" Значит, вход замуровали уже после войны? Или он грохнулся сюда идя с той стороны? Интересно грохнулся – конечности в разные углы разбросаны. Или потом крысы растащили?" – догадывался Макс, передвигаясь вдоль коварного хода. За плитой – тот же тоннель, ещё несколько шагов – и небольшое – ну, два на два максимум, помещение. Раскрытый сундук. И три раскрытых, валяющихся на каменном полу ларца. На тёмно-красном бархате одного из них – явная вмятина от креста.
      Его креста! Второй, продолговатый… ну тут и догадываться теперь не надо.
      Третий – явно от какого-то кольца. Или перстня? Но чьё? Кто и когда? Максим заглянул в сундук, вытащил со дня здоровенную книжищу. Старинная. С пожелтевшими страницами, поблекшими рукописными текстами. Не прочесть, так хоть запомнить.
      Юноша присел, аккуратно переворачивая страницы старинного фолианта. Машинально взглянул на пол. Присмотрелся. На плите, уже покрытые пылью, но меньшим слоем, выделялись следы – вероятно сапог эсэса. Медленно перелистав книгу и помотав головой, загоняя бесполезную пока информацию в дальние углы сознания, Макс направился дальше. Из потайной комнаты ход вёл в ещё одну сокровищницу, правда с нишами поменьше. Судя по золотым кубкам и чашам – церковную. И не разграбленную.
      А дальше – ещё одно перекрытие – и ступеньки наверх. И опять – завал. Пройдя по длинному – метров в пятьсот загруженному тяжёлой – с большим количеством камней замлёй коридору, исследователь поднялся к мощному фундаменту и люку в нём.
      Дальше был какой-то обширный подвал. Услышав сверху звуки органа, Максим понял – костёл.
      Он был необычно красив, костёл в их городе. По-своему компактный и пропорциональный, он не давил на душу, а словно приподнимал её, подталкивал вверх, к Богу. И ещё в нём был знаменитый орган. Говорят, настолько знаменитый, что немцы просили продать. Дикие деньги обещали. Но для этого надо было бы расширять вход – то есть что-то ломать. На это не согласились. Святыня. Во время войны всё вокруг рвалось, всё в развалинах лежало (вот откуда и завал!), а костёл остался нетронутым. Да, и, конечно, ходили смутные слухи о несметных сокровищах и каких-то тайнах. Ты видишь, как получилось-то? И ловушки, и приманки с двух сторон из злата-серебра, а главное, сокровенное, всё равно не уберегли. Кто-то умыкнул. Ну почему "кто-то?" Наверняка этот эсэс. Но почему он попёрся сюда, в эту сторону? Может, тот вход завалило? Вот такая случайность?
      Или последняя реакция на этот "несанкционированный доступ"? Хотя, размышлял Максим, возвращаясь, могли и не обрушивать так вход. Может, одна из плит просто потом не открывалась. Без какого ещё одного рычага. Только вот эта – ведущая в ловушку. Вот он и… А сокровища вытянули уже теперь. Может, и не зная им цены.
      Преодолев свою неприязнь к покойникам, юноша спустился в западню. Осмотрел остатки зловещей формы. В нагрудном кармане лежало что – то типа удостоверения.
      Не понимая немецкого, Максим только запомнил всё написанное. На всякий случай.
      Ещё раз посмотрел на разбросанные кости. Не-е-ет, не крысы. Руки – ноги, вон, с рукавами и штанинами оторваны. И в кисти вон, вальтер зажат. Совсем проржавел. А на пальце… поморщившись от брезгливости, Макс снял с костяшки массивный перстень. Повертел в руках. И тот внезапно блеснул ярко – голубой вспышкой в странном свете странного зрения юноши. Озадаченно покачав головой, Максим надел находку на указательный палец. И тут же раздался вой. Тот самый. Злобный.
      Зловещий. Переходящий при приближении в низкое рычание. И, словно осенним вечером, начал погружаться в потёмки и без того тёмный подземный мир. А оттуда – со стороны воя, нет – уже рыка вырвались очумелая мерзкая живность – крысы и почему-то скручивающиеся в гадкие комки черви. Волна этого животного ужаса прокатилась мимо Макса и рванула куда-то в свои схованки.
      – Тьма? Ну давай, иди сюда! – закричал Максим. – Это тебе не эсэса и не Хому растерзать. Ну! Иди сюда, тварь!
      Это был ещё тот удар! Даже вспыхнувший крест смог смягчить его только отчасти.
