Конечно, потерплю. Чего это Рома орал? Или у него что другое было?
      – Помолчи, а? – уже простонал Максим. Через некоторое время он обессилено откинулся на спинку кресла.
      – Всё? Но я ничего не вижу. Что, не удалось? – забеспокоилась девушка.
      – Антракт. Отдохните.
      – Но я не устала! Я могла бы ещё…
      – Хорошо – хорошо. Скоро будет ещё. А тебе чего? – обратился он к попугаю, плюхнувшемуся к нему не плечо.
      – Кто здесь ещё? – тут же поинтересовалась девушка.
      – Да ара ваш. Ай, перестань! – хихикнул он, когда птица взялась теребить мочку его уха.
      – Он что, за ухо…? – поинтересовалась цыганка.
      – Ну да… Не больно, правда.
      – Странно. Он вообще-то других… – она позвала птицу на своём цыганском и та перепорхнула к девушке, где занялась той же процедурой с ней.
      – Ну вот. А я пока выйду.
      Во дворе Макс сел на скамейку – качели и уставился на осеннее солнце, черпая новые силы. Он, конечно, справится. Ещё за раз. Но Аза, Аза… Как это " берёт, но натурой"? Взял. А что ты думал на самом деле? Поиграл урод на гитаре, и девушка растаяла? Правильно говорит принцесса (кстати, имя-то спросить можно было?) – дитё. На душе было гадко – наверное, как у каждого после первого опыта продажной любви. Ай, скажи прямо – продажного секса. Любовь… Тебя и в то время никто не любил по – настоящему. А тем более – теперь. Забудь. Точнее – помни, какой ты – продолжил самобичевание юноша. Конечно, он был не прав о "том времени", но сейчас искренне так полагал. Затем, под влиянием новых сил, мысли пошли по другому пути. Цыгане где-то подхватили эту странную заразу. Судя по копошащимся точкам, это что-то микробное. Злобное – микробное. Надо бы поузнавать где это они бывали. Вряд ли принцесса и Рома общаются между собой.
      Хотя, вон, гадалка вхожа в дом к барону. Гадалка! Ладно, сегодня ночью переговорим и об этом.
      Когда Макс вернулся, в оранжерее стоял хохот. Такое он видел в "Забавных животных", но наяву… Попугай сидел на плече у девушки распушив свой гребень, а та заливалась смехом. Когда она умолкала, начинал смеяться ара. Её же голосом.
      Но настолько уморительно, что хозяйка не выдерживала, и начинала вновь. Теперь замолкал попка, внимательно прислушиваясь, не фальшивит ли кто из них. Смотреть на этот дует без смеха было невозможно и Максим даже пожалел, когда девушка на цыганском языке что-то высказала своему напарнику. Тот кукарекнул в ответ, снялся и взлетел на свою жёрдочку под крышей, откуда и наблюдал за происходящим далее.
      – Я просил оставить нас одних, а тут всё- же остался соглядатай.
      – И защитник тоже. Он никому не даёт ко мне прикоснуться. Ревнует. Набрасывается и своей дюбой может палец отхватить. Не понимаю, почему тебе…
      – Чует доброго человека, – улыбнулся Максим. Но вновь возлагая руки на виски девушки, опасливо покосился на ревнивца. Не то, чтобы страшно, но… Впрочем, попугай, склонив голову набок, проявлял только искреннюю заинтересованность. И Максим продолжил.
      Приблизительно через пол-часа он, вновь покрытый потом, опять откинулся на спинку кресла. Затем посмотрел на свет через очки. Тьма. Водрузил девушке назад.
      – У Вас это давно?
      – Около года. Возили везде. Из-за бугра врачей вызывали. И наши знахари пытались.
      – А у Ромы?
      – Месяца три. А что? Не удалось?
      – Год не видели света. Может быть больно. С отвычки. Поэтому… – он встал и взял девушку за руку. Где у вас это… ну… ванная хотя – бы или… ну, в общем, ближайшая тёмная комната.
      – Туалет здесь есть. А ванная в доме. Тоже придумал – ванная в оранжерее!
      – Ванная к слову. Позовите кого-нибудь. Пусть отведут Вас в тёмную комнату, там Вы снимете эти заслонки и потихоньку откроете глаза…
      – Задрал со своими вывертами. Получилось? – она сорвала очки – заслонки и открыла глаза. Взвизгнула, зажмурившись, но тотчас открыла снова.
      – Ничего, я потерплю. Получилось! Но ведь получилось же! Спасибо, великий колдун!
      Она кинулась к сидевшему в кресле целителю, рассмотрев отшатнулась.
      – Вот ты какой, колдун. Я вообще-то тебя другим представляла… – Но сосредоточиться на чём-нибудь она не могла.
      – Ты посиди пока. Отдохни, – и крича по-цыгански, девушка рванулась к выходу из оранжереи.
