А за окном не было солнца. И около полудня Максим выдохся. Иссяк. Со вчерашнего дня не подзаряжались и бусы. И высасывали из него энергию. А всё ещё только начиналось.
– Куда ведёт кабель? – поинтересовался он у главврача, вспомнив рассказ Алёны. – Ладно, я сам.
Он проследил за движением струи тока. Ничего существенного. Освещение. Сейчас не надо. Выдернул толстый провод из разъёма и, зажмурившись, схватился руками за оголённые концы. Это оказалось очень больно. Но не смертельно, а к боли бедный юноша уже привык. Точнее, притерпелся. Начала обугливаться кожа на пальцах.
Пошёл приторный запах свежегорящей человеческой плоти. Но это человеческой. Зато та, вторая, неизвестная, волновая сущность быстро наливалась энергией. Но почему-то заклинило бусы. Толи не желали они заряжаться, как обычный аккумулятор, толи…
Но некогда, некогда, некогда!
"Теперь только так" – решил Максим, вновь рванувшись к поступающим страдалицам.
Здешний медперсонал уже знал его способности – делал своё дело, не вмешиваясь в целительство юноши. Прибывшие врачи несколько секунд оторопело смотрели на исходящие от молоденького врача (Макс, был обмундирован, как и все остальные) лучи. Но некогда, некогда, некогда.
– Мы её теряем, – раздались крики из коридора, и Максим кинулся к очередной вновь прибывшей жертве. Нет, несовместимых с жизнью повреждений не было. В смысле Максима, конечно. Он вернул уходившую, вновь пропустив через себя её болевой шок. Затем закричал реаниматор и Максим кинулся туда.
" Не успею, Господи, не успею! Надо было Алену…Умрут – не прощу. Ну же, ну!" – это он запускал ещё одно остановившееся сердце.
Когда доставили всех – сорок шесть тяжёлых и шестнадцать не смертельных, но тоже жутко обожженных, Максим убедился – может действительно не успеть.
– Я вас очень прошу обратить особое внимание вон на ту женщину – показал главврач на одну из пациенток. Жена командира эскадры. Очень важно её спасти, – подошёл к Максиму главврач, когда тот в очередной раз корчился, держась за провод.
– А… других… неважно? Кого… конкретно… неважно?
– Ну, я же так не говорю, – поморщился главврач от запаха жженой кожи. – Просто, её надо держать на особом контроле.
– Вот и контролируйте. И не мешайте! – оторвавшись от проводов, отогнал главврача Максим. Он с ужасом осмотрелся. Не успевает. Просто не успевает.
Выбирать? Спасать действительно наиболее достойных? А разве это не тоже, что убивать менее достойных? Дать умереть, если можешь не дать, это тоже – убить.
Или как это… соучаствовать? Попустительствовать? Ай, неважно. Нельзя, нельзя, нельзя выбирать. А если… Если как тогда, с детьми? Ведь сейчас у всех одно и тоже. Снять болевой шок. Потом дать силы жить. Потом выводить токсины. Или что там ещё… Неважно, как называется.
Вот когда сгодились бы бусы! На полную катушку надо! Ну, чего же вы? В отчаянии от своего бессилия он начал колотить кулаками по стене.
– Господи, или как тебя, кто ставит надо мной эти опыты! Дай силы. За любую цену, за любую боль дай сейчас! Видишь же сам – не успеваю!
И эта боль пришла. Ослепляющая, безумная, непереносимая. Несчастный юноша страшно закричал, и боль отступила.
– Да нет же, нет! Давай, ну, давай же!
И они вернулись – дикая боль и чудовищное могущество. Всё ожоговое отделение, а затем и весь госпиталь словно облаком, окутались зелёным искрящимся туманом. А Максим чувствовал, что это – на мгновенья, как – форсаж на взлёте. И торопился, спешил, отдавая себя всего – без остатка. Уже он слышал злобный хохот Тьмы и "У-у-мну" её мерзких порождений.
"Ну и пусть! Ещё могу! Ещё!!! Ну, ещё!!!" – Всем выйти из палат! – закричал он. – Станислав Егорович, прикажите, – обратился Максим к главврачу.