      "Вставай, вставай и бери мои силы!" – казалось, зашептало оставшееся на руке ожерелье.
      " И бей, давай же, бей! Ты же знаешь, как!" – вторил ему найденный перстень.
      А крест молчал, видимо, приходя в себя от удара злой силы.
      Максим, застонав, поднялся с холодных камней. Тяжело, до позывов рвоты, закашлялся. Вытер слёзы. Сгруппировался, ожидая нового удара. И когда новая волна зла обрушилась на него, полыхнул куда-то в её глубь всей силой своей ненависти. И ведь достал же! А на страшный, тут же раздавшийся вой, ответил своим криком. Ещё один удар врага, вновь вспышка креста и – яростный ответ. На два последующих удара Максим не отвечал – терпел и концентрировал силы. И когда уже раздался низкий торжествующий хохот – ударил. Точнее – выплеснул, словно огнемётом. А перстень уже направил, куда следует. И схватка закончилась. Макс не видел, лишь почувствовал, что посланец зла пытается… ну, уползти что ли? И полыхнул в невидимого врага ещё раз. И ещё. И ещё – в уже съежившееся подвывающее пространство. Потом – в чёрный клубок, потом – в точку. И хлестал, хлестал своими гневом и ненавистью до её исчезновения. А затем сидел, мелко дрожа и собираясь с силами. Да и с мыслями тоже. Это – Тьма? Вряд ли. Чтобы я её вот так просто? Хм, просто. Если бы не эта триада… Да и сам я не простой.
      Ладно. Тьма, не Тьма, но получила. Нет, видимо, какая-то тварюка, типа тех гиен.
      Но в любом случае именно вот она растерзала и эсэса и незадачливого предыдущего хозяина этого креста. Как Хома нарвался? Ещё и за перстнем полез? И как вообще этот крест вытащили при таком-то страже? Может, он, как щит был? Эсэсу этому он просто крестик, а, следующий – сразу на себя одел. Этим и спасся? Может быть.
      Ладно. Потом. Надо идти дальше. И всё равно, посмотреть и на содержимое более земных сокровищниц.
      Ну, в средневековых сундуках всё было попроще – много серебра (даже в слитках) и лишь в одном – золотые монеты. Интересно, что вверху – решил подняться Максим.
      Глубина потайного хранилища оказалась довольно солидной. И находилось оно в том же парке – сейчас Макс выглядывал из мусора, оставшегося на месте давно сгоревшего "летнего театра". Сориентировавшись, он вновь опустился вниз и к месту старта возвращался по уже разведанному подземелью. Идти просто над поверхностью земли было неприятно – гигантские корни старинных деревьев напоминали многоруких кракенов, возле которых извивалась довольно обильная здесь подземная жизнь.
      Выбравшись на свет, Максим глубоко вздохнул прохладный осенний воздух. Нет, человек всё же создан для света! Затем юноша позвонил Николаю, и уже через десять минут одевался.
      – Ну и как? Результативно? – интересовался напарник.
      – Да, удачно. Но пойдём отсюда пока.
      – Там в ресторане всё заказано. Слушай, ты специально меня туда направил?
      – В каком смысле?
      – Ну, я мельком слышал. А сейчас там пусто, до вечера, вот официант и рассказал.
      Как здесь этих отморозков отравили. Очень живописно рассказывает.
      – Поехали отсюда, – тормознул вдруг Максим.
      – Да ты не бойся, чудак. Если не хочешь, он и не будет.
      – Нет, поехали. Дела есть.
      – Ну так пойдём, я рассчитаюсь. Пропал обед!
      – Так ты пообедай, я пройдусь кое- куда.
      – Но без обид? Понимаешь, и кухня у них очень даже ничего…
      – Хорошо – хорошо. Если минут через сорок?
      – Ну, конечно справлюсь.
      Максим скорым шагом направился к музею. Благо, всё здесь было недалеко. Знакомый ему с раннего детства краеведческий музей влачил сегодня жалкое существование.
      Основные средства были угроханы с переоформление музея Ленина в музей знаменитого земляка. А этот… Старое, политизированное уже выкинули, новое, тоже политизированное, ещё не установили. Правда, кость мамонта всё ещё лежала на запыленной полке. Интересующих Макса разделов военного времени уже не было.
      Но дремлющая смотрительница оказалась славной старушкой, а за небольшую сумму охотно поделилась своими обширными знаниями.
      – Это не к нам, – улыбнулась она, услышав интересующую Максима фамилию.