      – Хоть на солнце немного прищурь глаза, – вдогонку крикнул ей Максим. Оставшись один, он отдыхал, улыбаясь результатам своего целительства. Вернуть к полноценной жизни такую красавицу. Интересно, как дела у той исцелённой красавицы? Обожженной когда-то кислотой? Тоже, наверное, жизнь теперь полной чашей. А сам… Почему я не могу исцелить самого себя? Чтобы девушки вот так не шарахались?
      Но грустные мысли были прерваны ворвавшимся бароном, пожилой цыганкой, наверняка – его женой, всё той же гадалкой и какими-то ещё галдящими цыганами, окружающими ослепительно улыбающуюся принцессу.
      – Это чудо. Это просто чудо! Ты вернул моей принцессе свет! – кинулся к поднимающемуся с кресла юноше барон. – Не верил! Даже после Ромы – не верил! А теперь! Ты увидишь, какими благодарными могут быть цыгане.
      – Спасибо, меня уже отблагодарили! – прервал барона Максим. Последняя фраза барона была уже неискренней, так, на малочисленную, но публику.
      – Это кто же? – изумился барон.
      – Нет, это так, к слову. Я вас попрошу, – Макса вдруг повело от слабости. – Я пойду отдыхать. Сегодня больше не смогу.
      – Конечно – конечно. Как скажешь. Отдыхай. Всё, что есть, всё, что душе угодно – твоё.
      Максим вернулся в свою комнату, более похожую на шикарный гостиничный номер.
      Видимо, непростых гостей принимает барон. Юноша завалился на уже кем-то застеленную кровать. Подушка всё ещё хранила тонкий аромат духов ночной гостьи, и Максу вновь стало тоскливо. Да, в таком виде – какая там любовь… Но с другой стороны, спохватился вдруг Максим, зачем мне она "в таком виде"? Что, "Аленький цветочек" вспомнил? Или как там его, " Финист – ясный сокол"? Если полюбит тебя девушка такого…" Похоже, сбиваюсь на это. Глупости. Встряхнись и думай о себе.
      О себе. Надо искать… Он вскочил и устроился возле компа. Как говорила эта ведущая? Во всех газетах было? К его радости, выход в интернет был, и Макс занялся поиском. Часа через два оказалось, что уже есть о чём подумать. Кое-что выстраивалось в логическую цепочку. Но многое оставалось непонятным. Информации всё-же не хватало. Да, страшная сила – вспомнил Максим энергетический удар той девушки. Такая симпатичная, и вдруг – на тебе. Но за что? Братики… Кроме братвы других " братиков" не трогал. А вот тогда… там… чёрное поле – это тоже она? А светлое – это я. Так кто я?
      Размышляя таким образом Максим вновь улёгся на кровать и дойдя до этой мысли, как всегда, уснул.
 

 
      У костра холод осенней ночи не чувствовался. Старая гадалка закурила трубку, привезший их сюда золотозубый остался в машине.
      – Садись – садись поудобнее. Долгий разговор будет, – начала вступление цыганка.
      – Только договоримся – сначала о нас, потом – о тебе.
      – А что обо мне? – поинтересовался Макс.
      – Договоримся, что "потом"?
      – Ну, хорошо.
      – Тогда слушай, – пыхнула гадалка ароматным дымом. – В нашем таборе беда не только у детей барона. Ещё пятеро совсем слепых и у шестерых это начинается.
      Беда пришла, большая беда.
      – И вы хотите…
      – Да, хотим. Мы не сможем заплатить, как барон, но…
      – Заплатить, как барон? – воскликнул поражённый Максим.
      – Да. А что? – она взглянула в глаза Максиму. – Вот даже как, – вздохнула она. – Но дела это не меняет. Договоримся – ты помогаешь нам, мы помогаем тебе.
      – Кто болеет?
      – Дети. Только дети.
      – Такие, как у барона?
      – Нет, такие, как Рома.
      – А у барона почему?
      – Не знаю. Не знаю, откуда это и у детей.
      – Но должно же быть что – то общее! Или пища, или место, не знаю. Но это какой-то вирус.
      – Место… Поспрашиваю. Но ты возьмёшься? Возьмёшься?
      – А что вы про меня…
      – Товар лицом хочешь? Но ты обещаешь?
      – Поймите… Я сам попал в большую беду. Не знаю, как выбраться. А вместо этого всё время трачу на других. И больно это. Очень больно.
      – Знаю.
      – Это откуда же? Принцесса рассказала?
      – "Принцесса". Роза со мной особенно не разговаривает. Хотя я ей и тётка и почти мать.
      " Сестра барона. Вот откуда у неё такая свобода в баронском доме", – понял Максим.
      – Но тогда кто…?
      – Давай потом об этих мелочах. Ты поможешь табору?
      – Какому табору? – машинально оглянулся Макс, ожидая увидеть шатры, кибитки, лошадей…
      – Нашему табору. Семье нашей.