– Я не могу дать такого приказа, – прошептал главврач.
– Но они умирают. Они же умрут! Ведь все это видят! Они не помогут! Ну, хоть к себе на совещание? Ну, пусть хоть сюда. Вот сюда, за мою спину! Чтобы не забирали! – кричал в отчаянии Максим. Но толстяк только шептал что-то большими побелевшими губами. Он уже представил, что с ним будет, если оторвёт врачей от больных и те в это время начнут умирать. Да и возможно ли сейчас оторвать настоящего врача от спасения этих несчастных.
– Ну ладно, – понял Максим. – Тогда тяните сюда вон тот провод. Буду отрубаться – в руки его мне. Максим закрыл глаза и сосредоточился на накатывающих волнах боли. Вскоре он видел шестьдесят два фонаря чёрного света. Словно на негативе черные лучи пронзали свет. Медперсонал действительно не мешал. Только несколько фигурок забирали частички этой тьмы в себя – кто-то из врачей сопереживал.
Остальные исполняли свой долг. Максим начал фокусировать эти лучи на себя, как "ночные ведьмы" притягивали лучи немецких зенитных прожекторов к своим фанерным "удвашкам".
Это удалось, и тьма хлынула на Макса со всех сторон. Он выдержал минул пять.
Чудовищно много для такой боли. Но он видел, как эти струи, проходя через него, черной пеной оседают на пол и уходят куда-то в землю. Или разлагаются? На какие составляющие?
В себя он пришёл от вновь покатившихся по телу судорог – главврач выполнил его просьбу насчёт кабеля. Пока шла эта, тоже похожая на пытку "зарядка", Максим озирался по сторонам. Всё застыло. Точнее все застыли, глядя на юношу. Только жертвы огня продолжали тяжело хрипеть.
– Занимайтесь дальше своим делом. Одно другому… – распорядился главврач, заглянув в лицо юноши. Тот согласно кивнул. Действительно, оказалось, что одно другому не мешает. Он вновь сосредоточился на фонтанах боли и их струи вновь ударили в юношу…
– Теперь… пусть… отдохнут. Дальше…только моя… работа, – просил главврача Максим, глядя на пробивающиеся сквозь облака звёздочки. К вечеру они преодолели кризис. Все оставались жить. Это было чудом. И теперь уже очень многие знали, что были они только чёрнорабочими этого чуда. Или нет? Соавторами? Разве каждый из них не сделал всё возможное и невозможное? Разве все, от хирурга и ассистентов до санитарки не радуются, не принимают, как своё маленькое счастье эту фразу "Жить будет!". Да, это сделал хирург… но не без них! Тоже чувство причастности к чуду охватило и медперсонал к концу этого страшного дня. И когда облако поблекло, окаменевший было медперсонал рванулся, было к жертвам аварии. И вновь окаменели. Чудо было невиданным и не воспринимаемым вообще. С коек, лежаков, носилок на них также ошеломлённо смотрели исцелённые женщины.
– Что это… было…? – произнесла, наконец, одна из них. – И что… здесь… вообще?
И отделение наполнилось женским гомоном. Засуетились и врачи, осматривая и ощупывая пациенток, лихорадочно снимая с них бинты, бормоча пока что какие-то успокоительные междометия. Всё это казалось невозможным, но вот оно. Вот же оно!
– За ночь… я… попробую… ещё… но здесь больше – отдавать, а… не… брать… – выдавливал из себя обессиленный Максим.
– На себя посмотрите… Вон на руки… Давайте, хоть перевяжем – предлагал главврач.
– Ерунда… На мне… быстро… – успокоил его Максим глядя на прогоревшие до костей фаланги пальцев. – Идите… Планируйте… завтрашний день.