      Гауптштурмбанфюрер СС. Прославился… нет, не расстрелами. "Историческими изысканиями". В принципе, разграбил весь наш край. Всё, что представляло историческую ценность. А потом пропал. Он был не палач, а грабитель. Поэтому и искали его более тщательно – чтобы вернуть награбленное. Много что говорили. И писали. Вроде бы видели после войны где – то в пампасах. Не знаю… Но думается мне, что нашёл он конец свой где-то здесь. Да нет, партизаны и всякие там диверсанты больше в других постреливали, позначительней, чтобы шуму побольше. А этот… Но вот с церковью задрался зря. На православные никто и не смотрел – грабили и жгли без размышления. А вот католическую… Он прямой запрет имел – если знаете, их фюрер был с ватиканом в очень неплохих отношениях. А наш искусствовед на свой страх и риск лез. До чего – то докапывался. В его бытность и наш ксёнз пропал. Уже ближе к концу оккупации. Потом нашли, закатованного. На партизан списали. А потом и этот деятель пропал. Ну кому тогда какое дело было?
      Думали, вместе с остальными дёру дал. Или попал к кому под горячую руку. Да и кому думать было? Это уже потом, когда о реституции культурных ценностей заговорили, когда оказалось, что наш гауптман ни кем-нибудь, а лично Гиммлером назначен… Но всё равно, где он, что с ним – всё покрыто мраком. А чего он вас заинтересовал, молодой человек?
      – Да не так он, как… Вот вы сказали, что-то он хотел из костёла? Не знаете, что?
      – Э, молодой человек, наш костёл – хранилище ещё тех тайн. Но ключа от этого хранилища теперь нет. Насколько я знаю, все эти секреты передавались от одного ксендза к другому изустно. И последним был этот самый. Замученный. Может, ещё Папа Римский что знает. Или кто возле него. У нас – не докопаетесь.
      Поблагодарив старушку и щедро расплатившись, Максим направился к автомашине.
      – Сможешь тихонько выкопать здесь явку глубиной метров в десять? – поинтересовался он у Николая, когда они возвращались на курорт.
      – А что, есть? – выдохнул тот. – И много? И даже вот такое – показал он взглядом на перстень Максима.
      – Думаю, на своей тачке не увезёшь. Даже положенную долю.
      – Какую это ещё долю? Кому? В закрома? В бюджет? – тут же начал делить шкуру неубитого медведя брат Антонины. – Я лучше со здешними договорюсь. Всё дешевле обойдётся. Ты только место покажи. А этот перстенёк…
      – Нет, Коль. Это – особая песня, – залюбовался находкой её новый владелец. – Но злата – серебра там…
      На ужин Максима всё же уговорили пойти в курортный ресторан. Народу было мало и поэтому все пристально начали рассматривать Максима. Не желая портить другим аппетита, наша компания заняла отдельную кабинку. Хороший заказ тут же расположил к ним официанта. Но когда ребята принялись за десерт, он же, наклонившись прошептал: "Рассчитывайтесь и уходите".
      – Ещё чего! – реванул, было, Николай, но гарсон приложил руку к губам.
      – Тем… не понравились вы, но понравилась ваша машина, – вновь прошептал он, а на повышенных тонах добавил: Не верите, пересчитайте сами!
      – Это – страшные люди. За столом – не все. Но уже вызвали, скоро будут.
      – Спасибо, мужик, – поблагодарил Николай, щедро расплачиваясь за обслуживание и информацию.
      – Ну что скажешь? – поинтересовался он у Максима.
      – Думаю, девчат надо отправить. Не их дела. Да и тебе… на всякий случай…
      – Ещё чего!!!
      – Ну, хорошо. Девочки, будто в туалет, потом в номер и сидеть тихо.
      – Мы остаёмся, – переглянувшись, в один голос ответили девушки.
      Продолжить спор не удалось. В кабинку заглянула нахальная щербатая ряха.
      – Мужики, как бы с вашими девками потанцевать?
      – Наши девушки не танцуют, – сухо ответил Николай.
      – Да ну? Такие ципы, и не танцуют? Хлопцы! Тут у нас пару монашек! – нарывался на скандал щербатый. – Во, слыхали? Общество хочет лицезреть.
      – Выйди отсюда, – всё ещё сдерживался Николай.
      – Вась, меня прогоняют, – заныл щербатый.
      Но интермедия закончилась быстро. В кабинку ворвались видимо только приехавшие хмурые личности – по одному на каждого. Без разговоров приставив ножи к горлу, они на мгновенье застыли, давая прочувствовать весомость их аргументов.