      – Значит, барону дело только до своих деток?
      – Всё не так. Без его ведома я бы тебя сюда не увезла. И разговора бы не было.
      – Тогда зачем эта вся романтика? Пришли бы в номер и попросили, – начал горячиться Максим.
      – Ты хочешь отказаться и ищешь повод, – вздохнула цыганка. – Но ради наших детей я готова всё тебе объяснить. Но… просто поверь, это всё не унижает тебя.
      – Ну хорошо. Что вы обещали рассказать обо мне?
      – Так ты согласен?
      – Но что тут поделаешь. Согласен. Дети же.
      – А если бы это были взрослые? – заглянула вдруг цыганка в самое дно глаз юноши.
      – Ты бы отказался?
      – Нннет. Но… пусть бы подождали, пока не решу свою проблему. А что, не дети всё- таки?
      – Дети, золотой мой, дети. Просто, хотелось узнать… – недоговорила баронова сестра и вновь затянулась трубкой.
      – Ну а теперь о тебе. Ты знаешь, откуда пришёл наш народ?
      – Вообще-то откуда-то из Индии.
      – Да, и мы сохранили некоторые возможности наших предков.
      – Ай, в большинстве своём…
      – Да, в большинстве. Потому, что настоящее чудо даётся с болью. Ты же это сам знаешь. И далеко не каждой из моих сестёр. Поэтому, как ты правильно сказал в большинстве своём это действительно "ай". Но не я. Ещё вчера поруке и по картам мне открылось… Но лучше всё и сразу. Теперь сиди смирно и не мешай. Для этого мы сюда приехали, для этого.
      Цыганка выбила из трубки табак и насыпала туда крупных семян. Бросила какой – то сухой травы в костёр и она вспыхнула странным зелёным огнём. У Максима некоторые целительные лучи получались такого же цвета. Прикурив от уголька, гадалка несколько раз обошла костёр, пристально вглядываясь в пламя. Затем вновь села возле Максима, схватила обеими руками его правую ладонь и уставилась неподвижным взглядом в пламя.
      От нечего делать Максим тоже начал смотреть в огонь. Он не знал, что там видит цыганка, но он впервые смотрел на огонь костра, как на короткую жизнь маленького плазмоида. Как человек смотрит на короткую, нелепую с его точки зрения, жизнь какой- нибудь однодневки. А ведь самые проницательные люди догадывались, что и это – жизнь, только другой формы. "Огненные саламандры". О Господи, так что, и я тоже? Но… Я же вот он… Да, сейчас "вот он". А тогда, там, наверху? А девушка тогда кто? Он вдруг отчётливо вспомнил её. И что потом с ней случилось.
      И с ним. Что теперь делать? Как там отец? Он вспомнил вдруг Белого-старшего, когда тот приехал его проведать – с новенькими майорскими погонами и Звездой героя. А потом, как объявил о своей женитьбе. Надо ехать. Куда? Или наплевать на всё и действительно только исцелять этих несчастных деток? – он вспомнил и ужас детского дома инвалидов, и захватывающее чувство счастья, когда исцелил последнего обитателя этого приюта скорби. Может, ради этого стоит жить? Но как же тогда… зачем тогда… не-е-ет, не для этого. А для чего? Убивать? И тотчас проплыла в памяти вся вереница расправ над свевозможной мерзостью. И что? И вот…
      В чужом теле сижу у костра. У костра?
      Максим пришёл в себя. "И сама обкурилась и меня обкурила" – решил он с удивлением глядя на догорающий в предрассветном тумане костёр. Покосившись на остекленевший взгляд цыганки, он осторожно вытянул руку из ёё ладоней.
      – Да, пора, – согласилась, приходя в себя, цыганка.
      – И что скажете?
      – Я не могу ничего сказать. Можешь уйти, не исцелять наших детей, но не могу.
      Мне открываются только пути простых смертных…
      – А я, значит, не простой?
      – Не лукавь со мной. Ты знаешь сам. И я знала. Чувствовала. Догадывалась. Но не смела.
      – Неужели это так страшно? – вздрогнул Максим, глядя на удивительно – торжественное выражение лица цыганки.
      – Не тебе, конечно, не тебе. Для тех, смертных, кто пойдёт за тобой.
      – Но что… Что я с ними сделаю? Я же не чудовище какое. Это я только внешне. Да и то…
      – Знаю. Всё теперь знаю. Не ты. Тьма.
      – Тьма? Это… это…
      – Тот, кто дал тебе оберег, знает…
      – Но его не спросишь! – вздрогнул Максим, вспомнив жутко растерзанное тело Хомы.
      – Поэтому и не спросишь.
      – Это Тьма его? Хорошо, как до неё добраться?
      – Тьма – порождение Самого.
      – Постойте, Сама что-ли?
      – Нет, какого ещё Сама? Я же сказала: "Самого".