Максим остался-таки не один. Никто не оставил бы таких больных без присмотра. Но людей, конечно поубавилось. Юноша вздохнул, собираясь с мыслями. Понимая по-своему сущность боли, он освободил несчастных женщин от неё. Он растворил и заставил выйти всю отраву погибших клеток. Он заставил другие поражённые, но живые клетки жить дальше. Теперь надо… Женщины. Как долго он исцелял от ожогов одну! А тут…
Но женщины! Им же с такими, если так можно сказать, лицами… Да и другими частями, – вспомнил он Синичку. Но сколько же это времени… Но ведь смог же я одновременно… И потом, почему я? Почему не они сами? Вот, к примеру, я, – он взглянул на руки. Пусть и у них заживает. Говорят, кожа уже не растёт? Что-то там рубцуется и всё? Как у меня на лице было. Как всё же мало я знаю! Отец прав – недоучка. Но я же сделал это! А дальше, если у кого ещё что – Макс окутал женщин тёплой волной, пробуждающей в их телах забытые природой механизмы регенерации.
Это тоже выматывало силы. И Максим пришёл в себя от того, что кто-то очень осторожно ткнул ему в руку электрокабель.
– Да… – согласился юноша, сжимая обжигающие током концы. Он открыл глаза.
Перед ним, плача, сидела, также одетая в медицинский халат, Валентина.
– Что… случилось? – попробовал приподняться он. – С братом… что?
– С братом всё в норме. Отмазали.
– Что?
– Потом. Как ты?
– Ты… чего… пришла?
– Я и не уходила. Помогала.
– Но… главврач…
– А, при такой беготне. Санитаркой больше – только в радость. Господи, да ты что с собой делаешь! Руки же сгорели!
– Заряжаюсь… Пройдёт.
– Бедный, бедный мой мальчик! Я все видела! Как ты можешь? Как ты терпишь? – она протянула руку пожалеть, но тут же, ахнув отпрыгнула.
– Не я. Ток. Ну, ты же видела, – извиняясь, Максим отложил кабель.
– И это ты терпишь тоже. Скажи, может тебе просто… не больно?
– Может. Извини, но пора.
Поняв, девушка замолчала, глядя, как появляются вокруг юноши удивительные волны света, как, пульсируя, накатываются они на пациенток и мягко, словно убаюкивая, касаются несчастных. Присмотревшись, можно было понять, что волны эти не откатываются назад, а, словно в морской песок, впитываются в женщин. Парень отдавал им что-то своё. Отдавал без остатка. И пришла пора вновь вкладывать в его обожжённые руки проклятый кабель.
– Я люблю тебя, милый мой мученик, я люблю тебя, – прошептала перед этим, целуя Максима, певица.
– Я… кажется… сделал это! Я… запустил! – заулыбался, приходя в себя Максим.
– Теперь… недолго…
– Недолго? Ночь на исходе!
– Ничего! Теперь закрепим, и можно… будет… отдохнуть…
– Да ты совсем никакой уже!
Максим действительно был "никакой" и сам чувствовал это. Даже заряд тока, дальше прожигая руки, не восполнял сил. Но юноша чувствовал – надо. Особенно сейчас, когда он смог! Когда он сделал это! Дальше всё пойдёт без него!
– Понимаешь… теперь… у всех будет… новая кожа… Молоденькая… такая…
Без пересадок… Сама… Но надо… закрепить. А… потом…да… завтра…
И палата наполнилась чудными золотыми лучами. А когда они погасли, и целитель опять откинулся на спинку стула без чувств, в палату быстро вошли несколько фигур с белых халатах с серыми лицами. Какие-то странные люди положили в странные носилки измученное бесчувственное тело чудотворца и понесли куда-то вниз. Ещё кто-то из медсестёр видел, что поместили его в автомобиль типа реанимационного. И что тот уж очень резко, с визгом покрышек, рванулся с места.
Придя в себя от удара электоршокером, Валентина их уже не увидела. Не было и её возлюбленного. Разрываю утреннюю тишину палат и коридоров визгом, певица рванулась к кабинету главврача.
– Что такое? Вы с ума сошли! Что вы вообще здесь…?!- загремел на неё толстяк.
– Егорыч, миленький, украли!
– Что украли? Чего визжите? Вы знаете, что здесь?
– Его!!! Его украли! Только что!!!
– Кого же, наконец?
– Да его! Максимку!
– Ого! Даже так? "Максимку"?
– Вы что? Не понимаете? Звоните же! Как у вас там! Тревога!