      – Кто вякнет или взвизгнет – тут же проткнём. Тихо вниз. Разговор есть, – заявил, видимо, главарь, тыкая ножом в шею Николаю. Конечно, и обе девушки, и Тонин брат верили в возможности Максима. Видели, убедились. Но в возможности целительства.
      А здесь… Даже если потом и вылечит, но сейчас… Бледные, на ватных ногах они вышли их кабинки.
      – Туда, – указал тот же мрачный главарь на чёрный ход. Максима поразило, что бандиты даже не убирали своих ножей. Компания сидела за своим же столиком, не обращая на них внимания (алиби?) и только щербатый осуждающе покачал головой, типа " не надо было обижать". По лестнице, через кухню, где тоже никто якобы не заметил ничего странного, – на улицу, затем – в приктнутый к выходу микроавтобус.
      – Но мы можем узнать, куда и зачем? – подал голос Николай.
      – Скоро узнаешь.
      Максим рассматривал бандитов. Шестеро с водилой. Откуда, ну откуда берутся вот эти отморозки? Нет, внешне… хотя и внешне. Всё те же вязанные шапки с выступающими оттуда челюстями. Холодные равнодушные глаза. Вот только у вон того, справа, когда на девчат косится, глаза разгораются. Потешишься, как же. А девчата молодцы. Держаться. Татьяна в себя ушла, молится, наверное, а Тонька…
      – Да убери эту железку! – оттолкнула она от себя нож. – Что, боишься, шпанюк?
      Тычешь и тычешь.
      – Да я тебя…- оскалился тот.
      – Остынь. Девка права. Никуда она не денется, – согласился главарь. Но от горла Николая свой нож не убрал.
      Ехали быстро и недолго. Окаймлённая огромными елями поляна выходила на озеро.
      Сейчас оно начинало покрываться рваными хлопьями тумана, но Максим его узнал.
      Как оно? Типа карстового. Бездонное.
      – Документы – протянул мрачный руку к Николаю.
      – Что?
      – Документы на машину, ключи.
      – Нет!!!
      – Мои хлопцы умеют убеждать. Это вон сестрица твоя? Похожа. Штык, она тебя в автобусе обидела? Начинай.
      – Не лезь ко мне тварь!
      – Держи, – протянул Николай требуемое.
      – Вот так. А теперь все четверо – вон туда.
      – Дан, я эту…
      – Некогда.
      Их оттолкнули в сторону берега и главарь со Штыком достали автоматы.
      Всё, их время вышло. Через мгновенье пятеро корчились, захлёбываясь в бурлящей в них боли, а Дан – главарь сидел на земле, с изумлением разглядывая онемевший конечности. Водитель остался в автобусе и участи подельников пока не разделил.
      – Ну, наконец-то, – вздохнул Николай. – Что-то ты слегка заволокитил решение этого вопроса. Ты смотри! – поднял он валяющийся возле Штыка автомат. "Узи", что ли? Нет, поновее. Хороша игрушка. Ну, девчата, всё нормально, – начинал он тормошить всё ещё неподвижно стоявших девушек. Первой пришла в себя Тоня. Она подскочила к лежащему Штыку и с криком "Мразь" изо всей силы заехала тому ногой куда-то в бок. Затем присмотрелась. Присела, заглянула в лицо.
      – Что с ним… С ними? – испуганно спросила она у Максима, увидев перекошенное ужасом и болью лицо.
      – Искупают грехи, – хмуро ответил Максим, поворачиваясь к Дану.
      – Кто послал? – поинтересовался он.
      – Да пошёл ты, – выругался ещё не всё понявший главарь.
      – Кто послал? – повторил Максим. По продолжительному стону стало ясно, что вопрос Максим подкрепил неким болевым аргументом.
      – Ясень.
      – Красивое имя. Где он сейчас?
      – Ждёт там же за столом. Ты же видел. Бородатый.
      – Кто он?
      – Да пошёл ты… А-а-ммм.
      – Максим, прекрати сейчас же! – метнулась вдруг к нему Татьяна. – Ты же… как ты можешь! Его… и… и тех…
      – Да ты понимаешь, что они собирались сделать? Ты что, спала? Вот видишь – верёвки, блоки. Вон лодка. Мы бы все уже были там. Там!!! На дне! И ты!!! И Тонька!!! Ты это понимаешь!
      – Я понимаю, Максим, но это они! А это – ты!
      – Не понимаешь! Сколько там уже? Ну, сколько? Быстро, мразь! – хлестнул он болью
 

главаря.

Глава 27