– Немедленно прекратите!!! – рявкнул главврач. – Садитесь! – приказал он, когда ошеломлённая девушка замолчала.
– Вот так-то лучше. А теперь слушайте внимательно. Пол-часа назад этого секретного экстрасенса срочно перебазировали на другой объект. Страна большая.
Чепе много, а он один.
– Но… но…
– И никаких "но". Никакого шума. Я вас ещё когда предупреждал? А вам всё "Максимки" на уме. Ничего, кто надо сегодня же вам ситуацию объяснит.
– Он же не выживет, всё время вот так…
– Я тоже потрясён… но…, – толстяк развёл руками. – Кстати, сегодня госпиталь посетит кандидат в президенты. Поэтому, кроме персонала… сами понимаете.
– Я найду его. Я всё равно найду его! Куда его отвезли?
– Ну, это уже не ко мне.
– Да, конечно. Прощайте. Извините за… неприятности.
– А! Думаю, на фоне наших успехов, отобьюсь.
Глава 37
Алёна в этот день исполнила мечту братиков – свозила их в цирк. И сейчас, после представления они втроём веселились в детском парке. Правда, у самой Алёны веселье не получалось. Длительная разлука дала себя знать. Оба парнишки вытянулись. У старшего даже начал прорезаться какой-то пушок над верхней губой.
Да, они, в первый раз выскочив к девушке, прижались к сестрёнке и не зная, что сказать, неловко гладили её по лицу, по плечам, по седой прядке, узнавая и не узнавая во взрослой "тётечке" свою сестру.
– Под Седую? Круто! – обратил внимание старший.
– Где ты так долго была? – Я… мы… так скучали! – задал ожидаемый вопрос младший братик.
– Очень далеко… И…я… я не нарочно. Меня… просто не отпускали…
Они встречались уже неделю, но Алёне не удавалось зацементировать явные трещины отчуждения. Ребята уже жили своими новыми интересами, новыми друзьями. Намерения увести братьев куда-то и зажить одной семьёй вдруг оказались детскими мечтами. В них не было учтено, что братики не навсегда останутся "братиками", а вырастут в братьев. Она может остаться для них сестрой, заботливой и любящей, но никогда не заменит мать. Особенно теперь, когда переболело. И даже не это… Ведь знала, знала девушка, что недолго им быть вместе. Из интерната надо их, конечно, вытаскивать, но куда? Какие варианты? Кашалот сказал, придумает. Да-да, Кашалот.
Уже во второй день в этом же парке он грузно плюхнулся на скамейку рядом с ней.
– Ну и что будем делать? – просипел он. – Ты только не начинай эти свои…
Всегда успеешь.
– Зачем вы здесь?
– За твоими братьями. Поручено вывезти в подходящее место и ждать тебя там.
– Только попробуйте! А… зачем вы это мне говорите?
– Говорю потому, что мне это… "не нравится" – не то слово. Я не думаю что всё это – на пользу народу и государству.
– Бунт на корабле?
– Можно сказать и так, милая девушка. Поэтому вы уж потерпите и без меня ничего не предпринимайте. Найдём им достойное эээ убежище. Пока. Или вы их эээ забираете с собой.
– Нет… вздохнула Алёна, поняв вопрос. Действительно, нет. Не было в них тех светлых лучей, тех золотистых струн.
– Дня за три решу. Поверьте, им так будет лучше.
– Я уже поверила один раз вашему Крокодилу!
– Крокодилу? А-а. Да уж… А сколько раз я ему верил! Думал – не дяде, Родине служу. Впрочем, зачем вам всё это… Как вы там делаете – в глаза заглядываете – прошу – он наклонился выставив свои маленькие глазки на уровень глаз девушки.
Он говорил правду, и вот Алёна ждёт. Звонка. Должны всё устроить и она сможет вернуться к Максиму. Где он сейчас? Почему не отвечает на звонки? Обиделся?
В задумчивости она наградила расстройством желудка клеящегося придурка: " Какая молодая мама и какие прекрасные детки"! Урод! Я что, в четыре годика родила? Или так плохо выгляжу? Не, приколоться хотел. Ничего домик недалеко, добежит, наверное. Добежал. Пусть там поприкалывается. Жизнь молодой красивой девушки попросту невыносима. Едва она поселилась в гостинице, как вечером к ней начались визиты командированных. Всех мастей и национальностей. Приехало вот такое чмо из соседней области согласовать объёмы поставок кирпича, а здесь уже: "Вам цветы и шампанское от лётчиков – испытателей". Или: "Я сейчас пишу роман, вот так и вижу вас главное героиней". В общем, не желая всем этим самцам особого зла, Алёна нашла возможность перевести их внимание на другие проблемы. Правда, в гостиничном ресторане поднялась шумиха – их обвинили в антисанитарии, вызвавшей странную эпидемию среди некоторых командированных. Но это мелочи. Что же делать? – смотрела девушка на братьев, отошедших к оптимистам – рыбакам, всёрьёз вознамерившимся что-то выловить в грязной воде городской речки. Затем её внимание привлекла идущая явно к ней пара, – довольно упитанный, хоть и ещё нестарый мужик и девчонка, где-то её возраста. Настоящего возраста. И если парень рассматривал Алёну просто с интересом, низенькая девушка уже на расстоянии "убивала" девушку взглядом.
– Извините, Вы – Алёна? – поинтересовался парень, подойдя к скамейке.
– Ну да, – настороженно подтвердила девушка.
– Та самая? – уточнила малая.
– Которая " та самая"?
– Ещё та "та самая"! – взорвалась девушка (мы поняли, что это была Антонина). – Прохлаждаемся! Детворню выгуливаем! Он там… там…, а ты…
– Что-то с Максимом? – заволновалась, уже не обратив внимания на оскорбительный тон, Алёна.
– Пропал! И он и Татьяна. Погубили – таки, сволочи!
– Ну-ну, сестрёнка, не надо паниковать. Тут вот какая история, – устроился рядом с Алёной парень. – Меня, кстати, Николаем зовут. – Это моя сестра Тонька.
– Про вас, Тоня, Максим мне немного рассказывал.
– Это он мне надпись на небе мне написал!
– Написал на небе?
– Значит, не рассказывал. Ладно, потом. А пока…
– Давай я, Тонь, – перебил её брат. – В общем, мы… считаем себя его друзьями.
И знали о его проблеме. Он искал вас. Но и другими проблемами, не своими, тоже занимался… Потом наши друзья рассказали, как он спас их… а, он наверное, сам рассказывал, нет? Ну, о спецназе. Нет? Только, что там был? Ладно, неважно сейчас. Когда он показал нашему другу Холере свой прежний фейс, мы поняли – нашёл он вас. Потом спецназовцы узнали, где он. Но когда мы приехали, его там не оказалось. А потом показали один клип этой… как её… так там Макс в новом фейсе исцеляет, а она в это время поёт.
"Я за тебя молюсь,
Я за тебя боюсь,
И слышу я, мой бог Твой каждый вздох!" – зло пропела Антонина. -" Мой бог", каково!
– Но это старая песня! Её ещё Вайкуле пела! – машинально отметила Алёна. – Наверное, она…
– С ним переспала! – фыркнула Антонина.
– Ай, ну это уже сплетня! – тут же окрысилась Алёна.
– Сплетня? Эти звёзды ещё те сучки. К каждому великому в постель норовят забраться. Да и она не очень-то скрывала. " Эту песню я посвящаю своему милому любимому незнакомцу, а?" – передразнила девушка предисловие к песне Валентины.
Вот я и говорю – залезла она к нему в кровать! Сучка! Я ей чуть всю гриву не повыдирала. Хорошо, вон, хоть Николя и её команда оттянули. Но неважно. Его надо выручать.
– Но Максим…, – улыбнулась Алёна.
– Да, как непотопляемый авианосец, – согласился Николай. – Но на этот раз что-то не так. Мы поузнавали кое-что. Его как-то… нейтрализовали, что-ли. Мы приблизительно знаем, где они, то есть, он с Татьяной, но руки коротки. А твоих братиков устроим, лучше не придумаешь.
– А что за Татьяна? Почему и она…?
– Он с Таней как бы поделился своим даром. Мы… она начала в монастыре потихоньку… А недавно пропала.
– В общем, приняли её за тебя, – подвела итог Тоня. – А теперь нам надо двигаться, выручать обоих.
– А брательников – к нам в церковь. Там уже и интернат открыт. Плохому не научат.
– Нас не спросили, – пробурчал подошедший старший из братьев. – А может, нам и здесь хорошо. Ещё бы Ведьму убрать…
– Что ещё за ведьма? Почему раньше не говорил? – насторожилась Алёна.
– Да есть такая. Клавдия Петровна. Злая и хитрая. И бьёт так, чтобы следов не оставалось.
– Бьёт?!! Ты мне её сейчас покажешь! – вскипела Алёна.
– Только ради Бога без базара! – попросил Николай. – Нам надо срочно улетать.
– Никаких базаров, – мрачно пообещала Алена. Умастившись в ожидающее такси вся команда направилась к детскому дому.
На своё лихо, Ведьма была сегодня на дежурстве. С годами оставшаяся старой девой, высохшая и обозлённая на весь мир карга. Каким же надо быть уродом самому начальнику, чтобы принимать на работу и допускать к детям вот таких? Не догадываясь о надвигающейся расправе, Клавдия Петровна встретила детей, поджав сухие губы.
– Дети, идите к себе, – официально заявила воспитательница.
– Мы попрощаемся, – попросила Алёна, прижимая к себе пригорюнившихся вдруг братиков.
– Ну, ну, ну, – шептала она, осыпая поцелуями уже солёные от слёз родные мордочки. – Потерпите. Я вот смотаюсь, помогу… слышали ведь… и сразу вернусь.
И обязательно заберу вас. Или вот что… Вы видели того толстого дядьку. Ему можно верить. Он сегодня – завтра вас заберёт и всё будет хорошо. Так надо.
Ребята, соглашаясь, молча кивали головами и тыкались к сестричке с неумелыми поцелуями. Так, не разжимая объятий, они неловко подошли к двери в раздевалку.
– Ну, идите, миленькие мои. Я скоро…, – отпустила наконец, детей Алена.
– Вам не следовало обещать того, что не сделаете, – очень не вовремя встряла Ведьма.
– Зато я сделаю то, чего не обещала. Ну? – взглянула она в бледно – серые подслеповатые глаза. Вспомнив рассказы Максима, спросила, несколько переиначив:
"Чего боишься"?
В машине Алена долго крепилась, но затем вдруг разом разрыдалась.
– Да ладно тебе, да что ты? – осторожно дотронулась до её плеча Антонина, – всё нормально будет с братишками твоими. Старший вон, уже кавалер. Вот вызволим Максима, я твоего с девчатами соседскими познакомлю. Вот увидишь…
– Нет! – прошептала, давясь слезами Алёна.
– Ну, не хочешь, устроим вон, как Николай предлагает. Да брось ты реветь! Для Седой это совсем как-то…
– Я не о том… Я… просто их уже не увижу…- плакала дальше девушка.
– Ещё чего! Ты и…
– Я просто… знаю… Тонь, вы с Николаем обещали… Я… обеспечу… Они не в чём…, – она опять разрыдалась, позволяя Антонине утешающе гладить её по голове.
– Мы обязательно потом вернёмся и всё сделаем, – твёрдо подтвердил Николай. Кто "мы" – он не уточнял, но было понятно – с Алёной, без неё, но детей так не оставят.
– А что ты сделала с Ведьмой? Убила? – поинтересовалась Антонина.
– Да нет. Оказывается, она больше всего боится укуса змеи. А любит до безумия котов. У неё дома их восемь.
– Ну и?
– Теперь коты для неё стали змеями, а дети – котами.
– Это что же, она теперь будет с визгом шарахаться от каждой кошки, а детям на улице колбаски отламывать? Плачет по ней дурдом! – решил Николай.
– Зато она никогда не ударит ребёнка! А кошка от неё любая убежит! Она уже старая! – защищала своё решение Алёна. И вы сами сказали " без базаров".
– А не сказал бы – убила бы?
– Нет… наверное нет. Я не злая вообще-то. Находит порой, но… только по делу.
Они уже примчались в аэропорт. Вопросы с билетами и контролем Алёна разрешила походя, взглянув нескольким сотрудникам в глаза.
– Лафа! – восхищался Николай. – Как для ВИП – зелёный коридор! Милая фея, может, завалим в бизнес – класс? Полёт-то долгий!
– Опять базар, Коль? Мало того, что зайцами, так ещё и роскошь тебе подавай! – возмутилась сестра.
– Я и заплатить могу! Но почему бы разок на халяву…
Полёт прошёл без происшествий.
– Теперь на нашу явку. Там ждут!
– Нет! – отрезала Алена. – В казино!
– Девушка, да ты с ума сошла! Сейчас? В казино?
– Я должна обеспечить братишек. Это ненадолго. Мы только с вами – попросила она на Николая.
В казино, действительно, долго не задержались. Трижды поставив на зеро, Николай получил выигрыш, и они вернулись в такси доброй сотней тысяч евро. Правда, ещё у самого выхода Алене пришлось скрутить в бараний рог двух держиморд, пытавшихся под каким-то предлогом их остановить. Да ещё уже в дороге полыхнуть огнём по седокам привязавшегося за ними джипа – уж очень не хотелось владельцам рулетки вот так, походя, отдавать свои кровные.
– Это возьмите себе. Вы обещали о них позаботится, – оттолкнула Алёна протянутый Николаем выигрыш.
– Но я… куда их я? – растерялась Антонина.
– Придумаете что-нибудь.
"Явкой" оказалась обычная квартира в обычном доме. Только страшно прокуренная.
Дымил Холера, дымил генерал Анатолий, порой присоединялась и Синичка.
– Ну, слава Богу, явились! – поприветствовала прибывших последняя.
– Да, здравствуйте. Вы, наверняка Си… Максим мне рассказывал о вас. И о вас тоже – осторожно пожала она протянутые руки мужчинам.
– О тебе, девонька, мы тоже ох как наслышаны. И не только от Макса. Вот ты какая,
"Седая – гроза криминала" – улыбнулся Анатолий. Это именно он вышел на поп-диву.
И она рассказала много интересного о той последней ночи. Даже, как от отчаяния, стучал кулаками юноша по стене, как до костей обуглил руки о провода, как всё-таки спас всех этих несчастных. Пока девушки вслед за певицей утирали слёзы, Холера уцепился за одну из фраз " А… утром…ему вдруг стало плохо… Я даже испугалась… но оказалось, – это он так беду почувствовал. Тут же примчался главврач, сказал, что звонили, что сейчас привезут женщин с аварии, и что участие Макса в спасении согласовано с центром".
Холера и два спецназовца взяли главврача в оборот. Они не владели способностями Максима, но спрашивать умели. Вскоре тот подтвердил, что участие странного юноши, да даже этой парочки, было санкционировано на самом высоком уровне. Не знает кем именно, расспрашивать постеснялся, но связь была "по тому телефону". А вот номер скорой, на которой потом целителя увезли, он запомнил. И пройдя по цепочке, правда, несколько раз почти обрывавшейся, они нашли это место. И всё. Дальше руки были коротки. Дальше – дело Алёны.
– Не представляю, как они могли его… – удивилась Алена. – И почему тогда меня…
– Они отвезли Макса в институт криогенных технологий, – пояснила тележурналистка.
Это – сверхнизкие температуры. Заморозили. А сейчас он ещё и глубоко под землёй.
Там же и Татьяна… бедная сестрёнка! – всхлипнула вдруг телеведущая. – Этот командный пункт где-то метров на шестьдесят под землёй. Энергия не проникает, понимаешь? А без подзарядки, я видела… Удивляюсь, почему в Кольскую скважину его не загрузили. А тебя… Времени у него, наверное, не было?
– Он просто меня боится. И нового обмана не придумал. Он – дурак и только вот такую дурочку провести и смог, – жёстко ответила Алена. – А теперь думал заложников взять. Ладно, поехали, покажете, где этот пункт.
Это было ничем не отличающееся от других здание. Этакая скромная девятиэтажка прошлого века. С надписью НИИ и нечитаемой аббревиатурой. Алёна предложила ждать в машине, посоветовала подготовить для Максима одежду и вдруг ушла в асфальт автостоянки, оставив возле автомобиля своё одеяние.
– Да-а, к таким фокусам привыкается не сразу, – помотал головой генерал. Но никто эту мысль не развил. Антонина собрала одежду. Разместившись в двух машинах, Максимовы друзья замолчали в напряжённом ожидании. Алена зря беспокоилась – о проблемах с одеждой все уже были наслышаны и запаслись заранее.
Боясь заблудиться и потерять время, Алена опустилась на солидную глубину и пошла строго в заданном направлении. Пришлось пересечь эскалатор, где какая-то истеричка завизжала, увидев вышедшую из стены голую девушку. Какой-то охламон отреагировал восхищённым "уау", когда она уже вошла в противоположную стену. Ну, мужики! Одно на уме! Откуда и куда – неважно, важно только – что. Девушка мысленно покраснела и погрузилась ещё ниже. Здесь уже царили мрак и сырость. Но ничего, терпеть недолго. Вот и серая стена бетона. Алёна потихоньку выглянула. В принципе, и сквозь бетон смотрелось так же просто, как и сквозь плотные пласты земли, но привычка оставалась привычкой – надо было выглянуть. Тёмные пустые комнаты. Строили солидно – на случай ядерной войны. Затем в её вероятности разуверились и вот – всё в запустении. Нет, в столице, наверное, функционирует и такой подземный ЗКП. А здесь… Вообще всё вырублено. Так… где искать? На самом нижнем? Значит, ещё вниз. Девушка решила "просачиваться" в здании – уж очень неуютно было в сырых глубинах земли. А затем, определив, что ниже, под бетоном – опять же земля, поняла – последний уровень. И где здесь что искать?
Может, по его мыслям? Алена остановилась, сосредоточилась. И уверенно рванулась на слабенькие, словно гаснущие искорки от костра, всплески боли. Или гнева?
В своё время не то "Дискавери", не то "Анимал" показал жуткие для Алены кадры.
Львы завалили слонёнка, точнее, слоника, пытались разгрызть его кожу. А тот, полумёртвый, ещё вздрагивал при каждом укусе, отпугивая этим беспощадных врагов.
Как тогда плакала впечатлительная девочка! Как ненавидела жестоких хищников! Как хотела бы помочь несчастной жертве! Сейчас она могла помочь. Максим, погружённый в холод и тьму, какими-то свинцовыми плитами отгороженный от невидимого излучения, только вздрагивал гневом и болью, на секунду отпугивая чёрную нечисть.
" Умммну!" – повизгивали те, отхватывая какие-то кусочки… хорошо бы тела. Того, кружева что он называл "полевой сущностью", что ли? Ну, неважно. Некогда вспоминать. Одним ударом девушка уничтожила порождение тьмы и, не обращая внимания на чьи-то зловещие завывания, коснулась своими лучами узника. Секунда, другая, третья…
– Быстро отсюда!
Он уже стоял рядом. Ну, эта, полевая сущность. Да хоть какая! Алёна кинулась к нему и обхватила в воображаемых объятиях.
– Прости. Дура я дура…
– Да ладно тебе. Спасибо, спасла. На кусочки бы растащили, твари. Нет, но додуматься же, а?
– А как это всё…?
– Наверх! К солнцу, к любому проводу или розетке!
– Тут метро недалеко.
– Веди, моя милая спасительница!
Такое обращение было слегка напыщенно, но приятно.
В тоннеле метро юноша нашёл высоковольтный кабель и прильнул к нему.
– Рекомендую! – оторвался он, наконец, от источника энергии.
– Ещё чего! – содрогнулась Алёна, вспомнив свои "электрические опыты".
– Да не бойся. Это, когда через тело надо передавать, больно. А так…, ну, будто… будто… шампанское пьёшь.
– Не люблю шампанского, – возразила девушка, опасливо потянувшись, тем не менее, к кабелю.
